Танцующий феникс: тайны внутренних школ ушу Маслов Алексей

Особенность «внутренних» стилей заключалась в том, чтобы свести космические трансформации к ряду земных соответствий, вследствие чего каждый прием обретал символическое звучание. В багуачжан, например, все сведено к взаимопереходу 64 гексаграмм, в тайцзицюань — к переживанию Великого предела, в синъицюань — к «взаимопорождению» и «взаимопреодолению» «пяти стихий».

Пример синъицюань в данном случае достаточно показателен. Этот стиль считается самым сложным из всех «внутренних» школ. Он родился значительно раньше, чем тайцзицюань и багуачжан, вышел из обыкновенного боя с копьем и первоначально не предполагал никаких особых духовных тонкостей. Но в среде закрытых даосских школ он превратился в самый мистический стиль традиционного ушу.

Само название «Кулак формы и воли» (синъицюань) понимается как символ единства внешнего и внутреннего в человеке. И хотя сейчас простейшие комплексы синъицюань изучают в КНР даже в институтах физкультуры, на овладение лишь основами внутренних принципов уходит не менее семи лет. Сегодня найдется немного энтузиастов, посвятивших десятки лет истинному стилю синъицюань. Автору этих строк неоднократно приходилось видеть, как синъицюань практикуется в качестве утренней гимнастики под музыку, причем на той же площадке и под те же ритмы танцуют вальс, который стал одной из простейших форм утренней разминки. Традиционный же синъицюань, несмотря на его внешнюю простоту, по глубине превосходит даже тайцзицюань.

Сущность теории синъицюань заключается в том, что каждой из «стихий» («элементов») китайской натурфилософии — металлу, дереву, огню, воде, земле — соответствуют пять базовых ударов — «рубящий», «пробивающий» (прямой), «буравящий», «взрывающийся» и «отводящий». «Пять стихий», в свою очередь, имеют целый ряд соответствий — соотносятся со сторонами света, «энергетическими каналами» в теле человека, внутренними органами и т. д. Таким образом, всего лишь одно правильное движение, выполненное, как учили мастера, «с истинным настроем сознания», может породить в нем целую цепь космических соответствий.

Например, первый из пяти канонических приемов синъицюань, «рубящий» удар ладонью (пичжан) корреспондирует со «стихией» металл. Его образ — металлический топор, разрубающий дерево. Этой «стихии» соответствует внутренний орган — легкие, сторона света — запад, часть лица — нос.

Второе важнейшее движение — прямой удар кулаком (бэнцюань). Он соответствует «стихии» дерево, стороне света — востоку. В теле человека он соотносится с точкой цзяцзи, расположенной в центре заднесрединного меридиана на спине, на линии, соединяющей лопатки. Эта точка считается одной из трех важнейших «застав» в теле человека, где может застаиваться ци, что вызывает, например, болезни сердца и легких. Бэнцюань стимулирует ци селезенки, улучшает зрение, раскрывает «меридианы» («каналы») толстого кишечника и перикарда. Образ, с которым связан бэнцюань, стрела. Боец представляет, как стрела, выпущенная из тугого лука, вонзается в дерево — сухо, резко и почти незаметно. Именно так и должен наноситься удар бэнцюань. Большинство ударов наносятся не кулаком, а выставленной вперед второй фалангой указательного пальца — «глазом феникса», а также пальцами и ладонью. Любая атака — это короткий резкий взрыв, направленный на «выброс внутреннего усилия», поэтому внешне синъицюань выглядит как крайне жесткий стиль. Все удары наносятся с близкой дистанции в основном руками. Практически каждая атака нацелена на болевую точку, причем в синъицюань разработана сложная теория сочетания ударов и нажимов на уязвимые точки человеческого тела.

Ведущие мастера синъицюань считают, что собственно приемов в синъицюань не существует — есть лишь принципы, которые затрагивают не физическое движение, а трансформации ци внутри организма. Например, всякое движение, будь то удар или простой шаг, сочетает в себе две фазы: «закрытую» (хэ) и «открытую» (кай). Они соответствуют концентрации «внутреннего усилия» и его «выбросу», а в метафизическом плане понимаются как взаимопереход инь и ян.

«Пять стихий» связаны между собой двумя типами отношений — «взаимодополнением» («взаимопорождением») и «взаимоотрицанием» («взаимопреодолением»), причем оба процесса происходят одновременно. Эти принципы взаимодействия и положены в основу теории атаки и защиты в синъицюань: линия «взаимоотрицания» используется в символике приемов защиты, линия «взаимопорождения» — в символике развития атаки и перехода от одного приема к другому.

Великий Сунь Лутан считал, что «помимо „Кулака пяти стихий“ в синъицюань можно ничего не изучать» [216]. Рассказывают, что сам он под конец жизни выполнял лишь комплекс «пяти стихий», причем его внутреннее мастерство росло день ото дня.

Создание синъицюань многие поклонники стиля связывают с именами легендарного Бодхидхармы и великого воина Юэ Фэя, Но это лишь красивые легенды. Человеком, который действительно дал начало синъицюань, был выходец из провинции Шаньси Цзи Цикэ, или Цзи Лунфэн (1642–1697 гг.?). Он родился в зажиточной семье в небольшой деревушке Цзуньцунь в области Пучжоу, расположенной в километре от реки Хуанхэ.

Цзи Цикэ прославился на всю округу своим бесподобным владением техникой копья. Он выполнял приемы с такой скоростью, что его прозвали «Чудесным Копьем». До сих пор в арсенале синъицюань сохранились комплексы с мечом и копьем, создание которых приписывается Цзи Цикэ, а некоторые школы синъицюань в Шаньси даже начинают обучение с упражнений с копьем, а не с кулачного боя.

Заметим, что у некоторых знатоков ушу возникли сомнения и в этой, достаточно правдоподобной, версии. Например, мастер Ван Хэнань, обладатель высокой чиновничьей степени цзиньши, который первым в 1735 г. рассказал о создателе синъицюань, спрашивал себя: «Не два ли это воина далекого прошлого — Цзи Лун и Цзи Фэн, чьи имена слились в одно?».

По преданию, однажды Цзи Цикэ озарила мысль: нельзя ли применить принципы боя с оружием к кулачному искусству и благодаря этому достичь в ударе кулаком такой же сокрушительной мощи, как и при уколе копьем? Разве нельзя прямой удар кулаком рассматривать как укол копьем, удар кулаком снизу вверх как «буравящий» удар копьем в горло противнику? Разве блок предплечьем не похож на отведение удара противника в сторону древком копья? И Цзи Цикэ начал разрабатывать принципиально новый стиль. За основу он взял принцип резкого укола копьем с быстрым подскоком к противнику, переведя его в колющий удар фалангами пальцев в болевые точки противника. Он использовал также быстрые подскоки к сопернику, отводящие блоки предплечьем с одновременным уходом в сторону, переход с блока на удар вдоль руки соперника. Движения выглядели не очень зрелищными, однако они оказались эффективными в поединке.

В течение многих лет Цзи Цикэ разрабатывал свой стиль, который сначала даже не имел постоянного названия — его именовали то «Кулак шести соответствий» (люхэцюань), то цикэцюань, по имени создателя, но чаще всего называли просто цюань — «кулачное искусство». Из боя с копьем Цзи Цикэ вынес принцип «шести взаимосоответствий», позволяющий выполнять полноценный «выброс внутреннего усилия» в ударе. Этот принцип означал, что движения кисти координируются с движениями стоп, локти — с коленями, плечи — с поясницей, сердце, или душевное состояние, приходит в гармонию с волевым импульсом, волевой импульс стимулирует внутреннюю «энергию»-ци, а та, в свою очередь, приводит в действие физическую силу (ли).

Пять базовых приемов армейского боя с длинным копьем (цян) легли в основу «пяти первостихий» в синъицюань. Благодаря этому движения в раннем синъицюань были прямолинейны, лишь после контакта с представителями стиля багуачжан в него были привнесены широкие дугообразные движения мечом. Из «Новой книги о достижениях в воинском деле» Ци Цзигуана (XVI в.)

Существовал еще один источник боевого опыта Цзи Цзикэ — наблюдение за повадками и боевой тактикой животных. Сейчас в стиле рассматриваются движения 12 животных: дракона, тигра, обезьяны, лошади, крокодила, ястреба, курицы, ласточки, змеи, мифологической птицы тай, орла и медведя. Вот как распространенная легенда объясняет возникновение первых двух таких форм в синъицюань. Однажды Цзи Цикэ довелось наблюдать схватку медведя и журавля. Он обратил внимание на то, сколь различна тактика их боя, которая вытекает из противоположности внутренней природы животных, представляющих два противоположных начала — инь и ян. В отличие от многих других подражательных стилей ушу, превратившихся из боевого искусства в танец, Цзи Цикэ решил не перенимать механически движения, которые используют эти существа в бою, Он постарался уловить сам боевой дух, внутренний настрой, или «боевую решимость», которая ощущалась в схватке разъяренных зверя и птицы. Так родился важнейший принцип синъицюань: нельзя слепо копировать движения животных, следует овладевать их внутренним настроем. Проникновение в природную сущность он и называл «истинным кулачным искусством». После себя Цзи Цикэ оставил речитатив «О двух первоначалах», где сравнил бой зверя и птицы с принципом взаимотрансформаций инь и ян:

О каком «неявленном соединении инь и ян» идет речь? Цзи Цикэ считал, что выпрямленная конечность относится к положительному началу ян и соответствует «форме журавля» («журавль бьет крыльями»). Отходы назад, согнутые конечности — это проявления отрицательного начала инь, которые соответствуют «форме медведя». «Формы» постоянно чередуются, инь переходит в ян, блок сменяется атакой, отход назад — прыжком вперед.

Существует и другое объяснение. Поскольку атакующая техника относится к началу ян, атаковать следует «журавлиными» движениями, а «движения медведя», относящиеся к началу инь, обеспечивают надежную защиту. Инь и ян переходят друг в друга, но как бы в неявной, символически-скрытой форме.

Один из древнейших комментаторов сочинений Цзи Цикэ был столь восхищен стройностью и логичностью раннего синъицюань, что безапелляционно подвел итог: «Вне этих двух форм (медведя и журавля. — А. М.) утрачивается истинность кулачного искусства. Называть его надо синъи — форма и воля, так как в движениях следует воспроизводить их форму, а в мыслях наполняться их волей»[287]. Таким образом, ранний синъицюань формировался как подражательный стиль.

Рассказывают, что к концу жизни Цзи Цикэ стал молчалив и замкнут, мало кто удостаивался даже разговора с ним, Учеников же он принципиально не брал, не находя достойных. Лишь одному человеку доверял он — своему давнему другу Цао Цзиу. Как-то в далекой молодости им в руки попал трактат, приписываемый знаменитому воину Юэ Фэю, где рассказывалось о том, что самое главное в искусстве поединка — целостное ощущение своего волевого импульса (и), а приемы и какие-то технические действия являются лишь выражением этого внутреннего состояния. Вероятно, именно из этого трактата и почерпнул Цзи Цикэ название своего стиля — «Кулак формы и воли». Друзья вместе штудировали труд великого воина, но позже Цао Цзиу пришлось отойти от боевой практики — он избрал карьеру чиновника и поселился в провинции Аньхой (напомним, что Цзи Цикэ жил в соседней провинции Шаньси). И вот, будучи уже весьма уважаемым человеком, Цао Цзиу приехал к своему другу с единственной просьбой — объяснить ему основы того стиля, который тот разработал. Старому другу Цзи Цикэ не смог отказать, и более того, решил сделать его своим преемником. 12 долгих лет продолжалось обучение, год от года прогрессировал Цао Цзиу, а успехи на поприще ушу способствовали его карьере на государственном поприще. В 1694 г., т. е. в возрасте 32 лет, он блестяще сдал экзамен на высшую чиновничью степень цзиньши, заняв лидирующее место в списке конкурсантов.

В 1704 г. он возглавил отряд по охране порядка в провинции Шаньси, где собрались самые отменные бойцы, еще через два года стал командующим всех провинциальных войск и, наконец, занял пост начальника уезда в Шаньси.

По существу, именно Цао Цзиу благодаря своему неординарному уму сумел собрать воедино и привести в систему все те приемы и принципы, которые разработал Цзи Цикэ. Поэтому именно он, а не Цзи Цикэ, почитается в некоторых школах как основатель синъицюань.

Слугой в доме Цао Цзиу был паренек по имени Ма Сюэли (1715–1790 гг.), выходец из очень бедной семьи, жившей в городе Лояне, недалеко от которого располагался Шаолиньский монастырь. Расторопный и немногословный, он почти не обращал на себя внимания. Но от опытного взора Цао Цзиу не скрылась особая пластика движений слуги, их легкость и стремительность. Однажды Цао Цзиу напрямик задал молодому Ма вопрос: «Не знаком ли ты с искусством ушу, не изучал ли ты умение легких шагов и незаметных разворотов?». После недолгих колебаний, уступая пытливому взгляду мастера, Ма признался: «Господин, я с самого детстве стремился изучить ушу, но у нас в деревне не было ни одного достойного учителя. Лишь один человек рассказал, что в соседней провинции есть мастер, который обладает поистине чудесным искусством, чьи удары кулаком быстры и незаметны, подобно уколам гибкого копья, чьи прыжки столь стремительны, что кажется — только что человек стоял здесь, а через мгновение он уже в двух шагах отсюда. Но этот удивительный мастер никого не берет в ученики. Это он говорил о Вас, господин. Я не решился даже проситься к Вам в ученики, и лишь преданно служа Вам, порой наблюдал за Вашими движениями, перенимая их грациозность и стремительность. До сих пор я не знаю ни одного приема ушу, но зато овладел хотя бы частью образа Ваших движений. Прошу не винить меня, господин» [287].

Цао Цзиу пристально посмотрел на ученика, повернулся и ушел во внутренние покои дома. Он не выходил оттуда целые сутки, а Ма Сюэли все ждал во дворе. Наконец он показался из дверей и кивком головы пригласил Ма Сюэли последовать за ним на задний двор — место для тренировок. Так, по преданию, начал свои занятия один из величайших мастеров синъицюань Ма Сюэли, которому было суждено создать новое направление этого стиля.

Синъицюань недолго оставался единой школой. Он быстро разветвился на несколько направлений, причем в большинстве случаев их создателями были прямые последователи Цао Цзиу. Сегодня существует три основных направления синъицюань, берущих начало от общего истока. Они стали называться по тем провинциями, где возникли: шаньсийское, хэбэйское и хэнаньское.

Родоначальником хэнаньской ветви стал Ма Сюэли, придавший несколько иной характер тем движениям, которым обучался у Цао Цзиу. Он взял к себе лишь двух учеников, ставших впоследствии известными мастерами, — Ма Саньюаня и Чжан Чжичэна. Последний, в свою очередь, воспитал целую плеяду талантливых бойцов, которые и составили костяк хэнаньской ветви.

Два других направления — хэбэйское и шаньсийское — пошли от человека по имени Дай Лунбан. Он был вторым учеником Цао Цзиу, причем два последователя одного мастера, Ма Сюэли и Дай Лунбан, долгое время не встречались и даже не знали друг о друге. В отличие от Ма Сюэли, Дай Лунбан был выходцем из очень богатой семьи в Шаньси, которая имела собственное торговое дело, и получил хорошее образование. К ушу Дай Лунбан приобщился еще в детстве, обучаясь сначала у своего отца, а затем у местных мастеров. Когда Дай Лунбану было 13 лет, его семья переехала в провинцию Аньхой, где отец открыл лавку. Цао Цзиу преподавал в тех местах. Нам неизвестно, чем завоевал Дай Лунбан доверие известного, но весьма замкнутого мастера, но так или иначе он оказался вторым (а по времени — первым) учеником Цао Цзиу, причем никого больше суровый Цао, кроме Ма Сюэли и Дай Лунбана, в то время не обучал.

После обучения у Цао Цзиу Дай Лунбан возвратился на родину, в Шаньси. Он много тренировался, но считал, что еще не готов к самостоятельному преподаванию. Однажды случай свел его с Ма Сюэли и два бойца узнали, что они не только последователи одной школы, но и ученики одного мастера. Несмотря на то, что у них был единый учитель, оказалось, что в их технике наметились некоторые различия. Например, Ма Сюэли активно применял в бою «форму аллигатора», заключающуюся в волнообразных движениях корпусом с ударами ребрами ладоней и уходами влево-вправо, а также использовал еще целый ряд неизвестных Дай Лунбану форм. Вероятно, из-за того, что Ма Сюэли начал обучение у Цао Цзиу позже, чем Дай Лунбан, учитель преподал ему ряд новых движений, разработанных им позднее. Так стали постепенно намечаться различия между направлениями синъицюань.

Дай Лунбан считал, что столь эффективный стиль, как синъицюань, нельзя преподавать случайным людям, поэтому обучал лишь своего сына Дай Вэньсюна (1778–1873 гг.), чье имя буквально означало Просвещенный Герой. Сын превзошел отца и в мудрости и в мастерстве. К тому же долгое время Дай Вэньсюн изучал шаолиньскую школу ушу и оттуда привнес в синъицюань многие методы тренировки, например, отработку ударов на мешках с песком, удары ладонями в раскаленную золу, усиленно занимался «жесткими» методами цигун, делая тело нечувствительным к ударам. За громадную физическую силу ему дали не очень благозвучное, но зато почетное прозвище Два Осла (в Китае осел — вполне почитаемое животное).

Дай Лунбан по коммерческим соображениям перебрался вместе с семьей в провинцию Хэнань и открыл там большую лавку В то время Дай Вэньсюну было двадцать лет. Ему повезло — в Хэнани он повстречался со старым другом отца Ма Сюэли, который в то время уже вел активное преподавание синъицюань. Отец только приветствовал то, что Дай Вэньсюн начал тренироваться у Ма Сюэли и его ученика Ли Чжэна. Кстати, сам Ма Сюэли считал Ли Чжэна весьма необычным человеком. Одно время он служил охранником, сопровождал торговые караваны. В то время как остальные телохранители ехали на лошадях, Ли Чжэн шел пешком, причем неизменно передвигался особым «шагом петуха» — полусогнув ноги в коленях, с небольшими задержками на каждой ноге. Этот тип передвижений применяется в синъицюань, он прекрасно тренирует ноги и умение использовать «внутреннее ци» во время прыжков. К такому человеку в 1800 г. и попал в ученики Дай Вэньсюн.

Таким образом, в лице Дай Вэньсюна два направления синъицюань — хэбэйское и шаньсийское — вновь объединились.

Обратим внимание еще на одну характерную особенность синъицюань той эпохи: стиль считался «непередаваемым вовне», т. е. преподавался исключительно по семейной линии и лишь единицы из «пришлых» могли стать его последователями. Этого правила, в частности, жестко придерживался Дай Лунбан. Но именно его сын и нарушил традицию: взял себе в ученики тогда еще щуплого паренька, названного за свою конституцию Ли Летящий Пух (Ли Фэйюй). Именно он и создал современную теорию синъицюань, и благодаря ему мы имеем сегодня столь многогранный и духовно целостный стиль.

Теория синъицюань как теория «внутреннего» стиля сложилась почти на сто лет раньше, чем теория тайцзицюань. И заслуга в этом принадлежит Ли Фэйюю. Он остался известен в истории под многими именами и прозвищами: Ли Лонэн, Ли Нэнжэнь и др. О нем рассказывали такие же истории, как о «бессмертных» даосах. Не случайно одно из его имен было таким же, как у древних магов: Ли Нэнжэнь — Ли Умелый, или Ли, Способный на многое.

Сун Шижун

Ли годами ходил по провинциям Хэнань, Шаньси, Хэбэй, собирая различные формы синъицюань. Он умел под различными названиями распознавать один и тот же стиль синъицюань, ему удалось даже найти древние комплексы и трактаты, принадлежавшие еще Цзи Цикэ. Проведя годы в странствиях, он обучался не только у бойцов, но и у философов, овладел стихосложением, утонченным искусством каллиграфии. Ли Фэюй постепенно начал приходить к мысли о том, что синъицюань может явить собой нечто большее, нежели просто метод эффективного кулачного боя и даже систему тренировки сознания. Синъицюань может стать путем к обретению чувства неразрывности с природным миром, со всеми вещами и явлениями. Сам Ли Фэйюй, следуя древним даосам, называл это состояние «вселенским созвучием» (юнь).

Но как же прийти к этому состоянию через методы кулачного искусства? Прежде всего мастер обратился к почти забытому к тому времени совету первооснователя стиля Цзи Цикэ — использовать руку как копье или меч. Именно Ли Фэюю принадлежит заслуга разработки теории пяти базовых ударов синъицюань: применительно к учению о «пяти стихиях». Методы боя «12 животных» были отодвинуты на задний план и считались вторичными по отношению к пяти базовым элементам. Несмотря на их кажущуюся простоту, овладение этими пятью приемами требовало нескольких лет.

Ли Лонэн решил обобщить различные «тайные речения», «советы, не передаваемые вовне», «секретные речитативы», одним словом, все тайные методики, которые считались сердцевиной любой школы ушу. Двери многих школ были ему открыты. Ли Лонэну принадлежат советы об использовании «трех типов усилия» — «светлого», «темного» и «изменчивого», «трех слоев дыхания», «трех этапов мастерства». Вся современная теория синъицюань, в том числе ее тайные разделы, пришла в целостном виде от мастера Ли.

Трудно не восхититься талантом Ли Лонэна, который приучал учеников видеть в ушу не только систему боя, но и путь к духовному саморазвитию и очищению. Вскоре слава о его последователях сравнилась со славой самого мастера. Именно его ученики завершили формирование двух провинциальных школ — шаньсийской и хэбэйской. Шаньсийская школа по своему техническому арсеналу стояла ближе всего к тому направлению, которое преподавали Дай Лунбан и его сын Дай Вэньсюн. По этой же ветви самыми знаменитыми учениками Ли Лонэна стали Сун Шижун, Чэ Ичжай, Бай Сиюань (последний преподавал в провинции Цзянсу). Хэбэйское направление продолжили легендарный бойцы и ученики Ли Лонэна — Го Юньшэнь и Лю Цилань.

Знаменитостью шаньсийского направления стал мастер Чэ Ичжай, второе имя которого — Чэ Юнхун (1883–1914 гг.). В раннем детстве он покинул обнищавшую семью, которая не могла его содержать. Чэ нанимался слугой в богатые семьи, работал с утра до позднего вечера, а в свободные минуты постигал основы ушу. Долгое время у старательного Чэ Ичжая не было хорошего наставника. Но, как обычно, помог счастливый случай. Два шаолиньских мастера, Ван Чандун и У Хунпу, которые вместе с Чэ были заняты на сезонных работах, решили помочь ему. Хотя трудно сказать, что такая помощь облегчила ему жизнь. Скорее наоборот — несколько лет подряд они заставляли его по двадцать-тридцать раз в день выполнять сложнейшие шаолиньские комплексы, выпрыгивать из ям глубиной до полутора метров, тренируя ноги, уворачиваться от летящего в него копья. Методичные занятия дали результаты: через три года Чэ Ичжай считал себя уже неплохим бойцом. И действительно, многие богатые семьи посчитали за честь заполучить его в качестве телохранителя.

Однажды Чэ Ичжай демонстрировал свое искусство сильного удара, разбивая на две части тяжелую каменную плиту перед толпой народа. Все с восхищением аплодировали силачу, и лишь один человек в этом море простых рикш, грузчиков, торговцев и ремесленников с усмешкой взирал на впечатляющее зрелище. Чэ Ичжай заметил этого невысокого, но крепкого на вид человека, подошел к нему, вероятно, предчувствуя удачный шанс продемонстрировать свою силу. Лишь только он подумал об этом, как человек с мягкой улыбкой сказал ему: «Мне кажется, вы собираетесь ударить меня правой рукой в голову, а потом правой ногой в грудь. Не так ли?». Чэ Ичжай поймал себя на мысли, что именно так он и собирался атаковать незнакомца — значит поражение его было предрешено. Лишь через некоторое время Чэ Ичжай узнал, что он собирался бросить вызов самому Ли Лонэну.

Несколько месяцев Чэ разыскивал мастера, пораженный его умением проникать в мысли соперника и выигрывать поединок еще до его начала. В конце концов они встретились, и в 1856 г. Ли Лонэн взял смирившего свою гордыню Чэ Ичжая к себе в дом. Чэ старательно занимался у него более 30 лет, не прерываясь ни на день. По всему Китаю разнеслась слава о непобедимом Чэ Ичжае и его ученике Ли Фучжане, немало бойцов приходило померяться с ними силой. Однако мало кому доводилось встречаться с самим мастером, все проигрывали схватки даже его ученику.

Чэ Ичжай славился искусством «отравленного взгляда». Как гласит предание, однажды японский боец, зная, что Чэ Ичжай редко пользуется мечом и предполагая, что тот просто плохо им владеет, предложил ему поединок на тяжелых японских мечах — катанах. Многие отговаривали уже старого в ту пору Чэ от поединка, но Чэ Ичжай заверил своих друзей, что ему не придется ни разу ударить мечом. И вот поединок начался. Японец стремительно атаковал, его катана со свистом разрубала воздух на волосок от головы старого мастера, но Чэ Ичжай ловко уходил в сторону. Внезапно китайский мастер в упор посмотрел на японца, и тот как вкопанный остановился на месте и схватился за шею. Из горла вырвался сдавленный стон, он не мог ни вздохнуть, ни выдохнуть, ни даже поднять руки. Японца охватил ужас от собственного бессилия, когда Чэ Ичжай медленно двинулся на него, спокойно подняв меч. В последний момент мастер синъицюань остановился и произнес: «Я вижу, вы немного устали. Если хотите, продолжим завтра».

Чэ Нчжаи

Шаньсийская школа благодаря Чэ Ичжаю приобрела огромную славу. К ней принадлежали многие весьма просвещенные люди того времени. Например, мастер Ван Шижун, или Ван Юэчжай (1849–1927 гг.), считался блестящим каллиграфом, мог наизусть декламировать стихи древних поэтов, сам писал небольшие философские и эстетические эссе. Боевые искусства стали для него продолжением этих способов совершенствования собственного сознания. Сначала он долгое время занимался стилем «Кулак цветов» (хуацюань), базирующимся на использовании широкоамплитудных движений, низких стойках, красивых, мощных прыжках.

Когда Вану исполнилось 17 лет, его отец вместе с семьей переехал из Пекина в провинцию Шаньси, где они открыли производство новомодного в ту эпоху товара — часов. Здесь Ван познакомился с Ли Лонэном и начал изучать синъицюань, признав, что его прежний стиль — «лишь изящество ради изящества, и только». Он занимался более десяти лет. Особого мастерства Ван достиг в «формах» змеи и ласточки, требующих прекрасной подвижности, гибкости тела и умения «заимствовать силу соперника, обращая эту силу против него самого». Рассказывали, что, когда он выполнял «форму змеи», то сам становился похож на змею, а его атака шла по столь неожиданной траектории, что мало кто мог отразить ее.

Шаньсийская школа благодаря Чэ Ичжаю приобрела огромную славу

Выполняя прием «ласточка взлетает с воды», он мог в резком подскоке достать соперника, стоящего в трех шагах от него, причем тот даже не замечал его передвижения. На склоне лет великий мастер овладел стилями багуачжан и тайцзицюань. На основе базовых принципов трех стилей Ван Шижун разработал особую методику тренировки — «следование [принципу] перекатывания шара, как в тайцзицюань, круговые движения корпуса, как в багуачжан, и стойка саньтиши, как в синъицюань». В основной боевой стойке его стиля рука, выставленная вперед, описывала круги на уровне груди, вторая, неподвижная, прикрывала живот. Ван учил, что эти упражнения называются «укоренение» (паньгэн) и объяснял: «Следуя Небу, укрепляем внутреннее начало, следуя Земле, увеличиваем силу. Вместе это называется укоренением. Дерево имеет корень, река имеет исток, также и кулачное искусство должно иметь свою основу» [287].

Завершил формирование хэбэйского направления мастер Го Юньшэнь. В детстве, как и многие известные мастера ушу, Го Юньшэнь был очень слаб и часто становился предметом насмешек односельчан. И тогда он решил всерьез заняться ушу. Случай свел его с Ли Лонэном — «учителем учителей», и через несколько лет субтильный юноша превратился в великолепного бойца, которого сам великий Ли Лонэн назвал своим преемником. 12 лет тренировался Го Юньшэнь у своего учителя, который долгое время не показывал ему никакой сложной техники, объяснив лишь пять базовых ударов.

Вскоре Го Юньшэня стали называть Чудесный Удар. Он наносил прямой удар кулаком (бэнцюань) с такой скоростью, что противники даже не могли заметить его движения. Более того, Го даже сам сообщал своему сопернику, куда будет нанесен удар, и тот все равно не мог ничего поделать. Мастер Го любил поговорку: «Бей кулаком так, чтобы три сочленения (плечо, локоть, лучезапястный сустав. — А. М.) не отбрасывали даже тени. Коль они отбрасывают тень, то и ударить правильно не сможешь» [156].

В 1878 г. Го Юньшэня пригласили в город Силинь, где он открыл преподавание ушу для аристократии. Вскоре его назначили официальным наставником родни правящей династии Цин, а затем — личным секретарем правителя округа. Одновременно Го преподавал боевые искусства инструкторам императорской гвардии. Однако случаю угодно было кардинально изменить жизнь Го Юньшэня.

Однажды в окрестностях его деревни появился некий боец, который, обладая недюжинной силой и мастерством, издевался над простыми жителями. Слухи об этом дошли до Го Юньшэня, и он постарался урезонить зарвавшегося наглеца. Но тот лишь осыпал Го градом насмешек, заявив, что считает ниже своего достоинства вступить с ним в поединок. И все же бой состоялся. Приезжий боец оказался действительно прекрасно подготовлен, но это не спасло его от знаменитого «чудесного удара» Го Юньшэня. Этот удар оказался последним в жизни бандита — он был убит через несколько минут после начала поединка.

Го Юньшэня вызвали на уездный суд. За убийство полагалось весьма суровое наказание, вплоть до смертной казни. Но хотя даже столичные чиновники понимали, что мастер Го поступил в соответствии с правилами «боевой морали», покарав бандита, все же законы империи были беспощадны: Го Юньшэня приговорили к трем годам тюремного заключения.

Выйдя на свободу, Го решил посвятить себя ушу. Даже в тюрьме он продолжал каждый день тренироваться и разработал интересное применение приемов синъицюань со связанными руками. Он долго бродил по Китаю, учась и демонстрируя свое мастерство. Тело Го Юньшэня стало нечувствительным к самым жестким ударам, а противники отбивали кулаки о его живот. В одной из деревень против него решил выйти мастер боя с палкой — некий У, отменный силач и задира. Однако Го Юньшэнь, памятуя о печально закончившемся поединке с бандитом, сказал: «Нанеси мне в живот самый сильный удар палкой, на который ты способен. Если я почувствую хотя бы малейшую боль, считай что я проиграл». У подскочил к Го Юньшэню, издал громкий крик и нанес хлесткий сильный удар. Го сконцентрировался и… огромный У растянулся на земле, отлетев на два шага. Знаменитый мастер Сунь Лутан написал о своем учителе Го Юньшэне: «Принцип занятий нашего учителя заключался в том, что он имел живот, наполненный ци, и пустое, чистое сердце. Опустив в даньтянь („киноварное поле“, „энергетическую“ область в нижней части живота. — А. М.) свое одухотворенное ци, своей формой он напоминал великую гору Тайшань, а движения его тела были столь стремительны и разнообразны, что он становился подобен порхающей птице» [336].

Была в жизни Го Юньшэня еще одна удивительная встреча. Скорее всего это легенда, хотя многие последователи «внутренних» стилей свято верят в нее. В 1856 г. в столицу империи приезжал знаменитый боец, патриарх стиля багуачжан Дун Хайчуань (1813–1882 гг.). Рассказывали, что мастерство Дун Хайчуаня не земного происхождения, ибо учился он у «бессмертных» небожителей, которые передали ему тайные знания об управлении силами космоса. Как-то Дун Хайчуань услышал, что существует некий стиль синъицюань, который по своим внутренним и боевым возможностям не сравним ни с одной другой школой. Дун Хайчуань решил померяться силами с самым именитым представителем этого стиля. Против него вышел сам Го Юньшэнь. Три дня продолжался бой, и ни один мастер не сумел одолеть другого. В конце концов они подружились и даже решили совместить изучение стилей. С тех пор во многих школах синъицюань и багуачжан осваиваются вместе, существуют даже комплексы, куда включены приемы из обоих стилей. Считается, что синъицюань перенял из багуачжан больше «жестких» форм, а багуачжан — много способов «мягкой» работы.

Скончался Го Юньшэнь, когда ему было за 70 лет. Он воспитал немало славных учеников. Среди них — Ли Куйюань, чьим последователем стал Сунь Фуцюань, более известный под вторым именем Сунь Лутан (1861–1932 гг.), по прозвищу Объемлющий Безыскусность. Это один из величайших мастеров за всю историю китайского ушу, человек-легенда. Мудрец, философ и каллиграф, Сунь приобщился к ушу случайно. Долгое время он просто изучал классическую китайскую литературу у Ли Куйюаня. Однажды он узнал, что его учитель — носитель «истинной традиции» синъицюань. Сунь попросил показать ему несколько базовых упражнений для укрепления здоровья, не рассчитывая ни на что большее. Никто и не предполагал, что из него вырастет великий мастер и теоретик ушу. Вскоре Сунь превзошел своего наставника, и тот отвел его к Го Юньшэню, передавшему Сунь Лутану тайные разделы синъицюань. После этого Сунь обучался багуачжан у известного мастера Чэн Тинхуа — личного ученика Дун Хайчуаня, прозванного Непобедимой Коброй. В 50 лет неугомонный ученик занялся стилем У тайцзицюань и на основе совмещения тайцзицюань и синъицюань создал стиль Сунь тайцзицюань. В нем сочетались плавные округлые движения тайцзицюань и приставной шаг (хобу) из синъицюань. Первоначально Сунь Лутан не считал свое детище отдельным стилем, а рассматривал его как вспомогательные упражнения в синъицюань для развития внутренних «энергетических» способностей и для укрепления здоровья. Но сегодня стиль Сунь тайцзицюань преподается отдельно, в качестве самостоятельного направления, став одной из пяти крупнейших школ тайцзицюань.

Биография Ли Цуньи поистине удивительна — он получил высшие посвящения сразу в трех стилях — синъицюанъ, мицзуньцюанъ и багуачжан

По преданию, Сунь Лутану приходилось вступать в поединок и с иностранцами. Когда ему было уже 72 года, мастер джиу-джитсу Итагани бросил вызов китайской знаменитости, в душе надеясь, что старик откажется от боя. Даже многие поклонники Сунь Лутана не верили, что мастер выйдет на поединок. Но все же бой состоялся. Любитель парадоксов Сунь Лутан и здесь остался верен себе. Он предложил Итагани лечь рядом с ним на пол, затем по команде вскочить и начать поединок. Бойцы легли. Лишь только прозвучала команда, противники вскочили на ноги, и Итагани заметил, что старый Сунь значительно опередил его. Сунь Лутан, усмехнувшись, не стал использовать свое преимущество, подождал Итагани, и только после этого начал поединок. Прежде всего он несильно нажал пальцем куда-то в область плеча японца, и тот почувствовал, как замедлилась его реакция. Он видел передвижения Сунь Лутана, но ничего не мог поделать, ему казалось, что все происходит во сне. Сунь, двигаясь по кругу, окончательно дезориентировал противника. Итагани понял, что если Сунь нанесет даже легкий удар, закрыться от него он не успеет. И тогда гордый японец сдался. Потрясенный таким мастерством, Итагани предложил Сунь Лутану 20 тысяч юаней (огромные по тем временам деньги) за то, чтобы тот взял его к себе в ученики. Китайский мастер ответил: «Не стоит говорит о 20 тысячах. Даже если бы речь шла о 200 тысячах, я все равно бы не стал обучать японца».

Сунь Лутан оставил после себя замечательные труды, чтение которых доставляет поистине эстетическое наслаждение: «Учение багуачжан» («Багуачжан сюэ»), «Учение синъицюань» («Синъицюань сюэ»), «Учение тайцзицюань» («Тайцзицюань сюэ»), «Истинное описание смысла кулачного искусства» («Цюаньи шучжэнь»). Ни до него, ни после не было другого мастера ушу, который написал был столь подробные и в то же время изящные по слогу произведения.

В 1911 г. известный мастер синъицюань, ученик Го Юньшэня Ли Цуньи (1847–1921 гг.) вместе с другим известным мастером мусульманином Ма Фэнту основал в г. Тяньцзине Китайское общество бойцов. Впоследствии он переехал в Шанхай, где стал преподавателем легендарнй Ассоциации утонченных боевых искусств Цзинъу.

Практика синъицюань так или иначе сводится к тому, что некие космические метаморфозы обретают свою форму в движениях человека. Посредником таких метаморфоз служит внутренний «волевой посыл», или «волевой импульс» (и) особый психический и духовный настрой, имеющий в китайской традиции некое «энергетическое» выражение. Если синъицюань требовал сочетать в своей практике «внешние формы» и «внутренний волевой посыл» (отсюда и название стиля — «Кулак формы и воли»), то целый ряд направлений, вышедших из синъицюань вообще требовал преодолеть всякие внешние формы, «забыть» о них. Одно из таких крупнейших направлений получило название «Кулак воли» (ицюань), или «Кулак Великого достижения» (дачэнцюань).

Здесь получает наивысшее выражение важнейший принцип «следования бесформенному» (а значит, и «доформенному», «Беспредельному») началу во «внутренних» стилях: «Упражняясь во внешних формах, достигаем волевого импульса, а передавая волевой импульс, порождаем формы. Все формы следуют за нюансами воли, воля сама порождает форму, позиции исходят из волевого импульса, сила выбрасывается из воли» [336]. Слова эти принадлежат мастеру Ван Сянчжаю (1898–1968 гг.). Он начал обучение у непобедимого Го Юньшэня по стилю синъицюань еще в раннем детстве, а затем, уже считаясь официальным преемником школы, отправился по Китаю в поисках мастеров, обучался тайцзицюань и багуачжан. Его жизнь была полна приключений и удивительных встреч. Уже в 1916 г., т. е. когда Ван Сянчжаю было только 17 лет, его пригласили инструктором по боевым искусствам в армию президента Китая Юань Шикая, с которой тогда сотрудничали многие известные бойцы, в том числе Сунь Лутан и Лю Вэньхуа.

Но вскоре он оставил престижную службу в войсках и вновь отправился в странствия по Китаю, посетил все знаменитые центры боевых искусств в провинциях Хэнань, Хунань, Чжэцзян, Хубэй, Шаньси, Фуцзянь. Ему посчастливилось получить наставления от монахов-инструкторов Шаолиньского монастыря и от мастера Се Тефу, считавшегося первым бойцом к югу от Янцзы и дотоле отказывавшегося обучать кого бы то ни было.

Наконец у него родилась уверенность, что сотни приемов, десятки принципов, усвоенные за десятилетия обучения, не являются чем-то привнесенным, «разученным», но представляют собой непосредственное выражение чистой внутренней природы человека. Надо лишь найти способ раскрыть ее. Тогда и начинают складываться контуры нового стиля, в котором нет фиксированных форм, канонизированных ударов и каких-то комплексов, а вся тренировка направлена на самораскрытие природной естественности бойца, его врожденных свойств.

Первоначально свой новый стиль Ван Сянчжай называл «Кулаком воли» (ицюань), а впоследствии дал ему иное название, связанное с обозначением высшего мастерства в даосской магии, «Кулак Великого достижения» (дачэнцюань).

Немало бойцов ушу, привыкших смотреть на стиль как на набор канонизированных приемов, не приняли дачэнцюань. В этом стиле не было стоек, ударов, даже передвижений — существовал лишь способ воплощения «волевого импульса» через движение. Первоначально мало кто верил, что такой стиль может иметь какое-то прикладное значение. Но Ван Сянижай сумел доказать обратное, причем метод его доказательств устранил все сомнения. В 40-х годах он якобы без труда победил чемпиона Венгрии по боксу в легком весе, а также нескольких японских дзюдоистов. В конце концов, он в трехраундовом бою отправил в тяжелейший нокаут известного пекинского мастера Хун Сюйчжу, который после этого велел своим ученикам идти к Ван Сянчжаю и овладевать дачэнцюань.

Весь тренировочный процесс Ван Сянчжай разделил на этапы, каждому из которых соответствует не некий арсенал приемов, но новая степень овладения своим «волевым импульсом» и внутренней энергией.

На первом этапе изучаются статичные позиции (чжаньчжуан), которых насчитывалось более 20 (стоя, сидя, лежа, в полуприсяде). В свою очередь, они подразделяются на позиции, «вскармливающие жизненные свойства», т. е. направленные на оздоровление и психическую регуляцию, и позиции, предназначенные для ведения поединка и «выброса силы» в момент удара.

Второй этап тренировки называется «обретение опыта в использовании силы», или «испытание силы» (шили). Он заключается в приобретении навыков «выброса внутреннего усилия» во время любого технического действия. Если на первом этапе необходимо было «привести ци в состояние покоя», то на втором этапе его надо было пустить в ход. Дадим слово самому Ван Сянчжаю, речь которого отличалась весьма образным слогом: «От неподвижности (т. е. от тренировки в статичных позициях. — А. М.) приходим к постижению своего тела, а от едва заметного движения приходим к знаниям… Мы обретаем опыт в разных видах силы — погружающей и поддерживающей, разделяющей и смыкающей, поднимающей и нагружающей, вбирающей и выплевывающей, силы мышц и каналов, выметающейся и взрывающейся, подобно спусковому механизму в ружье, когда даже корни волосков, пронизанные волевым импульсом, взметаются вверх, как трезубцы. С одной стороны, необходимо сосредоточить в себе мягкую силу вращений, а с другой стороны, надо уметь раскалывать железо и разрубать золото, хладнокровно, решительно и стремительно рубить мечом и разить топором» [108]. Начальные упражнения в «испытании силы» несложны. Например, боец с резким выдохом наносит колющий удар вперед обеими ладонями, мысленно представляя, как ци из области даньтянь поднимается в плечи и «истекает» из кончиков пальцев. Для того, чтобы приобрести опыт «выброса силы» непосредственно из области даньтянь, упражняются в «испытании звука». Стоя, упершись запястьями в поясницу, боец издает резкий выкрик, стремясь, чтобы ровный и чистый звук выходил из горла. Затем он все глубже и глубже погружал источник звука, пока выкрик не начинает исходить из нижней части живота — «из даньтянь». Наконец необходимо научиться делать такой же «выброс из даньтянь», но уже беззвучно, на коротком, неслышном выдохе.

Таким образом, вся техника базируется на том, чтобы боец своим «волевым импульсом» стимулировал «выброс ци» из любой точки тела, поэтому удар он мог наносить любой поверхностью и по любой траектории. Подготовка к удару и сам «выброс силы» должны быть незаметны: «сила не проявляет даже своего кончика, а форма не ломает тело». Не должно быть никаких раз и навсегда определенных и заученных комбинаций: «В поединке с противником необходимо, чтобы тело не занимало фиксированных позиций, удары руками не принимали фиксированной формы, ноги не имели фиксированных стоек, а сила выбрасывалась, как только представится удачный момент».

Такая концепция «бесформенного» стиля, хотя и казалась оригинальной, была не нова. Многое из того, что начал преподавать Ван Сянчжай, уже встречалось в синъицюань, да и основные методы психологического тренинга, развития внутренних ресурсов организма были взяты из этого стиля. Кстати, и само название стиля (ицюань) не является оригинальным. Это одно из ранних названий синъицюань. По преданию, ицюань якобы практиковал еще полководец Юэ Фэй в XII в., во всяком случае, в предисловии к рукописному трактату середины XVIII в. «Кулак воли клана Юэ» («Юэ-ши ицюань») говорится, что великий Юэ Фэй был «весьма искушен в упражнениях с копьем, а затем, решив использовать кулак по типу копья, создал новый метод боя и начал передавать последователям, назвав его „Кулак воли“ (ицюань)» [108]. Таким образом, Ван Сянчжай и в названии своего стиля, и в методах подготовки вернулся к первоистокам синъицюань.

Ли Тянцзи. В настоящее время является одним из ведущих мастеров синъицюань хэбэйской ветви

Ван Сянчжай не скрывал того, что большинство принципов он взял из синъицюань (например, тренировку в статичных позициях и умение управлять силой), а также из тайцзицюань и багуачжан. Отказавшись от фиксированного рисунка движений, он все же не сумел обойтись без форм «пяти стихий» и «12 животных», которые, по сути, представляли собой не столько приемы, сколько базовые схемы использования различных типов «усилия-цзинь»: «восходящего», «нисходящего», «теснящего», «пробивающего» и др. Из багуачжан пришло несколько базовых движений ладонью, в частности «подрезающая ладонь», а из тайцзицюань важный принцип атаки — «приклеивание» к противнику и следование за его движениями. Ван Сянчжай попытался свести воедино не только технические действия из всех «внутренних» стилей, но даже присущие им принципы использования «усилия». Из синъицюань он заимствовал «целостное усилие», обычно применяемое во время быстрых прыжков на противника, когда импульс всего тела включается в удар. Из тайцзицюань пришло «изменчивое усилие», используемое во время мягких уклонов и для обращения силы противника против него самого, а из багуачжан — «подвижное усилие» во время передвижений по круговой траектории.

И все же отсутствие определенной формы в ицюань отталкивало от него многих последователей. Однако Ван Сянчжай хотел как можно шире распространить его по Китаю, считая свою школу квинтэссенцией всех «внутренних» стилей. И тогда он начал привносить в свое эклектическое детище отдельные приемы из разных стилей: «Кулак сливового цветка» (мэйхуацюань), удары ногами из «Хлещущих ног» (таньтуй), атаки руками из «Взрывных ударов» (паочуй), даже удары из бокса и броски из традиционной китайской борьбы шуайцзяо. Столь впечатляющая компиляция, разительно изменившая стиль, повлекла за собой и изменение названия ицюань на дачэнцюань. Ицюань исчез, по сути дела, так и не состоявшись.

Ван Сянчжай пришел к выводу, который за столетие до того высказывал его учитель Го Юньшэнь: «Внешние формы не нужны для ушу, но понять это ты сможешь, лишь овладев ими в совершенстве. Только тогда ты научишься использовать форму бесформенного» [156]. Фиксированные формы оказались столь же необходимы, как и использование «внутреннего и бесформенного» «волевого импульса».

Ван Сянчжай был человеком сложным и весьма противоречивым. Именно он одним из первых активно выступил против преподавания ушу в закрытых школах как передач интимной духовной традиции, или, как он говорил: «против клановости в преподавании ушу». Ван Сянчжай считал, что необходимо разрушить патриархальные отношения строгого подчинения между учителем и учеником.

Поиски земных соответствий небесным началам и «Неба внутри человека» породили ряд весьма оригинальных стилей мистико-эзотерической направленности. Так стиль тайцзицюань базировался на переживании человеком состояния «Великого предела» как сверхформы всего сущего. Синъицюань исходил из задачи реализации перехода «пяти стихий» во внутренней природе человека, а основу еще одного стиля «внутренней семьи» «Ладонь восьми триграмм» (багуачжан) составлял древнейший принцип символизации всевозможных природных трансформаций и изменений в человеке посредством графических схем «Канона перемен» («И цзин») — восьми триграмм и шестидесяти четырех гексаграмм.

Как же реализуется принцип «восьми триграмм» в приложении к этому стилю? Прежде всего устанавливается полное подобие человека и космических сил. Каждой части человеческого тела соответствует одна из восьми триграмм, или, если быть более точным, тело человека представлено в символической форме триграмм. Так, голове соответствует триграмма Цянь (небо), животу — Кунь (Земля), почкам — Кань (вода), сердцу — Ли (огонь), поясничному отделу позвоночника — Сюнь (ветер), спинному и шейному отделам позвоночника — Гэнь (гора), правой части корпуса — Дуй (озеро), и наконец, левой части корпуса — Чжэнь (гром). Таким образом все тело человека оказывается полностью «вписанным» в круг из восьми триграмм.

Схема восьми триграмм

Кроме этого, существуют и другие соответствия. Например, живот сополагается с «Беспредельным», верхняя часть живота — с «Великим Пределом», руки — с началами инь и ян, бедра и голени — с «четырьмя образами» (малого инь, малого ян, большого инь, большого ян). Обратим внимание, насколько изящна в этой концепции система взаимосоответствий: на руках и на ногах всего двадцать пальцев, на четырех больших пальцах всего восемь суставов, на других же пальцах всего 48 суставов (на каждом по три). К этому прибавляются еще два локтевых и два плечевых сустава и шесть суставов на ногах. Всего получается 64 сустава, которые рассматриваются как сочленения, обеспечивающие единство всего тела. Таким образом, шестьдесят четыре гексаграммы понимаются не как некие абстракции, но как вполне конкретные явления.

Вся структура стиля так или иначе соотносится с принципами взаимоперехода восьми триграмм и шестидесяти четырех гексаграмм.

Издревле наиважнейшей частью тренировки считалось обретение особого умения выполнять движения ладонью. Техника багуачжан основывается на сложнейших вращениях ладонями и предплечьями, которые как бы проявляют «буравящее усилие», спиралью проходящее от ступней через все тело в кончики пальцев. Движения ладонями подразделяются на две группы. Группа простейших движений, с которой начинаются первые шаги в классическом багуачжан, именуется «одиночным обращением ладони» (даньхуань) — это простые движения ладонью с ее проворотами. Затем следуют более сложные движения — «парные обращения ладони» (шуанхуань). На основе одиночных и парных «обращений» формируется базовая техника движений руками. Однако следует еще овладеть сочетанием дугообразных и спиралевидных движений ладонью и всем корпусом, который должен двигаться по той же траектории. Этот основной тип движений именуется «восьмью материнскими формами», или «восьмью старыми формами».

Таким образом, существует всего восемь базовых форм, соответствующих восьми триграммам. Каждая из них подразделяется еще на восемь «малых форм», фактически приемов. Таким образом, рождение из восьми триграмм гексаграмм в багуачжан воплощается в виде 64 приемов.

Все переходы выполняются по кругу, а точнее — по нескольким кругам. Боец постоянно переходит с одной окружности на другую, описывая причудливые «восьмерки». Круг являет собой универсальный символ мироздания и постоянных взаимопереходов, когда, как сказано в «Дао дэ цзине»: «„До“ и „после“ следуют друг за другом, а начало одного движения коренится в другом». Таких кругов может быть от одного до восьми. Традиционно бойцы отрабатывали такие переходы между деревьями, обходя каждый ствол по кругу и имитируя тем самым заход за спину противнику.

Символика космических соответствий и «небесного круга» была отнюдь не единственным содержанием багуачжан. В своем раннем виде стиль делал упор на «формы» животных и тем самым походил на многие народные стили. Вполне вероятно, что эти формы багуачжан взяты из синъицюань — они похожи как по внешнему виду, так и по названиям: «формы» дракона, льва, ястреба, змеи, обезьяны, оленя, медведя и феникса. Зооморфная символика животных присуствует даже в требованиях к позициям: боец должен «держать голову, как лев», «иметь могучую поясницу, как у медведя», «стремительные руки обезьяны», тело дракона, подвижные «ноги, как тело змеи».

Большинство версий о создании багуачжан сходятся на том, что у истоков этого стиля стоял Дун Хайчуань (1813–1882 гг.), хотя сам он по всей вероятности еще не называл свою систему «багуачжан». По другим сведениям, Дун Хайчуань родился в 1796 г., а умер в 1880 г. в возрасте 84 лет [166]. Пожалуй, перед нами — один из немногих стилей, в недрах которого не существует разночтений по поводу имени его создателя. До сих пор в школах багуачжан во всем мире возжигаются благовония Дуну, не имеющему себе равных, а в Пекине ежегодно на могиле первопатриарха устраиваются праздники школы, на которых присутствуют лишь наиболее достойные продолжатели багуачжан, случайных людей и просто любопытствующих на них не допускают. Прежде всего, Дун Хайчуань, создавая новую систему, принял за основу ведения поединка многочисленные вращения и изменения в позициях, что соответствовало даосским принципам воспроизведения «небесного круга» на земле. Он объявил, что «основой его системы является движение, а основным методом — изменения в позициях». Используя терминологию и учение «Канона перемен», он говорил о «принципе перемен» (и ли) — незаметных, ускользающих, взаимопорождающих. Этому принципу и должен следовать боец.

В своих изысканиях в области «вращений без остановки» Дун Хайчуань был далеко не первооткрывателем, к тому времени десятки школ базировались на использовании многочисленных вращений телом и связывали такой характер движения с космическими корнями человека. Основной принцип стиля был очевиден, а теоретические основы «сферичности» движения выведены еще ранними даосами. Однако в народных школах оказалось нелегко преодолеть разрыв между теоретическим осознанием «небесного» принципа вращения и реальной самоидентификацией человека с космосом. Дун Хайчуань нашел один из наиболее изящных и эффективных способов такой самоидентификации посредством практики ушу.

Дун Хайчуань стал одной из наиболее колоритных и овеянных легендами фигур китайского ушу. Его семья происходила из богатой своими традициями боевых искусств провинции Шаньси, а затем переселилась в деревню Чжуцзя, что в уезде Вэньнань в Хэбэе. С детства Дун отличался силой, высоким ростом, крепко сбитой фигурой, а его любимыми занятиями стали охота и занятия ушу. Сначала Дун Хайчуань обучался стилю «Кулак архатов» (лоханьцюань), причем он долгое время считался мастером именно этого стиля. Как видно, и здесь, равно как в тайцзицюань и синъицюань, в основу «внутреннего» стиля лег «внешний» стиль, который относят к шаолиньскому направлению.

Летом 1861 г. Дун покинул родные места и отправился на Юг, то ли из желания попутешествовать, то ли скрываясь от каких-то неприятностей (ходили слухи, что он в поединке убил односельчанина, который оказался родственником влиятельного чиновника). В последующем хроники его жизни приобретают поистине сказочный характер, что в китайской традиции всегда подчеркивает запредельность мастерства человека. Однажды, будучи в провинции Аньхой, Дун забрел в горы Цзюхушань и повстречал там даоса Хуа Хайчжэня (по другим версиям его звали Хуа Дунчжэнь) по прозвищу Старик из Заоблачной Лодки. Убеленный сединами старец поразил Дуна — «он ходил, что летал», тычком ладони раскалывал камни и вообще был удивительным человеком. У него и остался Дун Хайчуань на несколько лет, обучаясь основам того, что в конечном счете привело к созданию багуачжан. Вероятно, именно от даоса, который, по легендам, был настоящим «бессмертным», Дун перенял учение о восьми триграммах и их воплощениях в формах видимого мира, Следующим учителем Дуна стал не менее загадочный человек — Шуго Юаньцзи. Многие считали его не кем иным, как одним из восьми даосских «бессмертных», хромым Ли Тегуаем. Шуго действительно немного прихрамывал, вид имел безобразный, был «черен лицом и с огромными ушами». Но за столь отталкивающей внешностью скрывался воистину просветленный человек, поведавший Дун Хайчуаню о соответствии восьми триграмм и шестидесяти четырех гексаграмм формам «Прежденебесного» и «Посленебесного», что считалось немалым секретом даже среди даосов [166]. Таким образом, Дун постепенно становился «великим посвященным», именно это посвящение и позволяет ему совместить знания о даосском тайном искусстве с навыками ушу.

Наконец, через несколько лет обучения, в 1865 г. Дун Хайчуань «сошел с гор», а на следующий год приехал в Пекин и поступил на государственную службу. Вероятно, именно в то время у него появляются первые ученики. Слава его росла с каждым днем, тем не менее Дун неизменно ограничивался общением с двумя-тремя наиболее преданными и способными людьми. Примечательно, что сначала он преподавал не багуачжан, а «Кулак архатов», считаясь в Китае ведущим мастером по этому стилю. Но вскоре в свое преподавание он начал привносить некоторые даосские принципы, объясняя, как надо «через движение овладевать покоем». За основу своего обучения он принимает принцип круга как универсального Знака мироздания. Этому символу он стремился подчинить все, начиная от передвижений и вращений руками вплоть до осознания «круговой» циркуляции внутреннего ци. Он ввел принцип двойной и тройной спирали в движении корпуса и рук, причем одна спираль находится как бы в другой, и они могут «закручиваться» в разные стороны. Используя те же принципы, Дун Хайчуань с блеском управлялся тяжелым мечом-дао, веревкой с грузом на конце («молоток-метеорит»), некоторыми «тайными» видами оружия.

Вскоре один из чиновников императорской канцелярии Су Ванфу, вошедший в историю как своеобразный меценат ушу, обратил внимание на удивительное мастерство Дуна и пригласил его в качестве преподавателя боевых искусств в императорскую армию.

Наконец, в 1874 г. Дун решил начать преподавание некоего принципиально нового направления ушу, в котором мастерство имело бы поистине «чудесный», запредельный характер. Естественно, что такое обучение не могло быть открытым, тем более — массовым, поэтому он берет в обучение лишь несколько десятков учеников (считается, что их было ровно 72, как ближайших учеников Конфуция), с которыми он занимался индивидуально вплоть до своей кончины. Официальными продолжателями школы мастер назвал не более десятка последователей, наиболее известными из них стали Инь Фу, Чэн Тинхуа, Лю Фэнчунь, Ляо Чжэньпу, Ма Вэйци, Ма Гуй и др., причем практически каждый из этих людей стал родоначальником новой ветви багуачжан.

В окружении Дун Хайчуаня были как аристократы, так и простолюдины. В этом отношении весьма интересна личность Ма Гуя (1853–1940 гг.), по прозвищу Деревянная лошадь. Низкорослый и чрезвычайно крепкий, он мог поднять каменную гантель в 70 кг, да еще исполнял с нею танец. Ма Гуй был настолько уверен в своей непобедимости, что вызывал любого померяться с ним силами. Был у него лишь один недостаток — своим пристрастием к вину Ма Гуй прославился на весь уезд. Обладая удивительным живописным даром, он с радостью откликался на просьбы односельчан нарисовать для них памятную надпись, но, как рассказывают, трезвым за кисть не брался — ждал пока поднесут несколько чарок хорошего вина.

Вероятно, в те времена еще не было стройной системы стиля. Существовали лишь некие базовые принципы, представляющие собой прикладную трактовку важнейших даосских принципов о «внутреннем» начале мира. Дун Хайчуань учил: «Уклоняйся от прямой атаки, а сам бей под углом», что исходило из принципа кругового движения; «противопоставляй прямому движению диагональное». Дун давал объяснения только устно, запрещая делать записи. Рассказывают, что сначала он подробно разбирал каждое движение, объясняя его прикладной и эзотерический смысл, а затем лично показывал его, не передоверяя старшим ученикам. Постепенно практически все удары кулаком в новом стиле были заменены на удары и блоки ладонью, позволяющие сделать более мощным «выброс усилия».

Смерть Дун Хайчуаня была столь же внутренне проста и одновременно чудесна, как и его жизнь. «Как-то зимой 1884 г. Дун Хайчуань, ничем не болея, сел и умер» [209]. Тем самым он воплотил идеал даосского «истинного человека», который не столько умирает, сколько переходит в инобытие, когда сам захочет. Разумеется, и здесь не обошлось без многочисленных легенд. Когда ученики Дуна положили тело мастера в гроб и собирались нести его на кладбище, они, попытавшись поднять гроб, так и не сумели оторвать его от земли. Наконец, один из учеников взмолился: «Мастер, мы, не достойные даже считаться вашими учениками, почтительно просим соизволения приподнять ваше тело» После этих слов гроб словно сам собой приподнялся над землей, и ученики без труда смогли доставить его на место погребения. Кстати говоря, почти такие же истории ходили и о бессмертных даосах, и о чаньских монахах. Например, один из них умер посреди монастырского двора, стоя на голове, и никто не мог оторвать его от земли, пока один из учеников не обратился к его телу со словами: «Учитель, Вы при жизни зачастую не давали людям покоя и смущали их своим видом. Позвольте же нам хотя бы после Вашей смерти достойно похоронить Вас». После этого тело приняло «правильное» положение. Существует и весьма похожая история о приключениях с гробом легендарного создателя тайцзицюань Чжан Саньфэна.

Народ с удовольствием пересказывал легенды о Дун Хайчуане. «Десять бойцов окружили его, а он лишь двинул рукой — всех раскидал». «А был еще некий знаток боя на мечах и трезубцах, вызывал любого померяться с ними силами. А Дун вышел против него с голыми руками, отобрал у него оружие, нанес удар ногой в ногу — на этом все состязание и закончилось». «Выйдя за городскую стену учитель начинал ходить по кругу, вращаясь словно вихрь и не было того, кто увидев его, не назвал бы учителя чудесным героем». Говорили, что Дун Хайчуань мог посадить себе на ладонь человека и пронести на вытянутой руке через всю улицу.

Про него с восхищением писали: «Идет или стоит Дун Хайчуань, сидит или лежит — его изменения поистине чудесны, а движения столь стремительны, что даже умелый человек не способен их уловить» [336].

Среди последователей багуачжан в Китае ходят и более невероятные слухи: якобы, Дун Хайчуань и стал «бессмертным», живет в горах Эмэй или Цзюхуашань. Есть даже люди, которые утверждают, что учатся непосредственно у мастера. Причем не у фантома, приходящего во сне, а у вполне реального человека! Спорить не будем, мистическая традиция всегда полна неожиданностей. Уже в наше время, в 1981 г., прах великого мастера был перезахоронен на одном из самых престижных кладбищ в западном пригороде Пекина, а над могилой была возведена памятная плита.

Дело Дун Хайчуаня было продолжено его учениками, которые завершили становление багуачжан и создали несколько направлений внутри этого стиля. Вся тонкость ситуации заключалась в том, что сам учитель Дун давал своим ученикам разные комплексы, хотя и базировавшиеся на общем принципе кругового вращения. Традиция утверждает, что таких учеников было ровно восемь — мастер Дун и здесь придерживался числовой магии триграмм. Причем каждому ученику он показывал в полной мере работу лишь с одной «ладонью-триграммой».

Старшим учеником мастера считался Инь Фу (1841–1909 гг.), выходец из провинции Хэбэй. Еше в молодости Инь Фу приехал в Пекин и нанялся на работу цирюльником, а затем перепробовал массу занятий: то работал на маслодавильне, то продавал дрова. Занимаясь ушу, Инь Фу отдавал предпочтение «Кулаку архатов» и именно благодаря этому стилю близко сошелся с Дун Хайчуанем. Но вскоре Инь Фу понял, что есть у его учителя какой-то секрет, какой-то принцип, кардинально отличный от жесткого шаолиньского стиля. Наконец, после нескольких лет знакомства, переросшего в дружбу, Дун решает сделать Инь Фу своим первым учеником в новом стиле, которому он еще даже не дал названия.

«Меч восьми триграмм» (багуадао) отличается огромными размерами. Комплекс с ним выполняется с такими же вращениями и переходами, как и в багуачжан

Именно Инь Фу было суждено довести форму стиля до ее логического завершения. Если великий Дун Хайчуань в основном опирался на собственную интуицию и опыт в даосских мистериях, то Инь Фу постарался сделать багуачжан структурно более стройным. И начал с того, что из многих приемов, которые показывал Дун Хайчуань и часть которых относилась к «Кулаку архатов», он выделил ряд наиболее эффективных и подходящих для передвижений по окружности.

Удивительным мастерством отличался другой ученик Дун Хайчуаня — Чэн Тинхуа (1848–1900 гг.), по прозвищу «Очкастый Чэн». Такое забавное прозвище он получил за то, что еще подростком, приехав в Пекин (его биограф и ученик Сунь Лутан называет другой город — Тяньцзинь) на поиски работы, устроился вытачивать линзы для очков, а затем даже открыл свое дело по изготовлению оптики. Эта работа и кормила его всю жизнь. Сунь Лутан называл его «самым умелым из самых добродетельных людей». Боевыми искусствами Чэн Тинхуа занимался с молодости и прославился как один из лучших пекинских борцов шуайцзяо. Но встреча 28-летнего чемпиона с Дун Хайчуанем перевернула всю его жизнь — он стал самым ярым последователем багуачжан и изучал его более десяти лет.

Чэн Тинхуа, как и многие ученики Дун Хайчуаня, несколько изменил изначальный вид стиля. Так, он ввел новое положение ладони — «Когти дракона», когда основные удары наносятся не центром ладони и не кончиками пальцев, а ее внешним ребром. Он привнес много боевых приемов и заломов из шуайцзяо, а передвижения сделал более легкими и стремительными. Так формировалась наньчэнская ветвь багуачжан, или багуачжан клана Чэн. В 1894 г. Чэн Тинхуа изучал синъицюань у своего хорошего друга Ли Цуньи, а позже освоил и тайцзицюань, объединив все три стиля воедино. Знаком был Чэн Тинхуа и с другим великим мастером ушу того времени — Сунь Лутаном. Сунь, будучи уже знаменитостью в кругах боевых искусств, не постеснялся пойти в ученики к Чэну и перенял у него «истинную» линию багуачжан.

Жизнь Чэн Тинхуа, одного из величайших мастеров багуачжан за всю историю стиля, трагически оборвалась в 1900 г. В тот год в стране бушевало восстание ихэтуаней и объединенная армия восьми государств вошла в Пекин. Чэн Тинхуа устроил в своем доме тайный склад оружия. Однажды вечером, возвращаясь домой с целым мешком оружия, он наткнулся на многочисленный немецкий патруль, контролировавший эту часть города. Поразив нескольких человек, Чэн пал под пулями интервентов.

Багуачжан стал одним из самых глубоких стилей ушу, сохраняющих в целостном виде эзотерическую традицию. Долгое время он не был столь популярен как тайцзицюань, и его судьба в общем оказалась схожей с судьбой синъицюань: о существовании стиля знали многие, но мало кто обладал реальными познаниями в нем. Вплоть до середины нашего столетия подлинных школ истинного багуачжан было крайне мало, они встречались лишь в деревнях провинций Хэбэй и Хэнань, да еще в Пекине, где когда-то преподавал сам Дун Хайчуань. Интересно, что распространению багуачжан значительно способствовал синъицюань. Как уже упоминалось, по одной из легенд, Дун Хайчуань как-то сошелся в поединке с мастером синъицюань Го Юньшэнем, после чего они подружились и два стиля стали практиковаться в одних и тех же школах.

Постепенно стиль стал популярным среди образованной части городского населения, причем даже на время потеснил тайцзицюань. После создания в 1928 г. Центральной академии национального искусства руководителем ее тренерского отдела стал У Цзюньшань — лучший ученик прямого последователя Дун Хайчуаня Хань Фушуня. У Цзюйшань открыл в Академии первую официальную группу багуачжан, и с этого момента стиль вошел в когорту элитарных стилей ушу. У Цзюйшаню благоволили даже члены гоминьдановского правительства. Когда началась война сопротивления Японии и город Нанкин, где располагалась Академия, оказался захвачен японцами, У Цзюйшань вместе с группой ведущих инструкторов вслед за гоминьдановским правительством переехал в Чунцин, где продолжил преподавание багуачжан [166].

Реформы ушу, начавшиеся после прихода к власти КПК в 1949 г., коснулись и багуачжан. Прежде всего стиль подвергался критике за излишнюю мистифицированность, за «ненаучный подход», «мистические пережитки в терминологии». В преподавании багуачжан даже пытались вообще обойтись без понятия «восемь триграмм». И все же никто не желал осваивать вместо багуачжан некую «гимнастику передвижений по кругу». Вскоре с чисто внешней точки зрения все вернулось — багуачжан вновь стали изучать в его терминологической оболочке «восьми триграмм» и «небесного круга». Но вместе с этим было создано много новых, гимнастических и спортивных комплексов багуачжан, которые уже не содержали внутренней глубины, присущей традиционному стилю. Да и сам мир традиционного багуачжан раскололся. Большинство тех людей, кто принадлежал ему, признали в качестве патриарха стиля Ли Цзымина — одного из учеников прямого последователя Дун Хайчуаня Ляо Чжэньпу. Частично это обусловливалось тем, что Ли Цзымина поддержало государство, а после его смерти раскол еще больше усилися. Однако большинство занимающихся багуачжан в деревнях по-прежнему ориентированы на своих учителей, среди которых немало носителей «истинной традиции». Такие люди практически никак не соприкасаются с государственным преподаванием багуачжан, зато поддерживают тесные контакты между собой и представляют, пожалуй, единственный канал сохранения традиции «Ладони Восьми триграмм».

Не будет преувеличением назвать тайные общества Китая той кровеносной артерией, которая питала традиции народной культуры. Размах их деятельности был столь огромен, что с трудом осознается даже в исторической ретроспективе. Тайные общества и секты охватывали все сферы народной культуры, более того — не обходили и целую армию местных чиновников. Не трудно понять, почему боевые искусства оказались, начиная с XVII в., не только основным элементом тайных народных обществ, но вообще не мыслились вне их.

Правда, «тайность» их была достаточно относительной, о них прекрасно знали и представители местной администрации, и центральные власти. Да и скрыть существование таких организаций было невозможно. Об этом красноречиво говорят цифры: к началу XX столетия в Тяньцзине больше половины населения так или иначе были связаны с тайной сектой «Учение принципа» или «Учение об истине» (Лицзяо), а в некоторых районах столичной провинции Чжили — до 90 %. В ряде районов провинции Сычуань в обществе «Старших братьев» (Гэлаохуэй) состояло 70–80 % населения. В провинции Цзянсу членами этого же тайного общества было более 70 % населения [110].

Два разбойника, герои «Речных заводей» Ли Юнь и Ли Ли плетут коварные планы. Тайные общества XVIII-ХIX вв. нередко связывали свое происхождение с героями-бойцами древности

Могие члены таких тайных обществ жили в ожидании наступления апокалипсиса, когда «очистительный вихрь» сметет с лица земли всех, кто не вступил в секту. Пока же следовало готовить тело и дух к испытаниям. И формой такой подготовки стали боевые искусства, сопряженные со сложными способами медитации и психотренинга. Не было ни одного стиля, ни одной школы, которая преподавалась бы в период нового времени вне тайных обществ. Никакой разницы между тайной сектой и народной школой ушу не существовало: изучая ушу, последователи фактически приобщались к духовному учению школы.

Большинство известных нам сегодня стилей вышло именно из тайных обществ. Ушу превращалось в постоянный ритуал, неотделимый от повседневной жизни сектантов.

Например, на преподавании ушу основывалось духовное воспитание в одной из самых крупных религиозных сект нового времени «Путь девяти дворцов» (Цзюгундао). До сих пор при приеме в эту секту, нелегально действующую в центральных районах Китая, требуется пройти «испытание ударом меча» — неофиту наносят несколько мощнейших ударов наотмашь мечом по животу, и на его теле не должно появиться даже покраснения. История данного испытания тесно связана со знаменитой сектантской традицией «Учения Восьми триграмм» (Багуацзяо). Общество Багуацзяо было создано в ХVII в. неким Ли Яньюем. Его ученики основали восемь главных направлений секты, каждое из которых называлось по имени одной из восьми триграмм. Сам же Ли Яньюй, кстати большой знаток даосской и буддийской магии, титуловал себя «единым господином». Таким образом, сложилась некая девятеричная схема — восемь сект и один «господин». Она стала называться «девятью дворцами» как и традиционная нумерологическая модель. Вскоре Ли Яньюй и его ближайшие сподвижники погибли в столкновении с императорскими войсками, в живых остался только лидер отделения «Триграммы Ли» Го Чжэцин. Он перебрался на Юг, в Гуандун, где вновь начал обучать людей ушу, параллельно проповедуя «Учение Восьми триграмм».

Из этого общества вышли целые армии — тайные общества, практиковавшие ушу в 20-х годах ХХ в. Например, знаменитые «Красные пики», «Желтые пики», «Малые мечи», «Боевые лопаты», «Истинного боевого искусства», названия которых недвусмысленно свидетельствуют о роде их основных ритуальных занятий. Они неоднократно становились инициаторами крупных волнений в центральных провинциях Китая, а потом постепенно из религиозных сект, где действительно существовали сложные учения и мистические посвящения, превратились в бандитские отряды.

Многие тайные знаки сект сохранились в ушу до сих пор. Например, знаменитое приветствие во многих школах ушу — правый кулак вложен в левую ладонь, что символизирует единство сил инь и ян, солнца и луны. Именно из этих двух элементов — «солнца» и «луны» — состоит иероглиф «мин», обозначавший название последней китайской династии, на смену которой пришла маньчжурская династия Цин. Такое приветствие долгое время понималось как символ борьбы с маньчжурами за восстановление династии Мин. Сегодня это распространенное приветствие во многих школах ушу.

Важным моментом инициации в сектах была передача новичку необычайных способностей, ради достижения которых многие и вступали в общину. Они должны были уметь лечить болезни, становиться неуязвимыми для ударов копья и даже огнестрельного оружия. Например, перед вступлением в общество «Красных пик» неофиты проходили предварительный курс обучения продолжительностью в сто дней, «пока даже самый сильный удар не оставлял на теле лишь бледный след или черту». Одновременно он заучивал священные формулы, причем их забвение моментально делало человека уязвимым. Считалось также, что его могли ослабить половые сношения или неправильная диета в течение ста дней испытаний. Со вступающих бралась клятва никому не раскрывать преподанные им методики, а затем их испытывали. После первых трех дней обучения проводилось «испытание ножом», после десяти дней — «испытание пулей» и так далее [26].

Не менее суров был ритуал вступления в особое подразделение тайной секты — «Общество всеобщего добра» (Туншаньшэ). Оно называлось «Дровяные врата» (Чаймэнь) и представляло собой специальное формирование бойцов ушу. Прежде всего они подписывали особую клятву, обещая «не творить зла» посредством своего искусства, а затем специальный посвящающий учитель наносил им по три удара острым мечом по груди, животу, спине, рукам и ногам, что именовалось «посвятить в восемь триграмм». После этого вступающие должны были продемонстрировать «чудесный удар» (умение наносить мощные удары) и разучить ряд магических формул. В конце посвящения они становились способны «ударить копьем, не отбросив даже тени», а «мечи и копья не ранили их» [264].

Благодаря тайным обществам занятия ушу становились все более массовыми. Вырастая из народных праздников, они зачастую становились неподконтрольны властям, которые вновь и вновь повторяли запреты на такие «еретические ритуалы». В указе император Юнчжэна от 1727 г. вина за их отправление возлагалась на «людей, использовавших приемы кулачного боя и боя с палкой и называвших себя наставниками» [28].

В тайном обществе боевой ритуал символизировал единство адептов внутри общего тела боевой традиции. Достаточно было лидера-наставника, умевшего передать свой эмоциональный настрой массе, — и собиралось общество кулачного искусства, проповедущее идеи спасения, «очистительного вихря», прихода будды Грядущего Майтрейи. Такое объединение недовольных существующим порядком, естественно рассматривалось властями как незаконное, и соответственно — «тайное», хотя на уездном уровне администрация прекрасно знала о существовании подобных организаций и даже нередко сама состояла в них.

Приведем один пример. В 1774 г. в провинции Шаньдун было поднято восстание одного из ответвлений секты «Учение Белого лотоса». Его руководителем стал Ван Лунь — выходец из семьи зажиточного землевладельца, обладавший могучей способностью воздействовать на людей. Правда, внешность Ван Луня была скорее отталкивающа: лицо, испещренное следами оспы, невысокий рост, сутулость. Не повезло ему и в семейной жизни: его почти слепая жена не могла подарить ему детей.

Вероятно, желая утвердить себя в глазах односельчан, Ван Лунь в двадцать лет начал заниматься ушу и вскоре приобрел авторитет известного бойца. В 1751 г. в их дом пришел какой-то бродячий плотник и Ван стал изучать у него стиль «Кулак Восьми триграмм» (багуацюань), бой с мечом и работу на «деревянном человеке» — снаряде для отработки приемов боя. Со своим учителем Ван осваивал медитативные и дыхательные упражнения, а позже его посвятили в искусство «существования без пищи» (бу чифань) в течение длительного времени. Просуществовать без пищи десять дней считалась «малой заслугой», а восемьдесят один день — «большой заслугой».

Будучи, вероятно, человеком весьма экзальтированным, Ван Лунь начал собирать вокруг себя учеников, которым наряду с приемами ушу преподавал основы психотехники. К тому же профессия Вана благоприятствовала этой деятельности: он работал рассыльным-скороходом в небольшом местечке Янгу недалеко от своего дома. Бывая в рыночных центрах и деревнях, он занимался врачеванием, причем делал это настолько умело, что его слава начала притягивать к нему все больше и больше людей. Многие из тех, кому помог Ван, становились его последователями, постигали у него ушу и «искусство вскармливания жизненности».