Загадка Эндхауза Кристи Агата

Глава 15

Странное поведение Фредерики

В конце концов оказалось, что выдумка Пуаро насчет начальника полиции была не так уж далека от истины. Вскоре после ленча нас навестил полковник Уэстон.

Это был высокий, довольно приятной наружности мужчина с военной выправкой. Он с должным уважением относился к подвигам Пуаро, о которых был, по-видимому, порядочно наслышан.

— Какая редкая удача, что вы оказались с нами, мосье Пуаро, — уже в который раз повторял он.

Он боялся только одного — как бы не пришлось обратиться за помощью в Скотленд-Ярд. Ему во что бы то ни стало хотелось распутать тайну и задержать преступника без участия Ярда. Вот почему его так восхитило союзничество Пуаро.

Мой друг, по-видимому, был с ним совершенно откровенен.

— Дурацкое, запутанное дело, — говорил полковник. — В жизни не встречал ничего подобного. Надеюсь, что за девушку можно пока не опасаться. Но ведь не будете же вы всю жизнь держать ее в лечебнице!

— В том-то и дело, мосье полковник. Нам остается только один выход.

— Какой же?

— Захватить преступника.

— Если ваши предположения справедливы, это будет не так-то просто. Улики! Дьявольски трудно будет раздобыть улики.

Он помрачнел и задумался.

— Да, с этими случаями, которые нельзя расследовать обычными методами, всегда приходится возиться. Вот если бы нам удалось заполучить револьвер…

— Он, надо полагать, на дне морском. Конечно, если у преступника есть голова на плечах.

— Э! — произнес полковник Уэстон — Это случается не так уж часто. Каких только глупостей не вытворяют люди! Уму непостижимо. Я говорю не об убийствах, а об обычных уголовных делах. Такая дурость непроходимая, что просто диву даешься.

— Но надо полагать, они не все на одном уровне.

— Да… возможно. Если окажется, что это Вайз, нам под него не подкопаться. Он человек осторожный, дельный; юрист. Вайз себя не выдаст. Вот женщина — другое дело. Десять против одного, что она сделает еще попытку. У женщин нет терпения.

Он встал.

— С завтрашнего утра начнется следствие. Следователь будет работать вместе с нами и постарается все, что возможно, держать в тайне. Нам не нужна сейчас огласка.

Он направился к выходу, но что-то вспомнил и вернулся.

— Вот ведь голова! Забыл именно то, что интереснее всего для вас и о чем сам же хотел с вами посоветоваться.

Он снова сел, вытащил из кармана исписанный клочок бумаги и отдал его Пуаро.

— Мои полисмены нашли это, когда прочесывали участок неподалеку от того места, где все вы любовались фейерверком. По-моему, это единственное, что может хоть в чем-то нам помочь.

Пуаро расправил бумажку. Буквы были крупные и расползались в разные стороны:

«…сейчас же нужны деньги. Если не ты… что случится. Предупреждаю тебя».

Пуаро нахмурился. Он два раза перечитал написанное.

— Интересно, — сказал он. — Я могу это взять?

— Конечно. Здесь не осталось отпечатков пальцев. Я буду рад, если это вам как-то пригодится.

Полковник Уэстон снова встал.

— Мне, право же, пора. Так, значит, завтра следствие. Да, кстати, вас не включили в число свидетелей — только капитана Гастингса. Мы не хотим, чтобы газетчики пронюхали о том, что в этом деле участвуете вы.

— Понятно. Между прочим, что слышно о родственниках той несчастной девушки?

— Ее отец и мать сегодня приезжают из Йоркшира. Поезд прибудет около половины шестого. Бедняги! Я им сочувствую от всей души. Завтра они увезут тело.

Он покачал головой.

— Скверная история. Мне она не по душе, мосье Пуаро.

— Кому же она может быть по душе, мосье полковник? Вы правильно сказали, скверная история.

После его ухода Пуаро снова осмотрел клочок бумаги.

— Важная нить? — спросил я его.

Он пожал плечами.

— Как знать? Немного смахивает на шантаж. У одного из тех, кто вчера вечером был с нами, кто-то весьма бесцеремонно вымогает деньги. Не исключено, конечно, что это потерял кто-то из незнакомых.

Он принялся рассматривать записку в маленькую лупу.

— Вам не кажется, Гастингс, что вы уже где-то видели этот почерк?

— Он мне немного напоминает… ах! Ну, конечно, записку миссис Райс.

— Да, — с расстановкой вымолвил Пуаро — Сходство есть. Бесспорное сходство. Но я все же не думаю, что это почерк мадам Райс.

В дверь кто-то постучал.

— Войдите! — сказал Пуаро.

Это оказался капитан Челленджер.

— Я на минутку, — пояснил он. — Хотел узнать, насколько вы продвинулись вперед.

— Parbleu! — ответил Пуаро. — Сейчас мне кажется, что я заметно отодвинулся назад. Я как бы наступаю еn reculant[133].

— Скверно. Но вы, наверно, шутите, мосье Пуаро. Вас все так хвалят. Вы, говорят, ни разу в жизни не терпели поражения.

— Это неверно, — возразил Пуаро — Я потерпел жестокую неудачу в Бельгии в тысяча восемьсот девяносто третьем году. Помните, Гастингс? Я вам рассказывал. Дело с коробкой шоколада.

— Помню, — ответил я и улыбнулся.

Дело в том, что, рассказывая мне эту историю, Пуаро просил меня сказать: «коробка шоколада», если мне когда-нибудь почудится, что он заважничал. И до чего же он был уязвлен, когда уже через минуту после того, как он обратился ко мне с этой просьбой, я произнес магическое заклинание.

— Ну, знаете ли, — отозвался Челленджер. — Такие давние дела не в счет. Вы намерены докопться до самой сути, верно?

— Во что бы то ни стало. Слово Эркюля Пуаро. Я та ищейка, что не бросает следа.

— Прекрасно. И что-то уже вырисовывается?

— Я подозреваю двоих.

— Мне, очевидно, не следует спрашивать, кто они?

— Я все равно вам не скажу! Вы сами понимаете, я ведь могу ошибаться.

— Мое алиби, надеюсь, не вызывает сомнения? — спросил Челленджер; в глазах у него зажегся смешливый огонек.

Пуаро снисходительно улыбнулся загорелому моряку.

— Вы выехали из Девонпорта около половины девятого. Сюда прибыли в пять минут одиннадцатого, то есть через двадцать минут после убийства. Однако от Сент Лу до Девонпорта всего тридцать миль с небольшим, дорога хорошая, и у вас обычно уходило на этот путь не больше часа. Как видите, ваше алиби вообще никуда не годится.

— Так я же…

— Поймите, я проверяю все. Как я уже сказал, ваше алиби не годится. Но алиби — это еще не все. Мне кажется, что вы не прочь жениться на мадемуазель Ник?

Моряк покраснел.

— Я всегда хотел на ней жениться, — сказал он хрипло.

— Совершенно верно. Eh bien[134] — мадемуазель Ник была помолвлена с другим человеком. Возможно, для вас это достаточное основание, чтобы отправить его на тот свет. Но в этом уже кет необходимости — он умер как герой.

— Так это правда, что Ник была помолвлена с Майклом Сетоном? Сегодня утром по городу прошел такой слушок.

— Да. Удивительно, как быстро распространяются всякие вести. Значит, вы прежде ничего такого не подозревали?

— Я знал, что Ник с кем-то помолвлена — она сказала мне об этом два дня назад. Но я не мог догадаться, кто он.

— Майкл Сетон. Entre nous[135], если не ошибаюсь, он оставил ей весьма круглое состояние. О! Это, разумеется, вовсе не причина для того, чтобы лишать ее жизни — во всяком случае, с вашей точки зрения. Сейчас она оплакивает возлюбленного, но ведь не век же ей плакать. Она молода. И мне кажется, мосье, что вы ей очень симпатичны.

Челленджер заговорил не сразу.

— Если бы это случилось… — прошептал он.

Раздался негромкий стук в дверь. Это была Фредерика Райс.

— А я ищу вас, — обратилась она к Челленджеру. — И мне сказали, что вы здесь. Я хотела узнать, не получили ли вы мои часы.

— Ох, ну конечно, я заходил за ними нынче утром.

Он вынул из кармана часики и отдал ей. Они были довольно необычной формы круглые, словно шар, на простой ленточке из черного муара. Я вспомнил, что на руке у Ник видел какие-то очень похожие.

— Надеюсь, что теперь они будут идти лучше.

— Они мне надоели. Вечно в них что-то ломается.

— Их делают для красоты, а не для пользы, мадам, — заметил Пуаро.

— А разве нельзя совместить и то и другое?

Она обвела нас взглядом.

— Я помешала совещанию?

— Ни в коем случае, мадам. Мы толковали о сплетнях, а не о преступлении. Мы удивлялись, как быстро распространяются слухи: все уже знают, что мадемуазель Ник была помолвлена с этим отважным пилотом.

— Так Ник и вправду была помолвлена с Майклом Сетоном? — воскликнула Фредерика.

— Вас это удивляет, мадам?

— Немного. Сама не знаю почему. Я, конечно, видела, что он очень увлекся ею прошлой осенью. Оки часто бывали вместе. Но позже, после Рождества, они как будто охладели друг к другу. Насколько мне известно, они даже не встречались.

— Это была их тайна. Они хорошо ее хранили.

— А! Наверное, из-за старого сэра Мэтью. Мне кажется, он и в самом деле стал выживать из ума.

— И вы ни о чем не догадывались, мадам? Такая близкая подруга…

— Ник — очень скрытный дьяволенок, когда захочет, — чуть слышно прошептала Фредерика — Так вот почему она так нервничала в последнее время! Да, а на днях она сказала мне такую вещь, что я вполне могла бы догадаться.

— Ваша приятельница очень привлекательна, мадам.

— Старик Джим Лазарус одно время тоже так считал, — вставил Челленджер и довольно некстати захохотал.

— А, Джим… — Фредерика пожала плечами, но мне показалось, она была задета.

Она повернулась к Пуаро.

— А что, мосье Пуаро, вы не…

Вдруг она смолкла, покачнулась, ее лицо стало еще бледней. Она, не отрываясь, глядела на середину стола.

— Вам дурно, мадам?

Я пододвинул кресло, помог ей сесть. Покачав головой, она шепнула: «Все в порядке», — и уронила голову на руки. Мы смотрели на нее, чувствуя себя весьма неловко.

Наконец она выпрямилась.

— Боже, какая глупость! Джордж, голубчик, у вас такой испуганный вид. Давайте лучше поговорим об убийстве. Это так интересно. Вы уже напали на след, мосье Пуаро?

— Пока еще рано говорить, мадам, — уклончиво ответил тот.

— Но вы ведь уже сделали какие-то выводы. Не так ли?

— Возможно. Однако мне не хватает еще очень многих улик.

— О!

Ее голос звучал неуверенно. Внезапно она встала.

— Голова болит. Пожалуй, мне надо лечь. Может быть, завтра меня пропустят к Ник.

Она быстро вышла из комнаты. Челленджер насупился.

— Никогда не поймешь, что на уме у этой женщины. Ник, может быть, ее и любит, но сомневаюсь, чтобы Фредерика отвечала ей тем же. Женщины, кто их разберет? Все «милая» да «милая», а сама небось думает: «Чтоб тебя черти взяли». Вы куда-то уходите, мосье Пуаро?

Пуаро встал и тщательно счищал со шляпы пятнышко.

— Да, я собрался в город.

— Я сейчас свободен. Можно мне с вами?

— Конечно. Буду очень рад.

Мы вышли. Пуаро извинился и вернулся в комнату.

— Забыл трость, — пояснил он.

Челленджер поморщился. Трость Пуаро с чеканным золотым набалдашником и в самом деле была несколько криклива.

Первым долгом Пуаро направился в цветочный магазин.

— Я хочу послать цветы мадемуазель Ник, — объявил он.

Он оказался привередливым клиентом.

Но вот наконец выбрана роскошная золоченая корзина, отдано распоряжение наполнить ее оранжевыми гвоздиками и обвязать лентой с большим голубым бантом.

Продавец дал ему карточку, и мой друг начертал на ней: «С приветом от Эркюля Пуаро».

— Сегодня утром я тоже послал ей цветы, — заметил Челленджер — А можно было фрукты.

— Inutile![136] — воскликнул Пуаро.

— Как?

— Я сказал, что это бесполезно. Съестное — под запретом.

— Кто это вам сказал?

— Я говорю. Я ввел такой порядок. Мадемуазель уже поставлена в известность. И все поняла.

— Силы небесные! — охнул Челленджер.

Он, видимо, порядком напугался и не сводил с Пуаро вопросительного взгляда.

— Так вот оно что. Вы все еще… боитесь?

Глава 16

Беседа с мистером Уитфилдом

Следствие оказалось скучной процедурой, чистой формальностью. Сперва установили тождество убитой. Потом я дал показания о том, как было найдено тело.

После этого сообщили результаты вскрытия, и был объявлен недельный перерыв.

Дневные газеты ухватились за это убийство, которое тотчас же вытеснило примелькавшиеся заголовки: «Сетон все еще не найден», «Судьба исчезнувшего пилота».

Сейчас, когда Сетон был мертв, а его памяти отдано должное, потребовалась новая сенсация. «Тайна Сент Лу» словно манна небесная свалилась на газетчиков, ломавших голову над тем, чем бы заполнить августовские номера.

Дав показания и благополучно увильнув от репортеров, я встретился с Пуаро, и мы отправились к преподобному Джайлсу Бакли с супругой.

Родители Мегги оказались очаровательной парой. Это были бесхитростные старики, совершенно лишенные светского лоска.

В миссис Бакли, женщине волевой, высокой и белокурой, без труда можно было узнать уроженку Шотландии. Ее низенький седоволосый супруг держался с трогательной скромностью. Бедняги были совершенно ошеломлены нежданным несчастьем, лишившим их нежно любимой дочери, «кашей Мегги», как они говорили.

— Я до сих пор просто не могу осознать, — говорил мистер Бакли — Такое милое дитя, мосье Пуаро. Тихая, бескорыстная, самоотверженная. Кому она помешала?

— Гляжу на телеграмму и ничего понять не могу, — рассказывала миссис Бакли. — Ведь только что, накануне утром, мы ее провожали.

— Пути Господни неисповедимы, — тихо сказал ее муж.

— Полковник Уэстон был очень добр, — продолжала рассказывать миссис Бакли. — Он нас заверил, что делается все, чтобы найти этого человека. Он не иначе как сумасшедший. Другого объяснения не придумаешь.

— Я не могу выразить, мадам, как я сочувствую вам и вашей утрате и как восхищаюсь вашим мужеством.

— А разве Мегги вернется к нам, если я поддамся горю? — грустно ответила миссис Бакли.

— Я преклоняюсь перед женой, — сказал священник. — У меня нет такой веры, такого мужества. Я так растерян, мосье Пуаро.

— Я знаю, знаю.

— Вы ведь самый знаменитый сыщик, мосье Пуаро? — спросила миссис Бакли.

— Так говорят, мадам.

— Нет, это действительно так, я знаю. Даже в нашу глухую деревушку дошли слухи о вас. И вы взялись выяснить правду, мосье Пуаро?

— Я не успокоюсь, пока не сделаю этого, мадам.

— Она откроется вам, мосье Пуаро, — дрогнувшим голосом сказал священник. — Зло не может остаться безнаказанным.

— Зло никогда не остается безнаказанным, мосье. Но наказание не всегда бывает явным.

— Как вас понять, мосье Пуаро?

Но Пуаро лишь покачал головой.

— Бедная маленькая Ник, — проговорила миссис Бакли — Мне никого так не жаль, как ее. Я получила от нее письмо, она так страшно убивается, бедняжка. Говорит, что из-за нее погибла Мегги — ведь ока сама ее сюда вызвала.

— Это у нее просто болезненная впечатлительность, — сказал мистер Бакли.

— Да, ко представляю, каково ей. Мне хотелось бы ее повидать. Как это странно, что к ней не допускают даже родственников.

— Там очень строгие доктора и сиделки, — уклончиво заметил Пуаро. — К тому же у них раз навсегда установлены правила. А сверх всего они, конечно, опасаются, что ее слишком взволнует свидание с вами.

— Может быть, и так, — с сомнением в голосе произнесла миссис Бакли. — Но я не вижу ничего хорошего в лечебницах. Ник было бы куда полезнее, если бы они отпустили ее со мной, и я бы поскорее увезла ее отсюда.

— Возможно, так было бы лучше, но боюсь, что она не согласится. А как давно вы не виделись с мадемуазель Бакли?

— С прошлой осени. Она была в Скарборо. Мегги ездила к ней туда на денек, а потом Ник ее проводила и ночевала у нас. Она славная, но не могу сказать, что мне по сердцу ее друзья. И ее образ жизни… Впрочем, разве она в этом виновата? Ведь ее, бедняжку, никогда никто не воспитывал.

— Странный какой-то этот Эндхауз, — задумчиво заметил Пуаро.

— Я его не люблю, — сказала миссис Бакли — И прежде не любила. Есть в этом доме что-то недоброе. А старого сэра Николаса я просто терпеть не могла. Меня от него в дрожь бросало.

— Боюсь, что он нехороший человек, — подтвердил ее муж — Хотя в нем чувствовалось своеобразное обаяние.

— Ну, на меня-то уж оно не действовало, — сказала миссис Бакли — А этот дом, он просто какой-то зловещий. Лучше бы мы никогда не отпускали сюда нашу Мегги.

— Ах! Лучше бы… — Мистер Бакли грустно покачал головой.

— Ну что ж, — заговорил Пуаро — Не стану больше вам докучать. Я хотел лишь выразить свое глубокое соболезнование.

— Вы очень добры к нам, мосье Пуаро. И мы вам искрение благодарны за все, что вы делаете.

— Вы возвращаетесь в Йоркшир… когда же?

— Завтра. Печальное путешествие. Всего доброго, мосье Пуаро, и еще раз спасибо.

— Чудесные, простые люди, — сказал я, когда мы вышли.

Пуаро кивнул.

— Да, просто сердце разрывается. Такая бессмысленная, нелепая трагедия. Cette jeune fille…[137] Я не могу себе простить. И я, Эркюль Пуаро, был там и не предотвратил преступления!

— Его никто не смог бы предотвратить.

— Вы говорите, не подумав, Гастингс. Обыкновенный человек не смог бы, ко какой прок быть Эркюлем Пуаро и обладать столь тонко организованным мозгом, если я стану пасовать там, где пасуют все остальные.

— Ну, если так, тогда конечно… — ответил я.

— Да, только так. Я обескуражен, убит… и опозорен.

Я подивился странному сходству между уничижением Пуаро и тщеславием простых смертных, однако благоразумно воздержался от замечаний.

— Ну, а теперь, — сказал он, — en avant[138]. В Лондон.

— В Лондон?

— Mais oui. Мы вполне успеваем к двухчасовому. Здесь воцарился мир. Мадемуазель в лечебнице, цела и невредима. Ее никто не тронет. Сторожевые псы могут взять отпуск. Мне нужно получить кое-какую информацию.

В Лондоне мы первым долгом отправились к поверенным покойного капитана Сетона мистерам Уитфилду и Парджайтеру. Пуаро условился о встрече заранее. И хотя было уже начало седьмого, нас вскоре принял глава фирмы, мистер Уитфилд.

Мистер Уитфилд обладал внушительной внешностью и изысканными манерами. На столе перед ним лежало письмо от начальника полиции и одного крупного должностного лица из Скотленд-Ярда.

— Все это очень необычно и выходит за рамки правил, мосье… ах да, мосье Пуаро, — проговорил он, протирая очки.

— Именно так, мосье Уитфилд. Но ведь убийство — такой факт, который выходит за рамки правил и, рад заметить, считается не слишком обычным.

— Согласен, согласен. Однако я не вижу такой уж близкой связи между этим убийством и завещанием моего покойного клиента.

— Я другого мнения.

— О! Вы другого мнения. Ну что ж, при данных обстоятельствах и учитывая, что сэр Генри также убедительно просит об этом, я буду… гм… счастлив сделать все, что в моих силах.

— Вы были официальным поверенным покойного капитана Сетона?

— Всей их семьи, мой дорогой сэр. Мы ведем их дела — я хочу сказать, наша фирма ведет их дела — уже сто лет.

— Parfaitement[139]. Покойный сэр Мэтью Сетон оставил завещание?

— Мы приготовили для него завещание.

— И как он распорядился своим имуществом?

— Он сделал несколько пожертвований, одно из них в пользу музея естественной истории, однако основную часть своего большого — я сказал бы, очень большого — состояния он передал в безусловное владение капитану Майклу Сетону. У сэра Мэтью не было других близких родственников.

— Очень большое состояние, говорите вы?

— Покойный сэр Мэтью был вторым богачом Англии, — сдержанно отозвался мистер Уитфилд.

— Он придерживался, кажется, несколько странных воззрений?