Загадка Эндхауза Кристи Агата
— Как? — изумлённо спросил я.
— Не удивляйтесь. Все правильно. Никто ни у кого не должен учиться. Каждый человек должен развивать до предела свои возможности, а не копировать кого-то другого. Я не хочу, чтобы вы стали ухудшенным Пуаро. Я хочу, чтобы вы были непревзойденным Гастингсом! Впрочем, вы и есть непревзойденный Гастингс. Вы классически, совершенно нормальны.
— Нормален? Надеюсь, что да, — сказал я.
— Нет-нет, я о другом. Вы изумительно уравновешены. Вы — само здравомыслие. Понимаете, что это для меня значит? Когда преступник замышляет преступление, он непременно хочет обмануть. Кого же? Некоего нормального человека, образ которого имеется у него в голове. Возможно, такого существа вовсе нет в природе, и это математическая абстракция. Но вы приближаетесь к ней настолько близко, насколько это возможно. Бывают моменты, когда на вас нисходит вдохновение, когда вы поднимаетесь выше нормального уровня, моменты — надеюсь, вы поймете меня правильно — когда вы спускаетесь в самые таинственные глубины глупости, но в целом вы поразительно нормальны. В чем здесь моя выгода? Да в том, что в ваших мыслях я, как в зеркале, вижу то, во что преступник хочет заставить меня поверить. Это невероятно помогает мне и дает интереснейшие идеи.
Не могу сказать, чтобы я хорошо его понял. Мне показалось, что в его словах было мало лестного. Но, как бы то ни было, он поспешил рассеять мои сомнения.
— Я неудачно выразился, — быстро добавил он — Вы обладаете способностью понимать ход мысли преступника, чего мне не дано. Вы показываете мне, какой реакции ждет от меня преступник. Такая проницательность — редкий дар.
— Проницательность… — задумался я, — да, пожалуй, проницательность мне свойственна.
Я взглянул на него через стол. Он курил одну из своих тонких сигарет и смотрел на меня чуть ли не с обожанием.
— Се cher[196] Гастингс, — улыбнулся он — Я вами восхищаюсь.
Я был польщен, но сконфужен и решил поскорее перевести разговор на другую тему.
— Итак, — деловито сказал я, — вернемся к нашему делу.
— Eh bien — Пуаро откинул назад голову и, прищурив глаза, выпустил сигаретный дым.
— Je me pose des questions[197],— сказал он.
— Да? — с готовностью подхватил я.
— Вы, без сомнения, тоже?
— Конечно, — ответил я и, так же как и он, прищурившись и откинув голову, спросил: — Кто убил лорда Эджвера?
Пуаро немедленно открыл глаза, выпрямился и энергично затряс головой.
— Нет-нет. Ничего подобного. Разве это вопрос? Вы же не читатель детективного романа, который подозревает по очереди всех героев без разбора. Правда, однажды я и сам вынужден был так поступить. Но это был особый случай. Я вам о нем как-нибудь расскажу, потому что горжусь им. На чем мы остановились?
— На вопросах, которые вы себе задаете, — сухо отозвался я.
Меня так и подмывало сказать, что я необходим Пуаро исключительно как слушатель, перед которым он может хвастать, но я сдержался. Если ему захотелось порассуждать, пусть.
— Очевидно, пришла пора их выслушать, — сказал я.
Этой фразы было достаточно для его тщеславия. Он вновь откинулся на спинку кресла и с удовольствием начал:
— Первый вопрос мы уже обсуждали. Почему лорд Эджвер изменил свои взгляды на развод? По этому поводу у меня возникло несколько идей. Одну из них вы знаете.
Второй вопрос, который я себе задаю: что случилось с тем письмом? Кто был заинтересован в том, чтобы лорд Эджвер и его жена оставались формально связанными друг с другом?
Третий: что означало выражение его лица, которое вы заметили, обернувшись вчера утром при выходе из библиотеки? У вас есть на это ответ, Гастингс?
Я покачал головой.
— Нет, я в полном недоумении.
— Вы уверены, что вам не померещилось? Иногда, Гастингс, ваше воображение бывает un peu vif[198].
— Нет-нет, — энергично возразил я — Я уверен, что не ошибся.
— Bien[199]. В таком случае этот факт требует объяснения. А четвертый мой вопрос касается пенсне. Ни Сильвия Уилкинсон, ни Карлотта Адамс не носили очки. Что тогда эти очки дела ли в сумочке мисс Адамс?
И наконец, пятый вопрос. Кому и зачем понадобилось звонить в Чизвик Сильвии Уилкинсон?
Вот, друг мой, вопросы, которые не дают мне покоя. Если бы я мог на них ответить, то чувствовал бы себя гораздо лучше. Если бы мне всего лишь удалось создать теорию, более или менее их объясняющую, мое amour propre успокоилось бы.
— Есть еще и другие вопросы, — сказал я.
— Какие именно?
— Кто был инициатором розыгрыша? Где находилась Карлотта Адамс до и после десяти часов вечера? Кто такой Д., подаривший ей шкатулку?
— Это слишком очевидные вопросы, — заявил Пуаро. — Им недостает тонкости. Это лишь то, чего мы не знаем. Это вопросы, касающиеся фактов. О них мы можем узнать в любой момент. Мои же вопросы, Гастингс, — психологического порядка. Маленькие серые клеточки…
— Пуаро, — в отчаянии прервал его я, — вы говорили, что хотите нанести сегодня еще один визит?
Пуаро взглянул на часы.
— Вы правы, — сказал он — Надо позвонить и спросить, удобно ли нам сейчас прийти.
Он вышел и через несколько минут вернулся.
— Пойдемте, — сказал он. — Все в порядке.
— Куда мы направляемся? — спросил я.
— В Чизвик, к сэру Монтегю Корнеру. Мне хочется побольше узнать о том телефонном звонке.
Глава 15
Сэр Монтегю Корнер
Было около десяти часов, когда мы подъехали к дому сэра Монтегю Корнера в Чизвике, у реки. Это был большой дом, стоящий в глубине парка. Нас впустили в холл, отделанный изумительными панелями. В открытую справа дверь видна была столовая с длинным полированным столом, на котором горели свечи.
— Сюда, пожалуйста.
Дворецкий провел нас по широкой лестнице в большую комнату на втором этаже, окна которой выходили на реку.
— Мосье Эркюль Пуаро, — объявил дворецкий.
Это была красивая, благородных пропорций комната, и неяркие лампы под глухими абажурами придавали ей что-то старомодное. В одном углу у открытого окна стоял стол для игры в бридж, и вокруг него сидели четыре человека. Когда мы вошли, один из них поднялся нам навстречу.
— Счастлив познакомиться с вами, мосье Пуаро.
Я с интересом посмотрел на сэра Монтегю Корнера. У него было характерное еврейское лицо, очень маленькие умные глаза и хорошо подобранная накладка. Он был невысокого роста — около ста семидесяти сантиметров. Держался сэр Монтегю просто.
— Позвольте представить вам мистера и миссис Уилдберн.
— Мы уже знакомы, — сказала миссис Уилдберн, одарив нас улыбкой.
— И мистера Росса.
Росс оказался молодым человеком лет двадцати двух, с симпатичным лицом и светлыми волосами.
— Я помешал вашей игре. Миллион извинений, — сказал Пуаро.
— Не беспокойтесь. Мы не успели начать. Мы как раз собирались сдавать карты. Кофе, мосье Пуаро?
Пуаро отказался от кофе, но когда был предложен коньяк, он согласился. Коньяк нам подали в старинных бокалах.
Пока мы его пили, сэр Монтегю занимал нас беседой.
Он говорил о японских гравюрах, китайских лаковых миниатюрах, персидских коврах, французских импрессионистах[200], о современной музыке и о теории Эйнштейна[201].
Окончив говорить, он благожелательно улыбнулся нам. Видно было, что он очень доволен своей лекцией. В полумраке комнаты он казался сказочным джинном, которого окружали изысканно красивые вещи.
— Прошу прощения, сэр Монтегю, — начал Пуаро, — но я не смею больше злоупотреблять вашей добротой. Мне пора объяснить, почему я решился вас потревожить.
Сэр Монтегю помахал рукой, напоминавшей птичью лапку.
— Не стоит торопиться. Время бесконечно.
— Я всегда думаю об этом, бывая в вашем доме, — вздохнула миссис Уилдберн. — Здесь так прекрасно!
— Я бы за миллион фунтов не согласился жить в Лондоне, — сказал сэр Монтегю — Тут нас окружает почти забытая атмосфера старины и покоя, которой всем так не хватает сегодня.
Мне вдруг пришло в голову, что, если кто-нибудь действительно предложит сэру Монтегю миллион фунтов, атмосфера старины и покоя может потерять для него свою привлекательность, но дальше свою еретическую мысль я развить не посмел.
— В конце концов, что такое деньги? — с тихим презрением спросила миссис Уилдберн.
— Да… — сказал мистер Уилдберн и, опустив руку в карман брюк, рассеянно забренчал монетами.
— Арчи! — с упреком сказала миссис Уилдберн.
— Пардон, — сказал мистер Уилдберн, и бренчание прекратилось.
— Боюсь, что в такой атмосфере непростительно говорить о преступлении, — извиняющимся голосом сказал Пуаро.
— Отчего же, — милостиво помахал ему сэр Монтегю, — преступление может быть художественно безупречным. Сыщик может быть художником. Я, разумеется, не имею в виду полицию. Сегодня ко мне приходил полицейский инспектор. Странный человек. Например, он никогда прежде не слыхал о Бенвенуто Челлини[202].
— Он, наверное, приходил из-за Сильвии Уилкинсон? — с нескрываемым любопытством спросила миссис Уилдберн.
— Мисс Уилкинсон очень повезло, что она находилась в вашем доме прошлым вечером, — заметил Пуаро. — Кажется, да, — отозвался сэр Монтегю — Я пригласил ее, поскольку знал, что она хороша собой и талантлива, и в надежде, что смогу помочь ей советом. Она собирается возглавить собственное дело. Но, похоже, я помог ей в чем-то совершенно ином.
— Сильвия всегда была удачливой, — сказала миссис Уилдберн. — Она так хотела отделаться от Эджвера, и пожалуйста, нашелся кто-то, избавивший ее от хлопот. Теперь она выйдет за молодого герцога Мертонского. Все только об этом и говорят, его мать в ужасе.
— На меня мисс Уилкинсон произвела благоприятное впечатление, — сказал сэр Монтегю, — она сделала несколько чрезвычайно тонких замечаний о греческом искусстве.
Подавив улыбку, я представил себе, как Сильвия говорит «да», «нет» и «удивительно» хрипловатым, чарующим голосом. Сэр Монтегю принадлежал к мужчинам, полагающим, что женщина умна, если она внимательно слушает их замечания.
— Эджвер был, мягко выражаясь, оригиналом, — сказал мистер Уилдберн. — У него наверняка были враги.
— Мосье Пуаро, — вмешалась миссис Уилдберн, — правда, что его ударили перочинным ножом прямо в основание мозга?
— Совершеннейшая правда, мадам. Убийца был аккуратен и точен, я бы сказал, научно точен.
— В вашем голосе слышится удовлетворение художника, — заметил сэр Монтегю.
— А теперь, — сказал Пуаро, — позвольте мне перейти к сути моего визита. Когда леди Эджвер сидела за обеденным столом, ее позвали к телефону. Меня очень интересует все, связанное с этим телефонным звонком. Вы позволите мне задать несколько вопросов вашим слугам?
— Разумеется! Пожалуйста, Росс, нажмите вон ту кнопку.
Через несколько минут в комнату вошел пожилой, высокий, похожий на священника дворецкий. Сэр Монтегю ввел его в курс дела, и дворецкий с выражением почтительного внимания повернулся к Пуаро.
— Кто снял трубку, когда раздался звонок? — начал Пуаро.
— Я, сэр. Телефон стоит в коридоре, ведущем в холл.
— Звонивший попросил позвать леди Эджвер или мисс Сильвию Уилкинсон?
— Леди Эджвер, сэр.
— Что было дословно сказано?
Дворецкий на секунду задумался.
— Насколько я помню, сэр, я сказал «алло», и голос спросил меня: «Это „Чизвик“ 43434?» Я ответил: «Да». Тогда меня попросили не класть трубку, и уже другой голос спросил: «Это „Чизвик“ 43434?» Когда я ответил утвердительно, голос спросил: «Леди Эджвер сейчас здесь?» Я ответил: «Да, здесь». Тогда голос произнес: «Мне хотелось бы поговорить с ней, если возможно». Я вернулся в столовую и передал эту просьбу леди Эджвер. Леди Эджвер встала, и я провел ее к телефону.
— А потом?
— Леди Эджвер взяла трубку и сказала: «Алло, кто говорит?» Затем она сказала: «Да, это я, леди Эджвер». Я повернулся, чтобы уйти, но тут леди Эджвер окликнула меня и сказала, что на другом конце повесили трубку. Она услышала смех и короткие гудки. Леди Эджвер спросила, известно ли мне, кто звонил. Я ответил, что нет. Это все, сэр.
Пуаро нахмурился.
— Вы на самом деле полагаете, мосье Пуаро, что этот звонок как-то связан с убийством? — спросила миссис Уилдберн.
— Затрудняюсь ответить, мадам. Но это странное происшествие.
— Некоторые люди развлекаются такими звонками, я сама была их жертвой.
— C'est toujours possible, Madame[203].
Он снова обратился к дворецкому:
— Кто звонил — мужчина или женщина?
— По-моему, дама, сэр.
— Какой у нее был голос — высокий или низкий?
— Низкий, сэр. И отчетливый. — Он помедлил. — Возможно, я ошибаюсь, сэр, но мне показалось, что это была иностранка. Очень уж она напирала на «р».
— Но в таком случае, это мог быть и шотландский акцент, Дональд, — с улыбкой сказала Россу мисс Уилдберн.
Росс засмеялся.
— Невиновен! — заявил он. — Я сидел за столом.
Пуаро в последний раз попытал счастья с дворецким.
— Вы могли бы узнать этот голос, если бы услышали его снова?
Дворецкий задумался.
— Не знаю, сэр. Может быть, да. Думаю, что да.
— Благодарю вас, друг мой.
— Благодарю вас, сэр.
Он поклонился и вышел из комнаты. Архиепископ, а не дворецкий, восхищенно подумал я.
Сэр Монтегю, вжившийся в роль старомодно-учтивого хозяина, принялся уговаривать нас остаться и сыграть в бридж. Я почтительно отказался — ставки были для меня слишком высоки. Молодой Росс тоже вздохнул с облегчением, когда его место за столом занял Пуаро. Мы с Россом ограничились наблюдением за игрой остальных. Партия завершилась крупными выигрышами Пуаро и сэра Монтегю.
После этого мы поблагодарили хозяина и откланялись. Росс вышел вместе с нами.
— Странный старичок, — сказал Пуаро, когда мы шли по парку.
Ночь была теплой, поэтому мы решили идти пешком, пока не поймаем такси, и не стали вызывать его по телефону.
— Да, странный старичок, — повторил Пуаро.
— Очень богатый старичок, — с чувством сказал Росс.
— Судя по всему, да.
— Я ему почему-то нравлюсь, — заметил Росс. — Надеюсь, он не скоро во мне разочаруется. Сами понимаете, что значит поддержка такого человека.
— Вы актер, мистер Росс?
Росс погрустнел от нашей неосведомленности и ответил утвердительно, прибавив невзначай, что получил недавно прекрасные отзывы на игру в какой-то мрачной русской пьесе.
Когда Пуаро и я, как могли, успокоили его, Пуаро спросил невинным голосом:
— Вы, кажется, были знакомы с Карлоттой Адамс?
— Нет. Я прочел о ее смерти в сегодняшней газете. Перебрала наркотиков или что-то вроде того… Никогда не понимал этого пристрастия!
— Да, печальная история. А ведь она была очень умна!
— Наверное.
Как истинный актер, он интересовался только собой и своей карьерой.
— Вы бывали на ее представлениях? — спросил я.
— Нет. Такого рода вещи не в моем вкусе. Сегодня все от них без ума, но я уверен, что это ненадолго.
— А вот и такси! — воскликнул Пуаро и махнул тростью.
— Я, пожалуй, дойду до метро, — сказал Росс. — От Хаммерсмит до моего дома прямая линия.
И он вдруг нервно засмеялся.
— Интересный вчера получился ужин!
— Да?
— Нас, оказывается, было тринадцать человек. Кто-то в последнюю минуту не смог прийти. Это обнаружилось только, когда мы уходили.
— А кто встал из-за стола первым? — спросил я.
Он снова издал нервный смешок.
— Я.
Глава 16
Обмен мнениями
Вернувшись домой, мы обнаружили там Джеппа.
— Решил напоследок заглянуть к вам, мосье Пуаро, — жизнерадостно сказал он.
— Отличная идея, мой добрый друг, как дела?
— По чести говоря, плоховато, — сразу сник Джепп. — Может, вы мне поможете?
— У меня есть одна-две идеи, которыми я готов с вами поделиться.
— Вы и ваши идеи, Пуаро! Чудной вы все-таки человек. Не подумайте только, что я не хочу их выслушать. У вас под куполом кое-что есть!
На этот, с позволения сказать, комплимент Пуаро реагировал довольно сухо.
— Меня прежде всего интересуют идеи насчет раздвоения ее светлости, если они у вас есть. Что скажете, мосье Пуаро? Кто двойник?
— Именно об этом я и хочу с вами поговорить.
И Пуаро спросил Джеппа, слыхал ли он о Карлотте Адамс.
— Что-то слышал, но точно не помню.
Пуаро объяснил.
— Ах эта! Актриса! Но почему вы взялись за нее?
Пуаро рассказал о шагах, предпринятых нами, и о заключении, к которому мы пришли.
— Чтоб мне провалиться! Похоже, вы правы. Платье, шляпа, перчатки и светлый парик… Да, так оно и было. Ну, Пуаро, вы даете! Чистая работа! Хотя я не вижу доказательств, что ее убрали. По-моему, тут вы переборщили. Тут я с вами не согласен. Это уже из области фантастики. У меня опыта больше, чем у вас, и я не верю, что всем этим из-за кулис управляет какой-то злодей. К его светлости приходила Карлотта Адамс — я согласен, но насчет ее смерти у меня две своих идеи. Она к нему приходила сама по себе — скорее всего, шантажировать, ведь она намекала, что вот-вот разживется деньгами. Они поискрили в контактах. Он уперся, она уперлась, и она его прикончила, а когда вернулась домой, то тут до нее дошло, что случилось. Она не собиралась его убивать. И я считаю, что она выпила веронал осознанно, для нее это был самый легкий выход.
— Вы считаете, что этим можно объяснить все случившееся?
— Ну, конечно, много фактов мы еще не знаем, но это неплохая рабочая гипотеза. А вторая идея — это то, что розыгрыш и убийство между собой не связаны. Произошло хотя и удивительное, но совпадение.
Я знал, что Пуаро с ним не согласен, но он только сказал уклончиво:
— Mais oui, c'est possible[204].
— Или вот еще что: розыгрыш планировался безобидный, но кто-то узнал о нем и решил приспособить к своим планам. Тоже неплохая идея.
Он помотал и добавил:
— Но мне лично больше нравится идея номер один. А что связывало его светлость с этой актрисой, мы разберемся.
Пуаро рассказал ему о письме, которое горничная отослала в Америку, и Джепп согласился, что из него много можно будет узнать.
— Я сейчас же этим займусь, — пообещал он, сделав запись в блокноте.
— Я так держусь за идею, что убила она, потому что не могу больше никого найти, — объяснил он, кладя блокнот в карман — Вот капитан Марш, теперешняя его светлость. У него повод — лучше не надо! К тому же плохая репутация. Еле-еле сводит концы с концами, а по натуре транжир. Но самое главное, вчера утром он поругался с дядей, о чем, кстати, сам мне и рассказал, даже обидно. Он вполне подошел бы. Но у него на вчерашний вечер алиби. Ходил в Оперу с Дортхаймерами. Богатые евреи. Гроувнер-сквер. Я проверял. Он у них обедал, потом они поехали в театр, потом ужинали в ресторане…
— А мадемуазель?
— Вы имеете в виду дочь? Ее тоже не было дома. Она обедала с людьми по фамилии Картью-Вест. Они возили ее в Оперу, а после проводили домой. Вернулась без четверти двенадцать. Так что она тоже отпадает. Есть еще дворецкий. Чем-то он мне не нравится. Уж больно смазлив. Что-то в нем есть подозрительное. И к лорду Эджверу на службу попал непонятно как. Я его сейчас проверяю. Но повода для убийства не вижу.
— Никаких новых фактов?
— Есть несколько. Трудно сказать, важные они или нет. Например, пропал ключ лорда Эджвера.
— Ключ от входной двери?
— Да.
— Это действительно интересно.
— Как я уже сказал, это может значить очень много, а может не значить ничего. Но еще интереснее, по-моему, то, что лорд Эджвер получил вчера по чеку деньги — небольшую сумму, кстати, около ста фунтов. Деньги были во французских банкнотах, потому что сегодня он должен был ехать в Париж. Так вот, эти деньги тоже пропали.
— Кто вам об этом сообщил?
— Мисс Кэррол. В банк ходила она. Она сказала мне об этом, и я обнаружил, что денег нет.
— Где они были вчера вечером?
— Мисс Кэррол не знает. Она принесла их ему в половике четвертого. Они лежали в банковском конверте. Он в это время сидел в библиотеке. Взял конверт и положил рядом с собой на стол.
— Это в самом деле наводит на размышления. Дело осложняется.
— Или упрощается. Кстати, рана…
— Да?
— Врач говорит, что это необычный перочинный кож. Похоже, но лезвие другой формы. И страшно острое.
— Но это не бритва?
— Нет.
Пуаро задумался.
— Новый лорд Эджвер большой шутник, — продолжал Джепп. — Он считает, что быть под подозрением очень смешно. Не успокоился, пока не услыхал, что мы его и вправду подозревали. Тоже интересно, кстати.
— Может, это говорит о его уме?
— Или о нечистой совести. Смерть дяди была пределом его мечтаний. Он переехал в дом лорда Эджвера, между прочим.
— А где он жил прежде?
— Мартин-стрит, Сент-Джордж-роуд. Паршивое место.
— Запишите, пожалуйста, Гастингс.
Я удивился, но записал. Мне было непонятно, зачем нужен старый адрес, если Рональд уже переехал на Риджент-гейт.
— Думаю, это дело рук Карлотты Адамс, — сказал Джепп, поднявшись. — Здорово вы насчет нее сообразили, мосье Пуаро! Но, конечно, вы ведь ходите по театрам, развлекаетесь. Поэтому и идеи у нас разные. Жаль, что нет явного повода, но мы немного покопаем и что-нибудь найдем, я уверен.
— Есть еще один человек, у которого мог быть повод и которого вы не учитываете, — заметил Пуаро.
— Кто он такой, сэр?
— Джентльмен, который, как говорят, хочет жениться на супруге лорда Эджвера. Я имею в виду герцога Мертонского.
— Да, у него, я думаю, был повод, — со смехом ответил Джепп. — Но герцоги обычно не убивают. И он в Париже.