Кукла советника Литвиненко Елена
Тим щелкнул меня по носу.
– Тебе зачем?
– Как зачем? Я же тоже девочка!
Тим расхохотался.
– Мне нравится, как вовремя ты б этом вспоминаешь!
Я показала ему язык, скривив рожицу.
– Боишься? – тихо спросил брат.
– Нет, – пожала плечами. – Уже отбоялась.
Целый месяц тряслась.
Первой, в домашнем халате, вплыла Галия.
– Доброе утро, – бросила она, остановившись у стола.
Граф приветственно кивнул. Он вообще был не любитель политесов.
– Ваше сиятельство, госпожа, – поклонились мы с Тимаром.
Йарра отодвинул стул для Галии, Тим – мне.
– Приступим, – махнул рукой граф, отпуская слуг.
Хмыкнув, Галия повертела веточку цветущей сакуры, положила ее рядом с тарелкой, довольно отметив, что у меня цветка нет. Аккуратно переместила яйцо бенедикт с общего блюда на свою тарелку, добавила ложку горошка и четвертинку помидора.
Что, это все?!
Вот мымра!
Представив, какой обжорой я буду смотреться на ее фоне, я заставила себя ограничиться таким же скромным набором – яйцо с ветчиной на кусочке поджаренного хлеба, сыр. При виде копченого мяса в тарелке Тимара живот недовольно заурчал. Хорошо хоть, негромко. Я медленно жевала, растягивая удовольствие, косилась в окно на кружащих в высоте орлов, воевала с чайной ложкой – аккуратно кушать яйца пашот было сущим мучением.
– Тебе удалось что-нибудь узнать об угольных шахтах, которые строят для короны? – спросил граф Тима.
Я навострила уши – буквально пару дней назад я закончила читать один из романов, где главным героем, влюбившимся в дочь баронета, был как раз шахтер.
Брат отложил вилку.
– Я думаю, что Советник ворует. С тех пор как началась стройка, было четыре обвала.
– Не пять? – поднял бровь Йарра.
– Четыре, – твердо сказал Тим. – По моим прикидкам погибло около пятидесяти человек, вы же знаете, что у меня нет доступа на территорию, поэтому точных цифр я назвать не могу. Но сами обвалы говорят о том, что древесина для опор используется гнилая.
– Дойер докладывал Совету о четырех обвалах и пожаре. И бурой рже, которая разъедает сталь, – отхлебнул вина граф.
– Ваше сиятельство, ржа? Зимой? Так близко к поверхности? – промокнула губы Галия.
– Какая там ржа, – досадливо поморщился граф. – Я не понимаю, к чему столько возни вокруг угля. И почему шахту просто не закрыли, начав бурить в другом месте. Огневик дешев, дерево для подпор дешево, сталь…
– Может, он пускает сталь на оружие? – предположил Тимар.
– Хм, – задумался Йарра. – Может. Очень даже может быть.
– А если он продает амулеты, которые должны защищать ото ржи? – хищно прищурилась Галия.
– Наглости не хватит, – не слишком уверенно ответил граф.
– Хватит, ваше сиятельство, – подтвердил Тимар. Я увидела, как сжались его кулаки под столом.
Я во все глаза смотрела на взрослых. Йарра задумчиво прикидывал объемы нахрапистости конкурента. Амулеты дороги, хрупки, но – зимой? Почему не летом, когда ржа просыпается? Оружие? Гораздо больше похоже на правду, но… Сколько стали можно увести таким образом? Треть тонны? Половину? Подставляться из-за воза болтов? Но обвалы никак не вписываются в картину… Зачем он всеми силами пытается показать, что шахту проще закрыть, чем разрабатывать?
Тимар напряженно следил за работой мысли графа. Дойера, по вине которого пропал его отец, Тим ненавидел и был готов вывернуться наизнанку, чтобы его уничтожить.
Галия с улыбкой пила чиар. Она была уверена в своей правоте. Когда же ее идея подтвердится…
А я исходила слюной при виде мяса и уговаривала живот потерпеть. Вот, сейчас они договорят, и уж тогда-то, тогда!..
– Почему он пытается представить шахту нерентабельной? – повторил граф.
– Потому что там не уголь? – пискнула я.
Если бы глазами можно было убивать, вместо меня на стуле бы осталась горстка пепла – так зыркнула Галия.
– Не уголь? – впервые за утро посмотрел на меня граф.
– Я видел, как из шахты вывозили огневик, – покачал головой Тим.
– А что там, по-твоему? – оборвал брата Йарра, задав вопрос на лизарийском.
– Что-то более… Как сказать… – запнулась я, отвечая на том же языке, – дра… Драгоценность?
– Драгоценное! – резко поправила меня Галия. – От твоего акцента уши вянут!
– Простите, госпожа…
Девушка скривилась.
– Что, по-твоему, там может быть?
– Не знаю, господин. Я, конечно, могу ошибаться…
– Даже наверняка ошибаешься, – фыркнула Галия, со стуком поставив чашку на блюдце.
– Прекрати, – тихо сказал граф, но от одного-единственного слова, произнесенного ледяным тоном, девушка сникла и подобралась. Только глаза хищно сверкали.
А я почувствовала, как внутри разливается тепло. Он снова меня защитил!
На прощание Галия все-таки устроила мне пакость. Голодная я, едва дождавшись, когда за графом и его любовницей захлопнется дверь, схватила кусок ветчины, сыр, запихнула их за щеку, под насмешливым взглядом всепонимающего Тима пододвинула поближе блюдо с остатками копченой оленины… И предстала перед Йаррой во всей красе – с набитым ртом, перемазанной жиром физиономией и свиными ребрышками в кулаке, когда Галии приспичило вернуться за забытым – специально оставленным! – кольцом.
– Мда-а-а… – протянул Тимар. – По-моему, ты ей не нравишься.
– Ум-гум-ным?
– Что?
– А должна? – прожевала я.
– Нет. Но было бы проще.
Днем я сидела за книгами, попеременно кося глазами в учебник и в окно. Даже пересела на другой подоконник, с видом на юг – куда-то туда ускакал небольшой отряд с Йаррой во главе.
– И за каким лешим он сам поехал? – ворчал Тимар. Не говорил, правда, куда, но я и так понимала – проверять ту самую шахту.
– Это опасно?
Брат, сменивший удобный стол на кресло, передвинутое к южному же окну, кивнул.
– Он собирается влезть на территорию, фактически принадлежащую Доейру. Ни официального извещения о визите, ни распоряжения Совета или князя…
– Но ведь… его не убьют? – тихо спросила я, не отрывая глаз от дороги.
– Типун тебе! – рассердился Тимар, делая отвращающий знак.
Буквы в учебнике никак не хотели складываться в удобоваримые слова и понятные фразы. И легкий мандраж, будто это я собираюсь сунуть голову ехидне в пасть, заставлял дрожать руки. Вернулось забытое, казалось, ощущение, что меня подхватывает и кружит вихрь, как тот прошлогодний листок, чудом уцелевший и прилипший к стеклу.
– Тим?
– Что?
Брат тоже волновался. Несколько раз начиная документ, он сминал испорченные кляксами листы и швырял скомканную бумагу в камин.
– А почему отряд не прошел через портал?
– Потому что Лес. Он буквально в трех перестрелах от шахт, телепорты невозможно настроить.
– А от нас это далеко?
– Сутки пути, недалеко от границы. Потому граф и заметил нездоровую активность Советника. Принеси атлас.
Спрыгнув, я нашла карты на столе, протянула плотные пергаментные листы, заключенные в тяжелую обложку.
– Смотри, – развернул атлас Тимар. – Мы здесь, – ткнул он в маленький значок замка к востоку от столицы. – А шахты бурят тут. – Палец остановился на изображении трех гор. – Черная глыба, Корона и Свеча.
– Лес же далеко, – наклонилась я, едва не тюкнув Тима лбом.
– Он постоянно наступает, и сдерживать его все труднее. Пять лет назад, когда составляли карты, Леса там и в помине не было. А сейчас – видишь карандашный пунктир? – он почти покрыл Черную Глыбу.
– Ого…
– Ага… Хорошо, что это коронарные земли, у нас и так постоянно людей не хватает, чтобы его вырубать. Я сам видел, как расчищенный и выжженный участок с одним единственным уцелевшим пнем… Дуб был огромный, в пять обхватов почти, без лошадей не вывернуть, – пояснил Тим, – так вот, через несколько часов от дуба пошли ростки во все стороны. А еще дождь, как на грех, зарядил. В общем, через неделю поляну пришлось чистить заново.
Я присвистнула. Ничего себе…
– Тим?
– Что?
– А ты не злишься на графа? Из-за ноги?
– Имеешь в виду рану, из-за которой я охромел?
– Ну да…
– Не очень. Будь на месте Йарры кто-то другой, меня бы просто убили.
Он и так всех приговорил, чуть не ляпнула я. Пощадив только нас. Но промолчала. И так все ясно: Тимар – наследник Орейо, формальных, но все же владельцев рудников электрума. А у меня флер…
Глава 20
Прошло уже четыре дня, а вестей от Йарры все не было. Глупо, наверное, но я чувствовала себя виноватой. Если бы не мои предположения о сокровищах в шахте, граф бы не сорвался к брыгу на рога. И все умные мысли – что он бы все равно поехал, проверять версию Галии о продаже амулетов, что это не первая его операция, что он бывал в гораздо худших переделках, что он взрослый мужчина, в конце концов, и если счел мои умозаключения стоящими внимания, то это его и только его решение, – все эти умные и правильные слова не помогали.
Учеба не лезла в голову совершенно, вид издерганного Тимара нервировал еще больше, и, захватив перевязь с метательными ножами, я ушла в зверинец. По полосе препятствий, несмотря на валящий хлопьями снег, бегали солдаты, а в зверинце было сухо. Воняло, конечно, зато никто не смотрел с укоризной. А зверье мне радовалось, подставляя носы и лбы для поглаживаний. Уголек так вообще перевернулась на спину и счастливо пускала слюни, пока я чесала ей брылья. Клыки у горной пантеры уже сейчас были размером с мой мизинец.
От расстройств и переживаний я мазала, и ножи, отличные тренировочные ножи из незакаленной стали и с центром тяжести у рукояти, летели куда угодно, но не в мишень, висящую на пустой клетке рядом с вольером Уголька.
Очередной нож сорвался с руки и усвистел куда-то в сено.
– Да какого лешего! – ругнулась я. Хочешь не хочешь, надо искать, пока помню, под какой травинкой он лежит, потом не найду. Сено кололось, я чихала и чесалась, во все стороны летела труха. Вот он!
Заворчала пантера.
– Ты чего? – обернулась я.
В проходе стояла Галия.
– Доброго дня, – поднялась я, отряхивая колени.
Бледная, как стена, в темно-синем платье, еще больше подчеркивающем пятна лихорадочного румянца, девушка со злостью смотрела на меня. Волосы, чего никогда раньше не было, растрепаны, под припухшими красными веками темные круги. Галия вертела в руках один из ножей – узких, с толстой рукоятью, как раз для женской руки.
– Если он не вернется, – тихо, но отчетливо сказала Галия, – я тебе этой зубочисткой глаза выколю.
Сначала мне показалось, что нож летит в меня, и я плюхнулась на попу, закрывая руками лицо. Но нет – разрезав воздух, клинок вошел прямо в центр мишени, пробив насквозь древесину в два пальца толщиной. Я долго потом выковыривала его из доски, глотая слезы.
Пантера мяукнула, заворчала, заговорила, просовывая лапу с короткими пальцами сквозь решетку и пытаясь играть.
– Да, сейчас погуляем. Я только лошадь возьму.
Ворона обнюхала меня, недовольно фыркнула. Встряхнула гривой и заржала – от меня пахло зверем, и это нервировало кобылу.
– Да ладно, не съест она тебя, – успокоила я Ворону, скармливая ей кубик сахара.
Кобыла и кошка уже были знакомы друг с другом, но Ворона по-прежнему грозно бычилась, замахиваясь подкованным копытом, стоило Угольку подойти чуть ближе, а пантера презрительно отворачивалась – нужна ты мне, мол.
– А брат знает? – спросил старший конюх, когда я выводила оседланную Ворону.
– Знает, конечно, – соврала я. Знал бы, что я в метель гулять собралась, по шее бы надавал.
– Пошла, – сжала я коленями бока лошади. Пантера догнала нас в несколько прыжков и неспешно затрусила рядом.
Главная дорога была расчищена, но по бокам от нее высились горы снега с меня размером. Циклон, пришедший с Рассветного океана, обосновался у нас надолго, засыпая все вокруг тяжелым мокрым снегом. Рабы, чистившие дорогу, низко кланялись, шарахаясь в сторону при виде кошки. Можно подумать, я кого-то из них пантерой травила.
Мы остановились на холме, разглядывая черную громаду замка, почти скрытого снежной пеленой. Уголек валялась в сугробах, гоняясь за перепуганной полевкой, не вовремя высунувшей из норки черный носик.
Руки в тонких перчатках озябли, изо рта и носа вырывались клубочки пара. Я запрокинула голову, ловя ртом снежинки. Вкусные, чуть колючие, они холодили мокрые от слез щеки. Кобыла нетерпеливо переступила с ноги на ногу, звякнув удилами, и я вытерла мокрый нос рукавом ватного дублета.
– Давай до реки и обратно, – предложила я Вороне. – Уголек, плюнь гадость!
Поняв мой приказ буквально, пантера мотнула головой, и серый комочек, уже даже не пытавшийся сопротивляться, улетел в сторону.
– Хорошая девочка, – погладила я кошку, подставившую загривок.
Мы неслись сквозь метель, вспарывая заносы. Вот уже и рощица, где летом оставляли лошадей. Уголек, бежавшая впереди, отстала. Пришлось вернуться. Пантера рычала, глядя в пустоту, а потом как-то странно мяукнула и подпрыгнула вверх на несколько локтей, пугая Ворону. Лошадь шарахнулась в сторону, и я едва удержалась в седле.
– Хей, прекратите! – Я изо всех сил натянула поводья, усмиряя кобылу, обругала кошку, вертевшуюся под копытами. – Уйди!
Пантера будто пыталась заставить меня вернуться, и через мгновение я поняла, почему. На заметенной снегом поляне тускло замерцало выходное окно портала. Рев и вопли оглушили, в прорубленной в пространстве дыре мелькнули огромные перепончатые крылья, закрывая обзор. Шипение, хэканье замаха, кхопеш, пропоровший кожу крыла, и визг на ультразвуке, от которого заложило уши.
Ворона встала на дыбы, замолотила копытами, истерично заржала и, развернувшись, понеслась прочь. Я даже не помышляла ее остановить, лишь изо всех сил вцепилась в поводья и гриву. Безумная скачка напомнила день, когда мы с Тимаром удирали от умертвий. Но тогда мы хотя бы знали, куда бежать… А сейчас перепуганная Ворона несла меня куда-то в сторону полей, на которых летом колосился овес.
Хорошо хоть, снег стал реже, следы не потеряю.
Кобыла выдохлась. Замедлила шаг, но все еще нервно приплясывала, стоило натянуть поводья. Я гладила ее за ушами, тихо напевая срывающимся голосом колыбельную Тима:
- – Легкий ветер присмирел,
- Вечер бледный догорел,
- С неба звездные огни,
- Говорят тебе: «Усни!»[2]
Ворона остановилась. Тяжело дыша, опустила голову, виновато заржала.
– Ничего… Все хорошо. – Я не спрыгнула – свалилась с седла. Ноги дрожали, отказываясь слушаться. Светлые, что же мы видели?! Что ЭТО было?! И где пантера?!
– Уголек! – закричала я во весь голос. – Уголе-е-е-ек!! … Светлые, куда же меня занесло…
Забралась на пирамиду из валунов, оставшихся после расчистки поля, оглядела окрестности. Пантеры нигде не было – ее черную атласную шкуру я заметила бы издалека.
– Уголе-е-е-ек!
Плотные тяжелые тучи затянули все прорехи в облачном покрове, мелкий снег снова стал сыпать чаще, будто кто-то там, наверху, сеял муку сквозь редкое сито. Я поправила подпругу и вернулась в седло. Ударила пятками кобылу.
– Пошла!
Усталая Ворона попыталась взбрыкнуть, потом, нехотя, затрусила рысью. Я даже подумала подстегнуть ее флером, но не стала – зачем мне абсолютно дурная, влюбленная в меня лошадь?.. Время от времени я звала пантеру, но Уголек так и не появилась. Сбежала.
И Светлые с ней, лишь бы не погибла. Мало ли что могло вырваться из портала…
Выходного окна телепорта я никогда прежде не видела, но догадалась, что это оно. Дыра в пространстве, крики, сражение… Хоть бы никто не вылез оттуда. Такие огромные кожистые крылья я видела только у виверн и пустынных сфинксов, на картинках. И отнюдь не была уверена, что флер подействует на этих зверюг.
Помню, я решила объехать реку и, сделав крюк, выйти на расчищенную дорогу. А там уже галопом в замок, рассказать об увиденном.
Рысили мы больше двух часов. Спина и руки заледенели под порывами ветра, стоп я вообще не чувствовала. Следы засыпало полностью, и я ориентировалась… да ни на что не ориентировалась, просто ехала по прямой от одного межевого столба к другому, на всякий случай вырезая на дереве стрелки – хорошо помнила истории о заплутавших и круживших в полулиге от убежища путешественниках. Светлые, хоть бы Тимар заметил, что меня нет, и начал искать…
Черная тень метнулась под ноги Вороне, кувыркнулась в воздухе, уворачиваясь от копыта.
– Уголек! Ты вернулась!
Я тискала донельзя довольную пантеру, облизывающую мне щеки, когда кошка мяукнула и выбралась из объятий. Отбежала на несколько шагов и села.
– Ты куда?
Дождавшись, пока я подойду, пантера снова отпрыгнула в сторону.
– Идти за тобой? Ну ладно…
Ворона недовольно звякнула удилами, но послушно последовала за натянутым поводом. Уголек время от времени оборачивалась, и, убедившись, что я иду за ней, ускоряла бег.
– Хей, не так быстро, – взмолилась я, запыхавшись. Остановилась, хватая воздух, и ветер тут же пробрал меня до костей. Ой-ей-ей… Как же все плохо…
Буран усиливался, снег залеплял ресницы, и я ничего не видела уже на расстоянии пяти шагов. Что-то неестественное, неправильное было в этом беге сквозь метель, и с каждым шагом идея вернуться в седло, а еще лучше сесть отдохнуть, выглядела все заманчивее. …Я вспоминала служанку, умершую от простуды, и упорно переставляла ноги. Даже кончик языка прикусила, чтобы взбодриться. Отличное средство, знаете ли. Сонливость не просто спала, а улетучилась, и я, отвернувшись от проклятого снега, проверила, не отгрызла ли чего.
Кошка появилась откуда-то слева, толкнула меня в спину головой.
– Да поняла я, поняла… Нам нужно туда, – отмахнулась я. – Надеюсь, ты меня к замку ведешь…
Оказалось, не к замку. В то мгновение, когда сугроб впереди вдруг зашевелился и опрокинулся назад, у меня вся жизнь перед глазами промелькнула. Я живо представила себе злого шатуна, которому мой флер что слону дротик. Здорово усмирять медведей, отделенных от тебя решеткой в руку толщиной, а вот так, один на один…
«Шатун» приподнялся, оказавшись с меня ростом, помню, я еще подумала – медвежонок, что ли? – и только тогда узнала Йарру.
– Кошку отзови, – прохрипел он и снова рухнул в снег.
– Господин! Господин! – бросилась я к нему.
Светлые, он же ранен! Плащ на спине изодран в лохмотья, будто мужчина налетел на гвозди. На пять толстых острых гвоздей. Дублет из шотты одеревенел от замерзшей влаги, оставившей розовые разводы у меня на руках. На ноге импровизированная повязка, сползшая к щиколотке, а в икре дыра, в которую мог бы войти палец. О боги!
Портал! Сражение! Где же остальные люди?
Я завертела головой в поисках взрослых, глупо надеясь, что сейчас кто-нибудь еще выберется из-под снега, отдаст мне свой плащ, взвалит графа на Ворону и скажет:
– Хм-м… Мы у реки, значит, замок – там. Пойдем, кнопка. И не бойся, чудовищ никаких нет.
Вот только никто больше не вылезал из сугроба, лишь буран выл стаей голодных волков. И на руках у меня был раненый, почти замерзший граф, сжимающий окровавленный кхопеш с налипшими на лезвие кусочками бурой шерсти. Жаль, поблизости стены не было – я бы с удовольствием побилась о нее лбом, ругая себя всеми непотребными словами, которые когда-либо слышала. Вот чего мне в замке не сиделось, а? Подумаешь, Галия угрожала… Да что б она сделала!
Ворона волновалась, чуя кровь. Уголек щурила на меня горящие в потемках глаза.
– Хорошо тебе, у тебя шуба… Знаешь, как я замерзла? – пожаловалась я кошке.
Подвела Ворону к графу, заставила ее опуститься на колени. Кое-как не перекинула – перекатила! – графа через седло, укрыла его свалившимся плащом. Разжала пальцы, сжимавшие боевой серп. С оружием я чувствовала себя увереннее, хоть и совершенно не владела этой смертоносной в умелых руках загогулиной. Так. Река – там, значит, идти в сторону холмов, к дороге. Надеюсь, Тимар меня уже ищет…
Уголек снова убежала вперед, только хвост набок и брызги снега из-под лап.
Я не то тянула Ворону за повод, не то держалась за него, чтобы не свалиться от усталости. Летом от реки до замка почти два часа хода. Значит, зимой все четыре. А как есть хочется…
Впереди показались путевые столбы, окрашенные фосфоресцирующей краской. Редкая цепочка горела, отмечая дорогу. Там будет легче. Там я не буду проваливаться по колено, как заклинание, повторяла я. А дома залезу в ванну с горячей водой, а потом под одеяло, и уже в постели буду есть сдобные булки с малиной, запивая их горячим молоком. В конце концов, подумаешь, несколько часов ходьбы. Раньше я как заведенная по княжеской кухне носилась, и ничего, жива.
Растерев руки, так что в них начали покалывать иголки, я проверила жилку на шее графа. Жив…
– Вы только не умирайте…
Странно… А дорога-то не расчищена. Совсем. Если бы не светящиеся столбы и гора слежавшегося снега вдоль обочин, я бы пересекла ее, даже не подумав, что это ответвление главного тракта. Обычно ее не просто чистили – вылизывали, невзирая ни на бураны, ни на ливни. Амулеты переноса использовались редко – мелкие ненадежны из-за близости Леса, а крупные слишком дороги. И потому дороги у нас – действительно артерии жизни. Хорошо, у меня сапоги выше колен, и снега в обуви нет. Но хоть и нет – обязательно настучу Тимару на смотрителя. Я-то надеялась, что смогу идти быстрее по протоптанной колее. А тут мало ветра в лицо, так еще и ползу как черепаха.
Сквозь свист метели я услышала не то рев, не то визг и, свернув за поворот, увидела летящую ко мне со всех лап пантеру. Разлепила смерзшиеся ресницы.
– Что…
Я сделала еще несколько шагов, и, споткнувшись, замерла. О боги!..
Дорогу перегораживала гротескная баррикада из изломанных, окоченевших тел. А на самом верху, жадно заглатывая еще дымящиеся внутренности смотрителя, сидела огромная мантикора с рваным кожистым крылом и местами подкопченной шерстью.
Глава 21
Чудовищное порождение Леса придавило лапой кусок мяса, когда-то бывшего человеком, и мотнуло головой, выдирая плоть. Утробно урча, заглотило его.
Неделю назад смотритель дороги помог мне дотащить деревянную мишень до зверинца. Я тогда шарахнулась в сторону, испугавшись бочкообразного мужчины, вынырнувшего из сумерек, а он назвал меня маленькой госпожой и рассказал о внучках, подрастающих в деревне.
А сейчас эта крупная ладонь, ловко закрепляющая деревянный, расписанный кругами щит на решетке пустующей клетки, приземлилась передо мной, оторванная мантикорой. Я вскрикнула, отпрыгнув. Черная кровь медленно вытекала из сосудов, пятная снег.
Мантикора подняла голову, пристально глядя на меня желтыми плошками глаз. Раздвоенный хвост изогнулся, направив жало в мою сторону. Ударом лапы зверь отбросил тело смотрителя и пружинящим шагом, чуть развернув крылья, пошел ко мне.
Я не герой. Совсем нет. И первой моей мыслью было скормить мантикоре Йарру. Может, даже Ворону. Вот только бежать некуда, и, расправившись с ними, зверь пойдет за мной. Мантикоры никогда не отпускают жертв. А насытившись, начинают с ними играть – жаля хвостом, подбрасывая в воздух и швыряя о камни, душа и отпуская, позволяя вдохнуть воздух, чтобы продолжить игру. И «мышка» миллион раз пожалеет, что ее не съели сразу.
Впереди меня стоит Уголек. Такая маленькая по сравнению с мантикорой, размером превышающей буйвола.
– Уголек, – позвала я, – уведи лошадь.
Кошка зашипела, не оборачиваясь. Жалобно мяукнула. Я готова была поклясться, что это значило «Беги!».
– Уведи лошадь, – добавила я к приказу немного флера.
Пантера подчинилась. Она пятилась, раздвигая задом снег. Все еще готовая к самоубийственному прыжку. Я отпустила поводья трясущейся Вороны, и пантера куснула ее за бабку передней ноги. Больше ничего и не требовалось – подгоняемая ужасом, лошадь ускакала.
Надеюсь, достаточно далеко.
Я сняла браслет, ограничивающий флер, и засунула его в карман. На мгновение мир стал восприниматься четче, ярче, а потом все заслонила мантикора.
Кажется, я пела. Меня заклинило на первых строчках колыбельной.
– Легкий ветер присмирел… Вечер бледный догорел…
Мантикора шумно выдохнула, обдав меня запахом крови. Три ряда зубов блеснули в фосфоресцирующем свете. Львиная грива опалена, как и шерсть на боку.
– С неба звездные огни…
Голос сорвался. Сломанное крыло чудовища волочилось по снегу; здоровое, как парус, приподнятое над телом.
– Говорят тебе «Усни!»…
Вот только чудовище и не думало засыпать. Волны флера, который я изливала, топили наст, снежинки в радиусе нескольких локтей осыпались дождем. Артефакт, спрятанный в карман, прожигал даже сквозь толстенный слой ваты дублета.
– Легкий ветер…
Шерсть мантикоры была бурой. Лапы страшенные, с острыми когтями, которые она то втягивала, то выпускала из подушечек. Флера, который я вылила на нее, было достаточно, чтобы привязать к себе стаю волков – я пробовала, когда те спустились с гор.
Я замолчала, и мантикора зашипела. Хвост метнулся ко мне. Жало прошло совсем рядом с лицом, я даже успела разглядеть капли яда.
– Легкий ветер присмирел…
На шее чудовища была запекшаяся рана, в которой пульсировала вена. Тем, кто забросал мантикору горящими стрелами, не хватило совсем чуть-чуть, чтобы убить ее. А сейчас она, наевшись, стремительно сращивала ткани.
Долго петь я не смогу. И у меня будет только один шанс. Я все еще сжимала кхопеш во вспотевшей ладони.
– Легкий ветер присмирел…
Мантикора села в трех шагах от меня. Помню, меня ужасно тошнило – не то от зловония зверя, не то от ужаса.
Я сделала крохотный шажок навстречу. И еще один. И еще.
– С неба звездные огни…
Хвост опустился на землю, но жало все еще направлено в мою сторону. Светлые, помогите!
Я полоснула острым концом боевого серпа по яремной вене чудовища, распарывая ее, и прыгнула в сторону. Поскользнулась в грязи и упала, проехавшись на спине. И только поэтому не оказалась пригвожденной к земле жалом хвоста. Мантикора ревела, пытаясь вырвать лапой кхопеш, оставшийся в ране, но лишь расширяла ее когтями. Черная кровь широкой струей лилась по ее телу.
Почему она не умирает?!
Я отползла от беснующегося зверя, побежала. Топот позади означал только одно – прежде чем сдохнуть, мантикора убьет меня. Удар – и я лечу вверх, а потом прямо в столб, отмечавший дорогу. Хруст – плечо и бок пронзает болью.
Почему я все еще в сознании? Чтобы лучше видеть, как она меня сожрет?