ЭКСПО-58 Коу Джонатан
— И тогда мы предложили задействовать вас.
— Меня?
— Именно. Мы предложили вам пригласить мисс Хоскенс на ужин в чешском ресторане и рассказать ей историю строго по нашему сценарию.
— И чтобы мистер Черский это услышал.
— Будто Эмили Паркер влюблена в него.
Томас недоуменно посмотрел сначала на мистера Уэйна, потом на мистера Редфорда. До него, наконец, начинало доходить. Как до жирафа.
— Вы хотите сказать, что тот кабинет в ресторане… прослушивался?
— Ну, разумеется.
— И вы об этом знали?
— Конечно же.
— То есть вы прекрасно знали, что все, сказанное мною Аннеке…
— Да-да— все это было для ушей русских.
— Которые сразу же передали содержание беседы Черскому.
— Чего мы, собственно говоря, и добивались.
— Видите, как все просто, — сказал мистер Редфорд, разводя руками.
— Проще пареной репы, — пожал плечами мистер Уэйн.
— И все? И только из-за этого я вам понадобился?
Двое из ларца дружно кивнули. И тут на память Томасу пришла еще одна странная фраза, произнесенная Эмили, когда после концерта они гуляли в парке Оссенгем: «На этом можете считать свою миссию выполненной…»
Томас долго смотрел в окно поезда. Мимо проплывали пейзажи Бакингэмшира, одного из самых невзрачных графств королевства, но в свете полуденного осеннего солнца даже эти картинки казались милыми сердцу. Вот бы оказаться сейчас там, в этих полях, почувствовать под ногами влажную и упругую землю, вдыхать чистый прохладный воздух, а не сигаретный дым!.. И голова его прочистилась бы, и он обрел бы время и простор для мыслей, столь необходимые, чтобы обдумать услышанное.
— Так что, — прервал тишину мистер Редфорд, — мы по гроб жизни обязаны вам за вашу помощь, старина.
— Точно, без вас мы бы не справились.
— Поэтому мы и решили оказать вам эту маленькую услугу.
— Какую еще услугу? — Томас повернулся к собеседникам, подозрительно сощурившись.
Мистер Уэйн кашлянул:
— Согласитесь, что вы без труда получили свою новую работу.
— Просто приехали — и победили.
Томас ничего не ответил. Двое из ларца занервничали.
— Мы старались, правда, — сказал мистер Уэйн.
— Как дань благодарности, можно сказать, — прибавил мистер Редфорд.
— Понятно, — с сарказмом обронил Томас и снова уставился в окно. — И вы сделали это прямо-таки бескорыстно, от чистого сердца, и вам ничего не нужно взамен?
— Ну… — мистер Уэйн снова кашлянул. — Не совсем, чтобы…
— Такое время — за все приходится платить свою цену.
— Не бывает бесплатных угощений.
— Ну, так?.. — Томас с вызовом посмотрел на обоих. — Что вы от меня хотите?
— Не стоит так нервничать, прошу вас.
— Лезть в бутылку и все такое.
— Мы ведь разумные люди.
— И даже никакие не чудовища, даже если вам так кажется.
— Все очень просто. Эта компания, куда вы устроились, работает со многими странами, включая страны восточного блока. Польша там, Венгрия, Чехословакия. Время от времени будут поездки.
— Обмен торговыми делегациями и все такое.
— И что, скорее всего, вас будут посылать в подобные командировки.
— И в таких случаях…
— Мы будем просить вас оказывать нам небольшие услуги.
— Просто — как любезность с вашей стороны.
— Сущий пустяк для такого надежного человека, как вы.
— Видите ли, мистер Фолей, нам нравится ваш стиль работы.
— Да, как вы действуете.
— Мы знаем, что вам можно доверять.
— В нашем деле редко встретишь такого человека.
Томас злорадно улыбнулся и покачал головой:
— Вынужден огорчить вас, господа, но я не намерен более оказывать вам никаких услуг, даже самых пустячных. С меня хватит! Вы помогли мне устроиться на работу? Низкий вам поклон за это, но теперь прошу оставить меня в покое. У меня своя жизнь — у вас своя.
Допив виски, он поставил бокал и собрался было встать из-за стола:
— На этом все, господа.
Мистер Уэйн снова озадаченно кашлянул и потянулся к портфелю, стоявшему в ногах. Мистер Редфорд взял Томаса за рукав и произнес:
— Минуточку, старина. Куда вы так заспешили?
Томас был вынужден снова сесть. Внимание его было приковано к мистеру Уэйну — тот вытащил из портфеля дюжину черно-белых фотографий, но вместо того, чтобы положить их на стол, Уэйн разложил их веером в руке — как карты, «рубашками» наружу. Он жарко прижал их к себе, словно игрок в бридж, имеющий наготове хороший козырь.
— Мы, честно, не хотели, чтобы дело дошло до этого, Фолей, — сказал Уэйн.
— Но вы не оставляете нам выбора, — заключил мистер Редфорд.
— Потому что той ночью, пока мисс Паркер выполняла свой долг перед родиной, устраняя угрозу в виде мистера Черского…
— Вы были озабочены совсем другими вещами.
— Вы встретили мисс Хоскенс…
— И привезли ее в мотель «ЭКСПО».
— И в это же самое время — совершенно случайно — наш коллега мистер Уилкинс…
— Вы ведь помните Уилкинса?
— …наш коллега Уилкинс бродил по территории мотеля, и при нем был фотоаппарат.
— Такой вот он человек — сам себе велосипед.
— Гуляет, где ни попадя, как одинокий волк.
— Но фотографии у него получились отменные.
— Вы правы, Редфорд. Взгляните хотя бы вот на эту.
— Ого! У меня нет вопросов.
— Или вот эта.
Двое из ларца дружно хмыкнули.
— Ну, Фолей, вам не откажешь в изобретательности.
— Такой любовник — мечта любой женщины.
— Мне за вами точно не угнаться.
— Так можно и радикулит заработать.
— Ого, а это что такое?
— Где?
— Да вот.
Мистер Уэйн ткнул пальцем в фотографию, и мистер Редфорд придвинул свое лицо ближе, пытаясь что-то там разглядеть.
— А, так это палец Уилкинса. Загородил весь объектив.
— А, понятно.
Мистер Уэйн положил перевернутую стопку фото на стол и сказал:
— Думаю, вы и так получили общее представление. Просто беда, если все это увидит ваша жена. Боюсь, что брак ваш затрещит по швам.
— Мы не ханжи, поэтому не станем говорить, что нужно было думать, прежде чем пуститься во все тяжкие.
Мистер Уэйн убрал фотографии в портфель — все, кроме одной. Двое из ларца сидели перед Томасом, скрестив руки на груди, с наглыми улыбочками на лицах.
— Да, кстати, — мистер Редфорд подвинул к Томасу оставшуюся фотографию, не переворачивая ее. — Возможно, вы захотите оставить это на память.
Томас взял в руки фото. Аннеке была на ней одна. Уилкинс щелкнул ее в тот момент, когда он, Томас, отходил в ванную комнату. Это стало его последним шедевром, перед тем, как он не удержался и с грохотом скатился с крыши, насмерть перепугав Аннеке.
Но на фото она еще спала, спала обнаженной, спала спокойным и безмятежным сном, не ведая, как внешние обстоятельства оплетают ее паутиной лжи и предательства. Боже, как же она прекрасна! Просто сердце разрывается: пусть и невольно, но он втянул Аннеке во всю эту историю. Ужасней всего было еще и то, что он больше никогда ее не увидит. Та ночь удалялась прочь в туннель памяти, поедаемая ею, как химерой.
Что было, то прошло…
Томас сидел и смотрел на фото. Мистер Уэйн с мистером Редфордом, молча кивнув друг другу, тихо (и, даже можно сказать — проявив большую тактичность) вышли из-за стола и удалились.
Когда Томас очнулся, двоих из ларца словно и не было никогда.
Прошло много, очень много лет, а он все пытался понять, зачем и почему согласился на их условия? Почему позволил загнать себя в угол? Было бы гораздо честнее просто послать их ко всем чертям. И так уж было необходимо сохранять семью, заплатив столь высокую цену? В конце концов, самое большое мистическое превращение, произошедшее с ним после пребывания на ЭКСПО (со всеми его приключениями и злоключениями, когда он оказался втянут в очень опасную игру), состояло в том, что за какие-то несколько месяцев были бесповоротно оборваны все эмоциональные связи с Сильвией. Чем ближе подступала старость, тем отчетливей он понимал, что поступил жестоко — нет, не когда женился, а когда решил сохранить этот брак. Вот что было ужасно: своими собственными терзаниями он обрекал Сильвию на жизнь, преисполненную необъяснимой тревоги и маеты.
Холлахи-Холлахо
В воскресенье 19 октября 1958 года Всемирная Брюссельская выставка закончила свою работу. В пол-одиннадцатого вечера отгремел большой фейерверк, и в два часа ночи ворота закрылись для посетителей. С понедельника только имеющие специальные пропуска могли войти на территорию выставки. К плато Хейсель потянулось огромное количество грузовиков, самосвалов, тракторов и эвакуаторов. Начался долгий период разборки зданий. Их увозили в разные точки Бельгии, а также Европы, где они были заново смонтированы и превращены в школьные заведения, в дома для временного или постоянного проживания. Ресторан «Прага» тоже разобрали — вскоре он возродился в одноименном городе, на территории Летнего парка. А некоторое время спустя его переоборудовали под офисы. Впрочем, некоторые сооружения так и доживали свой век на плато Хейсель. Например, Атомиум. Еще долго он оставался открытым для экскурсий. Но время шло, Атомиум дряхлел, и никому не было до него дела.
В понедельник 20 октября 1958 года Томас подал заявление об уходе из Центрального управления информации.
В понедельник 1 декабря 1958 года он вступил в должность PR-менеджера компании «Фокас Индастриз Лимитед» в Солихалле, графство Уорикшир. Незадолго до этого всей семьей они переехали на Моньюмент Лейн в Лики Хилз, что на окраине Бирмингема.
В мае 1959 года Сильвия родила мальчика — его назвали Дейвидом Джеймсом Фолеем, в честь обоих дедушек.
30 июня 1960-го, менее чем через два года после закрытия ЭКСПО-58, бельгийская колония Конго стала независимой страной под названием Демократическая Республика Конго.
В понедельник 26 марта 1962 года на Таунволл-стрит, 41, в Дувре, графство Кент, на месте снесенного винного погребка отстроили новый паб под названием «Британия». Как писала газета «East Kent Mercury» от 23 марта 1962 года, это заведение было создано по образу и подобию «знаменитого одноименного паба, работавшего на Всемирной Брюссельской выставке четыре года назад». В оформлении были использованы оригинальные элементы декора, купленные на аукционе в Бирмингеме двумя годами ранее. Основную гордость новой «Британии» представляла модель аэроплана «Британия». Это был второй паб Объединенного Королевства, где можно было заказать горькое пиво одноименной марки, разработанное компанией «Уитбред» в 1958 году специально для ЭКСПО-58.
В 1963 году Томас посетил Братиславу в составе делегации «Фокас Индастриз». Это была его первая поездка в страны советского блока, и так продолжалось до начала семидесятых.
13 января 1967 года в газете «East Kent Mercury» появилась статья, рассказывающая, что дуврский паб «Британия» «стал одним из самых популярных питейных заведений в мире. Ежегодно его посещают тысячи иностранных туристов, желающих, кроме всего прочего, посмотреть на уникальную коллекцию морских гравюр и литографий, а также на модели кораблей».
В октябре 1970 года мистер Эдвард Перри, унаследовав бизнес от отца, стал новым лицензиатом «Британии», а через пять лет его сменил на этом поприще сын. В 1980-м «Дувр Экспресс» написал, что Таунволл-стрит, на которой расположена «Британия», «стала дорогой с двухсторонним движением, в шесть раз шире своей предшественницы».
В пятницу 4 мая 1979 года, впервые в истории Объединенного Королевства, премьер-министром стала женщина. Звали ее Маргарет Тэтчер.
Дочь Томаса и Сильвии Джил вышла замуж в 1983 году, в возрасте двадцати шести лет. От ее брака родились двое детей — Катарина (1984 г. р.) и Элизабет (1987 г. р.).
В четверг 9 ноября 1989 года правительство ГДР объявило, что отныне все ее граждане могут беспрепятственно посещать Западную Германию, равно как и западную часть Берлина. Толпы восточных немцев устремились к Берлинской стене, которая была разломана буквально в течение нескольких недель. Затем в ход была пущена техника, которая не оставила от стены ни следа.
В 1996 году в семье Дейвида Фолея и его супруги Дженнифер из Мельбурна родился первенец, их единственная дочь Эйми.
Все это время Атомиум оставался стоять все там же — на плато Хейсель в пригороде Брюсселя. Но, как гласили путеводители, «из-за плохой эксплуатации постройка практически пришла в упадок».
Во вторник 15 мая 2001 года в результате осложнений после инсульта, в возрасте 77 лет, скончалась Сильвия Фолей.
В пятницу 3 октября 2003 года в Дувре, в «Британии», состоялся банкет по случаю открытия в его стенах нового ресторана и семейного кафе. Владельцы «Британии» давно поменялись, и новая хозяйка объявила, что отныне сюда будут приходить родители с детьми, что создаст в данном заведении «атмосферу тепла и уюта».
В октябре 2004 года, после 46 лет своего существования, Атомиум впервые был закрыт на реставрационные работы, которые продолжались два года. Основная задача состояла в том, чтобы отремонтировать сферы-атомы, заменив обшивку из потускневшего алюминия на листы из нержавеющей стали. Атомиум и прилегающая к нему территория были вновь открыты для гостей 18 февраля 2006 года. Появились и новшества: выставочные залы, новый ресторан и гостиница для школьных экскурсий, выполненная в традиционном футуристическом стиле.
17 ноября 2005 года владелица «Британии» в Дувре объявила о своем намерении открыть, начиная с Нового года и на постоянной основе, ночной стрип-бар, с танцами вокруг шеста и прочим. Хозяйка гарантировала, что программы ни в коем случае не будут вульгарными! И, специально для прессы, добавила: «Возможно, кому-то из жителей Дувра танцы такого экзотического свойства придутся не по душе. Но — проснитесь, господа! Такие клубы уже существуют по всей Европе». Также, чтобы сразу отмести обвинения в сексизме, она уточнила, что работать у нее будут как стриптизеры, так и стриптизерши. «Дувр Экспресс» опросил ряд постоянных посетителей «Британии», что они думают по этому поводу. Оказалось, что большинство из них совершенно не против. Впрочем, какой-то 53-летний житель сказал, что это признак деградации, прибавив: «Вам тут не Таиланд! Да, а ведь когда-то Дувр был приличным городом».
Весной 2006 года, по настоянию Джил, Томас переехал в пристройку ее дома, что в Оксфордшире.
В воскресенье 8 октября 2006 года, в своем доме, в полном одиночестве, скончалась младшая сестра Сильвии Розамонда. Ей было семьдесят три. Вскрытие указало, что причиной смерти был сердечный приступ.
В четверг 30 ноября 2006 года дуврская «Британия» была переоборудована в круглосуточный ресторан.
А в 2008 году весь Брюссель отмечал пятидесятилетие ЭКСПО-58. Было проведено множество торжественных мероприятий, в том числе — банкет в Атомиуме, на который пригласили 275 граждан Бельгии, родившихся в период между 17 апреля и 19 октября 1958 года. Также была выпущена серия юбилейных марок, а в «Павильоне Временного Счастья», отстроенном специально по торжественному случаю, был проведен ряд памятных выставок с показом документальных фильмов про ЭКСПО-58.
В 2008 году «Британию» окончательно закрыли. Здание было куплено городским советом и простояло не у дел три года. В апреле 2011-го «Британию» снесли с лица земли.
В среду 4 ноября 2009 года 84-летний Томас Фолей проснулся ровно в шесть тридцать утра по радиобудильнику, настроенному на программу четвертого канала «Сегодня». Он резко сел в кровати, точно зная, что ему предстоит особенный день, но в чем именно эта «особенность» заключалась, он вспомнил не сразу.
Ах, да — сегодня он отправится в Лондон: от станции Пэддингтон Томас доедет на электричке до Кингс-Кросс, а там уж сядет на поезд «Евростар» с конечной остановкой в Брюсселе! Он будет на месте где-то после полудня. Потом он оставит кое-какие вещи в забронированном номере в отеле «Марриотт» на Огюст Орстрат и сразу же отправится на центральный вокзал. Купит билет до остановки Антверпен-Берхем, а оттуда уже придется брать такси. В пригороде городка Контих, в одном из ресторанчиков у него была назначена встреча.
Одним словом, Томасу предстоял насыщенный день. Но это даже и хорошо! Потому что в последнее время он редко выходит из дому.
Джил довезла его до станции, и они вдвоем ждали на платформе электричку.
— Пап, обещай там поаккуратней, — попросила Джил. — Не очень хорошо путешествовать в таком возрасте одному.
— Я что, похож на инвалида?
Но Джил оказалась права. Погода в Брюсселе была сырой и туманной. Пока Томас добирался от гостиницы до центрального вокзала вдоль Анфан Изабельстрат, он все-таки навернулся. Правда, лишь немного ободрал локоть, не более того. Две молодые туристки из Америки подскочили к нему и помогли подняться. Но все же — это был звоночек! Томас и впрямь становился старым, слишком старым, чтобы путешествовать без посторонней помощи.
Почему, кстати, она выбрала Антверпен, или, если точнее, его малосимпатичный пригород? Ведь она по-прежнему жила в Лондерзееле, он точно это знал. Поэтому — не проще ли было встретиться в Атомиуме? Во-первых, обоим ближе добираться, а во-вторых, это было более подходящее место для сентиментальной встречи. Томас не видел, каким стал Атомиум после реставрации, и завтра утром, перед возвращением в Лондон, намеревался специально сходить туда.
И почему она выбрала китайский ресторанчик? Стоило же ехать в Бельгию, чтобы есть китайские блюда!..
В полшестого уже начинало темнеть. Томас поймал такси. Они уже ехали по Конинген Астридлан, в плотном потоке машин, и он думал, что для ужина, конечно, рановато, но раз уж она так решила… Стала упрямой на старости лет, к тому же наверняка старалась не есть поздно. Правда, меньше всего Томасу хотелось сейчас чего-то вроде китайской лапшы с курицей.
Кажется, таксист заблудился. Сверяясь с навигатором, он уже сделал три круга по одной и той же дороге. Томас дрожал от холода на заднем сиденье, протирая запотевшее окно, вглядываясь в темно-синие сумерки, перемежающиеся янтарными ореолами фонарей. Туман все сгущался. Наконец таксист не выдержал и, разразившись длинным монологом, состоявшим исключительно из фламандских ругательств, резко крутанул руль влево и съехал с заколдованной дороги, очутившись на площадке перед большим зданием, возле которого были припаркованы несколько автомобилей. Тут он тормознул и остановил машину. Томас вышел, выложив 35 евро, с большим запасом сверху — как благодарность за то, что его пришлось везти в это богом забытое место.
Когда такси уехало, Томас нерешительно замер, разглядывая внушительных размеров деревянную постройку с вывеской «Пекин Вок».[58] Может, стоит зайти внутрь и подождать ее там? Томас приехал немного раньше, так что есть время заказать бокал вина, чтобы справиться с нахлынувшими эмоциями…
Но все решилось само собой. Одна из припаркованных машин замигала ему фарами. На какое-то мгновение Томасу стало не по себе, и он мысленно перенесся в тот летний вечер, пятьдесят лет тому назад, на полутемную улицу возле парка Иосафата, когда этот идиот Уилкинс тащил его куда-то, а потом им замигал фарами зеленый «Фольксваген»-«жук» — маленькая, дурацкая, тесная машина…
Томас замер, пригвожденный к месту, не в силах избавиться от нахлынувшего дежавю. Но из машины вышла женщина. Хлопнув дверцей, она направилась прямо в сторону Томаса. Ее было невозможно не узнать — за эти долгие годы она почти не изменилась.
Клара…
Троекратно поцеловав друг друга в щеку (таков бельгийский обычай), они обнялись, как два медвежонка, потому что оба были в толстых пушистых пальто. Хотя, надо признать, Клара была более эмоциональна. Наконец, высвободив Томаса из объятий, она указала на деревянное здание, которое хоть и находилось всего в двадцати ярдах от них, но уже едва различалось в тумане.
— Ну, что скажете?
А что тут говорить? Определенно, для Клары этот дом был каким-то очень памятным местом.
— Вы что, не узнаете? Вы тут уже бывали однажды.
— В самом деле?
— Конечно, — Клара взглянула на Томаса той самой улыбкой из прошлого — выжидательной улыбкой девушки, которой не везет в любви.
— Ну же, посмотрите внимательно, — продолжила Клара. — Вам не кажется, что в этом заведении есть что-то баварское?
И тут Томаса осенило. Он сразу увидел и низкий скат крыши, и длинную, тянущуюся по всему верху узкую террасу. Несмотря на огромную вывеску WOK, выполненную в ориенталистском стиле, сам дом имел характер добродушного крепыша из какой-нибудь немецкой провинции.
— Черт, неужели «Обербайерн»?
— Ну конечно! — глаза Клары радостно заблестели: сюрприз удался. — После ЭКСПО здание перевезли сюда. Его назначение много раз менялось. Сегодня здесь — китайский ресторанчик. Пойдемте?
В зале царил полусумрак, интерьер ничем не напоминал ту самую баварскую пивную, где пятьдесят один год тому назад Клара, Тони, Аннеке и Томас сидели рядом с другими посетителями за длинным столом на козлах и распивали немецкое пиво из огромных кружек, под бесконечные тосты за «мир вашему дому», под громыхание оркестра, игравшего баварские застольные песни. Теперь столики были на четверых, дизайн помещения отличался аскетичностью, с преобладанием прямых углов, низкими потолками и большим количеством горшечных растений, расставленных по полкам и в нишах, со стойкой для самообслуживания, тянущейся вдоль одной из стен. Томас и Клара выбрали столик поближе к этой стене, сняли пальто и уселись поудобнее.
— Как же я рад видеть вас, — сказал, наконец, Томас.
— Я тоже.
Несколько месяцев назад Клара просто нашла Томаса по Интернету и написала ему письмо на электронную почту. Почему она решила связаться с ним? Мотив был прост, и в своем простодушии Клара его не скрывала. Она интересовалась Тони Баттрессом. Томас сразу же ответил Кларе. Он написал, что после выставки они особо не общались — просто обменивались рождественскими открытками. И так продолжалось до 1998 года. А потом пришла открытка, подписанная женой Тони. Она рассказала, что тот умер по осени, от рака легких. Сгорел буквально за несколько месяцев. «Как грустно узнать об этом, — писала Клара. — У меня ведь тоже в прошлом году муж умер. Не скрою: я надеялась, что ваш друг жив или, может, овдовел. У меня был хороший муж, но я так и не смогла забыть Тони. Мне было бы в радость провести с ним остатки своих дней».
Клара даже словом не обмолвилась об Аннеке, поэтому Томас не выдержал и спросил сам.
«Увы, Аннеке умерла пять лет назад. Мне есть что вам рассказать, но лучше — при личной встрече. Вы, кстати, в Бельгию не собираетесь? Сейчас это просто — сел на поезд и приехал…»
Эта недосказанность и выманила Томаса из дому. Он хотел больше узнать про Аннеке. Но Клара, похоже, не спешила с этим и предпочитала говорить на другие темы. Конечно же, Томас был рад встрече, был рад поделиться общими воспоминаниями. Кларе едва перевалило за семьдесят, но возраст почти не сказался на ней. Ведь когда ей было двадцать, она не казалась молодушкой, было в ее внешности такое забавное свойство. То, что казалось тогда минусом, сейчас пошло в плюс. У Клары была стильная короткая прическа, и рыжие волосы ее молодили. Она по-прежнему оставалась крепышкой, и кожа ее не казалась дряблой, а несколько морщинок вокруг озорных карих глаз ничуть не портили ее миловидности. Томас почувствовал вдруг расположение к этой женщине — ему было приятно и комфортно общаться с нею. Что уж там говорить: тогда, в 1958 году, все было по-другому…
— Понимаете, в тот вечер, когда мы пришли сюда, — Клара обвела рукой помещение, — для меня это было очень важно. Никто из вас и не догадывался почему, да я никому и не объясняла. Но вы не представляете, каково пришлось нашей семье после войны! Мы тогда жили в Лонтцене, это восточные кантоны Бельгии. У этой части страны — трудная история. До самого конца Первой мировой мы относились к Германии. Потом — к Бельгии. А в тысяча девятьсот сороковом немцы опять забрали нас себе. Это раскалывало людей, потому что одни чувствовали себя немцами, а другие — бельгийцами. И после Второй мировой многих жителей восточных кантонов обвиняли в сотрудничестве с нацистами. Но таких было совсем немного. Видите, что они с нами сделали — заставили стыдиться собственного языка и собственной культуры! Наблюдалась некоторая тенденция, чтобы нас, так сказать, разгерманизировать. А потом мы переехали в Лондерзеель и стало еще тяжелее. Это же Фландрия, и многие нас просто ненавидели, всегда давая понять, кто мы такие. Поэтому, когда мы пришли тогда в «Обербайерн»… Столько людей из совершенно разных стран — и им было здорово вместе! Они распевали немецкие песни, ели германские блюда… И я подумала тогда, что всему этому кошмару пришел конец и никто не воспринимает меня тут как чужую. Тот вечер был одним из самых счастливых в моей жизни…
Пока Клара рассказывала, оба они успели опустошить свои тарелки с изрядными порциями. В бутылке оставалось совсем немного рислинга, и Томас разлил его по бокалам.
— А помните, как вы приехали на велосипедах? Помните эту реку близ Левена? — спросил Томас.
Клара рассмеялась:
— Еще бы. Нас было трое — я, Аннеке и Федерико.
— Точно, Федерико, а то я совершенно забыл его имя. Интересно, как сложилась его жизнь.
— Ну, разумеется, Аннеке вышла за него!
Странное дело, но эта новость больно резанула Томаса. Сердце вдруг тоскливо сжалось. Эта тоска давно проросла в нем, как раковая опухоль, просто сейчас она вдруг начала давить с удвоенной силой.
— Вышла замуж, говорите? Она вам сама об этом сказала?
— Конечно. Они обручились еще до окончания выставки. А через несколько месяцев Аннеке уехала вместе с Федерико в Болонью.
— Надо же, я и не знал, что она говорила по-итальянски.
— Нет, она не говорила по-итальянски, но очень быстро его выучила.
— И как они жили?
— У них родилось двое детей. Сначала девочка, Дельфина, а потом мальчик, но его имя я не помню. Кажется, долгое время Аннеке работала продавщицей в магазине. Очень уставала. Федерико был неплохим человеком, но больно уж ленивым. Все время ныл, отпрашивался с работы. А потом и вовсе уволился, причем в молодом возрасте. И увлекся этой итальянской игрой… забыла, как называется… Ну да — бочче. Он стал настоящим фанатом бочче и очень хорошо играл, бросал эти свои шары. У него сложился свой круг друзей, он много ездил на соревнования по всей стране. Аннеке же оставалась одна с детьми, да плюс еще работа в магазине. Но мы давно потеряли связь друг с другом — где-то в шестидесятых… Кстати, у меня есть фото тех времен, Аннеке мне прислала. Вот оно.
Клара протянула Томасу уже поблекшую от времени небольшую фотокарточку размером четыре на четыре дюйма. На фото была изображена Аннеке — она сидела возле стола, посадив на колени ребенка — очаровательную темноволосую девочку лет семи-восьми. Аккуратно держа фото за краешек, Томас вгляделся. Ведь у него дома тоже осталась карточка — только совсем другая, и Аннеке там тоже была другая. Ту, заветную карточку, Томас всегда хранил в запертом ящике стола и очень редко извлекал ее оттуда. Иногда проходили многие годы — и он снова доставал ее из ящика и смотрел на Аннеке. Но теперь он видел перед собой как будто другую женщину — счастливую мать и жену, и это было так странно.
— Если хотите, я могу сделать вам копию, — предложила Клара.
Томас кивнул и скрепя сердце вернул фотографию. Какое-то время он просто молчал, потому что говорить не хотелось. Наверное, Клара почувствовала его эмоции и тоже молчала. Наконец, с наигранной веселостью, она сказала:
— Да, а ведь там, на пикнике, была еще одна девушка. Эмили, американка, помните?
— Да, конечно.
— Ну, да что я спрашиваю — конечно, помните. И я помню, каково мне было находиться среди вас. Эмили с Аннеке — такие красавицы, и вас трое мужчин, все такие интересные. А на меня никто не обращал никакого внимания, — Клара говорила об этом легко и даже непринужденно. — Да я давно к этому привыкла. Ой, нет, вру, наверное! Конечно же, мне было обидно иметь такую внешность, ведь все мужчины помешаны на красотках…. — Клара замолчала и сделала глоток вина. — Да, так вы поддерживали какую-то связь с Эмили? Не знаете, как сложилась жизнь у нее?
— Нет, не знаю, — с неохотой ответил Томас. — Она просто исчезла, испарилась.
— Ну, оно и понятно. Столкнула людей судьба на полгода, а потом все разъехались, и точка.
После этого разговор стал затухать. Ушла радость от встречи. Было только начало восьмого, когда Клара взглянула на свои часы и сказала, что ей пора:
— Мне нужно вернуться до девяти. У нас что-то вроде клуба по интересам — собираемся, играем в бридж. Не бог весть что, но я стараюсь не пропускать. У нас там есть несколько мужчин… Со всеми просто дружеские отношения, но все же… А вдруг? Вдруг наступит завтра, и все поменяется.
Томас настоял на том, чтобы самому оплатить ужин. Потом они надели пальто и вышли во дворик, подсвеченный янтарным светом, сочащимся из окон. Томас поблагодарил Клару, что она вытащила его и заставила встряхнуться. Он был рад побывать в «Обербайерне», в этом призрачном доме. Тот счастливый, незабываемый день, когда они были молоды и устремлены в будущее, когда любое чудо казалось возможным, остался запечатлен здесь, словно бабочка в янтаре.
— Да, — вздохнула Клара. — Разве можно забыть ЭКСПО-58? Особенно тут, в Бельгии.
На прощание они снова обменялись троекратным поцелуем и снова обнялись, и Клара уже пошла в своей машине, как вдруг обернулась и сказала:
— Я и вправду давно потеряла связь с Аннеке. Но не так давно мне случилось свидеться с Федерико.
— Правда? И когда это было?
— Он приезжал в Брюссель в прошлом году — на пятидесятилетие выставки. Они собрали всех, кто там работал, со всех стран. Разве вам не присылали приглашение?
Томас покачал головой:
— Мое имя уже давно вычеркнуто из рассылки Центрального управлении информации.
— Понятно. Так вот — Федерико был там, и мы долго проговорили. И он сказал мне одну любопытную вещь… — Клара замолчала, хотя глаза ее смеялись и на губах играла такая хитрая интригующая улыбка, словно она заготовила для Томаса еще один сюрприз. — Дело в том, что их дочь Дельфина появилась на свет в мае, то есть — через год с момента открытия выставки. Федерико был несколько обескуражен этим. Больно как-то уж рано по срокам. Поэтому он всю жизнь так и считал, что отцом ребенка был кто-то другой…
Клара отвела взгляд и стала перестегивать пуговицы на пальто.
— Но Федерико — хороший, добрый человек, — продолжила Клара. — Он любил Дельфину, как родную дочь. Ей, кстати, сейчас где-то около пятидесяти. Ровесница вашему Дейвиду.
Клара вскинула глаза на Томаса, надеясь, что он скажет хоть что-то. Но Томас молчал. Клара ждала, а Томас молчал. Наконец, она просто сказала:
— Ну, тогда я пришлю вам копию фотокарточки.
— Спасибо, — сказал, наконец, Томас, чувствуя, как у него пересохло в горле. — Для меня это важно.
— Если еще раз соберетесь в Бельгию, — бодро проговорила Клара, — приезжайте летом. Отправимся в Вийгмаал, устроим пикник.
— Да, было бы здорово, — согласился Томас.
— Вас подвезти?
— Нет, благодарю. Я хочу немного прогуляться.
Клара понимающе кивнула и пошла к своей машине, тихо напевая под нос незамысловатую песенку, которую в последний раз Томас слышал пятьдесят лет тому назад:
- Событья я не тороплю
- — Холлахи-холлахо
- — Кого хочу, того люблю
- — Холлахи ахо!
Клара села в машину, завела мотор и включила фары. Это был гибридный автомобиль, поэтому двигатель работал почти беззвучно. Клара опустила окно, улыбнулась и помахала ему на прощанье. Когда она выруливала на дорогу, до Томаса снова донеслись слова той ритмичной песенки:
- Событья я не тороплю
- — Холлахи-холлахо
- — Кого хочу, того люблю
- — Холлахи ахо!
Правда, на этот раз Томас не был уверен, что пела именно Клара. То ли эта мелодия висела в морозном звенящем воздухе, то ли то был голос далекой памяти, певший в его голове. То ли реальность, то ли почудилось, а может, просто — припомнилось. Порою, когда доживешь до таких лет, уже трудно отличить одно от другого.
Благодарности
Мои главные слова благодарности обращены к Энн Рутвельд, работающей на первом канале Бельгийского радио. Именно она предложила мне в 2010 году провести интервью возле Атомиума. Это грандиозное сооружение разбудило и мою фантазию, и мой огромный интерес к самой истории выставки ЭКСПО-58.
Когда я взялся за дело, Лукас Ванклустер неизменно отвечал на все мои вопросы и помогал мне отыскивать нужный материал. Спасибо Аннелис Бек за ее мудрые советы и за помощь в переводе первоисточников с фламандского языка. Когда книга была закончена, Лукас и Аннелис внимательно ее прочитали, обращая внимания на детали, связанные с фоновыми знаниями. Своими комментариями и правками они оказали мне неоценимую помощь.
Как уже бывало со мною при написании предыдущих книг, хорошие люди помогли мне погрузиться в материал и нужную атмосферу. Несколько раз я приезжал и жил на Вилле Хеллебош во Фландрии. Это дом творчества, финансируемый правительством Фландрии и курируемый из Брюсселя Хетом Бешрийфом.
Хочу лично поблагодарить Александру Кол и Пауля Бюкенгута, а также Илке Фройен и Зигрид Буссе.
Огромное спасибо моим соседям по дому творчества — Иде Хаттемер-Хиггинс, Джоржио Васте, Сашет Станишич, Офейгуру Сигурдсону, Корине Лярошель и Риа Жермен Денкенс.