Проклятие Стравинского Леман Валерия
– Обеими руками за вашу поездку. Более того – приглашаю вас к себе в гости, в мой домик в зеленой зоне Москвы…
– А я приглашаю вас к себе! – перебила меня разом вспыхнувшая Соня. – Между прочим, я тоже живу в дивном особняке в зеленой зоне Москвы и буду рада принять вас у себя, милый Саша.
Я еле сдерживал веселый хохот: Соня готова была пригласить в гости весь городок Веве, только бы милый нотариус улыбнулся лично ей и лично ей признался в вечной и прекрасной любви с первого взгляда.
Но бедолага нотариус в упор ничего не видел. Смущенно рассмеявшись, он лишь прижал ладони к сердцу.
– Спасибо, мои дорогие! Вы делаете меня самым счастливым человеком, хотя я и не хочу вас ничем обременять и, если отправлюсь в Россию, то, безусловно, забронирую номер в каком-нибудь приличном недорогом отеле. Просто, согласитесь, поездка становится вдвойне приятнее, когда тебя встречают друзья. Конечно, я разработаю свою культурную программу…
Его глаза в самом буквальном смысле сияли от счастья. Тут и я поспешил внести свою лепту:
– Кстати, наша общая знакомая Рита Ошенко, мне помнится, родом из Питера. Полагаю, она также могла бы организовать для вас чудесные экскурсии по нашей северной столице…
Как я и предполагал, при упоминании Риты Саша в одно мгновенье весь приятно порозовел. Тут официант принес ему блинчики с кофе, и парень воспользовался этим, чтобы скрыть свое смущение, тут же отпив солидный глоток, спрятав лицо за объемистой чашкой.
– Да-да, это было бы просто замечательно. – Он поставил чашку на стол. – Кстати сказать, у меня ведь нет номера Риты – признаться, я постеснялся спросить у нее номер телефона.
– Это не проблема, я вам его дам.
Я без пауз достал свой телефон, открыл страничку контактов и продиктовал ошалелому Саше номер Риты. Каюсь, в какой-то мере я играл на Соню, которая наблюдала за нами, гневно поджав губки. Могу поспорить на что угодно: она была уверена на все сто, что я нарочно увлекаю Сашу «толстушкой» Ритой – так сказать, чисто по причине своей патологической ревности.
Между тем Саша, забив номер в свой сотовый, смущенно уставился на меня с немного несчастным видом.
– Послушайте, мне немного неудобно, ведь это не сама Рита дала мне номер телефона, а вдруг…
Я прервал его небрежным жестом руки.
– Бросьте-ка! Если желаете, могу сейчас же отзвониться ей и спросить разрешения. Как вы на это смотрите?
Саша еще не успел ничего ответить, а я уже звонил Рите: пара секунд долгих гудков, и ее голос приветствовал меня.
– Алло. Ален? Надеюсь, ничего не случилось?
Я постарался, чтобы мой голос звучал весело.
– Случилось, Рита: я тут случайно встретился с Сашей Мерсье – помните этого милейшего нотариуса из Веве? Так вот, как вы смотрите на то, что я дам ему ваш номер телефона?
Рита неопределенно хмыкнула.
– В принципе я не против. – Она выждала интересную паузу. – А он не объяснил, зачем ему мой номер?
Тут и я хмыкнул в свою очередь.
– Полагаю, он сам вам это объяснит при встрече, если пожелаете. Спасибо за разрешение. Пока!
И я дал отбой. Наш кофе был выпит, блинчики бесследно исчезли со всех тарелок, и лично я был абсолютно доволен абсолютно всем.
Наша мирная встреча под кофе завершилась совершенно неожиданно – все потому, что мы с Сашей, обсуждая свои темы со звонками и телефонами, бессовестно забыли о самой красивой девушке на свете, что сидела за одним с нами столиком, так и не услышав в свой адрес ни одного мало-мальски приличного комплимента.
Пока мы с Сашей улыбались друг другу после моей мини-беседы с Ритой, Соня неожиданно громко бухнула пустую чашечку из-под кофе на стол и решительно поднялась, одарив каждого из нас ледяной улыбкой.
– Прошу прощения, что прерываю вашу чрезвычайно волнующую беседу, но мне, пожалуй, давно пора вас покинуть – через пятнадцать минут от вокзала Веве отбудет поезд на Женеву…
Я уже открыл было рот для гневной мужской реплики, но Соня не дала мне и слова сказать.
– Прошу не беспокоиться – до вокзала я и сама добегу, сидите спокойно и продолжайте звонить своим подружкам!
Сами понимаете: как главный мужчина Сониной жизни я не мог вот так запросто отпустить красавицу на все четыре стороны. Первым делом я строго цапнул ее за нервную ручку.
– Соня, я не понял, куда это ты собралась?
Разумеется, она немедленно выдернула руку.
– Куда хочу!
Я вновь ухватил ее за руку – на этот раз покрепче.
– А конкретнее?
Соня шумно вздохнула, одарив меня кривоватой улыбкой.
– Я решила навестить тетю Лорен в Версуа, ей будет приятно. Полагаю, я могу передать ей привет от тебя?
– Разумеется…
Я не успел договорить фразу до конца – Соня энергично развернулась и размашистым шагом двинулась в направлении вокзала. Мне только и оставалось, что усмехнуться, послав ей вслед воздушный поцелуй – бог с тобой, золотая рыбка!
Между тем мой приятель-нотариус выглядел совершенно несчастным, уставившись на меня с виноватым видом.
– Полагаю, я должен извиниться перед вами, Ален! – проговорил он дрогнувшим голосом. – Вы были вдвоем со своей любимой девушкой, а я нарушил ваше уединение да еще с кучей собственных глупых переживаний. Соня – она ведь на вас обиделась? И все из-за меня!
Я неопределенно махнул рукой.
– Вы знаете, Саша, есть такая древняя русская поговорка: на обиженных воду возят. Ничего страшного: Соня проведет вечерок у тети Лорен чисто в женском обществе и уже завтра примчится ко мне – за жизненно необходимой ей порцией мужского внимания и восхищения.
Выслушав мою раздраженную реплику, Саша неожиданно рассмеялся, даже слегка порозовев.
– Ах, эти очаровательные женщины, порой их так непросто понять! Вы влюблены, ваша любовь взаимна, и все равно бывают вот такие неприятные ситуации… А у меня все еще сложнее.
Тут он бросил на меня совершенно несчастный взгляд.
– Вы как будто прочитали все мои мысли, когда предложили телефон Риты. Понимаю, вы просто хотели помочь мне отлично подготовить отпуск в России. Но неожиданно попали в точку! Потому что я влюбился – пожалуй, впервые в жизни. В русскую девушку по имени Рита.
Каюсь, я не выдержал: если честно, не очень люблю патетику в прозе бытия, именно потому попросту перебил нотариуса:
– Никаких случайных попаданий в точку, Саша. Увольте – то, что вы влюбились в Риту, было видно невооруженным глазом.
В течение нескольких минут Саша смотрел на меня потрясенным взглядом, словно я только что пропел ему какую-нибудь магическую мантру. Впрочем, он тут же смущенно улыбнулся, кивнув.
– Наверное, я выгляжу не лучшим образом. Извиняюсь! Конечно, наверняка у меня все было написано на лице, когда я увидел эту удивительную девушку. Это была та самая любовь с первого взгляда, о которой пишутся великие романы и слагаются поэтические строки. Вот только, боюсь, прекрасная Рита в меня нисколько не влюбилась. К тому же она замужем…
Повторюсь в сотый раз: вполне возможно, я не слишком отпетый гуманист, но к тому времени решительно успел подустать от всех вздохов, охов и восторгов лирического нотариуса. Кроме того, у меня внезапно обозначилось одно интересное дело в славном городке Веве, а потому вместо ответа я лишь деловито посмотрел на часы на своем запястье.
– Сильно не переживайте насчет равнодушия Риты. – Я постарался, чтобы мой голос прозвучал жизнеутверждающе. – На мой взгляд, ей было очень даже приятно ваше внимание и гадание по руке. И насчет мужа спешу вас успокоить: Рита пару раз при мне упоминала, что у нее с ним большие проблемы. Полагаю, она бы не прочь с ним развестись.
К нашему столику подошел официант, я оплатил наш с Соней заказ и поспешил проститься с нотариусом, оставив его в гордом одиночестве осмысливать полученную от меня информацию.
Глава 15. Редактор-косметолог «Русской матрешки»
Между тем у меня в голове родилась замечательная идея: раз уж меня занесло в этот славный городок, почему бы не совершить интересный визит для выяснения некоторых обстоятельств прошлогоднего дела доктора Плиса? Как мимолетно прозвучало в одной из реплик Риты, редакция ее толстого журнала располагалась именно здесь, по соседству с русской церковью. Оставалось лишь найти эту русскую церковь, что не составляло большого труда: городок Веве не слишком большой, и в нем не так уж много православных храмов.
Замечательная эта штука, скажу я вам, когда нет никаких срочных дел, и ты можешь просто гулять по симпатичному городку, любуясь домиками, улочками, террасами бесконечных кафе и цветами в окнах. Я не торопился отыскать редакцию русского журнала – просто гулял, наслаждаясь чудесными моментами бытия. К тому времени, как передо мной вдруг неожиданно открылся вид на белоснежную русскую церковь, а по соседству с ней нарисовалось трехэтажное здание с эффектной матрешкой над входом и надписью «Русская Матрешка», я был вполне готов к новым встречам и познавательным беседам.
… – Если б ты знал, мой милый, как начинаешь меня утомлять! Попробуй немного напрячься и благополучно родить приличную статью, в противном случае нам с тобой придется распрощаться.
Несмотря на выходной день, этот высокомерный голос я услышал, едва толкнул входную дверь редакции, с первых же шагов очутившись в абсолютно пустом помещении. В достаточно просторной круглой комнате стояли три письменных стола с компьютерами, три кресла и небольшой диванчик, заваленный грудой газет и журналов; витая узенькая лестница поднималась на второй этаж, откуда, собственно, и доносился неприятный голос.
Удивительно, но факт: в который раз я ощущал себя в Швейцарии, как в России – слышал русскую речь, участвуя в своего рода исповедях и мелких разборках. Вот и сейчас некто, пока мне невидимый, отчитывал кого-то на чисто русском языке. Пару минут помедлив в тихом полумраке комнаты, я начал неторопливо подниматься по деревянным, слегка поскрипывающим ступеням лестницы.
Очевидно, это поскрипывание немедленно услышал и крикун. Прервав свой телефонный разговор, он крикнул на «небрежном» французском (именно так моя первая учительница французского называла манеру произносить французские слова с нарочито грубым акцентом, игнорируя все правила произношения):
– Кто там? Поднимитесь, пожалуйста, на второй этаж!
К этому моменту я был, собственно, уже на втором этаже – стоял на последней ступени лестницы. Передо мной открылась впечатляющая картина: в тускло освещенном кабинете за огромным письменным столом в самом центре развалился в кресле, закинув ноги в щегольских штиблетах на специально подставленный стул, слегка отекший блондин «за сорок» с гривой взъерошенных волос до плеч. Блондин был одет в светлые брюки и свитер бледно-зеленого цвета – очевидно, его любимого. При виде меня парень мимолетно нахмурился, швырнул на стол телефонную трубку и резко опустил ноги на пол.
– С кем имею честь?
Он произнес эту фразу вместо «здрасьте» на все том же дурном французском с уральским акцентом и высокомерными интонациями сноба, одновременно окидывая меня чисто бабьим оценивающим взглядом.
Само собой, я, вежливо улыбнувшись, ответил по-русски:
– Разрешите представиться: ваш соотечественник, Ален Муар-Петрухин, турист из России, приехавший на фестиваль «Богема». Хотел бы купить у вас несколько номеров журнала – знакомые очень рекомендовали мне его, как толстый, интересный, красочный и просто шикарный.
Импровизация про «знакомых» вкупе с комплиментом в адрес журнала тут же сыграли в мою пользу: блондин улыбнулся и милостиво кивнул:
– Прошу вас, присаживайтесь, Ален! Кстати, у вас не совсем российское имя – как там? Ален Муар-Петрухин?
Он еще договаривал свою фразу, как мое имя, а, возможно, и мое лицо вдруг о чем-то ему напомнили. Он хлопнул себя по лбу.
– Черт возьми, ну конечно! Только взглянул на вас и сразу подумал: а ведь где-то я видел это лицо!
От удовольствия парень даже бравурно хохотнул и потер руки, выразительно усмехнувшись.
– Все правильно: Ален Муар-Петрухин и его подруга Соня Дижон! Ведь это вы обнаружили оба трупа на набережной Монтре! Все сегодняшние утренние газеты поставили ваше фото на первые полосы вместе со снимками погибших. А моя черепаха Рита до сих пор не удосужилась взять у вас интервью. Похоже, придется мне самому сделать это за нее. Как вы на это смотрите? Не желаете ли кофе? Или, быть может, отдаете предпочтение чаю?
Парень необычайно оживился. Словно вдруг испугавшись, что я решу сбежать от него, открестившись от всех интервью, он готов был угостить меня не только чаем или кофе, но и чем покрепче, вскочив с места и направившись в соседнюю комнату – очевидно, в мини-кухню.
– Погодите, сейчас я угощу вас потрясающим абсентом! Знакомый привез его с одной фермы на севере Франции – штучный товар, уникальная формула. Вкус – нечто феерическое.
Он тут же вновь оказался передо мной с объемистой бутылкой в руках, весело подмигнув.
– Присаживайтесь к моему столу! Сейчас мы с вами чудесно и непосредственно пообщаемся. У меня есть баночка черной икры на закуску – надеюсь, вы любите черную икру производства Швеции?
Сами понимаете, я нисколько не противился такому симпатичному общению с редактором «Русской Матрешки», и если он собирался вытянуть из меня нечто сенсационное для своего журнала, то и у меня были свои цели – узнать все, что касается Риты, ее частной жизни и участия в деле доктора Плиса. Как хотите, но что-то говорило мне: этот блондин – еще тот сплетник, знающий всю подноготную каждого своего знакомца и сотрудника.
Я оказался абсолютно прав. Наша беседа с редактором, который представился мне как Николай Диков, оказалась очень интересной и познавательной, а фермерский абсент замечательно пошел под закуску из канапе с черной икрой.
Николай приступил к своему сенсационному интервью, совершенно не заметив, как вместо того, чтобы задавать мне свои каверзные острые вопросы, только успевал отвечать на мои.
– Послушайте, я просто поражен: здесь, в Швейцарии, и вдруг – такой роскошный русскоязычный журнал. – Естественно и натурально, для начала я постарался грубой лестью запудрить самолюбивому редактору мозги. – А ведь русских здесь не так много. Поделитесь секретом – неужели столь дорогое издание окупается?
Николай разливал свой драгоценный напиток и слушал мои дифирамбы с самым довольным видом.
– Все просто, – произнес он, протягивая мне бокал. – Я с детства мечтал о своем собственном журнале – иллюстрированном, роскошном, светском. Но по образованию я – врач-косметолог; удачно женился на гражданке Швейцарии и теперь у меня здесь, в Веве, своя небольшая клиника косметической хирургии. Доход от нее неплохой, и я трачу его по собственному усмотрению – в том числе и на журнал. Отвечаю на ваш последний вопрос: увы, русский журнал в Швейцарии не дает никакого дохода, но зато доставляет мне массу удовольствия. Я наслаждаюсь всей работой по созданию каждого номера, сам делаю почти все снимки, редактирую все статьи и развожу журналы по крупным отелям и клубам, дарю всем знакомым и приятелям. – Он почти блаженно улыбнулся, поднимая свой бокал. – Значит, все-таки выгода есть. Предлагаю тост – за мой роскошный журнал. Чин-чин!
Черная икра с багетом дивно пошла под абсент. Николай, по всей видимости, благополучно позабыв о намерении интервьюировать меня, все с той же блаженной улыбкой на лице откинулся на спинку кресла и вновь аккуратно возложил ножки на спинку стула.
А я продолжал свой допрос.
– Мне интересно, каким образом вы находите русскоязычных журналистов для своего журнала? К примеру, Рита Ошенко…
– Ого, так, выходит, моя черепаха все-таки удосужилась если не взять у вас интервью, так по крайней мере познакомиться?
Николай весело хохотнул.
– Должен вам сказать, Рита – славная и неглупая девушка, которая очень даже неплохо пишет… Но у нее есть один существенный недостаток: низкая скорость. А ведь журналиста, как волка, ноги кормят. Надо быть ушлым и побыстрее двигаться! А вот Рита на редкость медлительная особа, самая настоящая черепаха. Ей бы побольше мобильности и работоспособности взамен мании плакаться всему свету о своих проблемах.
Я удивленно приподнял бровь.
– А какие такие у нее проблемы? Мне Рита показалась вполне благополучной швейцаркой.
Николай с гримасой взмахнул рукой.
– Проблемы Риты вполне классические для многих русских, которые вышли замуж за гражданина Швейцарии ради гражданства: ее муж для всех посторонних – милейший человек, а для жены – настоящая сволочь. Разумеется, я не уточнял, что там происходит у них дома, но могу себе представить – особенно после того, как этот Анри пару раз звонил лично мне. Можете себе представить?
Я улыбнулся.
– И что он вам говорил?
– Что я должен переводить оплату труда его супруги не на ее, а на его банковскую карту. Что я не должен отправлять ее никуда дальше Лозанны. Он также в течение получаса вопил, что я и пальцем не должен касаться его драгоценной Риты. Как будто я ухлестывал за ней, как последний донжуан!
Николай выразительно хмыкнул с презрительной гримасой.
– При том этот чудила не давал мне и слова вставить, так что в конце концов я просто-напросто бросил трубку.
Что ж, нечто в этом роде я и представлял себе относительно личной жизни Риты – достаточно было вспомнить ее грустные реплики про «мрачного мужа» и про «гадость бытия». Я кивнул.
– Понятно. Вы знаете, мы с Ритой немного поболтали насчет этих двух убийств в Монтре и о прошлогоднем деле доктора Плиса. Мне захотелось прочитать ее статьи по тому делу. Вы не могли бы продать мне номера…
Я еще не успел договорить, как редактор взмахнул рукой и вновь опустил ноги со стула, поставив пустой бокал на стол.
– Точно, точно, точно! Я не забыл: мы с вами проводим интервью по поводу этих таинственных убийств. Разумеется, я продам вам любые из интересующих вас номеров журнала, а пока – мой первый вопрос: это действительно не вы отправили на тот свет бедняг-балерунчиков?
Он был в полном восторге от собственного дерзкого вопроса, весело хохотнув и подмигнув мне.
Я вежливо улыбнулся.
– Просто поверьте мне на слово: мы с Соней чисты, как младенцы, и за всю нашу жизнь прихлопнули разве что стайку мух. К тому же эти убийства совершенно откровенно связаны с тем самым делом…
– Дело доктора Плиса! – прервал меня, многозначительно кивнув, Николай. – Кажется, статья Риты вышла в марте прошлого года; она очень даже неплохо осветила все то дело, которое официально так и не было возбуждено против бедняги доктора. Постойте, я сразу найду вам нужный номер…
– А интервью с доктором? – осторожно вставился я, пока Николай принялся за поиски в огромном книжном шкафу. – Насколько я в курсе, Рита встречалась с доктором Плисом незадолго до всей аферы с эвтаназией и пропажей препарата, но интервью так и не было опубликовано. Почему?
– Потому что то самое интервью наша черепаха так и не написала. – Николай обернулся ко мне, скривив губы в усмешке. – И я едва не уволил ее за это. Но надо отметить, что Рита в определенные моменты становится на редкость упертой особой, и тогда совершенно бесполезно требовать от нее того, чего она не желает делать. Честно говоря, я лично понятия не имел, что она договаривалась с доктором об интервью. Это стало мне известно только после того, как ее вызвали на допрос в полицию, обнаружив запись о встрече с ней в блокноте доктора.
– Но, полагаю, она должна была как-то объяснить вам, что конкретно помешало ей написать интервью?
Вновь возвращаясь к поискам журнала, редактор немного раздраженно передернул плечами.
– Да ничего она и не думала объяснять! Просто истерически выпалила мне, что у нее, видите ли, голова опухла от медицинских и фармакологических терминов доктора, потому интервью на тему «Лекарство от рака» совершенно не получилось, и она отказывается от попыток его написать. Вот и все!
Он вернулся к столу с толстым журналом в глянцевой обложке и торжественно положил его передо мной – с обложки улыбался Джеймс Бонд в исполнении уже классического Даниела Крейга.
– Итак, с вас пятнадцать франков за номер.
Пока я доставал мелочь из кармана, Николай аккуратнейшим образом разлил по бокалам вторую порцию славного абсента.
– Рита – дерзкая девчонка. Кстати, сейчас, когда в деле о двух таинственных убийствах вдруг всплыл тот самый препарат доктора Плиса, у нее мгновенно пропало всякое желание освещать его. Хотя, между прочим, этот самый Савелий, первая жертва – из ее старых знакомых.
Признаюсь, эта новость едва не заставила меня поперхнуться. Я уставился на Николая – самодеятельный редактор по своему обыкновению кривил тонкие губы в ехиднейшей усмешке.
– То есть? Вы хотите сказать, что Савелий Уткин…
– Я хочу сказать, что практически гениальный солист балета из города Петербурга Савелий Уткин был одноклассником Риты Ошенко. Она ведь родом тоже из Петербурга. Вижу, вам о своем знакомстве она не удосужилась рассказать – впрочем, как и швейцарской полиции. Да и мне это стало известно по счастливой случайности: Рита, когда месяц назад я дал ей для ознакомления программку нового фестиваля «Богема», увидев в списке участников имя Уткина, радостно сообщила, что эксклюзивное интервью с ним ей обеспечено.
Он ухмыльнулся с довольным видом.
– По моей личной просьбе конкретно сейчас Рита готовит потрясающую статью про эти два убийства для следующего номера журнала; в рассказ про Савелия она включит и воспоминания об их общем школьном детстве. По ее словам, они всегда неплохо ладили. Выпьем? За все хорошее! Чин-чин…
Абсент оказался крепким. Всего лишь второй небольшой по объему бокал, а в моей голове вдруг игриво звучали аккорды канкана, так что мне захотелось веселиться и от души радоваться жизни во всех ее проявлениях.
Итак, душечка Рита мне мило и непосредственно солгала, как минимум, в одном вопросе: на набережной после успешного дебюта Савелия Уткина она поспешила не просто поддержать соотечественника, но обнять школьного приятеля. А ведь всем нам известно: кто солгал раз, тот вполне может бессовестно врать и во всем остальном. В частности, Рита могла обмануть меня и повествуя о своем печальном возвращении домой сразу после приветственных объятий Савелия…
На мое счастье, у Николая зазвенел телефон, призвав редактора к его обязанностям, а мне напомнив, что давно пора отчаливать. Воспользовавшись телефонным разговором хозяина, я сунул под мышку прошлогодний номер журнала со статьей Риты и тихо ретировался в сторону лестницы.
На часах было четверть шестого – самое время возвращаться в Монтре, к вечернему третьему туру балетного конкурса.
Глава 16. Беседы на перроне
Ожидая прибытия поезда на Монтре, я позвонил Соне. Само собой, девушка не поспешила тут же цапнуть трубку, чтобы мило ответить своему возлюбленному что-нибудь в духе: «Как я страшно по тебе соскучилась!» Пару минут в моем ухе пилили нескончаемые гудки, и только когда я уже был готов дать отбой, послышался звучный зевок и тут же – нарочито ленивый голос:
– Алло?
Я сдержанно улыбнулся.
– Просыпайся, милая, время – детское… Надеюсь, ты меня еще не совсем позабыла? Ален Муар-Петрухин влюблен в тебя с первого взгляда; личный сопровождающий в поездке на фестиваль «Богема»…
– Припоминаю в общем и целом, и, кстати, спать пока не собираюсь, – капризно перебила меня Соня. – Что ты хотел?
Забавно, но факт: ни с того ни с сего рванув навещать тетю, о которой до того и не думала вспоминать, теперь Соня будет изо всех сил делать вид, что ничуть не жалеет о своем визите в Версуа и ни грамма не скучает по приятелю Алену. Между тем я мог бы поспорить на любую, самую астрономическую сумму: все это время она усиленно гипнотизировала свой телефон, ожидая моего звонка.
– Ничего особенного я не хочу, моя драгоценная. Просто мне интересно, где ты в настоящий момент находишься и не желаешь ли немедленно встретиться со мной.
Она вновь выразительно зевнула.
– Кажется, я тебе говорила, что собираюсь навестить тетю Лорен? Так вот, я уже у нее в гостях, в Версуа. Как раз сейчас мы готовимся поужинать. Кстати, тетя Лорен передает тебе привет.
– Передай тете Лорен привет от меня тоже. – Я начинал понемногу нервничать. – Так ты сегодня вернешься в Монтре?
– Зачем?
– Затем, чтобы увидеть меня, твоего ненаглядного.
Похоже, Соне дико нравилось доводить меня до белого каления своим нарочито ленивым голоском с перманентным зеванием.
– Ну, ненаглядного я и завтра с таким же успехом могу увидеть. Тетя Лорен спрашивает, как у тебя дела.
– Отлично! – Я не слишком вежливо оскалился. – Надеюсь, у нее тоже все тип-топ. А когда примерно ждать вас завтра?
– Погоди, я передам тете Лорен твою реплику насчет того, что ты надеешься, что у нее все тип-топ…
Скрепя сердце, я пару минут слушал, как Соня что-то весело произносит, а в ответ ей звучат бодрые рулады Лорен.
– Послушай, завтра, надеюсь, ты приедешь…
Она вновь не дала мне договорить.
– Все, дорогой, мы садимся ужинать. Чао-чао!
И чертовка дала отбой. Во мне бушевали вулканы, клокоча раскаленной лавой. Еще немного, и я бы сотворил что-нибудь антиобщественное – к примеру, разбил мирную урну на чистеньком перроне Веве или взвыл нечеловечьим голосом.
На мое счастье, все это отменил негромкий голос за моей спиной:
– Еще раз здравствуйте, Ален!
Я обернулся, встретившись с небесно-голубым взглядом Саши. Он немного смущенно улыбнулся.
– Полагаю, вы возвращаетесь в Монтре. Все-таки решили посмотреть балетные выступления?
Будучи все еще под впечатлением от разговора с Соней, я несколько нервно дернул головой.
– Разумеется. Полагаю, и вы тоже? Странно, что вы отправляетесь общественным транспортом, а не на собственном автомобиле.
Саша негромко рассмеялся.
– Понимаю ваше удивление. Сегодня большинство из нас не представляет себе жизнь без машины: сел, отправился в нужном направлении, припарковался… Но я, хоть и имею неплохой «Порше», достаточно редко сажусь за руль. Видите ли, я слишком невнимателен и часто отвлекаюсь на свои мысли. «Саша Мерсье за рулем – опасность для общества» – так всегда говорит моя мама.
Слава богу, есть такие мирные люди, как Саша. Парень просто мило ответил на мой вопрос, и я мгновенно успокоился, позабыв о коварной Соне и вернувшись мыслями к событиям нынешнего вечера. Итак, сегодня – заключительный тур с объявлением имен победителей.
– Будем надеяться, победителем окажется ваш племянник, – поддержал я светскую беседу. – Как его настрой?
Доселе мирное лицо Саши внезапно изменилось – сначала он вздохнул, нахмурившись, затем попытался улыбнуться, но улыбка получилась на редкость кислой.
– Заранее прошу извинения за то, что, возможно, вас шокирую… Но если говорить честно, то я не слишком люблю своего племянника, и мне откровенно плевать, станет он победителем или нет.
Он взглянул на меня и тут же опустил глаза, упрямо продолжая свою неожиданную исповедь.
– Наверное, все дело в том, что Пьер – на редкость эгоистичный мальчишка, который всю жизнь думает только о себе. Он – центр целого мира! Сделаю вам еще одно признание: я просто ненавижу балет. – Тут Саша перешел едва ли не на шепот. – Ненавижу с самого детства. Дело в том, что мама, яростная поклонница балета, очень хотела, чтобы я стал вторым Нижинским. В детстве я даже почти целый месяц посещал занятия в балетной школе.
Саша трагически закатил глаза.
– Это были самые черные дни моей жизни! Признаю честно: я абсолютно бездарен по части танца, а потому для меня наказанием божьим были все эти позиции у станка, деми-плие и прочие ужасы. Больше всего я благодарен маме за то, что она это быстро поняла и отменила мое балетное образование.
Выговорившись, Саша взглянул на меня чистыми голубыми глазами, словно ожидая моей оценки, но я скромно промолчал. Вот такие макароны! Только выяснился факт обмана Риты, как следом влюбленный в нее нотариус сам преподносит мне жареный факт: оказывается, он с детства терпеть не может балет. Стало быть, и к танцовщикам относится без излишней любви. Мне тут же припомнились собственные недавние размышления на эту тему.
…«Наш убийца и есть не совсем здоровый психически человек – некто, ненавидящий искусство Терпсихоры, способный убить просто потому, что это чертовски рискованно, и потому что не может выделывать такие же виртуозные па на сцене, какие легко выделывали Савелий Уткин и Алекс Мону…»
Тут очень кстати подоспел наш поезд, и мы заняли места в вагоне. Удивительно, но факт: даже для самого отчаянного болтуна иногда наступает время молчания, когда рот как будто бы вдруг защелкивается на щеколду, а слова и мысли теряют свой смысл. Словно незнакомцы, мы с Сашей уселись друг против друга, все пятнадцать минут пути молча глядя на мелькающие за окном прекрасные виды озера с розовым шариком солнца, идущего на посадку.
Не знаю, о чем размышлял мой попутчик, а вот в моей голове мысли водили бурные хороводы, выстраивая по порядку всех подозреваемых в убийствах: ненавистник балета Саша Мерсье, его выскочка-племянник Пьер ле Пе, люто ненавидящий всех своих потенциальных соперников в искусстве Терпсихоры…
И все-таки лично для меня в настоящий момент на первый план вышла подозреваемая номер один – полная комплексов журналистка «Русской Матрешки» Рита Ошенко. Разложим все по полочкам.
Первое: у Риты была просто прекрасная возможность убить обоих парней на набережной Монтре. Фотокамера на груди, предложение провести импровизированную фотосессию – прекрасный повод увести парней на безопасное расстояние. Между тем можно поспорить на что угодно: и Савелий, и Алекс явно кому-то позировали! Почему бы не милой и приветливой журналистке из «Русской Матрешки»? Для Савелия, как только что выяснилось, она была одноклассницей, для Алекса – представительницей солидного русскоязычного журнала.
Второе и, пожалуй, самое сложное – «орудие» убийства. И здесь все так же замечательно совпадало, потому как год назад Рита, под видом интервью побывав в доме доктора Плиса, вполне могла похитить у него препарат «Волшебный сон». Предположим, журналист газеты «Утро» прав, и она действительно желала избавиться от своего благоверного, но когда вокруг доктора и его зелья началась бурная шумиха, похищенное пришлось припрятать куда подальше. И вот спустя год «Волшебный сон» неожиданно пригодился…
Конечно, один вопрос можно считать открытым: для чего молодой симпатичной журналистке отправлять на тот свет танцовщиков балета? Возможно, из-за ее комплексов, в том числе легкой полноты. А возможно, красиво отправляя на небеса парней, она таким образом изливала свою ненависть к нелюбимому мужу?
Как бы там ни было, а девушка довольно грубо соврала мне, пытаясь скрыть свое знакомство с Савелием Уткиным, тем самым дав мне веский повод подозревать ее во всех тяжких.
«…Итак, вы вплотную протиснулись к Савелию Уткину, окруженному восторженной толпой поклонников, и начали что-то нашептывать ему на ухо… Что?
– Сказать по правде, ничего особенного и ничего, что отличалось бы от выкриков вокруг него. Вот только все это я произнесла на родном для Савелия Уткина языке – на русском, в то время как все кругом выражали свои восторги и выкрикивали комплименты на французском. Я просто наклонилась к самому уху парня и сказала: «Позвольте послужить вам переводчиком и перевести все восхищенные отзывы о вашем выступлении»…»
«…Рита – дерзкая девчонка. Кстати, сейчас, когда в деле о двух таинственных убийствах вдруг всплыл тот самый препарат доктора Плиса, у нее мгновенно пропало всякое желание освещать его. Хотя, между прочим, этот самый Савелий, первая жертва, – из ее старых знакомых… Я хочу сказать, что практически гениальный солист балета из города Петербурга Савелий Уткин был одноклассником Риты… Вижу, вам о своем знакомстве она не удосужилась рассказать – впрочем, как и швейцарской полиции…»
По прибытии поезда в Монтре Саша Мерсье, торопливо кивнув мне, первым поспешил покинуть вагон. А вот я не слишком торопился, решив дать парню фору – после бесконечных разговоров этого дня мне хотелось немного побыть в одиночестве и тишине. Неторопливо поднявшись с места, я вдруг увидел рядом с сиденьем Саши небольшой темно-синий блокнот в кожаной обложке, очевидно, выпавший из кармана его куртки. Прихватив его, я вышел из вагона и огляделся, что было совершенно бесполезно – разумеется, мой попутчик давно исчез из виду.
Сунув находку в карман, я подумал, что верну блокнот хозяину на балетном шоу, куда наверняка ненавистник балета все-таки явится – хотя бы для того, чтобы «случайно» повстречать Риту.
Между тем время приближалось к шести; в моих планах было перекусить где-нибудь в городе, после чего направиться в дом Мари, чтобы поприветствовать милых хозяев перед совместным культпоходом на набережную, а заодно сообщить, что Соня сегодняшнюю ночь проведет в Версуа.
Глава 17. Ночные чтения
Бывают удивительные вечера, откладывающиеся в памяти своей особенной, волшебной атмосферой необъяснимого счастья. Именно таким был вечер в день третьего балетного тура конкурса. Фанфары открытия прозвучали ровно в восемь часов, когда воздух был цвета густой карамели, и в этих сладко сгущавшихся сумерках классическая музыка Верди, Чайковского и Сен-Санса казалась волшебно осязаемой, как некие переплетающиеся нити, создающие удивительные узоры мелодий, прорисованные движениями гибких тел танцоров.
Сразу отмечу: на этот раз никто из выступавших ничем сенсационным не отличился. Каждое выступление было по-своему прекрасным, но не более того – не было фантастически легкого парения над сценой Савелия Уткина, не было сумасшедшей энергии Алекса Мону.
Племянник Саши, которого я выделил из общей массы лишь благодаря нашему краткому знакомству, показался мне и вовсе слегка угловатым; при подведении итогов конкурса малыш Пьер ле Пе получил лишь приз, как самый юный участник, что, судя по выражению его мертвенно бледного лица, в очередной раз привело парня в состояние ярости.
Как и в прошлые разы, расположившись в компании Мари и Паскаля в самой середке импровизированного зрительного зала под звездами, я принимал участие в обсуждении каждого участника и с энтузиазмом аплодировал каждому выступлению. В итоге наша компания сделала общий вывод: Савелий и Алекс, безусловно, были на голову выше всех участников.
– До сих пор не могу забыть их выступлений!
Паскаль выразительно закатывал глаза, почти молитвенно складывая пухлые ладони на груди.
– Эта необычайная легкость, почти невесомость Савелия! Как он летал по сцене, словно в нем не было ни грамма веса! А Алекс?! О, его танец чем-то походил на ритуальные пляски шаманов – дикая, необузданная энергия, завораживающие движения! Потрясающий талант.
– Как жаль, что этих талантливых исполнителей больше нет в живых, – печально качнув головой, произнесла Мари с печальной улыбкой. – А впрочем, может, это и к лучшему: гениальные танцоры не должны стареть! Савелий и Алекс навечно останутся молодыми – отныне и во веки веков.
– Аминь! – криво усмехнулся Паскаль. – Милая мама, ты только что вынесла оправдательный приговор убийце. Аминь!..
Мы дружно аплодировали всем участникам балетного конкурса фестиваля, вышедшим на сцену на финальный поклон, после чего наступил волнующий момент: на сцену тяжелой поступью вышел Жак Мюре и своим габеновским, с хрипотцой голосом поблагодарил всех участников, а также зрителей за чудесный праздник танца.
Проговорив сей панегирик, Жак вновь с ноткой торжественности стянул с головы свою кепку.
– Друзья, сегодня, в день закрытия фестиваля танца, предлагаю почтить минутой молчания память двух гениальных танцоров, убитых в эти дни. Вечная память Савелию Уткину и Алексу Моне!
– Вечная память! – вновь гулким нестройным эхом прозвучал выдох-ответ, и вновь весь импровизированный «зал» под открытым небом одновременно поднялся на ноги, чтобы помянуть погибших.
Сами понимаете, в эту волшебную ночь я не рвался отправиться в романтическую прогулку под звездами; моя любимая была далеко от меня, а потому я, с наслаждением вдыхая свежий воздух весны, прозаически возвращался домой в компании своих мирных хозяев.
Несмотря на поздний час, весь этот участок набережной был заполнен людьми, взволнованно обсуждавшими конкурс и его финал с очередной волнующей минутой молчания; славная Мари, менторски воздев палец к небесам, произносила для нас с Паскалем вполне банальные слова о высокой роли искусства, которые ей самой, безусловно, казались верхом красноречия.
– Искусство – вечная и священная энергия, дающая силу каждому. Даже самый бездарный человек однажды может совершить нечто великое, вдохновленный талантом истинного гения. – Мари строго хмурилась, наблюдая за нашей реакцией. – Сказать откровенно, я, когда увидела в газетах фотографии обоих погибших, невольно позавидовала им: молодые, талантливые парни и умерли, если можно так выразиться, талантливо. Их смерть – словно гениальная картина…
– Мама, нехорошо делать комплименты убийце, – качал головой Паскаль. – «Гениальная картина смерти»!
– А я вовсе не делаю никаких комплиментов убийце, – пальцем грозила сыну Мари. – Я делаю комплимент танцовщикам…
Мы с Паскалем, выслушивая восторженные монологи Мари, лишь улыбались, сдерживая понемногу одолевавшую нас обоих зевоту. Набережная быстро пустела, оживленные зрители расходились по домам.
Что касается меня, то я, как и на протяжении всего вечера, озирался в надежде увидеть Сашу, чей блокнот оттягивал карман куртки, а также Риту, которую мне не терпелось порасспросить о внезапно открывшемся факте ее давнего знакомства с Уткиным. Но увы – ни «подозреваемой номер один» журналистки, ни влюбленного в нее нотариуса нигде не было видно, что давало мне возможность с чистой совестью отложить все дела на завтра.
Вернувшись домой, наша троица устроилась в креслах на открытой террасе. Под бокал белого вина мы с Паскалем покорно дослушали завершение панегирика Мари, под финиш одновременно произнесли «Браво!» приятно порозовевшей даме и с облегчением разошлись по своим спальням.
Итак, впервые под райским зонтиком счастливого Монтре я ночевал в гордом одиночестве. Очутившись в тихой спальне, включил ночник и, напялив пижаму, подошел к окну, отдернув легкую штору.
Читать бесплатно другие книги:
