Любовь без репетиций. Две проекции одинокого мужчины Гордиенко Александр

*** (1)(11) Железнов

Аппаратная

Прямой эфир. Шоу «Она мне нравится». Второй сезон. Игра № 4

Через 3 месяца и 9 дней после точки отсчета. Пятница. 21.31

– Уход на рекламу на четыре тридцать, – Наум снял гарнитуру, убедился, что на эфирном мониторе она, родимая, в смысле, пошла реклама, и развернулся к Железнову. – А что, собственно, ты там считаешь? Весь первый тур я тут как папа Карла кручусь, а ты самоустранился… со своим компьютером!

Железнов, расположившийся за приставным столиком в самом углу аппаратной, никак не отреагировал на вопрос Наума. Было видно, что он здорово сосредоточен, занося какую-то только ему известную информацию в свой компьютер. Неожиданно он поднял голову и обратился к Борисову:

– Андрюха, кто у нас проиграл в четырнадцатой паре?

– В четырнадцатой? – Борисов, у которого в аппаратной по штату полагалось два компьютера, графический и оперативный, «прокрутил» мышкой экран своего «игрового» компьютера назад. – В четырнадцатой у нас встречались Евгения Фирсова из Москвы и Алина Давыдова из Омска…

– Победила Фирсова?

– Да. За явным: 37/14. Красивая девушка.

– Познакомить? – Железнов оторвал взгляд от монитора ввиду важности события: в кои веки Андрюха, преодолев собственную застенчивость и робость, выразил интерес к девушке: «По-видимому, она ему понравилась, как сейчас говорят «очень-очень».

– Да на кой я ей? Старый холостяк с вредными привычками. К тому же – программист, повернутый на свой работе.

– Ты неправильно себя позиционируешь: на самом деле ты – холостой интеллектуал с престижной профессией, минимумом вредных привычек, в расцвете лет, член одной из самых креативных телевизионных команд. Что еще? Да. Очень корректен и избирателен в общении с женщинами… И, самое главное! Все эти красавицы, – Железнов кивнул головой в сторону девятого монитора, откуда во время рекламной паузы в рабочем режиме шла картинка из Пентагона: прошедшие во второй круг участницы, времени не тратя даром, переодевались, пудрились, подкрашивались и поправляли прически – все эти красавицы в твоих руках! А в твоих руках они потому, что ты (!) фиксируешь и выводишь на всеобщее обозрение результаты голосования! Что во время оного в прямом эфире поднимает тебя на недосягаемую ни одним хомо высоту! Представь себе на секунду, какие (!) взгляды были бы обращены к тебе, узнай эти красавицы, кто (!) ты на самом деле!

– Но мы гуманны и потому не позволим этим фанаткам разодрать тебя на тысячу мелких кусочков. Твоя миссия для них так и останется тайной, – подошедший Наум был как бы мрачен и недоволен. – Так чем вы здесь занимаетесь, в то время как…

– Слышали – слышали, – Железнов, улыбаясь, поднялся из-за своего импровизированного рабочего места и сделал шаг навстречу Науму, – …в то время как незримые герои-режиссеры телевизионного фронта крутятся как папа Карла.

– Так ты все слышал!?

– Но не понял. Ты опять свалил все в одну кучу. Папа Карла только и умел, что Буратину строгать, да и то в единственном экземпляре. Не крутясь. А вот некоторые режиссеры готовы строгать каждую ночь, крутясь как белка в колесе, – Железнов улыбнулся, – но только чтоб без Буратин там всяких, «чтоб, значить», на Мальвинах разных не жениться.

– Мальвина – дура набитая, – буркнул Наум. – Даже сказочная.

– Зато – чувственная и преданная, – парировал Железнов. – Можно сказать, идеал. Для некоторых, – ехидно продолжил он.

– Ладно, Сань, так чем ты тут так увлеченно занимался, в то время как… – Наум не выдержал и рассмеялся, зная, что Железнов не спустит ему этого.

– Незримые герои телевизионного фронта, – продолжил Железнов, – крутятся как папа Карла. Няма, у тебя нет ощущения, что мы с тобой сейчас можем пойти по кругу и зациклиться? Ладно. Сейчас расскажу, через пару секунд. – Андрей, – Железнов обращался к Борисову, который на девятом мониторе пытался высмотреть Фирсову, – я тебя с ней познакомлю. Естественно, проведу скромную рекламную кампанию…

– Не вздумай! – Андрей с надеждой смотрел на Железнова, чтобы тот не передумал и сделал, как сказал.

– …в том смысле, что после крупных творческих достижений, где ты выложился весь, без остатка, у тебя наступило естественное опустошение. А ты мне нужен для дел ратных в боевом состоянии, энергичным, с блеском в глазах. Вот я и попрошу ее помочь мне (!) – Железнов взял акцентированную паузу, – как можно скорее наполнить твою душу эмоциями. В качестве помощи нашему проекту. Объясню ей, что вывод компьютерного гения, то есть тебя, из состояния опустошенности – это процесс. Не быстрый, требующий терпения, погружения в твою душу, синхронизации ваших мотивов, и уж только тогда, когда она почувствует, что ей удалось определить основные составляющие твоей личности и подстроиться под них, только после этого, на синхронной совместной раскачке ваших эмоций с постепенным увеличением их амплитуды, на резонансе, постараться вытащить тебя из той эмоциональной ямы, в которую ты угодил из-за меня. Ну а дальше – сам, – закончил Железнов. – Как тебе вариант?

– Чего наговорил… Я ничего не понял, – Андрюха смотрел на Железнова несколько заворожено.

– Я на это и надеюсь. Что она тоже не поймет, – грустно улыбнулся Железнов. – Но что она точно поймет, так это то, что тебя нужно спасать. Она очень быстро убедится, что ты – очень добрый, умный и порядочный человек, такой, каких она еще не встречала. Она «спасет» тебя. А затем, я надеюсь, сработает формула Антуана де Сент-Экзюпери: «Мы в ответе за тех, кого приручаем». Ты станешь «её» произведением, которое она будет любить всю свою жизнь, и всю жизнь будет тайно гордиться тобой за свой подвиг.

– А это обязательно, «приручаться»?

– Нет. Можешь сам попробовать ее «приручить».

– И что мне для этого нужно сделать? – Андрей совершенно не ожидал такого поворота событий.

– Да ничего особенного. Главное – не изобретать лишних сущностей. Оставаться самим собой. Говорить ей, что думаешь, и делать то, что считаешь нужным.

– Неужто так просто?

– Не просто. Может не получиться. Но это лучше, чем в угоду ей сломать себя по какой-либо принципиальной для тебя позиции. Если это произойдет, ты перестанешь быть тем, кем был. В любом случае, ты получишь жизненный опыт, – философски обобщил Железнов. И после небольшой паузы продолжил. – Люди, в общем-то, и ищут «родственные души», чтобы им было комфортно друг с другом. А если взаимопонимание не возникает, то нужно расставаться.

– И что потом?

– А потом начинать все с начала – искать человека, с которым тебе было бы комфортно.

– Подводка ко второму туру, двадцать! – громко объявил Паша, помощник режиссера.

Наум, присутствовавший при разговоре Андрея и Железнова, среагировал не сразу, по-видимому, размышляя о сказанном, однако смысл информации от Павла в конечном итоге проник в его сознание. Наум нацепил на голову болтавшуюся на шее гарнитуру:

– Всем внимание! Подводки ко второму туру! Камеры, взяли своих! Работаем! Ведущий! Прошу вас занять точку у лототрона. Девочки, внимание, второй тур, собрались, красавицы! – обернувшись, Наум увидел, как Железнов усаживается на свое импровизированное рабочее место в углу аппаратной, сдвинул в сторону микрофон. – А ты мне так и не сказал, чем ты там занимаешься!

Лишь через двадцать четыре минуты, как только закончился второй тур, и состоялся уход на рекламу, у Наума появилась возможность удовлетворить свое любопытство, что он и сделал, первым делом направившись к Железнову.

– Саня, что ты здесь скрытничаешь?

– Боюсь тебя разочаровать. Чисто технический процесс – тестирую нашу «Джульетту».

– В каком смысле тестируешь? И почему здесь, в углу, а не на своем законном рабочем месте? – Наум кивнул в сторону пустого железновского кресла, стоявшего между рабочими местами Наума и Борисова.

– Не хочу, чтобы кто-либо посторонний увидел закрытую информацию с моего дисплея.

– И кто здесь посторонний? – голос у Наума приобрел жесткость. – Ты кому-то не доверяешь?

– Няма, прекращай, – Железнов вяло махнул рукой. – Ты же знаешь, что между турами, во время рекламной паузы сюда может завалиться кто угодно. А в свете того, что ты сам мне рассказывал, это актуально – есть люди, готовые заплатить немалые деньги за информацию об исходных рейтингах участниц нашей игры, которые умеет рассчитывать только наша «Джульетта». Для того чтобы использовать ее при расчете ставок на тотализаторе.

– Хорошо. И что ты тут колдуешь?

– Сопоставляю теоретически рассчитанные нашей «Джульеттой» начальные рейтинги с практическим их воплощением в жизнь.

– Не понял.

– Сейчас покажу. Зайди сюда, – Железнов приглашающе подвинулся в угол, освобождая пространство за своим рабочим столом так, чтобы Наум мог видеть дисплей его компьютера. – Смотри, – Железнов открыл перед Наумом турнирную сетку текущей игры после второго тура. – Вот, например, в первой паре второго тура у нас встречались Дарья Крылова, номер 30 и уже известная нам Женя Фирсова, номер 19. Что мы видим? – Железнов изучающее посмотрел на Наума, понял, что тот точно ничего «не видит» из таблицы и продолжил пояснения, тыкая пальцем в отдельные ячейки таблицы.

– Смотри, у Крыловой исходный рейтинг равен 2 143, у Фирсовой – 2 705. О чем это говорит? – и сам же продолжил. – Это говорит о том, что в очном противостоянии должна победить и пройти в следующий тур Женя Фирсова вследствие того, что у нее существенно более высокий рейтинг. Смотрим в табличку: так и есть – Фирсова во втором туре набрала 33 голоса жюри против 18 у Крыловой. Ту же самую картину мы наблюдаем в большинстве пар – в следующий тур проходит участница, у которой более высокий исходный рейтинг, рассчитанный «Джульеттой».

– И в чем прикол? Что тебе не нравится?

– Не нравится, что имеют место отдельные случаи, когда наша «Джульетта» ошибается. В сегодняшней игре уже было три случая из 24-х пар, когда участница с более низким рейтингом победила участницу с более высоким рейтингом, два раза в первом туре и один раз во втором. Причем два случая из трех связаны с одной и той же участницей – № 23, Ириной Стариковой. Она два раза выиграла, в то время как должна была бы оба раза проиграть, так как ее рейтинг, равный 2 039, был существенно ниже, чем у ее соперниц. В первом туре это была Маргарита Васильева № 6 с рейтингом 2 263, а во втором – Светлана Широкова № 21 с рейтингом 2 512.

– И что это значит? – на лице Наума просматривалось недоумение.

– Вариантов несколько. Первый и самый простой – технический сбой при занесении информации об Ирине Стариковой. Например, Наум, обрати внимание, я утрирую, вместо роста в метр семьдесят два в расчетных исходных данных программы указали рост метр шестьдесят два, то есть ошиблись в одной цифре, вместо семерки набрали шестерку. Но это могло привести к расчетному занижению исходного рейтинга Стариковой. Ну, или что-то подобное. Короче, техническая ошибка.

– Хорошо. Что еще?

– Второе. Это несовершенство разработанного нами программного обеспечения – чего-то существенного мы не учли. Понятно, что наша программа пока не оперирует такими качественными понятиями, как обаяние, тембр голоса, женственность походки или нечто подобное, неподдающееся количественному описанию. Но, как правило, в первом туре эти факторы не существенны…

– Почему?

– Потому что наши участницы не успевают их проявить. Первый тур у нас исключительно визуальный – они не говорят, не проявляют чувства юмора и не демонстрируют свой интеллект. Только внешняя привлекательность. Все промерено и просчитано… Что еще? Зрительская аудитория другая? – Железнов размышлял сам с собой. – Возможно. Но не факт. Пятьюдесятью членами нынешнего жюри перебить статистически почти тысячу девятьсот человек, прошедших через тридцать семь составов предыдущих жюри… Маловероятно. Хотя и нельзя исключать такой возможности – аномальное жюри.

– И что? Саня, ерунда какая, – Наум явно не понимал, куда клонит Железнов.

– Да нет, не ерунда! Андрюха! – Железнов громко позвал Борисова.

– Щас! Графику скидываю! – Андрей что-то внимательно разглядывал на своем мониторе. Приняв решение, ударил по Enter и развернулся к Железнову с Наумом. – Да!

– Андрюха, у нас тут обнаружились некоторые неувязочки, связанные с «Джульеттой», вернее, не с ней, а с одной из участниц… Ты вот что, завтра проверь исходную по Стариковой Ирине, номер 23, все ли там соответствует действительности…

– Понял тебя.

– И посчитай коэффициент корреляции сегодняшнего жюри со всеми предыдущими по возрасту, социалке, предпочтениям, в общем, по всем параметрам.

– Хорошо, – Андрей поднялся со своего кресла и подошел к друзьям. – Что-нибудь серьезное?

– А вот это мы и выясним завтра, – Железнов посмотрел в свою табличку. – Самый высокий рейтинг в сегодняшней игре у Евгении Фирсовой – 2 705…

– А у тебя губа не дура! – откомментировал Наум, чуть похлопав Андрея по плечу. – Выбрал самую лучшую из всех.

– Да не смотрел я на рейтинги, – попытался «оправдаться» Борисов, – правда, не смотрел.

Но его никто и не слушал, так как никто так и не думал.

– Так, мужики, – прервал их Железнов. – Если сегодня победит Старикова, а не Фирсова, то очень вероятно, что с нашим жюри была проведена работа. За деньги. Человек пятнадцать вполне достаточно для того, чтобы реализовать «проходной вариант» для серой мышки и заработать на этом кучу денег. А потому. По-любому, – Железнов обращался к Науму, – завтра кассету с записью программы мне на стол, будем пытаться понять, за счет каких таких качеств Старикова у нас оказалась «проходной пешкой», при условии, конечно, если мы не допустили ошибки при расчете ее исходного рейтинга, – тут Железнов обратил свой взор на Борисова, – или у нас – аномальное жюри.

Через 3 месяца и 9 дней после точки отсчета. Продолжение. Квартира Железнова. Суббота. 00.14

– Саня, ну и что ты обо всем этом думаешь? – Наум адресовал свой вопрос спине Железнова, который, стоя у плиты, священнодействовал сразу с двумя джезвами. Ввиду близости финиша процесса, Железнов никак не прореагировал и лишь через несколько секунд развернулся, держа в руках две кованых медных джезвы на длинных ручках с ровной пенкой и распространяя оглушающий аромат отлично сваренного кофе.

Железнов молча разлил кофе по чашкам, уселся за стол напротив Наума, сделал глоток, чиркнул зажигалкой, прикуривая сигарету, и лишь после этого ответил Науму, который, надо отметить, с невиданной выдержкой молча наблюдал за всеми манипуляциями друга.

– Да что тут думать, я им весь этот бизнес с нашими девчонками поломаю. Тоже мне, нашли скаковых лошадей, на которых можно делать ставки и протискивать в финал «серых» лошадок.

Вопрос у Наума возник после того, как Борисов прислал Железнову sms о том, что за Старикову, девушку с одним из самых низких стартовых рейтингов, во всех пяти турах сегодняшней игры голосовали одни и те же люди – семнадцать членов жюри. По просьбе Железнова Андрей после окончания игры провел анализ голосования в парах, в которых принимала участие Старикова, и без труда выявил людей, которые голосовали только за нее, несмотря на то, что соперницами у нее были более яркие и эффектные участницы, имеющие существенно более высокий рейтинг.

Небольшим утешением послужило то, что в финале игры победила все-таки Женя Фирсова со счетом 34/17, что свидетельствовало о том, что ни один из не подкупленных членов жюри за Старикову не проголосовал.

– Тотализатор – это же криминал, ты сам говорил, – на лице Наума явно просматривалась брезгливость. – И как мы с ними будем бороться? Пойдем в полицию?

– Няма, не смеши меня за здесь, как я сказал бы, если бы жил в Одессе. Формально нет состава преступления. Что мы можем сказать в полиции? Что одни и те же семнадцать членов жюри в течение пяти туров игры голосовали за одну и ту же девушку? Что вероятность такого события близка к нулю? Не доказуемо.

Железнов прикурил очередную сигарету.

– Не доказуемо, что кто-то брал деньги за то, чтобы голосовать за одну и ту же конкретную девушку. Неизвестно, где и как проводился этот самый тотализатор. Это мы с тобой сложили два и два и с очень большой долей вероятности предполагаем, что он проводился, и именно в его целях были подкуплены семнадцать членов жюри. Причем я практически уверен, что и членов нашего жюри использовали втёмную…

– Это как, втёмную?

– Втёмную – это значит, что их обманули. Например, всех членов жюри посетил один и тот же внешне добропорядочный и респектабельный человек, который объяснил, что Старикова – это его пассия или дочь, не суть, и он хочет, чтобы она выглядела «достойно». То есть, в силу естественных причин, выиграть ей «не светит», но, если уж и проигрывать, то не на ноль, а чтобы у нее было бы набрано хотя бы несколько голосов, дабы не травмировать еще молодую девушку, за что он заранее, перед игрой, готов щедро отблагодарить. Более того, я уверен, что сама Старикова – ни сном, ни духом. «Они» из всех участниц выбрали самую что ни на есть «серую» и поставили на нее, по-видимому, большие деньги, с расчетом, что она обязательно выиграет игру.

– Или выйдет в финал.

– Да, ты прав, может быть, и так.

– И что мы будем делать? – Наум вернулся к исходному вопросу.

– Как что?!. Будем менять схему формирования жюри. Сейчас оно выбирается из числа телезрителей, верно предсказавших победительницу предыдущей игры…

– Фактически те, кто мог бы выиграть в тотализаторе при честных правилах игры.

– Ты прав. Естественно, или мы эту схему поломаем, или закроем информацию о составе жюри.

– «Им» это не понравится. Будут «накатывать».

– Скорее всего. Но будем устранять неприятности по мере их поступления. Ладно, Ням, поздно. Не сочти меня за гада, но предлагаю тебе выметаться домой.

– Согласен. Пора спать. Слушай, Саня, а ты что, действительно хочешь переговорить с Фирсовой относительно Андрюхи?

– Да, конечно. Причем завтра же, пока у нее не закружилась голова от рекламных контрактов.

– Думаешь?

– Няма, ты в каком мире живешь? У нас в рекламном отделе на победительниц каждой игры очередь стоит – каждая из них будет участвовать в главном финале с теоретической возможностью его выиграть. Фирсова – уже миллионерша. И будет стричь купоны со своей победы как минимум с год. И все, кто прошли в финальную игру – тако ж.

– Саня! Ну почему не мы?!. А, Сань? Может, и мне, как Андрюхе, поспособствуешь познакомить с финалисткой?

– Не ёрничай. В части познакомиться, на мой взгляд, тебе равных нет. Наум довольно улыбнулся: «Истину глаголишь».

– А вот когда встретишь серьезную женщину и получишь «от ворот поворот», вот тогда я тебе подскажу, как выглядеть высокообразованным интеллектуалом.

– И как? Я так прям к ней сейчас и поеду.

– Вместо банального приглашения домой «на чашечку кофе», которая известно, чем заканчивается, произносишь фразу, вгоняющую в ступор своей неординарностью.

– Да? И какую же? Чего такого я еще не знаю?

– Вместо тривиальной «чашечки кофе» предлагаешь отдать ей самое ценное и уникальное, что у тебя есть – свою генетическую информацию! – несколько секунд Наум сам находился в ступоре, вникая в смысл, потом весело заржал, произнес: – Гениально. Грамотно. Необычно, – и двинулся на выход. Уже у двери Наум притормозил:

– А если она не поймет?

– Наум, я все-таки надеюсь, что твои (!) девушки должны знать байку про 46 хромосом. Иначе… Все! Иди уже!

Закрыв за Наумом дверь, Железнов подумал, что помимо всех сегодняшних передряг на игре что-то сегодня еще было неправильно. Лишь когда принимал душ, до него дошло – Катя. За весь день ни разу не зашла, не позвонила и не написала. Странно это. Повзрослела? Или изменила тактику.

*** (3)(7) Апрель 45-го

Восточная Австрия. В 30-ти километрах от восточной границы

7 апреля 1945 года. 13.55 по местному времени

Расставшись с настоятельницей, Алексей остановился посредине внутреннего дворика монастыря, размышляя о том, что не так часто на войне выдается возможность вот так никуда не спешить, а спокойно вздремнуть за крепкими стенами средневекового замка под набирающим силу, но еще не палящим весенним солнцем. Размышления прервал Титыч:

– Командир, я тут спальное место оборудовал, – старший сержант показал на пару длинных лавок, поставленных рядом друг с другом в углу монастырского двора. – Можно придавить минут шестьсот.

– Лавки где взял?

– Дак тут и взял. По-над стенками стояли, – поймав пристальный взгляд командира, продолжил. – Так завтра с утра и вернем. На Родину не повезем.

– Хорошо. Титыч, тут сейчас появятся монахини с посудой, так ты накорми их.

– Да хоть с ложечки, товарищ старший лейтенант. Каждую и накормлю.

– Надорвешься. Их тут сорок три единицы.

– Да вы что? И где попрятались?

– По кельям. На втором этаже. Ты вот что, Титыч, проследи, чтобы наши интенданты не жлобились, накорми их как своих.

– Вы бы сами поели, товарищ старший лейтенант.

Осадчий, сидя на импровизированной кровати, доедал миску с кашей, щедро сдобренную мясом, и с интересом наблюдал, как со второго этажа по лестнице в трапезную спускаются монашки – все в темных длинных одеяниях, все – с покрытой головой, кто – в платке, а кто, накинув на голову капюшон, все – молча, не разговаривая между собой.

Созерцание прервал часовой на колокольне, который доложил старшему сержанту, что в пятистах метрах от монастыря из лесу выдвигается большая группа вооруженных людей, судя по всему, красноармейцев.

Осадчий пулей взлетел на колокольню. Отодвинув бойца, некоторое время в бинокль рассматривал выходящих из леса красноармейцев. «Да, действительно, наши. Человек восемьсот, судя по цвету погон – батальон НКВД. По-видимому, прочесывали лес частой гребенкой – не разбежавшихся ли штрафников искали?» Пока вышедшие из леса красноармейцы разбирались в походную колонну, из просеки показался крытый брезентом джип. – «Наверняка, командир воинского подразделения. Ну да ладно, тревога оказалась ложной». Пробормотав: «Принес же черт, каша, наверное, уже вся остыла», – старший лейтенант решил, что больше ему на колокольне делать нечего.

Спустившись с верхотуры, Алексей заглянул в трапезную, узнать, понравилась ли каша и всем ли хватило. Однако увиденная картина моментально отбила желание интересоваться чем-либо: смиренно опустив головы, монахини в абсолютной тишине принимали пищу, уткнувшись каждая в свою тарелку. Не было слышно даже позвякивания ложек о миски. Лишь одна из монахинь, стоящая на возвышении слева от настоятельницы, бесцветным голосом зачитывала текст из лежащей перед ней на подставке древней книги. «Да уж. Верно говорят: «Со своим уставом в чужой монастырь не ходят». Сраженный Алексей очень тихо, стараясь не привлекать ничьего внимания, ретировался из трапезной.

Выйдя во двор, где жизнь протекала в несколько ином ритме, и, глотнув свежего воздуха, Алексей приказал сержанту внешнее охранение снять, ворота закрыть на колоду, собираясь спокойно дообедать и по максимуму поспать. Но. Чему быть, того не миновать. Не успел он добраться до своей импровизированной кровати, как раздался настойчивый стук ногами в ворота: «Открывай!» В подтверждение требования раздалось несколько пистолетных выстрелов.

Старший лейтенант мгновенно замер, подняв вверх правую руку – «Всем внимание», обернувшись, увидел, что все разведчики уже вскочили с оружием – ждут от него приказаний, отдал команду «Тишина» – приложил палец к губам, схватил автомат, бесшумно и быстро поднялся на верхнюю обходную площадку и осторожно выглянул наружу через одну из амбразур.

У ворот стоял лендлизовский джип «Ford» с водителем и два старших офицера НКВД – подполковник и майор. То, что это офицеры НКВД, Алексей определил по васильковому канту на погонах. Один из них, майор, стоял спиной к воротам и что есть силы колотил в них каблуком сапога: «Открывайте, суки! Бабье поповское! Не откроете, всех положу!» После каждой фразы майор палил из пистолета в воздух. Двое других в расстегнутых кителях похабно скалились: лысый и тщедушный майор – развалившись за рулем джипа, открыв дверцу и выставив один сапог наружу, а подполковник – с красным круглым лицом и оплывшей фигурой – опершись о капот.

Наблюдая всю эту картину, Алексей размышлял: «Открывать – не открывать». Нет. Пьяные, заведенные. Сами не уедут. Подгонят бойцов и разнесут ворота. Беды не оберешься».

Спустившись вниз, старший лейтенант знаком подал команду двум автоматчикам следовать за ним. Опять же знаком подал команду поднять колоду и приоткрыть одну из створок ворот.

Поняв, что ворота сейчас откроются, «гости» явно обрадовались: «Ну, наконец-то, дуры! Спасители к вам пожаловали! Без греха и досыта! – раздалось похабное ржание. Плоть они умерщвляют! Сейчас оживим! Открывай скорее, богомолка!»

Появление из ворот старшего лейтенанта Красной Армии в сопровождении двух автоматчиков вместо ожидаемых монахинь на какое-то мгновенье привело «гостей» в ступор:

– Ты хто, лейтенант? – майор с пистолетом в руках пьяно, тупо и недоуменно уставился на командира разведчиков. – А бабы где?

Разведчик с ППШ на груди сделал шаг вперед и представился:

– Старший лейтенант Осадчий. По приказу командира дивизии генерала Шульгина осуществляю охрану и оборону монастыря. До особого распоряжения, – добавил он, решив, что «гостям» не стоит сообщать, что приказ по охране действует всего до 14.00 завтрашнего дня.

Краснолицый подполковник, опиравшийся руками на капот джипа, распрямился, засунул руки в карманы галифе:

– Так, лейтенант, забирай своих бойцов и уматывай отсюда. Мы тут сами поохраняем… Приказ ясен? Минута у тебя.

Осадчий развернулся в сторону краснолицего.

– Никак нет, товарищ подполковник. У меня приказ командира дивизии – никого не пускать на территорию монастыря, – старший лейтенант чуть повернул голову. – Крылов, радиста сюда, – отдал он приказ одному из автоматчиков, который моментально исчез за воротами.

Красное оплывшее лицо подполковника приобрело синюшно-багровый оттенок.

– Что значит никого! – подполковник сорвался на крик, изо рта обильно полетела слюна. – Лейтенант! Ты ослеп?!. Ты не видишь, кто перед тобой!!! Это я для тебя – никого?!. Да я тебя сейчас расстреляю как дезертира, отказавшегося выполнять приказ старшего начальника!!!

– У меня приказ генерала Шульгина, – Осадчий интонационно выделил слово «генерал», намекая подполковнику, что его полномочий недостаточно для отмены приказа генерала. – А кому можно, а кому нельзя – это мы сейчас уточним у командира дивизии. Корнев, срочно связь с генералом Шульгиным! – старший лейтенант отдал команду появившемуся из ворот радисту. – По разведканалу! Живо!

– Есть! – радист выдвинул из радиостанции антенну и надел наушники. Старший лейтенант вновь развернулся лицом к подполковнику.

– Товарищ подполковник, прошу вас представиться для доклада генералу Шульгину!

– Ах ты ж сука! – вскинулся майор с пистолетом. – Ты как разговариваешь со старшими по званию! – он поднял пистолет и с каждой фразой размахивал им перед лицом Осадчего. – Я тебе покажу, представиться! Ишь, чего удумал! Генералу стучать собрался?!. Вот тебе!!! – неожиданно майор опустил пистолет и трижды выстрелил в рацию. Одна из пуль после рикошета от рации попала в шею радиста, который как был, в наушниках, завалился прямо на рацию, обильно заливая уже бесполезную, разбитую станцию собственной кровью.

Осадчий вскинул автомат и дал короткую очередь – раздался визг майора, пистолет вывалился из его руки, которая плетью повисла вдоль тела.

Для старшего лейтенанта, имеющего более сотни ходок за линию фронта, время привычно замедлилось.

Краем глаза он заметил, что майор, сидящий в джипе, передернул затвор автомата и изготавливается для стрельбы. Что ж, метод ухода отработан сотни раз: лейтенант сделал кувырок вперед и в сторону. Очередь, как и положено, привычно проходит метрах в трех от разведчика, но, – «Черт, как неудачно», – успел отметить старлей, – прошивает растерявшегося и не среагировавшего на угрозу автоматчика, что стоило тому трех пуль в грудь. Не теряя ни доли секунды, Осадчий длинной ответной очередью прошил место водителя джипа, в результате чего майор безжизненно уткнулся головой в руль.

Дважды перевернувшись через бок, Осадчий огляделся. Так, что у нас? Ага. С началом перестрелки подполковник свалился на землю и уполз за джип, вон его задница видна в просвете между колесами. Да хрен с ним, пусть живет.

Держа в поле зрения и подполковника, и скулящего майора с простреленной рукой – хватит ли у них глупости продолжать войну с боевым офицером, старший лейтенант знаком подал команду второму автоматчику втащить раненого радиста за ворота, сам же подполз к прошитому очередью водителя автоматчику и, не выпуская из поля зрения «гостей», ползком, за подмышки втащил бойца за ворота.

Оказавшись за воротами монастыря, старший лейтенант первым делом осмотрел автоматчика: три ранения в грудь, еще жив, но… одна пуля в область печени. Очень плохо.

Из-за ворот раздался крик подполковника:

– Лейтенант! Слышишь меня?!. Ты не выполнишь свой приказ, лейтенант! Потому что я расстреляю тебя как предателя, а заодно и всех твоих подчиненных, как пособников предателя! А еще… слышишь меня, лейтенант, а еще – потому, что через полчаса мой батальон войдет в монастырь! И всех твоих нацистских подстилок – богомолок я пропущу через свой батальон! Всех до одной! Что, защитил?!.

После чего раздался звук заводящегося мотора и отъезжающей машины.

– Титыч, как Корнев? – старший сержант находился рядом и слышал все угрозы подполковника.

– Командир, радиста у нас больше нет, – Назаренко опустил голову. – Что делать будем?

– Выполнять приказ, сержант. Всех наверх, на позиции. И предупреди, чтобы патроны экономили. Батальон – это не менее восьмисот человек.

*** (4)(7) Трейдер

Офис телекомпании. Кабинет Железнова

Через 3 месяца и 12 дней после точки отсчета. Понедельник. 10.35

– Андрюха, ты чего такой счастливый? – Железнов несколько удивленно рассматривал буквально светившееся лицо Борисова, который, как правило, пребывал в кабинете Железнова в серьезно-сосредоточенном состоянии. Так уж сложилось, что при постановке задач по программированию Железнов был скуп на слова, считая, что каждое (!) слово должно нести свою смысловую нагрузку, дабы самым коротким и эффективным образом преобразовать его идеи в алгоритм. Поэтому на их рабочих встречах Андрей, как правило, выглядел сконцентрированным, внимательно следя за мыслями Железнова.

Лицо Андрея еще шире расплылось в улыбке:

– Ты представляешь, она оказалась абсолютно простой, очень эрудированной и интересной девчонкой. И с ней очень легко.

– Она, это я так понимаю, Женя Фирсова.

Борисов несколько оторопело и, может, даже чуть возмущенно (как это ты мог подумать другое) посмотрел на Железнова:

– Спасибо тебе. Сам бы я, наверное, никогда бы не решился познакомиться с ней.

– Не принижай силу своего характера. Уверен, что через пару дней, максимум неделю, ты бы преодолел себя. Просто я посчитал, что зачем время терять, когда два прекрасных человека могут проводить его вместе.

– Я ей сразу же сказал, что у меня нет никакой депрессии. Будь как будет, но врать не хотелось, – Андрей изучающе смотрел на Железнова, пытаясь понять, не совершил ли он ошибки, считая Железнова экспертом в этом вопросе.

– Молодец. Ты будешь удивлен, но я тоже решил не фантазировать, посчитав это неправильным. Просто дал ей твой телефон, сказав ей, что если она позвонит по этому номеру, то никогда об этом не пожалеет, в любом случае в ее жизни появится очень надежный и очень не тривиальный человек.

– Ну, да. Она мне сказала, что ты так расписал ей меня, и что ее еще больше удивило – в твоем голосе чувствовалось столько тепла и уважения, она так и произнесла «тепла и уважения», что не смогла не позвонить мне. Спасибо тебе, Саша.

– Спасибо скажешь, как пригласишь на свадьбу.

– Ну, до этого еще далеко, – лицо Андрея приняло мечтательное выражение, чувствовалось, что ему хочется добраться до этого «прекрасного далёко» как можно быстрее.

– Ну да ладно, Андрюха, я рад, что пока у тебя все так складывается, но давай вернемся к нашим баранам, – Железнов развернул свой ноутбук таким образом, чтобы Борисову были видны графики движения валютных пар на Forex. – Ты знаешь, что мне напоминает наш процесс отладки программ?

– Ну? – Борисов переключился и характерно блымнул глазами, настраиваясь на рабочий лад. – Что?

– Бифштекс из муравья под микроскопом!