Сценарист Альманах

13:57

Ася растерянно смотрела на человека, которого знала вся страна. А он смотрел на нее, сначала с недоумением, потом с ужасом, потом – с ненавистью.

– Ты кто такая? – спросил он.

– Я соседка. Я сейчас уйду.

– Что ты здесь делаешь? Как ты сюда попала?

– Перелезла через балкон.

– Ты воровка?

– Нет! Бабушка не отпускала меня в Красноярск…

Мужчина прижал ладони к вискам – жест, знакомый всей стране. Он так делал тогда, когда хотел дать аудитории понять, что его собеседник его раздражает.

– Это какой-то бред. Кто тебя прислал? Игорь! Игорь, иди сюда!

Дверь из кухни открылась, и вошел Игорь Борисович. Он был в пижамных штанах и безразмерной серой майке. Увидев Асю, он вспыхнул, схватил своего гостя за руку и потащил его прочь из комнаты.

Ася слышала, как они заспорили горячо и громко.

– Это соседка. Очень приличная семья. Живет с бабушкой.

– Ты хоть понимаешь, что она меня видела? Она меня узнала, я видел по глазам.

– Они никому не расскажет.

– Как ты можешь быть в этом уверен? А что, если ее прислали?

– Кто?

– Конкуренты! Ты не представляешь, какие у нас там нравы. Меня все ненавидят…

– Успокойся, тебя все любят…

– Если они узнают, то будет скандал на всю страну…

– Ася хорошая девочка. Они никому ничего не расскажет.

– Какого черта эта хорошая девочка делает в чужой квартире!

Тем временем Ася осмысливала происходящее. Как бы она ни была невинна, она сразу же поняла, что известный телеведущий оказался в квартире Игоря Борисовича не для уроков музыки. А из доносившихся до нее из кухни обрывков спора она поняла, что он считает Асю шпионкой и требует, чтобы Игорь Борисович принял меры. Игорь Борисович терпеливо объяснял, что Ася не шпионка.

– Она никому ничего не расскажет.

– Так не бывает. Сболтнет подружке, а та – другой подружке. И так слухи дойдут до журналистов. И тот еще в Интернете опишет этот случай. Вы что, не знаете, как это делается? Я не могу рисковать.

– Я с ней поговорю.

– Этого недостаточно. Мы должны позаботиться о том, чтобы…

Затем телеведущий понизил голос.

Ася посмотрела на часы. Может быть, ей просто пройти сейчас мимо комнаты и выйти из квартиры?

Что она скажет Игорю Борисовичу, если встретит его завтра на лестничной площадке? Ничего не скажет. Поздоровается и пройдет мимо. Она не обязана ничего объяснять. Через минуту или две Игорь Борисович вошел в кухню.

Он не прятал глаза и говорил, ничуть не смущаясь.

– Ася, вы узнали то, что не должны были узнать. Вы можете мне пообещать, что никогда никому не расскажете о том, что вы сегодня увидели?

– Я обещаю, Игорь Борисович. Никто никогда не узнает.

– У вас есть минутка? Давайте присядем.

Он пододвинул Асе стул. Ася села.

– Вы не должны мне ничего объяснять, – сказала она, – к тому же я тороплюсь.

– Я вас не задержу. Понимаете, Елена уехала. И мне было очень одиноко.

– Игорь Борисович, не нужно, пожалуйста, – попросила Ася.

– Я не знаю, что вам сказать, – признался он, – но чувствую, что должен…

– Вы ничего не должны.

В этот момент дверь кухни открылась. Ася услышала негромкие шаги. Она поняла, что телеведущий вошел и оказался за ее спиной. Она повернулась, но медленно, слишком медленно. Игорь Борисович посмотрел за ее спину, и его глаза округлились от ужаса. Он схватил Асю за руку и дернул ее на себя. Это спасло ей жизнь.

Удар массивной хрустальной пепельницы, который должен был размозжить ей голову, пришелся по краю стола.

Ася упала на пол, обернулась и увидела красное лицо телеведущего. Игорь Борисович наклонился к ней и прошептал:

– Бегите! Я его задержу.

Ася кинулась к двери.

Телеведущий пытался поймать ее за ногу, но Игорь Борисович кинулся на него всем своим весом и отбросил к стене.

– Бегите! – крикнул он еще раз.

Ася выбежала из кухни, подбежала к входной двери, сбросила цепочку и выбежала в коридор.

Не стала ждать лифт, побежала по лестнице.

Только оказавшись на улице, она остановилась и отдышалась.

Сумка!

Она схватилась за ремень. Сумка была на месте.

За эти несколько часов сумка стала естественной частью ее, продолжением ее тела.

Ася быстро-быстро пошла к метро. Почти побежала.

14:08

Павел сидел и смотрел на Большого Васю, лежащего на столе. Что он почувствует, когда нажмет курок? Боль – вряд ли. Может быть, он услышит грохот. Увидит вспышку. А потом все кончится. Его сознание будет выключено. Навсегда. Вот здесь самое страшное – вот это самое навсегда.

Как это – перестать быть?

Павел видел это много раз. Был человек – и вдруг перестал быть. Был живой человек – стало мертвое тело. Он и сам делал это с людьми. Отнять жизнь не так сложно. Как нажать кнопку выключателя.

А вот каково – сделать это самому?

У него не было выхода. Если он этого не сделает, все будет гораздо хуже. Будет хуже, чем смерть. Ему придется пройти через позор, унижения, и боль. Страшная боль. Отвратительная боль. И позор. От него будут шарахаться люди.

Нет, уж лучше сделать это быстро.

Павел решительно взял Большого Васю и приставил его к виску.

Он мог сделать это давно. Но не сделал. Он сам предоставил себе отсрочку, которой в принципе могло бы и не быть.

Он мог бы сделать это сразу же, в тот день, когда он узнал.

Но не сделал этого.

Потому что трус.

Потому что боится умирать.

Но сейчас… сейчас он это сделает. Больше у него нет оправданий. Больше нет повода для отсрочек.

Пора.

Указательный палец Павла прикоснулся к спусковому крючку.

И в этот момент в прихожей зазвонил телефон.

Это ничего не меняло. Но Павел слушал телефонный звонок и не нажимал на курок.

«Если будет семь звонков – возьму трубку».

Два. Три. Четыре. Пять. Шесть.

Тишина.

Павел вздохнул.

И положил пистолет на стол.

Он вышел в прихожую и достал телефон из кармана куртки. Массивная черная «Нокия».

Андрей.

Павел поморщился.

Он однажды встретился с журналистом несколько месяцев назад на станции метро «Охотный Ряд». Остановились, поболтали, обменялись телефонами. И разошлись с облегчением, уверенные, что больше никогда не увидятся. Их общее прошлое не способствовало сближению. К тому же каждый был погружен в собственные заботы. Москва – жестокая любовница. Когда ты заводишь с нею роман, она требует все твое внимание.

Павел нажал кнопку повторного вызова. Андрей ответил после первого же гудка.

– Чего хотел? – спросил Павел.

– Мне нужна твоя помощь, – сказал Андрей, – ты можешь сейчас приехать?

– Чего? – не понял Павел. – Куда? Зачем?

– Я тебе продиктую адрес. – И без паузы: – У тебя есть оружие?

Через две минуты Павел прошел в комнату, оделся, вышел в кухню, взял Большого Васю и вышел из квартиры. Он шел уверенно и спокойно. Его уже больше не швыряло из стороны в сторону. Стены старались держаться от него подальше.

– Ну как, впечатляет?

Лупоглазый стоял перед навесом и смотрел на фигуры, выстроившиеся в несколько рядов.

– Что это такое?

Сначала он решил, что это манекены.

Но нет, это были не манекены.

– Ты знаешь, что это такое, – сказала Рыжая девочка.

Это были мужчины, женщины и дети.

Вернее, чучела мужчин, женщин и детей.

Выпотрошенные и набитые чем-то изнутри. Серая, как будто покрытая пеплом, кожа. Почерневшие ногти. Одежда, обтрепавшаяся на ветру.

Вместо глаз и открытых ртов зияла чернота.

Немой крик.

Их было много. Несколько десятков.

Некоторые держали руки по швам, а некоторые поднимали руки к небесам.

Они как будто танцевали какой-то безумный танец. Танцевали и вдруг замерли на мгновение. Сейчас заиграет музыка – громкая, ритмичная, атональная, – и они продолжат свой танец.

– Ты думал, ты самый чокнутый маньяк в этой стране? Оказалось, есть более чокнутый.

– Зачем он это делает?

Рыжая девочка пожала плечами:

– А я бы на твоем месте поинтересовалась, куда он поставит тебя.

14:10

Железняк и Лариса забыли о времени. Официант дважды приносил новый чайник чая и мисочку с колотым коричневым сахаром. Железняк рассказывал Ларисе о своем житье в столице, о своих наблюдениях и открытиях.

– Как тут у вас интересно! – несколько раз повторила Лариса. Под конец его рассказа она как-то погрустнела и спросила:

– Саша, как ты думаешь, в какой момент у нас все пошло не так?

Он замолчал. Как будто врезался в стену на полном ходу.

– А разве у нас когда-то было так, как надо?

– Может быть, когда мы жили в общежитии? Или потом, когда снимали квартиру. Помнишь эту бабулю, нашу квартирную хозяйку, которая приходила за деньгами, когда нас не было, и всегда оставляла на столе или яблоко, или несколько конфет. Интересно, она еще жива?

– Не интересно, – повел плечами Железняк.

– Мы же были с тобой счастливы, разве нет? – Она смотрела на него почти заискивающе.

– Я не знаю, – признался он, – я понимаю, что ты хочешь от меня услышать, но я не уверен. Возможно это просто обаяние прошлого дает о себе знать. Что пройдет – то станет мило. У меня не было возможности сравнивать.

– Разве? А та женщина… с дочкой.

– Лариса, мне всегда хотелось иметь семью. Я всегда видел себя этаким патриархом, сидящим во главе стола. Я всегда это так видел. И когда я был студентом, я знакомился с девушками не для того, чтобы потрахаться, а для того, чтобы завести семью.

– Вот уж не поверю!

– Хочешь – верь, хочешь – не верь, но это было так. Знакомясь с новой девушкой, я думал не о том, как бы ее поскорее затащить в постель, а о том, какой она будет женой. Готов ли я прожить с нею много лет? Готов ли я состариться вместе с нею?

– И что же ты подумал, когда встретился со мной?

– У меня были сомнения на твой счет.

– Вот как? Какие же? Не стесняйся, теперь ты можешь рассказать.

– Мне показалось, что ты эгоистка.

– Вот еще новости! – возмущенно сказала Лариса. – Почему ты так решил?

Железняк щелкнул ногтем по краю маленького хрустального стаканчика, который больше был похож на рюмку, чем на стакан.

– Ты всегда думала только о себе. Пойми, я не пытаюсь сейчас тебя обидеть…

– Но тебе это удалось. И в чем же проявился мой эгоизм?

– Во всем. Даже в сексе.

– Так. А с сексом-то что у нас было не так?

– Лариса, а что у нас с сексом было так? Ты помнишь вообще, как часто мы им занимались и вообще КАК мы им занимались?

– Мне казалось, что тебе это нравится!

– Мне это нравилось. Но тебе нравилось только это, и все, что происходило после – собственно, секс, – для тебя было просто постылой обязанностью. Рутиной. Повинностью, которую ты отбывала.

– И ты ни разу не сказал мне об этом?

– Ты не спрашивала.

– И кто из нас эгоист?

– Дальше. Твоя семья.

– Так, начинается.

– Ты сама завела этот разговор. Я хотел стать членом твоей семьи.

– Ну конечно!

Железняк с подозрением посмотрел на нее:

– Что ты имеешь в виду? Что я был деревенским парнем, которого приняли в приличную семью?

– А разве не так? Саша, ты ходил в спортивном костюме, ты забыл?

– Такое было время. Все ходили в спортивных костюмах.

– Не все. Я могла выйти замуж за парня из… своего круга.

– И где они сейчас, эти парни из твоего круга.

– А ты сам сейчас где? У них все в порядке, поверь мне. И всегда будет в порядке. Они с детства всё получают на блюдечке с голубой каемочкой. Это ты свой кусок жизни всегда вырываешь с болью и кровью. И это тоже будет с тобой всегда. Ты будешь снова и снова строить свой замок, а он снова и снова будет уходить в песок. Потому что у тебя нет фундамента.

– Фундамент – это мамочка с папочкой, которые любую проблему могут решить одним телефонным звонком?

– Фундамент – это семья. Без семьи ты никогда ничего не построишь. И эти твои магазины, которые ты здесь открываешь, – это фикция. Ворох листьев. Дунет ветер, и они исчезнут так же, как и твой банк.

– Ты забываешь, что мой банк у меня отняла твоя семья.

– А тебе не скажется, что Антон тем самым пытался тебя чему-то научить? Нельзя идти против семьи.

– Лариса, что ты хочешь?

– Я хочу, чтобы ты вернулся в семью.

Помолчали.

– Это ты сама решила? Или тебя они прислали?

– Опять двадцать пять.

– Отвечай на вопрос.

– Я решила сама.

– Хочешь сказать, что не было никакого семейного совета, на котором вы обсуждали твою поездку в Москву?

– Не было никакого семейного совета!

– Посмотри на меня.

Лариса смутилась.

– Твои родители не в курсе, что ты здесь?

– Конечно, я им сказала об этом.

– Все понятно.

– Ну что тебе понятно? Господи, Саша, ты стал совершенно невыносимым. Тебе дают второй шанс, а ты…

– А вы спросили меня – нужен ли мне второй шанс?

– Как ты думаешь, Антон обсуждал со мной и с родителями инвестиции в твою сеть магазинов?

– Вот оно что. Вас бизнес мой интересует, а не я.

– Твои магазины по сравнению с заводом Антона – это просто лоток у метро.

– Не скажи, – усмехнулся Железняк, – сейчас, может быть, и так, но когда я открою сто филиалов, тысячу филиалов – это будет самая большая сеть ритейла в России. Антон не может этого не понимать. И вы тоже.

– Мы это понимаем. И мы считаем, что мы должны защитить свои инвестиции.

– Я все понял. Вы меня в покое не оставите. И если я откажусь тебя принять обратно, вы обрежете мне финансирование. И я не смогу начать расширение.

Лариса пожала плечами.

– Антон в курсе?

– Сам-то как думаешь?

– Я думаю, что мне нужно это обдумать.

– О чем тут думать, Саша?

– Я считал, что я строю свой бизнес. А оказалось…

– Мало ли что ты тут считал. Ты член семьи, и ты работаешь на семью. В каждой семье бывают отступники. Некоторых из них уничтожают. Некоторых прощают и принимают обратно.

– Мне не нравится, что ты мне угрожаешь.

– Я знаю, что тебе это не нравится. Но это тот язык, который ты понимаешь. Который все вы понимаете.

– Хорошо, – кивнул Железняк, – я согласен.

– Уверен?

– Да. Если хочешь, можешь вернуться в Волоковец за вещами, пока я подыщу что-нибудь поприличнее.

– Все, что мне нужно, при мне. И позволь, я сама подыщу что-нибудь поприличнее. Кажется, твой вкус в выборе жилья оставляет желать лучшего. Мы найдем что-нибудь поближе к центру и побольше.

– Я полностью полагаюсь на свой вкус.

Когда официант принес счет, они поцеловались. Совсем не так, как они целовались утром. Как будто скрепили сделку.

И как всегда бывает в хорошей сделке, каждый из участников что-то скрывал от другого. И у каждого был свой план.

14:19

После ухода Курашова и Того Самого Важного Звонка Валентин сделал еще несколько звонков. Это не заняло много времени. Он распорядился подготовить к вылету самолет Курашова. У «Волоковецкой стали» была своя небольшая авиакомпания. Всего три самолета – два «Bombardier» и один «Як-40». Изначально авиакомпания использовала свои самолеты только для своих сотрудников. Но четыре года назад для более полной загрузки начала делать регулярные рейсы для простых смертных. Компанию постоянно критиковали за высокие цены на билеты, но бизнесмены, которые прилетали в Волоковец в командировки, охотно летали «Бомбардирами» «Волоковецкой стали». Потому что за их билеты платили их компании, а во всем, что касалось комфорта пассажиров, быть лучше «Аэрофлота» очень несложно.

«Як-40» считался личным самолетом Курашова.

Именно он сейчас готовился к взлету на частном терминале в Шереметьеве.

Разобравшись с делами, Валентин зашел в комнату отдыха. Аделаида дремала на диване, накрывшись покрывалом. Он присел рядом с ней и посмотрел на нее с нежностью. Она открыла глаза.

– Я заснула, – сказала она виновато.

– Вот и хорошо, – сказал он, – ты устала сегодня.

Она потянулась и села на диване.

– Я в порядке, – сказала она, – готова к труду и обороне.

– У меня сегодня много работы. Поезжай домой. Я вернусь завтра к вечеру.

– Не хочу. Дома скучно. Можешь устроить мне еще одно приключение?