Часы Кристи Агата
— Развозили, — сказала Джеральдина. — В огромной корзине. Намного больше, чем обычно.
— Ее приняла мисс Пебмарш?
— Нет. Нет, конечно, она уже опять ушла.
— А в какое время они приехали?
— В один час тридцать пять минут, — сказала Джеральдина. — Я записала, — гордо добавила она.
Она наклонилась к маленькому блокноту, открыла и довольно грязным пальчиком ткнула в запись. «Час тридцать пять. Приехала прачечная. Дом номер 19».
— Тебе бы в Скотланд-Ярде работать, — сказал я.
— Разве бывают женщины-сыщики? Я бы поработала. Но не в полиции, конечно. Мне кажется, что женщины-полицейские все какие-то глупые.
— Ты еще не рассказала мне, что было, когда приехала эта прачечная.
— А ничего не было, — сказала Джеральдина. — Вышел водитель, открыл фургон, вынул корзину и потащил ее вокруг дома к черному ходу. Не думаю, чтобы он входил. Наверное, мисс Пебмарш запирает эту дверь, и, наверное, он просто оставил корзину там и вернулся.
— Как он выглядел?
— Обыкновенно, — сказала Джеральдина.
— Вроде меня? — спросил я.
— Ну нет, он намного старше, — сказала Джеральдина, — но я плохо его рассмотрела — он подъехал к дому вон оттуда. — Она показала рукой. — Остановился прямо перед калиткой, хотя на этой стороне стоять ему было нельзя. Но ведь на таких улочках это неважно. А потом, когда он вышел из машины, то наклонился над корзиной. Мне видно было только затылок, а когда шел назад, он вытирал лицо. Наверное, ему стало жарко, пока он тащил такую тяжесть.
— Потом он сразу уехал?
— Да. А почему вам это так интересно?
— Не знаю, — сказал я. — Наверное, потому, что вот он-то и мог увидеть что-нибудь.
Ингрид распахнула дверь. Она катила столик.
— Сейчас мы есть обед, — сказала она, весело кивая головой.
— Умница, — сказала Джеральдина, — я умираю от голода.
Я поднялся.
— Мне пора, — сказал я. — До свидания, Джеральдина.
— До свидания. А как насчет этого? — Она взяла в руки складной нож. — Он ведь не мой. — Голос ее стал задумчивым. — Хотя мне хотелось бы.
— Похоже, что он ничей, правда?
— Вроде клада, да? Невостребованный клад?
— Да, именно, — сказал я. — И тебе лучше его пока взять себе. До тех пор, пока не найдется хозяин. Но не думаю, что он найдется, — сказал я честно.
— Ингрид, дай мне яблоко, — сказала Джеральдина.
— Яблоко?
— Pomme! Apfel![18]
Она учила Ингрид как умела. На этом я их и оставил.
Глава 26
Миссис Райвл распахнула дверь «Доспеха Павлина» и, слегка покачиваясь, двинулась к стойке бара. Она что-то бормотала себе под нос. В это заведение она пришла явно не впервые, и бармен приветливо с ней поздоровался.
— Привет, Фло, — сказал он, — как делишки?
— Нехорошо, — сказала миссис Райвл. — Нечестно. Нет, нехорошо. Я знаю, что говорю, Фред, и я говорю: нехорошо.
— Конечно, нехорошо, — успокоил ее Фред. — Но хотелось бы знать что? Тебе как обычно, моя дорогая?
Миссис Райвл согласно кивнула. Она положила на стойку деньги и отхлебнула из стакана. Фред отошел к другому клиенту. Коктейль немного придал ей бодрости. Она все еще что-то бормотала, но уже с меньшим ожесточением. Когда Фред вновь оказался рядом, она обратилась к нему уже мягче.
— Все равно я это терпеть не намерена, — сказала она. — Нет, не намерена. Ложь я не терплю. Не выношу. И никогда не выносила.
— Конечно, — сказал Фред.
Он окинул ее опытным взглядом. «Изрядно приняла, — подумал он про себя. — Но пару стаканов, надеюсь, еще выдержит. Кто же это так ее расстроил?»
— Ложь, — сказала миссис Райвл. — Улонч… ук-лоч… ну, ты понял, что я хочу сказать.
— Конечно, понимаю, — сказал Фред.
Он отвернулся, чтобы поздороваться еще с одним завсегдатаем. По телевизору показывали неудачный забег. Миссис Райвл бормотала себе под нос:
— Не нравится мне это, и я не намерена терпеть. Я так и скажу. Никто не смеет так водить меня за нос. Да, никто. Я-то знаю, что все здесь ложь, а если сам за себя не заступишься, никто не заступится. Налей-ка еще, приятель, — сказала она погромче.
Фред повиновался.
— Я бы на твоем месте после этого стаканчика пошел домой, — посоветовал он.
Ему было интересно, что могло ее так расстроить. Характер у нее мягкий и ровный. Открытая душа, всегда готова улыбнуться.
— Я от этого слягу, Фред, вот посмотришь, — сказала она. — Если обратились с подобной просьбой, то уж пусть выложат все что положено. Да, и пусть объяснят, что все это значит и зачем это. Обманщик, грязный обманщик, вот что я вам скажу. И я этого не потерплю.
— Я бы на твоем месте поторопился, — сказал Фред, глядя, как слезы вот-вот испортят ее нарумяненные щечки.
— Скоро пойдет дождь, да-да, настоящий ливень. Испортит такую прелестную шляпку.
Миссис Райвл благодарно ему улыбнулась.
— Всю жизнь люблю васильки, — сказала она. — Боже мой, но я же не знаю, что делать, не знаю.
— Я пошел бы домой и выспался хорошенько, — ласково сказал бармен.
— Что ж, может быть, но…
— Если ты не хочешь испортить шляпку, надо идти.
— Совершенно верно, — сказала миссис Райвл. — Да, совершенно правильно. Очень праль… пральв… нет, не так… ты ведь понял меня, Фред?
— «Правильно говоришь, Фред».
— Большое спасибо.
— Пожалуйста, пожалуйста, — сказал Фред. Миссис Райвл соскользнула со своего стула и почти прямо направилась к двери.
— Старушка Фло сегодня вроде бы чем-то расстроена, — сказал один из завсегдатаев.
— Обычно она щебечет, как птичка, но у всех у нас случаются неприятности, — сказал второй, довольно мрачного вида, мужчина.
— Если бы мне сказали, — продолжил первый, — что Джерри Грейнджер придет пятым, после Королевы Кэролайн, я просто бы не поверил. Если хотите знать мое мнение, тут дело нечисто. Теперь все мошенничают на скачках. Лошадей опаивают, да. Всех.
Миссис Райвл вышла из «Доспеха Павлина». Она подняла глаза и недоверчиво посмотрела на небо. Да, похоже, пойдет дождь. Она неспешно пошла вдоль улицы, повернула налево, повернула направо и остановилась перед довольно обшарпанным домом. Когда она поднялась по ступенькам лестницы и достала ключ, с нижнего этажа послышался чей-то голос, а из дверного проема высунулась голова и повернулась к миссис Райвл.
— Вас наверху ждет джентльмен.
— Меня?
Голос миссис Райвл прозвучал несколько удивленно.
— Наверное, джентльмен. Одет хорошо, и все такое, но, конечно, не лорд Элджернон Вер де Вер, если так можно выразиться.
Миссис Райвл удалось нащупать замочную скважину, она повернула ключ и вошла.
В доме пахло капустой, рыбой и эвкалиптом, запах которого в этой прихожей почти не выветривался. Хозяйка квартиры миссис Райвл свято верила, что зимой нужно очень бережно относиться к легким и бронхам, а готовиться к холодам она начинала еще в середине сентября. Цепляясь за перила, миссис Райвл одолела лестницу. Она распахнула свою дверь на втором этаже, вошла и встала как столб, а потом отступила назад.
— Ох, — сказала она, — это вы.
Инспектор уголовной полиции Хардкасл поднялся со стула, на котором дожидался ее прихода.
— Добрый вечер, миссис Райвл.
— Что вам нужно? — спросила миссис Райвл куда менее приятным голосом, чем обычно.
— Я в Лондоне по долгу службы, — сказал инспектор, — и мне хотелось бы выяснить с вами парочку вопросов, так что я решил сегодня попытаться вас разыскать. На нижнем этаже… э-э… какая-то женщина сказала, что вы уже давно должны были вернуться.
— Ох, — сказала миссис Райвл. — Что ж, я не знаю… что ж…
Инспектор Хардкасл подвинул стул.
— Сядьте, пожалуйста, — вежливо сказал он.
Они вроде бы поменялись местами: он был хозяин, она гостья. Миссис Райвл села. Она подняла на инспектора тяжелый взгляд.
— Что за вопросы у вас, инспектор? — спросила она.
— Да так, — сказал инспектор Хардкасл, — всплывают разные мелочи.
— И вы хотите сказать, что они касаются Гарри?
— Совершенно верно.
— Тогда слушайте, — сказала миссис Райвл, воинственно поднимая голос и обдавая инспектора Хардкасла ароматом спиртного. — Он был моим мужем, но больше я не желаю о нем думать. Я дала о себе знать — или нет? — когда увидела в газете его фотографию. Я приехала к вам и все рассказала. Это было давно, а вспоминать мне ни к чему. Добавить мне нечего. Я рассказала, что смогла вспомнить, и все, знать ничего не знаю.
— Есть одна мелочь, — сказал инспектор Хардкасл. Говорил он мягко и словно извиняясь.
— Ах вот как, — сказала миссис Райвл довольно грубо. — Ну и что там у вас? Выкладывайте.
— Вы опознали в убитом своего мужа или же человека, с которым жили как муж и жена примерно пятнадцать лет назад. Так или нет?
— Думаю, что сейчас вы уже установили точно, когда это было.
«Вот ехидная штучка», — подумал о ней инспектор Хардкасл. Вслух он продолжил:
— Да, вы правы. Мы проверили. Вы поженились пятнадцатого мая тысяча девятьсот сорок восьмого года.
— Майские свадьбы всегда несчастливы, во всяком случае, так говорят, — угрюмо сказала миссис Райвл. — Мне она счастья не принесла.
— Но несмотря на прошедшие годы, вы сумели довольно легко опознать своего мужа.
Миссис Райвл, слегка смутившись, заерзала на стуле.
— Он почти не изменился, — сказала она, — он, то есть Гарри, всегда следил за собой.
— И вы смогли вспомнить особые приметы. Вы, кажется, написали мне о шраме.
— Верно. Был шрам за левым ухом. Вот здесь. — Миссис Райвл подняла руку и показала пальцем, где именно.
— За левым ухом? — Хардкасл сделал ударение на слове «левый».
— Э-э… — На мгновение она засомневалась. — Да. Кажется так. Да, я уверена. Конечно, в спешке можно ведь и запутаться. Но нет, шрам был слева. Вот здесь. — Она снова приложила палец к тому же месту.
— Вы сказали, что он порезался, когда брился?
— Совершенно верно. На него кинулась собака. Очень резвый у нас был пес. Все время прыгал — очень был веселый. Он-то и толкнул Гарри как раз, когда тот держал в руке бритву, и Гарри здорово порезался. Крови было! Порез зажил быстро, но метка осталась навсегда. — Теперь она говорила уже с большей уверенностью.
— Вот этот момент очень важен, миссис Райвл. В конце концов, люди иногда оказываются очень похожими друг на друга — прошло столько лет. Но если человек очень похож на вашего мужа, да к тому же у него шрам на том же месте — это уже делает ваши показания очень убедительными, не так ли? Кажется, мы и в самом деле сдвинулись с места.
— Очень рада быть вам полезной, — сказала миссис Райвл.
— А когда случилась эта история с бритвой?
Миссис Райвл с минуту подумала.
— Должно быть… наверное, месяцев через шесть после нашей свадьбы. Да, именно. Помню, собаку мы купили летом.
— Значит, примерно в октябре-ноябре тысяча девятьсот сорок восьмого года. Правильно?
— Правильно.
— И после того, как ваш муж оставил вас в тысяча девятьсот пятьдесят первом…
— Не столько он оставил меня, сколько я выгнала его, — с достоинством произнесла миссис Райвл.
— Да, конечно. Как вам угодно. Но как бы то ни было, с тех пор как в тысяча девятьсот пятьдесят первом году вы выгнали своего мужа, вы не видели его ни разу до тех пор, пока вам не попалась его фотография в газете?
— Да. Именно так я вам и сказала.
— И вы совершенно в этом уверены, миссис Райвл?
— Конечно, уверена. С того дня и до тех пор, пока я не увидела его мертвым, я ни разу не встречалась с Гарри Каслтоном.
— Видите ли, это очень странно, — сказал инспектор Хардкасл, — очень странно.
— Что?.. Что вы хотите этим сказать?
— Очень любопытная история с этим шрамом. Конечно, для вас, и для меня, это мелочь. Шрам и шрам. Но вот медики могут о нем кое-что рассказать. И знаете, они могут примерно определить, когда у убитого появился шрам.
— Не понимаю, к чему вы клоните.
— Все очень просто, миссис Райвл. Согласно заключению полицейского врача и еще одного консультанта, совершенно очевидно, что шрам за ухом вашего бывшего мужа появился лет пять-шесть тому назад, не раньше.
— Чушь, — сказала миссис Райвл. — Не верю. Я… Никто, кроме меня, не знает. Во всяком случае, когда…
— Итак, вам понятно, — продолжал Хардкасл ровным голосом, — что если шрам появился у вашего мужа — если этот человек ваш муж, — пять-шесть лет назад, то в тысяча девятьсот пятьдесят первом году, когда вы расстались, его никак не могло быть.
— Может, и не было. Но все равно это Гарри.
— Но вы с ним ни разу с тех пор не виделись, миссис Райвл. А так как вы с ним не виделись, откуда же вы узнали, что пять или шесть лет назад у него появился шрам?
— Вы хотите сбить меня с толку, — сказала миссис Райвл, — вы совсем уже сбили меня с толку. Может, это случилось и не в сорок восьмом. Нельзя же запомнить все. Во всяком случае, у Гарри был шрам, и я это знаю.
— Понятно, — сказал инспектор Хардкасл и поднялся на ноги. — Мне кажется, вам следует хорошенько обдумать свои слова, миссис Райвл. Вы же не хотите попасть в неприятную историю.
— В какую еще историю?
— Ну, — сказал инспектор почти извиняющимся голосом, — вас могут обвинить в лжесвидетельстве.
— В лжесвидетельстве? Меня!
— Да. Вы ведь знаете, что в глазах закона это довольно серьезное преступление. У вас могут быть неприятности, вплоть до тюрьмы. Конечно, вы не давали присяги перед коронером, но в суде перед дачей показаний вам это сделать придется. Тогда… знаете, мне хотелось бы, чтобы вы хорошенько все обдумали, миссис Райвл. Вполне вероятно, что некто предложил вам придумать для нас эту историю со шрамом.
Мисс Райвл встала. Она выпрямилась в полный рост, глаза ее засверкали. В этот момент она выглядела почти величественно.
— В жизни не слышала подобной чепухи, — сказала она. — Совершеннейшая чушь. Я стараюсь, я исполняю свой долг. Я прихожу к вам, чтобы помочь. Я рассказываю все, что помню. Если я ошиблась, мне кажется, в этом нет ничего особенного. В конце концов, среди моих друзей много мужчин, и можно было чуть-чуть перепутать. Но я не думаю, что ошиблась я. Этот человек — Гарри, а у Гарри за левым ухом был шрам, в этом я уверена. А теперь, инспектор, хватит обвинять меня во лжи и клеветать на меня, я прошу вас уйти.
Инспектор Хардкасл тотчас же встал.
— Доброй ночи, миссис Райвл, — сказал он. — Вы просто подумайте. Рот и все.
Миссис Райвл тряхнула головой. Хардкасл ушел. С его уходом миссис Райвл переменилась в лице. Выражение оскорбленного достоинства исчезло. Лицо стало встревоженным и испуганным.
— Втянуть меня в такое, — пробормотала она, — втянуть меня в такое. Я… хватит с меня. Я… я не… я никому не хочу зла. Наболтать мне с три короба, обмануть, обвести меня вокруг пальца. Ужасно. Совершенно ужасно. Я так и скажу.
Покачиваясь, она ходила взад и вперед, потом, наконец решившись, взяла из угла свой зонтик и снова вышла на улицу. Она прошла до угла, постояла у телефона-автомата и пошла на почту. Она вошла внутрь, попросила разменять деньги и вошла в одну из телефонных кабин.
Она позвонила в справочное и попросила выяснить номер. Там она и стояла, пока не зазвонил телефон.
— Пройдите, пожалуйста. Ваш абонент на линии.
Она заговорила:
— Алло… ах, это вы. Это Фло. Нет, я помню, о чем вы просили, но мне нужно с вами поговорить. Вы поступили со мной нечестно. Вы даже не объяснили, во что вы меня втянули. Вы только сказали, что если его опознают, вы окажетесь в очень неловком положении. Я ни на минуту не могла предположить, что вы втянете меня в историю с убийством… Конечно, вам следовало это сказать, но так или иначе вы сказали мне совсем другое… Да. Я думаю, что вы имеете к нему отношение… Да, и предупреждаю, я не собираюсь молчать… Вы, похоже, соч… соч… ну, вы поняли, что я хочу сказать… соучастники, или как там это. Я сразу поняла, что все это ширма: но так или иначе дело сделано, и говорю вам, мне страшно… заставить меня написать им про шрам. А теперь, оказывается, шраму этому всего год или два, а я тут клялась, что он был у него сто лет назад… А то, что это лжесвидетельство, и меня посадят в тюрьму. И не пытайтесь обвести меня вокруг пальца… Нет… Обязательства это одно… Да, я знаю… Я знаю, что вы заплатили. И между прочим, немного… Хорошо, я вас выслушаю, но я не собираюсь… Хорошо, хорошо… я помолчу… Как вы сказали?.. Сколько?.. О, это огромная сумма. Как я узнаю, есть они у вас… Да, хорошо, конечно, это меняет дело. И вы клянетесь, что не имеете к этому никакого отношения? Я имею в виду убийство… Нет, хорошо, я верю, что вы не станете… Конечно, я понимаю… Бывает, смешаешься с толпой, она тебя несет, и не твоя вина… Вы умеете говорить приятные вещи…
Вы это умеете… Хорошо, я обдумаю, но мне нужно быстро… Завтра? Во сколько?.. Да… да, я приду, но никаких чеков. Чек может оказаться фальшивым… Не знаю, я не уверена, что стоит вмешиваться в такие дела… хорошо. Что ж, раз вы так говорите… Хорошо, раз вам неприятно… Тогда все.
Она вышла из почтового отделения и пошла, раскачиваясь из стороны в сторону и улыбаясь своим мыслям.
За такую сумму можно решиться нажить неприятности с полицией. Зато она устроит свои дела. А риск и в самом деле небольшой. Нужно только сказать, что она забыла, что не может вспомнить. Сотни женщин не могут вспомнить, что было год назад. Она скажет, что спутала Гарри с кем-нибудь. Ей ничего не стоит придумать хоть сотню историй.
Характер у миссис Райвл был переменчивый. Теперь она веселилась не меньше, чем только что горевала. Со всей тщательностью и серьезностью принялась она обдумывать, на что сначала потратить эти деньги…
Глава 27
Рассказывает Колин Овн
— Не похоже, чтобы ты много выяснил у этой миссис Рамзи, — недовольно сказал полковник Бекк.
— У нее нечего выяснять.
— Ты в этом уверен?
— Да.
— Она больше не член партии?
— Нет.
Полковник бросил на меня изучающий взгляд.
— Ты доволен?
— Не очень.
— Надеялся на что-то большее?
— Ничего это не даст.
— Что же, надо еще где-нибудь поискать, отбросить полумесяцы, а?
— Конечно.
— Ты что такой вялый сегодня? Никак с похмелья?
— Я не гожусь для этой работы, — медленно сказал я.
— Хочешь, чтобы я потрепал тебя по головке и сказал: «молодец, молодец»?
Против воли я рассмеялся.
— Так-то лучше, — сказал Бекк. — А теперь выкладывай, что там у тебя. Я полагаю, что-то неладно с девицей?
Я покачал головой.
— Нет, здесь дело давнее.
— Я, собственно говоря, успел заметить, — неожиданно сказал Бекк — Все на свете перемешалось. И все уже вовсе не так ясно, как раньше. Начинаешь киснуть и угрызаться. И сидишь, как плесень. Если так, то для нас ты кончен. Мальчик мой, ты выполнил первоклассную работу. Радуйся этому. И ступай занимайся своими чертовыми водорослями.
Он помолчал и добавил:
— Тебе ведь и в самом деле нравится эта чепуха?
— Это невероятно интересно.
— А по-моему, водоросли отвратительны. Природа потрясающе разнообразна, согласен? Я имею в виду природу увлечений Что же, а как дела с убийством? Держу пари, его прикончила девица.
— Вы ошибаетесь, — сказал я.
Полковник погрозил мне пальцем почти по-родственному:
— Вот что я тебе скажу — будь готов. Но я имею в виду вовсе не то, что бойскауты.
Глубоко задумавшись, я шел по Чаринг-Кросс.
Возле станции подземки я купил газету.
Я прочитал, что вчера в час пик на вокзале Виктория упала женщина, которую доставили в больницу. Там выяснилось, что ей нанесен удар ножом. Женщина умерла, не приходя в сознание.
Ее звали Мерлина Райвл.
Я позвонил Хардкаслу.
— Да, — ответил он на мой вопрос. — Именно так, как там написано. — В голосе у него звучали усталость и горечь. — Накануне я к ней заходил. Я сказал, что ее история про шрам никуда не годится. Этот шрам у него сравнительно недавно. Забавно, на чем попадаются люди. Она ведь просто немного перестаралась. Кто-то заплатил за то, чтобы она признала в нем давным-давно сбежавшего мужа.
И она неплохо справилась! Я поверил. А потом убийца перемудрил. Если вспомнить о шраме потом, это лишь придаст вес ее словам. А если сразу, это будет уже чересчур.
— Так что Мерлина Райвл увязла по уши?
— Знаешь, я очень не уверен. Ты представь, приходит к ней старый приятель или знакомый и говорит: «Слушай, у меня неприятности. Убили одного парня, с которым у меня были всякие дела. Если его опознают и узнают о наших занятиях, я погиб. Но если бы вы пришли и сказали, что это ваш муж Гарри Каслтон, сбежавший много лет назад, тогда все обойдется».
— Конечно, на такое она могла бы клюнуть — если бы не испугалась риска.
— Тогда тот сказал бы: «В чем же риск? В худшем случае скажете, что ошиблись. Любой может ошибиться через пятнадцать-то лет». И при этих словах увеличить сумму. Она соглашается — как же, она в выигрыше! — и делает, что ей говорят.
— Ни о чем не догадываясь?
— Она не умела подозревать. Господи Боже, Колин, каждый раз, когда мы находим убийцу, есть люди, прекрасно его знавшие, которые просто не могут поверить в то, что это он совершил преступление!
— И что было, когда ты к ней пришел?
— Я немножко нагнал на нее страху. После моего ухода она поступила именно так, как я и ожидал, — попыталась связаться с тем или с той, кто втянул ее в эту историю. Мы, конечно, за ней следили. Она пошла на почту и позвонила кому-то из телефона-автомата. К сожалению, я-то думал, что она воспользуется телефоном, который стоит на ее же улице. А у нее не оказалось мелочи. Из кабинки она вышла с очень довольным видом. За ней продолжали следить, но до вчерашнего вечера ничего интересного не произошло. Она появилась на вокзале и купила билет до Краудина. Это было в половине седьмого, в час пик. Она и сама была настороже. Она собралась в Краудин, чтобы с кем-то встретиться. Но та хитроумная бестия стояла в шаге от нее. Нет ничего легче, чем спрятаться в толпе за чьей-то спиной и вогнать нож… Не думаю, что она успела что-то понять. Обычно никто не успевает, ты же знаешь. Помнишь случай с Бартоном в деле с ограблением бандой Левитти? Он прошел всю улицу и только потом упал замертво. Просто неожиданная острая боль — а потом кажется, что все снова в порядке. А ничего не в порядке. Ты уже только ходячий труп, хотя еще не успел этого понять.
И он закончил:
— Черт возьми, черт возьми, черт возьми!
— Ты хоть кого-нибудь проверял?
Я должен был задать этот вопрос. Не мог не задать. Ответил он быстро и резко:
— Вчера в Лондон приезжала мисс Пебмарш. По делам своей школы. В Краудин она вернулась поездом в семь сорок. — Он помолчал. — Шейла Вебб привозила рукопись какого-то иностранца, чтобы по дороге в Нью-Йорк он там что-то проверил. Она вышла из отеля «Ритц» приблизительно в пять тридцать и до отъезда успела зайти в кино — одна.
— Послушай, Хардкасл, — сказал я. — Я хочу тебе кое-что сказать. У меня есть показания свидетеля. Девятого сентября к дому номер девятнадцать по Вильямову Полумесяцу подъехал фургон прачечной. Водитель вынес из машины большую корзину и отнес ее к черному ходу. Эта корзина была намного больше обычной.
— Фургон? Какой фургон?
— Прачечной «Снежинка». Ты знаешь такую?
— Пока нет. Все время ведь что-то да открывается. Название для прачечной обычное.
— Хорошо… ты проверь. Человека, который сидел за рулем… человека, который привез корзину…
В голосе Хардкасла неожиданно послышалось подозрение:
— А ты часом не сам это придумал?
— Нет. Говорят тебе, есть свидетель. Проверь, Дик. Займись.
Я сбежал, прежде чем он вцепился в меня.