Любовь без репетиций. Две проекции одинокого мужчины Гордиенко Александр

*** (2)(7) Екатерина Строева

Квартира Екатерины Строевой

Через месяц и девять дней после точки отсчета. Понедельник. 21.41

Успела! – Екатерина Строева довольно улыбнулась. Еще минут сорок назад она была в офисе – принимала от подрядчика «монтажки» (монтажные станции), когда поступило сообщение от Смолякова, что Железнов сел в машину и поехал, судя по маршруту, в сторону дома. Катя на полуслове оборвала презентацию подрядчика, извинилась, перенесла продолжение презентации на завтрашнее утро и рванула домой. Влетев в квартиру, первым делом включила компьютер: вот тогда-то, увидев раздевающегося в своей квартире Железнова, у нее и появилась обрадовавшая ее мысль: «Успела!».

По вечерам Катя занималась тем, чем и всегда в последние две недели – смотрела сериал под названием «Железнов»: Home Video – в прямом и в переносном смысле. Смоляков в точности выполнял указания своей хозяйки – картинка с камер, установленных в квартире Железнова, в режиме on line транслировалась на домашний компьютер Строевой.

Неудобство состояло в том, что рекламные паузы в этом кино были не предусмотрены, а потому Кате приходилось совмещать свою деятельность с активностью Железнова, которую, надо признать, нельзя было назвать высокой. Правда, это относилось только к скорости перемещений Железнова из комнаты на кухню и обратно. Что касается его деятельности, то тут картина была с точностью до наоборот: складывалось ощущение, что он изводит себя работой.

Вот и сейчас Железнов прошел на кухню, открыл холодильник, несколько секунд равнодушно изучал его содержимое, после чего вяло захлопнул дверцу и включил кофеварку, которая за двадцать секунд выдала всего-то полчашечки, но зато очень (!), как в свое время Катя могла лично убедиться, крепкого кофе. «Опять есть не будет, – констатировала про себя Катя. – Полночи просидит на десятке-другом чашек кофе. Сколько же так (!) можно! Желудок угробит и сердце загонит. И вообще, ощущение, что запущена команда на самоуничтожение. Ну же, Железнов! Встряхнись! Я не дам тебе себя уничтожить!» Екатерина немного понаблюдала, как Железнов пьет кофе под сигарету (одно без другого у него не водится) и поняла, что у нее есть минут пятнадцать – после кофе Железнов, как правило, принимает душ. Слава Богу, видеокамеры в душевой не было, тем не менее Кате нравилось наблюдать обнаженного Железнова, растирающегося полотенцем после душа в коридоре либо в комнате, – накачанное мускулистое тело, не зря он по утрам не жалел времени на поддержание формы. Надо признаться, что поначалу она немного смущалась, прятала взгляд, но потом любопытство взяло верх, а уж потом… В общем, иногда она видела его тело в своих снах. А она – рядом, проводя пальцем по его мускулатуре и не решаясь разбудить…

Во время «рекламной душевой паузы» Катя успела также принять душ, перехватить пару бутербродов, и когда она вернулась к компьютеру, Железнов уже разложился на кухне с компом на столе – проводил анализ своих математических моделей, торгующих в автоматическом режиме на Forex – мировом валютном рынке. Катя иронично усмехнулась, это сейчас она такая «умная» – понимает, что зелененькие графики на экране – это движение валютных пар, а «экселевские» таблички в другом окне железновского монитора предназначены для регистрации результатов работы торгующих на рынке компьютерных моделей, которых Железнов понапридумывал штук десять. Для того чтобы понять все это, пришлось вновь обратиться к Смолякову – это его специалисты разобрались, чем занимается Железнов по вечерам, о чем Смоляков лично доложил Строевой, специально приехав в ее офис. Катя мысленно усмехнулась: по-видимому, Смоляков теперь уверен, что ее интерес к Железнову обусловлен исключительно его моделями для торговли на Forex. Занятно. Ну да ладно. Катя зафиксировала текущее время – у нее есть около часа – приблизительно столько Железнов уделял каждый вечер анализу своих моделей. Кроме выходных. Как выяснилось, мировой валютный рынок работал круглосуточно, с перерывом на один час ночью по Москве, зато свято соблюдал выходные дни.

Через час, когда Катя поднялась от Валентины (выбирали в инете офисную мебель и напольные покрытия для офиса), Железнова она «нашла» в комнате, лежащим на животе на диване, подложив кулаки под лоб, что, как уже знала Екатерина, свидетельствовало о том, что Железнов о чем-то напряженно размышляет. Напряженно – потому что кулаки под лоб. Как правило, за этим следовало перемещение к компьютеру на кухню и работа либо с Forex, либо над сценарием.

Железнова сдернул с дивана телефонный звонок. Услышал он его не сразу, с третьего или четвертого звонка, не спеша поднялся, тряхнул головой, возвращаясь в реальность, прошел на кухню и тыкнул пальцем в «громкую» связь:

– Няма, привет!

Возмущенно-встревоженный Наум сразу же пошел в атаку:

– Саня, ты чего это так долго трубку не брал?!. Я уж решил было, что ты опять в отключке… – Наум взял легкую паузу, явно подбирая слова – …из-за писем издалека.

– Ааа… Да нет. Это просто мы с телефоном лежали в разных комнатах: я – на диване, а он – на зарядке.

– Ага, – несколько секунд Наум вникал в услышанное. – Но лучше бы вы лежали вместе, – ехидно закончил он.

– Кому лучше, Няма, мне или телефону?

– Мне.

– Ты – эгоист. Предлагаешь с телефоном спать. Ради тебя. Извращенец.

– Не согласный я, – чувствовалось, что Няме хочется слегка покуражиться. – Я же не предлагаю тебе заниматься репродукцией с телефоном. Хотя… представляешь, Железнов – с кнопочным набором… Человек-телефон. Мечта!

– Няма, ты как всегда все спутал. Что касается репродукции, – Железнов решил подыграть Науму, – то до сегодняшнего дня еще ни один мужчина не смог стать матерью. Несмотря на обещанный миллион.

– Чего? – в голосе Наума слышалось явное непонимание.

– Долларов. Если ты не в курсе, Чарли Чаплин оставил завещание, по которому первый мужчина, выносивший и родивший ребенка, получит миллион долларов, – Железнов немного подумал и резюмировал. – Тьма ты, Няма. Так вот, термин «репродукция» в широком смысле и в первую очередь относится к женщинам и звучит следующим образом: «Все женщины делятся на две категории: женщины репродуктивного возраста и… – Железнов взял небольшую паузу – …женщины нерепродуктивного вида».

Наум, не ожидавший такого продолжения, несколько мгновений усваивал смысл сказанного:

– В принципе верно. Но жестко. «Женщины нерепродуктивного вида», – процитировал Наум Железнова. – Ты что, исключаешь право некрасивых женщин иметь детей? Это не гуманно. И на тебя не похоже, – Наум взял секундную паузу. – Ты что, обозлился на весь женский род?

– Есть немного, – Железнов грустно улыбнулся. – Но, думаю, это пройдет. А по поводу права иметь или не иметь детей… Это твое ложное философское обобщение, относящееся ко всем некрасивым на твой взгляд женщинам. Я же имел в виду мужчин, которые на сознательном и подсознательном уровнях делят всех женщин на ту, от которой он хотел бы иметь детей и всех остальных. Как бы этим всем остальным ни было обидно. В твоей терминологии это выглядело бы так: «Мир многолик… – Железнов взял небольшую паузу и выдал. – …и многожоп».

Наум неприлично заржал:

– И что я этим, по-твоему, хочу сказать?

– Только то, что сказал. Многолик и многожоп. Соответственно и пропорционально. Одно предполагает наличие другого. Равновесие.

– Поясни убогому.

– Это означает, – продолжил Железнов, – что, в принципе, выбор велик, многолик то есть, но далеко не всегда удается встретить то, что тебе хочется. Или ту, от которой ты хочешь иметь детей. А пока ты ее не встретил, ты находишься в… в общем, сам знаешь, где. В поиске, в общем.

– Да я, собственно, и не очень ищу.

– Это я знаю. Ну да ладно, Няма, а ты чего, собственно, звонишь?

Катя поймала себя на мысли, что ей безумно интересен разговор этих двух охламонов. С одной стороны, вроде бы треп. А за ним – вторым слоем – глубина и искренность. Она не привыкла к такому. Странно, но ей хотелось бы, чтобы они не останавливались. Но исполнение желаний – есть вещь необязательная, если они зависят не от тебя.

– Да я, собственно, по делу. Посоветоваться надо.

– Советуйся.

– Меня тут регионалы достали по поводу отбора участниц для нашего федерального кастинга… Для того, который проводим мы с тобой здесь, в Москве…

– Ну, Няма, не тяни.

– Если коротко, они в растерянности и просят помощи и демократии.

– Это ты уж чересчур кратко. Давай по пунктам. Первое – растерянность.

– У них – огромный наплыв желающих участвовать в региональном кастинге…

– И они боятся ошибиться в отборе, послав к нам не самых конкурентоспособных, – Железнов в очередной раз продемонстрировал, что они с Наумом практически всегда понимают друг друга с полуслова.

– Верно. А они, региональные станции, хотят точно отбирать самых-самых, чтобы выиграть, и чтобы региональная элита их не разогнала.

– Это понятно. Помощь. В чем они ее видят?

– Просят объективную методику отбора, единую для всех регионов.

– Няма, самая объективная методика – это игра. Подиум. Претендентки. Судьи. Статистически объективный выбор. Пусть организуют ее на своем уровне.

– А права? Ты, – в голосе Наума опять прорезалась ехидность, – единоличный владелец формата.

– Продадим по сходной цене. Обещай им. А что ты там по поводу демократии заворачивал?

– Они требуют участия своих представительниц в каждой третьей игре. Правда, я не понял, почему.

– Математики. Думаю, что тут все просто. В нашей стране около девяноста регионов. В каждой игре принимает участие тридцать две участницы. Вот и вычислили, что каждый регион имеет возможность выставлять свою участницу приблизительно в каждой третьей игре. Но я не согласен.

– Ты против демократии!?. Всем расскажу, – Наум явно улыбался. – Сатрап! Почему?

– Потому что в Москве живет пятнадцать миллионов, а в еврейской автономной области – сто семьдесят тысяч. В сто раз меньше.

Почувствуйте разницу. То, что они предлагают, может существенно снизить качество отбираемых участниц.

– Ну и что будем делать?

– Думать.

После того, как Железнов дал отбой, сварил очередную чашку кофе и уселся за компьютер, судя по картинке, работать над сценарием, Катя решила, что с активностью Железнова на сегодня покончено.

Итак, особо нового она сегодня ничего не узнала – Железнов по вечерам никуда из дома не выходит, отношений, кроме Наума, ни с кем не поддерживает и продолжает пахать над форексом и над сценарием.

Каждый день до двух – трех часов ночи. Иногда – до утра. А, собственно, зачем? Катя впервые поймала себя на мысли, что раньше она себе этот вопрос не задавала. Катя взяла телефон, валявшийся тут же, рядом с компьютером, набрала номер:

– Валя, это я. Извини, что поздно. Скажи мне, а зачем играют на Forex?.. Ага, поняла. Спасибо тебе.

Итак, на форексе играют спекулянты в надежде заработать денег на разнице курсов. Не очень понятно, за исключением того, что Железнову нужны деньги. Зачем? Казалось бы, глупый вопрос, но не в отношении Железнова. Железнов равнодушен к деньгам – ни одной значимой реакции за все время общения. А Катя уже научилась видеть в глазах окружающих либо подобострастие, либо уважение, а чаще – откровенную зависть. Даже в глазах Наума она иногда видела восхищение, правда, Катя про себя усмехнулась, скорее всего, от той суммы, которую он не сможет правильно написать. А для Железнова ее миллиарды не имеют никакого значения, абсолютно. Она это точно знает – блеск в его глазах при разговорах с ней проявлялся только в отношении ее внешности и характера. И, как это ни грустно признавать, для него она, в первую очередь, – статистическая аномалия, стержень, а во вторую – человек, которому очень не повезло из-за того, что она неожиданно для себя стала очень богата и в силу этого будет лишена искренности во взаимоотношениях с окружающими ее людьми. Круг замкнулся. Вопрос остался. Для чего Железнову нужны деньги? Может, хочет купить остров посреди океана и уехать туда от всех? С него станется. Нет. Есть другие способы уединения. Безденежные.

Размышляя, Катя так и не выпустила телефон из рук после звонка Валентине и на автомате открыла список входящих звонков – с десяток. Да, Железнов был прав: количество людей, желающих к ней приблизиться или войти в контакт, увеличилось многократно. Женихов объявилось всяких и разных… противно. Завтра с ними будут работать. Еще накануне Катя дала Смолякову указание привлечь юристов для урезонивания всех этих проходимцев угрозой суда под эгидой вторжения в ее частную жизнь. Смыть всю эту пену… Нет, она, конечно же, достаточно часто ловит на себе искренние восхищенные взгляды, но эти люди не звонят и не пытаются вторгаться в ее жизнь…

Размышления Кати были прерваны звуковым сигналом со стороны монитора: alarm (тревога!) – телефонный звонок у Железнова. Она взглянула на часы: за полночь. Да кто же это? Неужто опять Наум? Катя напряженно всматривалась в экран.

Железнов отреагировал не сразу – дописал какую-то известную ему фразу из сценария, поднялся из-за стола и сделал пару шагов в сторону газовой плиты, на которой, собственно, и возлежал телефон в режиме зарядки. Эту странность – заряжать телефон на плите, Катя заметила давно, но спросить у Железнова «почему так?» не могла в силу известных обстоятельств, а потому решила воспринимать это как данность.

Глянув, кто звонит, Железнов секунд на десять застыл, потом решительно сбросил вызов. Абонент оказался настойчив – телефон зазвонил вновь. Железнов вновь сбросил звонок и, уже не задумываясь, на автомате включил кофемашину и развернулся лицом к камере наблюдения. Катя отпрянула от экрана – лицо Железнова было перекошено болью, желваки ходили под скулами. Железнов взял пачку со стола и жадно прикурил сигарету, как раздался сигнал о получении sms. Железнов отбросил крышку, прочитал сообщение, некоторое время смотрел пустым взглядом в пол, затем решительно захлопнул телефон и, так и не вспомнив о кофе, захлопнув крышку компьютера, прошел в комнату, где и рухнул на диван, накрыв голову руками.

Катя срочно отбила sms Смолякову: «Кто сейчас звонил Железнову? Текст sms?». Буквально через пару минут пришел ответ: «Телефонный номер зарегистрирован на Азарову Марию Николаевну, вызов шел из Новой Зеландии. Сообщение поступило от нее же. Текст сообщения: «С днем рождения мог бы и поздравить».

«Боже мой, какая же я дура! – Катя захлопнула монитор своего компа. – Как же я раньше не поняла! Это из-за нее Железнову нужны деньги! Деньги… Нет! Не деньги ему нужны! Это ей он хочет доказать, что он ей пара! Что он может быть так же богат, как и она! Нет. Что-то не вяжется… Железнов ее не простит, – мысли сумбуром проносились в Катиной голове. – Представить, чтобы Железнов у кого-то выпрашивал любовь? Стоял с протянутой рукой? Нереально. Умрет, но просить не будет! И он ей не ответил! – почему-то эта мысль вызвала у нее радость.

– И, судя по всему, с днем рождения не поздравил… Да-а… Что же он такое, этот Железнов?!»

*** (1)(7) Железнов

Квартира Железнова

Через месяц и десять дней после точки отсчета. Вторник. 00.17

Сегодня у Маши День рожденья. Вернее, у Нее сегодня День рожденья. Железнов дал себе слово не называть Ее по имени. Несмотря на тотальный запрет на воспоминания и мысли о Маше, человеческий мозг – это не вполне управляемая машина. Подкорка Железнова периодически выкидывала на уровень его сознания и Ее имя, и Ее глаза, и «любимая моя». Это происходило практически каждую ночь в снах Железнова, где он был бессилен хоть как-то противостоять самому себе.

За последние полтора месяца Железнову удалось разработать всего два метода подавления мыслей о Маше. В реале он старался в перманентном режиме придумывать и придумывать – что угодно: программы для форекса, форматы новых телевизионных программ, идеи новых сериалов, ситкомов и скетчкомов – все что угодно, с детальной проработкой и мельчайшими нюансами – лишь бы до последнего нейрона заполнить, загрузить свой мозг мыслительной работой. Чтобы ни одна (!) ячейка памяти не высвободилась бы для воспоминаний. А вот в снах…

Сны Железнов пытался исключить из своей жизни – работать по ночам до такой степени изнеможения, чтобы рухнуть на диван и провалиться, чтобы мозг только и мог, что заниматься самосохранением, восстанавливая и восстанавливая перегретый за день и начало ночи мыслительный ресурс…

Железнов взглянул на часы – первый час ночи. Вчера. Уже вчера у нее был День рожденья. Вспомнилось, что на предыдущий День рожденья он подарил ей очень нежное четверостишье и букет из ста одной белой розы – абсолютного символа искренности и чистоты в понимании Железнова… Как она там? День рожденья… В этот день она должна слышать много теплых слов – от друзей, родителей, детей, любимых…

Так, хватит, Железнов! Не заводись! – одернул он сам себя. – Она тебе все, что хотела, уже сказала! А сегодня наверняка даже не вспомнила о том, что ты есть на свете. Работаем!

Еще по дороге домой ему пришла в голову достаточно интересная идея: размышления Железнова о современных технологиях, используемых отдельными агентствами национальной безопасности для прослушки всех и вся, вывели его на мысли о соотношении правды и лжи в повседневной жизни человека. Железнов в свое время был сражен тем фактом, что, как выяснилось, люди очень много врут друг другу, по различным оценкам от пяти до двадцати пяти раз в день. Последняя цифра его просто потрясла. Причем люди в большинстве своем врут, чтобы врать, то есть абсолютно ничего в их жизни не изменилось бы, если бы вместо своей фантазии они говорили бы правду. Конечно же, люди зачастую обманывают друг друга и преднамеренно, с каким-либо умыслом, из корысти, чтобы скрыть от кого-то что-то и так далее и так далее. Ясно одно – это неотъемлемая составляющая нашего человеческого социума. И вот на мысли: «А как бы мы жили, если убрать из нашей жизни эту составляющую», Железнову пришла в голову идея, что это могло бы стать темой для сериала. Причем тема достаточно широкая – можно развернуть и в сторону юмора, и в сторону детектива, и в социальную сферу.

Горизонтальная линия сериала (то есть общая сюжетная линия, которая тянется через весь сериал) у Железнова сложилась практически сразу же: во внутреннюю сеть одной из крупных компаний, занимающей отдельное здание, проникает вирус правды. На мониторы некоторых сотрудников компании от неизвестного адресата приходят «письма правды», в которых сообщается, что в некоторых других письмах, полученных ими сегодня, содержится неверная, лживая информация. Хотите знать правду? Нажмите «Да». Если сотрудник изъявлял желание знать правду, то в течение 5-ти минут на его монитор приходит опять же из неизвестного источника письмо, в котором документально (видеофайлы, записи телефонных разговоров, тексты писем электронной почты и т. д.) доказывается, что информация, полученная сотрудником от абонента (логин, адрес) является лживой. А правда (факты) состоит в том, что… Постепенно «вирус правды» охватывает все компьютеры компании и существенно усложняет привычную и внешне очень благополучную жизнь компании.

Железнов практически безальтернативно для себя придумал рабочее название проекта – «Сноу-дом» – производное от Сноудэн, и подумал, что смысл горизонтальной линии должен состоять в расследовании и поиске источника «вируса правды», которое, естественно, должен проводить главный герой сериала.

Пытаясь уйти от размышлений о Маше, Железнов решил сегодня же сформулировать предложения по развязке, то есть в конце сериала дать ответ на вопрос, откуда же на самом деле взялся «вирус правды»?

Перебрал с десяток вариантов, однако большинство решений показались ему плоскими и тривиальными. В связи с чем для дальнейшего обсуждения с Наумом решил оставить пока два варианта под условными названиями «Акунин» (фанат правды, цельная, сильная личность, идущая к своей цели, невзирая ни на «кто», с идеологией «Цель оправдывает средства») и «Сверхцивилизация» (стерильная, правильная цивилизация, пытающаяся доказать человечеству, что врать – это не рационально, так как приводит к принятию решений на основе искаженной информации). В конечном итоге выясняется, что путь, пройденный человечеством за десять тысяч лет, «стерильные» прошли за миллион. То есть вранье – это уникальное качество человечества, способствующее развитию фантазии и, как следствие, способствующее ускоренному развитию цивилизации. Вспомнив свое военное прошлое, Железнов ехидно улыбнулся и решил добавить еще один вариант для обсуждения: «Вирус правды» – гуманное глобальное оружие, созданное «Оком государевым» для разрушения социума вероятного противника.

«Что ж, с горизонталкой более и менее ясно. По крайней мере, есть от чего оттолкнуться. А вот с вертикалкой… (вертикальная составляющая сериала, это когда каждая отдельная серия – это самостоятельная история, которая развивается на фоне общей горизонтальной линии всего сериала)… пока как-то не срастается. Ну да ничего, все равно что-нибудь придумается», – в этом Железнов ни секунды не сомневался.

Размышляя о возможных направлениях вертикалки, Железнов, как-то не напрягаясь и несколько неожиданно для себя, набросал на компе несколько своих определений лжи.

Ложь – исключительно человеческая категория искажения информации, требующая участия как минимум двоих человек.

Ложь, существующая в пределах одного человека, называется самообман.

Ложь возникает только при материализации информации в виде слова, текста, бита, изображения и т. д.

Ложь искусственного интеллекта называется сбоем программы и лечится перезагрузкой.

«Что ж, может быть, что-то из этого можно будет использовать в качестве эпиграфа или использовать текст в качестве «нравоучительных» ироничных титров».

Железнов дописывал последнее определение, когда раздался звонок телефона. «Это Она», – у Железнова не возникло и тени сомнений – все тело пробила знакомая дрожь, как и раньше, когда он разговаривал с Ней по телефону. – «Нет!» – Железнов сцепил зубы и продолжил набирать фразу, продираясь через желание бросится к телефону и услышать Ее голос. – «Саша, нет!»

Телефон продолжал звонить с все увеличивающейся громкостью. Впервые в жизни Железнов был взбешен и выведен из себя мелодией собственного телефона. «Саша, нет! Если ты возьмешь трубку, я возненавижу тебя!» Трель телефона в ночной тишине била набатом и заполняла все пространство кухни. Железнов медленно поднялся из-за стола и сделал пару шагов к телефону, который по старой привычке лежал на зарядке на плите. «Да, это Она» – на внешнем экране телефона бегущая строка «Маша… Маша… Маша…» отображала идентификатор абонента. Железнов внутренне сжался, как перед прыжком в бездну, и сбросил вызов. После чего застыл изваянием, глядя на свой телефон. Через несколько секунд пошел повторный вызов.

«Нет!» – Железнов повторно сбросил вызов. Наступившая тишина ударила Железнова по ушам.

Стоя у плиты в безумном напряжении от совершенного им Поступка с большой буквы, Железнов рефлекторно нажал на кнопку кофемашины с изображенными на ней кофейными зернами – он впервые сказал Маше «нет», впервые дал Ей понять, что он ее никогда не простит, что он не желает и не будет больше общаться с ней.

Железнов развернулся, взял пачку со стола и жадно прикурил сигарету, когда раздался сигнал о получении sms. Саша отбросил крышку, прочитал сообщение: «С днем рождения мог бы и поздравить». Мозг Железнова взорвался от такого вероломства. «В качестве кого поздравлять?!» – на языке вертелся десяток ответов, саркастичных, один язвительнее другого. Но. У Нее сегодня – День рожденья. И нести человеку негатив в День его рожденья, любого человека, не только Ее, Железнов считал неприемлемым для себя.

Кроме того, ответить – негативно, позитивно, не важно – это значит вступить в диалог. Диалог с Женщиной, которая тебя предала. «Нет. Если уж Ты приняла решение расстаться, то я буду его уважать. Если Ты мне посмела сказать, что я недостоин тебя, то нам не о чем разговаривать. Полный информационный вакуум. Общайся с достойными».

Чтобы отпустило, Железнов по максимуму набрал воздуха и задержал дыхание. Шумно выдохнув секунд через тридцать, Железнов некоторое время пустым взглядом смотрел в пол перед собой, затем решительно захлопнул телефон, и, так и не вспомнив о кофе, захлопнув по ходу крышку компьютера, прошел в комнату, где и рухнул на диван, накрыв голову руками.

*** (3)(3) Апрель 45-го

Восточная Австрия. В 30-ти километрах от восточной границы

7 апреля 1945 года. 12.10 по местному времени

Генерал Шульгин, командир дивизии четвертой гвардейской армии, несмотря на смертельную усталость, с большим интересом наблюдал холмистые пейзажи восточной Австрии с заднего сиденья своего «Виллиса». «Картинки из сказки» – удивительно ровная, выложенная булыжником дорога, проложенная через какой-то игрушечный, ухоженный лес, то взбиралась на холмы, то спускалась к небольшим озерцам с чистой, прозрачной водой. Непривычная для уроженца Кубани красота притягивала взгляд, добавляя всё новые и новые впечатления.

На какие-то минуты генерал совершенно забыл, что идет война, что последние трое суток он спал урывками, что впереди и позади его «Виллиса» ползут два «студебеккера» со взводом охраны. Из забытья генерала вывел привычный за последние годы запах гари да смена ритма движения: «Виллис» значительно снизил скорость, объезжая воронки на дороге. На взгорке, по-над обочиной дороги чадили, догорая, три танка, два слева от дороги, один справа. «Два «тигра» и «пантера», – машинально отметил про себя генерал. Созерцательное настроение моментально слетело. По нарисованным на броне флагам норвежского легиона СС и свастике, напоминающей колесо, Шульгин понял, что два танка – остатки разбитой под Балатоном 5-й танковой дивизии СС «Викинг», а «пантера» – из того немногого, что осталось от 1-й танковой дивизии «Лейбштандарте Адольф Гитлер», которая напрямую подчинялась фюреру. Обе танковые дивизии относились к элите «панцерваффе» и в составе 6-й танковой армии должны были смять и разнести «в клочья» силы 3-го Украинского под Балатоном. Но не получилось. Генерал зло усмехнулся: «Элита обделалась. Ну, не сама, конечно. Элита все-таки. Мы ей здорово помогли. Танковые дивизии сожгли практически полностью, несмотря на то, что они атаковали преимущественно ночью. С приборами ночного видения».

– Алексей, – генерал положил руку на плечо сидящего на переднем сидении светловолосого лейтенанта, – давай быстро уточни, где связисты. «Виллис» въезжал на центральную площадь маленького, в несколько десятков ухоженных домиков городка. На центральной площади, как водится, находились ратуша, где размещались местные органы власти, и несколько зданий поменьше. Вся площадь была буквально запружена бронетехникой, среди которой выделялось несколько «тридцатьчетверок».

– Есть, товарищ генерал! – адъютант командира дивизии, не выпуская из рук автомат, отработанным движением нацепил каску, кивнул шоферу. – Сержант, притормози, – бодро выскочил из машины и пружинистым шагом направился в сторону одного из зданий, возле которого заприметил машину из дивизионной разведки.

Генерал Шульгин в ожидании своего адъютанта приоткрыл дверцу, достал из нагрудного кармана пачку «Казбека» – одна из немногих привилегий боевого генерала – папиросы два раза в месяц специально доставляла транспортная авиация из Москвы – и неспешно прикурил папиросу. Еще вчера вечером, да и сегодня утром трудно было себе представить столь тихое и почти непотревоженное войной место.

Буквально в двадцати километрах отсюда его дивизия вела ожесточеннейшие кровавые бои за каждую высотку с остатками группы «Юг». Взаимная ненависть за четыре года войны давно выхолостила из голов противоборствующих сторон человеческую природу противостояния. Те, кто в прицеле – нелюди. Их нужно нашпиговывать очередями, жечь огнеметами, давить танками, наворачивать кишки на штыки, душить, с неимоверной ненавистью пережимая глотку врагу либо рвать ее кинжалом. Невозможность терпеть друг друга на одной Земле дошла до такой степени, что пленных не брали. Ни с одной, ни с другой стороны.

Фашисты, костяк которых составляли «сс-овцы», сопротивлялись остервенело. И умело. Используя выгодный для обороны ландшафт, веру в свою расовую исключительность вперемешку с отчаянной безысходностью смертников. Давно дивизия Шульгина не несла подобных потерь. Несмотря на значительный боевой опыт, в отдельных полках и батальонах потери составили более трети личного состава.

«Да-а… Нашла коса на камень…» Через пару минут появился порученец.

– Товарищ генерал, связисты расположились на выезде из города, – лейтенант махнул рукой в сторону дороги, указывая направление, – напротив женского монастыря.

– Садись, лейтенант, поехали.

Информацию лейтенант добыл верную. Уже за чертой города на небольшом пригорке быстро обнаружились две машины связи ГАЗ-АА с характерными антенными диполями в виде круга над фургоном. Вокруг машин бойцы достаточно сноровисто устанавливали антенные растяжки.

Над машинами и над всем пунктом оперативной связи нависали маскировочные сети, закрепленные на высоких деревьях. «Грамотно», – отметил про себя генерал.

Рапортовать генералу выскочил начальник батальона связи в чине майора:

– Товарищ генерал! Батальон связи разворачивается… Шульгин махнул рукой – отставить!

– Майор, через пятнадцать минут у меня на связи должны быть все командиры полков…

– Есть, товарищ генерал! – майор приложил руку к головному убору и попытался принять стойку смирно.

Шульгин поморщился, невооруженным глазом было видно, что майор – не кадровый. Видимо, из технарей.

– Не перебивай меня, майор. А через тридцать минут мне нужны наши соседи слева и справа. В первую очередь – генерал Горовой. Выполняйте.

– Есть, товарищ генерал! – майор неловко развернулся и затрусил в сторону машин.

– Алексей, – генерал, не оборачиваясь, обратился к лейтенанту.

– Я! – моментально раздалось из-за спины, и уже через мгновенье лейтенант с автоматом на груди стоял перед ним.

– Для бойцов взвода охраны – обед. Полчаса.

– Есть!

– У меня обед – после связи с командирами.

– Есть, товарищ генерал!

Понимая, что раньше чем через десять – пятнадцать минут связи с командирами полков не будет, генерал сделал несколько шагов вниз по склону, на вершине которого разместились связисты, и уселся на один из больших валунов, обильно разбросанных по этой стороне пригорка. Краем глаза Шульгин заметил, что слева от него, метрах в пятидесяти расположилось трое бойцов с автоматами из взвода охраны. Справа генерал никого не заметил, но точно знал, что боевое охранение выставлено вокруг него по всем законам войны.

Перед самим же генералом открывался великолепный вид: небольшая быстрая горная речушка внизу, слева – мост с аркообразными опорами, сложенный из камней много веков назад, а, напротив, на таком же холме, на самой его возвышенности располагался монастырь.

– Лейтенант, бинокль, – Шульгин протянул руку. Стоявший за спиной генерала адъютант моментально выполнил приказание. Бинокль в футляре на ремне был обязательным элементом его боевого снаряжения. Как и автомат. Как и планшет с картами боевых действий.

Монастырь был небольшой, но, судя по кладке и потемневшим деревянным воротам, своими корнями уходил в средневековье. Шульгин с большим интересом рассматривал строение, так как его молодость пришлась на советское время, и в силу естественных причин монастыря он никогда не видел. Тем более, женского. Однако, имея за плечами четырехлетнюю церковно-приходскую школу, он точно знал, что в монастыри уходят люди, решившие расстаться с мирской жизнью и полностью посвятить себя служению Богу. Более того, неизвестно откуда вспомнилось, что монахинь еще называют «невестами Бога». Эта мысль возникла, по-видимому, в голове генерала еще и потому, что возле монастырских ворот стояли три монахини в черных одеяниях. Та, что стояла в центре, была постарше возрастом, опиралась на посох, а на груди ее возлежал средних размеров крест: «По-видимому, главная, – мелькнула у генерала мысль. – Настоятельница». Сами же монахини генерала видеть не могли. Стоя боком к монастырским воротам, они напряженно вглядывались в сторону леса.

Генерал опустил бинокль и уже собрался, было, вернуться к связистам на пригорок, когда неожиданно с той стороны, куда были обращены взгляды монахинь, послышались автоматные очереди. «ППШ, – автоматически определил генерал, – наши стреляют. Беспорядочно. Не прицельно». Моментально на стрельбу отреагировало боевое охранение. Группа из трех солдат во главе с сержантом выдвинулась вперед к речке к той части леса, откуда раздавались автоматные очереди. Краем глаза генерал увидел, что две монахини, стоявшие рядом с настоятельницей, бегом кинулись к лесу. «Куда это они?» Генерал повел биноклем и тут же получил ответ на свой немой вопрос: навстречу им из леса показались две группы по четыре монахини в каждой, которые, быстро семеня ногами, почти бегом, тащили двое носилок с ранеными. По тому, как они спотыкались на ходу, и как их шатает, было видно, что тащат они свою ношу из последних сил, на пределе возможностей. Но в то же время, по тому упорству, с которым они тащили свои носилки, непонятно как видимой одержимости, сразу же возникало ощущение, что ношу свою они ни за что не бросят, что для них на носилках сейчас – искупление всех их грехов.

За спиной монахинь вновь раздались автоматные очереди из ППШ: из леса вывалилась тройка красноармейцев, которые, поливая в небо вперемежку длинными и короткими очередями, пытались догнать беглянок, одновременно разъяренно оглашая округу нецензурной бранью:

– Стой, суки! Стой, падлы черные! Фрицев спасать, курвы!

Генерал слов, естественно, не слышал, но по жестикуляции и по виду «красноармейцев» складывалась вполне ясная картина.

Выбежавшие навстречу монахини успели вовремя – перехватив носилки у двух, валящихся от изнеможения сестер. Не останавливаясь, вся группа продолжила свой бег с носилками к стенам монастыря.

Подоспевшая беглецам помощь, видимо, сильно разозлила преследователей. Двое из них, вооруженных автоматами: один – здоровый в плечах, но невысокий и абсолютно лысый, второй – высокий и худой, припали на колени, пытаясь вести прицельную стрельбу перед ногами монахинь, отсекая их от монастыря. Третий из преследователей был вооружен винтовкой. Он сильно прихрамывал и, пытаясь успеть за своими сотоварищами, активно использовал винтовку в качестве костыля. В то же время по резким командам, исходившим от «хромого», Шульгину сразу же стало понятно: в этой тройке он – главный, и именно он руководит процессом преследования.

– По девкам не стрелять! – проорал «хромой», – братву разогреем! Смотри их сколько! «Сургут», если в жопастую попадешь, удавлю! У меня пять лет не было такой! Удавлю, падла! На параше сгниешь!

Несмотря на отчаянные усилия монахинь, расстояние между ними и «красноармейцами» неумолимо сокращалось.

– Варфоломеев! – не оборачиваясь, следя за происходящим в бинокль, произнес Шульгин.

– Я, товарищ генерал, – адъютант мгновенно появился перед генералом.

– Вот что, лейтенант, – Шульгин опустил бинокль. У генерала ходили желваки на скулах, глаза превратились в щелочки. – Возьми десяток автоматчиков и разберись с «этими», – Шульгин презрительно кивнул в сторону матерящихся и палящих в сторону монахинь «красноармейцев».

– Есть, товарищ генерал! – Варфоломеев отдал честь, снял с плеча автомат и бегом направился к взводу охраны.

Моментально за спиной генерала раздались отрывистые, злые команды. Послышался шум натужно заводящегося «студебеккера». Взглянув на каменный мост, проложенный над ущельем, разделяющим холмы, Шульгин прикинул, что Варфоломеев с автоматчиками должен быть на той стороне минут через десять – двенадцать. Не раньше. «Не успеет», – включилось оперативное мышление генерала, выработанное за годы войны.

«Не успеет» генерала исходило из того, что «красноармейцы», преследовавшие монашек с носилками, открыли шквальный огонь по воротам монастыря, отсекая их от спасительного укрытия. Выбитая из ворот щепа летела во все стороны, обозначая место смерти всех, кто туда вздумает сунуться.

Не опуская носилок на землю, тяжело хватая ртом воздух, монашки как-то безвольно сгрудились вокруг свой настоятельницы, закрывая своими телами носилки с ранеными.

«Не успеют! Откуда ж берутся такие? – генералу не нужно было много воображения, чтобы представить, что будет происходить дальше. – Расстрелять подонков!»

Между тем «красноармейцы», понимая, что монашкам уже не ускользнуть за стены монастыря вместе с носилками, прекратили поливать ворота из автоматов. Подойдя поближе, они наставили оружие на беззащитных женщин в черных одеяниях, знаками приказали им расступиться и положить раненых на видное место перед ними. В ответ монахини только плотнее сомкнулись вокруг носилок. Никто не сдвинулся с места.

Видя, что никто не шелохнулся, «худой» передернул затвор и дал длинную очередь над головами монахинь. Часть из них инстинктивно пригнулась.

Раздвинув своих сестер, настоятельница сделала шаг навстречу стрелявшему, подняла правую руку вверх и произнесла:

– Soldaten! Halt! Halt, Knechte Gottes! Haben Sie Erbarmen! Und auch Ihnen wird Erbarmen zuteil! (Солдаты! Остановитесь! Остановитесь, рабы Божие! Проявите милосердие! И вам воздастся!)

Коренастый «красноармеец», он же – Сургут, взглянув на «хромого» и получив от него одобрительный взгляд, грубо оттолкнул настоятельницу, поднял автомат и дал очередь перед ногами монахинь.

– Вы что, суки, подорвали каблуки и решили, что вам все можно? «Яблочко» танцевать не умеете? Я вас научу! Траву жрать будете, чтобы жить! И… всё, что я вам скажу, жрать будете! Верно, Перинос? – Сургут заискивающе посмотрел в сторону «Хромого».

«Хромой» кивнул головой и добавил: «Все будет так, как Я скажу!» После этих слов Перинос прохромал пару шагов в сторону «Худого», вырвал у него из рук автомат, развернулся в сторону настоятельницы:

– Ты что, сучка, ничего не боишься?!. Господь заменил тебе всё? Счас проверим… – с этими словами он перехватил ППШ в одну руку и, положив палец на спусковой крючок, приставил автомат снизу к подбородку настоятельницы. – Ты готова к встрече с ним? – на лице «Хромого» ощерилась пасть с рядом выбитых зубов и… гнилым дыханием.

– Ich bitte Sie, verschonen Sie die Verletzten! (Я вас прошу, не трогайте раненых!) – под прижатым к подбородку стволом настоятельнице трудно было говорить. Закинув назад голову и скосив глаза в сторону «Хромого», она с видимым усилием, сглатывая согласные, продолжила. – Sie sind hilflos! Sie tun Ihnen nichts mehr! Erlauben Sie uns, ihnen zu helfen? (Они беспомощны! И не причинят вам больше вреда! Разрешите нам помочь им?)

– Что ты там бормочешь, старая сука! Ну, хорошо! Будем разговаривать по-другому!

«Хромой» приподнял автомат и дал длинную очередь перед ногами монахинь. Ошметки земли рикошетом полетели в одеяния монахинь. Ничего не понимающие под градом летящих в них комков земли монахини, по-видимому, решили, что пришел их смертный час. Часть из них испуганно бросилась в сторону, но, запутавшись в своих длинных черных одеяниях, повалились на землю, увлекая за собой и тех, кто смиренно ждал своей участи.

На ногах остались лишь настоятельница и еще две пары монахинь, так и не выпустивших из рук носилок с ранеными.

– Сургут, что смотришь! – «Хромой» повернул голову к коренастому. – Добей фрицев и пошмонай, что у них там в карманах. Учить тебя, что ли?

– Обидные слова говоришь, Перинос. Крыть фрицев без шмона западло.

Сургут передернул затвор ППШ и напрямую, ступая прямо по одеяниям лежащих на земле монахинь, двинулся в сторону носилок с раненым, которые оставшиеся на ногах монахини так и не выпустили из рук.

Держали из последних сил – были видны их побледневшие от напряжения костяшки пальцев. Держали, опустив глаза в землю. И шепча молитву. Во спасение. И не себя. А за тех, кого они пытались спасти.

– Что вы там лепите! Фрицев своих спасать удумали?!. – Сургут приподнял автомат и двумя ударами приклада по костяшкам монахинь выбил носилки из рук, которые с глухим стуком свалились на землю.

Державшие носилки монахини одна за другой обречено опустились на колени, склонив головы под скрывавшими их лица капюшонами. Одна из них, сложив у груди окровавленные руки с содранной кожей, раскачивалась из стороны в сторону, по-видимому, испрашивая у Бога защиты и справедливости.

Наблюдавший эту сцену в бинокль Шульгин злобно выматерился. По тому, как безвольно дернулись при падении руки раненого, генералу было совершенно ясно, что раненый – в бессознательном состоянии, и о каком-то сопротивлении и речи быть не может.

– Ну что, Фриц… или Ганс, легко умрешь, – Сургут направил автомат на раненого, – без мучений…

С диким стоном одна из тех монахинь, что до последнего держала носилки и с разбитыми руками молилась во спасение раненого, на коленях подползла к Сургуту, закрывая раненого телом:

– Herr Soldat! Sie drfen nicht schieen! Ich flehe Sie an! Der Krieg ist fr ihn zu Ende! Er ist doch ein Mensch!!! Verschonen Sie ihn! (Господин солдат! Не нужно стрелять! Я умоляю вас! Война для него закончилась! Он же человек!!! Пощадите его!)

Увидев перед собой стоящую на коленях женщину, по лицу которой текли слезы, а по рукам – кровь, Сургут почувствовал себя властелином. Никогда еще не было так просто и безнаказанно утолить свою плоть.

Грубо заржав от предвкушения, Сургут кивнул «Высокому»: – Ива, разберись здесь с Гансом, а я разберусь с ней. Никогда еще бабы не стояли передо мной на коленях, – с этими словами Сургут схватил монахиню за руку, опрокинул на спину и, как бревно, поволок ее к монастырским воротам. Монахиня, не сразу осознав, что сейчас должно произойти, некоторое время не сопротивлялась, давая себя отволочь подальше от раненого – главное, чтобы «этот» не выстрелил. От волочения капюшон задрался, и монахиня увидела глаза «этого». Глаза животного. Дико закричав, она попыталась вырвать свою руку. Тщетно. Тогда, вцепившись второй рукой за гимнастерку насильника, она попыталась подтянуться и впиться зубами в ненавистную руку.

Сургут, заметив это движение, со словами: «Что, сучка, не нравится?!» целенаправленно ткнул монахиню прикладом автомата в шею – чтобы, с одной стороны – отцепилась, а с другой – чтобы не потеряла сознание. Иначе – неинтересно будет забавляться с ней.

– Да где же ты, Варфоломеев?!. Что он там телется!!! – генерал что есть силы сдавил бинокль.

И в этот момент от угла монастыря раздалась автоматная очередь. Сургут, сделав по инерции еще шаг – другой, выпустив руку монахини, замертво упал рядом монахиней.

– Бросить оружие! Выполнять!

Развернувшись на голос, «Хромой» и «Худой» с удивлением увидели четыре направленных на них ствола. Все – от бойцов в маскхалатах. И среди них – старший лейтенант. По маскхалату и оснащению сразу же было видно, что это разведка.

– Я сказал – бросить оружие! – старший лейтенант повел стволом. –

Больше повторять не буду!

– По своим стрелять! Сволочи! – «Худой» попытался поднять автомат.

Раздался сухой треск из двух автоматов. «Красноармеец» безжизненно свалился.

«Хромой», обладающий более быстрой реакцией, чем соплеменники: «Лучше жизнь на нарах, чем свобода под землей» – немедленно бросил автомат под ноги и поднял руки: «Ваша взяла! Банкуйте».

И только после этого с другой стороны монастыря наконец-то показался десяток автоматчиков во главе с Варфоломеевым.

*** (4)(3) Трейдер

Офис телекомпании. Кабинет Железнова

Через месяц и 10 дней после точки отсчета. Вторник. 09.25

– Ну что, с чего начнем? – Андрюха устроился за длинным столом Железнова, слева от него, и открыл свою видавшую виды тетрадочку для конспектирования мыслей Железнова с целью дальнейшего воплощения их в виде компьютерных программ.

Железнов немного повернул свой монитор, так чтобы Борисову было удобнее наблюдать на нем графики движения валютных пар на Forex в реальном режиме времени.

– Знакомая картинка? Настроился?

– Да. И дома, и на работе. Честно говоря, вчера пол вечера сидел дома за монитором, наблюдал за торговлей: туда-сюда, туда-сюда… В общем, пока непонятно, как обуздать эту козу.

– Обуздаем. Куда она денется из батискафа? – в голосе Железнова не было ни тени сомнения.

Борисов рассмеялся.

– Умеешь ты найти сравнение. Ее туда еще загнать надо.

– Да ладно, Андрюха, я точно знаю, что не бывает нерешаемых проблем. Нужно только очень захотеть. А я, – Железнов выдержал паузу, – очень (!) захотел.

– Не боишься разочароваться в себе, если не получится?

– Волков бояться, ягненком станешь. Для того, чтобы разочароваться, нужно быть очарованным. В данном случае – собой. А за мной такого не водится, – я, – Железнов иронично улыбнулся, – не в восхищении от себя.

И через паузу: – Да и еще есть люди, которые придерживаются идентично точки зрения.

Борисов отвел взгляд, опустил голову:

– А вот я боюсь разочароваться в тебе. Ты для меня – ролевая модель поведения. Железнов рассмеялся: – Недостижимая, но теоретически радующая глаз. Ты – победитель…

– Андрюха! – Железнов перебил Борисова. – Прекращай! Ты меня просто мало знаешь! Нет ни одного (!) человека на Земле, который бы периодически не терпел неудачи или поражения! Весь вопрос в том, как себя человек ведет в этих ситуациях. Сдался или уперся? Объективно оценил свои ошибки, перегруппировал силы и вперед. Или сник и принял неудачу, как должное. В общем, ладно, будем считать, что стратегию поведения мы выработали: перед нами своеобразный Эверест, и мы с тобой – в связке у его подножья. Дойдем – не дойдем до вершины, зависит только от наших с тобой усилий, упорства и способности на каждой высоте выбрать самый оптимальный путь.

– Я понял тебя. И иду с тобой. Со своей стороны гарантирую упорство, с твоей – жду принятия решений по прокладке пути. Так с чего начнем восхождение?

– Со снаряжения, естественно. Андрюха, посмотри язык программирования, как быстро ты сможешь с ним совладать. Так как торговля идет круглосуточно, нам нужно будет создать программу, которая сама бы торговала по разработанному нами алгоритму, то есть «солдат спит, а враг – в прицеле».

– Понял тебя. Посмотрю.

– Второе. С научных времен точно знаю, что теоретическое изучения языка программирования – дело скучное и малоэффективное.

– Верно излагаешь.

– Поэтому предлагаю тебе в процессе изучения написать программку, которую мы условно назовем «тренд-коррекция», и которая нам для начала просто считала бы средние значения тренда и коррекции пары евро/доллар за минуту, за пять минут, десять минут, полчаса, час, сутки.