Сумасшедшая принцесса Устименко Татьяна
Мои друзья продолжали в нерешительности прохаживаться по двору Храма.
— Что делать-то будем? — в тон священнику, спросил Огвур.
— Ты знаешь что, забирай-ка с собой этого трусливого кабана — и обыскивайте все подвалы и подземелья. Людей, дворян привлеките. Объявляйте горожанам, что принцесса вернулась, а принца нужно найти как можно скорее, — решила я.
— Но Ринецея и Ужас… — торопливо начал Генрих. — Я не отпущу тебя к ним одну!
— Отпустишь, еще как отпустишь, — поспешила заверить я его и, пользуясь преимуществом своего положения, так пихнула толстяка священника, что он кубарем покатился вниз по ступеням, а затем резко захлопнула ворота Храма и заложила их изнутри массивным засовом. Снаружи по створкам незамедлительно застучали в десяток кулаков, но ворота держали крепко.
— Как говорит мой друг Огвур, так оно надежнее будет! — довольно пробурчала я себе под нос и, вынув из ножен Нурилон, осторожно двинулась через полутемное прохладное помещение.
Храм как Храм, ничего особенного, чем-то похож на часовню замка Брен. Только крупнее раз в двадцать и богаче во столько же раз. В золотых потолочных пластинах прорезаны ажурные отверстия, забранные хрусталем. От этого солнечные лучи, попадающие во внутренние покои, необычным образом искажаются, придавая всему вокруг таинственный, нереальный вид. Пылинки, кажущиеся золотыми, танцуют в столбе света на главном алтаре. Статуи Аолы и ее братьев, хитроумно поставленные на границе освещенного участка, плавают в полутенях. И непонятно — то ли они живые, то ли просто мраморные. Толково придумано. Наверно, убойно действует на наивных прихожан, собирающихся на торжественные молебны. Я обошла вокруг статуй и, не удержавшись, бесцеремонно потыкала кончиком меча каменных двойников своих злополучных родственников. Аола наблюдала за мной со снисходительным спокойствием, отстраненная улыбка не сходила с каменных губ. Глаза богини, искусно инкрустированные большими изумрудами, неотступно следили за всеми моими перемещениями. Или это было всего лишь заслугой умелого скульптора? Мучаясь пробудившимися в душе сомнениями, я вынула из кармана неразлучное Зеркало истинного облика и сравнила свое отражение с чертами мраморной богини. Гоблин знает что получилось — практически идентичное лицо, ну, прямо один к одному. А если еще учесть рыжие волосы и зеленые глаза… Недаром бабушка Смерть говорила, что она и Аола — родные сестры! Вот они — законы наследственности — в действии. Я убрала зеркало обратно в карман и немного похулиганила — показала богине язык. В ответ Аола насмешливо подмигнула изумрудным глазом. От неожиданности я икнула. Да нет, не может такого произойти, это мне померещилось, — вон свет какой обманчивый. Он и творит подобные чудеса, выгодные священникам. Я вышла из комнаты и побрела по длинному коридору, пинком ноги отворяя все встречные двери. За первой дверью обнаружилась небольшая комнатушка, вся заставленная букетами свежих роз, благоухающих божественно. За второй — что-то вроде ризницы, заполненной кувшинчиками ароматических масел и парадными одеждами священников. А вот за третьей меня ожидала широкая кровать, заваленная мягкими подушками. Поверх подушек, как ни в чем не бывало, крепко спал принц Ужас.
Я на цыпочках подошла к кровати, не выпуская из рук обнаженного меча. Братец и не думал просыпаться. То ли его раны оказались настолько тяжелы, то ли принца совершенно не беспокоило его недалекое будущее. Ничто так не обезоруживает бойца, как спокойствие, а тем более — пренебрежение со стороны противника. Я хмыкнула, не глядя, отработанным движением бросила Нурилон за спину, обратно в ножны, а потом нагло улеглась рядом с раненым, положив руки под голову и вытянув ноги в грязных сапогах на шелковые покрывала. Тишина убаюкивала, запах целебных масел от повязок принца, витающий в воздухе, — навевал сон. Еще чуть-чуть, и я бы со спокойной совестью уснула крепче сводного братца. Ибо если даже его запятнанная совесть не вызывала стойкой бессонницы у своего хозяина, то уж моя-то и подавно располагала к полноценному полуденному отдыху. Но неожиданно принц пошевелился. Всю мою сонливость тут же как рукой сняло. На круглом лице Ужаса, и правда изрядно обожженном и перевязанном мягкими бинтами, прорезался кривой рот, полный острых зубов. Принц потянулся и от души зевнул. Я отпрянула на край ложа и скривилась, пытаясь ладонью отогнать омерзительный запах, вырвавшийся из открывшейся пасти — запах полуразложившихся трупов. Почувствовав посторонние движения, Ужас создал узкий, пронзительно желтый глаз — и окинул меня мутным взглядом.
— Зачем пришла? — недовольно буркнул он в своей обычной немногословной манере. Бинты, украшавшие обезображенное лицо, нимало не способствовали улучшению и без того неразборчивой дикции.
Я, честно говоря, сильно озадачилась.
— Ну, — отвлеченно начала я, решив проявить вежливость и повременить с угрозами, — хочется брата найти, да и на Ринецею посмотреть не мешало бы. А то воюю сама не знаю против кого.
Видимо, для лучшего обозрения моей нахальной персоны принц вылепил второй глаз, который получился еще непригляднее первого, уставился на меня и грубо захохотал:
— Глупая! Зачем тебе брат? Он — соперник!
Может быть, братец Ужас и не отличается особым красноречием, но в проницательности ему явно не откажешь. Я задумалась.
— Хороший вопрос, своевременный. Видишь ли, я не питаю склонности к управлению государством, поэтому не вижу в Ульрихе соперника — и без лишней демагогии готова уступить ему и трон, и королевский титул.
— А что для себя? — недоверчиво склонив голову набок, поинтересовался Ужас.
— Мир в душе, любящая семья!
— Мир, — осклабился братец. — Нет мира. Нет плохих поступков, все относительно.
Доводы оказались здравыми, пришлось с ними согласиться.
— Возможно, ты прав. Мы всегда подходим к деяниям других людей со своими мерками, своими критериями. Вы с Ринецеей воспринимаетесь мной, как плохие. Но, вполне вероятно, вы, в свою очередь, считаете плохой — меня!
— Верно! — заверил меня принц. — Люди плохие, жадные, ты — плохая. У вас много всего — земли, пищи. У демонов — мало. Им негде жить, у них всегда война. А вы — не хотите делиться.
— Но вы и не пытались решить свои проблемы мирным путем, не пытались договориться с нами, — возмутилась я. — Просто пришли, как захватчики, да еще питаетесь человечиной! Почему?
— А ты разговариваешь с оленями, на которых охотишься? — выдал откровение принц.
Я пожала плечами:
— Тогда это война на истребление!
Принц рассматривал меня, как деликатесную колбасу:
— Ты надеешься победить?
— Конечно, — решила я выложить козыри. — Я узнала, что существует легенда, согласно которой тебя может убить существо, несущее в себе кровь трех рас!
— Не слышал о такой! — насмешливо признался братец.
— То есть как? — опешила я.
— А вот так. — Ужас наслаждался моей растерянностью. — Меня нельзя убить!
«Ох, попадется мне этот Марвин, — подумала я. — Если я вообще смогу отсюда выбраться».
— Но я могу убить тебя быстро, — щедро предложил принц.
— А как же Ульрих?
— Забудь, — глумливо посоветовал братец. — Ты его не найдешь. Ты ищешь душой, эмоциями, а надо — разумом. А такие поступки — по плечу только высшим существам.
Заносчивость принца начинала меня раздражать.
— А ты, значит, высшее существо? — ехидно допытывалась я.
Ужас кивнул.
— И Ринецея?
Второй кивок.
— И твоя сестра?
Очередной кивок.
— А как же тогда я смогла ее убить? — язвительно напомнила я.
Ужас приподнял тонкую верхнюю губу и угрожающе зарычал:
— Не упоминай имени моей любимой сестры!
— Ну, почему же? — Я нарочно продолжала злить самоуверенного брата. — Она показала себя глупой, наивной девочкой — и погибла по-дурацки!
С громким, протяжным криком горя принц прыгнул на меня. В его руке сверкнул неизвестно откуда появившийся меч стихий. Я еле успела скатиться за кровать и выхватить Нурилон. Как два голодных хищника, мы кружили вокруг разделявшего нас ложа, не сводя друг с друга настороженных глаз. Разговоры закончились.
— Ты умрешь мучительно! — пообещал Ужас.
Я решила не тратить дыхания на бессмысленный разговор. Сейчас меня интересовало только одно: кто из них врал — принц или Марвин? Что такого особенного можно противопоставить существу, способному пожирать души? И есть ли это особенное — у меня?
Устав от бесплодного ожидания ошибки с моей стороны, принц решил идти напролом. Он со всей силы рубанул мечом по кровати. Я была уверена, что клинок, пусть даже имеющий магическую суть, застрянет в прочной древесине. Но лезвие прошло сквозь твердое красное дерево как через кусок масла, разделив постель на две ровные половинки, с грохотом обрушившиеся на пол. Ужас ногой отпихнул мешающие ему обломки, наступая на меня. А потом клинок в его руках превратился в сверкающую полосу, неразличимую человеческим глазом. Такого я не видела даже на тренировках со старым Гийомом, а ведь он, по его словам, когда-то обучался у лучшего эльфийского фехтовальщика, и в итоге — превзошел своего учителя. Я отбила один удар, чудом увернулась от второго — принц с яростным воплем пропорол гобелен, прикрывавший стену, — немыслимо изогнувшись, парировала выпад, повторить который никогда бы не смогла сама. Выхватила кинжал, но его тут же выбили из моей руки. Царапина на бедре, вторая — на руке. Принц легко пробивал любую оборону, вынуждая меня отступать, защищаться, вертеться колесом, блистая отнюдь не свойственной мне акробатикой. Каждый его удар мог стать последним. Я пока еще держалась, но мне просто везло.
— А тебя хорошо учили, сестра! — прохрипел Ужас. — Но меня — лучше! Смотри, этот прием будет последним из того, что ты увидишь в жизни. От него нет спасения!
«Он действительно непревзойденный боец, — обреченно поняла я. — Потрясающий!»
Принц коротко замахнулся, необычно вращая кисть, прикрытую гардой клинка. Я даже приблизительно не могла предсказать траекторию ожидаемого удара. И я не стала защищаться. Вместо этого я вытащила из кармана Зеркало истинного облика и повернула его к брату. Принц увидел отражение своего лица, выронил меч и пронзительно, мучительно закричал. В стеклянной поверхности отразилось нечто — ужасающе омерзительное, не укладывающееся в рамки нормального, здорового рассудка. Клубки гниющих змей, перевитых спиралью мутного тумана, сизые внутренности, могильные черви и бог его знает что. Я не сдержала испуга и закричала вместе с принцем. А потом, на фоне тайников его души, в зеркале мелькнул образ высокого черноволосого мужчины, с маской на лице.
— Нет, нет, уходи! — вопил Ужас, отворачиваясь от зеркала. — Только не ты, отец. Уходи, прости меня!
Гнев и горечь переполняли мое страдающее сердце. Плохо понимая, что делаю, — я подняла Нурилон и ударила наискосок, разрубив тело брата от плеча до пояса. Поток черной крови хлынул на мраморный пол, принц упал, хрипя и закатывая глаза. Я кинулась к нему. Брат судорожно ухватился за мои руки. Его пальцы дрожали и уже почти не повиновались, язык заплетался.
— Прости меня, сестра! — мучительно выдавил он. Его мутнеющие глаза тоже молили о прощении.
Я наклонилась и поцеловала обожженный, бугристый лоб долгим, нежным поцелуем. Лицо принца просветлело.
— Покойся с миром, брат! — глотая слезы, прошептала я.
Ужас улыбался умиротворенной улыбкой умирающего:
— Ульрих, он… — шептали непослушные губы, — он в башне. В Незри…
Глаза принца остекленели. Мой брат умер. Я осторожно опустила на пол бездыханное тело.
— Покойся с миром, брат! — скорбно повторила я. — Ты оказался заложником собственной судьбы, но пытался с ней бороться. Хорошее в твоем сердце — не погибло окончательно. Я похороню тебя как члена нашей семьи и буду помнить вечно.
Черты мертвого лица потекли и начали трансформироваться. Через минуту передо мной лежал юный мальчик, с хрупким и романтическим личиком, исполненным непередаваемой прелести. Я упала на грудь убитого мною брата и зарыдала.
Глава 6
Храм, выстроенный в форме полого куба, напоминал морскую раковину, скрывающую в своей сердцевине великую тайну или бесценную жемчужину. Мраморные галереи, множество комнат, алтарей, статуй — служили всего лишь преддверием главного помещения, выполненного в виде небольшого внутреннего дворика, со всех сторон укрытого толщей священных стен. Я обошла Храм по периметру, но не встретила ни единой живой души. Прислушалась, но не уловила ни одного подозрительного звука. Меня окружали благодатная тишина, сладостная прохлада, загадочный полумрак и свежий воздух, густо напоенный ароматом цветущих растений и разлитых благовоний. Все двери были открыты, комнаты осмотрены, укромные уголки — проверены. Поколебавшись, я шагнула к серебряным створкам, ведущим в самое сердце Храма — святилище богини Аолы. Изукрашенные художественной резьбой, по преданию — выкованные самими божественными братьями, — ворота святилища являлись не только величайшим артефактом нашего мира, но и прекраснейшим произведением искусства. Я много читала о «Ладонях богини» (именно так, иносказательно и помпезно, именовались эти двери на страницах древнейшего богословского трактата эльфов), но возможности лично лицезреть врата земного обиталища Аолы удостоилась впервые. Только мудрейшие священнослужители и коронованные особы имели право прикасаться к творению великих братьев.
Правая створка изображала двух сестер — очевидно, Аолу и Смерть, которые, крепко взявшись за руки, выходили из бассейна, носившего название «Чаша жизни». На закономерный вопрос — где находилась означенная чаша и когда произошло знаменательное событие, — не могла ответить ни одна книга. Волосы Смерти, мастерски покрытые черной эмалью, напоминали крылья ночи. В руке богини угрожающе покачивалась черная роза, благоухание которой даровало легкую и скорую кончину. Локоны Аолы, выполненные из тончайших нитей красного золота, отливали пронзительным рыжим цветом. В них вплетался свет солнца, в них бурлила молодая, горячая кровь жизни. Богиня требовательно протягивала раскрытую ладонь, на которой покоился огромный изумруд. «Уж не Камень ли власти?» — подумалось мне.
Замысел картины, воплощенной на левой створке, привел к неоднократным и весьма бурным побоищам, которыми традиционно заканчивались собрания Высшей магической эльфийской ложи. Мудрые архимаги, утратив царственное спокойствие, присущее благороднейшей из рас, до хрипоты спорили об ускользавшем от них смысле изображения. После этого, исчерпав логичные доводы, — увлеченно тузили друг друга и таскали за длинные седые бороды. Неразгаданная картина изображала четырех необычных существ. Одно из них, похожее на человеческую женщину, но с шестью руками и змеиным хвостом, показалось мне странно знакомым. Я долго, мучительно напрягала память, но так и не смогла вспомнить, при каких обстоятельствах могла видеть шестирукую змееженщину. Неопознанные твари, надо признать, довольно неряшливые на вид, поднимали над головами круглый сосуд, внутри которого бушевал маленький вихрь. Может быть, это был протуберанец, вспышка которого положила начало зарождению нашего мира? Но кем тогда могла оказаться четверка загадочных существ? Эльфийские маги так и не смогли найти правдоподобного ответа на все эти вопросы. Я долго вглядывалась в чеканное серебро, но божественное откровение не торопилось снизойти на мою глупую рыжую голову. Поэтому я просто протянула руку и взялась за круглую хрустальную дверную ручку. Как и следовало ожидать, дверь оказалась заперта.
Громкий мелодичный звон прокатился по анфиладе комнат, и на поверхности врат проступила пылающая надпись, в которой я без труда опознала руны давно не употребляемого староэльфийского языка. Буквы бежали, как живые, появляясь у одного края ворот и исчезая у другого.
«С добрыми ли намерениями ты вступаешь на этот священный порог?» — вопрошала первая фраза.
— Не уверена, что убийство близкого родственника, совершенное мною недавно, является свидетельством добрых намерений, — засомневалась я.
Врата, очевидно, тоже сомневались, потому что надпись мигнула и исчезла.
«Помни, путник, лишь посвященный может войти в чертог богини», — извещала вторая надпись.
— Чего помять-то? — дурашливо поинтересовалась я.
Надпись сердито вспыхнула ярче.
— Ладно, ладно. — Я успокаивающе подняла ладонь. — Каюсь, с вами не смухлюешь! Не знаю, о каком посвящении идет речь, но я точно в курсе многих тайн, актуальных на текущий момент.
Видимо, такой ответ богов устроил, потому что надпись погасла.
Я тяжело перевела дух и рукавом вытерла вспотевший лоб.
— Ну, не сильна я в богословских диспутах! — Интеллектуальный бой с воротами святилища оказался гораздо утомительнее схватки со сводным братом. Причем в этом противостоянии шансов на победу у меня было еще меньше. — Помню, в замке Брен туповатый Бернар любил щеголять фразой, смысл которой сводился к следующему: сила есть — ума не надо! Может, мне взять на вооружение этот принцип и попросту сломать вас? — риторически разглагольствовала я, обращаясь к умничающим дверям.
Серебряные створки снова протестующе зазвенели.
— Ладно уж, — обреченно вздохнула я. — Уговорили. Продолжайте допрос.
«Чего ищешь ты в священном чертоге?» — Новая надпись сразила меня буквально наповал.
— А вы не знаете?
Ворота молчали, ожидая ответа.
— Справедливости! — раздраженно буркнула я. — Демоны до власти дорвались, и ладно бы разумно правили. А то ведут себя, как обжора в кондитерской лавке. Если они аппетита не поумерят, в королевстве скоро и людей-то не останется. В довершение ко всему — отец пропал, Аолу усыпили, брат в подземелье умирает. Разве это справедливо?
Надпись погасла.
«Кажется, убедила!» — удовлетворенно вздохнула я.
«Готов ли ты платить за исполнение своего чаяния?» — в очередной раз пристали дотошные ворота.
— Да! — во весь голос завопила я. — Готова! Все что угодно отдам! Да что же это такое, наконец? Там, за стенами Храма, гоблин знает что творится, а мы тут ребусы разгадываем!
Очевидно, любопытным воротам стало стыдно за потраченное время, потому что в воздухе прозвучала короткая бравурная мелодия, и на створках вспыхнула малопонятная надпись, которую, для лучшего осмысления, я прочитала вслух:
- Настал твоей победы миг!
- Войди — узри богини лик!
- Твой путь к судьбе начался здесь,
- Подумай, путник — шансы взвесь.
- Шесть разных троп перед тобой,
- Пройди — и стань самим собой, —
- Ведут к богине шесть дорог, —
- Чтоб ты одну лишь выбрать смог!
— Стихи корявые, и смысл — мутный. — Я раскритиковала божественное писание в пух и прах. — Чего делать-то надо? Нельзя ли поточнее?
Наверно, поточнее объяснять запрещалось, или ворота затаили обиду на мою несдержанность на язык, потому что створки наконец-то открылись. Крепко сжимая рукоять Нурилона, я перешагнула порог — и вздрогнула от неожиданности и страха: створки с громким, издевательским грохотом захлопнулись, отсекая путь к отступлению.
— Вот, значит, как — некоторых впускать, но никого не выпускать! — задумчиво прокомментировала я. — А что, если я Эткина позову? Он ведь вашу богадельню по камешку разнесет…
Но на мои грозные обещания никто не отреагировал. Я отвела лезвием клинка раскидистые ветви какого-то низкорослого кустарника, усыпанные огромными голубыми цветами. За кустом скрывалась небольшая площадка, выложенная цветной мозаикой. Посредине раскинулся мраморный бассейн, и красовалась подозрительно низкорослая яблонька, усыпанная несоразмерно большими плодами.
— Эх, сейчас бы искупаться! — мечтательно вздохнула я. — Вон жара какая стоит!
Но купаться я не рискнула: мало ли что из кустов выползет, пока я тут буду голышом в водичке бултыхаться. Пришлось ограничиться коротким умыванием, да утолить жажду несколькими пригоршнями влаги. Чистая, искрящаяся вода оказалась обжигающе холодной и восхитительно сладкой. После этого я сорвала ближайшее яблоко и с удовольствием запустила в него зубы.
— Фу, ну и гадость! — поспешила я проглотить откушенный кусок и с отвращением зашвырнула краснобокий плод в высокую траву. — На вид — такое красивое, а на вкус — кислятина неимоверная, аж челюсти сводит!
С другой стороны бассейна послышалось насмешливое хихиканье. Я торопливо вскочила с удобного бортика. Прямо передо мной располагалось шесть невысоких кресел, в которых сидели юные прекрасные девушки, облаченные в скромные белые одежды. Все девушки казались похожими друг на друга, как капли воды из водоема. Я покачала головой. Даю на отсечение правую руку, еще миг назад в этом укромном дворике не наблюдалось никого, кроме меня. Девушки одновременно посмотрели на меня прозрачными голубыми глазами — и снова издевательски хихикнули.
— Да чего смешного то? — обижено возмутилась я. — Яблоки у вас, между прочим, просто отвратительные!
— Горькие? — ехидно вопросила одна из дев.
— Горькие, кислые, соленые, да вообще не поймешь какие!
— Терпок вкус познания! — торжественно возвестила вторая девушка, наставительно поднимая палец. — Не каждому дано его принять!
— Все равно не пойду доедать огрызок! — строптиво заявила я.
Девы рассмеялись еще задорнее.
— Зато вода вкусная! — Я решила подольститься.
— Источник жизни, как-никак! — хвастливо заявила последняя в ряду девица.
Я вытаращила глаза:
— Так я что, теперь бессмертная?
— Ну, при соблюдении определенных условий… — туманно начала вещать первая девушка.
— Тьфу, все-то у вас с условиями да оговорками, — скривилась я. — Лучше скажите, что это за странное пророчество про шесть дорог?
— Мы служительницы богини Аолы, — торжественно объявили девы. — Ее прорицательницы и земные воплощения. Каждая из нас владеет проявлением одной из сущностей божественного характера. Которую ипостась ты выберешь, тем путем и пойдешь по жизни!
— И кто удостаивается возможности выбрать свой путь?
— Только короли и высшие маги, — ответили девы.
— А как же мне найти Ринецею?
— Выбранный тобой путь приведет прямиком к лже-богине и станет оружием в твоих руках! — единогласно пообещали девушки.
— Ну, ладно, так и поступим, — решилась я. — Посмотрим, что тут у нас в ассортименте предлагается.
Я медленно пошла вдоль ряда золотоволосых одинаковых красавиц и обнаружила единственное отличие. К спинке кресла каждой девушки была прикреплена табличка, на которой начертали одно короткое слово. «Любовь» — значилось над головой первой девушки. Я ненадолго задумалась. Образ белокурого незнакомца с портрета в Лабиринте судьбы мелькнул на самом краю сознания и пропал. Любовь, уж точно, являлась не той высшей ценностью, которую я жаждала обрести. Я шагнула дальше. «Власть» — гласила вторая табличка. Я усмехнулась и пошла дальше. Вот еще, нужны мне такие проблемы на мою дурную голову. «Богатство» — звали третью девушку. Около нее я тоже не задержалась. «Слава» — обещала четвертая. Я фыркнула и шагнула дальше. «Мудрость» — сулила пятая табличка. Вот тут-то я призадумалась. Подозреваю, многие из моих друзей отдали бы все сокровища мира, лишь бы только вступить на этот путь. Это был путь мага, пилигрима, врачевателя. Но подходил ли он воину? Я тряхнула рыжей гривой и упрямо шагнула дальше. «Честь» — вот что оказалось написано на последней, шестой табличке. Мои губы сами собой расплылись в счастливой улыбке.
— Я выбираю путь чести! — решительно объявила я, указывая на заветное слово.
Девы загалдели наперебой:
— Хорошо ли ты подумала, неразумная? Есть много других, более приятных дорог!
— Уже много сотен лет никто не выбирал этой ипостаси богини. Она сулит лишь страдания и неисчислимые беды для своего носителя!
— Одумайся, даже величайшие герои-воины не решились вступить на этот путь!
Но я продолжала упрямо настаивать на своем выборе:
— Как вы не понимаете, пророчицы богини! Ни один из предыдущих пяти путей не может существовать, если в мире не останется людей, посвятивших себя служению чести! Лишь этот путь ведет к гармонии тела и духа, лишь этот путь чист от низменных суетных забот!
Первая из дев повелительно взмахнула широким рукавом, и прочие жрицы замолчали:
— Возможно, ты и права! Мы уважаем тебя за принятое решение. Наверно, только истинный Повелитель может шагнуть на дорогу, полную неожиданности и ответственности за жизнь других людей. Наверно, поэтому вода в Источнике жизни показалась тебе такой сладкой, а плоды Древа познания, что цветет раз в тысячу лет, созрели именно перед твоим приходом! Твой выбор достоин награды, получи же ее!
Удивленная, встревоженная, я не успела и слова сказать, как открытое небо над храмовым двориком заволокло черными тучами. Солнечный свет, еще совсем недавно такой животворящий, сгустился, приобретая оттенок запекшейся крови. Девушки вскочили со своих мест, окружили одну из сестер, а потом вдруг неожиданно подтолкнули ее ко мне. Отвергнутая носила титул «Власть». Но она выглядела уже не той голубоглазой золотоволосой красавицей. Теперь она имела облик зрелой женщины, ослепительно красивой, чернокудрой, облаченной в роскошную парчовую одежду. Голову незнакомки венчала изящная золотая корона, усыпанная крупными алмазами. Вспышка молнии расколола небо, набрякшее грозовыми тучами. Прочие пять пророчиц исчезли, оставив меня наедине с отвергнутой. Тугие струи дождя упали с разверзшихся небес, вмиг вымочив меня до нитки, но странным образом обходя женщину в короне. Роскошная дама презрительно осмотрела мою жалкую фигуру, облепленную промокшей одеждой и растрепанными волосами, и победно расхохоталась:
— Дура! Неужели ты веришь, что никчемная честь способна спасти твою жизнь?
— Ринецея! — запоздало поняла я. — Так это ты! Ты скрываешься под одним из обликов богини Аолы! Правильно, какую еще из сторон богини ты смогла бы присвоить!
— Глупцы! Под моим правлением мир станет лучше, совершеннее, — кричала демоница, заглушая раскаты грома. — Я населю этот мир демонами, истинными детьми Тьмы!
— Никогда! — Я замахнулась клинком, полыхающим ярким белым светом. — Я не позволю тебе истребить людей!
Огромный огненный шар вылетел из рук Ринецеи. Я подставила Нурилон, и шар, натолкнувшийся на сияние волшебного меча, разлетелся на тысячу мелких искр. Демоница заскрежетала зубами. Ее длинные черные волосы зашевелились, превратившись в клубок змей. Прекрасное лицо пошло трещинами, сочащимися черной кровью. Посиневшие губы приподнялись, обнажая выступившие клыки. Лицо ее истинной сущности оказалось в тысячу раз ужаснее и противнее лика самой Смерти.
— Я сдеру с тебя облик Аолы! — пообещала я, приближаясь к демонице.
Ринецея взвыла. Ее руки, некогда тонкие и белые, а сейчас похожие на узловатые, сгнившие корни деревьев, взметнулись к разбушевавшемуся небу.
— Холод ночи, бездна Тьмы, призываю тебя! — нараспев выкрикивала демоница. — Затуши свет ее души, выпей жар ее тела, забери силу ее разума!
Порыв ледяного ветра, пронизывающий до мозга костей, закружился возле моих рук. Пальцы скрючились и онемели. Не дыхание, а лишь облачко пара вырывалось с помертвевших губ. Рукоять Нурилона налилась холодом и начала выскальзывать из непослушных ладоней. Я бросила меч на покрытую инеем траву и хотела выхватить дагу «Рануэль Алатора». Но пальцы, толку от которых сейчас было не больше, чем от скользких деревянных палочек, не смогли сомкнуться на волшебном оружии. «Боги, я не хочу такого позорного конца!» — вертелась в застывающем мозгу единственная мысль. Ринецея злорадствовала и ликовала. Довольная улыбка появилась на безобразном лице, демоница подошла ближе и протянула страшные когти, желая схватить меня. «Не сдавайся, — шептал рассудок. — Бейся, даже через не могу! Отступление заклеймит тебя бесчестием!» Раздирая замерзшую кожу, я подняла обледенелую руку. Струйки еще не остывшей крови заструились по запястью, немного согревая его. Воспользовавшись последней доступной мне каплей тепла, я резко разогнула локоть, вкладывая в бросок остаток сил. Метательная звездочка, которую я всегда ношу за обшлагом рукава, маленьким светлячком, обагренным живой горячей кровью, сорвалась с моей руки и, распоров парчу, глубоко впилась в грудь Ринецеи. Раненая демоница издала вопль боли, расколовший каменные стены храмового дворика. Тонкий ручеек полупрозрачной субстанции начал вытекать из ее раны — и таять в воздухе. Сразу заметно потеплело, небо немного посветлело, исчезла незримая сила, сковывавшая мои органы. Лже-богиня попыталась вырвать звездочку, но лишь расширила рану, усилив изливающийся ручеек.
— Марвин! — изо всех сил позвала я. — Где ты? Я сдержала обещание! Она ранена и теряет энергию!
— Я здесь! — донесся до меня голос друга.
Над стеной храма, купаясь в облачке светлой энергии, парил Марвин, молодой и ослепительно прекрасный.
Ослабевшая демоница зашевелила губами:
— Брат! Принц демонов! Приди же и спаси меня!
— Слышу тебя, сестра! — прозвучал властный мужской голос. — Я помогу тебе!
Два огромных черных крыла спустились с небес, укрывая и защищая Ринецею. Подхватив Нурилон, я бросилась наперерез неожиданной помощи, но невидимый маг легко махнул крылом, сбивая меня с ног и отбрасывая далеко в сторону. На фоне скученных облаков мелькнули необычные золотистые очи, и яркие губы, приоткрытые в хищном оскале. Обвитая крыльями брата, Ринецея начала таять, растворяясь в воздухе:
— Мы еще встретимся, девчонка! — клятвенно пообещали мне ее пылающие ненавистью глаза.
Я растерянно поднялась с земли.
Черные крылья исчезли, унеся демоницу.
— Да, он очень сильный маг! — В голосе Марвина явственно слышались нотки зависти.
— Кто — он? — не поняла я.
— Ее проклятый брат, старший из троих. Принц демонов!
— С ума сойти можно, — ворчала я, рассматривая синяки и ссадины, щедро покрывавшие мое многострадальное тело. — Принц демонов, принц Ужас… И все — бойцы, все — маги. Куда уж мне, бесталанной, с ними тягаться!
— Но, несмотря на это, Ужаса ты все-таки убила! — поддразнил некромант.
— Да, — буркнула я. — Кстати, уверена, что ты просто нагло надул всех, придумав легенду про три крови!
Марвин довольно рассмеялся:
— Победителей не судят. И подозреваю, что большая часть легенд появилась на свет именно таким образом!
— Например, легенда о любви великого архимага некромантов и княжны Лилуиллы? — саркастично предположила я.
— Какая это еще Лилуилла? — прозвенел подозрительный женский голосок.
Марвин недовольно поморщился, украдкой показывая мне кулак. В небе рядом с ним появилась изящная фигурка вызывающе одетой девицы с русыми кудрями. Наряд, сплошь из полупрозрачной газовой ткани, не скрывал, а скорее пикантно подчеркивал все прелести кокетливого существа. Две тонкие дуги девичьих бровей ревниво хмурились. Как видно, тетушка Лепра настроилась весьма решительно и не собиралась делить своего красавца некроманта с кем бы то ни было.
— Дорогая! — Марвин любовно поцеловал хрупкие пальчики подруги. — В моем сердце есть место только для тебя.
Он подхватил Лепру под локоток, и они, как два легкокрылых мотылька, полетели по чистому голубому небу. Усталая, израненная, мокрая, бессильно сидящая в луже воды, я откровенно любовалась их сияющей красотой и молодостью.
Взлетев высоко над крышей Храма, некромант соизволил вспомнить обо мне и обернулся:
— Ну, и чего ты там сидишь, твое величество? — насмешливо поинтересовался он. — Вылазь давай из лужи-то! Выходи в ворота с гордым видом победителя. В городе не осталось ни одного демона, твой народ собрался у дворца и желает видеть обожаемую королеву-избавительницу!
— Марвин! — отчаянно простонала я, продолжая неловко возиться в грязной дождевой воде. — Я устала, как собака. Ну, скажи честно, какая из меня сейчас королева?
Глава 7
«Какая из меня сейчас королева? — мрачно размышляла я, удобно устроившись в роскошном кресле в центре парадного зала королевского дворца Нарроны. — Какая, какая? Да практически никакая! Чего я добилась? Ну, истребила демонов и горгулий, угрохала сводного брата (которого почему-то жаль до слез), Ринецею изгнала. Конечно, город ликует. Горожане на улицах повально целуются — обнимаются, обвешивают цветами моего Беса, чуть под копыта не бросаются с воплями: „Великая Аола, храни нашу законную Повелительницу Ульрику, дочь славного короля Мора!“ И все же — Ринецея еще жива и будет собирать новое войско, брата так и не нашли, про отца лучше вообще не вспоминать…»
— И какая же из меня, к мерзким гоблинам, королева — при этаком-то раскладе? — забывшись, громко ругнулась я.
— Ва… ваше величество! — испуганно проблеял Первый советник.
Славный такой, кстати, старикан, маркиз де Лю Рю. Прибыл вместе с графом де Ризо (теперь уже графом, а не виконтом) и долго рассказывал, как занимал эту должность еще при дворе моего батюшки. Я присмотрелась — умный старик, довольно крепкий, опытный, принцу Ужасу служить не захотел — сбежал, и решила — пусть опять в советниках ходит, надо же, чтобы кто-то меня носом в глупые ошибки тыкал. Вон, дворяне потихоньку во дворец стекаться начали, обрадовались, что все вернулось на круги своя. Самые преданные, что вместе с де Ризо пришли и невероятные чудеса храбрости при первом штурме проявили, получили кто титул, кто землю, кто дорогие подарки из буквально ломившейся от золота королевской сокровищницы. И все равно на душе совсем не радостно! Сильнее всего пугал тот факт, что изумрудный кулон на моей шее чуть с цепочки не сорвался — так потянулся к Камню власти, как только я вошла в главный зал дворца. Все окружающие это заметили, и с тех пор иначе, как «ваше королевское величество», меня и не называют. А мне страшно — не значит ли это, что мой брат уже скончался и я осталась единственной претенденткой на трон? Хоть волком от горя вой! Марвин бессильно головой качает и руками разводит. Огвур зубами скрежещет и, чуть что, хватается за секиру. Генрих, грустный и бледный, ни на шаг от меня не отходит. Ланс сразу весь гарнизон в оборот взял, Эткин во дворе лежит, бдительно за порядком наблюдает. А мне все равно страшно и горестно. Где, ну где же брата искать?
Я собрала совет в главной зале — огромном помещении с мраморным полом и высокими стрельчатыми окнами. На возвышении — вычурный королевский трон под балдахином красного бархата (терпеть не могу красного цвета), над троном — щит с симпатичным родовым гербом: на зеленом поле белоснежный единорог, поднявшийся на дыбы, и клинок, по очертаниям очень схожий с моим Нурилоном. И девиз: «Пока Я есть — есть в мире Честь!». Ничего себе девиз — подходящий во всех отношениях. А перед троном — на золотом треножнике — изумруд, наверно, самый большой в мире, размером с две человеческих головы — Камень власти. Бесполезно даже пытаться представить стоимость такого камня — чистейшей воды, сияющего в лучах света, падающих из окна. У артефакта нет ни малейшего изъяна, только на самой вершине небольшое отверстие, куда, видимо и полагается вставить осколок, висящий на моей шее. Я мрачно рассматривала Камень власти, наотрез отказавшись, как ни упрашивали друзья и подданные, провести обряд вступления на престол. И на трон не села — велела принести для себя кресло, ничем не отличающееся от тех, в которые расселись прочие участники совета.
Огвур, командующий поисковыми отрядами, выступил с краткой неутешительной речью:
— Облазили все подвалы и катакомбы, прочесали все башни сверху донизу, обшарили все чердаки — никого не нашли.
— Сам, что ли, лазил? — расстроенно поинтересовалась я, разглядывая наряд орка, испачканный известкой, паутиной и кошачьим пометом. — Благоухаешь почище главной городской свалки. Твой камзол теперь только выбрасывать…
— Сам, Мелеана, — печально признался тысячник. — И еще раз готов слазить, если это поможет.
— А я с воздуха все окрестности проверил, — доложил Эткин. Массивная голова дракона покоилась на подоконнике настежь распахнутого окна. Таким образом, гигант получил возможность принять непосредственное участие в нашем заседании. — Но так ничего и не обнаружил.
— Ваше величество. — Маркиз де Лю Рю тоже внес лепту в попытки отыскать место заключения моего брата, — мы осмотрели весь город, опросили всех жителей. Ни единой зацепки.
— Плохо, очень плохо! — Я встала и прошлась по мраморному полу. — Я чувствую призыв Саймонариэля сильно, как никогда. Значит, они где-то близко. Но вот где?
Зал совета, являвшийся самой высокой точкой дворца, давал полный круговой обзор на прилегающие здания. Я бездумно таращилась в окно, стараясь понять — куда можно так виртуозно припрятать двух узников, не выводя их с территории дворцового комплекса. Королевский дворец окружало пять сторожевых башен, разнесенных по периметру, но разнесенных как-то слишком несимметрично. Стоп, а почему пять? Симметрия нарушена, к тому же, священное число богини Аолы — не пять, а шесть!
— А почему башен — пять? — поинтересовалась я у маркиза де Лю Рю.
— Как это — пять? — Первый советник резво вскочил с места и бегом бросился проверять. — Я помню, что при вашем батюшке их было шесть. По проекту — все очень красиво расположено.
— Но сейчас их и правда пять! — Ланс по пояс высунулся в окно, пересчитывая строения. — Куда одна могла деваться?
Марвин, прищурившись, что-то измерил с помощью пальцев, а потом уверенно указал на невысокий холмик.
— Вон там должна стоять недостающая башня. Это подтверждается не только расстояниями между остальными пятью зданиями, но и простой логикой. Все башни построены на холмиках, для того чтобы фундамент водой не заливало, а этот холмик — пуст.
Все согласно закивали головами. Один лишь Ланс, не шибко друживший с логикой, скептически хмыкнул.
— Чудеса! — задумчиво пропыхтел Эткин. — Место для башни есть, а самой башни — нет. Невидимая она, что ли?
И тут я неожиданно вспомнила слово, которое пытался произнести перед смертью принц Ужас. Пытался, но не успел. Брат хотел мне помочь, и ведь помог-таки.
— Эткин, ты гений! — Я растроганно чмокнула дракона прямо в серебристый нос. От смущения гигант выпустил чадящую струйку дыма. Камень власти немедленно закоптился. Маркиз де Лю Рю возмущенно всплеснул руками, выхватил батистовый платок и кинулся оттирать главную реликвию королевства. Но мне сейчас было не до испачканного изумруда. — Башня есть! Она стоит там, где и должна стоять. Просто она — Незримая!
— Во дела! — выдал любимую фразу полуэльф. — Прикольно. Интересно, а войти в нее можно?
— Так. — Молчавший до этого Генрих крепко ухватил меня за плечо. — На этот раз ты точно одна никуда не полезешь! И вообще — я туда первым пойду.
Я хотела протестовать, но натолкнулась на такой взбешенный взгляд сильфа, что предпочла промолчать, отделавшись невинной улыбочкой. Но барон не обманулся моей напускной скромностью. Он крепко взял меня под руку, приготовившись галантно конвоировать во двор замка.
Мы бодро промаршировали через заросший травой двор прямиком к заветному холмику. Караульные со стены удивленно таращились на процессию первых лиц государства, но из соображений субординации — дисциплинированно молчали. Вблизи холмик представлял собой аккуратную квадратную площадку, идеально подходившую для возведения башни.
— Явно искусственного происхождения! — довольно вынес положительный вердикт Марвин. — Башня просто должна находиться здесь!
— Но ее нет! — упрямо заявил Ланс. — Я не слепой!
— А может быть, это просто оптический обман? — предположил Огвур.
— Не люблю, когда из меня дурака делают! — Полукровка сердито пнул ни в чем не повинный одуванчик. Легкое облачко пушистых семян взлетело вверх и осело на лицо хмурого Генриха. Барон поморщился:
— Для этого вовсе не требуется приложения значительных усилий, — ехидно проинформировал он безалаберного полуэльфа.
Ланс надул губы, обиделся и на всякий случай отступил за спину орка.
— Ну что вы как маленькие, в самом деле! — не выдержала я. — Стоит вам собраться вместе, как вы немедленно затеете свару!
— Эй, — пощелкал пальцами некромант у меня перед носом, привлекая внимание. — Ничего, если я нарушу ваши милые разборки? Может, вернемся к вопросу о башне?
— Да уж, сделай такую милость, — процедил сквозь зубы сильф.
Марвин кашлянул:
— Я предполагаю, что на башню наложено заклятие невидимости и поставлен отвращающий барьер.
— Это как? — заинтересовался Генрих.