Убийство Роджера Экройда Кристи Агата
— О, нет. Я не имею к слугам никакого отношения. Этими делами ведает мисс Рассел.
Минуты две инспектор соображал.
— Пожалуй, мне лучше переговорить с мисс Рассел, — сказал он, тряхнув головой. — И с этой девушкой Дэйл — тоже.
Пуаро и я пошли вместе с ним в комнату экономки. Мисс Рассел приняла нас в своей обычной манере.
— Элзи Дэйл служила в Фернли пять месяцев. Прекрасная девушка, расторопна в работе и очень порядочная. Хорошие рекомендации. А взять что-нибудь чужое может только самая последняя.
— А как старшая горничная?
— Она тоже превосходная девушка. Очень спокойная и благородная. Как настоящая леди. Отличная работница.
— Тогда почему же она уходит? — спросил инспектор.
Мисс Рассел поджала губы.
— Я ее не увольняла. Как я поняла, вчера днем она провинилась перед мистером Экройдом. В ее обязанности входило убирать кабинет, и она, кажется, смешала какие-то бумаги на его столе. Мистер Экройд проявил сильное раздражение, и она заявила об уходе. Это все, что я смогла понять из ее объяснений. Но, может быть, вы хотели бы поговорить с ней самой?
Инспектор согласился. Я заметил девушку еще раньше, когда она подавала во время ленча. Высокая, с густыми каштановыми волосами, стянутыми в тугой узел на затылке, и с очень спокойными серыми глазами. Она вошла по вызову экономки и стояла очень прямо, глядя на нас своими серыми глазами.
— Вы Урсула Борн? — спросил инспектор.
— Да, сэр.
— Как я понял, вы оставляете свое место?
— Да, сэр.
— Почему?
— Я смешала бумаги на столе мистера Экройда. Это его очень разозлило, и я сказала, что лучше уйду. Он ответил, чтобы я уходила как можно скорее.
— Вы были в спальне мистера Экройда вчера вечером? Убирали или еще что там?
— Нет, сэр. Это работа Элзи. Я никогда не ходила в ту часть дома.
— Должен сообщить вам, моя милая, что из комнаты мистера Экройда исчезла крупная сумма денег.
Наконец, спокойствие изменило ей. Волна румянца залила ее лицо.
— Ни о каких деньгах я ничего не знаю. Если вы думаете, что взяла их я, и поэтому мистер Экройд меня уволил, вы ошибаетесь.
— Я не обвиняю вас в том, что вы их взяли, милая девушка! — сказал инспектор. — Не нужно так краснеть.
Девушка смерила его холодным взглядом.
— Вы можете осмотреть мои вещи, — сказала она с презрением. — Но вы ничего не найдете.
Вдруг вмешался Пуаро.
— Мистер Экройд уволил вас вчера днем, или, точнее, вы уволили себя сами, не так ли? — спросил он.
Девушка кивнула.
— Сколько времени длился ваш разговор?
— Разговор?
— Да, разговор между вами и мистером Экрой-дом в кабинете?
— Я… я не знаю.
— Двадцать минут? Полчаса?
— Около этого приблизительно.
— Не дольше?
— Не дольше получаса.
— Благодарю вас, мадемуазель.
— Я с любопытством посмотрел на него. Он точными движениями пальцев переставлял несколько предметов на столе, располагая их в ряд. Глаза его сияли.
— Достаточно, — сказал инспектор.
Урсула Борн вышла.
— Сколько времени она здесь служит? — обратился инспектор к мисс Рассел. — У вас есть ее рекомендации?
Не отвечая на первый вопрос, мисс Рассел подошла к бюро, открыла один из ящиков и достала оттуда связку писем, скрепленных патентованным зажимом. Она выбрала одно из них и передала инспектору.
— Хм, рекомендация хорошая. Миссис Ричард Фоллиот из Марби Грейндж, Марби. Кто эта женщина?
— Вполне приличные провинциалы, — ответила мисс Рассел.
— Хорошо, — сказал инспектор, возвращая рекомендацию, — давайте взглянем на другую, Элзи Дейл.
Элзи Дейл, крупная красивая девушка с приятным, но немного глуповатым лицом, на наши вопросы отвечала с готовностью и сильно сокрушалась по поводу пропажи денег.
— Думаю, что здесь все в порядке, — сказал инспектор, отпустив девушку. А как насчет Паркера?
Мисс Рассел поджала губы и не ответила.
— Я чувствую, что с этим человеком не все ладно, — продолжал задумчиво инспектор. — Но беда в том, что я не вполне себе представляю, когда бы он мог воспользоваться случаем. Сразу после обеда он был занят выполнением своих обязанностей, у него достаточно хорошее алиби на весь вечер. Я знаю, так как уделил ему особое внимание. Очень вам благодарен, мисс Рассел. Пока оставим все, как есть. Вполне возможно, что мистер Экройд отдал деньги сам.
Экономка сухо попрощалась, и мы ушли. Я ушел с Пуаро.
— Интересно, — сказал я, нарушая молчание, — какие бумаги могла тронуть девушка, из-за которых так рассердился Экройд? Не может ли здесь быть какой-нибудь нити к разгадке тайны?
— Секретарь сказал, что на столе не было документов особой важности, — спокойно ответил Пуаро.
— Да, но… — я замялся.
— Вас поражает и кажется странным, что Экройд мог впасть в ярость из-за такой мелочи?
— Да, конечно.
— Но была ли это мелочь?
— Конечно, — ответил я, — мы не знаем, что это были за бумаги. Но если Реймонд сказал…
— Оставим пока мистера Реймонда в покое. Что вы думаете об этой девушке?
— О какой девушке? О служанке?
— Да, о служанке. Об Урсуле Борн.
— Она, кажется, славная девушка, — сказал я неуверенно.
Пуаро повторил мои слова, но я сделал легкое ударение на последнем слове, а он его сделал на втором.
— Она, кажется, славная девушка… да.
Потом, с минуту помолчав, он вынул что-то из кармана и дал мне.
— Посмотрите, друг мой, я вам что-то покажу. Взгляните сюда.
Он дал мне тот самый список, который утром был составлен инспектором и передан Пуаро. Следя за указательным пальцем, я увидел маленький крестик, поставленный карандашом против имени Урсулы Борн.
— Не думаете ли вы…
— Доктор Шеппард, я осмеливаюсь думать все. Может быть, Экройда убила Урсула Борн, но, признаюсь, я не вижу для этого никаких мотивов с ее стороны. А вы их видите?
Он посмотрел на меня тяжелым взглядом, таким тяжелым, что мне стало не по себе.
— Вы их видите? — повторил он.
— Никаких мотивов абсолютно, — сказал я твердо.
Взгляд его смягчился. Он нахмурился.
— Поскольку шантажист был мужчина, — бормотал он невнятно и тихо сам себе, — из этого следует, что шантажист не она. Тогда…
Я кашлянул.
— Поскольку… — начал я с сомнением.
— Что? — он стал описывать возле меня круги. — Что вы хотите сказать?
— Ничего, ничего. Только то, что, говоря прямо, миссис Феррарс в своем письме упомянула личность, человека. Она не подчеркивала, что это был мужчина. Но мы с Экройдом допустили, что это был именно мужчина.
Казалось, Пуаро меня не слышал. Он снова бормотал сам себе.
— Но тогда после всего вполне возможно что… да, конечно, вполне возможно… но тогда… А! Я должен привести в порядок свои мысли. Метод, порядок — они нужны мне сейчас, как никогда. Все должно сходиться, иначе я на ложном пути.
Он внезапно замолчал и снова забегал вокруг меня.
— Где находится Марби?
— По ту сторону Кранчестера.
— Далеко?
— О! Вероятно, милях в четырнадцати.
— Не смогли бы вы туда съездить? Скажем, завтра?
— Завтра? Позвольте… завтра воскресенье. Да, я мог бы это сделать. Что вы хотите, чтобы я там сделал?
— Повидать эту миссис Фоллиот. Узнайте все, что можно, об Урсуле Борн.
— Хорошо. Но… мне не очень нравится эта работа.
— Сейчас не время создавать трудности. От этого может зависеть человеческая жизнь.
— Бедный Ральф, — сказал я со вздохом. — Но вы сами верите в то, что он невиновен?
Пуаро посмотрел на меня очень серьезно.
— Вы хотите знать правду?
— Конечно.
— Тогда я скажу вам ее. Все, мой друг, указывает на предположение, что он виновен.
— Как?! — воскликнул я.
Пуаро кивнул.
— Да, у этого глупого инспектора (а он-таки глуп) все указывает на Ральфа, Я ищу правду, а правда каждый раз приводит меня опять-таки к Ральфу Пэтону. Мотивы, представившийся случай, средства. Но я переверну все камни. Я обещал мадемуазель Флоре. Она была так уверена, малютка. Так уверена.
Глава 11
Визит Пуаро
Я немного нервничал, когда на следующий день звонил в парадное Марби Грейндж. Мне было очень интересно, чего добивался Пуаро. Он доверил эту работу мне. Почему? Хотел ли он, как в случае с майором Блантом, остаться в тени? Желание, вполне понятное в первом случае, теперь казалось лишенным всякого смысла.
Мои размышления были прерваны появлением проворной служанки. Да, миссис Фоллиот была дома. Она проводила меня в большую гостиную. Ожидая хозяйку дома, я с любопытством осматривался вокруг. Это была просторная, небогато обставленная комната: несколько прекрасных гравюр и старинных фарфоровых изделий, потертые чехлы и шторы — все говорило о том, что ее хозяйка была леди.
Я рассматривал одну из гравюр Бартолоччи, висевшую на стене, когда в комнату вошла миссис Фоллиот. Это была высокая женщина с небрежно уложенными каштановыми волосами и обаятельной улыбкой.
— Доктор Шеппард? — произнесла она неуверенно.
— Да, мадам, — ответил я. — Прошу прощения за свой визит, но я хотел бы узнать что-нибудь об Урсуле Борн, горничной, которая раньше у вас работала.
При упоминании этого имени улыбка исчезла с ее лица, а радушие словно заморозило. Казалось, она почувствовала себя неловко.
— Урсула Борн? — произнесла она, колеблясь.
— Да. Может быть, вы забыли имя?
— О, нет, конечно. Я отлично помню.
— Она ушла от вас немногим больше года, как мне помнится.
— Да, да. Совершенно верно.
— Вы были довольны ею? Сколько она у вас служила, между прочим?
— А! Год или два… Я не могу точно припомнить. Она… она очень способна. Я уверена, вы будете очень довольны ею. Я не знала, что она уходит из Фернли. Не имела никакого представления.
— Вы можете рассказать о ней что-нибудь?
— Что-нибудь рассказать?
— Да. Откуда она, кто ее близкие… в этом роде?
Выражение лица миссис Фоллиот стало еще холоднее.
— Я ничего этого не знаю.
— У кого она работала до того, как пришла к вам?
— Боюсь, что не помню.
Во взгляде женщины сверкнула искра гнева — явный признак того, что она нервничала. Она вскинула голову движением, которое мне было смутно знакомо.
— Неужели нужно задавать все эти вопросы?
— Конечно, нет, — ответил я с некоторым удивлением и с оттенком извинения в голосе. — Я даже не представлял себе, что вы не захотите отвечать на них. Прошу прощения.
Гнев ее сразу прошел, и она снова смутилась.
— О! Я не против ответить на них. Уверяю вас. Почему бы не ответить? Просто… Просто это кажется немного странным. Только и всего. Немного странно.
Одним из преимуществ практикующего врача является то, что он обычно может легко понять, когда ему лгут. О том, что миссис Фоллиот не хотела отвечать на мои вопросы, я мог бы узнать, кроме других признаков, по ее поведению. А отвечать она не хотела. Она была огорчена и очень смущена, и за этим скрывалась какая-то загадка. Я видел, что передо мной была женщина, которой никогда не приходилось лгать, и теперь, будучи вынужденной делать это, она чувствовала себя очень неловко. Ее мог бы понять и ребенок. Но было ясно и то, что она не намеревалась рассказывать мне что-либо еще. Какая бы тайна ни была связана с Урсулой Борн, теперь я никоим образом не собирался узнавать о ней от миссис Фоллиот. Потерпев неудачу, я еще раз извинился за беспокойство, взял шляпу и ушел.
Я навестил пару больных и часам к шести вернулся домой. Каролина сидела возле неубранного чайного прибора. На лице ее было выражение сдержанного ликования. Я слишком хорошо знаю это выражение. Оно верный признак того, что она либо получила информацию, либо дала ее сама. Мне было любопытно узнать, что же это было.
— У меня сегодня был очень интересный день, — начала Каролина, когда я опустился в свое особое кресло и протянул ноги к манящему пламени камина.
— Да? Наверное, мисс Ганетт заглянула на огонек?
Мисс Ганетт является одним из главарей местных сплетниц.
— Угадай, — сказала Каролина с некоторым самодовольством.
Я угадывал, медленно перечисляя одного за другим всех членов разведывательного корпуса Каролины. На каждое названное мною имя Каролина отвечала победным потряхиванием головы. Под конец она добровольно вызвалась назвать имя гостя сама.
— Месье Пуаро, — заявила она. — Ну, что ты скажешь теперь?
Я думал многое, но из осторожности ничего не сказал.
— Зачем он приходил?
— Повидать меня, конечно. Он сказал, что, зная так хорошо моего брата, надеется, что ему будет позволено познакомиться с его очаровательной сестрой, то есть, с твоей очаровательной сестрой, я все перепутала, но ты меня понимаешь, конечно.
— О чем он говорил?
— Он рассказал многое о себе и о случаях из своей практики. Ты знаешь, мавританский принц Павел женился на танцовщице?
— Да?
— Недавно я прочла о ней очень интригующую статью в «Светских новостях». Там намекают, что эта танцовщица на самом деле русская великая княжна, одна из дочерей царя, которой удалось бежать от большевиков. Так вот месье Пуаро, кажется, раскрыл запутанную историю о загадочном убийстве, в которую чуть было не вовлекли их обоих. Принц Павел приходил благодарить Пуаро лично…
— Он подарил ему булавку для галстука с изумрудом величиной с перепелиное яйцо? — спросил я с насмешкой.
— Он не упоминал об этом. А что?
— Ничего, — ответил я. — Я думал, что так всегда поступают. По крайней мере, так пишут в детективных романах. У сверхдетективов комнаты всегда усыпаны рубинами, жемчугом и изумрудами, полученными от благодарных клиентов из числа августейших особ.
— Очень интересно узнавать обо всем от них самих, — с готовностью ответила Каролина.
Это было в ее вкусе. Мне оставалось только восхищаться способностями месье Эркюля Пуаро, так безошибочно сумевшего выбрать самый верный подход к пожилой старой деве из небольшой деревни.
— Он не сказал, была ли та танцовщица действительно великой княжной? — спросил я.
— Профессиональный долг не позволяет ему говорить об этом, — сказала Каролина важно.
Мне было интересно, насколько он был правдив в разговоре с Каролиной. Вероятно, он вовсе не говорил правды. Свои косвенные намеки он передавал с помощью бровей и плеч.
— И после этого, — заметил я, — ты, наверное, была готова клевать с его ладони.
— Не будь таким грубым, Джеймс. Не знаю, откуда у тебя эти вульгарные выражения.
— Вероятно, от моей единственной связи с внешним миром — от моих больных. К сожалению, я практикую не среди августейших принцев и интересных русских эмигранток.
Каролина подняла свои очки на лоб и посмотрела на меня.
— Ты, кажется, очень раздражен, Джеймс. Это, должно быть, от печени. Тебе нужно принять на ночь голубую таблетку.
Если бы меня увидели в моем собственном доме, трудно было бы представить, что я врач. Дома лечение прописывает и себе, и мне Каролина.
— К черту печень, — вспылил я. — А об убийстве вы говорили?
— Ну, конечно же, Джеймс. А о чем же еще здесь говорить? Я смогла обратить внимание месье Пуаро на некоторые детали. Он был мне очень благодарен. Он сказал, что у меня есть задатки врожденного детектива и чудесное психологическое чутье человеческой натуры.
В этот момент Каролина была очень похожа на кошку, объевшуюся жирной сметаной. Казалось, она даже мурлыкала.
— Он очень много говорил о крошечных серых клеточках мозга и об их функциях. Он говорит, что клетки его мозга самого высокого качества.
— И он это сказал, — заметил я с горечью. — Скромность — явно черта не его характера.
— Джеймс, я не хотела бы, чтобы ты так страшно был похож на американца. Он считает очень важным. как можно скорее найти Ральфа, убедить его явиться в полицию и рассказать о себе. Он говорит, что его исчезновение производит очень неблагоприятное влияние на ход следствия.
— А что ты на это ответила?
— Я с ним согласилась, — сказала Каролина важно. — И рассказала ему, что уже сейчас говорят об этом.
— Каролина, — спросил я резко, — ты рассказала месье Пуаро о подслушанном разговоре в лесу?
— Рассказала, — охотно ответила Каролина.
Я встал и начал ходить по комнате.
— Надеюсь, ты понимаешь, что ты делаешь, — проговорил я отрывисто. — Ты набрасываешь петлю на шею Ральфа Пэтона — это верно, как то, что ты сидишь в этом кресле.
— Нисколько, — совершенно спокойно ответила Каролина. — Я была удивлена тем, что ты сам не сказал ему об этом.
— Я был достаточно благоразумен, — ответил я. — Мне очень нравится этот парень.
— Мне тоже. Вот почему я считаю, что ты говоришь глупости. Я не верю, что Ральф сделал это, так что правда не может повредить ему, а мы чем можем должны помочь месье Пуаро. Вполне возможно, что в ночь, когда совершалось убийство, Ральф был с той самой девушкой, а если так, то у него есть полное алиби.
— Если у него есть полное алиби, — парировал я, — почему он не придет и не скажет об этом?
— Возможно, чтобы не причинить неприятностей девушке, — разумно рассудила Каролина. — Но если месье Пуаро узнает, кто она и разъяснит ей о ее долге, она придет добровольно, чтобы снять с Ральфа подозрения.
— Кажется, ты выдумала свою собственную романтическую историю, — сказал я. — Ты слишком много читаешь дрянных романов, Каролина. Я всегда говорил тебе об этом.
Я снова упал в свое кресло.
— Пуаро задавал тебе еще какие-нибудь вопросы? — спросил я. — Только о больных, которых ты принимал в то утро.
— О больных? — переспросил я, не веря.
— Да, о твоих амбулаторных больных. Сколько их было и кто они такие?
— Ты хочешь сказать, что смогла ответить на этот вопрос?
Каролина удивилась.
— А почему бы нет? — спросила она победно. — Из этого окна мне прекрасно видна дорожка, ведущая к двери твоей приемной. А память у меня прекрасная, Джеймс. Намного лучше твоей, должна тебе сказать.
— Я в этом уверен, — пробормотал я невольно.
Загибая пальцы, моя сестра стала перечислять имена.
— Старая миссис Беннет и тот мальчишка с фермы со своим больным пальцем, Долли Грайс с иголкой в пальце; потом этот американец, стюард с лайнера. Так, значит, четыре… Да, старик Джордж Эванс со своей язвой. И, наконец…
Она сделала значительную паузу.
— Кто же?
Кульминационную часть своего заявления Каролина торжествующе прошипела, чему также способствовало и случайное скопление буквы «с» в произнесенном имени.
— Мисс Рассел!
Она откинулась назад в своем кресле и посмотрела на меня очень значительно, а когда Каролина смотрела на вас значительно, не заметить этого невозможно.
— Не понимаю, что ты хочешь сказать, — солгал я. — Разве мисс Рассел не может проконсультироваться у меня о своей больной коленке?
— Больная коленка, — съязвила Каролина. — Вздор! У нее болит коленка не больше, чем у тебя или у меня. Она приходила за чем-то другим.
— За чем же?
Каролина вынуждена была признать, что не знает.
— Но будьте уверены, именно об этом он старался узнать, месье Пуаро, я имею в виду. Здесь что-то нечисто с этой женщиной, и он об этом знает.
— Точно такое же замечание вчера высказала миссис Экройд, — сказал я. — Что с мисс Рассел что-то нечисто.
— А! — произнесла Каролина загадочно, — миссис Экройд! Здесь другое!
— Что другое?
Каролина не стала объяснять. Она только покачала головой, свернула свое вязанье и поднялась наверх, чтобы надеть старомодную розово-лиловую шелковую блузку и золотой медальон. Это у нее считается переодеться к обеду.
Я остался сидеть. Пристально глядя на пламя камина, я думал о словах Каролины. На самом ли деле Пуаро приходил, чтобы получить сведения о мисс Рассел, или изобретательный ум Каролины истолковал все в соответствии с ее собственными представлениями?
В поведении мисс Рассел в то утро решительно не было ничего такого, что могло бы вызвать подозрения. По крайней мере…
Я вспомнил ее настойчивый разговор об употреблении наркотиков и как затем она повела беседу о ядах и отравлении. Но в этом нет ничего особенного. Экройд не был отравлен. И все же это было странно…
Сверху я услышал недовольный голос Каролины:
— Джеймс, ты опоздаешь к обеду!