Неделя холодных отношений Сивинских Александр

Первое время Сашка старался идти рядом с отцом, быстро вспотел, раздвигая по сторонам от себя жёсткие прутья кустов, устал и, шумно вздыхая, принял решение идти за Глебом, точно вступая в его следы.

– Тише!

Отец жаждал охотничьего триумфа, сын – ни в коем случае не должен был до срока догадаться о ждущем его на полянке сюрпризе.

Никто его там и не ждал.

Разбросанные по взрыхлённому насту рыжевато-серые, с частыми бурыми полосами перья, оборванная белая нитка, стряхнутый с высокого куста тяжёлый снег, крохотные капли крови…

Следы.

– Кто это тут бегал?

Сашка с любопытством выглянул из-за плеча отца.

– Наш обед.

– А вот те, большие отпечатки?

– Конкурирующая фирма…

– Лиса, что ли?

– Похоже…

«Извини, сын, за временное лукавство, но нашего рябчика скушала отнюдь не лисичка…».

– Так. Голодные и доверчивые птицы здесь есть. Это факт. Хитрые и прожорливые твари, которые крадут у нас пищу из-под носа, тоже имеются. Что делать? Как быть? Как не упустить своего жизненно важного шанса?

Рассуждая, капитан Глеб приготовил маленький белый клубок ниток.

– Ты же не прочь применить имеющиеся у нас обширные инженерные знания, да и обмануть соперника?

– Я есть хочу.

– Следовательно, к обману готов?

– Да-а-а!

– Тише ты!

Капитан Глеб с удовольствием, объясняя Сашке технологию, в педагогических целях медленно, повторил утреннюю процедуру по устройству на соседней заснеженной полянке ловчей петли.

Новая конструкция отличалась тем, что Глеб, подпрыгнув, пригнул вниз упругую берёзовую ветку, привязал к ней свободный конец нитки и зацепил приготовленную насторожку за другой, низовой прутик.

– Вот, смотри, невнимательная птичка рыпнется, кустик дёрнется, веточка выпрямится и вознесёт нашу потенциальную пельменину в высь, недоступную для других голодных хищников.

Капитан Глеб тщательно порылся в кармане куртки и высыпал оставшуюся приманку в снег, в круг петли. Встал с колена, выпрямился.

– Всё.

Когда они окончательно вышли из подлеска на береговой простор, Сашка заметно повеселел.

Низкое солнце уже вовсю полировало свежий лёд, отдельные крупные пластины на воде прочно смерзлись в единую поверхность и по рисунку напоминали панцирь гигантской белоснежной черепахи.

– Стой ты, осторожней!

Разбежавшись, Сашка оттолкнулся от песка и скользнул по мгновенно скрипнувшему льду от берега.

– Па! Смотри, у камышей ведро вмёрзло! Пригодится нам в хозяйстве?

– Не суетись, провалишься.

– Не, тут прочно!

Мелко перебирая ногами по блестящей поверхности, Сашка азартно продвинулся ещё с десяток метров от берега, схватился одной рукой за охапку ближнего камыша, другой потянулся за красным пожарным ведром.

Первый лёд прочен только на просторе, замерзая же вокруг травы и прочих водных растений, он ленив и хрупок.

Капитан Глеб Никитин немного опоздал с подобной познавательной лекцией.

С треском и уханьем Сашка завалился набок, в полынью.

Его грандиозные башмаки торчали вверх, как космические зенитные орудия, голова и плечи разом окунулись в неглубокое крошево воды и льда.

– У-ух!

Глеб даже не успел прийти сыну на помощь.

Прижимая к груди банку с собранными ягодами, Сашка стремительно выскочил на берег и, даже не пытаясь никого обвинять в случившейся катастрофе, молча помчался мимо него, за дюны, к дальнему спасительному костру.

Капитан Глеб не спеша двинулся по берегу, хохоча вдогонку.

– Мальчик, твой халат и банное полотенце со слониками висят справа, около зеркала!

На бегу Сашка развернулся, вновь промчался мимо отца, прогрохотал уже совсем без опаски башмаками по знакомому льду, шагнул в мелкую полынью, дотопал по воде до камышей и решительно, с хрустом, выломал вмерзшее ведро.

С ведром в руке и умчался вдаль. Эхом донеслось:

– Чтобы не зря…

Когда Глеб вернулся на базу, красивая туристическая куртка, распяленная на длинных ветках, уже сохла над огнём. Сашка, с собственными варежками на ногах, сидел по-турецки, сушил вручную обувь.

– Кофе или витаминные напитки?

Из банок ветерком относило в сторону слабый пар.

– Штаны не промокли?

– Нет, только куртка. За ворот тоже немного воды попало, свитер высох уже.

– Мокрая одежда зимой – это всегда скверно. Сейчас бы нам водочки литровочку поиметь…

– С рыжиками, да в баньку потом…

– Тебе пить нельзя.

– Почему это? А если в целях профилактики?

В очередной раз Сашка заботливо расправил тяжелую куртку над огнём.

– Твой голос в телефоне даже после одной бутылки пива становится смешным. Извини.

– Тогда не буду.

– Тогда не будь. Но литровочка сейчас для растирки нам явно не помешала бы! Пойду-ка я ещё за дровами прогуляюсь…

– Зачем?! Вон ведь какую кучу мы уже наломали!

– Пока могучих сил ещё в избытке – нужно напрягаться. Потом будет труднее.

– А давай, пока я тут всё равно без дела сижу, лук сделаю! Помнишь ту утку в камышах – завтра пошли бы охотиться?!

– Не ерунди.

Сашка упрямо и азартно настаивал, размахивая руками.

– Посмотришь! Сам же учил, как правильно оружие делать!

– Посмотрю обязательно. Не сомневаюсь, что лук ты сделаешь боевой. А потом по моей просьбе ты попробуешь попасть вот в эту сосну с десяти шагов. Смутился? В беззащитное неподвижное дерево ты дрожащими руками не попадёшь ни разу, уверен…. Ну, а надо-то в утку, или – в прыгающую синицу. Шагов с тридцати, пятидесяти…

Упрямство обычно признак глупости, болезни или усталости.

Сашка явно устал.

– Ладно, сохни. Потом научу, как охотничьи наконечники для стрел из пивных банок делать. И ещё…

Оставшись в свитере, капитан Глеб заботливо накинул свою куртку на сына.

– Или лучше поспи.

Он уже сделал несколько шагов от костра, оглянулся.

– Па, как ты думаешь, Вадима уже ищут? А если они сегодня сюда приедут? Прямо сейчас?

Внимательно, с уверенным спокойствием Глеб посмотрел сыну прямо в глаза.

– Будь реалистом – тогда мы имеем очень большие неприятности.

Не спеша, демонстративно лениво капитан Глеб Никитин отошёл от костра.

За первыми же частыми осинками он свернул в сторону и побежал.

За двадцать минут он проверил все заснеженные тропинки, которые вели от пустынной дороги к мёртвому обрыву.

Пусто. Снег. Свежих следов нет.

Сорока, пятясь, пыталась втянуть в густоту ёлки длинную соломинку.

«Для своего гнезда. Как и мы».

Сосны, закончившие свою жизнь на песчаных обрывах, несомненно, облегчают жизнь многим путешественникам, радуя их изобилием сухих веток.

Капитан Глеб неторопливо ломал и складывал в стороне короткие дрова.

Взвалил на плечо огромную охапку, присел, подобрал в ладонь ещё пару особо симпатичных ему толстых сучьев и потопал домой.

К сожалению, настроение Глеба было слишком хорошим.

«Ни ложбиночки пологой, ни тропиночки убогой…».

Его сын не кричал, не нервничал, не ругался.

Улыбаясь чумазым лицом в тёплое солнечное пространство, Сашка мирно спал.

А его роскошная, совершенно высохшая куртка валялась в костре.

В огне.

Ближний дым, поднимающийся ввысь от сгоревшей одежды, был противен и вонюч.

Капитан Глеб Никитин успел вовремя и спас куртку сына.

Почти всю.

Левый рукав сгорел дотла.

Глеб сильно ожёг ладонь жижей расплавленной синтетики, торопливо стараясь запихнуть тлеющий край одежды в снег.

Человечество вовремя и совсем не зря создало себе культ ножа.

Уютно устроившись на своём краю циновки, капитан Глеб с неторопливым тщанием орудовал своим «Отшельником». Как шилом протыкал ножом края курточной раны, ловко отрезал лишние концы оранжевых ниток-веревочек.

Через полчаса разлохмаченный аварией остаток рукава был аккуратно подшит: и верхний слой ткани, и синтепон были плотно обмётаны в единый прочный валик.

Сашка проснулся не скоро, но таким же, как и засыпал: счастливым и голодным.

– Кофейку, сын?

Потом пришло время им поспорить.

– Бери мою куртку. Мне удобней будет передвигаться в твоей, в инвалидской…

– Нет, не беспокойся.

– Ладно, не разводи соплей. Я лучше тебя приспособлен к холоду, а ты, кроме всего прочего, ещё и промок. Так что бери мою куртку и не благородствуй.

– Не возьму.

Не глядя в глаза отцу Сашка упрямо строгал в банку смородиновые прутики.

«Дети могут удивлять – к этому нужно быть постоянно готовым».

– Точно?

– Точно.

– А аргументы?

– Сам проспал, сам неправильно укрепил на палках куртку, сам покалечил одежду – вот мне и отвечать…

Отблески кострового огня, смешавшись с низкими солнечными лучами, метались по их лицам.

Пытаясь делать это незаметно, Сашка старательно поворачивался к жаркому костру оборванным плечом.

Разложив сушиться на горячих камнях очередную порцию скользких холодных желудей, капитан Глеб Никитин протянул сыну банку с ягодным отваром.

– …Многим хорошим, но менее организованным людям пристрастие к деталям кажется занудством. А на самом деле почти всегда помогает избегать неприятностей и трагедий. Иногда спасает от разочарований.

В раннем детстве я хотел иметь не собаку, как все мальчишки, а медвежонка-коалу. Очень хотел.

Но затем многочисленные энциклопедии и научно-популярные книжки ясно дали понять, что заполучить забавного австралийского зверька в личное домашнее пользование мне, с моим-то упрямством, вполне возможно, хоть и сопряжено это будет с большими трудностями, а вот листья эвкалиптового дерева в той среднерусской местности, где я в то время предавался мечтаниям, оказались в страшном дефиците.

Когда я уточнил, что коалы питаются исключительно листьями эвкалипта, то быстро прекратил свои вожделения.

Вот так, благодаря вниманию к деталям, были спасены и младая психика и, как минимум, один экземпляр диковинного животного.

– Ну, да… Конечно.

– А ещё меня в детстве очень интересовал принцип поворота подсолнуха к солнцу. В учебниках и школьных книжках этим явлением восхищались, но никто подробно не упоминал, как и почему это происходит.

– Сейчас-то ты знаешь почему?

– С возрастом разобрался.

– А о чём ещё не знаешь?

– Про смену календарных дат в России…

– Всего-то?!

Капитан Глеб понимал, что пришла пора свёртывать тему собственной бытовой беспомощности, но не очень резко, чтобы не насторожить испытуемого.

– Ещё меня смущает моя некоторая неграмотность в вопросах холодного оружия. До сих пор не могу запомнить основные различия шпаги, рапиры и сабли. Сколько, у какого клинка граней, размеры и устройство гарды.

Потом отец с сыном долго молчали.

Их костёр был прочен, кроме него в их жизни не могло быть сейчас ничего другого, не получалось пока сделать им и многого из необходимого.

Только круг огня, и ещё больший круг вытоптанного за эти дни мягкого песка.

Солнце, обнадёжив с утра, пропало.

В высоких прибрежных соснах шумел мрачный верховой ветер. Судя по чёрным пятнам надвигавшихся рваных туч, к ночи собирался снег.

Птицы давно замолкли.

Лёд предал людей слабостью, и теперь им нужно было дожидаться мороза.

Капитан Глеб Никитин усмехнулся, пнул обратно в огонь самовольно выкатившийся оттуда уголёк, весело дёрнул козырёк своей кепки.

– Ты чего?

Сын смотрел на него сонными, слабыми глазами.

– Случайно вспомнил…. Куртка твоя напомнила мне одну давнюю историю.

– Рассказывай.

– Это и делаю. Слушай.

– Как ни странно, но раньше, без коммерческих хозяев, без разных там менеджеров и компьютерных технологий, порядка на флоте было больше.

Для целесообразности океанического рыболовного промысла начальство придумало подмены – это когда судно, отработавшее где-нибудь шестимесячный рейс в Центральной Атлантике или, для примера, в Перу, не гнали каждый раз долгим пустым путём в родную страну, а оставляли на короткое время в чужом порту. Экипаж улетал домой, примерно через месяц на судно возвращались новые люди, а в этом промежутке делами на пароходе занималась специальная подменная команда, тоже наши ребята, только не промысловики, а ремонтники.

Такое бывало очень часто и повсеместно.

Ну, так вот, однажды…

В такой вот подменке, в порту Лас-Пальмас, что на Канарских островах, от случайной электросварочной искры сгорел наш малый рыболовный траулер. Без жертв, не утонул, но на длительное время стал непригодным для эксплуатации.

Мой сейнер в то время тоже стоял у причала в Лас-Пальмасе.

Экипаж погорельцев отправляли на самолёте в Союз, ребята перебирались через наш борт на катер, чтобы на нём добраться до берега, а там – в аэропорт. Нашлись общие знакомые. Разговорились. В том числе и о пожаре. Выяснили, что выгорели почти все жилые помещения, испорчены документы, личные вещи.

Одеты парни были кто в чём.

Их радист, молоденький паренёк, залатал прожжённую на спине, новую, в этом же рейсе купленную за валюту джинсовую куртку, куском синего рабочего комбинезона, чёрными сетевыми нитками, да так, чтобы угадать почти под цвет; на обгорелый бок своего рыжего кожаного чемодана механик приладил аккуратно выпиленную фанерку.…

Мы-то, естественно, поделились с бедолагами кто, чем может, брюками, рубашками, другим подручным барахлом. Только вот на матроса-камбузника, на здоровенного бобруйского дядьку, не нашлось ни у кого из наших ничего подходящего, поэтому и экипировали его всем миром со смехом, да с подколками.

Получился этот богатырь одетым в черные сатиновые рабочие штаны, на голое обширное пузо он натянул казенную майку, ну, представляешь, такую голубенькую, с лямочками, из набора стандартного нижнего белья; ещё кепочку шлёпнул на лысую макушку, летнюю, с пластмассовым козырьком и надписью сбоку – «Паланга».

В руках этот добродушный моряк загранзаплыва смущённо теребил самодельную авоську из капроновых ниток, а в ней болталась буханка черного хлеба, выпрошенная на всякий случай у коллег.

Лететь этим чудакам предстояло на роскошном испанском «Боинге», через Париж.…

Вот.

Капитан Глеб замолчал, выжидая для приличия и создания необходимого бодрого эффекта паузу.

– Ну и что?

Сашка по-прежнему смотрел на него тяжело и тускло.

– К чему ты эту историю…

– К тебе. Ты сейчас со своей прожжённой курткой очень мне того радиста молодого напоминаешь.

– Только и всего?

Сашка с шумом перевернулся на спину, уставившись в высокие, пока ещё различимые над костром, сосновые ветки.

– Па, ты не очень старайся меня развлекать, я же всё понимаю…. Ты вот свои старые истории рассказываешь, а я про нас постоянно думаю….

Снова шумнув комбинезоном по камышовой циновке Сашка присел, посмотрел на отца.

– Если наша схема не сработает, то ведь очень многое изменится, да? И в твоей жизни, и в моей…. Тебе уже не будет так легко и свободно, а я, меня.… Со мной… Мне трудно, наверно, будет, уже общаться с Евой…. Как ей всё это объяснять, даже если и по закону всё неправильно получится? Ну? Как?!

– Захочет – поймёт.

– А если не захочет?

– Тогда – позабудь. Если речь идёт о судьбе, а близкий тебе человек всего лишь чего-то не хочет…. Забывай. Мгновенно. Вырывай из сердца. Выбрасывай. Так легче – разделяет не пропасть, а разница уровней.

Не замечая себя, взволнованный внезапно возникшей темой разговора, капитан Глеб Никитин твёрдо стоял у огня и жёстко отвечал сыну.

Тот тоже вскинулся на него взглядом.

– Ты всегда так поступаешь?

– Да.

– И с мамой?

– Да….

– Но ведь вам обоим, наверно, тогда было плохо?

«Плохо…. Что он об этом знает….».

– Я не говорил ей, что хочу быть один, я только сказал, чтобы меня оставили в покое.

– А когда ты её в последний раз видел?

– Года два назад. А что?

– И не подошёл, не поговорили ни о чём?

– О чём?

– А другие?

– Что – «другие»?

– Кто-то же у тебя ещё после…, после всего этого, был? Ну, так, чтобы серьезно?

Отец отметил редкую, среди туч, звезду. Посмотрел в глаза сыну. Улыбнулся.

– Как-то я подарил одной чудесной женщине глобус звёздного неба, но она так и не научилась им пользоваться….

Вокруг костра стемнело уже по-настоящему, но многое в их жизни начинало становиться всё более ясным.

Капитан Глеб Никитин долго ждал такого разговора с сыном, почти все ответы у него были готовы уже давно. Странно только, что свои домашние дела они вдруг взялись обсуждать в такой обстановке, при таких тревожных обстоятельствах….

Но говорить было необходимо.

Глеб присел, обнял Сашку.

– Я привык трудными темами под кофе заниматься. Ты как, не против?

– С тобой – хоть керосин.

Трещали в ровном, привычном огне новые ветки.

Дрова они подкидывали по очереди, без лишних слов вставая к изобильным запасам.

– Когда-нибудь я приглашу тебя в мое логово….

– А где ты постоянно живёшь?

– На берегу этого же моря, километров триста отсюда. У меня там есть свой Дом, рядом с ним – старый парк, покажу обязательно.

– И ты там всегда один?

– Жду, пока ты вырастешь.

– Нет, я не про это…