Неделя холодных отношений Сивинских Александр
– …И вообще, ни один человек с чувством юмора не был основателем религии.
Ему было приятно наблюдать за безопасной и безобидной суетой своего взбудораженного опасностью сына.
– Как отнести человека к той или иной религии? Или узнать о глубине его религиозных чувств? Достаточно задать ему только один вопрос: «Как ты хочешь, чтобы тебя завтра похоронили? Ответь, только честно». Уверен, многие из нас сильно засмущаются выбрать тот конкретный вариант, который предлагают его боги и на котором сильно настаивают земные служители этих богов. Кому из тёплых, живых, весёлых людей захочется завтра быть сожжённым, кремированным, закопанным в мокрой глине в деревянном гробу, стать выпотрошенной мумией, с чесноком в пустой башке, или попросту разлететься молекулами собственного праха над холодным морем?
– А ты сам?
– Я просто живу. Верю не в идолов и не в придуманные чужие погремушки, а в солнце, в доброту, в тебя…. Горжусь только одним богом.
– Каким же это?
Сын с любопытством и в ожидании присел на корточки перед отцом.
– Тем, что на скале в Рио-да-Жанейро. Да и то, я горжусь им исключительно по причине того, что он – творение рук человеческих.
Дрова для такого пристального ночного разговора попались неплохие. Обломки толстых сухих сосновых сучьев горели жарко, неторопливо и уверенно.
Сашка ещё раз вздрогнул от какого-то случайного лесного шума, но потом окончательно успокоился.
– Па, может кофейку замутим?
– Нет, на ночь кофе вредно. Не уснёшь, утром в школу опоздаешь.
– Жадина.
Капитан Глеб легко стругал прямую палочку, не зная пока даже зачем, стараясь попадать мелкими завитками сухих стружек прямо в огонь.
– …Иногда казалось, что я неправ. Проходило время – и я опять возвращался к своим, и только своим мыслям. Читал много разных книг, отмечал в них только то, что подходило по характеру. Когда-то давно мне, да и ещё многим людям, говорил один человек: «Если вы отвергли одну веру, не отвергайте веры вообще. Всегда есть другая вера взамен той, которую мы теряем. А может, это всё та же вера в другом обличье?». Правда, этот парень был негром. И коммунистом. Но слова его я запомнил.
– И вообще, сын, если откровенно…
Глеб посмотрел готовую палочку на свет, перевёл взгляд на враз посерьёзневшего, внимательного Сашку.
– Встречал я в своей жизни настоящих святых. Двух, нет, трёх, кажется…. Один из них был сантехником.
Накопившаяся за день где-то наверху, в переплетении густых еловых ветвей, шапка лёгкого снега с шумом рухнула в тёмные кусты прямо за их спинами.
Сашка испуганно дёрнулся, но сразу же с облегчением рассмеялся, глядя на отца.
– Сейчас бы нашего Пэла сюда! Помнишь, как он в снегу ночевал?! С ним сейчас так тепло было бы спать!
«Я помню всё, малыш…».
– А когда он на балкон выходил зимой?! Через час целый сугроб из него получался, настоящая куча снега, а в ней только три дырочки – чёрные глаза и нос.
Горел огонь, шумел лес, говорил сын…
Капитан Глеб Никитин понял, что очень устал.
Однажды знакомый лесник позвал его помочь стоговать сено. Любая физическая работа была в те времена по плечу и в радость Глебу, но тогда, на сенокосе, он неожиданно, мучительно устал. Жара, сухая пыль, непривычные движения…
Ему было стыдно за минуты той слабости.
Впервые за эти дни капитан Глеб заснул раньше своего сына.
Обжорство
– Хорошая грудинка, сочная. Мне её тот фермер до сих пор поставляет, помнишь, к которому мы Юрика в прошлом году лечиться возили?
– Нет, не хочу…
Не стесняясь ничем, Николай Дмитриевич шумно сопел, в правильной очередности рассматривая мясные продукты, аппетитно разложенные перед ним на просторном подносе.
– А буженинки?
– Ну, что ты в самом-то деле! Пристал со своим салом!
Изображая весёлый смех, Татаринов тихо хрюкнул.
– Не боец ты, однозначно, нет!
Зелень и уже очищенные зубчики чеснока приютились на самом краю подноса, рядом с ломтиками мягкого сыра.
– И что – он так и не появлялся? С выходных? И не звонил?
Ефим Маркович отрицательно покачал головой.
– А дома он был?
– Нет.
Они смогли встретиться только под вечер.
Ефим Лукин доехал из центра и сразу же зашёл в кабинет к Николаю.
У окна ему стоять было приятно, через тонкие шторы хорошо и прозрачно виднелись жёлтые огни большого жилого дома напротив. По тёмно-белой улице шли с работы многочисленные одинаковые люди. Он сам открыл форточку – от запаха чеснока и тёплой жирной пищи его всегда мутило.
– Где же этот стервец бегает-то?
Николай тщательно вытер блестящие пальцы и губы недоеденным куском чёрного хлеба.
– А почему ты думаешь, что это не он разбил машину?
Не поворачиваясь от подоконника, Лукин начал говорить.
– Да я ключи у него отнял от «Мерседеса», в пятницу, когда он здесь нажрался и драться-то начал! Запретил вообще тогда машину брать.
– Ну?
– Чего «ну»?! В полиции говорят, что замок на двери взломан и сигнализация отключена.
– Так может это он? С пьяных глаз чего не выдумаешь…. Ты майора-то нашего этим делом озадачил? Чего он планирует делать?
– А-а… – Ефим Маркович расстроено махнул рукой. – Какие-то отпечатки они там уже сделали, на экспертизу отослали, теперь свидетелей ищут. Вроде кто-то из моих соседей пацанов молодых около машины видел…. Не знаю, мне сейчас не до этого.
Ефим так стремительно шагнул к столу, что Татаринов даже прекратил жевать.
– Ты чего?
– Короче, Николай, я решил!
На этот раз Николай Дмитриевич был действительно внимателен.
– Знаешь, что он заявил мне в пятницу?! Ты не представляешь! Этот маленький ублюдок уже пообещал продать свою долю в агентстве заводским бандитам, ну, этим, братьям Утюжниковым. А сам на их деньги хочет открыть модный ресторан. Со средиземноморской кухней!
Ефим с неприятной гримасой повторил слова сына.
– Ну и ты…?
– Ну, я и решил, что пора ставить парня на место! Совсем зарвался сынуля!
Не очень-то и взволновавшись услышанным, Николай Дмитриевич опять принялся неспешно раздвигать пальцами разложенные по всему подносу куски разного мяса. Выбрал ломтик сырокопчёного, положил на него полоску белого несолёного сыра.
– Не расстраивайся. Ещё древние фараоны утверждали, что времена меняются, что всё люди говорят только о своём, а дети наши никак не хотят слушаться своих родителей.
– Да пойми же ты! Последние полгода мы с тобой только и делали, что нянчились с моим сыном: «Вадик то, Вадик сё…». А он.… Как нарочно, как издевался! Мы-то понадеялись, что они смогут нас подменить, по-резвому, по-молодому, с образованием! С нашей-то помощью…
– Ты понадеялся.
Татаринов остро взглянул на партнёра маленькими внимательными глазками.
– Это ты решил подарить ему кусок нашего общего дела. Разве я неправ?
– Ладно тебе…
– Николай. – Ефим Маркович вплотную пододвинул стул к столу и трудно опустился на него. – Я предлагаю нам с тобой прямо сейчас определить день свадьбы наших детей. Не откладывая. Только не перебивай меня, прошу! Я всё продумал. Назначаем сами дату, не ждём, пока эта размазня набегается где-то и примет решение! Когда известен срок – это всегда дисциплинирует. Во-первых.
Сидеть, имея под самым носом столько мяса и отчего-то упрямого партнёра, было свыше сил Лукина. Он опять вскочил и принялся расхаживать по кабинету.
– Вадим весь этот год получал прибыль со ста сорока рекламных щитов в Октябрьском районе и в Заречье. И ты прекрасно знаешь, что это весьма приличные деньги. Так? Так. А какую практическую пользу он принёс нашему с тобой агентству? Ноль! Я предлагаю его наказать.
Ефим Маркович опёрся обеими руками на то место на столе, откуда Николай по собственной инициативе, но очень нехотя убрал свой изобильный поднос.
– Как?
– С января ему – никакой прибыли! И он обязан возвратить мою долю. То есть мы приводим всё в первоначальный вид, как было до его появления здесь. Ты был тогда прав, извини. Плохо, конечно, что я тебя тогда не послушался, думал, что всё-таки сын, что сразу же почувствует ответственность за своё собственное дело.… Во-вторых, одновременно с внесением изменений в документы, предупреждаем его, что совсем выгоним из фирмы, если к свадьбе не образумится.
Ковыряясь спичкой в зубах, Татаринов возражал Ефиму вяло и негромко.
– Ты – папаша, тебе, конечно, видней. Хотя…. То есть ты хочешь ему по ушам по полной схеме проехать, правильно я тебя понял?
– Конечно! Чего тянуть-то?!
Всё своё свободное время Николай Дмитриевич Татаринов заполнял вкусной едой и любимыми шахматами.
Играл он преимущественно сам с собой, иногда – с компьютером, ещё реже – разбирал задачи и этюды в специализированных шахматных журналах. Ефим Маркович, наоборот, терпеть не мог такого нудного уединения, но его, тоже талантливого игрока, с признанным уважением приглашали поиграть в покер очень сильные и сведущие в этом деле городские люди.
Думать и считать партнёры умели.
Не верить друг другу они научились за долгие годы ведения совместного бизнеса.
Каждый из них и сейчас вёл свою игру.
Татаринов и Лукин привыкли всегда защищать свои деловые интересы вместе. Это было оправданно и логично. По-дружески. Женить детей – тоже решение общее. Мощное дополнительное усиление существующих бизнес-позиций, да и просто отцовская забота о судьбе своих детей, в конце-то концов. Но, независимо от их почти ежедневных разговоров на эту тему, каждый чувствовал, что в этот раз у них что-то не получается.
Их время уходило.
Бороться с новыми обстоятельствами плечом к плечу становилось бессмысленным и неперспективным.
Они думали всегда одинаково. И поэтому решения приняли такие схожие и одновременные. Ведь каждый умирает в одиночку…
Информацию они теперь собирали поспешно и много, но вот делились ею в последнее время не очень охотно.
Ефима уже не раз предупреждали, что Кирилл, финансовый директор агентства «Новый Альбион», начал довольно-таки часто встречаться с представителями их потенциальных конкурентов. И это их славный Кирюша, которого они взяли к себе прямо со студенческой скамьи и за пять лет работы упаковали парня и опытом, и знаниями, и связями…!
Знал про суету Кирилла и Татаринов. Но пока молча ждал.
Выборы мэра решали многое. Расклад мог измениться мгновенно. Каждый из них готовился к предстоящим событиям по-своему.
А теперь вот вздумал мешаться под ногами ещё и Вадим со своими провинциальными гангстерами…
– Послушай, ты был вчера в мэрии, как Юрик-то там настроен?
– Нормально, вроде без особых истерик. Говорит, что поддержка ему обещана и в правительстве, и по партийной линии. Готовится. Думаю, что не мешало бы нам встретиться с ним в ближайшее время. Ты как?
– Как пионер. Для любимого мэра – всегда готов!
Со скрипом Николай Дмитриевич развернул своё кресло к окну. Задумчиво поморщился, не глядя на Лукина.
– А как внешне он?
– Ты это про остаточные явления?
– Да, да.… Про пьянки его.
– Излишеств пока нет, чаем зелёным балуется на публике-то. А так.… Не знаю.
– Я к тому, что нужно бы нам с ним как-то поплотнее на эту тему пообщаться. Ну, на предмет гарантий…
– Каких?
Страшно хотелось курить, но выйти в эти минуты из кабинета Татаринова было бы ошибкой. Ефим понимал, что такой разговор нужно доводить до конца.
– Каких, каких.… Таких. Финансовых, разумеется. Сейчас он просит денег на свои выборы, а потом запьёт в очередной раз, и узнавать нас с тобой на какое-го время перестанет…. Это не очень правильно. Нехорошо, я бы сказал.
– Давай, заострим. Полечим его, если что, как тогда. На полгода хватит. Никто ни о чём не догадается, а мы хоть какую-то уверенность будем иметь. На выходные в бане определимся, как и что, а потом вытащим его куда-нибудь на разговор. Так, чтобы наедине.
– Хорошо.
В одиночестве думать всегда лучше.
Не нужно отвлекаться на слова другого человека, говорить ему что-то совсем необязательное. Выстроил свои нужные мысли по порядку, посмотрел на то, что получилось, со стороны; потом, если что-то не так, не нравится, взял, да и передумал их по-новому. Никто и не мешает.
Николай взглянул на шахматную доску, даже взялся за пешку на правом фланге, но, немного помедлив, встал с кресла. Прошёлся от стены до стены, сходил к холодильнику, поставил туда всё то, что не успел доесть за столом. Покачал головой, налил и выпил рюмку водки.
Без закуски, просто так, для духа.
«Ефим хорош. Сам накосячил, всегда орёт, что только он решения принимает…, потом стонет.… И младший его, тоже был неправ. Только бандитов мне здесь и не хватает.
Да и Кирилл, конечно, паренёк способный, мыслит по-новому, ему легче с теми из молодых, кто всё больше сейчас наружную рекламу-то заказывает, разговаривать. Правда, и он смешной, глупый пока…. Суетится, думает, что делает свои дела от нас незаметно… Лет пять бы назад ему за такие фокусы ноги запросто переломали, а сейчас нет, нельзя, сейчас мы просто наблюдаем…. Перспективы у него, конечно, есть, да и конкретные подходы к этим, москвичам, через него вполне возможны. Но ведь и Кириллу нужны советы опытного человека…».
В пустом коридоре раздался звонкий и острый стук тоненьких каблуков.
Сначала возникла мгновенная досада оттого, что ему помешали, но через мгновение он уже улыбался.
– Проходи, чего там-то стоишь!
– Нет, папа! Привет! Я к тебе только на маленькую минуточку. А ты чего сегодня так долго?
Ева смущённо переминалась на пороге, не вынимая рук из карманов маленькой, отделанной мехом розовой курточки.
– Ты соскучилась, что ли?
– Ага, соскучилась! По твоему маленькому симпатичному кошелёчку скучаю! Пап! Мы тут с девчонками собрались сейчас на одно мероприятие, а у меня деньги внезапно так кончились. Вот я по пути и заглянула к тебе. Хорошо, что застала!
– А чего не позвонила?
– Опыт, папочка, огромный жизненный опыт! Ты сказал бы мне тогда что-нибудь такое важное и сложное, про мои ужасно большие потребности и про возраст; что уже уезжаешь из офиса куда-нибудь на важную встречу, но денег бы точно не дал! А так… Я вот, я здесь, и ты не посмеешь мне, твоему любимому человеку, прямо так, жестоко отказать!
Дочка улыбалась, сияя тёмными глазами на румяном лице.
– Ладно, лисичка.… Умеешь ты разговаривать на нужные тебе темы.
Николай Дмитриевич открыл большой шкаф, достал из кармана пальто портмоне.
– Сколько же тебе дать-то, а? На вот, держи.
– Ой, папуля, спасибо тебе большое! Выручил в трудную минуту! Всё, пока-пока! Убегаю.
– Постой, на секундочку задержись.
Громоздкий фигурой даже в своём обширном кабинете, Татаринов помялся, исподлобья поглядывая на красивую дочку.
– Ты, это…. Про замуж-то свой что думаешь?
– А ничего не думаю!
Она легко махнула в сторону рукой.
– Нет у меня больше жениха. Понимаешь, нет его вообще, нет….!
– Как это?!
Посверкивая поверх стёкол очков крохотными медвежьими глазками, Николай Дмитриевич удивлённо уставился на Еву.
– Нет его больше в моей жизни! И не уговаривай меня, ничего у нас с этим Вадимом не получится!
– Дочка, так ведь я же тебя и не уговариваю…
– Знал бы ты, как он ко мне относится!
Теперь она была уже не такой.
Рассерженная, обиженная, усталая…
Вечерняя зимняя свежесть, сохранившаяся на какие-то минуты после улицы, понемногу исчезала с её щёк.
– А что он вытворяет с другими! И вы все, все…. И ты тоже! Вы всё знали и заставляли меня с ним…
– Евушка, ты толком-то хоть можешь мне объяснить, что произошло?!
Как невесомую он держал её за тонкие плечи, за прохладную розовую курточку.
– Не буду. Я ударила его и убежала! Вот он какой, ваш любимый Вадим! Гуляет сейчас где-то…
Но слёз пока ещё не было видно.
Не замечая ничего перед собой, Татаринов всё крепче и крепче сжимал её плечи. Ева поморщилась, пытаясь освободиться.
– И что же это ты…? Почему так скоро всё надумала?
– А я совсем не скоро, я давно!
– Чего же тогда мне ничего не говорила? Не посоветовалась, ничего.… Как-то, даже странно, понимаешь, всё у нас с тобой получается.
– Ничего и не странно!
Он прошёлся по кабинету, поправил невнимательно шахматные фигурки.
– Паренёк-то твой из леса сигналов не подаёт? Живы они там?
– И не мой он совсем…. Не знаю.
– А Кирилл тебе не звонил?
– Нет, а чего такое?
– Позвонила бы ты ему, погуляли бы, человек-то он серьезный вроде…
– Да брось ты, папа! Прекращай заботиться о моём замужестве! Хватит твоих глупых сценариев! Я теперь буду справляться с этим сама! Ну, всё! Я побежала! Целую!
«Как же она так не вовремя-то! Эх, дочка, дочка…».
Оставшись в окончательном одиночестве, он привычно шагнул к холодильнику. Икнул, наклоняясь к еде. Прямо там, в холодном электрическом освещении, налил себе стопку водки и выпил. Ещё налил и ещё раз с размаха, не чувствую ледяного холода, опрокинул в рот густую водку.
«Надо же… Я ведь и не предполагал! Впрочем, так ему и надо!».
Пришёл черёд послушных и преданных ему шахмат.
День четвёртый
СРЕДА
Создание Солнца, Луны и Звезд, чтобы правили днём и ночью во славу Божию
И опять, когда в очередной раз всходило долгожданное доброе солнце, погода с утра начинала становиться такой, что хотелось совершить подвиг.
Капитан Глеб сидел в привычной позе, привалившись спиной к нагретой огнём стене корней упавшего дерева, в полной мере пользуясь редкой возможностью с пристальной заботой рассматривать близкое лицо своего сына.
Сашка спал измученным рассветным сном.
…Чёрные круги во впадинах под глазами, светлая неуверенная небритость, полосы грязи от нечаянных костровых порывов, липкие крошки варёных красных ягод в уголках рта, искусанные, обветренные, запекшиеся губы.
Глеб глухо застонал, грохнул кулаком по ближнему утоптанному снегу.
«Я обязан, обязан…».
Прикрыл глаза.
– Да не кручинься ты так. Я же рядом…
Сашка лежал и просто смотрел на него, не шевелясь под криво запахнутой курткой.
– И даже есть уже не очень хочется.
Капитан Глеб восхищённо покачал головой.
– Ну, ты даёшь! Я уж думал, передумал, какую же тебе ещё сказку предложить, чтобы умываться заставить!
– Сказку давай. А умываться не пойду – неохота.
– Ах ты…!
Действительно, голодная слюна уже не была такой горькой, как в прежние дни.
– Сегодня середина нашего срока. Среда – «горбатый» день, неделя пополам. Подремлешь ещё или делами займёмся?
– Какими?
– Пока лёд на заливе для рыбалки не окреп, сходим, проверим силок, привяжем ещё один, из других ниток, покрепче…
– А зверь? Тот, что кричал ночью в кулёме?
– Да, и к нему пройдёмся. Обязательно. Только гулять будем понемногу и потихонечку, согласен?
– Почему это?
– Потому что, милый друг, ты сегодня ужасно слаб и, при необходимости, даже пожилого ёжика догнать не сможешь…
Сашка бросил короткий незаметный взгляд на лицо отца. Опалённые брови, щетина на подбородке.
«Упрямый. То, что надо».
Действительно, даже добрести до поляны, где они вчера насторожили петлю на птиц, было трудней, чем прежде.
Нагнутая веточка торчала нетронутой. Около петли на снегу было много натоптано мелкими крестиками.
– Не судьба…
Капитан Глеб опустился на колено, высыпал поверх недоклёванных семян шиповника новую порцию.
– Прилетят, куда они денутся от такого-то славного угощения! Давай-ка, ещё одну петельку приготовим. Посерьёзнее существующей.
Оранжевые нитки из распущенного овощного мешка выглядели, действительно, прочней, чем белые, носочные.
– А ничего, что они такие заметные, на снегу-то?
– Припорошим чуть-чуть…
Второй силок получился даже краше, чем первый.
Отец и сын одинаково залюбовались сделанной работой.
– Ну, теперь двинулись к нашей засаде.
Капитан Глеб Никитин по давней педагогической привычке хотел было не допускать сына до ужасного зрелища, но опомнился и передумал.
– Это была собака. Дикая.
Читать бесплатно другие книги:
