Удивительные истории о словах самых разных Бабенко Виталий
Осип Мандельштам. «О, небо,небо, ты мне будешь сниться…» (1913)
- О, небо, небо, ты мне будешь сниться;
- Не может быть, чтоб ты совсем ослепло,
- И день сгорел, как белая страница:
- Немного дыма и немного пепла!
Для начала заглянем в другие языки. В немецком есть слово «небель» (Nebel), и означает оно «туман». Испанское «ньебла» (niebla) – тоже «туман». И итальянское «неббия» (nebbia). Латинское «небула» (nebula) наделено тем же смыслом. Французское «небюлёз» (nbuleuse) – «туманность». Древнеиндийское «набхас» (nabhas) имело несколько значений: «туман, облако, небо». Хеттское «непиш» (nepi) – это опять-таки «небо».
Очень похожие слова, правда? И смысл практически один и тот же. Ничего удивительного. О таких словах говорят, что они индоевропейского характера (древнеиндийское «набхас» – тому свидетельство), и русское «небо» ничем от других в этом смысле не отличается. «Разве? – не поверит читатель. – Русское “небо” – это все-таки небо, а не туман». А вот и нет. В древнерусском языке «небо» означало именно «туман, облако». Да-да, облако, для которого нашлось и другое слово – «обволока».
Лишь со временем «небо» стало означать не туман в воздухе, не парящие в высоте белые пуховики, а именно свод над головой – небесный свод. (Множественное число от «небо» – «небеса», точно так же, как множественное число от «чудо» – «чудеса». Такой уж он у нас с вами необыкновенный, наш родной язык.)
Когда слово «небо» стало «сводом», его стали использовать и по другому назначению. Верхняя часть полости рта – тоже свод, потому и называется он «нёбом». «Нёбо» – то же «небо», только для различения одного свода от другого пришлось применить буковку «ё».
Мы в нашем языке вообще любим метафоры, метонимию и синекдохи.
Ой! Прошу прощения! Немного заговорился. Поясню.
Метафора (греческое слово, обозначающее «перенесение») – это употребление слова в переносном значении, причем перенос значения может быть основан на сходстве, сравнении или аналогии.
Метонимия (греч. «переименование») – замена одного слова другим, основанная на связи их значений.
Наконец страшное слово синкдоха (греческое слово, которое в буквальном переводе выглядит как «полученное вместе») означает употребление части вместо целого, частного вместо общего и наоборот.
Возможно, эти стилистические фигуры нам еще понадобятся, а если нет – все равно полезно их знать.
Так вот, в нашем языке мы любим переносы значений, подстановки, подмены частных понятий общими, общих – частными. Особенно нам нравится производить слова со значением «верховный».
«Небо» стало «нёбом», то есть верхней частью полости рта.
«Голова» (верхняя часть тела) тоже обрела значение наивысшего, верховного (вспомним поговорку: «Хлеб всему голова») и породила целый ряд соответствующих слов: главный, главарь, головной, главенствовать, главенствующий.
«Макушка» стала обозначать опять-таки «вершину» или «верхнюю часть чего-либо» (в том числе и головы), хотя изначально «макушка» – это «маковая головка» и произведена от слова «мак».
Забавно.
Не могу не отметить, что подобные чудеса произошли и с латинским словом «капут» (caput, родительный падеж capitis), тоже означающим «голова». От него произошли слова «капитал», «капитализм», «капитальный», «капитель», «Капитолий», «капюшон», «капот», «капуста», «кепка», «шапка», «шапокляк», «чепчик», «шеф» и даже немецкое «капут» (kaputt; да, то самое: «Гитлер капут!»), хотя в последнем случае путь словообразования был не прямым, как может показаться, а очень долгим и извилистым.
Ну хорошо. Небо. Было «туманом» и «облаком», а стало «небесным сводом». А что в небе, кроме облаков? О, там много всего. Солнце, Луна, планеты, астероиды, кометы, звезды, космос, Вселенная. О каждом из этих слов можно многое рассказать, и любое потянет за собой вереницы других слов. Не будем увлекаться – у нас все же есть определенный курс – и выберем из перечисленного только одно слово —
солнце…
Солнце
Аркадий Арканов, Григорий Горин.Оранжевая песня (1964)
- Только в небе в этот миг Солнце заблестело
- И раскрасило весь мир Так, как я хотела.
- Дядя посмотрел вокруг и тогда увидел вдруг:
- Оранжевое небо, оранжевое море,
- Оранжевая зелень, оранжевый верблюд.
- Оранжевые мамы оранжевым ребятам
- Оранжевые песни оранжево поют.
Солнце. Солнышко. Солнечный. Радостные слова, разве не так? Конечно, так. Солнце – от веку источник и символ (сим-бол!) света, тепла, жизни.
Производных слов немало: подсолнечник, солнцеворот (он же солнцестояние), солнцепёк, солнечник (это, между прочим, название морской рыбы и заодно на именование большой группы простейших организмов) …
А еще наш язык в не столь далеком прошлом распоряжался такими удивительными словами (ныне, увы, забытыми), как: солнопёк, посолонь, усолонь, солнопись, солныш, солнух, солнопутье, солнцезарный, солоновать.
Солнопёк – это, разумеется, солнцепёк.
Псолонь означало «по солнцу».
Усолонь – не что иное, как «тень». Приставка «у-» выполняет здесь функцию отрицания, иначе говоря, у + солонь = не + солнце, то есть место, где солнца (солнечного света) нет.
Солнописью именовалась фотография, искусство света (для тех, кто понимает, что такое фотография).
Солныш – «куть в избе, бабий угол, стряпная, [место] за переборкой» (так поясняет это слово в своем Толковом словаре Владимир Иванович Даль).
Солнух – то же, что «подсолнух».
Солнцепутье – путь, который Солнце проходит по небу, иначе говоря, эклиптика.
Солнцезарный – очень жаркий («солнцезарный день»).
Солоновать – не солить (!), а ходить посолонь, то есть так, как ходит Солнце, – кругами, причем справа налево.
И во всех этих словах – корень «сол». В слове «солнце» тоже. Буковка «н» не должна нас смущать: это суффикс, которыми столь богат русский язык. И «це» тоже суффикс. А суффиксальная гласная «о» то появляется (посолОнь), то исчезает (Солнышко), – ничего особенного, про полногласие и неполногласие мы уже знаем.
А теперь сравним.
В русском языке – Солнце.
В древнепрусском – сауле (saule).
В литовском – тоже сауле (saule).
В готском – сауил (sauil).
В староанглийском – суэгл (swegl).
В староирландском – суил (suil), причем это не только «солнце», но и «глаз».
В латинском – сол (sol).
В санскрите – сурья (suryah).
О чем это говорит? Только о том, что корень слова «солнце» – древнейший. Такие корни называют протоиндоевропейскими. В «чистом» виде (а лингвисты умеют добираться до «чистых» древних корней) он выглядит так: «с (е) уол-» (*s (e) wol-) или «саеуэл-» (*saewel-)54. Любопытно отметить, что «-ол-» или «-эл-» в приведенных обозначениях корней – тоже суффикс (разумеется, протоиндоевропейский), в некоторых случаях он принимал форму «-эн-», вот почему в английском языке буква «л» пропала и «солнце» там – sun, а не sal или sol. А в протогерманском «солнце» – это «суннон» (*sunnon).
Если принять во внимание разнообразные суффиксы, то получается, что в слове «солнце» от древнего корня осталось только «со-»?Да, так и получается. Но… не всегда.
Все люди говорят по-разному. И все народы говорят по-разному. Я имею в виду не собственно языки, а то, КАК люди воспроизводят звуки. У этих чуть больше напрягаются одни ротовые мышцы, у тех – чуть больше напрягаются другие; по-разному работает язык; есть различия в выдыхании воздуха. Иначе говоря, произношение звуков – вещь особенная, и фонетика у каждого народа (народности, населения той или иной области, даже населения отдельных городов, сёл и деревень) – своя. По этой причине согласная буква, с которой начинается корень слова «солнце», в разных культурах обретала некий иной, особенный вид.
Вот посмотрите.
В авестийском языке «солнце» – «хвар» (hvar).
В валлийском – «хаул» или «хол» (haul).
В старокорнском (корнский – один из древних языков кельтской группы) – «хеул» (heuul).
В бретонском – «хеол» (heol).
В греческом – «хелиос», или «гелиос», или «элиос», или «ээлиос» ().
Вот наконец мы и добрались до Гелиоса – солнечного божества Древней Греции. Зачем нам это было нужно? Чтобы уяснить: русский язык обрел некоторые «солнечные» слова и из латинского, и из греческого языков.
От латинского «сол» образованы слова «солярий» (мы так называем специальные места, оборудованные для загорания, а древние римляне обозначали этим словом плоскую крышу дома, подставленную лучам Солнца, и даже солнечные часы), выражение «солнечное сплетение» (прямая калька латинского «солар плексус») и даже название знаменитого фантастического романа Станислава Лема «Солярис» (в буквальном переводе – «Солнечный»).
У великого польского писателя Станислава Лема – еврейские корни. И таким образом, фамилия – тоже еврейского происхождения. Именно происхождения, но Лем – не собственно еврейская фамилия. Как это понимать? А так, что фамилия – сокращенная. Тут возможны, как минимум, две версии.
Первая. В «Словаре еврейских фамилий» фигурирует фамилия Лема. Она происходит от идишского мужского имени Лемель, а слово «лемель» обозначает овцу. Может быть, Лем – это вариант фамилии Лема? Может быть.
Вторая. В странах Западной Европы (чаще – в Великобритании) встречается фамилия Лем (Lem), и представляет она сокращенную форму имени Лемюэль. О, это древнее имя. Точнее – древнееврейское. И к тому же библейское. Был такой царь Лемуэль (в русском синодальном переводе Библии он значится как Лемуил), который слыл мудрым и любил высказывать поучения, завещанные ему матерью (Книга Притчей Соломоновых, глава 31). Лемюэль в переводе с древнееврейского означает «преданный Богу» Может имя Лемюэль быть в основе фамилии Лем? Тоже может быть.
Мне, честно говоря, больше нравится вторая версия. Конечно, «нравится» – не аргумент и не доказательство, но пояснить свое пристрастие я могу. Помните, как звали Гулливера? Ну конечно же, Лемюэль. Имя героя и фамилия писателя создают интересную перекличку между великим сатириком (и фантастом) Джонатаном Свифтом и великим фантастом (и сатириком) Станиславом Лемом.
А греческий «гелиос» подарил нам газ «гелий» (не буду приводить здесь подробности его открытия, хотя они прямо связаны с Солнцем) и целый ряд научных терминов – гелиобиология, гелиофизика, гелиоскоп, гелиореактор, гелиостанция, гелиоэнергетика.
Не забудем и про растения, обладающие «гелиотропизмом» (в переводе с греческого «гелиотроп» – «поворачивающийся за Солнцем»). Самый понятный для нас гелиотроп – подсолнечник: все знают, что он «следит» за перемещением Солнца по небу. Однако не всем известно, что подсолнечник порой выступает и как декоративная культура. В разных городах мира я видел подсолнухи, высаженные на улицах – для красоты. Как, например, вот эти подсолнухи, с которыми я повстречался в немецком городе Рюдесхайм-ам-Райн.
Между прочим, слова «геликон» (это медный духовой инструмент), «геликоптер» (вертолет) и «геликобактерии» никакого отношения к «гелиосу» не имеют. Они – от латинизированной формы другого греческого слова: «геликс», или «хеликс», или «эликс» (), означающего «винтовую линию, спираль». Можете поступать с этой информацией, как вам вздумается.
Было бы несправедливо объяснить значение слова «Солнце» и не упомянуть при этом еще одну важную роль, которую Солнце играет в нашей жизни. Ведь Солнце – это… часы. Вечный – и извечный – измеритель времени. Солнце всходит, заходит, снова всходит – прошли 24 часа.
День и ночь – сутки прочь.
В древности люди определяли поступь времени исключительно по ходу Солнца, Луны и звезд – по видимому движению подвижных светил и неподвижных звезд.
А поскольку видимое движение Солнца – синоним времени, самая пора разобраться с еще одним важным словом. И слово это —
время…
Время
Всему свое время, и время всякой вещи под небом:
время рождаться, и время умирать;
время насаждать, и время вырывать посаженное;
время убивать, и время врачевать;
время разрушать, и время строить;
время плакать, и время смеяться;
время сетовать, и время плясать;
время разбрасывать камни, и время собирать камни;
время обнимать, и время уклоняться от объятий;
время искать, и время терять;
время сберегать, и время бросать;
время раздирать, и время сшивать;
время молчать, и время говорить;
время любить, и время ненавидеть;
время войне, и время миру.
Екклесиаст, глава 3, 1 – 8
Удивительная вокабула! (Это я специально – чтобы снизить серьезный тон – заговорил по-научному; на самом деле «вокабула» – синоним слова «слово».) Я не устаю поражаться «временем» – именно как словом. В понятии «время» пока еще никто по-настоящему не разобрался…
Был и есть в русском языке глагол «вертеть». И было когда-то производное от этого глагола – слово «вертмен», с суффиксом «-мен» (не удивляйтесь! в русском языке было немало суффиксов, в которых мы сейчас никакие суффиксы не распознем). Дальше в языке началась катавасия55. Такое бывает – мы это уже видели и увидим еще не раз. Катавасия по известному принципу: «А упало, Б пропало – что осталось на трубе?»
Во-первых, произошло «упрощение групп согласных» (так принято говорить у языковедов), и из слова вылетела буковка «т». Во-вторых, «-ер-» между согласными – не без участия коварной буквы «ять» () – превратилось в «-ре-». В-третьих, русский язык лишился носовых гласных – а ведь было время, когда русские люди говорили в нос почище французов! – и носовое «-ен» превратилось в подобие «а», после чего это «подобие» окончательно утвердилось как «я». Что осталось на трубе? Время! Именно из «вертмен» «время» и получилось!
Как так? Неужели «время» – от глагола «вертеть»? Совершенно точно! «Вертмен» означало «нечто вертящееся, вращающееся, возвращающееся», – и вот вам пожалуйста: «вращение дней», «чередование дня и ночи», то есть – «время».
Слово «ворота» также образовано от глагола «вертеть», и это вполне понятно, так что слова «время» и «ворота» – однокоренные.
А вот еще ближайшие родственники слова «время»: вертопрах, вертолет, вертел, конверт, верфь, университет, вертеп, версификация, проза.
Ничего не понятно! Верфь-то здесь при чем? А университет? А вертеп, который – это всем известно! – не что иное, как притон? И еще проза с версификацией! Хоть святых выноси!
Никого выносить не будем, но пояснить придется.
«Вертеть» – очень древний глагол, и корень его, конечно же, протоиндоевропейский. Сравние: древнеиндийское «вартате» (vartate) означает «поворачивается», латинское «вертере» (vertere) – «вертеть», авестийское «варет» (varet-) – «поворачиваться», немецкое «верден» (werden) – «превращаться». И так далее…
Заметим, что латинское «вертере» особенно близко к русскому «вертеть».
Это самое «вертере» пришло и в германские языки, где оно превратилось (пре-вратилось! – ну нигде не обойдешься без этого вращения) сначала в «хверф» (*hwerf) – «место поворота», а затем, в голландском языке, в «верф» (werf) – «место, где можно поворачивать суда» (при их постройке, например). Именно из голландского языка во времена Петра I слово «верфь» и перекочевало в русский язык.
С «конвертом» все проще. Это едва ли не прямое заимствование из латыни. Латинский глагол «конвертере» (convertere) – с приставкой «кон-», равноценной нашей «с-», – означает «сворачивать». Что мы делаем с листом бумаги, превращая его в конверт? Ну конечно же, сворачиваем его.
«Университет» – и вовсе необыкновенное слово. Как все знают, это высшее учебное заведение, где студенты получают универсальное – иначе говоря, разнообразное и всеобщее – образование. «Универсальный» означает именно «всеобщий», но – с неожиданным поворотом значения. Латинское прилагательное «универсус» (universus) употреблялось со значениями: «все вместе», «все в одном», «целостный», «всеобщий», «относящиеся ко всему на свете». А складывалось оно из приставки «уни-» (uni-), «один, единый», и причастия прошедшего времени «версус» (versus), образованного от глагола «вертере» – «вращать, обращать». Получалось: «обращенный в одно». «Вселенная» («всё на свете», «все вещи мира», «все люди мира», весь мир») в латинском языке тоже обозначалось словом «универсум» (universum): «место, где всё на свете обращено в нечто единое», и это «единое» – наш мир. Вот какой важный смысл вложен в слово «университет»: это учебное заведение, где учат всему на свете и рассказывают обо всем мире.
«Вертеп» относительно недавно стал обозначать «злачное место», «воровской притон». В старину же смысл слова был другим: вертепом называли переносной кукольный театр для уличных представлений.
Но еще раньше – в старославянском языке – «вертеп» был не притоном и не кукольным театром, а «пещерой» или «садом», причем таким садом, в котором можно было укрыться, то есть огороженным, с воротами. Как закрывают ворота? Поворачивая их на осях. Вот вам и вращение-верчение. Вертеп – укромное место, куда так просто не попадешь: там ворота, которые поворачиваются и закрываются.
Версификация – это то же самое, что стихосложение, писание стихов, на латинском языке – «версификацио» (versificatio). Как видим, здесь опять присутствует «верс-». И какой такой поворот имеется в виду? О, в стихах все очень просто. Поэт пишет строчку, затем возвращается к левому краю страницы (конечно, если писать слева направо), пишет вторую строчку, снова возвращается, и так далее. Слово «версус» (versus) в латинском языке обозначало и стихотворную строку, и просто строчку, и даже прямую линию (без всякого поворота), и… борозду. Смысл здесь вот какой. Римляне уподобляли писание стихов (и прозы тоже) вспахиванию поля: пашешь (пишешь строчку), дошел до края, вернулся к другому краю, пашешь следующую борозду (пишешь новую строку), опять вернулся, – так, глядишь, все поле и вспашешь. Или закончишь заполнять строчками страницу. В английском языке слово «вёрс» (verse) и поныне обозначает «строфу, стих, поэзию, стихи». Русский язык обошелся без этого заимствования, но слово «версификация» («версификаторство») в него все же вошло.
(Конечно, при вспахивании поля не обязательно возвращаться к другому краю, чтобы начать новую борозду. Можно просто повернуть и двигаться в обратном направлении. Если продолжить аналогию с поэзией, это означает, что и строчки – через одну – должны бежать в обратном направлении, то есть первая строчка идет слева направо, а вторая – справа налево, причем буквы пишутся в зеркальном отражении, третья строка снова нормальная, а четвертая – опять-таки обратная и зеркальная. В стихосложении есть такой метод создания стихов. Он называется «бустрофедон» – в переводе с греческого «поворот быка». Если кто сейчас, читая, начал заикаться – я не виноват.)
Наконец, «проза». Никакой «версы» в этом слове не видно, но логика, очевидно, та же: строчка, поворот, строчка, поворот… Логика создания прозаического текста, безусловно, та же, но вот смысл слова – а в нем есть секрет! – совсем другой.
В этимологическом словаре можно прочитать, что слово проза в русском языке «заимствовано в XVIII веке из французского языка, где prose < лат. prosa, эллипсиса prosa oratio «свободная речь» (в отличие от стихотворной, организованной, то есть ограниченной определенным ритмом)»56. Все вроде бы правильно, но, во-первых, история очень неполна (и не до конца понятна), а во-вторых, «эллипсис» откуда-то приплелся, надо еще и его объяснять.
Попробуем все же без «эллипсиса». Латинское слово «проза» (prosa) женского рода, в мужском роде то же слово выглядит как «прозус» (prosus). «Проза орацио» (prosa oratio) действительно означает «свободную речь», а еще точнее – «прямую, откровенную речь», лишенную стихотворного украшательства. Впрочем, дело не в красотах стиля и не в откровенности, а в том, что «прозус» – это более поздняя, сокращенная форма слова, ранее оно писалось «проворсус» (provorsus) и складывалось из приставки «про-» (pro-) – со значением «прямо, вперед» – и словечка «ворсус» (vorsus), причастия прошедшего времени от хорошо нам знакомого глагола «вертере» (vertere). «Проворсус» означало прямолинейное движение вперед – невзирая на какие бы то ни было повороты! Вот что древние римляне имели в виду под прозой или свободной речью. Неуклонное движение вперед. Только при таком понимании слова «проза» видна его связь с однокоренным словом «время»: и то, и другое означают «вперед, только вперед!» – при всех повторах, чередованиях и поворотах.
Ну что? Трудно? Жестоко? Непривычно? Наука о словах и впрямь непростая вещь. Пора сделать перерыв на отдых. А как у нас еще называется отдых? Правильно —
досуг…
Досуг
В соседстве Бештау и Эльбруса живут и досуг и вдохновение.
А. С. Пушкин. Письмо В. Д. Сухорукову.14 марта 1836 года, Санкт-Петербург
Читатель давно уже заметил, что в качестве эпиграфов к главкам этой книги я чаще беру примеры из классической литературы. Проблем нет, можно было бы цитировать и современных авторов. Но дело в том, что при изучении того или иного слова важно понять не только его ширину, то есть спектр значений, но и глубину, как историческую, так и литературную. Историческая глубина говорит о том, когда слово родилось, или вошло в разговорный язык, или было заимствовано из какого-либо другого языка. Литературная же глубина свидетельствует о том, когда слово зафиксировалось в литературном обороте, то есть окончательно стало частью нашей лексики.
Цитата из письма Александра Сергеевича Пушкина историку и литератору Василию Дмитриевичу Сухорукову ясно показывает, что в первой трети XIX века слово «досуг» занимало прочное место в русском языке. Вот только смысл в это слово вкладывался не совсем тот, который сейчас вкладываем мы. Не совсем тот, а какой же?
Чтобы ответить на этот вопрос, надо заглянуть еще глубже в историю слова.
Существительное «досуг» и прилагательное «досужий» известны с XIV века, однако в памятниках письменности они встречаются редко. Скорее, их употребляли больше в разговорном обиходе. А означало слово «досуг»… «умение», «способность», «разумение». Вот, например, что было написано в кабальной грамоте XIV века: «варить по досугу… как могн»57. То есть «варить по разумению… насколько возможно». А в диалектах русского языка и сейчас можно встретить выражение «человек с досугом», то есть «человек с умением».
Причина такого значения слова таится в глаголе, от которого оно произведено: досягать. А «досягать» – значит «доставать», «дотягиваться», и поэтому первое значение слова «досуг» – «достижение», затем – «успех», далее, по достижении успеха, – «возможность располагать своим временем по собственному разумению» (понятно: если хорошо сделал свое дело, можно и расслабиться) и наконец «отдых»: время, оставшееся после достижения результата, то есть после работы.
Прилагательное «досужий» еще в XV веке означало «искусный», а позднее – «способный, преуспевающий». Увы, мы потеряли это значение когда-то высокого слова и теперь употребляем прилагательное «досужий» чаще всего в пренебрежительном, даже презрительном смысле: «досужие разговоры».
Почему я с такой уверенностью об этом говорю? А вы обратили внимание на корень слова досягать? Это «-сяг– ». «Ну и что? – слышу я возражение. – Мало ли какие там корни бывают. Сяг, шмяг, подумаешь…»
Нет, так нельзя. «-сяг-» – очень важный корень. Глаголы «досягать» (и «достигать»), «посягать», «присягать» – производные от старославянского глагола «сягати». Хотите, чтобы было именно по-старославянски? Пожалуйста. Сейчас вернем на место юс малый, и – готово: сгатн (кириллическое Н читалось как «и», потому что происходило от прописной греческой буквы «эта» Н, а собственно кириллическое «н» походило на латинскую букву N). «Сягати» означало «касаться, доставать» (а в некоторых диалектах – даже «прыгать» и «скакать»).
Существовало и короткое существительное с тем же корнем – «сяг» (сгъ). Это расстояние, на которое можно было… Что? Ну, конечно, шагнуть. Потому что «сяг» со временем стал «шагом» (замена «с» на «ш» не должна нас смущать: таким же манером «скора» стала «шкурой»). Юс малый () сдал позиции, превратившись в «а», еще в одном случае – из «сяга» родилась «сажень», старинная мера длины. Хотя саженей в Древней Руси было множество, главная – это все же прямая, или простая, сажень: расстояние от конца пальцев одной руки до конца пальцев другой (если, конечно, руки развести в стороны).
Немаленькая величина – более полутора метров. Попробуй дотянись. Или, как сказали бы наши предки: «А ну-ка досягни!»
Вернемся к «досугу». Понятно, что во времена Пушкина у слова еще сохранялся возвышенный смысл: «наполненное разумением время отдыха», приравниваемое к «вдохновению». Однако уже наползал и смысл сегодняшний. У того же Пушкина в «Евгении Онегине» (глава восьмая, стих XII) читаем:
- Онегин (вновь займуся им),
- Убив на поединке друга,
- Дожив без цели, без трудов
- До двадцати шести годов,
- Томясь в бездействии досуга
- Без службы, без жены, без дел,
- Ничем заняться не умел.
М-да… А для того чтобы скрасить пустой досуг, гаджетов у Онегина не было. Что??? Я сказал «гаджет»? Ну, раз сказал, значит —
гаджет…
Гаджет
«…Положим, я вызову на дуэль, – продолжал про себя Алексей Александрович, и, живо представив себе ночь, которую он проведет после вызова, и пистолет, на него направленный, он содрогнулся и понял, что никогда он этого не сделает, – положим, я вызову его на дуэль. Положим, меня научат, – продолжал он думать, – поставят, я пожму гашетку, – говорил он себе, закрывая глаза, – и окажется, что я убил его…», – сказал себе Алексей Александрович и потряс головой, чтоб отогнать эти глупые мысли.
Л. Н. Толстой. Анна Каренина.Часть третья. Глава XIII (1875 – 1877)
Он держал браунинг, уже подняв его, было чувство, словно оружие – естественное продолжение его руки, напряженной, жаждущей облегчения: нажать вогнутую гашетку.
Владимир Набоков. Камера-обскура. Глава XXVIII
Количество ненужных электронных гаджетов на мировых рынках увеличится многократно.
Станислав Лем. Эссе «Logorhea» (2000)58
Странное дело. У этой главки целых три эпиграфа. И почему в двух случаях упоминается «гашетка», а вовсе не «гаджет»? И при чем здесь вообще «Анна Каренина»?!
Минутку, минутку. Всему свое время.
Слово «гаджет» вошло в русский язык в течение последних двух десятилетий – в числе других, столь же тупых и бессмысленных заимствований из английского языка: девайс, мерчандайзинг, консалтинг, нейминг и так далее.
«Тупых»? Может быть, я чересчур резко высказался? Пожалуй, даже слишком мягко.
В чем причины этих заимствований? О, их много! На первом месте, пожалуй, лень: брезгливое нежелание подбирать в русском языке адекватные слова, абсолютно точно обозначающие то, что скрывается за заимствованиями. Далее – пренебрежение к родному языку. Отсутствие языкового вкуса, а если не вкуса, то – языкового чутья. Незнание своего собственного языка (да-да, именно незнание!). Непонимание чужого языка, из которого заимствуется то или иное слово. И так далее… Пример «гаджета» все это нам хорошо покажет.
Но сначала: когда он появился, этот самый гаджет, в русском языке?
Время можно установить довольно точно. В 1999 году на американские экраны вышел фильм режиссера Дэвида Келлога «Инспектор Гаджет», в котором действует неустрашимый борец с преступностью Джон Браун, он же инспектор Гаджет (его блестяще сыграл Мэттью Бродерик): в этого «Гаджета» вмонтированы 15 тысяч «гаджетов», то есть устройств для борьбы с криминальными элементами (слово «устройств» выделено не случайно). Фильм довольно быстро появился и у нас – сначала в пиратском варианте, а затем в кинопрокате и на лицензионных видео– и цифровых носителях.
Игровому фильму «Инспектор Гаджет» предшествовал комедийно-детективный мультипликационный сериал с тем же названием – он вышел в свет в 1983 году, но до наших экранов дошел лишь два десятка лет спустя: телеканал «РЕН ТВ» показывал его с сентября 2001 года по февраль 2002-го.
Отметим 2001 год. Он довольно важен для наших целей. Именно в этом году слово «гаджет» попало и в словарь – в онлайновый «Словарь бизнес-терминов» на сайте «Академик.ру».
Пожалуй, именно с 2001 года словечко «гаджет» начало победоносное шествие по нашей лексике. Я не припомню, чтобы оно употреблялось в 1990-е, а в 1980-х его в русском языке и в помине не было.
Возможно, кстати, что на популярность слова повлиял и великий писатель-фантаст Станислав Лем: его эссе «Logorhea», в котором фигурирует «гаджет» («Ilo zbdnych gadetw elektronicznych na rynkach wiatowych zwikszy si wielokrotnie»), появилось в русском переводе Виктора Язневича (р. 1957) 17 декабря 2002 года (журнал «Компьютерра»).
Так что же означает слово «гаджет», уже зафиксированное и в «Русском орфографическом словаре Российской академии наук»?
Вот определение из «Нового словаря иностранных слов» (2009): «гаджет (англ. gadget – штуковина, прибамбас) – модное приспособление, техническая новинка. Напр. коммуникатор, блендер и пр.».
А вот определение из уже упомянутого «Словаря бизнес-терминов»: «Гаджет. От англ. gadget – приспособление – портативная техническая новинка с цифровыми технологиями – карманный компьютер, сотовый телефон добавочными функциями, авторучки с набором электронных услуг (шариковая ручка как телефон, фотокамера и т. п.), ноутбуки, часы, браслеты, электронные книги, универсальные плейеры для презентаций и др.».
Определения можно перебирать довольно долго, но ведь нас интересует происхождение слова, правильно? Вот этим и займемся.
«Гаджет» действительно пришел к нам из современного английского языка, где gadget означает «приспособление, принадлежность, устройство». Однако так было не всегда.
В английском языке слово утвердилось довольно недавно – в середине XIX века, – и не просто в языке, а совершенно конкретно: в морском сленге. Британские моряки позаимствовали французское словечко «гашет» (gchette) и переиначили его на свой лад. Для каких целей? А вот для каких.
Вообразим парусный корабль середины позапрошлого века. Это очень сложное транспортное средство. Паруса (гроты, фоки, бизани, брамсели, бом-брамсели, бим-бом-брамсели и так далее), мачты с их стеньгами, такелаж (тросы, лини, концы, блоки, цепи, крючья…) – голова может пойти кругом. А ведь все большие и маленькие детали судна имеют свои названия, порой замысловатые, – разве можно запомнить их в полном наборе?! Матросы и не запоминали. Они придумали общее словечко для всяких штуковин – «гаджет» (сначала писали gadjet, позднее gadget) – и употребляли его всякий раз, когда не могли вспомнить (или НЕ ЗНАЛИ!) названия того или иного приспособления. Вообразить моряцкий разговор тех времен довольно просто:
– Эй, Джон, подай мне вон ту хреновину.
– Эту хреновину или вот эту?
– Да нет… (дальше непечатное)! Я же сказал: вон ту хреновину, а не эту и не эту.
Можно ли в приличной книге употреблять слово «хреновина»? Как не стыдно, ай-ай!
Но ведь несколькими абзацами раньше я пояснил: слово – из морского сленга. А в сленге есть слова и похлеще, «хреновина» – самое безобидное.
Иначе говоря, слово «гаджет» ничего, кроме «штуковины», «фиговины», «хреновины», и не обозначало. Лишь позднее, уже в XX веке, слово остепенилось, стало вести себя прилично и принялось обозначать «приспособления» и «устройства» вообще.
Но о происхождении «гаджета» помнить полезно. Повторю: это сленговое словечко, применяемое тогда, когда говорящий… не знает или не помнит названия того, о чем он говорит!
Допустим, допустим. А французское gchette в таком случае что обозначает? Ну, это совсем просто. Во французском языке -ette – уменьшительный суффикс, а gche, слово, известное еще с XIII века в форме gaiche, означает «скобу» (например, скобу замка), «крюк» или «застежку». Иначе говоря, gchette – это всего-навсего «крючок».
Что такое современный гаджет, всем известно. А вот это «гаджет» старинный. Он же – деталь древнего ружья со спусковым крючком, то есть гашеткой. По-французски: platine gachette fusile, то есть «замок ружья с гашеткой».
В XIX веке слово «гашетка» – в значении «спусковой крючок» огнестрельного оружия – утвердилось и в русском языке. В «Словаре языка Пушкина» его все же нет, а в языке Льва Николаевича Толстого – пожалуйста. Только в «Анне Карениной» (1877) оно встречается четыре раза. А еще в «Дьяволе» (1889), в «Отрочестве» (1854) …
Правда, русский язык обошелся с французским gchette по-своему. Наша речь словно «не заметила» французского уменьшительного суффикса -ette и добавила свой: -к-. Получилось слово с двойным уменьшением; если правильно перевести, получится «крючочек».
Этот «крючочек» – суровое слово. Не забудем: в русском языке «гашетка» означает «приспособление для приведения в действие спускового механизма автоматического огнестрельного оружия».
И еще одно добавление. В замечательном, фундаментальном «Этимологическом словаре русского языка» под редакцией Н. М. Шанского читаем: «Гаштка. Заимствовано из франц. яз. в начале XX в. Впервые отмечается в Словаре Чудинова 1908 г.»59.
Постойте! Как это «впервые отмечается»! А что тогда делать с «Отрочеством» Льва Николаевича Толстого, опубликованном в 1854 году? Там, в главе XIV, именуемой «Затмение», черным по белому написано: «…под влиянием этого же отсутствия мысли и инстинктивного любопытства человек находит какое-то наслаждение остановиться на самом краю обрыва и думать: а что, если туда броситься? или приставить ко лбу заряженный пистолет и думать: а что, ежели пожать гашетку? или смотреть на какое-нибудь очень важное лицо, к которому все общество чувствует подобострастное уважение, и думать: а что, ежели подойти к нему, взять его за нос и сказать: “А ну-ка, любезный, пойдем”?»
Именно так: «…пожать гашетку…».
Ну что же, иногда и этимологические словари ошибаются. К сожалению, этимологи и лингвисты не так часто заглядывают в художественную литературу, а хотелось бы…
Возможно, повесть Л. Н. Толстого «Отрочество» – одно из первых произведений русской прозы, где употреблено слово «гашетка». Если так, получается, что «гашетка» вошла в русский литературный обиход практически тогда же, когда слово «гаджет» обрело свое место в английском морском сленге.
Маленькое, но открытие.
А лингвистические открытия дорогого стоят.
Вот и прозвучало следующее слово из нашего списка:
дорогой…
Дорогой
А. С. Пушкин. К Пущину (4 мая 1815 года)
- Любезный именинник,
- О Пущин дорогой!
- Прибрел к тебе пустынник
- С открытою душой…
А. С. Пушкин. Евгений Онегин. Глава седьмая, стих XXXV (1833)
- К несчастью, Ларина тащилась,
- Боясь прогонов дорогих,
- Не на почтовых, на своих,
- И наша дева насладилась
- Дорожной скукою вполне:
- Семь суток ехали оне.
Странно, не правда ли?
Слово «дорогой» имеет два отчетливо разных значения в русском языке. Не то чтобы совсем уж противоположных, но – разных.
«Дорогой» – это «любимый», «близкий сердцу», «желанный».
И в то же время «дорогой» значит «имеющий большую цену», «предполагающий немалые затраты», «обладающий высокой стоимостью».
Как такое могло произойти в пределах одного языка? Может быть, это два разных слова?
Во многих этимологических словарях так и объясняется. Мол, общеславянское «дорогой» в смысле «любимый» – от индоевропейской основы *dorgъ, означающей «хороший, годный». А такое же общеславянское «дорогой» = «дорогостоящий» – от индоевропейского корня *dher-, «держать».
Может быть, может быть…
Однако те же словари приводят странные примеры. Словацкое drah – это «дорогой» в обоих значениях, но draba – вовсе не «дружба», а «аукцион». Чешское drah – опять-таки «дорогой» в обоих значениях, однако draho – это «дорожать», для «дорожить» в чешском языке другие слова – vaiti si, ceniti. Польское drogi – также «дорогой» в двух значениях, при этом drogo – «дорожать». Примеры можно множить и множить.
Кстати, в Толковом словаре живого великорусского языка Владимира Даля все значения слова «дорогой» – в одной упаковке, без подразделения на «1)» и «2)»:
«Дорогй, црк. дргiй, драгй, цнный, многоцнный, сравнительно много стоющiй; нужный, полезный, желанный, уважаемый; любимый, любезный, высокоцнимый; противоп. дешвый, сходный»60.
В чем тут дело? А давайте посмотрим на слово «дорога» – уж больно подозрительно оно похоже на «дорогой» (в любом значении).
«Дорога» в русском языке произведено от слова дор, «расчищенное место», и то, и дргое берут свое начало в глаголе дьрати, то есть «драть». А ведь все правильно! Чтобы проложить дорогу, нужно расчистить место, выдрать траву и деревья, только тогда тропа становится «торной» – гладкой, ровной, годной для передвижения. Вот и первый мостик от слова «дорога» к слову «дорогй»: годный, иначе говоря, хороший. Но ведь и усилия надо приложить, чтобы тропа стала доргой; затратить определенные ресурсы; как сейчас сказали бы, «инвестировать в строительство трассы». Вот и второй мостик: «дорга» – «дорогое сооружение».
Надо заметить, что слово «дерево» – тоже от глагола «драть»: в изначальном смысле – «выдранное или ободранное» растение. И «деревня» – совсем рядом: это «пространство, где деревья выдраны», «место, очищенное от леса» (опять-таки: строительство деревни – недешевое удовольствие).
Версия, объединяющая «дорогу», «деревню» и прилагательное «дорогой» в обоих смыслах, представляется мне наиболее подходящей.
Именно поэтому на первой лекции по этимологии я обращаюсь к студентам со словами, которыми начал эту книгу: «Будьте как драные, годные старатели!» Я никого не хочу обидеть! Просто слово «деревья» заменяю на «драные» (по причине, указанной выше), а «дорогие» заменяю на «годные», что в этимологическом смысле одно и то же.
О «старателях» мы еще поговорим.
Но из двух современных значений прилагательного «дорогой» лучшее, конечно же, то, которое служит синонимом слов – вспомним В. И. Даля – «желанный, уважаемый; любимый».
Любимый… Совершенно очевидно, что следующее слово —
любовь…
Любовь
В. В. Маяковский.Письмо товарищу Кострову61 из Парижа о сущности любви (1928)
- Себя
- до последнего стука в груди,
- как на свиданьи,
- простаивая,
- прислушиваюсь:
- любовь загудит —
- человеческая,
- простая.
- Ураган,
- огонь,
- вода
- подступают в ропоте.
- Кто
- сумеет
- совладать?
- Можете?
- Попробуйте…
Еще одна языковая загадка. Что же тут загадочного? Любовь, она и любовь и есть.
А вот смотрите: любовь, любимый, любящий, возлюбленный, любезный, любой, лютый…
С первыми пятью словами все понятно: они явно однокоренные. А вот «любой» здесь при чем? Оно, кажется, совсем другого происхождения. И еще «лютый» – с какого такого боку припёку? Это что же, «лютый зверь» – значит «любимое животное»?
Увидим. И про бок-припёк тоже поймем.
Но сначала – «любовь».
Любой лингвист мгновенно скажет: это слово индоевропейского происхождения. Тому есть множество подтверждений. Есть немецкое прилагательное lieb, означающее «милый, дорогой, любимый».
Есть английское существительное love, «любовь» (в разных языках «б» и «в» поразительно легко меняются местами). Есть латинское существительное libido – «желание, влечение; страсть, сладострастие, жажда наслаждений» (а во множественном числе – libidinis – это и вовсе «эротические сценки»).
В древнеиндийском было выражение – lubhyati, «чувствует неодолимое желание». А в старославянском существовало слово любы, от которого как раз и произошла «любовь» (в формах косвенных падежей – суффикс -в-: родительный падеж любъве, винительный падеж любъвь и так далее). Имелось и прилагательное любъ, означавшее «любый, любимый, желанный».
Вы обратили внимание? «Любый»! Мы сейчас так не говорим, а когда-то это слово обозначало именно «любимый». От прилагательного «любый» до прилагательного «любой» – всего один шаг. Чтобы его сделать, лучше всего процитировать хороший этимологический словарь:
«Соврем. любой < любый (после упрощения под ударением сильного редуцированного ы в о и утраты слабого конечного ь) “милый, дорогой” < “возбуждающий любовь, страсть, неодолимое желание”… Исходное значение – “возбуждающий неодолимое желание”, затем – “любимый, милый, дорогой”, далее – “тот, который при свободе выбора нравится больше” и, наконец, – “всякий”»62.
«При свободе выбора…» Вот что мне больше всего нравится в паре любый / любой! «Любимый» в русском языке – это тот, которого выбираешь свободно, самостоятельно. В самом строе речи заложено: «любимый» – значит «не навязанный», что бы там ни говорили «Домострои».
Я не знаю другого языка, где прослеживалась бы такая же связь.
Он действительно «великий и могучий», наш родной язык!
Хорошо, хорошо, скажет скептик, а как быть со словом «лютый»?
Я не раз уже подчеркивал, что наш язык гибкий, или, говоря научно, флективный. В нем очень много флексий – суффиксов, приставок и окончаний (если кому-то нравится наукообразие, могу сказать иначе: очень много аффиксов – префиксов, инфиксов, суффиксов и постфиксов). Именно за счет флективности у нас – поразительное многообразие словесных форм.
Мы и сейчас пользуемся разнообразными приставками и суффиксами, но в прошлом их было гораздо больше. По правде говоря, они никуда не делись – просто мы перестали их замечать и склонны считать те или иные части слова принадлежащими к корню, в то время как на самом деле к корню они не имеют никакого отношения.
Характерный пример – как раз прилагательное «лютый». Здесь корень – не лют-, а лю-, что касается буковки -т-, то она не более чем суффикс.
А корень лю– тот же самый, что в слове… да-да, «любовь». Первоначально лютый означало буквально «возбужденный», и лишь со временем слово начало обретать новые значения, которые постепенно вытеснили старое: «возбужденный» – > «раздраженный» – > «разгневанный» – > «гневный» – > «яростный» – > «злой».
Каждый год на лекциях по этимологии я предлагаю студентам «задавать» мне слова, они это с удовольствием делают, а затем я рассказываю, откуда взялось то или иное слово, какой путь прошло и почему обрело именно тот смысл, который мы вкладываем в него сегодня.