Любовь без репетиций. Две проекции одинокого мужчины Гордиенко Александр

*** (3)(4) Апрель 45-го

Восточная Австрия. В 30-ти километрах от восточной границы

7 апреля 1945 года. 12.40 по местному времени

Варфоломеев в сопровождении автоматчиков остановился рядом с разведчиками, которые в считанные секунды спеленали «хромого», связав его руки за спиной его же ремнем.

– Представьтесь, пожалуйста, – обратился он к командиру разведчиков.

Старший лейтенант по уставу приложил руку к пилотке:

– Старший лейтенант Осадчий, командир взвода дивизионной разведки. Ваши соседи.

– Старший лейтенант Варфоломеев, адъютант командира дивизии генерала Шульгина, – ответно представился ординарец. – Цель нахождения?

– Ищем недобитые группы фашистов, прорывающихся из района Балатона в район линии фронта. По нашим данным таких в этом районе – не менее десяти групп численностью от двадцати до ста пятидесяти человек.

– Откуда такие данные?

– Авиаразведка. Боестолкновения. Да и мы, разведка, тоже этим не брезгуем. Район прочесываем. Ищем следы дневных лёжек, а там уж по обстоятельствам.

– А на этих как вышли? – Варфоломеев кивнул в сторону «Хромого».

– Да тут в пяти километрах на восток, – Осадчий достал карту и показал место, – обнаружили дневную стоянку фрицев. Судя по следам, группа небольшая, человек двадцать. Часов десять как снялись. Ушли в ночь. Я своего сержанта с десятком бойцов отправил по следу, чтобы посмотрели, куда путь держат. Но это – пустое. Десять часов – это километров тридцать – сорок. Там же, на месте стоянки обнаружили женские глубокие следы – понятно, что раненых забрали, которых фрицы подыхать бросили. Пристрелить побоялись, шума много, прирезать – рука не поднялась. Бросили: выживут – не выживут. Мы пошли по следам, а тут стрельба раздалась. Мы ускорились… Ну, а дальше вы все знаете.

– Молодец, лейтенант. Давай на «ты», – и, не дожидаясь согласия, протянул руку. – Алексей.

Осадчий встречно протянул руку: – Тезки, значит. Алексей.

– Здорово! Спас ты и монашек, и раненых. Мы не успевали с той стороны, – Варфоломеев кивнул головой на пригорок с той стороны реки, где расположились связисты. – А эти уроды, – кивок в сторону «Хромого», – откуда взялись, не успел спросить?

– Да что тут спрашивать. Штрафники. Три отдельных штрафных роты из уголовников использовалось при наступлении нашей дивизии под Балатоном. Половину фрицы положили, часть пропала без вести. Эти, по-видимому, из «пропавших», решили свинтить под шумок. А гнилое нутро и тут вылезло наружу… И что с ним делать? Может, как и этих… – лейтенант кивнул в сторону валявшихся трупов, уничтоженных разведчиками штрафников.

– Не, лейтенант, его все равно пустят в расход. На фига нам об него руки марать?

– И то верно. Гнида – оружие сразу бросил, лапы кверху. Заберешь?

– Нет. Ты его взял. Сейчас поставлю в известность особый отдел. Приедут, снимут показания – заберут. Краснов! Пыхалов! Ко мне!

От группы перекуривающих красноармейцев отделились два бойца.

– Краснов! Займетесь ранеными и дезертиром! На трассе поймать машину, идущую в тыл, погрузить раненых фрицев и этого. Раненых доставите в госпиталь, дезертира сдадите в особый отдел!

– Есть!

Стоявшие невдалеке монахини, прижавшись к монастырской стене, испуганно наблюдали за происходящим. Они ничего не понимали. Первое впечатление от встречи с русскими полностью соответствовало слухам и пропаганде – Красная армия – это звери, которые будут мстить: убивать всех мужчин и насиловать женщин. Сейчас происходило что-то непонятное: обычные человеческие лица европейского вида спасли их от надругательства, убили этих нелюдей, на раненых только взглянули, поняли, что не опасны и оставили в покое.

Настоятельница по знакам отличия, по обособленному положению и по приказной интонации в голосе выделила двух отдельно стоящих офицеров и, опираясь на посох, нерешительно двинулась в их сторону. В свою очередь офицеры заметили это, прекратили разговор и повернулись к ней лицом.

– Werte Herren Offiziere! Ich mchte Ihnen fr den erwiesenen Edelmut und Ihre Barmherzigkeit danken. Gott schtze Sie! Wir werden fr Sie beten! (Господа офицеры! Я хотела бы выразить вам свою благодарность за проявленное благородство и милосердие. Да хранит вас Бог! Мы будем молиться за вас!)

Во время речи пожилой монахини Осадчий обратил внимание на подрагивающие от волнения уголки ее губ и побелевшие от напряжения костяшки пальцев, сжимающих посох.

– Ты что-нибудь понял? – Варфоломеев с надеждой смотрел на Осадчего.

– Ты же – разведка, по-немецки хоть что-то должен понимать.

– Она благодарит тебя за своевременную защиту, – Осадчий улыбнулся и ответил настоятельнице на чистом немецком.

– Keine Ursache, gndige Frau. Wir kmpfen gegen den Faschismus und die deutsche Armee. Friedliche Brger knnen sich sicher fhlen. (Не стоит благодарности, мадам. Мы воюем с фашизмом и с немецкой армией. Мирные граждане могут чувствовать себя в безопасности.)

– А ты что ей ответил? – не унимался Варфоломеев.

– Это уже неважно, Алексей. К нам начальство, – Осадчий смотрел за спину адъютанта, наблюдая быстро движущийся по дороге к монастырю «Виллис» и ползущие за ним два «студебеккера». – Твоё?

Варфоломеев оглянулся, бросил: «Моё» и кинулся навстречу «Виллису» встречать генерала.

Вышедший из машины генерал Шульгин моментально выхватил взглядом Осадчего:

– Ну, молодец! Откуда ты взялся, лейтенант!

– Из лесу, вестимо, товарищ генерал! – разведчик широко улыбнулся. И, уже стерев улыбку с лица, приложил руку к пилотке, серьезно представился: – Старший лейтенант Осадчий, командир взвода дивизионной разведки.

– У Горового?

– Так точно, товарищ генерал.

– Ну, молодец! Вовремя появился! Подонки! Мразь! Откуда ж такие берутся!!! Нелюди! – генерал на секунду остановился. – Спасибо тебе, лейтенант! Человек всегда должен оставаться человеком! Даже на войне! А может быть, в первую очередь – на войне, когда очень легко перестать быть человеком!

*** (4)(4) Трейдер

Офис телекомпании. Кабинет Железнова

Через месяц и 17 дней после точки отсчета. Вторник. 10.24

– Привет, трейдеры! – в кабинет к Железнову ввалился радостный Наум.

– Ну, что, как наши успехи?

Склонившиеся над листком с алгоритмом Борисов и Железнов отреагировали по-разному: Андрюха поднялся со стула, протянул руку:

– Привет! Ты чего обзываешься?

Железнов же развернулся в кресле:

– Няма, ты поражаешь меня глубиной своих познаний! Надо же, трейдеры! Откуда ты узнал, что трейдеры – это торговцы на валютном рынке? Колись, Няма! В инете поинтересовался?

– Не… Валя сказала.

– Валя? Ага… Валя. Это та, которая Полтавец, подруга Строевой?

– Ну да. Она.

– Интересно. По телефону или как? – ехидно поинтересовался Железнов.

– Из любопытства узнал, – отрезал Наум. – Так как ваши успехи?

– Ага, – продолжил ехидничать Железнов. – Значит, «мы не любопытны, а любознательны», – процитировал он Стругацких. И теперь «это» называется «любопытством». По крайней мере, это честнее, чем прикрываться научными целями познания в виде «любознательности».

– Во, наговорил. А «научные цели» я возьму на вооружение. Так что? – Наум выжидательно уставился на Железнова.

– Хорошо, – Железнов решил не третировать друга и закрыть тему «Наум – Валя Полтавец». – Сейчас, Няма, мы соорудили эхолот и промеряем глубины, ищем скрытые рифы и отмели.

– Чего прмеряете? – Наум явно не был готов к такому ответу. – И где?

– В мировом океане торговли валютой, который вполне можно было бы назвать Бермудским.

– А что так?

– Слишком много утопших и исчезнувших. В финансовом смысле, конечно. Здесь ошибки имеют конкретную денежную стоимость: исчезают целые состояния, банки и финансовые империи, не говоря уж о миллионах мелких инвесторов. Причем исчезают как и те, кто сознательно рисковал своими средствами в надежде получить высокий доход, так и те, кто рассчитывал на тихое комфортабельное плавание под тихим ветерком низкой доходности – то есть люди покупают билет на чудо современной техники «Титаник», а тут на тебе – айсберг из тумана. А потому, чтобы сразу не пойти ко дну, мы и решили создать эхолот в виде тестовой программки, реализующей стратегию мартингейла при игре на финансовых рынках.

– Это кто такой, Мартингейл?

– Это не кто, а что. Мартингейла в природе нет, Няма. Говорят, что эту стратегию придумал один известный математик, – Железнов скептически посмотрел на Наума, слышал – не слышал. – Даламбер. И назвал ее «мартингал». Но подтверждений, что это он – нет. Так вот, смысл этой стратегии сводится к тому, что игрок начинает с минимальной ставки и в случае проигрыша удваивает ее для того, чтобы в случае выигрыша вернуть все, что проиграл, плюс небольшой гешефт. Если и после удвоения играющий проиграл, он опять увеличивает последнюю ставку в два раза с той же самой идеологией – вернуть все проигранное плюс небольшой гешефт. И так раз за разом, пока весь проигрыш не вернется. При этой системе игрок проигрывает относительно редко, но зато – все, что он ставил, по-русски – всё, а выигрывает понемногу при условии, что сыграет очередная удвоенная ставка.

Этот подход достаточно популярен при торговле на валютных рынках, но это не наш метод. Мы взяли его за основу, чтобы «прочувствовать» рынок, понять его и поискать первые, думаю, наиболее заметные и явные «подводные» камни. Искать мы их собираемся методом моделирования, то есть пишем программу по алгоритму мартингейла и гоняем ее в реальных условиях торговли при различных параметрах модели, как то – разный исходный баланс, то есть, сколько мы вкладываем средств – десять тысяч или сто, размер минимального лота, количество отложенных ордеров, то есть, сколько раз мы собираемся удваивать ордер против основной ставки, шаг между ордерами в пунктах…

– Саня, хватит! – Наум с удивлением смотрел на своего друга. – Откуда ты все это знаешь?!. Прям академик какой-то! – в этот момент у Наума тренькнул телефон, пришла эсэмэска. – Извини, – он достал телефон, взглянул на сообщение. – Надо же! Ты представляешь, она назвала меня скотиной! А я не помню, за что, – на лице Наума явно присутствовала обида, но, судя по всему, точно не потому, что его обозвали, а потому, что он не помнит, за что.

– Она, это кто? – скромно поинтересовался Железнов.

– Да так, есть одна.

– А ты хочешь продолжать с ней отношения или так, все равно?

– А что? Хочешь дать аморальный совет?

– Да нет. Просто если ты хочешь завязать, то нужно выбить почву из-под ног и написать ей, что нечего оскорблять благородных животных, так как ты значительно хуже. А ей нечего будет добавить. Процесс обсуждения тебя будет исчерпан. А если ты хочешь восстановить свой светлый образ, нужно втянуть ее в процесс обсуждения, уточнить, какое млекопитающее она конкретно имела в виду, она что-то ответит, ты возразишь и так далее, пока она не поймет, что ты нежный и творческий человек, замотанный жизнью и работой, и у тебя случился несвойственный тебе срыв, – Железнов взял секундную паузу. – Правда, при этом было бы неплохо выяснить, что же такое ты натворил, за что тебя определили в парнокопытные.

– Мудро, – Наум засунул телефон в карман. – Ладно. И что ваша модель? Помогает найти подводные течения?

– Не, Наум, подводные течения, невидимые невооруженным глазом – это уже высший пилотаж, до него еще грести и грести, по пути научиться обходить минные поля, а потом проходить сквозь них с учетом течений… Пока же у нас возникло пару идей…

– Не у нас, а у него, – Борисов показал Науму на Железнова.

– …поработать с расщепленными локами и встречным мартингейлом.

– О, Господи, тарабарщина какая-то. Ты понимаешь, о чем он говорит? – Наум адресовал свой вопрос Андрею.

– Ну да. Речь идет о запуске двух встречных процессов с одними и теми же параметрами – и в покупку, и в продажу. В зависимости от тренда один из них должен обязательно зарабатывать, а второй мы попытаемся частично локировать, уменьшая риски того, что счет слетит.

– Мужики, я восхищен вами! И пока не потерял остатки самоуважения, уношу ноги в монтажку. Саня, я там промо наваял по нашим последним кастингам. Зайди, глянь на него для поднятия моей гениальности в твоих глазах.

– Иди, гений! Обязательно зайду через пол часика.

*** (2)(10) Екатерина Строева

Москва. Ленинградское шоссе. Пробка между метро «Сокол» и «Аэропорт»

Через 2 месяца и 18 дней после точки отсчета. Среда. 18.29

Железнов взглянул на часы: «Половина седьмого, час пик, и дернуло ж меня согласиться на встречу в это время…» – недовольство Железнова самим собой было обусловлено тем, что вот уже сорок минут он стоял в пробке на Ленинградке между метро «Сокол» и «Аэропорт», пытаясь пробиться к себе на работу после встречи с предполагаемыми спонсорами его проекта. Пробка стояла намертво. «Скорее всего, «притерлись» пару машин, – мелькнула ленивая мысль, – и по закону подлости – в самом узком месте, осталась одна полоса, вот и стоим». Железнов еще раз взглянул на часы: «Еще минут тридцать и смысла на работу ехать уже не будет». В пользу этого решения было еще и искушение – от того места, где парился в пробке Железнов, до его дома было метров пятьсот. Но это если пешком. А пробка, она и есть пробка – машину посреди дороги не бросишь. Из-за гуманизма, конечно, к другим «участникам движения», в данном случае – к «участникам стояния».

Железнов огляделся по сторонам: машины стояли плотно в четыре ряда – палец засунуть некуда, лица «сотоварищей по несчастью» за рулем трудно было назвать радостными, правда, нужно отметить, что женская половина «участников стояния» оказалась более адаптированной, чем мужская – абсолютное большинство женщин держали в руках телефоны и говорили, говорили, говорили… Железнов про себя усмехнулся, выявленная им закономерность была явно не новой. Однако, увидев в соседнем джипе мужика с бутылкой воды, сам схватился за телефон:

– Але, Няма, я тут в пробке застрял, есть шанс не добраться до работы в обозримом будущем…

– Наскоко обозримом? – Наум был на удивление лаконичен.

– С того места, где я нахожусь, не видно – «наскоко»! Ладно, Няма, у меня к тебе просьба…

– Просьба? – как бы «испуганно» произнес Наум. – Одолжение, «значить», – Наум априори решил поднять «стоимость» и значимость своей услуги. – Нее… Я в запаре! Можно сказать, задницу от головы не отрываю…

– Ага. Емко. И образно. Няма, это только ты можешь объединить «головы некогда поднять» с «задницу некогда от стула оторвать» в одну фразу. И заметь, только я могу понять тебя.

– Я же – Гений!

– Вот! Именно поэтому я к тебе и обращаюсь: зайди ко мне в кабинет и гениально поменяй Оберсту воду, пожалуйста.

– Ааа… – несколько разочаровано протянул Наум. – Я-то думал, подвиг какой совершить. А ты бы меня стал оплакивать. До конца дней.

– Для Оберста ты станешь героем. А если он тебя при этом еще и клюнет, то – дважды.

– Что, дважды? Клюнет? – не сразу въехал Наум.

– Дважды героем. Ладно, Няма, у меня тут параллельная линия…

– Не переживай, – голос у Наума уже был серьезен, – Оберст – и мой друг.

Железнов переключился на параллельную линию – Строева:

– Да, Катя, чем обязан?

– Железнов, у меня приступ любви! Я три раза заходила к тебе, а тебя все нет и нет…

– Выпей таблетку, пройдет.

– Не, Железнов, приступ можешь снять только ты – мне нужно до тебя дотронуться!

– Это вряд ли. Я тут в пробке застрял. По-взрослому. По-видимому, сегодня до работы не доеду.

– И где стоишь?

– На Ленинградке, возле Сокола.

– А в какую сторону носом?

– В сторону «Аэропорта». Это что, важно? Ты еще про ветер спроси, в какую сторону сквозит.

– Жди меня! Я скоро!

– Что?!. Не выдумывай! – в ответ раздались короткие гудки.

«Вот же ребенок, – Железнов тепло улыбнулся. – Ну, ничего, еще с полгодика и запал исчезнет».

За время, прошедшее с известной поездки в Черногорию, многое в отношениях Железнова и Кати изменилось. Катя перестала скрывать свои чувства к Железнову, после признания находилась в приподнятом, жизнерадостном настроении, по пять раз на дню забегала к Железнову, «посмотри, какая я», благо, расстояние составляло три этажа. Всегда ухоженная и элегантная, никаких брюк и джинсов, всегда на каблуках, всегда – с лучезарной улыбкой и светящимися изумрудными глазами.

Железнов не строил из себя буку, к визитам Екатерины относился снисходительно-приветливо, от разговоров не уходил, за работой не прятался, но установил, нет, не стену, грань, за которую Екатерину не пускал – максимум, на что она могла рассчитывать – это поцелуй в щечку и теплое дружеское отношение.

Валентина как-то за обедом в местном кафе, где они с Железновым случайно пересеклись вдвоем, (как правило, Екатерина делала все возможное и невозможное, чтобы совместить свой обед с Железновым), сообщила, что женихов и ухажеров у Строевой значительно поубавилось, так как она всем, не стесняясь, заявляет, что любит другого мужчину, за которого хочет выйти замуж. Железнов с Валентиной согласился, что нет более действенного способа отвадить мужчину, если он не идиот, так это сообщить ему, что она по-настоящему любит другого. А вот по поводу замужества… это все-таки нужно согласовывать с женихом, который таковым себя не считает. В свою очередь Валентина высказала мысль, что данный тезис никем и не обсуждается, так как никому в голову не может прийти сомнение, что есть такой мужчина на Земле, который отказался бы жениться на такой (!) красавице, к тому же, на секундочку, миллиардерше. Железнову ничего не оставалось, как заметить, что мир велик, и есть много странного на свете…

Из задумчивости Железнова вывел рев клаксонов, который катился откуда-то спереди, и было ощущение, что этот рев носит нарастающий лавинный характер. Большинство водителей вылезли из машин – посмотреть, что там происходит. Меж тем рев клаксонов нарастал.

Железнов обратил внимание, что мужская часть водителей призывно машет руками и с фанатизмом давит на свои бибикалки. «Да что же там такое?!. – раздраженно подумал Железнов, так как излишнего шума и какофонии не любил. Открыл дверь и вышел из машины. Впереди что-то происходило. Железнов, чтобы понять – что, как и многие другие, поднялся на подножку. Картина, которую он видел, не могла не умилять: метрах в ста впереди него посреди этой железной реки из стоящих машин, обходя их то справа, то слева, в общем, где это возможно, прыгала, как тюльпанчик, преодолевала встречный поток Екатерина, как водится, в короткой юбке и на высочайшем каблуке, размахивая сумкой, отвечая на приветствия и высматривая машину Железнова.

Большая часть «населения» пробки Екатерину узнавала, удивлялась и радовалась, приветствовала гудками и клаксонами, призывно махала руками. Метров за тридцать до пункта назначения Катя увидела Железнова, радостно подпрыгнула и в соответствии с семафорной азбукой русского флота показала сигнал «вызов» – подняла обе руки вверх, а затем сигнал «разговор окончен» – перекрестила руки вверху над головой, и так – несколько раз, что для окружающих выглядело просто как радость молодой и очень красивой девушки, к тому же – очень известной как финалистки шоу «Она мне нравится».

Железнов никак не прореагировал. Стоял на подножке и смотрел. Катя вприпрыжку подлетела к машине Железнова и повисла у него на шее: «Поцелуй меня, – прошептала она в ухо. – Я же заслужила».

– Ты сумасшедшая, – сказал Железнов уже в машине.

– Только, когда думаю о тебе, – счастливо возразила Катя, умудрившаяся разместиться на переднем сиденье лицом к Железнову, непонятно каким образом убрав одну ногу под себя.

*** (1)(9) Железнов

Офис телекомпании. Кабинет Железнова

Через 2 месяца и 19 дней после точки отсчета. Четверг. 08.45

Железнов снял с себя абсолютно мокрую футболку, выдавил из нее в стоявшее тут же, рядом с клеткой Оберста ведро, как показалось ему – не менее полулитра воды, развесил футболку на спинке кресла и протер шваброй пол: «Все. Купание, вернее, помывка Оберста, если переходить на военный язык, успешно завершена». Обе противодействующие стороны достигли поставленных стратегических задач. Он, Железнов, зажав «противника» в ограниченном пространстве клетки, не оставил ни одного перышка Оберста сухим, поливая и поливая его из распылителя мелкодисперсным, почти туманным дождем. Оберст же тоже показал другу, что такое быть мокрым, как какая-то там курица – сокращал дистанцию атаки и, хлопая крыльями, наносил «ответный мокрый удар» – брызги летели в Железнова практически в том же объеме, что он поливал Оберста. В общем, обе стороны были довольны достигнутыми результатами.

Закончив процесс, мокрый Железнов прильнул к клетке и, обняв ее руками с двух сторон, наблюдал, как тоже мокрый и от этого темно– зеленый Оберст наворачивал восьмерку за восьмеркой: удерживаясь лапами за жердочку, наклонялся вниз и влево, затем, изогнувшись-вывернувшись клювом, цеплялся за верхнюю часть жердочки и, опираясь на него, делал «выход силой» с перехватом лап. Потом – то же самое, но с наклоном в противоположную (правую) сторону.

– Молодец, Оберст! Полковник должен быть чистым и сильным! – негромко произнес Железнов, имея в виду немецкое происхождение имени своего маленького друга.

Оберст на секунду замер в верхней точке восьмерки, согласился с Железновым: – Оберст – молодец! – и продолжил занятия по физической подготовке, тренируя «выход силой», известный всем бойцам первого года службы.

Обнаженный сверху до пояса, Железнов достал из шкафа предусмотрительно спрятанные в него рубашку с галстуком – «Пора одеваться». К девяти должен подтянуться «народ», то бишь Наум и Женька Леонов – главный продюсер из производственного департамента телеканала, закрыл шкаф, развернулся и… увидел улыбающуюся, прильнувшую к стеклянной двери Екатерину Строеву. Железнов приглашающе кивнул головой: «Заходи».

– Можно? – прошедшая в дверь Екатерина, как всегда выглядела стильно: в коротком темно-зеленом платье с открытыми плечами и, как всегда, на высоком каблуке. Железнов несколько мгновений из чисто научного интереса пытался определить, на чем же собственно держится платье и почему оно не спадает при такой конструкции, но, поняв бесперспективность своей задачи, внутренне махнул рукой: «Неисповедимы пути Господни. Мне этого никогда не понять». Сам же произнес:

– Заходи. Все равно через стеклянную дверь ты увидишь ровно столько же, что и отсюда. Если не смущаешься, конечно.

У Кати крутился на языке ответ, что ничего нового она сегодня тут у Железнова не увидела, а где-то даже меньше, чем обычно, через камеры наблюдения, но вовремя прикусила язык.

– Смущение?!. У меня?!. – Катя решительно сделала пару шагов в сторону Железнова, провела указательным пальцем по его мокрой груди, поднесла палец ко рту… и эротично высунув язык, провела им по мокрому пальцу. – Я же – стержень, как сказал мне один умный мужчина.

– Да-а? – протянул слегка ошарашенный ее поступком Железнов. – Кто же тебе такую глупость сморозил? – он решил подыграть Екатерине. По-видимому, ее все-таки очень сильно зацепило, что он обозвал ее «стержнем», раз она решила в очередной раз напомнить ему об этом, причем таким экстравагантным способом. – Не верь! Не может такая хрупкая и красивая женщина не краснеть при виде полуобнаженного мужчины!

– Может! – отрубила Строева – Снежная Королева, в ее глазах пронеслись снежинки. И тут, «услышав» последнюю фразу Железнова целиком, моментально изменила тональность. – А ты, правда, считаешь меня красивой?

– Катя, не задавай риторических вопросов. Мы же с тобой говорили на эту тему – ты объективно (!) красивая женщина. И «Джульетта» наша так же считает.

– Нет, – Катя жестко перебила Железнова. – Меня не интересует «объективно». Меня субъективно интересуешь ты! Скажи мне, ты, лично, Железнов, ты считаешь меня красивой? Мне это важно знать, Железнов.

– Катя, – Железнов улыбался во весь рот, – я считаю тебя очень (!) красивой женщиной.

И тут произошло то, чего Железнов никак не ожидал – Катя засмущалась и (!) покраснела.

– Спасибо тебе, Железнов, мне это очень приятно, – можно сказать смущенно пролепетала Строева.

«Бедный Йорик! – ругнулся про себя Железнов. – Вот это да… Редчайшее явление природы – покрасневшая Строева». Вслух же спросил:

– А ты, собственно, какими судьбами здесь?

– Александров сказал мне, что у вас в десять совещание с Леоновым по новым форматам, мне это интересно, можно я поприсутствую? – увидев, что Железнов размышляет, разрешить-не разрешить, Катя вкинула последний аргумент. – Как собственнику кинокомпании мне же нужно набираться опыта, понимать, что интересно зрителю, а что – не очень.

– Ты неправильно поняла Наума. Форматы мы обсуждать не будем. Новый Формат – это достаточно редкая вещь. Наша программа «Она мне нравится» – да, это новый формат. А вот сегодня мы будем обсуждать просто новые идеи, которые сложно отнести к разряду нового формата, зато можно использовать в рамках известных форматов типа сериал или комедийный сериал. Обычная рабочая встреча, – натолкнувшись на внимательный взгляд Екатерины, Железнов согласился. – Хорошо, ты права – тебе полезно будет послушать, чтобы понимать различия…

В этот момент дверь резко распахнулась, и в комнату на всех парах влетел Наум.

– Саня, привет! А чего это у тебя рубашка расстегнута? – за время разговора с Катей Железнов успел надеть рубашку и застегнуть пуговицы только на манжетах, до пуговиц на планке рубашки у Железнова руки еще не дошли в прямом и в переносном смыслах. Кивнув в сторону Строевой, Наум «грозно» спросил: – Это она?!. Приставала?!.

– Я сейчас к тебе «пристану»! – Строева решительно двинулась в сторону Наума. – А что, может, мне избавить женскую половину человечества от пустых посягательств и обещаний и женить тебя на себе?!.

– Я никому ничего не обещал! – на лице Наума появилось испуганное выражение, настолько реальное, что Железнов уж не знал, что и думать – играет Няма или действительно испугался. – Ты эта… миллиардерша… не трогай меня! Я в неволе не размножаюсь! – выпалил Наум.

Железнов и Строева рассмеялись.

– Больно надо! – Строева «отпустила» взглядом Наума, уселась в кресло, закинула ногу на ногу, выставив их на всеобщее обозрение. – Тоже мне, размножитель нашелся… вольный.

Дверь в очередной раз без стука приоткрылась, и в образовавшееся пространство просунулась круглая голова Женьки Леонова:

– Я не опоздал?

– Проходи, – Железнов уже завершил процесс застегивания рубашки. – Садись, Жень, – Саша указал на «пьяный» стульчик. И уже обращаясь ко всем присутствующим. – Коллеги, нам сегодня нужно обсудить две идеи…

– А у вас что, два варианта по «вертикалке» для Сноу-дома?

– Жень, не спеши, – Железнов поднял руку. – Вернее, наоборот, времени у нас с Наумом в обрез, всего час, в одиннадцать у нас начинается прогон тридцати двух красавиц-участниц. Думаю, все знают, что завтра у нас первая игра нового сезона, а обсудить нам надо «вертикалку» для сериала «Сноу-дом» и еще одну идейку…

– Какую? – жадно произнес Леонов. У вас есть еще идея?!.

– Есть, Жень. Но, по порядку. Кстати, Леоныч, а вы определились с «горизонталкой»? Какой из трех вариантов берем за основной и развиваем?

– Да нет пока ясности. Отдали предложения на проработку аналитикам-исследователям, чтобы они выдали прогнозные рейтинги для всех трех вариантов развития основной сюжетной линии. Для варианта «Око государева» они прогнозируют более высокий рейтинг, чем для варианта «Акунин»…

– Я бы тоже так решил, – Железнов закончил завязывать галстук.

– Но в производстве «Око государево» будет дороже – реконструкция эпохи – вещь дорогая. Я попросил одну продюсерскую компания просчитать, насколько.

– Это тоже понятно. А что с вариантом «Стерильная цивилизация»?

– А они ничего не могут сказать, так как нет аналогов для нашей целевой аудитории.

– На фиг они тогда вообще нужны! – Железнов завелся, что называется с пол оборота. – Высасывают прогнозы из пальца: ни одной формулы!

Никакого научного подхода! Ни одной математической модели! Даже примитивной, на уровне экспертных оценок. И это люди, занимающиеся прогнозом (!) популярности наших новых проектов! Но щеки надувают – значимости на их лицах – на миллион, а внутри, в голове – ноль, ни одной (!) мысли! В лучшем случае готовы за деньги фокус-группу собрать, да и то результаты толком обработать не умеют. И что, – Железнов уставился на Леонова, – вопрос подвис?

– Тут ты не ошибся. Собираются фокус-группу собирать, – Женька беспомощно развел руками.

– Да-а… – разочаровано протянул Железнов. – Ладно, Жень, у меня к тебе просьба, как они засобираются проводить эту группу, ты мне свистни, где и когда. Хорошо? Хочу пойти посмотреть, вопросы позадавать разные.

– Без проблем, Саша, скажу, – Леонов опустил взгляд. – Так ведь врагов наживешь…

– Да, скорее всего. Но ведь нужно же хоть когда-то это спящее болото прочистить! Ладно. Проехали пока. По «вертикалке». Женя, вот что мы с Наумом предлагаем, – Железнов посмотрел на Наума. – Няма, а может, ты изложишь концепцию?

Расслабленный после пикировки с Екатериной, Наум выпрямился в кресле. – Да без проблем! – и развернулся вместе с креслом лицом к Леонову.

– Женя, смысл предлагаемой нами концепции состоит в том, чтобы в каждой серии спасать «незаслуженно» пострадавших от правды.