Пьющие чудо Князев Кирилл
– А-а-а…
Из мути медленно поднимается человеческая фигура. Голый костяк, с висящими меж рёбер лоскутами водорослей. Та же растительность на черепе, висит намоченной тряпкой, смахивая на нелепый парик.
– Хома, заткнись, – устало говорю я.
С костей капает вода. Кажется, что скелет находится в постоянном движении: суставы парят на небольшом расстоянии друг от друга, покачиваются, в такт плещущейся воде. Нижняя челюсть гуляет влево-вправо, со скрежетом трётся зубами.
Мертвец осматривает сначала новичков, а затем поворачивается к нам. Из чёрных провалов глазниц на меня таращится тьма. Скелет стоит, безучастный ко всему, молча созерцает нарушителей вечного покоя. Подношу к оскаленной морде факел. Ага, вот и причина смерти: правый висок проломлен, из него тонкими струйками сочится вода, вперемешку с грязью.
Мертвец поднимает костлявую руку, отталкивает от себя древко факела. Его раздражает чужая стихия. За годы, проведённые здесь, слился с водой и холодом. Я, улыбаясь, начинаю играть с мертвецом: подношу огонь, и когда покойник пытается отодвинуть факел, отдёргиваю в сторону.
– Фокс, – укоризненно вздыхает Данил. – Нехорошо как-то…
– Не зуди, занудь. Должны быть минуты счастья в угрюмой старательской жизни.
Дан с размаху, тупым концом топора, бьёт по черепу скелета. Покойник вздрагивает, осыпается в мутную воду кучей бесполезных костей. Ага, значит, мой друг успел заглянуть к пряхам, наложил на оружие какие-то интересные нити. Дальновидно!
– Счастье было мимолётным, – вздыхаю я.
– Юмор у тебя, – бурчит Данил. – Играться со страхолюдинами.
– По-моему он был очень мил, – негромко произносит Хомяк. Аня согласно кивает.
– Какого лешего тогда вы орали? – искренне удивляюсь.
– Я думал, это пиявка…
Сидим на берегу подземного озерца. Хома осторожно, чтобы не поджечь, сушит разложенные на валуне вещи.
Задумчиво смотрю на спокойные, чистые до прозрачности воды. Слежу взглядом за игрой бликов на потолке. Слушаю перестук капель. Красиво здесь. Ловлю себя на мысли, что не хочу поворачивать головы. Не то, чтобы я стеснялся чужой наготы… вот своей – да.
– Дан, – говорит Хомяк. – А тот скелет может означать, что где-то поблизости поселился курганник?
– Это к Фоксу, – отзывается друг. – Он у нас по фауне спец. Что скажешь?
Приходится повернуться. Некрасиво сидеть к собеседнику спиной.
Аня вольготно расположилась на камнях. Под самым потолком ярко светит небольшой, с горошину, шарик. Лучи его, на манер карманного фонарика, направлены на девушку. Так, что нам остаются лишь небольшие отсветы. Невольно любуюсь молодым красивым телом. А ведь и правда, девушка следит за собой. Тщательно.
Анна замечает мой взгляд, улыбается. Она уже предлагала позагорать под «солярием». Интересная штука – запертое в хрустале солнце. Может освещать дом, но девушки предпочитают использовать его как удобное средство для приобретения модного загара.
Я отворачиваюсь. Невольно поправляю тряпочку, лежащую на ногах.
– Фо-окс! – настойчиво окликает меня Дан. – Оторвись на минуту, поделись с нами старательской мудростью! Сейчас моя очередь подглядывать.
– Нет, – говорю, – это не курган. И некров здесь быть не может.
– Почему? Климат не тот?
– Нет, климат подходит. Материала под рукой нет. Курганы подтягиваются к плохим местам силы. Или селятся на старых кладбищах фриков. Будь здесь курганник, мы бы давно заметили шатающихся поблизости марионеток. К тому же курган не различает покойников по виду. Стряпает слуг из всего подряд. Даже крепкие ветки лепит к костям. А некр… о, мы бы так рядом с ним не загорали.
Ответ, на мой взгляд, я дал исчерпывающий. Но Хомяк не унимается:
– Тогда откуда тут взялся скелет? Это бродяга?
– Нет, это фрик. Из местных. Ты не обратил внимания, какой у него скошенный лоб? И массивная челюсть? Видно, наш недавний знакомец при жизни решил срезать путь к Чуду, попёрся по этому ходу. Поскользнулся, разбил голову. Я чую, что внутри камней есть нити чуда. Они то натягиваются, то обрываются. Постоянно. Видно, ниточка пролегла как раз через тоннель. Покойник был молодым, амбициозным. Вот и воскрес. Чудо не разбирает, кому помочь – живому или мёртвому.
– И ведь не напал на нас.
– Конечно! С чего ему нападать? Он пропитан благим чудом. Если хочешь, этот скелет был воплощением добра. В некотором роде. А Дан его прибил.
Данил насмешливо фырчит:
– Чья бы корова мычала!
– Ну, хотя бы не стал его Чудо прясти, – улыбаюсь.
– Почему? – удивляется Хомяк.
Очень хорошо. Парень не делит мир на белое и чёрное. Абстрагируется от Канвы. Видел я ребят, что порицают старателей. Мол, мы убиваем в мире чистое и непорочное. Они плохо кончили: подались во фрики.
– Потому что Фокс – добрый старатель, – мило улыбается Аня.
Ухмыляюсь:
– Потому что с него максимум можно выпрясть некачественное железо.
– Искренний, – поддакивает Анне Данил.
– Угу, и непорочный. Агнец божий.
Поднимаюсь. Повернувшись к группе спиной, натягиваю тёплую сухую одежду. Застёгиваю пряжку ремня, надеваю свитер, поверх него ложится куртка. Утеплился – потому что знал, куда шёл. Плюс ночью, ближе к середине, часто выпадет снег.
– Пора, – говорю.
Хомяк согласно кивает. Дан, бросив на Аню виноватый взгляд, разводит руками. Мол, что поделать, если в группу затесалась такая зануда? Анна поводит плечиком. «Солярий» ярко вспыхивает, гаснет. Загорелая кожа девушки в этот момент кажется вовсе бронзовой. На камни падает бесполезный теперь кусочек хрусталя.
Зашнуровываю сапоги. Нарочито долго, чтобы ребята успели собраться.
Идём дальше. Огонёк Ани давал хоть немного тепла. Теперь же пещерный холод навалился морозной тяжестью. Пуская ртами дышки, ищем продолжение хода. По счастью, долго рыскать не пришлось. За решёткой толстых, смахивающих на оплывшие свечи, сосулек – ведущий вглубь, ниже, проход.
– Наверное, я пойду, – говорю. – Ждите здесь.
– Добро, – отвечает Дан.
Я, со своим сложением, хотя бы не застряну. Вернее бы пустить Хомяка, но, боюсь, новичок при случае устроит нам цирк с конями. Долго будем потом разгребать.
Сбрасываю с плеч рюкзак. Вешаю на пояс, ближе к спине, дубинку, обвязанную нитью низких температур. Нить я не вижу, но стоит поднести ладонь чуть выше ручки, сразу становится понятно, что прикосновение к дереву сулит неприятное. Потому-то я и держу её сзади, чтобы ненароком не прижаться телом.
Заряжала палку, к слову, Анна. Посмотрим, чего девушка стоит как пряха.
Протискиваюсь меж ледяных колонн. Ныряю в черноту лаза. Возле уха жужжит, давая немного света, Анин светляк. Поначалу тоннель казался довольно просторным – достаточно пригнуться. Затем потолок начал снижаться, и вскоре пришлось двигаться ползком.
Я не заметил, как пол подо мной начал идти под уклон. Опомнился, когда пальцы обжёг лёд. Он намёрз со всех сторон. Решаю вернуться: слишком рискованно.
Едва начинаю разворачиваться, как чувствую, что тело скользит. Лихорадочно цепляюсь за выступы, но куда там! Я набираю скорость, лечу, как с горки. Что за день-то такой!
Сжимая зубы, пытаюсь повернуться так, чтобы выставить вперёд ноги. Нет бы нож выхватить, попробовать затормозить…
Светляк где-то позади, я качусь в полной темноте.
Лаз кончается внезапно: чернота уступает место неяркому свету. Мгновение невесомости, тело ударяется о что-то твёрдое.
– М-мать…
Поднимаю голову. Надо мной – широкоплечая фигура. Крепкое тело закутано в серые шкуры. Пальцы сжимают рукоять топора. На вытянутой, почти бабуиньей морде – крайняя степень удивления. Фрик, похоже, от подобного поворота событий потерял дар речи.
Подстёгнутый адреналином, выхватываю дубинку. Резко тычу зверочеловеку в промежность. Враг, до конца не веря в подобную наглость, вскидывает над головой топор. Перекатываюсь в сторону, готовясь отразить удар. Но этого не требуется. Мышцы фрика начинают замерзать, движения становятся замедленными. Он делает навстречу мне шаг, да так и застывает, занеся оружие над головой.
Я раскрываю рот, чтобы бросить противнику что-нибудь колко-язвительное. Совсем рядом с лицом проносится каменное лезвие топора. Отпрыгиваю в сторону, держа дубину наготове.
Изрыгая самые чёрные ругательства, на меня надвигается второй фрик. Угрожающе лая, он бестолково машет оружием перед лицом.
О, как хорошо, что я не понимаю их придуманного языка!
Мы замираем друг напротив друга, чуть согнув ноги в коленях. Противник довольно скалится, шепчет что-то, поигрывая топором. Понимает, что я на голову ниже, уже в плечах. Такому заломать меня – как прутик переломить. Фрик ударяет наотмашь, я легко парирую. Повезло, что противник попался молодой, горячий. Сила есть, сноровки не хватает.
Ухожу от второго удара, зубастый на этот раз бьёт снизу-вверх. Прыгаю на врага, с наскока бью дубиной по тёмному покатому лбу. Враг отпрыгивает, трясёт головой.
Эх, невезуха, ещё бы немного подержать, и нить оплела бы тело. Фрик секунду смотрит, гневно раздувая узкие, почти змеиные ноздри. Затем бесшумно, с животной яростью, атакует. Бьёт обухом. Видно, решил, что палка моя разряжена, и теперь есть шанс взять иллюзорщика живьём. Чтобы вдоволь поиздеваться. Ведь под пытками домой я нырнуть не смогу…
Несусь ему навстречу. Предплечьем правой руки отбиваю неуклюжую атаку. Кулак левой хуком летит фрику в челюсть. Кисть сводит болью. Враг моего удара даже не замечает. Немудрено, с такими-то костями.
Я всего на мгновение расслабляюсь, и противник этим пользуется. Лбом бьёт в лицо, да так, что из глаз летят искры. Кровь хлещет на глаза, я вслепую машу дубиной, и в тот момент, когда рукавом удаётся смахнуть помеху, чувствую, что оружие перехватили.
Удивлённо смотрю, как фрик, скаля зубы в улыбке, выворачивает мою руку, замершую на рукояти. Боже, ну как можно быть таким болваном?..
Послушно выпускаю оружие из рук.
Враг, так же победно ухмыляясь, делает движение, собираясь выкинуть дубину, но… Мы оба смотрим на примёрзшее к ладони дерево. Я – с удивлением, фрик – с ужасом. Что-то проговорив, он выпускает топор. Оружие с глухим стуком падает на песок, что устилает дно пещеры.
Я, полный сочувствия, наблюдаю, как фрик пытается свободной рукой отодрать дубину-морозилку. Куда там! Тело его начинает деревенеть, кожа покрывается инеем. Ещё немного – и могучий враг обращается замершей в нелепой позе статуей.
Рукой размазываю по лицу кровь. Гадство!
Голова немного кружится, но это ничего, пройдёт. В углу пещерки замечаю шевеление.
Святые угодники! Оказывается, мне повезло приземлиться на третьего фрика. Вон дыра под потолком, из которой, должно быть, я выпал. В камне прорублены ступени. У их подножия барахтается разнесчастный. Удача сегодня не на его стороне: мало того, что обеспечил мягкую посадку иллюзорщику, так ещё и приложился головой о камень.
На смену восторженному удивлению приходит страх. Дубинка-то осталась у второго охранника! Ладонь тянется на пояс, где висит нож. Сейчас главное успеть быстрее, чем очухивается враг, но… я замираю на полушаге.
Мне доводилось стрелять по фрикам из рогатки. Бить зачарованными палками. Но чтобы так, убивать по-настоящему… ещё ни разу. И я, сказать честно, не уверен в успехе.
На спину врага сыплется ледяное крошево. Он медленно приподнимается, встаёт на колени. Взгляд жёлтых глаз, с прорезью вертикальных зрачков, останавливается на мне. Вытянутая звериная морда отражает всю гамму чувств, какую должен испытывать человек, послуживший чужаку спасательным батутом.
Этот фрик в компании явно за старшего. Поверх шкур натянут доспех из костяных пластин. Топор то ли медный, то ли железный – не разобрать. Опираясь на длинный обух, враг пытается встать. По тёмной коже, из крупной раны на голове, струится кровь.
Я оставляю нож на поясе, тянусь к рогатке, понимаю, что мгновения упущены. Сейчас зверочеловек бросится на меня, прижмёт к песку, голыми руками свернёт, как курёнку, шею.
В момент, когда враг уже поднялся на ноги, из дыры в стене вылетает новое тело. Данил всей немаленькой массой обрушивается на голову фрика. Следом летит Хомяк, за ним – Анна.
Ребята, изображая кучу-малу, весело смеются. Толкаются локтями, сучат ногами, пытаются встать. Я молча смотрю на эту картину, сжимая рогатку. Левая рука замерла на полдороге к заветному нагрудному кармашку.
Немыслимо. Невероятно.
Не в чужой храм пришли – на курорт!
Наконец, троица перестаёт брыкаться. Обводят взглядом пещеру. Смотрят то на меня, залитого собственной кровью, то на ледяные статуи.
– Ты прям, – изрекает Данил, – Джек-Потрошитель.
– П-придурки, – говорю, – под ноги смотрите, живо!
Ребята поспешно вскакивают. Дан носком сапога тычет фрика под рёбра. Этого не требуется: видно, что голова у бедолаги повёрнута под неестественным углом. Из пасти вывалился мясистый синеватый язык.
– Анька, – выдыхает Хомяк. – Диеты твои…
– Ч-что? – переспрашивает девушка, не в силах оторвать взгляда от распластанного тела.
– …не работают. Насмерть раздавила…
Анна некоторое время смотрит на труп. На красивом лице играют желваки. Резким движением она отвешивает брату звонкую затрещину.
– Петросян, – вздыхает Данил. – Евгений Ваганович, автограф дадите?..
– Цирк, – мрачно говорю я. – Как есть цирк. Вы на кой чёрт без сигнала полезли?
– Подумал, что ты вляпался, – отвечает Дан. – Этим приказал сидеть. Но где уж там…
Редко, очень редко непродуманные действия спасают операцию. Чаще – наоборот, срывают её в самом начале. Но нам патологически везёт.
Тишину пещеры нарушает надсадный треск. Мы поворачиваем голову к статуе, сжимающей в руке дубинку-морозилку. Погибшего фрика в ней не узнать. Осталась лишь форма, отдалённо напоминающая худую человеческую фигуру. И наплывы сосулек на руках, ногах, голове. Нить холода выпила из тела жидкость, обратила её в лёд. Почему – не знаю. Всё же Анна в деле канвианской пряжи новичок.
По всей статуе идёт сеть мелких трещин. Затем изваяние вздрагивает, и с оглушительным грохотом взрывается. Нас обдаёт градом из ледяных осколков.
– Мамочки, – шепчет Анна. Она брезгливо отряхивает себя. Губы дрожат.
Эх, довели девушку.
– Это я его так? – наконец спрашивает она.
– Нет, – ухмыляюсь. Общая волна безбашенного веселья коснулась и меня. – Это он сам себя так. Наверное, творческая натура. Неспокойная. Я ему: «дай стукну тебя Анькиной дубинкой». А он мне: «мсье, нет, что вы! Я сам». Вот и результат. Даже мораль есть: излишняя, и не к месту самодеятельность, ведёт к саморазрушению.
Данил смотрит на меня взглядом, полным укоризны:
– Фокси…
– Что? Автограф-сессия на выходе. Идём, впереди ещё много нового и увлекательного.
Бредём в полной темноте. Песок шуршит под ногами. Левой рукой держусь за стену, правая сжимает рогатку. Не знаю, насколько хорошо фрики видят в темноте… наверное, не многим лучше иллюзорщиков. Но всё равно жду, что сейчас в тело вопьётся что-то острое.
От этого не по себе.
И ведь не впервой. Много раз так было. Такой же холод, такие же своды. Те же зверолюди – этот вид фриков самый распространённый в Канве. Всё равно, привыкнуть не могу. Ни к оскаленным мордам – и меняют ведь люди нормальный человеческий облик на… такое! – ни к смерти, что за каждым углом.
Впереди брезжит свет. Слышу за спиной, что команда сбавляет шаг. Я, напротив, чуть присев, двигаюсь быстрее. В этот раз Дан арбалет не взял, так что мне сегодня бить из темноты. Сколько греха на душу…
Замираю на границе меж светом и тьмой. Щурясь, жду, пока глаза привыкнут к освещению. Впереди – тонкий мост, перекинутый через пропасть. На самом краю небольшой костерок. Дым стелется по каменному полу, ныряет, влекомый сквозняком, в темноту, вниз. Рядом с ним дежурит охранник. Молодой фрик опирается на длинное копьё с костяным наконечником. Ветерок, идущий из пропасти, играет перьями, укреплёнными на древке.
Охранник явно скучает. Застоялся. Сонным взглядом смотрит на стены. Затем поворачивается к тоннелю спиной, заглядывает в бездну.
Неосмотрительно!
Не зря Ницше говорил, что не стоит всматриваться в подобные вещи…
Подготовленный заранее снаряд ложится в «седло» рогатки. Резко натягиваю резинку, стреляю. Камушек, обёрнутый той же морозящей нитью, со щелчком бьёт фрика по затылку. Шанс, что единым касанием удастся заморозить противника, мал – на него я не рассчитываю. Рогатка у меня непростая, как у всех старателей, бьёт наповал.
Фрик нелепо вскидывает руки, копьё с деревянным стуком падает ему под ноги. Натягиваю резину ещё раз, чтобы наверняка, но этого не требуется: враг кулём падает за край пропасти.
Я замираю. Жду, что сейчас, с другого конца моста, подоспеет второй охранник. Но света впереди нет. Значит, нет и поста.
Тихонько шикаю, указывая группе, что путь свободен.
Не рискуя подходить к огню, жду, пока ребята подтянутся.
Ну, вот и все в сборе.
Носком ботинка сбрасываю в бездну осиротевшее копьё. Хотя нет, дно там всё-таки есть. До ушей, снизу, доносится едва слышный рокот подземной реки.
– Идём? – шёпотом спрашиваю Данила. – Чувствую, место совсем рядом!
– Идём, – кивает друг.
Почти на ощупь крадёмся по тонкому мостику. Темнота клубится под ногами, манит к себе. Удивительное дело: подошва ступает по гладкому. Ни одного камушка. Подметают они этот мост, что ли?
Наконец встаю на неровный, как на другой стороне, камень. Облегчённо выдыхаю. Далеко впереди виднеются отблески голубого пламени. Для ребят он невидим, для меня – даже слышим. Крупное, богатое месторождение Чуда!
Кошкой скольжу дальше. Вырубленные в породе ступеньки едва слышно постукивают под ногами. Святилище прикрыто тентом из оленьих шкур. Влекомый Чудом я, забыв об осторожности, отодвигаю его.
В малюсенькой пещерке четверым тесно. У дальней стены, обложенный камнями, бьёт хрустально-чистый родник. Журчание приятно касается слуха. Наверняка вода целебная. Или дарующая удачу. Или ещё что – таланта разбирать Чудо по категориям у меня нет. Как и времени для раздумий.
В глубине родника быстро вращается голубая сфера. Я бесцеремонно спихиваю в воду принесённые фриками дары – какие-то ракушки, сухие цветы, косточки. Окунаю руку, тянусь к самому дну. Кожу прихватывает холодом, но я терплю.
Заинтригованная сфера приближается к моей пятерне. Начинает вращаться. Я делаю движения пальцами – так инстинктивно поступают все старатели, чтобы подманить Чудо. И Чудо отзывается. Из шара, навстречу, вырывается змеиное тело. Треугольная головка впивается зубами в ладонь.
Некоторые Чудеса умеют защищаться. От простых Иллюзорников. Мне ничего не будет – иммунитет.
Я резко вытягиваю руку из воды, набрасываю извивающееся гибкое тело на рога оружия. Змея тут же оборачивается привычной нитью. Начинаю разматывать Чудо, обратившееся теперь обыкновенным клубком. Оборот, за ним другой. Уши закладывает от плача, жалоб, стонов.
– Материал, – говорю я. – Скорее!
Место силы оказалось на редкость богатым. За один раз всё не унесём. Но нам этого и не надо…
У моих ног скапливается приличных размеров горка деревянных монет. Данил не поленился вырезать на них даже наши имена.
Отработанным движением сбрасываю Чудо на монеты. И дерево начинает обращаться сверкающим золотом.
– Вот это да! – шепчет Хомяк.
С половиной клубка я расправляюсь в три захода. Мышцы сводит от холода, чувствую, что уже не смогу взять больше. Да и эту гору надо ещё унести.
– Фокс, – окликает меня Данил. – У нас гости!
Вздрагиваю. Поднимаю взгляд на то место, куда указывает друг. И верно! Как я не заметил второго полога, скрывающего ещё один ход. Оттуда слышно эхо голосов, перестук сапог.
– Золото в мешок!
Мы поспешно закидываем сокровище в рюкзак Дана. Вперемешку с песком и камнями – потом разберёмся.
– Рвём когти! Живо!
Выбегаем из пещерки. Не замечаю, как минуем лестницу. Несёмся по мосту, не обращая внимания на тьму под ногами. То, что за спиной, гораздо страшнее!
Первым на нормальный камень выбирается Хомяк. И умирает так же, первым. Стрела вонзается ему в ключицу. Мальчишка кричит от боли, съёжившись, бьёт ногами об пол. Анна останавливается возле брата. Дурочка! Разве ему сейчас поможешь…
До спасительного края всего-то три шага. Но я чувствую, что мост под ногами рушится, уходит вниз. Стихийник! А ведь надо было догадаться, что мост рукотворный! В природе таких попросту не существует…
Данил растягивается в прыжке, успевает зацепиться за выступ обрыва. Я ударяюсь грудью рядом с ним.
– Анька! – хрипит Данил.
Стрелы бьют в рюкзак, но не добираются до тела, вязнут, натыкаясь на золото.
– Воры! Воры! – колышется под сводами русская речь, искажённая расстоянием, нечеловеческими связками.
Правая рука Дана соскальзывает с уступа. Девушка всего-то чуть-чуть не успевает поймать его ладонь. Данил, влекомый тяжестью золота, срывается вниз, исчезает из поля зрения. Аня бросается ко мне, хватает за предплечье. Я отталкиваюсь ногами, силюсь подтянуться. Чувствую, как в спину бьют вражьи стрелы. Нет, простым каменным наконечником зачарованную кожу не пробить. Здесь нужен металл…
А вот и он. Боль пронзает тело. За первым ударом следует второй. Стрела пробивает, кажется, позвоночник.
Над самым ухом – змеиное шипение. Анна вскрикивает, выпускает мою руку. Я последнее мгновение смотрю в её, полные немыслимой боли, голубые глаза.
Разжимаю пальцы.
Бесконечно долгое падение, свист ветра в ушах.
Бездна принимает меня.
Глава 2, часть первая
«Совесть – наш природный враг. Агрессор. Генерал вражеской армии, развязывающий войны в самой глубине души. Этот противник ценнее любого друга. Он толкает нас на путь совершенства»
Из блога Ткача
«На основе любви госпожа Вселенная плетёт уток Судеб»
Автор неизвестен
Предсмертная конвульсия – фантомная, иллюзорная, но такая реальная, заставляет выгнуться дугой. До боли сжать челюсти. Я со стоном переворачиваюсь, падаю на пол. Лежу на ковре, пытаясь отдышаться, прийти в себя.
Спину пронзили стрелы, они до сих пор торчат из плоти, я чувствую.
Но это кажется. Кажется…
С каждым витком мысли убеждаю себя в этом, выравниваю дыхание. Переворачиваюсь. Через шторы пробивается свет фонарей. Светлыми дорожками ложится на потолок.
Всё хорошо. Я на Земле. Тут нет фриков, нет луков, несущих смерть. Пещеры не было, и быть не могло – это сон, иллюзия, другая жизнь.
Становится заметно легче. Поднимаюсь. Открываю дверь. Стараясь не шуметь, бреду, держась за стену, к ванной. С кухни доносятся весёлые голоса, звуки гитары. Незнакомые ребята отдыхают. Пора и мне на отдых.
Кафель ванной приятно холодит ступни. До сих пор чудится, что ноги гудят, устали после долгого похода. Сбрасываю на пол одежду. Рука нащупывает ручку смесителя. Впрыгиваю в душевую кабину, под ледяные струи. Морок, навеянный Канвой, снимает окончательно.
Зубы отбивают дробь, включаю горячую воду. От контраста бросает в дрожь. Стою, запрокинув голову, наслаждаюсь благами цивилизации. Нежусь, наверное, долго. Вода стекает по телу, смывая несуществующую грязь, пот, усталость. Уносит её в зев слива.
Как хорошо чувствовать себя живым!
За шумом хлещущих струй не слышу – чувствую, как открывается дверь. Обнажённой спины касается холодок сквозняка.
– Занято, – говорю, проводя ладонью по лицу.
– Я вижу, – раздаётся ироничный Женин голос.
Поворачиваюсь. И только сейчас замечаю, что забыл задёрнуть шторку. Душ старый, у кабинки нет дверцы. Теперь, по моей неосмотрительности, брызги летят на пол.
– Всё вытру, – заверяю я. – Позже…
– Это ерунда, – говорит девушка. – Я по другому поводу. Телефон у тебя на всю квартиру звонит.
Я отчётливо помню, что выключал мобильник. Значит, торчу здесь долго. Подруга догадалась включить телефон.
– Давай, – говорю я. Не оборачиваясь, протягиваю руку.
В ладонь ложится пластиковая трубка. Воду приходится выключить.
– Да?
– Всё нормально? – раздаётся из динамика голос Данила.
– Как обычно, – отвечаю. Молчим. Не решаюсь спросить, успел ли друг протащить хоть немного добычи.
– Не успел. Не смог выйти.
Я его не виню. Мало кто бы смог.
– Пусть, – вздыхаю. – К чёрту. Как сам? Как ребята, на связь не выходили?
Мне они контактов не давали. Хотя… я и не спрашивал. Рассчитывал на разовый поход. К чему лишний раз светиться?
– Сам нормально. Звонил Ане… сидят, пьют кофе.
Сил удивляться нет. Ну что ж, Дан – человек коммуникабельный. У кого хочешь вытянет номер.
– Новички предлагают встретиться… завтра. Где обычно. Придёшь?
– Так они земляки, – тупо, в пространство изрекаю.
– Угу. Ну как?
– Приду, – говорю обречённо. – Будем думать. А сейчас – отдыхать.
– Добро. Приходи к одиннадцати часам. Утра.
Возвращаю Жене мобильник. Только сейчас, повернувшись, соображаю, что стою совершенно голый. Машинально прикрываюсь цветастой шторкой.
– Поздно спохватился, – мстительно говорит подруга. – Покажи спину. Живо.
Делать нечего. Показываю. Девушка удивлённо цокает языком.
– Господи, сплошной синяк! И красные полосы. Чем тебя так… убили?
– Стрелами, – говорю. – Меткие попались. Паразиты.
Нахлынувший стыд берет верх над остатками шока. Ну не могу я голышом разгуливать перед людьми, не могу! Какой-нибудь доморощенный психолог наверняка скажет о «застарелом комплексе». Но что делать? Такой уж я есть.
– Ты не могла бы отвернуться, – прошу.
– Не-а, – улыбается девушка. – Дверь, красна девица, закрывать за собой надо.
Натыкаюсь на её взгляд. Ах, вот оно что. Всё понятно. Подруга «подшофе». Ну, а каким ещё может быть человек на тихой гулянке?