Раскрутка Троицкий Андрей

— На том стоим, — пожал плечами Русаков. — Да и чужими пальцами сыт не будешь…

Едва антикварных дел мастер, раскланявшись, удалился, Андрей поспешно достал мобильник, поменял сим-карту и вызвал из памяти один из немногих забитых на нее номеров:

— Эдик?.. Ты где сейчас?.. Значит, так: бросай свой «секонд» и срочно подъезжай на Малую Морскую. Кафе «Погребок»… Да, рядом с Исаакиевской площадью… Работаешь даму за барной стойкой… Сценарный план такой же, как с Мариной с Искровского проспекта… И давай поживее…

Завершив разговор, Русаков прикурил от дорогой зажигалки и продолжил демонстративно «не замечать» взглядов дамочки. Которые раз от разу становились все более призывными…

Анна Николаевна тихо плакала в платочек, Петр Николаевич уже в открытую прикладывался к бутылке, а Петрухин продолжал насиловать мозг, лихорадочно вспоминая: какие еще толковые вопросы он не успел озвучить. По всему выходило, что запас толковых давно истощился.

— Если честно, просто не представляю, за что еще в вашем случае можно зацепиться.

Всхлипывая, Анна Николаевна пожала плечами, а Московцев что-то пробормотал себе под нос.

— Да! — вспомнил Дмитрий. — А в каком ресторане вы ужинали?

— Не знаю… не помню. В каком-то очень уютном кафе, на Васильевском.

— А поточнее?

— На Седьмой линии. Или Шестой. Словом, где-то в районе пешеходной зоны. Какое это имеет значение?

— Возможно — никакого. А возможно, имеет. Многие люди склонны посещать одно и то же заведение. И их там, соответственно, могут знать.

— Андрей был в этом кафе впервые, — нетерпеливо сказала Анна Николаевна.

— Понятно… А как он расплачивался? Наличными или по карте?

— Наличными.

— Жаль.

— Извините, но это-то вам зачем знать?

— Раз я спрашиваю, значит, нужно, — огрызнулся Петрухин, но сразу взял себя в руки. — Поймете, дорогая моя Анна Николаевна! Мы с вами сейчас пытаемся отыскать хоть какие-то зацепочки, которые приведут к вашей сабле.

— К Андрею, господи! К Андрею!

— Это почти одно и то же. Отыщем вашего Андрея, отыщется и сабля. Возможно.

— А возможно, и нет? — встрепенулся Петр Николаевич.

— Возможно, и нет. Мы ведь не знаем, куда и кому он продал или намеревается продать саблю… Кстати, Анна Николаевна, вы сказали Андрею, сколько стоит фамильный раритет?

— Что? А, да… да, я сказала. Но он не придал этому никакого значения.

Мужчины переглянулись. При этом Петрухин просто покачал головой, а Петр Николаевич шепнул одними губами: «Дура».

— Понятно, — резюмировал Дмитрий. — Он не придал этому никакого значения. Ай-ай-ай, какой невнимательный… беда прямо. А что еще вы можете вспомнить про Андрея: наклонности, привычки, что-нибудь особенное?

Анна Николаевна посмотрела на него растерянно.

— Вспоминайте, вспоминайте… иначе ничего у нас с вами не получится.

— Андрюша, — сказала она после долгой, мучительной паузы, — он очень хорошо читает стихи.

— Да-а, это, пожалуй, зацепка, — Петрухин едва не застонал от подобной наивности. — Послушайте, а ведь вы у нас художник? По образованию?

— Да.

— Нарисовать его портрет сможете?

— Видите ли, я всегда была не очень сильна в портрете… Нет, пожалуй, не смогу. Вот если бы пейзаж или натюрморт…

— Угу. Натюрморт ему в рот! — пьяно скаламбурил Московцев.

— Согласен. Натюрморт в данной ситуации нам вряд ли поможет, — снивелировал «братскую» грубость Петрухин. — Ну а хотя бы описать словами?

Женщина (хвала богам!) перестала плакать и с готовностью кивнула:

— Я… я попробую. Да-да, я попробую… и у меня обязательно получится. Ведь я столько раз представляла его себе!..

Пятнадцать минут спустя Петрухин не без удовольствия покинул не самую гостеприимную квартиру, унося с собою гомеопатический улов в виде визитки Московцева (ажно на трех языках) и цветное фото сабли восемнадцатого века. Не успел он, впрочем, выйти во двор-колодец и вдохнуть в легкие относительно свежего вечернего воздуха, как откуда-то сверху донеслось раскатистое:

— Дмитрий Борисович! Будьте так любезны, задержитесь на минутку! Я сейчас к вам спущусь!

Петрухин чертыхнулся и полез в карман за сигаретами.

Вскоре из подъезда выкатился запыхавшийся Московцев — в давно не стиранном халате и в домашних шлепанцах на босу ногу. На респектабельного шведа в данную минуту он никак не тянул.

— Ради бога, извините! Просто я… не хотел об этом при Аньке говорить!

— Слушаю вас.

— Я хочу, чтобы вы были в курсе: я ведь премию установил за розыск сабельки-то. Пять процентов от стоимости… нормально?

— Три тысячи долларов? — озвучил вслух Дмитрий.

— Почему три тысячи? Я имел в виду две.

— Странно. Вы, кажется, назвали цифру «пять процентов»?

— Да, именно пять.

— Но ведь пять процентов от шестидесяти тысяч составляет три тысячи долларов, — пояснил Петрухин, откровенно забавляясь. — Разве не так?

— Э-э, видите ли, Дмитрий Борисович, шестьдесят тысяч — цена, скажем так, условная. По аналогии, так сказать… Шестьдесят тысяч я назвал потому, что, насколько мне известно, за такую сумму на аукционе Сотбис была недавно продана аналогичная сабля. Но та вся была в бриллиантах… а наша-то скромная. Ей красная цена тысяч сорок. Не более! Уверяю вас — не более. Скорее всего — значительно меньше. Так что две тысячи долларов — это, согласитесь, очень разумная премия?

«Да, Петюня, ну ты в натуре — жлобяра! Абсолютно точно сказал Брюнет — редкостное говно!» — подумал Петрухин, а вслух ограничился лаконичным:

— Согласен… Вот только денежные вопросы вам лучше обсудить с Голубковым.

— Помилуйте! При чем здесь Брюнет? Я хотел вас лично… с коллегой… стимульнуть.

— Мы с Леонидом Николаевичем тронуты вашей заботой.

— Скажите, у вас уже есть какие-то идеи?

— Нет, — честно признался Дмитрий. — Никаких идей у меня пока нет. Вернее так: сейчас я реально вижу только один ход.

— Что за ход?

— Попытаться поискать «пальчики» этого Андрея. Он ведь был у вас в студии и дома. К чему-то он прикасался…

— Гениально! — воскликнул Петр Николаевич. — Ну конечно же прикасался!

— Я позвоню знакомому криминалисту и договорюсь, чтобы он к вам подъехал. Завтра как раз выходной, и, думаю, он не откажется подхалтурить. Правда, это, как вы понимаете, потребует некоторых расходов. Устроит такой вариант?

— О чем разговор! Само собой!

— Только сразу предупреждаю: сие действо даст результат только в том случае, если мы, во-первых, найдем пригодные для идентификации следы, и, во-вторых, если наш Андрей не в ладу с законом.

— Иначе — совсем бесперспективно? — подсдулся Московцев.

— Пока не знаю… Все, извините, Петр Николаевич, мне пора. Если вспомните что-то существенное — звоните…

«Полтора часа — полёт нормальный!» Лариса продолжала целеустремленно накачиваться за барной стойкой, героически полируя дневное шампанское вечерним мартини. Увы и ах — так славно начинавшаяся пятница с наконец-то спихнутым полугодовым отчетом и более чем щедрой премией от шефа грозила завершиться пьяным ночным одиночеством.

Почти три недели Юрка компостировал ей мозги и кормил «завтраками» обещаний. И вот сегодня, когда промеж них всё было вроде как окончательно обговорено, когда холодильник и домашний бар были загружены под завязку, а дорогущее нижнее белье из «Дикой орхидеи» готовилось к ночному тест-драйву, этот подлец позвонил ей на работу и, путаясь в показаниях, принялся блеять про внезапный приезд тещи и возникшую в связи с этим семейную повинность провести предстоящий уик-энд на даче. Короче, в последний момент променял блядки на грядки — с-скотина такая!

Неудивительно, что после такого сообщения Лариса решила отыграться на своих бабах из бухгалтерии. Как результат — предсказуемо разругалась со всеми вдрызг и ушла с работы, хлопнув дверью.

Ушла, полная решимости наставить рога подкаблучнику Юрасику. Либо, если не подвернется подходящей кандидатуры, просто нажраться в хлам. И теперь вот, учитывая, что единственный приличный мужик в этом заведении продолжал категорически не обращать на нее внимания, второй вариант становился все более и более реальным…

— Сто писят коньяка! — раздалось за спиной требовательное, однозначно выдающее в носителе уроженца кавказских предгорий.

— Вам какого? — равнодушно уточнила барменша.

— Э-э-э-э… Штоб не паленый, да? А тебе, красавица, што заказать? — На плечо Ларисы бесцеремонно опустилась шерстяная ладонь, и бухгалтершу буквально передернуло от столь нарочитого хамства.

Она порывисто развернулась и швырнула в низенького, кругленького золотозубого усача пренебрежительное:

— Отвали!

— Зачем так грубо отвечаешь, да? — возмутился кавказец, плотоядно пожирая глазами голые коленки Ларисы. Кои, с учетом нахождения на высоком барном табурете, располагались практически вровень с его горбатым носом.

Вообще, при своих солидных габаритах Лариса являлась обладательницей весьма аппетитной фигуры. Да и ноги у нее были вполне себе стройными, без предполагаемой комплекцией излишней полноты.

— Я сказала — отвали, козел!

— Э-э-э-э… Ты про кого сейчас сказала?! Слышь, ты?! — «Ара» с силой схватил ее повыше запястья, и Лариса вскрикнула от боли. — Овца?!

В следующую секунду откуда-то из глубины зала донеслось раскатистое:

— Милейший!

Кавказец удивленно поворотился.

— Да-да, это я вам! — вставая из-за стола и уверенной походкой направляясь к ним, подтвердил тот самый «не поддающийся визуальной обработке» мужчина. — Вам не кажется, что вы ведете себя не подобающим образом?

— Что сказал, да?

— Я не знаю, в чем суть конфликта, но, по-моему, эта дама не желает с вами общаться?

— Слюшай! Вали отсюда, да? Пока я тибе…

— Предлагаю докончить наш диспут на улице, — спокойно, абсолютно без эмоций предложил мужчина. — Как вам такой вариант?

— Пашли, да? — С вызовом клацнул золотом зубов кавказец. — Я из тебя щас кебаб делать буду! — и стихийные дуэлянты двинули на выход.

— Может, полицию вызвать? — испуганно предложила барменше Лариса.

— Не надо. Сами разберутся, — отмахнулась бывалая и не такие виды видавшая работница общепита.

И ведь — как в водку глядела…

Буквально через пару минут, что показались Ларисе вечностью, Русаков возвратился. Потирая правую кисть, он подошел к барной стойке и с обезоруживающей улыбкой адресовал ей успокаивающее:

— Не волнуйтесь, он больше здесь не появится. По крайней мере сегодня точно.

Андрей обозначил намерение вернуться за столик, но окончательно и бесповоротно очарованная Лариса, не в силах более сдерживаться и устав ждать милостей от природы, сама взяла самца за рога:

— Мужчина! А может, вы меня пригласите?

— Э-э-э… Прошу прощения?

— Ой, только не надо делать вид, что мое предложение вас шокирует.

— Хорошо. Не буду. Делать. Напротив, почту за честь, — Русаков галантно протянул Ларисе руку и помог ей спуститься на бренную землю.

— Благодарю. А то я тут уже больше часа, как последняя дура, «снова сижу одна — снова курю, мама, снова…».

— Вот только взятой за основу тишины окрест не наблюдается? — усмехнулся Русаков, сопровождая даму к своему столику.

— Во-во. Крутят всякое дерьмо. Нет чтоб Ленку поставили. Я ее просто обожаю!

— Наверное, можно заказать? В смысле — Ваенгу? Сейчас схожу, узнаю.

— Извините, как вас?

— Андрей.

— А я — Лариса.

— Очень приятно.

— Мне тоже… Андрей, раз уж вы все равно идете в ту сторону, попросите сразу еще и бутылочку мартини. Не волнуйтесь — я вас не разорю. Деньги есть! — В качестве подтверждения бухгалтерша приоткрыла сумочку и кокетливо засветила увесистую пачечку премиальных долларов, перетянутых резинкой.

— Если я и волнуюсь, то совсем по другому поводу.

— Это какому же?

— У вас, Лариса, очень волнительное… декольте.

— Ох, Андрюша! — укоризненно покачала головой бухгалтерша. — А вы, оказывается, шалун!

— Еще какой! — обнадеживая, подтвердил Русаков и направился делать заказ. Подспудно отметив, что наживка была подобрана им идеально.

Впрочем — как всегда. «Фирма веников не вяжет; про нашу пряжу худо не скажут…»

Если у бухгалтерши Ларисы личная жизнь начинала потихонечку налаживаться, то вот перед Купцовым в этом направлении сейчас отчетливо маячила лишь одна перспектива — отсутствия каких-либо перспектив.

Оскорбленный в самых лучших чувствах, в гордом одиночестве сидел он на кухне и кушал водку. Справляя поминки по растоптанным каблучками Яны Викторовны его, Купцова, надеждам и вытекающим из них планам. Кои, планы, могли бы зайти весьма далеко, кабы сегодня днем их столь беспардонно не притормозили.

Литровая бутылка была опустошена почти на треть, когда вдруг скрипнула дверь («никак руки не дойдут — петли смазать!») и на кухню просочились: сперва оголодавшая кошка Муся, тотчас кинувшаяся к своей миске, а затем и ее хозяйка — сердитая заспанная Ирина в пижаме и с трубкой радиотелефона в руках.

— Та-ак! — грозно протянула сестрица. — Знакомая картина! Полбутылки выдул, а к еде даже не притронулся! Я для кого все это, как дура, готовила?

— Не согласен! «Как дура» нипочем бы не поступила на бюджетное отделение университета! — запротестовал Леонид. — И где ты видишь «пол»? Еще и четверти не опростал!

— А ну давай закусывай! Алкоголик! Вот приедет мама — я ей все расскажу!

— Уйди, старушка, я в печали… И вообще: ты же вроде как спать ушла?

— А я и спала! И спала бы дальше! Если бы кое-кто подходил к надрывающемуся телефону. На вот, твой ненаглядный Петрухин звонит.

Ирка сунула ему трубку и рассерженно удалилась, прихватив с собой в один присест заглотившую вечернюю порцайку сухого пайка Муську.

— Что, тоже не спится? — отозвался Купцов, плотно прикрывая за оскорбленными барышнями кухонную дверь.

— Ага. Чегой-то Ирка на тебя всякими нехорошими словами ругается? Ты там бухаешь, что ли?

— Не бухаю, а культурно выпиваю.

— О как? А по какому поводу?

— Отмечаю конец трудовой недели. Имею полное моральное право.

— Базара нет. Вот только «конец», как говорят сексологи, «понятие растяжимое».

— Ты это на что намекаешь? — насторожился Леонид.

— Почему намекаю? Озвучиваю прямым текстом: завтра в десять нуль-нуль ты должен быть в адресе Московцевых. Так что бухай, конечно, но — чтоб не в дымину.

— Хорошенькое дельце! А раньше не мог предупредить?

— Не мог. Я только-только до Малинина дозвонился. Он тоже подъедет.

Купцов печально посмотрел на бутылку и предпринял неуклюжую попытку подлизаться:

— Димон! Может, ты сам съездишь? Раз уж ты это дело начал, тебе и карты в руки, а? У тебя и опыта побольше, и профессионализм — не чета моему. Ты ведь у нас великий шаман. А?

— Э-эх, жаль, у меня диктофон не включен, — заржал в ответ Дмитрий. — Я бы эти золотые слова себе в качестве рингтона поставил!.. Нет, батенька! Со мной такие номера не прокатывают. Я свой лимит общения с этой семейкой уже перебрал. Теперь — твоя очередь… Короче, поищете там с Малининым пальчики Андрея, а заодно расспросишь Аню за её знакомых. Из числа тех, которым не западло в жилетку поплакаться. Думаю, при ее образе жизни таковых окажется немного. А ведь встречному-поперечному о сокровенном рассказывать не станешь, верно?

— Вот таким, значит, макаровым, да?

— Именно.

— В таком случае — никакой ты, Петрухин, не великий! Равно как не шаман и не профессионал!

— О как? Вот оно, классическое, «от любви до ненависти».

— А как ты хотел? Получается, я в свой законный выходной должен мантулить как проклятый, а он в это время…

— Да будет тебе известно, мой разлюбезный собрат, что завтра я тоже не на продуктовой базе подъедаться собираюсь.

— И где ж ты, позволь спросить, собираешься… подъедаться? — с ехидцей поинтересовался Купцов. — Уж не у Алллочки ли, часом?

— Хм… Чья бы корова мычала, а вот ваша, господин соблазнитель юрисконсультш, молчала! — с ходу парировал Дмитрий.

— Я тебе сто раз говорил: между нами ничего не было. И нет! — запальчиво выкрикнул полуправду Купцов.

— А коли не было, чего ж ты при одном упоминании Яночки заводишься с полоборота? А? Молчишь? То-то!.. Ладно, а что касается наших баранов и сабель, то завтра лично я собираюсь проскочить к Гладышеву. Хочу, чтоб его ребята словесный портрет Андрея по картотеке мошенников покидали.

— Хочешь сказать, что ты сумел добиться от Анны Николаевны словесного портрета?

— Да там такой портрет… Щас, повиси секундочку. Я до блокнота доберусь… — Пока Петрухин ходил за своими записями, Леонид успел накапать и опростать еще рюмочку. Смирившись с тем, что понедельник, согласно классикам, и в самом деле начинается в субботу. — Вот, слухай, зачитываю: высокий, волосы темные с проседью, лицо «мужественное и открытое», шрамов, татуировок, родимых пятен нет… — Здесь Дмитрий, не удержавшись, хмыкнул: — Похоже, брательник прав, не только стихи они ночью читали… Светлые брюки, пиджак, кремовая сорочка и — внимание! — шейный платочек.

— М-да… Негусто.

— Но и не так уж, согласись, пусто? А вообще, будь я, не к ночи помянуто, бабой, перед таким «чекистом», да еще с шейным платочком, тоже бы — ухи развесил.

— А почему чекистом?

— Ах да! Забыл самое главное поведать! Этот Андрей тонко намекнул нашей барышне, что он — «рыцарь плаща и кинжала».

Купцов поначалу рассмеялся, затем помолчал немного и подвел неутешительный промежуточный итог:

— Знаешь, по крайней мере это свидетельствует о том, что с чувством юмора у парня все в порядке…

Стрелка часов неуклонно приближалась к полуночи. Потому получивший ответственное оперативное задание столь же ответственный Леонид, тяжело вздохнув и маханув еще пятьдесят для храбрости, не стал откладывать текущие дела в крайний ящик и набрал домашний номер Московцевых.

Анна Николаевна отозвалась практически сразу. Так что Купцову подумалось невольно: «Господи! Неужели она все эти дни не отходит от телефона? Вот она, любовь, блин! Это вам не госпожа Асеева. У которой… хм… семь пятниц на неделе».

— Алло, слушаю! Я вас слушаю. Говорите.

— Анна Николаевна, это Купцов.

— Ах, это вы, — произнесла она с некоторым разочарованием в голосе.

— Я прошу прощения за столь поздний звонок, но у меня к вам один вопрос. Не хотелось бы откладывать.

— Да, Леонид Николаич, я слушаю вас.

— Вопрос вот какой: постарайтесь вспомнить всех своих знакомых, которым вы рассказывали о своем идеале мужчины.

— А зачем?

— Так надо. Чтобы вам было проще, я подскажу, кто нам нужен… А нужен нам человек, которому вы в деталях рассказывали о своем… э-э-э-э… идеале. То есть давали конкретные описания внешности: высокий рост, проседь. А также деталей одежды: например шейный платочек. Это во-первых. Во-вторых, этот же человек должен быть в курсе вашего увлечения творчеством Иосифа Бродского. И в-третьих, знать, где находится ваша студия. Вы меня поняли?

— Да, я поняла.

— Такие люди есть?

— Есть, разумеется.

— Очень хорошо. Я попрошу вас вспомнить их всех и к завтрашнему утру приготовить список. Договорились?

— Хорошо, я сделаю.

— Тогда до завтра, Анна Николаевна.

— До завтра, Леонид Николаевич…