Любовь без репетиций. Две проекции одинокого мужчины Гордиенко Александр

*** (3)(1) Апрель 45-го

Квартира Железнова

Через пять дней после точки отсчета. Вторник. 22.17

Сидя перед «чистым листом», в данном случае – перед пустым экраном компьютера, Железнов размышлял, с чего начать: с плана сценария, с изучения исторической эпохи или – с изложения тезисов основной идеи…

Железнову было немного не по себе: пообещал Науму написать сценарий, от которого тот не сможет отказаться. И это при условии, что сценариев-то он, Железнов, никогда и не писал. «Да-а, несколько самоуверенное заявление. Но, что сказано, то сказано. Обратного пути нет. И Наума подвести не имею права – вон как у него загорелись глаза. Да и себя уважать перестану, если не получится».

Почему-то вспомнилось, как в незапамятные времена он, молодой и дьявольски талантливый ученый, так же сидел за столом перед чистым листом бумаги и готовился написать свою первую фразу в диссертацию. Фразу Железнов сейчас не вспомнил бы и под страхом казни, а вот ощущение благоговения перед наукой, ощущение ответственности не более и не менее как перед всем человечеством, которому он хотел предложить новые решения в достижении значимых результатов на мировом уровне новизны, это ощущение осталось. Как и осталось воспоминание, что тогда от нахлынувших на него чувств первую фразу он выписывал каллиграфическим почерком дрожащей от волнения рукой.

Железнов усмехнулся: уже через полгода с него слетела вся (!) пафосность процесса – уверенной рукой он черкал и правил все, что ему не нравилось из уже написанного им, замазывал формулы и поверх небрежно рисовал более точные и совершенные, распечатки ЭВМ доказывали ему «Да, такого еще не было», а он воспринимал это как само собой разумеющееся, для того и голова «дадена».

«Ну, что ж, для того чтобы что-то сделать, нужно делать, а не думать, как это сделать», – Железнов принял решение использовать один из основных своих тезисов «по жизни». Он немного подтянул компьютер к себе, чтобы было удобнее печатать, и набрал первую строку: «Австрия. В 30-ти километрах от восточной границы. 15 апреля 45-го года…»

15 апреля 1945 года. 15.30 по местному времени

Штурмбанфюрер СС Линц аккуратно пригнул ветку ели и в очередной раз поднес бинокль к глазам. Отличная цейссовская оптика моментально приблизила стены монастыря. То, что предстало перед глазами – ожесточенный бой между русскими и немцами, штурмбанфюрер видел десятки и сотни раз. Более того, в большинстве случаев он сам был участником подобных смертельных схваток.

Опытный глаз сразу выхватил главное: в монастыре было окружено до взвода соотечественников (по интенсивности огня со стен Линцу достаточно быстро стало ясно – человек двадцать, не больше), атакуемых русскими. Странными русскими. То, что это не боевые подразделения – было видно и не вооруженным взглядом: глупая, бессмысленная атака… неоправданные потери без артподдержки… хаотичная стрельба… хоть и интенсивная. Нет. Русские сейчас так не воюют. Научились. Или мы их заставили научиться.

– Генрих, – не опуская бинокля, Линц вполголоса обратился к находящемуся в трех метрах от него оберштурмфюреру СС Генриху Гартвигу, так же из-за укрытия наблюдавшему за происходящим. – Генрих, у вас нет ощущения иррациональности происходящего?

Гартвиг, истинный стандарт офицера СС – высокий блондин с голубыми глазами, около тридцати, в ладно пригнанной форме, практически – в начищенных сапогах и массой других достоинств, наглядно демонстрирующих «превосходство» арийской нации над другими, аккуратно придержал ветку высокого кустарника, опуская бинокль, неспешно развернулся в сторону командира:

– Так точно, господин штурмбанфюрер. Очень странно.

– Что странно? Что какому-то тыловому русскому генералу захотелось поиграть в войну?

– Никак нет, господин штурбанфюрер. Странно, что из монастыря стрельба ведется из русского оружия. Только из русского.

Эпиграф

Продажу (покупку) души никто не отменял.

Уже пару тысяч лет.

(Информация из проверенных источников)

*** (4)(1) Трейдер

Офис телекомпании. Кабинет Железнова

Через неделю после точки отсчета. Четверг. 10.20 утра

– Ну, чего звал? – Железнов услышал за спиной голос Андрюхи Борисова, которому он пару минут назад позвонил и попросил его срочно зайти по неотложному делу.

Железнов оторвался от монитора компьютера, на котором изучал какие-то ярко-зеленые графики, и развернулся лицом к гостю. Андрюха – среднего роста, под сорок, коротко стрижен, волосы ёжиком, взгляд умный, убежденный холостяк и гениальный программист по совместительству, с неизменным тетрадным листочком в руке для записи Железновских предложений по совершенствованию программного обеспечения проекта «Она мне нравится».

– Если ты по поводу включения тембров голоса в обработку с точки зрения оценки мужских предпочтений, то мы еще не успели. Ты же знаешь, что на данном этапе мы формируем классификатор тембров и…

– Андрюха, ты миллионером быть хочешь? – неожиданно перебил его Железнов.

– Чего? – не сразу въехал Борисов. Коротко рассмеялся. – Вот за что я тебя люблю – умеешь ты вопросы задавать. Нет. Не хочу.

– Почему?

– Жениться не хочу, – Андрей усмехнулся, – а так найдется масса настойчивых, желающих его потратить.

– Его, это миллион?

– Ага. Он самый. А на пиво мне и так хватает.

– Я тебя понял, – Железнов улыбнулся, – но придется. Единственное, что могу предложить, так это быть подпольным миллионером. Как товарищ Корейко. Слыхал о таком?

– То есть ты предлагаешь мне стать «золотым теленком»?

– Слыхал, стало быть. Со своей стороны тайну вкладов я гарантирую, а дальше – сам.

Борисов смотрел в смеющиеся глаза Железнова и никак не мог понять, шутит он или нет. Вроде бы и разговор несерьезный, а с другой стороны раньше за Железновым не наблюдалось говорить ни о чем.

– Ты серьезно?

– Более чем. Ты о «Forex» что-нибудь слышал?

– Так. Бегущую строку по телеку пару раз видел. Что-то связанное с деньгами. Иностранными, кажется. Никогда не интересовался. А ты что, решил этим заняться?

– Да, решил.

– Сань, я же тебя знаю. Зачем тебе это?

– Надо Науму на кино заработать.

– Какое кино? На билет я могу ему и так дать.

– Андрюха, – Железнов тепло улыбнулся, – не тормози. На кино – в смысле – снимать кино. И не спрашивай, с кого или что снимать.

– Так это ж очень дорого, кино снимать, – Борисов характерно блымнул глазами.

– А я тебе о чем: нужно много денег. Очень много.

– И чего это Наум решил кино снимать? И о чем?

Железнов усмехнулся: – О чем же кино снимают? О добре и зле. О любви и предательстве. Как и все. Только Наум у нас Гений, и кино у него будет гениальное!

– Это он так решил?

– Нет, это я его уговорил.

– Ты? Вы, что, уходите из программы?

– Андрюха! Мы пока никуда не уходим. А если засобираемся, предложим тебе идти с нами: куда ж мы без тебя, ты у нас – связь с новейшими компьютерными технологиями, а без связей, как ты понимаешь, регулярных, заглохнет нива жизни, – с этими словами Железнов открыл застекленный книжный шкаф, достал две достаточно толстые книги. – На, почитай пока.

– Это что?

– Это тебе для изучения терминологии, чтобы мы завтра…

– Как, завтра?

В это время Оберст, мирно грызший орешки на низшей жердочке, экстренно прекратил процесс и произвел «большой вертолет» (неимоверно быстро захлопал по телу крыльями, при этом шум от такой экспрессии очень напоминал звук зависшего вертолета), и выдал: «Бардак!»

– А ты что думал? Времени нет. Пока мы тут с тобой прохлаждаемся, они там наши деньги тратят. Бардак, – Железнов кивнул головой в сторону Оберста и улыбнулся, чувствовалось, что у него хорошее настроение.

– Какие наши деньги?

– Наши деньги на форексе. Те, которые мы оттуда должны забрать Науму на кино.

– А они дадут?

Железнов на секунду задумался.

– Видишь ли, Андрюха, на форексе иногда выигрывают удачливые, а зарабатывают, в основном, те, кто умнее и информированнее. Те, кто очень, подчеркиваю, очень много знают о движении финансовых инструментов.

– Каких инструментов?

– Молодец, уже включился. Вот в этих книжках и написано, что такое финансовый инструмент, сколько их и еще много-много непонятных слов. Пока непонятных. Разбирайся в терминологии, чтобы на одном языке разговаривать. А в теорию не лезь. Не трать время. Ни к чему это.

– То есть, как это ни к чему? О чем там?

– Там изложена волновая теория Элиота, если тебя это интересует. Это вероятностная теория движения финансовых инструментов, то бишь, валютных пар по-русски. Но мы ее использовать не будем. Почему? Объясню завтра. Иди, изучай термины.

Андрюха демонстративно «взвесил» на руках книги, скептически глянул на Железнова:

– Ты переоцениваешь мои способности. До завтра их пролистать невозможно, не то что изучить.

– У тебя ночь впереди, – Железнов широко улыбался.

– Тоже мне, студента нашел. Ладно, постараюсь.

*** (2)(6) Екатерина Строева

Квартира Екатерины Строевой

Через 14 дней после точки отсчета. Пятница. 01.20

– Ну и что ты думаешь, подруга? – Катя и Валентина сидели в широких удобных креслах на громадной террасе Катиной квартиры, расположенной на самой верхотуре монолитного дома, стоящего на уключине Москвы-реки, откуда не открывался никакой прекрасный вид, потому как ночь. Лишь вдали периодически мигали проблесковые огоньки заходящих на посадку самолетов. Вот звездное небо было на загляденье – удивительно ярко-черное для Москвы – даже «звездный путь» просматривался.

Валя Полтавец поставила на столик, стоящий между креслами, высокий бокал с отличным испанским вином, развернула к себе ноутбук, давно заснувший тут же, на столике, разбудила его изящным касанием:

– Я тут кое-что посчитала: проект получается недешевым, на такую же квартирку потянет – Валя кивнула за спину, где, собственно, и располагалась двухэтажная Катина квартира с четырьмя спальнями, раздельными ванными, камином, финской баней, небольшим бассейном и даже (!) с техническим лифтом между этажами, скрытым в углу.

– Я думала – значительно больше: камеры, оптика, краны, осветительное оборудование, звук, монтажные станции… что там еще?

– Наум называл еще оборудование для… цветокоррекции, брр, очень дорогое, студия озвучания, транспорт: как минимум два микроавтобуса… и еще, еще и еще…

– Ладно. С этим разберемся. Я не об этом. Что тебе Железнов?

– В каком смысле?

– В смысле моего продвижения по его охмурению. Не заметила – тайные взгляды на меня были, когда я отвернулась, или что-то в этом роде? Я старалась произвести впечатление, – Катя глазами показала на умопомрачительно короткую обтягивающую юбку и такую же обтягивающую белоснежную блузку с короткими рукавчиками на резинках. – Даже высокие каблуки дома нацепила, – сидя в кресле, Катя задрала ногу до уровня своего лица, демонстрируя подруге свои туфли.

– Да нет, не заметила. По-моему, что-то у него случилось. Шутит, разговор поддерживает, иногда даже улыбается, а ощущение, что он не здесь.

– Ты права, подруга, не здесь, – Катя сделала глоток из своего бокала. – Он в Новой Зеландии.

– Где?!. – Валя не пыталась скрыть своего удивления. – Что ему там надо?

– Там Азарова Мария Николаевна, женщина, которую он любит. Или любил…

– Да-а, подруга, – протянула Валентина, – тогда шансов отомстить Железнову у тебя мало. А что она там делает?

– Она там в ссылке. Из-за Железнова.

– Хорошая ссылка. Меня бы кто туда сослал на годик. А ты откуда знаешь? Он сказал? Когда?

– Он сказал? – Катя грустно рассмеялась. – Не издевайся, ты что, не видишь, какой он?!. Это он меня стержнем обозвал, а мне до него… – Катя на секунду задумалась, – в смысле твердости как соломинке до алмаза.

– Тогда откуда ты знаешь об этом?

– Знаю. Неважно, откуда.

– И что? Ты бросаешь эту затею?

– Да нет, подруга, все только начинается. Она написала ему, что он ей не пара…

– Что?!. Железнов кому-то не пара – на лице Валентины в этот вечер уже не в первый раз читалось искреннее удивление. – Железнов – не пара!?. Да кто она такая?!.

– Это не важно, кто она. Повторюсь. Она – Женщина, которую любил Железнов. Или продолжает любить. Но меня это не остановит, – в изумрудных глазах Строевой пронеслись снежинки. – Наоборот – задача становится все более и более интересной и интригующей. Подведем некоторые итоги: из завоеваний – мне удалось перейти с ним на «ты».

Это не означает, что я вошла в его близкий круг, надо признать, что он согласился на это в определенной степени из жалости, в некоторой степени – из-за моей настойчивости, а главное, из-за того, что ему все равно. Но, тем не менее, это победа. Пусть и небольшая.

Катя скинула туфли, поднялась из кресла, переступила с ноги на ногу, восстанавливая кровообращение, наклонилась над столиком, где лежала пачка сигарет, умело выбила одну, прикурила и продолжила:

– Но ведь что-то же должно быть. Он же мужчина. Такой же, как все. Он не может не реагировать на обаяние и красоту!

Катя погрузилась в воспоминания о прошедшем вечере, пытаясь вычленить реакции Железнова. На что? Где его можно пробить?

Надо признать, что Железнов с Наумом не рвались к ней в гости: сработала просьба просмотреть проект по обустройству купленного Строевой этажа (полторы тысячи квадратных метров) под киностудию: где – что размещать, какое оборудование закупать, что обязательно, а что – не очень, то есть что-то выгоднее арендовать на период съемок. Железнов вообще поначалу заявил, что кино он никогда не снимал, и если кто и сможет помочь, так это Наум. Однако, получив категоричный отказ от Наума самостоятельно, «без свидетелей, «значить», идти в «логово миллиардерши», Железнов согласился составить ему компанию, оговорив свое участие наличием сухого красного испанского и возможностью неаргументированного свободного исчезновения в любой момент до 24.00. Строева согласилась, однако уже в прихожей, встречая гостей, Наума и Железнова, потребовала от Железнова «доказательств», что он не «Золушка»:

– Железнов, я уже поняла, что давить на тебя бесполезно, но все-таки, что за условие по поводу твоего ухода до 24-х? – Екатерина улыбалась, однако, непроизвольно встала в позу, которая в народе больше известна как «руки в боки», что свидетельствовало о некоей агрессивности и возможности перехода в атаку. – Ты, случайно не на карете приехал, которая после двенадцати должна обратиться в тыкву? Что за «прозолушкинская» позиция?

– Аааа, ты об этом… – Железнов окидывал взглядом прихожую, которая по размерам явно превосходила всю железновскую квартирку. – Нее… На Золушку я явно не тяну: видишь, – Железнов снимал обувь. – Туфли у меня не хрустальные. Да и Принцу, если он здесь есть и начнет бегать за мной с моим ботинком… – Железнов подыскивал адекватные слова относительно Принца. – …в общем, мало ему не покажется.

– Принцев здесь не было. Пока, – Екатерина интонацией выделила последнее слово. – Здесь только две королевы. Знакомьтесь, моя подруга, Валя – на голоса в прихожую вышла очаровательная стройная девушка с впечатляюще выразительными глазами. – Вы уже видели друг друга.

– Да, – поддержал Наум, – на кастинге. Это та девушка, которая знает, что такое акция и умеет считать до миллиарда. Валя, извините, мы не знали, что вы такая умная, но на кастинге как-то не заладилось…

– Это из-за меня, – Катя жестом предложила пройти в зал. – Но всегда все можно начать сначала.

– Не всегда. Не всегда все можно начать сначала, – серьезно отметил Железнов. – Но это не тот случай.

Несмотря на свои размеры, зал выглядел достаточно уютным местом: в первую очередь из-за огромного, сложенного из камня камина, занимающего центральное место у противоположной стены, а также из-за присутствия пары фигурных (в виде больших запятых) уютных диванов в пастельных тонах. Посредине зала располагался низкий овальный столик со стеклянной столешницей, вокруг которого лежали четыре подушки-кресла.

Проходя к центральному столику мимо одного из диванов, Железнов с удивлением обнаружил валяющийся на нем томик «Понедельник начинается в субботу» братьев Стругацких с торчащей из него закладкой, взял его в руки – дорогое и красивое издание, только что из магазина.

– Да. Я теперь знаю, что такое контрамоция, – Катя ответила на немой вопрос Железнова, усаживаясь на подушку-кресло за столиком напротив него. – Вот тут я принесла поэтажный план, – Екатерина разложила на столе простыню метр на метр. – Давайте подумаем, как на этом пространстве в полторы тысячи квадратных метров лучше всего организовать современную компанию по производству интересного отечественного кино, – при этом она несколько смущенно улыбнулась, как бы признавая перед окружающими некую авантюристичность своего решения с одной стороны, а с другой – понимая, что она втягивает в процесс ответственных людей, которые не смогут ее бросить в силу ее неопытности.

– Итак, записывайте, – неожиданно с грузинским акцентом произнес Наум. По каким-то своим причинам для процесса обучения он решил перевоплотиться в образ вождя и учителя народов товарища Сталина, он же – Коба, он же – Иосиф Джугашвили.

– Няма, прекращай, – махнул рукой Железнов. – Усов у тебя нет. Трубки – тоже. А самое главное, мы не члены политбюро. Нечего здесь вещать мантры.

– Как скажешь, да-ра-гой! – неожиданно быстро согласился товарищ Сталин и уже продолжил обычным своим голосом. – Начало всех начал – сценарии! Если нечего снимать, то о чем мы здесь репетируем? Должно быть, как минимум, два фильтра на пути к продюсеру: это ридеры, которые осуществляют глобальную читку всех поступающих в компанию сценариев и осуществляющих предварительный, – Наум интонацией выделил именно это слово – «предварительный», – отбор более и менее адекватных и ярких историй, которые затем они передают профессиональным редакторам. И уже редакторы проводят финальное отделение зерен от плевел.

– Ничего не поняла, – просто резюмировала Валя.

– Чего это ты не поняла? – ворчливо отреагировал Наум. – Ты же умная! Ты даже что такое акция знаешь, – все рассмеялись.

– Зачем нужны эти, если я правильно произношу – «ридеры»?

Наум «укоризненно» смотрел на Валю.

– Ридеры – это читатели.

– Это понятно. Что они читают? И для чего?

– И эти люди хотят кино снимать! – в голосе Наума явно присутствовала ирония. – Саня, – обратился он к Железнову, – насколько я помню, где-то с год назад ты скетчкомы пописывал для производственного…

– А ты откуда знаешь? – удивился Железнов. – Я же просил Леоныча – никому.

– Я тебе что – «никому»? Именно Леоныч мне и показывал. Тебя хвалил, интересовался: ты сам ваял или со мной.

– Ну, Леоныч…

– Так вот, наскоко мне помнится, был у тебя там скетчкомчик про ридеров.

– Ну, был.

– Так тащи. Я девочкам ликбез проведу.

– А что такое ликбез? – наивно поинтересовалась Валя. – Это то, что я думаю? На комбез похоже.

– О, Господи, – простонал Наум, – и чему вас в школе учат! Лико без интеллекта! – в голосе Наума в явном виде присутствовал сарказм. – Ликбез – это ликвидация безграмотности.

– Может, я им потом вышлю? – Железнов скептически воспринял идею Наума по поводу скетчкома.

– Они сейчас не знают, кто такие ридеры.

– Ну, хорошо, – Железнов достал из сумки личный ноут, который таскал с собой везде и вся, нашел нужное место и передал Науму. – Соскучился по художественному слову?

– В наших отношениях с миллиардершами, – Наум строго посмотрел на Екатерину, – все должно быть прозрачно. Недопонимание не допускается. Даже в отношении ридеров.

Наум поудобнее устроился в кресле.

– На всякий случай объясняю: скетчком – это эскиз, набросок, зарисовка, как правило, с минимальным количеством персонажей, построенная на смешном диалоге.

Так вот, представьте себе совещание в офисе: начальник, он же главный редактор кинокомпании, и несколько подчиненных, которые есть ридеры. Прям, как у нас. Главного редактора буду изображать я, – Наум выпрямился в кресле, – а ридеров… – скептически осмотрел присутствующих, сам себе ответил «нет». – Ридеры будут виртуальными, – завершил он.

Ну, начнем, – Наум выпучил глаза, лицо приняло крайне гневное выражение:

– Это что?!! – Наум потрясал стопкой якобы зажатых в руке бумаг. – Это что, я вас (!) спрашиваю!!! Кто из вас не знает, что наша компания снимает малобюджетное кино!!! В исключительных, я повторяю – в ис-клю-чи-тельных (!) случаях, при условии, что есть спонсор, мы можем снимать с относительно средним, очень средним бюджетом!!!

Наум развернулся в сторону Вали.

– Ниточкина! Это твое?!.

– Да, мое, – кротко подыграла Валя.

Наум взял со стола лист бумаги и, окинув строгим взглядом «всех присутствующих на заседании», остановил его на Ниточкиной-Вале:

– Уважаемые коллеги, у нас много сценариев и мало редакторов. Основная цель вашей работы – оградить редакторов от того, чтобы они не тратили свое драгоценное время на чтение бреда. Чтение бреда – это ваша работа. Тебе ясно, Ниточкина?

– Нет.

– Чтобы всем было ясно, что такое бред, зачитываю:

Действие происходит в Папуа, Новая Гвинея, двое молодых людей… Ниточкина! – в голосе Нямы послышалось сострадание. – Ты хоть знаешь, где эта Папуа!!! Ты знаешь, сколько стоит туда перелет одного (!) человека?!. Молодого. И даже немолодого! А всей съемочной группы!!! А аппаратура!!! Ты чем думаешь, а, Ниточкина! Или ты только ей ешь? Я голову твою имею в виду!!! Если у тебя есть личная заинтересованность попасть на съемки в… – Наум подсмотрел в листок. – В Папуа Новая Гвинея, то только в виде осветительного прибора – глазами блымать! Как маяк! Ты – ридер!!! Ты из всего сценарного мусора, который нам присылают маразматики, мнящие себя сценаристами, гениями, должна отобрать реальную (!), реальную интересную зрителю историю, которую мы сможем снять за приемлемые деньги! При-ем-ле-мые! Ты поняла?!.

– Да, босс, – Валя потупила глазки. – Поняла.

– Плохо, Ниточкина, плохо. Но я добрый, – Няма осклабился, – и дам тебе шанс.

– Про шанс в сценарии не было, – вмешался Железнов.

– Не было, – согласился Наум. – Это импровизация, но шанс ей (кивок в сторону Вали) дать нужно! За обаяние.

– Дай, – Железнов вяло махнул рукой.

– Хорошо, – Наум серьезно кивнул головой. – Дам. Один. Боевой. Наум выдохнул и продолжил.

– Но если Ниточкину еще хоть как-то можно понять, то это чье? Твое, Завалкина? – Наум вызверился на Екатерину. – Это ж надо же такое подсунуть мне: «В результате мутации в Мичиганском университете божьи коровки стали размером со слона». Завалкина! Ну, почему?!.