Парк юрского периода Крайтон Майкл

— Убить вас за это мало!

— Тим поднял голову и увидел, что рядом идет доктор Грант.

— Тебе сколько лет, Тим?

— Одиннадцать.

— Давно динозаврами интересуешься? Тим судорожно сглотнул. Он очень волновался, разговаривая с самим доктором Грантом.

— Да как вам сказать. Мы ходим в музеи — иногда. Ну когда я могу их уговорить. То есть его. Отца.

— Твой папа динозаврами, видно, совсем не интересуется?

Тим кивнул и рассказал Гранту, как они с семьей ходили в музей истории природы. Отец посмотрел на скелет доисторического животного и сказал:

— Да, здоровая штука.

— Да нет, папа, — сказал Тим. — Это как раз не самый крупный из них — камптозавр.

— Ну не знаю, а мне кажется, большой.

— Да нет же, папа, это даже еще не взрослый экземпляр.

Отец, прищурившись, стал вглядываться в скелет.

— Это что, юрский период?

— Ты что. Нет. Это меловой.

— Меловой? А что, есть разница между меловым и юрским?

— Да. Каких-нибудь сотни миллионов лет, — ответил Тим.

— Меловой что, старше?

— Да нет, папа, юрский старше.

— Ну что тебе сказать, — сказал отец, пятясь назад. — Все равно размер впечатляет.

Он повернулся к Тиму, надеясь, что мальчик с ним согласится. Тим знал, что с отцом лучше не спорить, и поэтому что-то пробормотал. После этого они пошли к другому экспонату. Тим стоял перед скелетом тиранозавра рекса — самого могучего из известных хищников. Наконец отец спросил:

— Куда ты смотришь?

— Позвонки считаю, — ответил Тим.

— Позвонки?

— Ну да. Кости в позвоночнике.

— Я знаю, что такое позвонки, — раздраженно сказал отец. Он еще постоял и затем спросил:

— А чего ты их считаешь?

— Думаю, что их должно быть не столько. Тиранозавры должны иметь только тридцать семь хвостовых позвонков. А у этого больше.

— То есть ты хочешь сказать, что в музее истории природы выставлен неправильный экспонат? Нет, что-то ты, брат, не то говоришь.

— Да, но это так.

Отец решительно направился к смотрителю, сидящему в углу.

— Что ты опять натворил? — спросила мать Тима.

— Ничего я не натворил? — ответил Тим. — Я просто сказал, что это неправильный динозавр. И все.

Потом вернулся отец со смущенным лицом: конечно же, охранник сказал ему, что у данного тиранозавра действительно слишком много позвонков в хвостовой части.

— А откуда ты это знал? — спросил отец.

— Прочитал, — честно ответил Тим.

— Да, сынок, удивительно, — сказал отец, кладя руку на плечо сыну. — Ты даже знаешь, сколько должно быть позвонков в хвосте. Я такого себе и представить не мог. Ты точно на динозаврах помешался.

Затем отец сказал, что он хотел бы успеть хотя бы ко второму тайму, Лекси тут же к нему присоединилась, и они ушли из музея. Остальных динозавров Тим посмотреть не успел, а ведь они приходили сюда именно для этого. Но так уж у них в семье было поставлено.

Так уж у них в семье было раньше поставлено, поправил сам себя Тим. Теперь, когда отец разводился с мамой, все, наверное, будет по-другому. Отец от них уже уехал, и хотя поначалу жизнь без отца казалась какой-то странной, Тиму она нравилась. Ему казалось, что у мамы есть другой мужчина, хотя уверен он не был. И уж, конечно, Лекси о своих предположениях он не говорил. Лекси очень тяжело переживала разлуку с отцом, и в течение последних нескольких недель она стала такой противной, что...

— Это был 5027-й? — прерывая его размышления, спросил Грант.

— Простите, я не понял?

— Ну, тот тиранозавр в музее... У него был номер 5027?

— Да. А откуда вы знаете?

— Да его уже лет пятнадцать поправить хотят, — улыбаясь сказал Грант. — Но теперь, может быть, уже и не поправят.

— Почему?

— Из-за того, что здесь происходит, — ответил Грант. — Здесь, на острове твоего дедушки.

Тим недоверчиво покачал головой. Он не понимал, о чем говорит Грант.

— Мама сказала, что здесь курорт — плавательный бассейн, теннисные корты.

— Не совсем так, — ответил Грант. — Я тебе по дороге все расскажу.

«Ну вот сделали из меня няньку», — с досадой думал Эд Реджис, нетерпеливо постукивая ногой. Он сидел в центре для посетителей, ожидая начала экскурсии. Старик сказал ему прямо: «От детей ни на шаг не отходи. Вся ответственность за них лежит на тебе».

Реджису все это не нравилось. Он чувствовал себя несправедливо разжалованным офицером. Эд сюда шел не нянькой работать. И, раз уж на то пошло, не гидом — пусть даже для особо почетных гостей. Он возглавлял отдел по связям с общественностью, и работы по подготовке к открытию, которое намечено провести через год, у него было выше крыши. Ему нужно было проделать огромную работу, не оставляющую свободного времени, — координировать подготовку к открытию с фирмами и агентствами, работающими с ними, в Сан-Франциско, Лондоне, Нью-Йорке и Токио. Тем более не стоило забывать, что никому нельзя было сказать, в чем будет заключаться притягательная сила Парка на самом деле. Поэтому агентства пока только ограничивались тем, что разогревали потихоньку интерес публики к Парку. Однако их это не очень-то устраивало. Творческих людей надо лелеять. Чтобы они создавали что-нибудь стоящее, нужно их не только подталкивать, но и поддерживать. А ему тут приходится экскурсии какие-то проводить.

Это общая проблема для всех, кто хочет чего-нибудь добиться в сфере связей с общественностью. Не понимают, что ты такой же профессионал, как и все остальные! Реджис на острове находился уже семь месяцев, то уезжал, то приезжал, но его все равно использовали как мальчика на побегушках. Возьмем, например, тот случай в январе. Этим должен был заниматься Хардинг. Да, Хардинг или Оуэнз, генеральный подрядчик. Однако пришлось делать все Эду Реджису. Какое он имеет отношение к заболевшим рабочим? А теперь еще эта экскурсия, эти дети. Он обернулся к присутствующим и стал считать их по головам. Ну вот, одного не хватает.

И тут в конце вестибюля показалась доктор Сэттлер, выходящая из туалета.

— Прекрасно, а теперь пройдемте на второй этаж.

Тим шел вместе с остальными. Он поднимался вслед за мистером Реджисом по черной металлической лестнице, ведущей на второй этаж. Они прошли мимо таблички:

ЗАКРЫТАЯ ЗОНА ПОСТОРОННИМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН

Табличка заинтриговала Тима. Они шли по коридору второго этажа. Одна стена была полностью из стекла и выходила на балкон, на котором в легкой дымке виднелись пальмы. С другой стороны были двери, с табличками:

«Смотритель парка», «Группа обслуживания гостей», «Генеральный директор».

Дойдя до середины коридора, они уперлись в стеклянную стену, на которой висел знак:

БИООПАСНОСТЬ ВНИМАНИЕ!

БИОЛОГИЧЕСКАЯ ОПАСНОСТЬ

Условия работы Лаборатории

Согласно USG P4/EK3 Джинетик протоколз

Под этой табличкой висели еще несколько:

ВНИМАНИЕ:

ВЕДУТСЯ РАБОТЫ С ТЕРАТОГЕННЫМИ ВЕЩЕСТВАМИ

БЕРЕМЕННЫМ ЖЕНЩИНАМ ВХОД ВОСПРЕЩЕН

и:

ОПАСНОСТЬ!

ВЕДУТСЯ РАБОТЫ С РАДИОАКТИВНЫМИ ИЗОТОПАМИ.

ОБЛАДАЮЩИМИ КАНЦЕРОГЕННЫМ ПОТЕНЦИАЛОМ

Возбуждение Тима росло. Тератогенные вещества! Из них делают чудовищ! Он был заворожен и почувствовал разочарование, когда Эд Реджис сказал, обращаясь к присутствующим: «На эти надписи внимания не обращайте. Повесить их заставляет нас закон. Можете мне поверить, что здесь все абсолютно безопасно». Он пропустил их через дверь. С другой стороны стеклянной стены дежурил охранник.

— Вы могли заметить, что численность обслуживающего персонала на острове сведена к минимуму. Всего двадцать человек требуется на обслуживание всего острова. Естественно, когда начнут приезжать гости, обслуживающий персонал будет увеличен, но сейчас их только двадцать. Вот наш пульт управления. Отсюда мы управляем работой всех служб Парка.

Они остановились перед окнами, за которыми была темная комната, напоминающая центр управления космическим полетом в миниатюре. С одной стороны на вертикальной стеклянной панели была нанесена прозрачная карта Парка. С другой стороны перед ней вытянулся ряд светящихся экранов компьютеров. На одних мониторах была выведена какая-то информация, на других — а их было большинство — изображения происходящего в разных частях Парка. В комнате находились два человека. Они разговаривали стоя.

— Слева — наш главный инженер Джон Арнольд, — объяснил Реджис, показывая на худощавого человека. который курил сигарету. — Рядом с ним стоит смотритель Парка, Роберт Малдун, знаменитый охотник из Найроби.

Малдун был плотным мужчиной в костюме цвета хаки, на нагрудном кармане его рубашки болтались солнечные очки. Заметив группу экскурсантов, он коротко им кивнул и снова повернулся к компьютерам.

— Конечно, вы хотите зайти внутрь, — сказал Эд Реджис. — Но сначала давайте посмотрим, как мы получаем ДНК динозавров.

Табличка на двери гласила: «Группа экстракции». Как и все остальные двери в лабораторном корпусе, открыть ее можно было только с помощью специальной карточки, на которую был нанесен код. Когда Эд Реджис сунул свою карточку в щель замка, мигнула лампочка и дверь открылась.

За дверью Тим увидел небольшое помещение, залитое зеленым светом. В нем находились четверо лаборантов в белых халатах, которые сидели перед двойными стереомикроскопами или смотрели на удивительно четкие изображения на экранах мониторов. Все помещение было уставлено какими-то желтыми камнями, они стояли в застекленных полках, в картонных коробках, на больших рабочих подносах. К каждому камню была приклеена бирка на которой было что-то написано чернилами. Реджис представил им Генри Ву, подтянутого тридцатилетнего человека.

— А вот наш главный генетик — доктор Ву. Сейчас он нам расскажет, чем тут занимаются.

— Во всяком случае, постараюсь, — сказал Генри Ву. — Генетика — наука сложная. Но вам-то, наверное, интересно, откуда мы взяли ДНК для наших динозавров.

— Да, хотелось бы узнать, — отозвался Грант.

— Вообще-то, — начал Ву, — существуют два возможных источника получения ДНК. Иногда мы можем получить ее прямо из костей динозавров, используя метод Лоя — извлечение антитела.

— Каковы возможности этого метода? — осведомился Грант.

— Ну, если учесть, что во время фоссилизации большая часть растворяемого белка вымывается, метод Лоя позволяет нам получить около двадцати процентов белка. Для этого мы должны истолочь кости в порошок. Сам доктор Лой использовал этот метод для получения белков вымерших австралийских сумчатых и клеток крови из останков древнего человека. Его метод настолько эффективен, что позволяет работать всего лишь с пятьюдесятью нанограммами материала. Это составляет пятьдесят миллиардных грамма.

— Значит, вы использовали метод Лоя? — снова спросил Грант.

— Только как вспомогательный метод, — ответил Ву. — Вы прекрасно понимаете, что двадцать процентов вещества для нашей работы недостаточно. Для того чтобы воспроизвести динозавра, нам нужно получить всю цепочку ДНК полностью. И она у нас вот тут, — Он взял один из желтых камней. — В янтаре — окаменевшей смоле, в которую когда-то превратился сок доисторических деревьев.

Грант посмотрел на Элли, затем на Малкольма.

— А что, умно придумано, — произнес Малкольм.

— Я все-таки ничего не понимаю, — признался Грант.

— Когда древесный сок стекает, — стал объяснять Ву, — в него попадают и остаются там насекомые. Потом эти насекомые отлично сохраняются внутри окаменелости. Каких только насекомых не найдешь в янтаре, включая паразитов, сосавших кровь у крупных животных.

— Сосавших кровь... — повторил Грант. От удивления, смешанного с восхищением, у него открылся рот. — То есть вы хотите сказать — они сосали кровь динозавров...

— Надеюсь, что да.

— А потом эти насекомые попадали в янтарь — продолжал Грант. — Черт побери, а ведь может получиться.

— Уже получается, — сказал Ву. Он подошел к микроскопам. Лаборант как раз установил кусочек янтаря, внутри которого находилась муха, перед окулярами. На экране монитора было видно, как он проткнул янтарь иглой, введя ее в грудной отдел доисторической мухи.

— Если у этого насекомого содержатся инородные клетки крови, мы сможем извлечь их и получить палео-ДНК или ДНК вымершего животного. Наверняка мы, конечно, не знаем, пока не извлечем все, что там есть, проведем репликацию и проверку. Этим мы занимались последние пять лет. Дело шло медленно, но результаты мы все-таки получили.

Вообще-то с помощью этого процесса легче получить ДНК динозавра, чем ДНК млекопитающих. Дело в том, что у последних эритроциты не имеют ядер. Чтобы воспроизвести млекопитающее, нужно найти лейкоциты, которые встречаются гораздо реже, чем эритроциты. Но у динозавров эритроциты имеют ядра, как у современных птиц. Кстати, это одно из многих подтверждений того, что динозавры на самом деле не рептилии. Это огромные, покрытые кожей птицы.

Тим обратил внимание, что выражение лица у доктора Гранта было все еще недоверчивым, а Деннис Недри, неопрятный суетливый толстяк, не проявлял абсолютно никакого интереса, как будто все это он уже знал. Недри нетерпеливо посматривал в сторону следующей комнаты.

— Я вижу, что мистер Недри интересуется следующим этапом нашей работы, — заметил Ву, — на котором мы расшифровываем полученную ДНК. Делаем мы это с помощью очень мощных компьютеров.

Через раздвижную дверь они вошли в следующую комнату. Здесь было прохладно и раздавалось громкое гудение. Два высоких двухметровых аппарата круглой формы возвышались в центре комнаты. Вдоль стен тянулись ряды ящиков из нержавеющей стали.

— Это наша высокотехнологичная прачечная-автомат, — с гордостью сказал доктор Ву, — а аппараты вдоль стены — автоматические генные секвенаторы[9] фирмы «Хамачи-Худ». Ими управляют с огромной скоростью суперкомпьютеры «Крей-Экс-Эм-Пи», вы их видите в центре комнаты. По сути, комната представляет собой генную фабрику удивительной мощности.

В помещении стояло несколько мониторов. Данные мелькали на экране с такой скоростью, что разобрать что-нибудь было просто невозможно.

Нажав кнопку, Ву остановил на дисплее таблицу:

— Здесь мы можем видеть подлинную структуру небольшой части цепочки ДНК динозавра, — начал объяснять Ву. — Обратите внимание, что последовательность состоит из четырех основных соединений — аденина, тимина, гуанина, цитозина. В этом участке ДНК, вероятно, содержатся указания, как создать молекулы белка, например, гормона или фермента. Полная молекула ДНК содержит три миллиона таких оснований. Если каждую секунду на этом экране в течение восьми часов в день будет появляться новая таблица, на то, чтобы увидеть полную цепочку ДНК у нас уйдет два года. Вот какие у нее размеры.

— Вот вам типичный пример, — он показал на экран, — поскольку здесь в строке 1201 цепочка содержит ошибку. ДНК, которую мы получаем, как правило бывает в виде отдельных фрагментов или неполной. Поэтому мы начинаем с того, что как бы чиним ее, вернее, этим занимается компьютер. Он перережет цепочку ДНК, используя так называемые рестрикционные ферменты. Компьютер выбирает целую группу различных ферментов, которые и выполняют поставленную задачу.

— Перед вами тот же участок цепочки. Вы видите местоположение рестрикционных ферментов. На строчке 1201 вы видите, как два фермента перерезали поврежденный участок с обеих сторон. Обычно компьютеры у нас сами решают, какими средствами они воспользуются. С другой стороны, нам нужно знать, какие пары оснований необходимо вставить, чтобы исправить повреждение. Для этого мы сопоставляем разные участки, разрезанные ферментами. Как, например, здесь.

Сопоставление последовательности рестрикционных ферментов

Код: С= сравнение Р= развернутое сравнение П= подтверждение сравнения 0=Окончание

— Теперь мы ищем такой участок цепочки, который перекрывает поврежденное место. Так мы узнаем, чего там не хватает. Вы увидите, что, таким образом, мы сможем исправить поврежденный участок. Темные полосы на экране — это ограниченные участки — маленькие отрезки ДНК динозавра. Мы разрезали их с помощью ферментов и проанализировали. Теперь компьютер соединяет их снова путем поиска накладывающихся участков кода ДНК. Это напоминает решение головоломки. Компьютер делает это очень быстро.

— И вот перед вами воссозданная компьютером цепочка ДНК. На работу, которую мы с вами провели, в обычной лаборатории ушли бы месяцы, а у нас — секунды.

— Значит, вы работаете с полной цепочкой ДНК? — поинтересовался Грант.

— Да нет, — сказал Ву. — Это невозможно. Мы добились большого прогресса по сравнению с шестидесятыми. Тогда на дешифровку такого кода у целой лаборатории ушло бы четыре года. Теперь компьютеры делают это в течение нескольких часов. Однако даже сейчас мы не можем развернуть всю цепочку. Мы исследуем только те ее участки, которые отличают динозавра от других доисторических животных или не встречаются в современных молекулах ДНК. Межвидовое расхождение по нуклеотидам не превышает нескольких процентов, но все равно, чтобы их проанализировать нужно провести очень большую работу.

Деннис Недри зевнул. Он давно уже понял, чем примерно должны заниматься в «Ин-Джин». Несколько лет назад, когда Недри наняли в «Ин-Джин» для того, чтобы он разработал системы управления Парком, он удивился, увидев, что согласно техническому заданию длина групп разрядов числовых данных должна достигать не менее З10⁹. Сначала Недри подумал, что тут какая-то ошибка, и позвонил в Пало-Альто. Однако там ему сказали, что требование правильное, действительно, три миллиарда разрядов чисел.

С большими системами Недри приходилось работать много и в прошлом. Профессиональный авторитет он заработал, создавая межконтинентальные линии телефонной связи для транснациональных корпораций. Такие системы обычно требуют несколько миллионов записей. К подобной работе он привык. Но в «Ин-Джин» хотели создать что-то немыслимо гигантское. Не понимая в чем дело, Недри поехал к Барни Феллоузу, который работал в компании «Симболикс» в Кембридже.

— Послушай, Барни, — спросил он своего приятеля, — что это за база данных, которая требует трех миллиардов записей?

— Напортачили, когда техзадание писали. — засмеялся Барни, — лишний ноль вписали. А может, два.

— Там все правильно, я проверял. Они хотят три миллиарда.

— Свихнулись, наверное, — предположил Барни. — Она работать не будет. Даже если у них самые быстрые процессоры и алгоритмы, то поиск данных займет несколько дней. Или недель.

— Это я знаю, — отмахнулся Недри. — Слава богу, мне хоть алгоритмы не надо делать. Но меня только попросили разработать архивирование и память для программы. И все-таки, для чего может служить такая база данных?

— Бумагу о неразглашении подписывал? — спросил, нахмурившись, Барни.

— Да, — ответил Недри, большинство контрактов которого включали пункт о неразглашении конфиденциальной информации.

— Ты мне что-нибудь можешь про них рассказать?

— Фирма занимается биотехнологией.

— Биотехнологией, — протянул Барни. — Ну тогда все ясно.

— Что?

— Молекулы ДНК.

— Да нет, — возразил Недри. — Кто за это возьмется.

Он знал, что в биологии собирались начать целый проект в целях изучения полной цепочки ДНК человека. На такую работу ушло бы лет десять. В ней пришлось бы участвовать сотням ученым из лабораторий всего мира. Это было бы грандиозной программой, не уступающей по масштабам Манхэттенскому проекту, создавшему атомную бомбу.

— У них частная компания, — добавил Недри.

— С тремя миллиардами разрядов чисел, — усмехнулся Барни. — Кроме ДНК, я больше ничего не могу предположить. А может, у них приступ научного оптимизма?

— Острый приступ, — поправил его Недри.

— А может, они исследуют только участки цепочки ДНК, а память у них в основном предусматривает произвольную выборку.

Вот это уже было больше похоже на истину. Определенные способы поиска в базе данных поглощают огромное количество памяти машины.

— А ты не знаешь, кто писал им программу?

— Нет, — ответил Недри. — Они там слова лишнего не говоря.

— В общем, я думаю, что они занимаются ДНК, — заключил Барни. — Какая у них там машина стоит?

— «Супер-Экс-Эм-Пи».

— «Экс-Эм-Пи»? Да еще «Супер»? Да это же несколько «Креев»! Вот это да! — Барни нахмурился, задумавшись. — Это все, что ты можешь мне рассказать?

— Все, — ответил Недри, — извини.

Он вернулся из Кембриджа и разработал систему управления Парком. У него и команды программистов, которой он руководил, на это ушло более года. Работать было особенно тяжело, потому что заказчик ни за что не хотел сообщить, для каких целей создаются подсистемы. Задания ему давались примерно в следующей форме:

«Разработайте такой-то блок для такой-то записи» или «Сделайте такой-то блок для вывода данных на экран». В техническом задании он находил только параметры требуемой системы, но никаких сведений о ее использовании. Недри работал чуть ли не вслепую. И вот теперь, когда система пришла в действие, он не удивился, что в ней оказались скрытые дефекты. Что они, собственно, ожидали? Денниса вызвали сюда в панике, встревоженные «его» дефектом. Как они мне надоели, думал Недри.

Он повернулся к присутствующим, услышав, как Грант спросил:

— После того как компьютер проведет анализ ДНК, как вы узнаете вид животного?

— Мы пользуемся двумя процедурами, — ответил Ву. — Во-первых, мы составляем филогенетические схемы. Как и все остальное в организме — руки, ноги и так далее, ДНК постоянно развивается. Поэтому мы можем взять неизвестную нам часть цепочки ДНК и с помощью компьютера определить, правда приблизительно, ее место в общеэволюционном процессе. Время на это уйдет, конечно, много, но ответ мы получим, — А какой второй способ?

— Нужно просто вырастить животное и посмотреть кем оно окажется, — ответил Ву, пожимая плечами. — Так мы обычно и поступаем. Я вам покажу, как это делается.

По мере того как экскурсия продолжалась, нетерпение Тима все возрастало и возрастало. Технику он любил, но, несмотря на это, ему становилось неинтересно. Все подошли к соседней двери, на которой было написано: «Оплодотворение». Сунув в щель карточку, доктор Ву открыл дверь и все вошли в комнату.

Тим увидел комнату, похожую на прежнюю где также у микроскопов склонились лаборанты. Часть помещения была огорожена и освещена голубыми ультрафиолетовыми лампами. Доктор Ву объяснил, что их работа с ДНК остановки деления клеток в точно определенные моменты и для этой цели у них здесь хранились самые сильнодействующие яды.

— Гелотоксины, производные колхицина, бета-алкалоиды, — перечислял он, показывая на набор наполненных шприцев, установленных под ультрафиолетовой лампой. — Умертвляют все живое в течение секунды.

Тиму, конечно же, хотелось поподробнее узнать о ядах, однако доктор Ву монотонно рассказывал о том, как они использовали неоплодотворенную яйцеклетку крокодила и заменяли ДНК. Затем какие-то сложные вопросы задавал профессор Грант. С одной стороны в комнате стояли большие баки, на которых было написано: «Жидкий азот». Там также стояли большие, в человеческий рост, морозильные камеры. На полках внутри них хранились зародыши, каждый был упакован в тонкую серебряную фольгу.

Лекси скучала. Недри откровенно зевал. И даже доктору Сэттлер становилось неинтересно. Тим устал от всех этих лабораторных сложностей. Ему хотелось увидеть динозавров.

На следующей двери было написано: «Инкубатор».

— Там внутри тепло и сыро; — предупредил доктор Ву. — Мы поддерживаем внутреннюю температуру на уровне 37,2 градуса по Цельсию, относительную влажность в пределах 109 процентов. Мы так же увеличиваем содержание кислорода в воздухе до 33 процентов.

— Атмосфера юрского периода, — произнес Грант.

— Верно. Во всяком случае, мы так полагаем. Если кто-нибудь из вас почувствует, что кружится голова, сразу же скажите мне.

Доктор Ву сунул карточку в щель, и дверь инкубатора с шипением открылась.

— Напоминаю, внутри ни к чему не прикасаться. У некоторых яиц скорлупа пропускает жир кожи пальцев. Будьте осторожны — на уровне головы все время двигаются сенсорные датчики.

Он открыл внутреннюю дверь, и они зашли в инкубатор. Тим увидел большое просторное помещение. На длинных столах под мощными инфракрасными лампами лежали яйца. Их бледные очертания были размыты какими-то шипящими стелющимися испарениями. Все яйца слегка покачивались.

— У рептилий яйца содержат большое количество желтка. Однако воды внутри почти нет. Зародыш должен втягивать влагу внутрь из атмосферы. Для этого мы создаем туман.

Доктор Ву объяснил, что на каждом столе находится до ста пятидесяти яиц. Он показал новую партию яиц, полученных методом извлечения ДНК. Партии обозначались номерами, указанными на каждом столе, например:

«СТЕГ — 458/2» или «ТРИЦ — 390/4». Между столами по пояс в тумане двигались лаборанты. Погружая руки в испарения, они каждый час переворачивали яйца, одно за другим, заодно измеряя температуру с помощью термодатчиков. За происходящим в комнате следили подвешенные сверху телевизионные камеры и двигающиеся сенсорные датчики. Термодатчик прикасался гибким щупом к каждому яйцу, раздавалось пиканье, и датчик отправлялся дальше.

— В нашем инкубаторе мы произвели уже более десятка выводков. В результате мы располагаем двумястами тридцатью восемью живыми экземлярами. Уровень выживания — в пределах четырех десятых процента, и мы естественно хотим его повысить. Однако, согласно данным, полученным из компьютера, нам приходится иметь дело почти с пятьюстами переменными. Сто двадцать переменных относятся к окружающей среде, еще двести действуют внутри яйца, остальные относятся к собственно генетическому материалу. Скорлупа сделана из пластмассы. Зародыш мы помещаем внутрь механическим путем, а затем они у нас здесь вызревают.

— Как быстро вырастает динозавр?

— Динозавры растут быстро, достигая полного роста в период от двух до четырех лет. У нас в Парке уже есть определенное количество взрослых экземпляров.

— А что означают эти цифры?

— Это коды, которыми маркируем различные партии по извлеченному нами ДНК. Первые четыре буквы — вид. Вот смотрите, «ТРИЦ» означает трицератопс, а «СТЕГ» — стегозавр. И так далее.

— А что на этом столе? — спросил Грант. На табличке был написано: «хххх-0001/1». Внизу приписано от руки: «Предположительно келу».

— Это новая партия ДНК, — пояснил Ву. — Что из этого вырастет, мы точно не знаем. Когда делается первое извлечение, какое получится животное, неизвестно. Вы видите, что тут написано «Предположительно келу», значит, по всей вероятности, это будет келурозавр — если я не путаю, небольшое травоядное. Очень трудно запоминать все эти имена. Уже известно около трехсот видов динозавров.

— Триста сорок семь, — уточнил Тим.

— А кто-нибудь сейчас должен вылупиться? — улыбаясь, спросил Грант.

— Сейчас нет: У каждого животного свой период инкубации. Однако в среднем это примерно месяца два. Мы стараемся сделать так, чтобы они появлялись все разом и не осложняли работу обслуживающему персоналу. Итак можно представить себе, что здесь творится, когда в течение двух-трех дней на свет появляются сто пятьдесят динозавров. Ну, конечно, многие не выживают. Между прочим, эти келурозавры должны появиться со дня на день. Еще вопросы будут? Нет? Тогда пойдемте в помещение для новорожденных.

Это была круглая белая комната. Тут стояла несколько небольших инкубаторов, но в данный момент ОРУ были пустыми. По полу были разбросаны половики и игрушки. На полу спиной к двери сидела молодая женщина в белом халате.

— Ну, кто тут у нас сегодня? — спросил доктор Ву.

— Да так, ничего особенного, — ответила Кэти. — Только один маленький велоцираптор.

— Ну-ка, давайте на него посмотрим. Женщина поднялась на ноги и отошла в сторону. Тим услышал, как Недри произнес:

— На ящерицу похож.

Маленький динозавр был не больше полуметра и размерами напоминал мелкую обезьяну. Он был темно-желтого цвета с коричневыми полосами, как у тигра. Головой и длинной мордой он походил на ящерицу, однако, в отличие от последней, уверенно стоял на сильных задних лапах, сохраняя равновесие при помощи толстого прямого хвоста. Передними лапами, которые были короче задних, он шевелил в воздухе. Велоцираптор наклонил голову и уставился на склонившихся над ним гостей.

— Велоцираптор, — тихо произнес Алан Грант.

— Velociraptor mongoliensis, — добавил доктор Ву, кивая. — Хищник. Данный экзепляр родился шесть недель назад.

— Я совсем недавно раскопал велоцираптора, — сообщил Грант, нагибаясь, чтобы внимательно рассмотреть животное. Тут же крохотный динозавр, подпрыгнув, перескочил через голову Гранта и очутился у Тима в руках.

— Эй, поосторожней?

— Детеныши у них прыгают, — сказал доктор Ву, — кстати, и взрослые особи тоже.

Тиму удалось наконец одолеть велоцираптора. Он протянул его доктору Ву. Детеныш весил немного, чуть больше полукилограмма. Кожа у него была теплой и абсолютно сухой. Крохотная головка оказалась сантиметрах в пяти-шести от лица Тима. На него уставились темные глаза-бусинки. Взад и вперед мелькал маленький раздвоенный язычок.

— А он меня не укусит?

— Нет. Он у нас дружелюбный.

— Вы уверены? — озабоченно спросил Дженнаро.

— Абсолютно, — успокоил его доктор Ву. — По крайней мере, не укусит, пока маленький. У этих малышек нет никаких зубов, даже яичных.

— Яичных? — спросил Недри.

— Да, яичных. Большинство видов динозавров рождаются с небольшими зубами — скорее даже маленькими шипами на кончике носа, как у носорога. Они нужны им, чтобы вылупиться из яиц. Велоцирапторы — исключение. Они расковыривают дырку в скорлупе с помощью своей заостренной мордочки, а затем наши сотрудники уже помогают им выбраться наружу.

— Значит, это вы им помогаете выбраться наружу, — заметил Грант, качая головой. — А на воле?

— На воле?

— Ну да, на воле. Когда они рождаются на воле, — объяснил Грант, — когда они живут в своем гнезде.

— Нет, это невозможно, — возразил доктор Ву. — Ни один из наших экземпляров не способен размножаться. Поэтому-то мы и создали, так сказать, детский сад для динозавров. Только так можно восполнять поголовье динозавров в Парке.

— А почему они у вас не размножаются?

— Ну, вы, наверное, и сами понимаете, почему они не должны размножаться, — начал объяснять доктор Ву. — В особо ответственных случаях, вроде нашего, мы всегда разрабатываем системы с многократной защитой, даже когда это и не нужно. То есть мы всегда устанавливаем по крайней мере две контрольные процедуры. В нашем случае, существуют два независимых друг от друга фактора, благодаря которым животные не могут размножаться. Во-первых, они стеризованы, так как мы облучаем их рентгеновскими лучами.

— А второй фактор?

— Все экземпляры, находящиеся в Парке юрского периода, — самки, — сказал доктор Ву с довольной улыбкой.

— Я бы хотел, чтобы вы рассказали об этом поподробнее. Ведь насколько я знаю, стерилизация при помощи облучения не гарантирует положительного результата. Может быть неверно выбрана доза, поток лучей может быть направлен не на тот орган животного...

— Все правильно, — ответил доктор Ву, — однако мы вполне уверены, что уничтожаем у них ткани яичников.

— А то, что они все самки, — не унимался Малкольм, — это кто-нибудь проверяет? Иными словами, кто-нибудь задирает им, так сказать, юбки, чтобы проверить? И вообще, как у них пол-то определяют?

— Половые органы меняются от вида к виду. У некоторых видов половые признаки различаются хорошо, у других слабо. Однако, отвечая на ваш вопрос, мы знаем, что все наши экземпляры самки потому, что мы их такими делаем в буквальном смысле этого слова. Мы управляем их набором хромосом и средой обитания зародыша внутри яйца. С точки зрения биотехнологии, легче всего выращивать самок. Вероятно, вы знаете, что любой зародыш изначально наследует женский генетический код. Иными словами, мы все зарождаемся самками. Для того, чтобы развивающийся эмбрион превратился в самца необходимо дополнительное воздействие, то есть, в ходе развития в определенный момент должен появиться дополнительный гормон. Но если этого не произойдет, зародыш разовьется в самку. Поэтому все наши экземпляры женского пола. Правда, к некоторым из них мы относимся как к самцам. Например, когда мы говорим о тиранозавре рексе, мы называет его «он». Но на самом деле самцов там нет, и уж поверьте мне, наши экземпляры не размножаются.

Маленький велоцираптор обнюхал Тима, затем потерся головой о шею мальчика. Тим хихикнул.

— Она хочет, чтобы все ее покормили, — пояснил доктор Ву.

— А что она ест?

— Мышей, Но она только что ела, поэтому сейчас мы ее кормить не будем.

Маленький велоцираптор отпрянул, пристально посмотрел на Тима и стал перебирать передними лапами в воздухе. Тим увидел, что на каждой лапе у ящера три пальца с маленьким коготком на каждом. Затем велоцираптор опять уткнулся головой в шею Тиму.

Подошел Грант и стал пристально рассматривать животное. Он потрогал крохотную лапку и сказал Тиму.

— Я возьму его, ладно?

Мальчик передал велоцираптора в руки палеонтолога. Перевернув животное на спину, Грант внимательно осмотрел все его тело. Велоцираптор при этом извивался, пытаясь вырваться. Затем Грант высоко подняв динозавра, стал смотреть на него в профиль, не обращая внимания на пронзительные крики животного.

— Не нравится, — заметил Реджис, — не любит, когда его от груди отрывают.

Велоцираптор продолжал кричать, но Грант не обращал на это внимания. Сжав хвост, он пытался нащупать позвонки. Вмешался Реджис: