Загадка Эндхауза Кристи Агата
— Вы думаете о Мегги? Но, мосье Пуаро, ее ведь не вернуть. А если вы предадите все это огласке, то лишь заставите безмерно страдать Фредерику, а она этого не заслужила.
— Вы говорите, она этого не заслужила?
— Ох, ну конечно! Я же вам с самого начала говорила, что ее муж мерзавец. Сегодня вы убедились, каков он. Но он ведь умер. Так и кончим на этом. Пусть полицейские ищут убийцу Мегги. Они его не найдут, и дело с концом.
— Итак, замять эту историю. Я верно понял вас, мадемуазель?
— О да, пожалуйста! Ну согласитесь, пожалуйста, ради Бога, согласитесь, милый мосье Пуаро.
Пуаро медленно обвел нас глазами.
— Ну, что вы все скажете?
— Согласен, — сказал я твердо, встретив его взгляд.
— Я тоже, — проговорил Лазарус.
— Лучше и не придумаешь, — одобрил Челленджер.
— Забудем все, что здесь сегодня было, — это весьма решительное заявление исходило от Крофта.
— Еще бы! Вам только этого и надо, — с усмешкой заметил Джепп.
— Не гневайтесь на меня, милочка, — процедила Мильдред, обращаясь к Ник.
Та бросила на нее презрительный взгляд.
— Эллен?
— Мы с Уильямом словечка никому не скажем, сэр. Лишнее болтать — только делу вредить.
— А вы, мосье Вайз?
— Такую историю замять невозможно, — сказал Чарлз Вайз — Все эти факты следует сообщить в надлежащую инстанцию.
— Чарлз! — выкрикнула Ник.
— Мне очень жаль, дорогая. Но я смотрю на это дело с точки зрения закона.
Пуаро вдруг рассмеялся.
— Итак, семеро против одного. Наш славный Джепп соблюдает нейтралитет.
— Я в отпуске, — заявил Джепп с ухмылкой — Я не в счет.
— Семеро против одного. Один только мосье Вайз становится… на сторону закона и порядка! А знаете, мосье Вайз, вы человек с характером!
Вайз пожал плечами.
— Ситуация предельно ясная. Это единственный путь.
— О да, вы честный человек. Eh bien, я примыкаю к меньшинству. Я тоже за правду.
— Мосье Пуаро! — воскликнула Ник.
— Мадемуазель, вы сами втянули меня в это дело. Я занимаюсь им по вашему желанию. Теперь уже вы не заставите меня молчать.
Он угрожающе поднял указательный палец — хорошо знакомый мне жест.
— Садитесь все, я расскажу вам правду.
Повинуясь его властному тону, мы молча сели, выжидательно взирая на него.
— Ecoutes! Вот у меня здесь список — список лиц, как-либо связанных с преступлением. Я обозначил их буквами — последняя буква «К». Эта буква символизировала некое неизвестное нам лицо. «К» — это незнакомец, причастный к преступлению через одного из известных нам лиц. До нынешнего вечера я не знал, кто такой «К», но был уверен, что он существует. События этого вечера доказали мою правоту.
Однако вчера я вдруг понял, что допустил серьезную ошибку. Я сделал одно упущение. И я добавил новую букву к списку. Букву «Л».
— Еще один неизвестный? — не без иронии спросил Вайз.
— Не совсем так. Буквой «К» я обозначил неизвестную нам особу. Если бы появился еще один незнакомец, он просто стал бы вторым «К». Иное дело «Л». «Л» — это человек, который с самого начала должен был попасть в мой список, но не попал туда по недосмотру.
Он наклонился к Фредерике.
— Вы можете не беспокоиться, мадам. Ваш муж не повинен в преступлении. Мадемуазель Мегги была убита «Л».
Пуаро кивнул Джеппу. Тот выступил вперед и заговорил таким тоном, каким, наверно, некогда давал показания в суде.
— Действуя согласно полученной информации, я в начале вечера занял указанный мне пост, для чего тайно проник в дом при содействии мосье Пуаро. Я спрятался за портьерой в гостиной. Когда все собрались в этой комнате, в гостиную вошла некая молодая дама и включила свет. Она направилась к камину и открыла маленькую нишу, находившуюся за панельной обшивкой, которая, как выяснилось, приводилась в движение посредством пружины. Из этой ниши она извлекла револьвер и, держа его в руке, вышла из комнаты. Я последовал за ней и, слегка приоткрыв дверь, наблюдал за ее дальнейшими действиями. В прихожей находились пальто и накидки, оставленные только что пришедшими гостями. Молодая дама тщательно вытерла револьвер платком и опустила его в карман серой накидки, являющейся собственностью миссис Райс…
— Ложь! Все до последнего слова ложь.
Это кричала Ник.
Пуаро указал на нее рукой.
— Voila! — сказал он. — Вот кто был «Л»! Это мадемуазель Ник застрелила свою кузину Мегги Бакли.
— Вы что, с ума сошли? — крикнула Ник. — Зачем мне было убивать Мегги?
— Чтобы унаследовать деньги, оставленные ей Майклом Сетоном! Ее тоже звали Магдала Бакли, и с ней-то он и был помолвлен, а не с вами.
— Вы… вы…
Ее всю трясло, она была не в силах говорить. Пуаро повернулся к Джеппу.
— Вы позвонили в полицию?
— Да, полицейские уже ждут в прихожей. У них есть ордер на арест.
— Да вы тут все сошли с ума! — высокомерно воскликнула Ник.
Она кинулась к Фредерике.
— Фреди, дай мне свои часы… на память, ладно?
Фредерика медленно отстегнула часики и отдала их Ник.
— Спасибо. Ну, а теперь… пожалуй, пора кончать с этой нелепейшей комедией.
— Замысел которой принадлежит вам и постановка также осуществлена вами. Только вам не следовало приглашать на главную роль Эркюля Пуаро. Это была ваша ошибка, мадемуазель, весьма серьезная ошибка.
Глава 22
И последняя
— Вы ждете объяснений?
До чего же мне были знакомы и эта удовлетворенная улыбка, и напускное смирение.
Мы перешли в гостиную. Теперь нас было меньше. Слуги тактично удалились, а Крофтов попросили проследовать в полицию. Остались Фредерика, Лазарус, Челленджер, Вайз и я.
— Eh bien, — начал Пуаро. — Признаюсь, я был одурачен, целиком и полностью одурачен. Как метко говорит ваша пословица, малютка Ник вертела мною как хотела. Ах, мадам, как правы были вы, когда сказали, что ваша подруга умная маленькая лгунья! Ах, как вы были правы!
— Ник всегда лгала, — сдержанно отозвалась Фредерика. — Поэтому я и не верила рассказам о ее чудесных спасениях.
— А я… я — слабоумный! — ей поверил!
— А разве в самом деле ничего такого не было? — спросил я. Должен сознаться, что в голове у меня царил полный сумбур.
— Все ее «случаи» были подстроены — умнейший ход! — чтобы создать нужное впечатление.
— Какое же?
— Что ее жизнь в опасности. Но я забегаю вперед. А всю эту историю, воссозданную мною постепенно и по кусочкам, лучше рассказывать сначала. Итак, живет на свете девушка, по имени Ник Бакли, молодая и красивая, не слишком щепетильная и одержимая фанатической привязанностью к своему дому.
Вайз кивнул.
— Я же вам говорил.
— И были правы. Мадемуазель Ник любила Эндхауз. Но у нее не было денег. Дом заложен. Ей нужны деньги, ей до зарезу нужны деньги, и она никак не может их достать. В Ле Туке она знакомится с молодым Сетоном, и он увлекается ею. Она знает, что он почти наверняка унаследует имущество своего дяди, а дядюшка — миллионер. «Ну — думает она, — взошла моя звезда». Но его увлечение не серьезно. Ему с ней весело, и только. Они встречаются в Скарборо, он катает ее в своем самолете, вдруг… все рушится. Он знакомится с Мегги и влюбляется в нее с первого взгляда.
Мадемуазель Ник потрясена. Ей предпочли — и кого? — кузину Мегги, которую она даже хорошенькой не считала! Но молодой Сетон смотрит на Мегги совсем другими глазами. Для него она единственная на свете. Происходит тайная помолвка. О ней знает, должен знать, только один человек. И этот человек — мадемуазель Ник. Бедняжка Мегги счастлива, что хоть кому-то может открыться. Она, конечно же, читает кузине отрывки из писем жениха. Таким образом мадемуазель узнает о завещании. Это пока что проходит мимо ее внимания. Но застревает в памяти.
И вдруг скоропостижно умирает сэр Мэтью Сетон, и сразу же вслед за тем возникают слухи об исчезновении Майкла Сетона. И в голове нашей молодой леди созревает чудовищный план. Сетону неизвестно, что ее тоже зовут Магдала. Он знает ее только как Ник. Можно не сомневаться, что завещание его предельно неофициально — там названо имя, и все. Но ведь в глазах света Сетон ее приятель! Его имя связывают именно с ней. И если она объявит, что они были помолвлены, это ни в ком не вызовет удивления. Но для того, чтобы ей это удалось, необходимо устранить Мегги.
Бремени у нее в обрез. Она уславливается с Мегги, что та погостит у нее несколько дней. Затем устраивает свои «несчастные случаи». Перерезает шнур от картины. Приводит в негодность тормоза. Что касается валуна, то он, возможно, свалился сам по себе, а она лишь добавила от себя, что находилась в это время на дорожке.
И тут… ей попадается в газете мое имя. Я же говорил вам, Гастингс, Эркюля Пуаро знают все. И у нее хватает наглости сделать меня своим сообщником. Она простреливает шляпку, и пуля падает у моих ног. Восхитительная комедия. И я клюю на эту наживку! Я верю, что ей грозит опасность! Воп. Таким образом она заручается поддержкой очень ценного свидетеля. Я играю ей на руку, предложив вызвать к себе подругу. Воспользовавшись этим, она телеграфирует Мегги, чтобы та приехала днем раньше.
Как ей легко осуществить свой план! Оставив нас за обеденным столом и узнав по радио, что смерть Сетона установлена, она начинает действовать. У нее достаточно времени, чтобы взять письма Сетона к Мегги, просмотреть их и отобрать те, что отвечают ее цели. Затем она прячет их в своей комнате. Ну, а позже она и Мегги оставляют нас любоваться фейерверком и идут в дом. Ник дает кузине свою шаль. Потом она тихонько подкрадывается к ней и стреляет, сразу же бросается в дом и прячет револьвер в тайнике, о котором, как она думает, никто не знает. Потом бежит на второй этаж и ждет там, пока не раздаются голоса. Тело найдено. Теперь ее выход.
Она бросается вниз и выбегает из дверей.
Ах, как она сыграла эту роль!
Неповторимо! Да, что и говорить, спектакль был хоть куда. Горничная Эллен сказала, что в Эндхаузе есть что-то зловещее. Я склонен с нею согласиться. Именно он вдохновил мадемуазель Ник.
— Но что же вышло с этими конфетами? — спросила Фредерика. — Я до сих пор не понимаю, как все это получилось.
— Конфеты были частью все того же плана. Ведь если после смерти Мегги не прекращаются попытки убить Ник, это со всей определенностью доказывает, что Мегги была убита по ошибке. Выждав нужное время, она звонит мадам Райс и просит принести ей коробку шоколада.
— Так это все-таки она звонила?
— В том-то и дело! Самое простое объяснение чаще всего и бывает самым верным! N'est-ce pas? Она немного изменила голос, и дело сделано, сомнение посеяно. Теперь, когда вас спросят, с кем вы говорили, вы уже не сможете ответить с полной уверенностью. Затем приходит коробка, и все опять же очень просто. Она начиняет три конфеты кокаином — кокаин она незаметно принесла с собой в больницу, — съедает одну конфету и заболевает… впрочем, не так уж сильно. Она отлично знает, сколько надо принять кокаина и как преувеличить симптомы отравления.
А тут еще карточка — моя карточка! О! Sapristi![157] Какая дерзость! Взять мою собственную карточку, ту самую, что я прислал с цветами. Просто, не так ли? Но поди угадай…
Мы помолчали, потом Фредерика спросила:
— Зачем она положила револьвер в карман моей накидки?
— Я так и думал, что вы об этом спросите, мадам. Скажите, вам никогда не приходило в голову, что с некоторых пор мадемуазель Ник чувствует к вам неприязнь? Вам не казалось иногда, что она, может быть, вас ненавидит?
— Трудно сказать, — в раздумье проговорила Фредерика. — В наших отношениях не было искренности. Когда-то она, правда, любила меня.
— А что, мосье Лазарус, вы сами понимаете, сейчас не время для ложной скромности, — между вами и мадемуазель Ник были какие-нибудь отношения?
— Да нет, — ответил Лазарус, качая головой. — Одно время я ею немного увлекался. Потом остыл, сам не знаю почему.
— Вот, вот, — проговорил Пуаро, глубокомысленно качая головой. — В этом была ее трагедия. Ею увлекались… и остывали. Вместо того чтобы влюбиться в нее еще сильней, вы полюбили ее подругу. И тогда она возненавидела мадам за то, что у нее есть опора — богатый поклонник. Зимой, когда она писала завещание, она хорошо относилась к подруге. Но позже все переменилось.
Теперь она вспомнила об этом завещании. Она ведь не знала, что Крофты его перехватили, что оно не дошло до места назначения. У мадам — во всяком случае, в глазах света — появилась причина желать ее смерти. Поэтому мадемуазель Ник и позвонила мадам, попросив ее купить шоколадные конфеты. Сегодня вечером здесь было бы оглашено завещание, где основной наследницей названа мадам… а чуть попозже в кармане у нее нашли бы револьвер, тот самый, из которого была убита Мегги Бакли. А если б его нашла сама мадам, она могла очернить себя, сделав попытку от него избавиться.
— Как она, должно быть, ненавидела меня! — прошептала Фредерика.
— Да, мадам. Вы обладали тем, что ей было не дано: даром завоевать, и сохранить любовь.
— Я, очевидно, глуп, — вмешался Челленджер, — но до меня все еще не доходит, что вышло с завещанием?
— Вот как? Ну что же, сейчас я объясню, хотя это уже совсем другая и, кстати, очень несложная история. Крофты скрываются от полиции. Мадемуазель Ник предстоит операция. У нее нет завещания. Крофты решают рискнуть. Они убеждают ее написать завещание и обещают отправить его по почте. Теперь, если с мадемуазель что-то случится… если она умрет… они заменят ее завещание мастерски сделанной фальшивкой, в которой будет сказано, что мадемуазель отказывает все свое имущество миссис Крофт, и будет ссылка на Австралию и на Филиппа Бакли, который, как известно Крофтам, бывал в этой стране.
Но операция проходит благополучно, и фальшивка оказывается бесполезной. Во всяком случае, на время. Затем начинаются покушения на жизнь мадемуазель. Крофты снова навостряют уши. Наконец я объявляю, что мадемуазель умерла. Соблазн слишком велик. Крофты немедля отсылают мистеру Вайзу поддельное завещание. К слову сказать, они, конечно, считали ее много богаче, чем она есть на самом деле. Им ведь не было известно, что дом заложен.
— Больше всего мне хотелось бы узнать, мосье Пуаро, — сказал Лазарус, — как вам удалось догадаться? Когда у вас появились первые подозрения?
— Увы, стыдно сказать. Поздно… слишком поздно. Правда, меня и раньше кое-что смущало. Кое-что вызывало сомнения. И прежде всего постоянные несоответствия между тем, что говорила мадемуазель Ник, и тем, что говорили остальные. К несчастью, я каждый раз верил ей.
Но наступила минута, когда я прозрел. Мадемуазель Ник допустила ошибку. Она переиграла. Когда я посоветовал ей пригласить к себе подругу, она обещала сделать это и скрыла от меня, что мадемуазель Мегги уже приглашена. Ей показалось, что так все будет выглядеть естественнее, но она ошиблась.
Дело в том, что сразу после приезда в Эндхауз Мегги Бакли написала домой письмо, а в письме этом была одна невинная фраза, которая меня озадачила. «…Не понимаю, зачем она прислала мне такую телеграмму. По-моему, ничего бы не случилось, если б я приехала во вторник».
Что значило это упоминание о вторнике? Оно могло значить только одно: Мегги и так, без всякой телеграммы, собралась приехать сюда во вторник. Но в таком случае мадемуазель Ник мне солгала или скрыла от меня правду.
Тут я впервые за все время посмотрел на нее с другой точки зрения. Я взглянул на все ее утверждения критически. Вместо того чтобы принять их на веру, я сказал себе: «А что, если каждый раз лгала именно мадемуазель Ник, а не другие?»
Я сказал себе: «Будем рассуждать проще. Посмотрим, что действительно случилось. Каковы бесспорные факты?» И увидел, что бесспорным является только один факт — убийство Мегги Бакли. И больше ничего! Но кто же мог желать смерти Мегги Бакли?
И тогда я подумал еще об одном: мне вспомнились досужие размышления Гастингса, в которые он пустился за несколько минут до этого. Он говорил, что от имени Маргарет есть много уменьшительных: Мегги, Марго и т. д. И у меня вдруг мелькнула мысль: интересно, а как же полное имя мадемуазель Мегги?
В следующую минуту я понял разом все! Предположим, что ее тоже зовут М а г д а л а. Это фамильное имя, так говорила мне мадемуазель Ник. Стало быть, существуют две Магд алы Бакли. Допустим…
Я перебрал в уме письма Майкла Сетона. Ну что ж, ничего невозможного. Там есть упоминание о Скарборо, — так ведь и Мегги была в Скарборо вместе с Ник. Об этом говорила ее мать.
Кроме того, становилось понятным одно обстоятельство, которое прежде смущало меня. Почему так мало писем? Если уж девушка хранит письма возлюбленного, она хранит их все. Почему она отобрала именно эти? Есть ли в них что-то особенное?
И я вспомнил, что в них ни разу не названо ее имя. Они начинаются по-разному, ко всегда с какого-нибудь ласкового обращения.
В них была и еще одна деталь, которую я должен был заметить сразу, так как она буквально лезла в глаза.
— Какая же?
— А вот какая. Двадцать седьмого февраля мадемуазель Ник делали операцию. Одно из писем Майкла Сетона датировано вторым марта, и там нет ни слова о том, что он встревожен ее болезнью, что он вообще чем-то встревожен. Мне давно следовало понять, что письма были адресованы совершенно другому лицу.
Тогда я просмотрел список своих вопросов. Но на этот раз я рассмотрел их совсем с другой точки зрения.
И за очень немногими исключениями ответы оказались ясными и убедительными. Я ответил и еще на один вопрос, который возник у меня раньше. Зачем мадемуазель Ник купила себе черное платье? Ответ на него мог быть только один — она хотела быть одетой так же, как кузина, дабы красная шаль окончательно довершила их сходство. Такое объяснение правдоподобно и убедительно, а всякое другое — нет. Ибо никакая девушка не станет покупать себе траур, не убедившись в смерти возлюбленного. Это противоестественно.
После этого я поставил собственный спектакль. И случилось то, на что я рассчитывал! Ник Бакли с невероятной горячностью отрицала существование тайника. Она заявила, что в доме его нет. Но если бы тайник существовал — а у Эллен, по-моему, не было никаких причин его выдумывать, — Ник обязательно должна была знать о нем. К тому же почему она так горячилась? Не потому ли, что спрятала в тайнике револьвер с намерением кому-нибудь его подбросить и таким образом обвинить этого человека?
Я дал ей понять, что подозрение падает на мадам. Именно это и отвечало ее расчетам. Как я предвидел, она не удержалась от искушения добавить к остальным еще одно, решающее доказательство. К тому же так было безопаснее и для нее самой. Ведь Эллен в любой момент могла найти тайник и спрятанный в нем револьвер.
Мы все собрались в столовой. Мадемуазель Ник в гостиной одна, ждет своего выхода. Ей кажется, что наступила минута, когда она без всякого риска может взять револьвер из тайника и положить его в карман накидки, принадлежащей мадам. Но на этот раз ока наконец просчиталась…
Фредерика вздрогнула.
— Нет, все-таки я не жалею, что дала ей часы, — сказала она.
— И правильно, мадам.
Она бросила на него быстрый взгляд.
— Вы и об этом знаете?
— А как же Эллен? — вмешался я. — Знала она о чем-нибудь или хотя бы догадывалась?
— Ни о чем. Мы с нею беседовали. Ока решила остаться в тот вечер дома, так как, по ее собственным словам, почувствовала что-то неладное. По-видимому, Ник слишком усердно уговаривала ее пойти поглядеть фейерверк. Эллен догадывалась о неприязни, которую Ник питала к мадам. Эллен сама говорила мне, что она «нутром чуяла недоброе». Правда, она думала, что несчастье случится с мадам. Уж кому-кому, а ей-то отлично был известен нрав ее хозяйки, этой «шалой девчонки», как она выразилась.
— Ну что ж, — тихо сказала Фредерика. — Пусть будет так. Шалая девчонка. Такой она для нас и останется… во всяком случае, для меня.
Пуаро взял ее руку и бережно поднес к губам.
Чарлз Вайз резко выпрямился на стуле.
— Неприятная, крайне неприятная история, — заметил он вполголоса. — Придется, наверное, позаботиться о защитнике.
— Мне кажется, в этом не будет необходимости, — тихо ответил Пуаро — Если, конечно, я не ошибся в своих предположениях.
Он неожиданно повернулся к Челленджеру.
— Ведь вы именно там прячете свой товар, в дамских часиках, верно?
— Я… я… — запинаясь, пробормотал моряк. Он совершенно растерялся.
— Только не старайтесь меня одурачить, разыгрывая рубаху-парня. Если вы провели Гастингса, то со мной это вам не удастся. Между прочим, это дело — я имею в виду торговлю наркотиками, — оно действительно оказалось прибыльным для вас и вашего дядюшки с Гарли стрит?
— Мосье Пуаро!
Челленджер встал.
Мой друг безмятежно взирал на него снизу вверх.
— Ведь вы и есть тот услужливый «приятель». Отрицайте это, если вам угодно. Но вот вам мой совет: если вы не хотите иметь дело с полицией, вам лучше исчезнуть.
И к моему глубочайшему изумлению, Челленджер так и сделал. Его как ветром сдуло. Разинув рот, я глядел ему вслед.
Пуаро рассмеялся.
— Я говорил вам, mon ami. Ваш инстинкт всегда вас подводит. C'est epatant![158]
— Так кокаин… его прятали в часах?.. — начал я.
— Конечно же. Поэтому-то мадемуазель Ник и удалось так легко пронести его в больницу. А так как свой запас она израсходовала на конфеты, то она попросила у мадам ее часики с нетронутой порцией.
— Вы хотите сказать, что она не может без него обойтись?
— Нет, нет, она не наркоманка. Так, иногда, забавы ради. Однако на этот раз у нее была другая цель. На этот раз доза будет вполне достаточной.
У меня перехватило дыхание.
— Неужели?..
— Да, для нее это лучший выход. Лучше уж это, чем веревка палача. Но тсс! Не надо говорить об этом при мосье Вайзе, ибо для него законность и порядок превыше всего. Формально я ничего не знаю. Я могу только догадываться, что там находится, в этих часиках.
— Ваши догадки всегда правильны, мосье Пуаро, — сказала Фредерика.
— Мне пора, — проговорил Чарлз Вайз и вышел. На лице его застыло выражение холодного неодобрения.
Пуаро взглянул на Фредерику, потом на Лазаруса.
— Значит, вы собираетесь пожениться, а?
— И как можно скорее.
— Поверьте мне, мосье Пуаро, — заговорила Фредерика, — я вовсе не такая кокаинистка, как вы считаете. Я уже свела свою порцию до крошечной дозы. А сейчас, когда меня ждет счастье, я смогу, наверное, и вовсе обойтись без часов.
— Надеюсь, что вы будете счастливы, мадам, — мягко сказал Пуаро. — Вам пришлось многое пережить. Но, несмотря ни на что, вы добры и отзывчивы.
— Я постараюсь, чтобы Фредерике было хорошо, — сказал Лазарус. — Дела у меня далеко не блестящи, ко я надеюсь выкарабкаться. А нет — Фредерика согласна и на бедность… вдвоем со мной.
Фредерика улыбнулась и кивнула головой.
— Однако уже поздно, — сказал Пуаро, взглянув на часы.
Мы встали.
— Странный вечер провели мы с вами в этом странном доме, — продолжал Пуаро. — Эллен была права, когда назвала его «недобрый дом».
Он посмотрел на портрет старого сэра Николаса. Потом вдруг взял Лазаруса за руку и отвел в сторону.
— Прошу прощения, — сказал он. — Из всех моих вопросов один все же остался без ответа. Скажите, почему вы предложили за картину пятьдесят фунтов? Я был бы очень рад это узнать, потому что, понимаете… приятно, когда выяснено все до конца.
Некоторое время Лазарус смотрел на моего друга, сохраняя бесстрастное выражение на лице. Потом улыбнулся.
— Видите ли, мосье Пуаро, — сказал он. — Я делец.
— Именно так.
— Картина стоит двадцать фунтов, и ни пенни больше. Я знал, что, если предложу Ник пятьдесят, она тут же заподозрит, что я даю ей слишком мало, и позовет оценщика. Тот, конечно, скажет, что я предложил намного больше, чем она стоит. В следующий раз, когда снова предложу ей продать мне какую-нибудь картину, она уже не станет меня проверять.
— Ну и?..
— Картина, которая висит на противоположной стене, стоит не меньше пяти тысяч фунтов, — сухо ответил Лазарус.
— О! — Пуаро с облегчением вздохнул. — Ну, теперь я знаю все, — сказал он радостно.
УБИЙСТВО ЛОРДА ЭДЖВЕРА
Lord Edgware Dies 1933 © Перевод А. Бураковской
Посвящается д-ру и миссис Кэмпбелл Томпсон
Глава 1
В театре
У людей короткая память. Сейчас уже кажется, что убийство Джорджа Альфреда Сент-Винсент Марша, четвертого барона Эджвера, столь ужаснувшее и взволновавшее общество, произошло давным-давно. Его сменили новые сенсации.
Имя моего друга Эркюля Пуаро никогда не упоминалось публично в связи с этим делом. Должен сказать, что такова была его воля. Он предпочел остаться в тени. Лавры пожинали другие, и это его вполне устраивало. Более того, сам Пуаро был почему-то совершенно убежден в том, что дело это раскрыл не он. Мой друг и сегодня утверждает, что на путь истинный его направила случайно услышанная им фраза, которую произнес на улице какой-то прохожий.
Тем не менее разгадкой тайны мы обязаны гению Эркюля Пуаро. Если бы не он, вряд ли истинный убийца был найден.
Именно поэтому я считаю, что пришла время черным по белому изложить все, что мне известно. Я досконально знаю все детали дела, а кроме того меня — не стану скрывать — просила рассказать о нем одна прелестная дама.
Я часто вспоминаю тот день, когда мы собрались в безупречно убранной гостиной Пуаро, и мой маленький друг, меряя шагами одну и ту же полоску на ковре, наповал сразил нас неопровержимыми доказательствами. Как и Пуаро, я начну свое повествование с театрального представления, которое видел в Лондоне в июне прошлого года.
Весь город был тогда без ума от Карлотты Адамс. Годом раньше она дала несколько выступлений, которые принесли ей огромный успех. Теперь же у нее был трехнедельный ангажемент, и мы присутствовали на предпоследнем выступлении.
Карлотта Адамс, уроженка Америки, обладала изумительным талантом разыгрывать смешные сценки, не пользуясь косметикой, не прибегая к помощи партнеров и без декораций. Она с одинаковой легкостью говорила на любом языке (или заставляла вас так думать). Скетч[159] «Вечер в заграничном отеле» был уморительным. На сцене один за другим появлялись американские туристы, немецкие туристы, английские семьи среднего достатка, дамы сомнительной репутации, обнищавшие русские аристократы, томные и учтивые официанты.
Грустные скетчи сменялись веселыми, и наоборот. На чешку, умирающую в больнице, невозможно было смотреть без комка в горле. Минутой позже вы до слез хохотали над тем, как зубной врач манипулирует над своей жертвой, дружески с ней беседуя.
Заканчивалась программа номером, который Карлотта Адамс назвала «Имитации».
В нем снова проявился ее недюжинный ум. Черты ее лица, совершенно лишенного косметики, как бы растворялись, и перед зрителями вдруг возникало лицо известного политика, или знаменитой актрисы, или светской красавицы. Каждый ее персонаж произносил небольшой монолог, и эти монологи были составлены чрезвычайно тонко. Они подчеркивали все слабости избранных ею людей.
Одной из последних она имитировала Сильвию Уилкинсон — талантливую молодую американскую актрису, хорошо известкую в Лондоне. Номер был продуман замечательно. Банальности, слетавшие с ее уст, наполнялись удивительно мощным чувством, и вам, помимо вашей воли, начинало казаться, что каждое сказанное ею слово обладает глубоким смыслом. Ее голос, изысканно смодулированный, с хрипловатой трещинкой, завораживал. Сдержанные жесты, исполненные непередаваемой значительности, фигура, как бы колеблемая невидимым ветром, и даже полное ощущение редкой физической красоты — как ей это удавалось, я понять не могу!
Я всегда был поклонником несравненной Сильвии Уилкинсон и восторгался ее драматическими ролями, а тем, кто считал, что она красавица, но не актриса, я возражал, что у нее прекрасные сценические способности.
Было немного жутковато слышать этот знакомый, с мрачными провалами голос, который так часто волновал меня, видеть, как медленно сжимаются и разжимаются пальцы ее руки, как разлетаются волосы, когда она откидывала назад голову — этим жестом она всегда заканчивала эмоционально насыщенную сцену.
Сильвия Уилкинсон была одной из тех актрис, которые, выходя замуж, оставляют сцену для того только, чтобы через несколько лет вернуться назад.
Тремя годами раньше она вышла замуж за богатого, но странного лорда Эджвера. По слухам, она оставила его вскоре после свадьбы. Как бы то ни было, через полтора года она уже снималась в Америке, а в этом сезоне появилась в Лондоне, в пьесе, имевшей большой успех.
Наблюдая за умно построенным, хотя и достаточно едким представлением Карлотты Адамс, я вдруг задумался над тем, как к нему относятся люди, которых она имитирует. Льстит ли им такого рода слава — и реклама? Или их раздражает демонстрация самого сокровенного, что у них есть, — профессиональных приемов? Ведь Карлотта Адамс ставила себя в положение фокусника, который говорит о трюках соперника: «Ну, это давно устарело. И делается очень просто. Хотите, покажу?»
Я решил, что если бы объектом такой пародии был я, то она не доставила бы мне никакого удовольствия. Конечно, я бы скрыл раздражение, но был бы очень недоволен. Надо обладать поистине безграничной широтой взглядов и неистощимым чувством юмора, чтобы веселиться, глядя на столь безжалостное разоблачение.
Едва я успел прийти к такому выводу, как изумительный, хрипловатый смех, звучащий со сцены, эхом отозвался позади меня.
Я резко повернулся. Прямо за мной, подавшись вперед, сидела леди Эджвер, больше известная как Сильвия Уилкинсон — предмет происходившего на сцене.
Мне сразу же стало ясно, что я ошибся в своих выводах. В ее глазах сияло выражение удовольствия и восторга, прелестные губы дрожали от смеха.
Когда «имитация» закончилась, она громко зааплодировала, повернувшись к своему спутнику, высокому и красивому, как греческий бог, чье лицо было мне знакомо больше по экрану, чем по сцене. Это был Брайан Мартин, самый популярный в то время киноактер, снимавшийся с Сильвией Уилкинсон в нескольких фильмах.
— По-моему, потрясающе! — сказала леди Эджвер.
Он рассмеялся.
— Сильвия, ты и впрямь в восторге.
— Но ведь она просто молодец! И намного лучше, чем я думала!
Шутливого ответа Брайана Мартина я не расслышал. Карлотта Адамс перешла к следующей имитации.
А то, что случилось позднее, я всегда буду считать очень интересным совпадением.
Читать бесплатно другие книги:
