Принцесса в академии Медная Варя

– Или я опоздал.

– Поправьте меня, но разве это не то, что называют «взаимная любовь»?

Мы одновременно повернулись в сторону темного угла на стыке стены и перил, откуда раздался этот голос.

Паук просеменил вперёд.

– Магнус, что ты… вы здесь делаете?

Поправка относилась к Арахне, которая выпорхнула вслед за ним и зависла рядом.

– То же, что и остальные: ищем уединения. Но все парочки Потерии, похоже, ждали именно этой ночи, чтобы признаться в своих чувствах, – проворчал он. – На террасе сегодня не протолкнуться

Бабочка ласково погладила его крылом, и паук смягчился:

– Ладно, ты права, любовь моя, найдём уголок поукромнее. А им ещё о многом предстоит поговорить…

Они прошествовали к выходу. Уже занося лапку за порог, Магнус будто бы невзначай обронил:

– Ты ведь ни о чем не забудешь ему рассказать, Ливи?

– Конечно нет! – ответила я, возмущенная его намеком.

Когда парочка удалилась, ифрит поднял брови:

– Что он имел в виду?

Я вздохнула. Тут бы управиться с объяснениями до рассвета… Но прежде мне хотелось прояснить самый волнующий вопрос, поэтому я покачала головой.

– Об этом чуть позже. А сейчас ответь: ты правда меня любишь? То есть правда-правда?

– Конечно! – смутился Озриэль. – Жаль, я не могу сказать об этом красиво, ну там стихи прочитать или песню, как Индрик, сочинить. В общем, не рассказывать же, что у меня сердце готово выпрыгнуть из груди, когда тебя вижу, и ноги становятся ватными… и все слова забываю, и что твои волосы пахнут ромашкой и лимонником… ну вот, кажется всё это и сказал. А если описывать точнее… помнишь своё ощущение, когда выглянула из окна жилой башни?..

Ещё бы! Такое разве забудешь: дыхание перехватывает, перед глазами все вертится, а к животу словно привязали веревочку и дернули, и ты падаешь-падаешь…

Я кивнула.

– Вот примерно так, – заключил Озриэль. – Только как будто живу не на третьем этаже, а на двадцатом.

Моё сердце заколотилось где-то в горле. Упоение срочно требовало выхода.

– Я чувствую то же самое… значит, это и правда любовь! Та, что случается один раз и навек. Любовь, которая преодолевает все препятствия, о которой пишут в романах и слагают легенды! Мы пронесем её через всю жизнь и, конечно, состаримся вместе…

– Об этом ещё пока рано…

– …и все будут смотреть на нас, стареньких, и умиляться…

– Только не надо про одновременную смерть. Меня всегда пугал этот пункт.

– …и будем, как те гоблины с ромашками!

– Какие гоблины? – опешил Озриэль.

– Неважно! – Следующий вопрос сам собой сорвался с языка: – А когда это произошло? Когда ты понял, что влюбился?

Если уж выяснять, так всё сразу!

Он облокотился о перила, взял мою руку, перевернул ладошкой кверху и принялся рисовать на ней узоры.

– В самый первый день, во время разговора в таверне… – начал он.

– Так, значит, прямо тогда?!

– Нет, погоди. Тогда ты мне просто очень понравилась. Так вот, после «Наглой куропатки» я отправился на занятия, после них заскочил на репетицию к Индрику, немного послушал новые песни и вернулся в жилую башню. Там подготовился к занятиям на следующий день и устроился почитать перед сном «Фантастические приключения невыдуманных монстров», потянулся за оставленным на столе сэндвичем с опятами… и вдруг понял, что влюбился.

– Получается, это произошло между первым и вторым взглядами?

– Получается, что так, – согласился Озриэль и в свою очередь полюбопытствовал: – А у тебя?

– А у меня зрение оказалось похуже… на целую неделю. Или, может, всё дело в отсутствии сэндвича с опятами?

Мы одновременно хохотнули, а потом он начал выводить на моей ладони знаки бесконечности. И если до этого было щекотно, то теперь вдруг стало горячо, аж кожу защипало.

– Раз уж мы прояснили все вопросы…

– Почти все.

В голове пронеслась тень Якула Кроверуса.

– Я имел в виду все главные… – Он вопросительно посмотрел на меня.

– Да, их прояснили, – согласилась я. – Осталось так, по мелочи…

Ну, дракон, конечно, не совсем мелочь, но что может быть важнее обретения настоящей любви?

– Тогда как насчет того, чтобы мм… приступить к следующей части?

– Поцелуям? – уточнила я.

– Ага.

Вместо ответа я положила руку ему на грудь. Нас окружал каменистый пейзаж, но на меня вдруг повеяло ирисами…

Озриэль снял с моей головы карнавальную диадему, положил на перила и прошептал:

– Так гораздо лучше.

А потом заключил в объятия, наклонился и поцеловал – совсем легко, едва коснувшись губами, и через секунду отстранился. Мне вдруг стало не хватать воздуха, перед глазами поплыло, а в ушах застучали маленькие наковальни. Я прямо сейчас летела с самого верхнего этажа жилой башни…

– Ливи, я чувствую твоё сердце, – хрипло сказал он и поцеловал уже по-настоящему.

Когда мы оторвались друг от друга, небо стало на несколько тонов светлее, намекая на то, что пора переходить к новым признаниям.

– Что такое, Ливи?

Я уперлась руками ему в грудь, всё ещё нежась в кольце объятий, и вздохнула.

Вряд ли кто-то из юношей расстроится, узнав, что его возлюбленная на самом деле принцесса, но вот перспектива схватки с крылатым монстром может слегка огорчить. О таком лучше начинать издалека. Я окончательно высвободилась и сделала шаг назад, чтобы исключить отвлекающие факторы.

– Озриэль, ты всё это время считал меня обычной цветочницей …

Он жестом остановил меня:

– Можешь не продолжать. Я знаю всё, что ты собираешься сказать.

– Да? Что-то не уверена…

Ифрит шагнул ко мне, схватил за руки и с жаром продолжил:

– Пусть тебя это не беспокоит.

– Хорошо, не беспокоит. А что именно?

Но он уже не слушал, взволнованно сжимая мои пальцы и глядя куда-то вдаль:

– Мне плевать, что я принц, а ты простая цветочница!

– Ээ, рада это слышать.

– Я им так и сказал!

– Кому им?

– Всем родным на собрании. Отец опять завел свою шарманку про то, что нам с братьями нужно жениться на принцессах, чтобы поправить положение семьи. Мол, мы и так слишком далеки от трона, чтобы позволить себе жен-простолюдинок, и происхождение наш единственный козырь. Он в нас с детства это вдалбливал. Говорил, любовь – это всё выдумки, результат заговора продавцов сувениров.

– У наших отцов много общего.

– Тогда я сказал, что мне всё равно: я люблю тебя, и мне не нужен никто другой!

– То есть… ты признался своей семье в любви ко мне?

– Да, и отец жутко разозлился. Ещё долго читал мне нотации. И даже когда я вернулся этим утром, несколько раз вызывал к себе. Помнишь, мне пришлось оставить тебя в коридоре?

– Так вот с кем ты тогда разговаривал, с ним!

– И не только: там вся семья снова подключилась. В общем, под конец я не выдержал и заявил, что никогда в жизни не женюсь на принцессе…

– Ну, это ты погорячился.

– …и даже обет принёс, – торжественно заключил Озриэль.

– Что?! Нет-нет, ты должен сейчас же отказаться от своих слов!

– Зачем? – удивился он.

– Потому что я принцесса!

– Конечно, принцесса, – улыбнулся он и потянулся, чтобы снова меня обнять. – Принцесса среди девушек, незабудка моего сердца…

– Да нет же! – воскликнула я, уворачиваясь. – Настоящая принцесса. Я солгала тебе о том, кто я.

Озриэль замер, побледнел, затем покраснел и почесал в затылке:

– Ну, дела…

– Что это значит? Надо запретить такие вот фразочки, которые ничего не проясняют, но от которых волосы встают дыбом.

– Я не могу отказаться от своих слов. Это был магический обет.

Вам никогда не снилось, как вы карабкаетесь на самую высокую гору за аленьким цветочком, и вот когда вы уже на вершине и пальцы готовы сомкнуться на стебельке, цветок заявляет, что хочет остаться с чудовищем и жить с ним долго и счастливо?

Мне тоже не снилось, но ощущения, думаю, те же.

Я начала кружить по террасе, пытаясь справиться с волнением:

– Наверняка этот твой магический обет можно обойти! Должен быть способ, он всегда есть.

Ифрит схватил меня за руку, прерывая бессмысленную беготню, и успокаивающе погладил.

– Никогда о таком не слышал, но мы обязательно его найдём, Ливи! Ты ведь сама сказала, что истинная любовь сметает все преграды. А у нас самая настоящая истинная любовь.

Секунду я стояла, беззвучно шевеля губами и обдумывая смысл фразы, а потом бросилась вынимать правый кулек.

– Что ты делаешь? – покраснел Озриэль. – А, ээ, фисташки, я так и подумал, что ты именно их собиралась достать…

– Ешь! – перебила я, протягивая горсточку.

– Но у меня ведь нет темной метки, и ты не чувствовала знака… – засомневался он.

– Если то, что я чувствую, когда стою рядом с тобой, беру тебя за руку, отвечаю на твои поцелуи – не знак, то я не знаю, что такое истинная любовь, и не хочу знать! Мне тоже не нужен никто, кроме тебя!

Он закинул в рот сразу всю горсть. Прожевал, проглотил. Я всё это время стояла, затаив дыхание и чуть не подпрыгивая от нетерпения.

– Что-нибудь чувствуешь? – не выдержала я. – В горле першит? Глаза слезятся? Под коленками зудит?

– Постой, думаю, надо секунд тридцать подождать.

– Да-да, ты прав. А теперь?

Но ничего не произошло ни через минуту, ни через пять. Я скормила ему все остатки. Ноль реакции.

– И что дальше? – спросил Озриэль.

– А дальше мы что-нибудь придумаем. Я закажу ещё фисташек и буду кормить тебя ими до тех пор, пока у тебя не начнется аллергия. Нет, ещё лучше! К черту все эти знаки и глупые орехи! Да что они могут знать о настоящей любви?!

Мы немного помолчали. Я принялась дергать ниточку на его свитере, он размышлял, задумчиво водя пальцем по моим ключицам.

– Нас разделяет твой обет, наши отцы и тонна земли, когда тебя вызывают домой… Наверное, ты думаешь, что хуже и быть не может? – робко заметила я.

– Пожалуй, что да.

– Так вот…

И я рассказала ему про дракона. Ну, и про всё остальное, конечно.

Когда я замолчала, он спросил ровным голосом:

– Значит, не было никакой колдуньи?

– Была предсказательница.

– И память ты не теряла, и не было жениха…

– Вообще-то был, где-то там… просто теперь это уже не имеет значения. Мы ведь нашли друг друга? – последнюю фразу я произнесла не без дрожи в голосе.

А вдруг завравшаяся принцесса – совсем не та Ливи, которую он полюбил?

– Отныне и навек! – твердо сказал Озриэль.

Я придвинулась ближе, взяла его руки и обвила вокруг себя. А потом положила голову ему на грудь. Он погладил меня по волосам и сказал:

– Недавно читал один справочник по безвыходным ситуациям, в котором рекомендуется в подобных случаях ложиться спать… или целоваться.

– Знаешь, кажется, мы читали один и тот же справочник. И мне сейчас совсем не хочется спать…

– Мне тоже.

Я обняла его за шею и, встав на цыпочки, потянулась к губам. Он тоже наклонился ко мне.

Тут на лестнице послышались шаги, знакомые голоса, и на террасу выбежали счастливые и смеющиеся Индрик и Эмилия.

– Ой, простите, не хотели мешать.

– Старина Магнус сказал, что вы здесь.

– Вы так быстро ушли.

– Вот мы и подумали, что надо найти вас и рассказать…

– Знаешь, любимый, кажется, они хотят сейчас остаться одни. – Эмилия потянула было Индрика прочь, но мы с Озриэлем их остановили.

– Постойте, о чем вы хотели рассказать?

Конечно, «любимый» от нашего внимания тоже не укрылось.

– Мы правда не помешаем? – Эмилия бросила выразительный взгляд на руки Озриэля, которые меня сейчас обнимали, а потом шепнула Индрику: – Говорила же тебе!

Я повертелась, прислонилась к Озриэлю спиной, покрепче завернулась в его объятия и задрала голову:

– Тебе удобно?

– Вполне, а тебе?

– Никогда не чувствовала себя лучше.

Мы одновременно посмотрели на друзей, приготовившись слушать.

– Поговорили наконец? – осведомился Озриэль.

– Да! – просиял Индрик.

– И поняли, почему нас с самого начала тянуло друг к другу, – добавила Эмилия.

– Ну, не только поэтому. Мне сразу понравился твой голос, тебе обязательно нужно петь. – Индрик повернулся к нам и уверенно заявил: – Ей нужно на сцену! Говорю это как музыкант!

– Глупенький… – Она смущенно погладила его щеку. Оказывается, любовь очень красит.

– Её мама была из леприконов, – сообщил Индрик, обращаясь преимущественно к Озриэлю.

Ифрит присвистнул:

– Это многое объясняет!

Я перевела непонимающий взгляд с одного на другого, поэтому Озриэль шепнул мне на ухо:

– Индрик – леприкон. Я не упоминал?

Восклицание вырвалось у меня невольно:

– Ты леприкон?!

– А что, не похож? – весело усмехнулся музыкант.

– Не очень… мне вы другими представлялись.

– Горбатыми карликами в зеленых лосинах? – ещё шире улыбнулся он.

– В точку!

– Я бы всерьез потолковал с тем, кто пустил этот слух!

Индрик вынул из кармана восьмигранную монетку и принялся её подкидывать.

Этот жест навел меня на новую мысль:

– Значит, вас с Эмилией в некотором роде свели цветы? Вы ведь познакомились, когда ты пришёл в «Эксклюзив-нюх» за букетами?

– Познакомились – да, тогда. Ну, а все последующие разы… – Он ловко поймал монету, сунул в карман и смущенно погладил руку Эмилии.

Она ответила за него – похоже, они теперь и мысли делили на двоих.

– Он покупал цветы в таком количестве, чтобы почаще видеть меня, – улыбнулась она.

– То есть ты не дарил их потом десяткам девушек? – уточнила я.

– Вообще-то дарил, – беззаботно пожал плечами Индрик. – Просто так: мне ведь это ничего не стоит, сущий пустяк, а девушкам приятно.

– Правда, он милый? – воскликнула Эмилия. Влюбленные обменялись нежными взглядами и переплели пальцы.

Наверное, для таких, как Индрик, всё просто. Ему и в голову не приходит, что девушки привыкли считать подобные «пустяки» авансами. И некоторые гоблинши, работающие раздатчицами, могут счесть их знаком особого внимания. А некоторым наследным принцам это может совсем не понравиться.

Не говоря уже о том, что мне было далеко до прекраснодушия Эмилии. Надо будет предупредить Озриэля, чтобы даже не вздумал радовать других девушек подобным образом. Хотя что-то мне подсказывало, он и не станет…

– Но о леприконах тебе больше Эмилия расскажет, – беспечно заметил Индрик. – Я не слишком в теме: с детства не был на родине. – Он приобнял её за талию. – Вот взять хотя бы её платье…

Эмилия тотчас его оправила и пояснила:

– Это традиционный костюм леприконских женщин и… – Она запнулась и бросила на возлюбленного неуверенный взгляд. – В общем, немного дополненный другими мотивами.

Юноша сделал нетерпеливый жест:

– Не понимаю, чего тут скрытничать. Мы живем в современном королевстве! – Он повернулся к нам и пояснил: – Её отец был великаном.

Эмилия опустила голову, а потом вздернула подбородок и с вызовом посмотрела на нас, словно готовясь встретить толпу, вооруженную вилами и кольями.

Я вспомнила наш недавний разговор у бара и то, как рьяно она отстаивала перспективы отношений мадам Гортензии и Робина. Вообще-то её опасения не были совсем уж беспочвенными. К великанам относились настороженно во всех королевствах, кроме, наверное, великаньего. А в некоторых – откровенно ненавидели и считали их кровожадными тварями, которых нужно истреблять без разбора. Однажды папа принимал посла, который пытался заручиться нашей поддержкой в походе против них. Дипломат напирал на то, что великаны не обладают разумом. Правда, так и не смог объяснить, почему они в таком случае умеют говорить. Так что союз родителей Эмилии был сродни отношениям Магнуса и Арахны. Только последним повезло больше: волшебный народ редко интересуется проблемами бабочек и пауков.

Эмилия потянула за шнурок, вынимая заправленный за вырез платья амулет. Нежно отерла его пальцем и сказала:

– Это папино обручальное кольцо. Но их с мамой я практически не помню. – Каменный ободок был чуть меньше браслета. Говорят, великаны носят их на мизинце. О родителях Эмилия больше ничего не добавила, и я почувствовала, что сейчас не место и не время об этом спрашивать.

Озриэль с интересом осмотрел кольцо, но трогать из деликатности не стал.

Подруга вернула продырявленный камешек на место и сказала:

– Кстати, Ливи, ты интересовалась насчет… курсов, которые я посещаю. Так вот, это не совсем курсы личностного роста.

– Я догадывалась, – кивнула я.

– Хотя, в целом, и так можно назвать. В общем, не так давно я узнала, что у меня есть тётя с папиной стороны. Она живёт за городом, по… – быстрый взгляд, – некоторым соображениям. – Из этого я сделала вывод, что её родственница опасается не самого радушного приёма со стороны жителей города. Не всех, конечно, но предпочитает не рисковать… – Я хожу к ней по вечерам, и она рассказывает мне историю великаньего народа – не ту, что преподают в академии, прости, любимый…

– Да мне-то за что? Я ни разу и не был на этой лекции…

– Так вот, рассказывает о том, как всё было на самом деле. Вообще-то, – глаза Эмилии загорелись, – это очень увлекательно, потому что великаны живут по двести, а иногда и по триста лет, так что можно узнать о многих важных событиях, случившихся при наших дедах и прадедах, из первых уст. Правда, рассказчики из них неважные. А ещё тётя учит меня их традициям и как правильно их соблюдать. Я теперь неплохо умею готовить пару-тройку великаньих блюд. Думаю, это важно – не забывать свои корни…

– Очень важно! – горячо поддержала я. – Можно я как-нибудь схожу вместе с тобой?

Едва произнеся это, я тут же поняла, что вряд ли смогу составить ей компанию. Очнись, Ливи! Сейчас не время для домашних посиделок в компании тётушек-великанов. Но эта оговорка помогла мне понять, что Затерянное королевство почти стало моим вторым домом. Может, потому, что дом там, где сердце?

Я видела, что Эмилии моя просьба приятна.

– Тётя будет рада гостям, – просто сказала она.

Индрик снова принялся подбрасывать монетку – точно такую он дал мне две недели назад в обмен на хрусталютики. Монетка в очередной раз взлетела в воздух, несколько раз перевернулась, сверкнув в лунном свете, и меня словно пронзило. Я шагнула вперед, перехватила её на лету и покрутила, разглядывая. Весьма приметная: отчеканенный на аверсе трилистник и глубокие насечки, похожие на трещины.

– Что ты делаешь, Ливи? – удивился Озриэль.

Воспоминание превратилось в подозрение. Я протянула ифриту монету:

– Ты раньше такие где-нибудь видел?

Он покрутил её и неуверенно протянул:

– Вроде нет…

– Индрик, – продолжила я, – когда ты сказал про цветы, что это тебе ничего не стоит, ты выражался фигурально?

– Да нет, мне деньжата дядя подкидывает, – пояснил он. – Я его никогда не видел – только на миниатюре, которую он прислал, но поддерживать с роднёй контакты-то надо. Вот и списываемся где-то раз в месяц. А у него этих денег куры не клюют, он сам как-то сказал.

Догадка превратилась в полноценную уверенность.

– А ты в курсе, что деньги леприконов, попав в чужие руки, исчезают? Они только на вашей территории действуют!

Может, с внешностью я и промахнулась, но вот о свойствах леприконского золота кое-что слышала: няня рассказывала мне, как один из них надул на рынке её сестру. Женщина продала ему курицу и вырученные деньги спрятала в кубышку, которую зарыла на заднем дворе. Откопав её через неделю, она обнаружила, что монетки бесследно исчезли.

– Что, серьезно? – с интересом переспросил Индрик, а потом беспечно повел плечами. – Нет, не знал. Говорю же, я не слишком в теме.

Мы все с любопытством уставились на ладонь Озриэля: на первый взгляд, с кругляшом ничего не произошло, но при более внимательном осмотре стало заметно, что рисунок потерял прежнюю четкость, бороздки стали менее глубокими, а сама монетка по краям будто бы слегка оплавилась, как потекшая свечка.

– Ну и ну! – присвистнул Озриэль.

– Вот это да! – восхитился Индрик.

Наименее удивленной выглядела Эмилия – скорее, проявляла вежливый интерес.

Индрику повезло родиться счастливчиком: далеко не каждый сумел бы расплачиваться фальшивым золотом направо и налево и выйти сухим из воды. А он даже ничего не заметил. Может, везучесть – свойство всех леприконов? Надо будет спросить у Эмилии.

Я стала развивать свою мысль дальше: