Эта страшная и смешная игра Red Spetznaz Сивинских Александр

Глеб спрятал испачканные руки за спину и, потянувшись, поцеловал мягкий завиток на шее Инги.

– Пойми меня и ты. Уверен, что мне будет очень хорошо у твоего абажура, но стану ли я на этом берегу окончательно и бесповоротно счастливым? Конечно, ходики и чайник со свистком – это приятно и славно, но…

Якоря всегда были символами мёртвой, тихой воды и поэтому они мне противны. Ты хочешь, чтобы я стал скучным и нудным, как сегодняшний старичок Веллер? Помнишь, тогда мы все вместе зачитывались его книгами, а сейчас он беспомощно тараторит в телевизоре что-то умное, безусловно, правильное, но, не имея никаких шансов быть услышанным, а уж тем более правильно понятым…

Капитан Глеб выпил воды из алюминиевой кружки, вытерся рукавом.

Когда он подмигнул, глаза Инги опять наполнились слабыми слезами.

– Не грусти. Всю жизнь я мечтал делать что-нибудь ясное и простое. И никогда, понимаешь, никогда никому не лгать! Давай, я порежу хлеб, а? У тебя дощечка какая-нибудь резательная есть?

Пуговицами на его рубашке она, не торопясь, занялась сама.

Закончив, заботливо погладила его по плечам, по груди, немного отстранилась и снова оглядела результат своих трудов. Забавно наморщилась.

– Нет, тебе лучше так…

Инга решительно расстегнула две верхние пуговицы и коротко взглянула на него снизу вверх.

– Вот теперь это похоже на тебя!

Глубоким поклоном Глеб Никитин согласился с таким очаровательным женским мнением.

– Ладно, садись за стол – опоздаешь ведь!

Тяжёлая сковорода всё ещё сохраняла жирный блеск на поверхности изобильной, горяченной яичницы.

– Молоко будешь? Утреннее, соседка только что на крыльце оставила. А у вас там, в походе, готовит кто специально или сами что придумываете…?

Потребовались мгновения, чтобы она опять стала примерной хозяйкой.

Опустив взгляд, капитан Глеб улыбнулся.

– Мы же люди лесные, на подножном корму да на трофеях пока всё держимся.

Привычно ловко двигаясь от вокруг стола, Инга раскраснелась. Светлые локоны выбивались из-под косынки, крошечные капельки выступили на лбу и на переносице.

Осторожно и совсем невзначай Глеб спросил.

– А иностранцы в здешних окрестностях появляются? Ну, разумеется, кроме моих авантюристов?

– Да, бывают, заглядывают разные типы. В последнее время их из города часто привозят наши мужики, на рыбалку, поохотиться.

– Ваши мужики?

Инга смутилась.

– Ну, нет, просто русские, городские, деловые всякие…

И тут же, внимательно оглядев стол, спросила чересчур заботливо.

– Посолено как, нормально? Может, кетчупа ещё дать?

Не совсем прожевав горячий кусок, Глеб отрицательно повертел головой.

– К девчонкам поселковым эти приезжие начинают свататься, когда немного отдохнут от своих фрау на нашей-то природе.

– Есть тут у нас продавщица одна, Екатерина. Молодая ещё, но такая несчастная в личной жизни – ты просто себе не представляешь!

Наворачивая ароматную яичницу, Глеб молча согласился с Ингой, с очевидным удивлением приподняв брови.

– Какой-то толстый, араб вроде, замуж её в прошлом году звал, увивался. Охмурил девку, в город всё возил, в ресторан, в посольство своё, какие-то официальные бумаги вроде как они там с ним заполняли, да вот как-то он в это лето больше к ней и не показывается…

– А Светлана, медсестра поселковая, скоро уедет со своим отсюда. Её-то дружок, иностранный, зовет всё её к себе, зачастил к нам сюда с приездами, с родителями своими обещает уже Светку познакомить.

Ровно сложив около своей тарелки салфетку, капитан Глеб лениво шевельнул в широкой стеклянной вазе на столе оставшиеся с вечера холодные ягоды, кинул в рот самую крупную крыжовину, хрустнул. Прикрыл глаза от удовольствия.

– Вот видишь, даже провинциальные дамы умеют прекрасно устраиваться.… А как эту, вашу медсестру, по фамилии-то…?

– Зачем это тебе?

– Может, я её знаю? По старой памяти?

– Серякова. Она местная, семья их уже давно здесь живет. Только ты, пожалуйста, никому про это, про их роман-то с иностранцем, не упоминай! Светланка всё это в тайне от поселковых бабок держит, сглазить боится, даже мне ничего конкретного не говорит, но я-то догадываюсь! Только бы у них всё получилось…

Не выпуская из рук разноцветную посудную прихватку, Инга присела за стол напротив Глеба.

– Дня три назад заезжала она ко мне, ну, Светлана-то эта, медсестра, со своим милым. Видный такой парнишка, ласковый. Обнимал её всё за талию, в машину подсаживал. Светка долг решила отдать, она перед этим у меня на парикмахерскую денег немного занимала, к его приезду прихорашивалась.

Прохладная приятность крыжовника закончилась.

Глеб, не глядя в вазу, пошарил по пустому прозрачному донышку. Сожалея об аппетитной утрате, улыбнулся, посмотрев внимательно на похорошевшую Ингу, на всё ещё чёткие губы, на две такие славные морщинки в уголках её глаз.

– Нет, не могу вспомнить эту особу. Не знаком был ранее. А ты сама-то как?

– Что?

– Выбрала бы себе кого поприличней, миледи. Из иностранных-то посетителей.

Инга обернулась так резко, что Глеб едва успел спрятать блеск хохочущих глаз.

– Ты на что намекаешь?

– Да так, вспомнил одного торговца потрошками. Он же ведь к тебе с серьёзными намерениями тогда подкатывался, да? Или это мне добрые люди просто настроение хотели испортить?

– Подкатывался…

Всё то, что ему нужно было знать, Глеб Никитин всегда знал, и не было для него сейчас никакой необходимости смущать лишними расспросами зардевшуюся Ингу.

С последней прошлогодней группой участвовать в игре прилетел финский предприниматель Харри Кивела – весьма успешный поставщик замороженной крови и потрохов для российских зверосовхозов.

Усманцев-старший почему-то тогда страшно настойчиво дозванивался до Глеба несколько раз, отыскал его на краю земли, требовал выслушать его очень подробный отчёт о совместных делах, а сам, старый конспиратор, странно покряхтывая в телефон, почему-то упрямо всё сворачивал разговор на ливерного финна и на хозяйку ресторана «Собака Павлова».

Инга хотела было привычно пококетничать, но, увидев серьёзную синюю глубину глаз Глеба, смутилась ещё больше. И, немного помолчав, ответила задумчиво.

– Скучные они все. И финн этот твой тоже…

Без кофе было никак не обойтись.

А разговаривать они продолжали так же, иногда остро встречаясь внимательными взглядами, иногда просто и бережно подшучивая друг над другом.

– Противно быть не самим собой. Не по мне изображать бравого вояку, этакого американского сержанта, подыгрывать этим релаксирующим ребятам, даже понарошку.

– Почему? Из тебя, по-моему, получился бы очень хороший военный!

– Ни-за-что! Есть три серьёзные причины, по которым я никогда не буду состоять ни на какой должности. Во-первых, и ты это прекрасно знаешь, дисциплина и я – несовместимы. Второе вытекает из первого – не люблю подчиняться. Особенно дуракам. И, самое главное и принципиальное для меня, – любая униформа вчистую убивает творчество.

– Было время, когда многие бывшие военные трудно входили в общепринятый бизнес из-за узости мышления, а я – тоже с проблемами – из-за широты моих личных амбиций.

Инга всплеснула руками.

– Ну, ведь ты же по-настоящему умный!

– Однако, ах, как верно ты говоришь, слюшай, хорошо слышать такие слова!

С акцентом и поднятым вверх указательным пальцем Глеб, как и хотел, был действительно забавен.

– Почему ты со мной так часто соглашаешься?! Ни за что не поверю, что ты ни с кем не споришь, только со мной?

– Зачем попусту обижать или расстраивать людей?

Глеб посерьёзнел, поглаживая пальцем кофейную чашку.

– Почти всегда я разговариваю не ради себя, не с целью выставить свою персону в выгодном свете, добиться чьего-либо расположения или пристального внимания. Давно уже выбираю тон или способ общения, способный сохранить спокойствие собеседника. С добрым обжорой я говорю о соусах и вкусе теплых лангустов, пойми – не про своё же бессистемное питание и презрение к тщательной кулинарии мне такому человеку рассказывать. Он же расстроится, он будет обижен! Нет, так с людьми нельзя.

С истовым огородником я поддерживаю разговор о пользе раннего мульчирования и об удивительных свойствах черной пленки при возделывании клубники. Если же я честно скажу, что его убогие шесть соток и будка с инвентарем, называемая в определенных кругах дачей, по моему глубокому убеждению, есть богатство нищеты, он может и впрямь начать пристально думать в этом направлении и опять же может разочароваться в себе. Я этого тоже не хочу.

А сейчас, в этом вынужденном походе, мне разговаривать особенно-то и не с кем. Иностранцы немы, мой соотечественник Бориска юн. И поэтому с ними мне приходится говорить коротко и смешно.

Не спрашивая Глеба, Инга, поднявшись со скамейки, взяла со стола его пустую чашку.

– Ещё немного тебе, горячего.

Он замолчал.

Протерев большой салфеткой чистое блюдце, Инга задумчиво приложила пальцы к губам.

– И почему с тобой всегда так часто всё это происходит? Истории разные, случаи?

– Потому что для меня это интересно.

Мудрая женщина всегда поймёт, если именно ей мужчина захочет сказать что-то действительно стоящее и важное для него.

– Зато со мной не бывает другого. Это вроде как закон сохранения энергии или сообщающихся сосудов. Приключений я имею достаточно. Встречаюсь с очень интересными людьми, попадаю в забавные переделки… Ты права, многовато их для примерного обывателя, для его спокойного и размеренного бытия. Но именно из-за этого изобилия необычного в моей жизни нет милиционеров, паспортисток, нет домкратов, шрусов и гаишников. Я до сих пор не знаю разницы между ОСАГО и КАСКО, у меня нет личной больничной карты, нет начальников, коллег, нет дурацких посиделок в бане, злобной бессмысленной охоты на невиновных зверей и птиц, нет пьяных соплей, завистников, я не имею никогда тупого похмелья и стыда мелких обманов.

Я не имею счастья пересекать двойную сплошную, не пью с соседскими мужиками в гаражах, не трачу время на обсуждение мобильных тарифов и планов. В свободное время не валяюсь на диванах, не смотрю и не обсуждаю ни с кем разных ксюш и полезных диет.

Вот у меня и освобождается время для другого. Для приключений.

– Так просто?

Непривычное собственное многословие изумило даже Глеба.

– Да, всё просто. Элементарно, Ватсон! Не кури – и у тебя не будет перекуров.

– Некоторые знакомые, особенно те из них, кто имеет отношение к творчеству, от чистого сердца соболезнуют мне, говорят, что я – неформат. Высокая похвала для такого беззаботного типа! Именно этого я и добивался всю жизнь – не быть в формате. Особенно в таком…

Он хмурил брови, изредка опуская глаза к столу, хотя интонациями слов и хотел выглядеть иронично весёлым.

Инга слушала капитана Глеба с грустной улыбкой.

Почти всегда искусство быть внимательной приходит к женщине с опозданием. Сейчас ей хотелось рыдать, теряя…

– Формат маленьких неграмотных и нелюбознательных человечков? Не для меня! Формат воскресных пива и чипсов?! Да ни за что! Ублюдочный формат возрастной эволюции – от кнопок разноцветных мобильников, через кредитный диван и телевизионный ящик к жирным тёлкам, к чудовищно безобразным огромным машинам, турецким курортам, к костюмам с блестящими буковками? Мерзость! Ты, случаем, не заметила, что люди, в большинстве своем, сгибаются, когда влезают в собственный автомобиль. Я этого не хочу.

– Добровольно обрекать себя на дрожь от звука персональной автомобильной сигнализации под окном – идиотизм! Я предпочитаю открывать глаза только после того, как высплюсь!

Вторая чашка кофе не успела остыть.

Глеб Никитин с сожалением отставил её, пустую, в сторону. Он чувствовал свои лишние слова, но кому, как не ей, и когда, если не сейчас…

– Политика? В партию вступать? Зачем?! За миску вкусного супа? Мне этого добра не нужно. За какой-то там стул в президиуме или за кресло в провинциальном правительстве? Тем более. От длительного сиденья, говорят, простаты бывают у мужчин разные, с геморроями…

Напитки закончились, и первый высокий луч летнего солнца уже вертикально сверкнул между высокими прибрежными соснами.

– А семья у этой твоей счастливой медсестры большая?

– Что?

Не расслышав его так сразу или не очень поняв, Инга внимательно посмотрела Глебу прямо в глаза.

– У Светланы, твоей знакомой, ну, у той, что в иностранный замуж собралась, родственников много?

– Нет, вроде. Отец года два назад как умер, позапрошлой зимой хоронили, мать на пенсии, брат есть ещё, рыбалкой на заливе занимается. Вроде всё.… А что такое?

– Рад за коллектив. Скоро, наверно, они вольются в дружную семью западных народов. За евро буду пряники себе покупать.

Похлопав озабоченно себя по карманам камуфляжных брюк, капитан Глеб затянул ремни рюкзака.

– Ты сможешь испечь большой торт? У тебя же, я помню, «наполеоны» всегда удавались чудесные?!

– Конечно, смогу! Ты что, ещё раз хочешь приехать? Когда?!

– Скоро, скоро, хорошая ты моя! Только не плачь, ладно?

Инга не ответила, спрятав глаза в рубашку на его груди.

– А где живут эти Серяковы?

– О чём ты?

– Спрашиваю, где найти, в случае чего, это замечательное семейство? Любопытно мне очень отчего-то стало, познакомиться поближе с некоторыми из них хочу, так, для общего развития.

…Наверно, Бориска специально, заботясь о своём старшем товарище, который должен был обязательно искать его, возвратившись утром в лагерь, заранее высунул на волю свои не очень чистые ноги. Огромная армейская палатка явно становилась мала для молодого, растущего организма.

– Ну, как?

– Чего?

Юноша протирал глаза, щурясь на блеск ранней воды.

– Кто выиграл полосу препятствий?

– Я. Ну, в смысле, мы. «Вискари» последние – у них на последнем этапе ботаник в колючей проволоке наглухо запутался. Мы все его сообща разматывали. Потом вырезали вместе с проволокой и отнесли к костру. Там Ян его плоскозубцами быстро обкусал.… А ты-то как?

Капитан Глеб ровно разостлал свой спальник на песке около палатки.

– Без жертв и разрушений. Через час подъём, давай, подремлем ещё немного, пригодится.

После завтрака погода начала портиться.

Команда смешно и разнообразно занималась бытовыми вопросами.

Под краном водяной цистерны Хулио ловко простирывал свои уже использованные казенные трусы, добродетельно оставаясь одетым во вторые, сменные.

Потрясающе кривые голые ноги делали оружейника неотразимым.

В походной душевой, обтянутой тёмно-мокрым брезентом, плескались и гоготали сразу двое. В одном из них, по голосу и высокой макушке, Глеб сразу опознал Николаса. Другой, нерассмотренный, был мелок ростом и неприлично смешлив. Глеб подобрал в песке камешек и постучал им по трубе алюминиевого каркаса.

– Тук-тук!

– Заходи, чего спрашиваешь! А, это ты Глеб! И тебе тоже потереть спинку?!

– Может, у вас здесь интим, а я тут некстати со своими вопросами…

– В бою нет никаких тайн перед товарищами!

Колька радушно распахнул перед ним тряпичную дверь душевой, нисколько не стесняясь различных подробностей.

– Ой!

Зато в дальнем уголке кабинки профессор Бадди неловко пискнул под незначительными водными струйками, суматошно смывая с себя последние мыльные островки.

– Я и его уже помыл. Поначалу он так сильно стеснялся! А чего такого – я же ему теперь вместо папы!

Большой человек сильно захохотал, хлопая в просторные мокрые ладони.

– Давай к нам! Здесь хорошо!

– Вот этого не надо. После водных процедур подойди ко мне, поговорим по делам сегодняшнего дня.

– Окей!

По правой стороне от палаток на песке валялся с наушниками плейера на голове, дожёвывая мятый бутерброд, беззаботно неумытый с ночи швед.

По счастливым физиономиям Макгуайра и ругого Кройцера было понятно, что они практически одновременно, ещё вчера, приняли решение бросить бриться. И это, судя по блаженству их улыбок, мужикам очень нравилось.

Наступала эпоха всеобщего разгильдяйства.

Но слабина в их серьёзных производственных отношениях была преждевременна.

– Парни, аврал! Разбираем лагерь, быстро грузим имущество в машину и выходим на воду! Сегодня нас ждут великие дела!

– А водка будет?

Хмурый немец был требователен.

– К концу дня ты, приятель, станешь слаб, как марлевые трусы, и сможешь пить только сладкую водичку. Впрочем, если потребуется и водка, то её приготовлено для вас неприлично много. Вперёд!

Крики дерзких и частично одетых мужчин заглушили правильный голос справедливого командира.

– Уключины вставить! Вёсла разобрать!

Держа на плече огромное шлюпочное весло, Глеб Никитин прогуливался по берегу, внимательно наблюдая за своим невеликим войском. Многие из иностранцев, скоренько пристроив на места доверенное им имущество, хватались за фотоаппараты и видеокамеры.

– Объясняю все ещё раз! Маршрут короткий и знакомый – до острова и обратно. Всего восемь миль или пятнадцать километров, если не очень понятно для глубоко законспирированных среди нас сухопутных крыс. До обеда вернёмся, слабых и мёртвых выбрасываем за борт. Кто желает остаться на берегу?

И снова из толпы, притихшей было внимательно на шлюпках, донеслось два смешных неприличных выкрика. Что вполне допускалось в такой ответственной обстановке.

Капитан Глеб улыбнулся. Бориска, неимоверно гордясь таким замечательным командиром, втихаря показал ему поднятый большой палец.

На шлюпке «Ромео» образовалось четверо гребцов, сам Бориска сидел на руле, оставшегося без пары Тиади они, очевидно, назначили запасным. Невозмутимый ОСалливан очень серьёзно и тщательно обтягивал на руках спортивные кожаные перчатки.

Шлюпка «Виски» имела преимущество – там был полный комплект, гребли все шестеро, а Яну предстояло по ходу гонки только тактически грамотно рулить и подбадривать свой коллектив.

– А нам как рассаживаться?

Даже голосом Николас немного кренил их шлюпку.

– Кройцер и Хулио – на средние вёсла, Мэрфи и профессор – баковые. Я на руль, ты, дружок, пока запасной.

– Я в запасе?!

Голландец мощно изумился. Погрустнели и все остальные члены их скромного экипажа, которым предстояло не один час махать здоровенными гребными деревяшками. Самый сильный среди них Николас – и именно он в запасе?!

– Не печалься. Для тебя скоро будет специальное забавное предложение. Потерпи. Сейчас главное для нас, чтобы вот эти господа, – Капитан Глеб показал рукой на Мэрфи и Бадди. – Чтобы они, соколики, быстренько научились опускать вёсла в воду одновременно и очень, повторяю, очень, внимательно слушали мои команды. Ну, как, готовы, мистеры?

С кормы Николас показал профилактический кулак профессору. Тот скромно потупился.

– Эти справятся, гарантирую. А мне что, действительно отдыхать?

Богатырь никак не мог разгадать предстоящую каверзу Глеба.

– Копи силы и ненависть к врагам трудового народа.

– Чего?!

– Это я так, цитата из детских кинофильмов.

Глеб Никитин выпрямился во весь рост, громко обращаясь ко всем рулевым.

– Вёсла!

Почти все иностранные мужчины правильно нагнулись вперёд и отвели лопасти своих вёсел к корме. Замерли.

– На воду!

Несмотря на то, что Глеб командовал по-русски, понимали его голос все, без исключения.

«Ну, кто учил!».

Вразнобой и с сильными смешными брызгами гребцы произвели свои первые суматошные гребки. Потом бестолково шлёпнули по воде ещё раз, ещё, закричали рассержено на подчинённых «Виски» и «Ромео» юные командиры и тяжёлые шлюпки потихоньку двинулись от берега.

«Джин» опять сразу же отстала.

Профессор, Кройцер и оружейник стукали друг друга по вёслам, Мерфи вообще выронил своё орудие труда, чуть не убив при этом разозлённого Хулио. Крики размахивающего могучими бесполезными руками Николаса разносились минимум на три километра вокруг.

Сидя на корме, Глеб безмятежно смотрел вдаль.

Потом поправил браслет часов, чихнул.

– Стоп. Заткнитесь все.

Все действительно почему-то мгновенно заткнулись, обратив внимание на тихий голос Глеба.

– Всё сначала. Работаем медленно, очень медленно, внимательно слушая мои команды…. Поняли? Умницы мои – теперь вижу, что вы поняли.

– А ты, – Капитан Глеб ткнул указательным пальцем в живот возвышавшегося рядом с ним Николаса. – Прошу тебя – никогда не кричи в шлюпке громче меня, а то получишь веслом по башке.

Большой голландец понял не сразу, секунды через две, а потом, осознав суть просьбы командира, смутился, розовея щеками.

– Будем считать, что наша маленькая разминка не удалась. Сейчас делаем так.

Глеб решительно поднял из кронштейнов за кормой громоздкий деревянный руль и положил его на днище шлюпки.

– Мы с Николасом садимся загребными, начинаем разгоняться тихо и спокойно, потом по моей команде вы все будете увеличивать темп.

– А…, а это?

Бадди интеллигентно тыкал мизинчиком в мокрый руль под ногами Глеба.

– Обойдёмся без него. Ты, профессор, и ты, Мэрфи, будете добавлять ход или притормаживать, если нам понадобится поворачивать. Но только по приказу! Иначе…

Испуганным жестом Колька показал всем на свою непутёвую голову.

– Именно. Да не печальтесь вы так, коллеги! Сейчас мы быстренько у всех выиграем – и обедать. Вы же хотите кушать?

Хулио зарычал, требуя много вкусного мяса.

Всё получилось, как изначально коварно и планировал капитан Глеб.

Мощных движений голландского загребного и его, командирского, опыта обращения с вёслами оказалось достаточно, чтобы они быстро настигли ушедших вперёд соперников, а потом поочерёдно их обошли, сначала «Ромео», а потом, за островом, и упорствующую в шесть вёсел «Виски».

Заметив, что Глеб мчится на обгон без руля, Бориска пробовал тоже, вместе со своим запасным Тиади, взяться за греблю, оставив вверенную шлюпку без правильного управления, но скоро в его «Ромео» случился скандал. Борискино плавсредство завиляло, закружилось почти на месте, притормозило, пропуская вперёд набравшего ход Глеба сотоварищи. Вдобавок ко всем бедам в Борискиной шлюпке упало за борт и чьё-то весло…

Уже на обратном пути к берегу Николас первым услышал, как Бадди начал неловко поскуливать за его спиной, и кивнул в его сторону, привлекая внимание капитана Глеба. Коротко посмотрев на профессора через плечо, тот отреагировал мгновенно.

– Шабаш!

В этот раз его мало кто правильно понял. Наиболее сильно изумился плотненький Мерфи.

– Orgy?!

– Я тебе покажу оргию! Проиграешь гонку – будет тебе оргия, с мытьем посуды и ведром картошки! Простой перекур, релакс, чтобы было понятней. Короче, отдыхай, пока есть возможность.

Все вёсла слабо опустились в воду и их чудесная лодочка «Джин», обездвиженная, тихо заскользила по ровной серой воде.

Нежные руки профессора Бадди были стёрты грубыми вёсельными рукоятками до крови. Сморщившись, бедный учёный растерянно рассматривал свои зловещие раны.

С кормы к ним приближались упорно и слаженно машущие вёслами «вискари».

Капитан Глеб рывком сдёрнул с шеи Бадди знаменитое розовое полотенце и бросил его Николасу.

Тщательно помыслив несколько мгновений, голландец двумя движениями разорвал нежную тряпочку на три другие тряпочки, только поуже. Потом, ухватив профессора за запястья, Колька ловко, но бережно обмотал его руки обрывками уничтоженного полотенца.

– Соблюдай технику безопасности, амиго!

Ещё раз оглянувшись на преследователей, Глеб опять скомандовал своим: «Вёсла! На воду!».