Загадка Эндхауза Кристи Агата

Глава 11

Эгоистка

Не думаю, что Пуаро ожидал другого ответа на свой вопрос. Тем не менее он печально покачал головой и задумался. Мэри Драйвер положила локти на стол и подалась вперед.

— Мосье Пуаро, — сказала она, — а мне вы что-нибудь расскажете?

— Прежде всего позвольте поблагодарить вас, мадемуазель, — сказал Пуаро, — за точные и исчерпывающие ответы на мои вопросы. Вы, определенно, очень умны. Да, я вам кое-что расскажу — но не слишком много. Я изложу вам некоторые факты.

Он помолчал немного и затем спокойно продолжил:

— Вчера вечером в своем доме, в библиотеке, был убит лорд Эджвер. Около десяти часов его посетила дама, которой, как я полагаю, была ваша подруга мисс Адамс, назвавшая себя дворецкому леди Эджвер. Для придания себе сходства с настоящей леди Эджвер, которой, как вы, вероятно, знаете, является актриса Сильвия Уилкинсон, она загримировалась и надела парик. Мисс Адамс (если это действительно была она) находилась в доме всего несколько минут и ушла в начале одиннадцатого, но домой возвратилась после полуночи. Перед тем как лечь спать, она выпила слишком большую дозу веронала. Теперь, мадемуазель, вам, наверное, ясно, что меня интересовало, когда я задавал вам вопросы, Мэри глубоко вздохнула.

— Да, — сказала она, — теперь ясно. Я думаю, вы правы, мосье Пуаро. В том смысле, что это была Карлотта. Могу добавить, что вчера она купила у меня новую шляпу.

— В самом деле?

— Да. Она сказала, что ей нужна шляпа, которая закрывала бы левую половину лица.

Здесь я хотел бы сделать маленькое отступление, поскольку не знаю, когда эта история будет опубликована. Каких только шляп женщины не носили на моем веку! Я помню колпаки, которые так надежно прятали лица, что нечего было надеяться узнать своих приятельниц. Помню шляпки, надвигавшиеся на самые брови и, наоборот, лишь чудом державшиеся на затылке, береты и многое другое. В том июне, когда происходили описываемые события, шляпы напоминали перевернутые суповые тарелки — их полагалось вешать на одно ухо, оставляя противоположную половину лица и часть волос полностью открытыми для обозрения.

— Но ведь сейчас шляпы обычно носят, сдвинув вправо? — спросил Пуаро.

Маленькая модистка кивнула.

— Да, но мы продаем и такие, которые удобнее носить, сдвинув влево, — пояснила она, — потому что есть люди, которым кажется, что в профиль они лучше выглядят справа, или те, кто привык делать пробор слева.

— Скажите, а у Карлотты был повод закрывать именно эту часть лица?

Я вспомнил, что входная дверь дома у Риджент-гейт открывалась влево, следовательно, дворецкий видел входящего с этой стороны. Я вспомнил также, что у Сильвии Уилкинсон возле левого глаза есть маленькая родинка.

Взволнованный, я сообщил об этом Пуаро, и он одобрительно кивнул.

— Да, да, да! Vous avez parfaitement raison[183], Гастингс. Поэтому она и купила шляпу.

— Мосье Пуаро! — Мэри неожиданно выпрямилась. — Я надеюсь, вы… вы не думаете, что… что это сделала Карлотта? Ну, убила его. Вы ведь так не думаете? Да, она говорила о нем со злостью, но…

— Нет, я этого не думаю. Однако любопытно, что она о нем так говорила. Интересно бы узнать почему. Что он сделал — что она знала о нем?

— Не могу вам сказать… Только она его не убивала. Она… она была слишком… благородной, чтобы так поступить.

— Вы очень точно выразились, мадемуазель. Вы учитываете психологию. Согласен с вами. Это было убийство не благородное, а медицински обоснованное.

— Медицински обоснованное?

— Убийца точно знал, куда нужно ударить, чтобы поразить жизненно важный центр у основания черепа.

— Уж не врач ли он? — задумчиво сказала Мэри.

— У мисс Адамс были знакомые врачи? Я имею в виду, был ли какой-нибудь врач, с которым она дружила?

Мэри покачала головой.

— Не знаю. Если и был, то не здесь.

— Другой вопрос. Мисс Адамс носила пенсне?

— Пенсне? Никогда!

Перед моим мысленным взором возник странный образ: пахнущий карболкой врач с близорукими глазами, в очках с сильными стеклами. Бред!

— Между прочим, мисс Адамс была знакома с киноактером Брайаном Мартином?

— Да, конечно! Она мне говорила, что знает его с детства. Но мне кажется, они виделись нечасто. Так, от случая к случаю. Она говорила, что он порядком зазнался.

Взглянув на часы, Мэри вскрикнула.

— Господи, мне надо бежать! Я вам чем-нибудь помогла, мосье Пуаро?

— Безусловно. Ваша помощь понадобится мне и в будущем.

— Всегда можете на нее рассчитывать. Мы должны узнать, кто придумал этот дьявольский план.

Она быстро пожала нам руки, сверкнула неожиданной улыбкой и исчезла с характерной для нее стремительностью.

— Интересная личность, — сказал Пуаро, расплачиваясь по счету.

— Мне она понравилась, — отозвался я.

— Приятно встретить сообразительную женщину.

— Хотя и не слишком чувствительную, — добавил я. — Смерть подруги отнюдь не вывела ее из равновесия.

— Да, она не из тех, кто льет слезы, — сухо заметил Пуаро.

— Вы узнали от нее то, что хотели?

Он отрицательно покачал головой.

— Нет. Я надеялся — очень надеялся — получить ключ к разгадке, узнать, кто такой Д., подаривший ей шкатулку. Мне это не удалось. К сожалению, Карлотта Адамс была скрытной девушкой. Она не сплетничала о друзьях и держала в тайне свои любовные похождения, если таковые у нее были. С другой стороны, человек, толкнувший ее на розыгрыш, мог быть вовсе не другом, а всего лишь знакомым, который наверняка уверил ее, что действует из «спортивного интереса», и намекнул на деньги. Он мог видеть шкатулку, которую она носила с собой, и, воспользовавшись случаем, узнать, что в ней находится.

— Но каким образом он заставил ее выпить веронал? И когда?

— Некоторое время дверь в квартиру была незаперта — помните, когда служанка выходила на почту? Хотя такое объяснение меня не удовлетворяет. Слишком многое зависело бы тогда от случая. Однако пора за работу. У нас есть еще два ключа.

— Какие?

— Первый — это телефонный звонок по номеру «Виктория». Мне кажется вполне вероятным, что Карлотта Адамс, вернувшись домой, захотела сообщить о своем успехе. С другой стороны, непонятно, где она находилась между началом одиннадцатого и полуночью. Возможно, встречалась в это время с инициатором розыгрыша. В таком случае, она могла звонить просто кому-нибудь из друзей.

— А второй ключ?

— О! На него я рассчитываю больше. Письмо, Гастингс! Письмо к сестре. Я надеюсь — всего лишь надеюсь, — что в нем она черным по белому описала все как есть. Это не значит, что она нарушила обещание молчать — ведь сестра прочтет письмо не раньше, чем через неделю, да и в другой стране.

— Если бы вы оказались правы!

— Не будем обольщаться надеждами, Гастингс. У нас есть шанс — и только. Теперь нам надо всерьез взяться за другой конец.

— Что вы подразумеваете под другим концом?

— Проверку всех, кто хоть мало-мальски заинтересован в смерти лорда Эджвера.

Я пожал плечами.

— Кроме племянника и жены…

— И человека, за которого жена собралась замуж, — добавил Пуаро.

— Вы имеете в виду герцога? Он в Париже.

— Разумеется. Но вы не можете отрицать, что он — лицо заинтересованное. Кроме того, есть еще дворецкий, слуги… У них могли быть свои счеты с хозяином. И все же я считаю, что прежде всего нам нужно еще раз переговорить с мадемуазель Сильвией Уилкинсон. Она не так уж глупа, и у нее бывают интересные идеи.

Мы снова отправились в «Савой». Окруженная коробками, горами папиросной бумаги и роскошными черными одеяниями, свисавшими со спинок всех имевшихся в комнате стульев, Сильвия серьезно и отрешенно меряла перед зеркалом очередную черную шляпку.

— О, мосье Пуаро! Пожалуйста, садитесь. Если, конечно, найдете, куда. Эллис, помоги!

— Мадам, вы прелестно выглядите.

Сильвия серьезно взглянула на него.

— Я не хотела бы казаться лицемеркой, мосье Пуаро, но все-таки следует соблюдать приличия, как вы думаете? То есть я хочу сказать, что осторожность не помешает. О, кстати! Я получила дивную телеграмму от герцога.

— Из Парижа?

— Да, из Парижа. Очень сдержанную, конечно, ничего, кроме соболезнований, но между строк многое угадывается.

— Желаю счастья, мадам.

— Мосье Пуаро! — Она сжала руки, и голос ее дрогнул.

Мне показалось, что я вижу ангела, дарящего нас неземным откровением.

— Я много думала. Это ведь самое настоящее чудо! Все мои беды кончились. Никакой волокиты с разводом! Никаких хлопот! Мой путь свободен! Мне просто молиться хочется.

Я боялся вздохнуть. Пуаро смотрел на нее, слегка наклонив к плечу голову. Она была абсолютно серьезна.

— Значит, вы это видите в таком свете, мадам?

— Все произошло, как я хотела, — продолжала Сильвия восторженным шепотом, — сколько раз я думала: вот бы Эджвер умер! И пожалуйста — он умер. Как будто на небе меня услышали!

Пуаро прокашлялся.

— Боюсь, я воспринимаю это иначе, мадам. Вашего мужа кто-то убил.

Она кивнула.

— Ну да, конечно.

— А вам не приходило в голову задуматься над тем, кто это сделал?

Она смотрела на Пуаро во все глаза.

— Разве это имеет значение? То есть… какое это ко мне имеет отношение? Мы с герцогом сможем пожениться не позже чем через полгода.

Пуаро сдержался, но с трудом.

— Да, мадам, разумеется. Но если оставить это в стороне, вам не приходило в голову спросить себя, кто убил вашего мужа?

— Нет. — Видно было, что она искренне удивлена.

— Вас это не интересует?

— Честно говоря, не очень, — призналась она. — Думаю, что полиция разберется. Она в таких делах знает толк.

— Говорят, что да. Я, кстати, тоже собираюсь в этом разобраться.

— Вы? Как забавно!

— Почему забавно?

— Ну, не знаю…

Она перевела взгляд на спинку стула позади Пуаро, протянула руку, набросила на себя атласный жакет и повернулась к зеркалу.

— Вы ничего не имеете против? — спросил Пуаро, и глаза его засветились.

— Я? Конечно нет, мосье Пуаро. Вы такой умный. Я вам желаю удачи.

— Мадам, мне хотелось бы услышать не только ваши пожелания. Мне хотелось бы услышать ваше мнение.

— Мнение? — рассеянно переспросила Сильвия, поворачиваясь к зеркалу в профиль. — О чем?

— Кто, по-вашему, убил лорда Эджвера?

Сильвия повела плечами и взяла со стула ручное зеркало.

— Понятия не имею!

— Мадам! — оглушительно рявкнул Пуаро. — Как вы думаете, кто убил вашего мужа?

На сей раз он добился своего. Сильвия озадаченно посмотрела на него и сказала:

— Ад ела, наверное.

— Кто такая Адела?

Но она уже отключилась.

— Эллис, присборь-ка вот тут, на правом плече. Что, мосье Пуаро? Адела — это его дочь. Нет, Эллис, на правом плече. Теперь лучше. О, мосье Пуаро, вам пора идти? Я вам ужасно за все благодарна. Я имею в виду развод, хотя он в конце концов оказался не нужен. Я всегда буду помнить — вы были просто великолепны!

Впоследствии я видел Сильвию Уилкинсон всего дважды. Один раз — на сцене и один раз — напротив за обеденным столом. Но, вспоминая о ней, я всегда вижу ее перед зеркалом, полностью поглощенную шляпками и платьями, и слышу, как она рассеянно бросает слова, определившие все последующие действия Пуаро. Какое упоение собой, какое блаженное самолюбование!

— Epatant!¹— с уважением произнес Пуаро, когда мы вновь очутились на Стрэнд.

Глава 12

Дочь

Дома, на столе, нас ждало письмо, принесенное посыльным. Пуаро вскрыл конверт с присущей ему аккуратностью, прочел и рассмеялся.

— Как это говорят… «помяни черта»? Вот, взгляните, Гастингс.

И он протянул мне листок бумаги, в углу которого значился адрес Риджент-гейт, 17.

Письмо было написано характерным, очень ровным почерком, разобрать который совсем не так просто, как может на первый взгляд показаться. Я прочел:

«Дорогой сэр! Насколько мне известно, вы утром были у нас в доме вместе с инспектором. Сожалею, что не смогла побеседовать с вами. Не уделите ли вы мне несколько минут в любое удобное для вас сегодня время?

Искренне ваша,Адела Марш».

— Любопытно, — заметил я. — Почему она хочет вас видеть?

— Вас удивляет, что она хочет меня видеть? Вы не слишком вежливы, друг мой.

Пуаро любит пошутить некстати, что меня, честно говоря, раздражает.

— Мы поедем к ней сейчас же, — заключил он и, любовно смахнув со шляпы воображаемую соринку, водрузил ее на голову.

Мне идея Сильвии Уилкинсон о том, что лорда Эджвера убила его дочь, показалась абсурдной. Такое мог предположить лишь совершенно безмозглый человек. Я поделился своими мыслями с Пуаро.

— Безмозглый, безмозглый… Что за этим стоит? Развивая свою мысль, Гастингс, вы бы могли, наверное, добавить, что у Сильвии Уилкинсон куриные мозги, выразив таким образом свое мнение о ее умственных способностях. Но давайте тогда рассмотрим курицу. Она существует и размножается, не правда ли? А это признак высокой природной организации. Прелестная леди Эджвер не знает ни истории, ни географии, ни, скажем, классической литературы — sans doute[184]. Если при ней произнести имя Лао-Дзы[185], она подумает, что речь идет о чьем-то пекинесе[186], и вполне возможно, что Мольер[187] в ее воображении ассоциируется с maison de couture[188]. Но как только дело доходит до выбора туалетов, или удачного замужества, или устройства собственной карьеры — ей нет равных! Я не стал бы спрашивать философа о том, кто убил лорда Эджвера, потому что, с точки зрения философа, убийство — это путь к достижению максимальной выгоды для максимального числа людей, а поскольку конкретно определить это трудно, философы редко становятся убийцами. Но мнение «безмозглой» леди Эджвер может быть весьма ценным, поскольку она стоит на земле обеими ногами и руководствуется знанием худших сторон человеческой натуры.

— Возможно, в этом что-то есть, — согласился я.

— Nous void, — сказал Пуаро — Мне тоже любопытно знать, почему мисс Марш так срочно хочет меня видеть.

— Естественное желание! — не удержался я. — Вы же сами объяснили четверть часа назад. Естественное желание увидеть неповторимое и уникальное вблизи.

— А вдруг это вы произвели на нее неизгладимое впечатление, мой друг? — спросил Пуаро, дергая за ручку звонка.

Передо мной всплыло удивленное лицо девушки, стоящей на пороге своей комнаты. Я хорошо запомнил эти горящие темные глаза на бледном лице. Их взгляд невозможно было забыть.

Нас провели наверх, в гостиную, куда через несколько минут вошла и Ад ела Марш.

Внутренняя напряженность, которую я ощутил в ней раньше, теперь усилилась. Эта высокая, худая, бледная девушка с лицом, на котором глаза по-прежнему горели мрачным огнем, казалась существом необыкновенным.

Она была совершенно спокойна, что, учитывая ее юность, было просто удивительным.

— Я очень благодарна вам, мосье Пуаро, за то, что вы так быстро откликнулись на мое письмо, — сказала она. — Сожалею, что мы не встретились утром.

— Вы спали?

— Да. Мисс Кэррол — секретарша моего отца — настояла на этом. Она очень добра ко мне.

В ее голосе прозвучало еле уловимое, удивившее меня недовольство.

— Чем я могу быть вам полезен, мадемуазель? — спросил Пуаро.

Она минуту помедлила и затем спросила:

— За день до того, как мой отец был убит, вы приходили к нему.

— Да, мадемуазель.

— Почему? Он… посылал за вами?

Пуаро не спешил с ответом. Казалось, он колеблется. Теперь я понимаю, что он делал это намеренно, и расчет его оказался верен. Он хотел заставить ее говорить, а она, как он догадался, была нетерпелива. Ей все нужно было скорей.

— Он чего-то боялся? Почему вы молчите? Вы должны мне сказать! Я должна знать! Кого он боялся? Что он вам сказал?

Я не зря подозревал, что ее спокойствие — деланное. Она начинала нервничать, и ее руки, лежащие на коленях, заметно дрожали.

— Разговор, происходивший между лордом Эджвером и мной, был конфиденциальным, — сказал наконец Пуаро.

Она не отрывала взгляда от его лица.

— Значит, вы говорили о… чем-то, связанным с нашей семьей? Ну зачем, зачем вы мучаете меня? Почему вы ничего не говорите? Мне нужно знать… понимаете, нужно!

Пуаро вновь отрицательно покачал головой, что, разумеется, усилило ее волнение.

— Мосье Пуаро! — Она выпрямилась. — Я его дочь. Я имею право знать, чего мой отец боялся за день до смерти. Несправедливо держать меня в неведении! К тому же это несправедливо и по отношению к нему.

— Вы так сильно любили своего отца, мадемуазель? — мягко спросил Пуаро.

Она отшатнулась, будто ее ударили.

— Любила его? — прошептала она. — Любила его? Я?..

Я…

Тут ее покинули остатки самообладания, и она расхохоталась, неудержимо и громко, чуть не упав со стула.

Этот истерический смех не остался незамеченным. Дверь распахнулась, и в гостиную вошла мисс Кэррол.

— Ад ела, дорогая моя, это никуда не годится, — твердо сказала она — Успокойтесь, прошу вас. Слышите? Сейчас же прекратите.

Ее строгость и настойчивость возымели эффект. Адена начала смеяться тише, затем смолкла, вытерла глаза и снова уселась прямо.

— Простите, — тихо сказала она, — со мной такое в первый раз.

Мисс Кэррол продолжала пристально смотреть на нее.

— Не беспокойтесь, мисс Кэррол, все в порядке. Фу, как глупо…

И она вдруг улыбнулась странной, горькой улыбкой, исказившей ее лицо.

— Он спросил меня, — сказала она громко, отчетливым голосом, глядя прямо перед собой, — сильно ли я любила своего отца.

Мисс Кэррол не то кашлянула, не то вздохнула, скрывая замешательство, а Адела продолжала, пронзительно и зло:

— Интересно, что мне сейчас лучше сказать, правду или ложь? Наверное, правду. Нет, я не любила своего отца. Я его ненавидела.

— Адела, дорогая…

— К чему притворяться? Вы не испытывали к нему ненависти, потому что он не смел вас тронуть! Вы из тех немногих, с кем он считался. Вы на него работали, а он платил вам жалованье. Его странности и вспышки ярости вас не касались — вы их игнорировали. Я знаю, что вы скажете — мы все должны мириться с недостатками друг друга. Вы жизнерадостны и равнодушны. Вы очень сильная женщина. Может быть, вы даже не человек. Но вы в любой момент могли уйти отсюда навсегда. А я не могла. Я его дочь.

— Послушайте, Адела, не стоит так взвинчивать себя. Отцы и дочери часто не ладят между собой. Но чем меньше об этом говорить, тем лучше, поверьте мне.

Адела повернулась к ней спиной.

— Мосье Пуаро, — сказала она, обращаясь к моему другу, — я ненавидела своего отца. Я рада, что он умер. Это означает, что я свободна. Свободна и независима. Я не считаю, что нужно разыскивать убийцу. Я допускаю, что у него были достаточно веские основания, которые его оправдывают.

Пуаро внимательно слушал.

— Руководствоваться таким принципом опасно, мадемуазель.

— А что, если кого-нибудь повесят, мой отец воскреснет?

— Нет, — сухо ответил Пуаро, — но это может спасти жизни других невинных людей.

— Не понимаю.

— Тот, кто совершает убийство, мадемуазель, почти всегда убивает снова — иногда снова и снова.

— Я вам не верю. Нормальный человек на это не способен.

— Вы считаете, что на это способен только маньяк? Ошибаетесь! Первое убийство совершается, быть может, после тяжких сомнений. Затем возникает угроза разоблачения — и второе убийство дается уже легче. Третье происходит, если у убийцы возникает хотя бы малейшее подозрение. И постепенно в нем просыпается гордость художника — ведь это metier, убивать. Он едва ли не получает от этого удовольствие.

Девушка спрятала лицо в ладонях.

— Ужасно. Ужасно. Я вам не верю.

— А если я скажу вам, что это уже произошло? Что для того, чтобы спасти себя, убийца уже совершил второе преступление?

— Что вы говорите, мосье Пуаро? — вскрикнула мисс Кэррол. — Другое убийство? Где? Кто?

Пуаро покачал головой.

— Это была всего лишь иллюстрация. Прошу прощения.

— Теперь я понимаю. Хотя в первое мгновение я действительно подумала… Вы сделали это, чтобы я перестала говорить чушь.

— Я вижу, вы на моей стороне, мадемуазель, — сказал Пуаро с легким поклоном.

— Я против смертной казни, — вмешалась мисс Кэррол, — но во всем остальном я тоже на вашей стороне. Общество необходимо защищать.