Щелкни пальцем только раз Кристи Агата
– Да, да, я, помнится, тоже как-то задумался над этой фразой, пытался понять, что Шекспир хотел этим сказать, – проговорил Томми. – Не помню, чья это была постановка и кто играл Макбета, но актер сыграл эту сцену так, что было ясно: он намекает врачу леди Макбет, что ее следует убрать с дороги. Очевидно, лекарь понял этот намек. А Макбет после этого, осознавая, что теперь она больше не сможет ему повредить своей неосторожностью, своим безумием, выражает свою искреннюю любовь к ней и горе. «Ей надлежало бы скончаться позже».
– Совершенно верно, – кивнул доктор Меррей. – Именно это я и подумал, когда узнал о смерти миссис Моди. Я подумал, что ей надлежало бы скончаться позже. А вовсе не три недели назад, без всякой видимой причины.
Томми ничего не ответил. Он просто вопросительно посмотрел на доктора.
– Бывает, что медик сталкивается с определенного рода проблемой. Если он не уверен в том, от чего умер его пациент, если сомневается и хочет удостовериться, то проверить это можно только одним способом. Таким способом является вскрытие. Родственники покойного обычно против этого возражают, но если доктор настаивает и вскрытие показывает (а чаще именно так и случается), что смерть наступила в результате болезни, которая не всегда сопровождается явными признаками или симптомами, то карьера данного доктора оказывается под угрозой – он ведь не смог поставить правильный диагноз.
– Да, я понимаю, это вызвало бы серьезные осложнения.
– Вышеупомянутые родственники оказались какими-то семиюродными сестрами или тетками. Я взял на себя миссию получения их согласия на то, чтобы установить причину смерти. Когда пациент умирает во сне, всегда желательно получить дополнительные медицинские данные о его смерти. Я, разумеется, слегка заморочил им голову, постарался выглядеть не слишком формальным. К счастью, им все было безразлично. У меня отлегло от сердца. После вскрытия, если все окажется в порядке, я смогу с чистой совестью подписать свидетельство о смерти. Всякий может умереть от того, что в просторечии называется разрывом сердца, или же еще от кучи разных причин. Что касается сердца миссис Моди, то для ее возраста оно находилось в отличном состоянии. Она страдала от артрита и ревматизма, иногда у нее пошаливала печень, но ни одно из этих заболеваний не могло служить причиной того, что она мирно скончалась во сне.
Доктор Меррей замолчал. Томми открыл было рот, но потом снова его закрыл. Доктор кивнул:
– Да, мистер Бересфорд, я вижу, вы понимаете, к чему я клоню. Смерть наступила в результате передозировки морфина.
– Боже правый! – Томми в изумлении уставился на доктора.
– Да. Это кажется невероятным, но от анализов никуда не денешься. Возникает вопрос: каким образом морфин попал в организм? Наркотиков ей не давали. У нее не было настолько сильных болей, чтобы в них возникла необходимость. На этот счет существует три возможности. Она могла принять морфий как лекарство, по ошибке. Это маловероятно. Могла принять лекарство, предназначенное для другого пациента, что тоже весьма сомнительно. Наши пациенты не имеют доступа к наркотикам, и им не разрешается иметь их при себе. Можно было бы предположить, что это самоубийство, однако я только с большим трудом мог бы поверить в такую версию. Миссис Моди, конечно, постоянно о чем-то волновалась, но характер у нее был достаточно жизнерадостный, и я бы никогда не подумал, что она может покончить с собой. И третья возможность заключается в том, что ей намеренно дали смертельную дозу морфия. Но кто и почему? Совершенно естественно, что в приюте имеется запас наркотических средств – мисс Паккард, как дипломированный медицинский работник и сестра-хозяйка заведения, имеет право держать их в своем распоряжении; они хранятся у нее под замком. При воспалении седалищного нерва или при ревматоидных артритах случаются такие сильные боли, что иногда приходится прибегать к морфию. Мы надеялись, что выяснятся какие-нибудь обстоятельства, при которых ей ввели дозу морфия по ошибке, или же что она сама приняла морфий, считая, что это лекарство от бессонницы или от несварения желудка. Однако ничего подобного выяснить не удалось. Следующее, что было сделано, – это предложила мисс Паккард, и я сразу же согласился – мы тщательно проверили все обстоятельства смерти пациентов «Солнечных гор», умерших за последние два года. Мне приятно сказать, что их было немного, всего семь, совсем небольшая цифра, если принять во внимание возраст наших дам. Двое умерли от бронхита – случай, не подлежащий никакому сомнению; двое от гриппа – зимой, когда сопротивляемость организма особенно ослаблена, старые люди часто от этого умирают. И, кроме этого, было еще три смерти.
Он немного помолчал, а потом продолжал:
– Мистер Бересфорд, эти три смерти меня сильно беспокоят, в особенности две из них. Конечно, это могло случиться, всего можно было ожидать, но я готов утверждать, что эти два случая были маловероятными. Я никак не мог сказать, что по зрелом размышлении и после рассмотрения всех обстоятельств результаты меня удовлетворили. Приходилось допустить возможность – какой бы невероятной она ни была, – что в «Солнечных горах» находится убийца, возможно, психически ненормальный.
Наступило молчание. Томми тяжело вздохнул.
– Я нисколько не сомневаюсь в том, что вы мне рассказали, – проговорил он, – но все-таки, скажу вам откровенно, все это кажется просто невероятным. Такие вещи – нет, такого просто не бывает.
– О, вы ошибаетесь, очень даже бывает, – мрачно возразил доктор Меррей. – Встречаются, например, патологические случаи. Была такая женщина, она работала в услужении. Была кухаркой в разных домах. Милая, приятная, услужливая женщина, верно служила своим господам, отлично готовила, была довольна своим местом. И вот рано или поздно начинали случаться странные вещи. Совершенно неизвестно почему, в пище оказывался мышьяк. Обычно это были бутерброды. Иногда еда, приготовленная для пикников. Два-три бутерброда оказывались отравленными. Они никому специально не предназначались, кто их возьмет и съест – зависело исключительно от случая. Ни малейшей личной неприязни или желания свести счеты. А иногда ничего трагического не случалось. Эта самая женщина работала в течение трех или четырех месяцев на одном месте, и никто в доме не становился жертвой отравления. А потом она переходила на другое место, и через три недели два члена семьи умирают, съев яичницу с беконом. Поскольку эти случаи происходили в разных частях Англии и нерегулярно, с неопределенными интервалами, полиции трудно было напасть на след. Она, конечно, каждый раз нанималась под разными фамилиями. Мало ли на свете симпатичных пожилых женщин, которые умеют отлично готовить. Как тут определишь, которая из них занимается такими делами?
– А почему она это делала?
– Мне кажется, этого никто не знает. Существовало много разных теорий, в особенности среди психологов. Она была очень религиозна и, возможно, страдала какой-нибудь манией, связанной с религией, – веление свыше избавить мир от такого-то и такого-то человека; сама она при этом не питала к нему никаких враждебных чувств.
А еще известна одна француженка, Жанна Геброн, которую называли ангелом милосердия. Она ужасно расстраивалась, когда болели дети ее соседей, тут же спешила на помощь. Целые дни просиживала у их постелей. И понадобилось немало времени, прежде чем заметили, что эти дети никогда не поправлялись. Все они умирали. Но почему? Нужно сказать, что, когда она была молода, умер ее собственный ребенок. Она была убита горем. Возможно, именно это и положило начало ее преступлениям. Если умер ее ребенок, то дети других женщин тоже должны умирать. А может быть и так, что ее собственный ребенок и был первой жертвой.
– У меня мороз по коже от ваших рассказов, – признался Томми.
– Я привожу вам только самые драматические случаи, – сказал доктор. – А бывают и более простые. Помните дело Армстронга? Всякий человек, который его оскорбил – или ему показалось, что его оскорбили, – немедленно получал приглашение к чаю и отравленный бутерброд. Первые его преступления явно были совершены из корыстных побуждений. Ради получения наследства. Устранение жены, чтобы можно было жениться на другой женщине.
А была еще такая сестра Уорринер, которая содержала дом для престарелых дам. Они передавали ей свое имущество и все свои средства с условием, что в ее заведении им будет предоставлено безбедное и комфортабельное проживание до самой смерти. И смерть не заставляла себя ждать. В этом случае тоже применялся морфий; очень, очень добрая женщина, начисто, впрочем, лишенная способности испытывать угрызения совести. Мне кажется, сама она считала себя благодетельницей.
– Есть у вас предположения, если ваши подозрения окажутся справедливыми, кто это может быть?
– Нет. У меня нет никаких данных. Если считать, что убийцей является человек психически ненормальный, то ведь такого рода ненормальность обычно не сопровождается внешними признаками. Это может быть кто-то – предположительно женщина, – кто испытывает ненависть к старушкам, потому что считает, что ее жизнь была загублена по вине одной из них. Или же это человек, имеющий свои собственные понятия о милосердии, согласно которым после шестидесяти лет людям жить вообще не стоит и гораздо гуманнее прекратить их земное существование. Это может быть и пациентка, и кто-нибудь из персонала – сестра, сиделка, кто-то из прислуги. Я довольно долго разговаривал на эту тему с Милисент Паккард, которая стоит во главе заведения. Это весьма компетентная особа, умная, деловая, которая неусыпно следит как за пациентами, так и за персоналом. Она утверждает, что у нее нет никаких подозрений, и я с ней согласен, в нашем распоряжении действительно нет ни малейших улик.
– Но почему вы обратились ко мне? Чем я могу вам помочь?
– Ваша тетушка, мисс Фэншо, находилась у нас достаточно долгое время, – вы сами знаете, что это была женщина острого ума, хотя частенько прикидывалась глупенькой. У нее был довольно странный способ забавляться, делая вид, что она совсем выжила из ума. В действительности же она была очень себе на уме. А вас, мистер Бересфорд, я хотел бы попросить о следующем: постарайтесь вспомнить – и вы, и ваша жена, – постарайтесь как следует вспомнить, не говорила ли чего-нибудь мисс Фэншо, чего-нибудь такого, что могло бы дать нам ключ к разгадке. Может быть, она что-нибудь видела или заметила, может быть, ей или при ней что-нибудь сказали, что показалось ей странным. Старушки много чего замечают, а умные и проницательные старые дамы вроде вашей тетушки, как правило, удивительно хорошо осведомлены о том, что происходит в заведении вроде наших «Солнечных гор». Эти престарелые леди ничем не заняты, им только и остается, что наблюдать, строить различные предположения и делать выводы, которые могут показаться фантастическими, однако порой оказываются, как это ни странно, абсолютно верными.
Томми покачал головой:
– Понимаю, что вы хотите сказать, однако не могу припомнить ничего такого, что могло бы вам помочь.
– Ваша жена теперь отсутствует, насколько я понимаю. Как вы думаете, не могла ли она заметить что-нибудь, что ускользнуло от вашего внимания?
– Я спрошу у нее, хотя это сомнительно. – Томми помолчал, а потом все-таки сказал: – Видите ли, мою жену почему-то встревожили некоторые обстоятельства, связанные с одной из ваших пациенток, некоей миссис Ланкастер.
– С миссис Ланкастер? Это точно?
– Моя жена вбила себе в голову, что ее довольно неожиданно забрали к себе так называемые родственники. Дело в том, что миссис Ланкастер подарила в свое время моей тетушке картину, и, когда тетушка умерла, жена решила, что картину необходимо вернуть, и попыталась связаться с миссис Ланкастер, чтобы выяснить, хочет ли та получить картину обратно.
– Очень любезно со стороны миссис Бересфорд.
– Однако оказалось, что связаться с миссис Ланкастер не так-то просто. Моей жене дали адрес отеля, в который якобы направились она и ее родственники, однако ни один человек под такой фамилией там не останавливался и никто заранее не заказывал номер. Ни миссис Ланкастер, ни ее родственники никогда там не бывали.
– Правда? Это довольно странно.
– Совершенно верно. Таппенс, моя жена, тоже подумала, что это странно. Адреса, по которому следовало пересылать корреспонденцию, в «Солнечных горах» не оказалось. Мы предприняли несколько попыток связаться с миссис Ланкастер или с миссис Джонсон – так, кажется, звали ее родственницу, – однако сделать это нам так и не удалось. Был там стряпчий, который, по всей вероятности, оплачивал все счета и улаживал все вопросы с мисс Паккард, и мы с ним связались. Но единственное, что он был уполномочен сделать, – это дать нам координаты банка. А банки, – сухо заметил Томми, – никакой информации о клиентах не предоставляют.
– Совершенно верно, в особенности в том случае, если таково желание самих клиентов.
– Моя жена написала миссис Ланкастер, а также миссис Джонсон через банк, однако никакого ответа не получила.
– Это, конечно, не совсем обычно. Впрочем, люди не всегда отвечают на письма. Возможно, они уехали за границу.
– Совершенно верно. Меня все это не слишком заботило. А вот жена почему-то встревожилась. Она подумала, что с миссис Ланкастер что-то случилось. Одним словом, она решила, что за время моего отсутствия займется выяснением этого вопроса. Не знаю, что именно она собиралась делать: то ли выяснить все непосредственно в отеле, то ли в банке, то ли связаться со стряпчим. Во всяком случае, она решила получить дополнительную и более подробную информацию.
Доктор Меррей вежливо и терпеливо выслушал все это и без особого интереса спросил:
– Что, собственно, она имела в виду?
– Она считает, что миссис Ланкастер грозит опасность, что с ней, возможно, уже что-то случилось.
Доктор поднял брови:
– Да что вы, я бы не стал так думать...
– Вам это может показаться невероятно глупым, – продолжал Томми, – но дело в том, что моя жена звонила домой и предупредила, что приедет еще вчера, и... и... Одним словом, она не приехала.
– Она сообщила, что непременно приедет?
– Да. Она знала, что в тот день я должен вернуться домой с конференции. Вот и позвонила, чтобы предупредить Альберта, моего слугу, что к обеду будет дома.
– И вы считаете, что на нее это не похоже? Что не в ее привычках так поступать? – На этот раз в голосе доктора Меррея звучал интерес.
– В том-то и дело, что не похоже. Это совсем не похоже на Таппенс. Если бы она задерживалась или если бы изменились ее планы, она бы непременно позвонила или послала телеграмму.
– И вы о ней беспокоитесь?
– Да, беспокоюсь, – не стал отрицать Томми.
– Хм-м... В полицию не обращались?
– Нет. Что бы мне сказали в полиции? У меня же нет никаких оснований считать, что жена в опасности, что с ней могло что-то случиться. Ведь если бы она попала в катастрофу, оказалась в больнице, мне бы немедленно сообщили, верно?
– Совершенно с вами согласен... Да-а... если бы был какой-нибудь способ установить ее личность.
– Но у нее же есть шоферские права, письма, другие вещи.
Доктор Меррей нахмурился.
Томми торопливо продолжал:
– А теперь вдруг появляетесь вы со своей историей, которая произошла в «Солнечных горах». Рассказываете о пожилых женщинах, которые умирали, хотя отнюдь не должны были умирать. Предположим, эта старушенция до чего-то докопалась – увидела, услышала или догадалась... – и начала болтать. Ее нужно было заставить замолчать, вот ее быстренько и убрали, увезли в такое место, где ее невозможно найти. Мне невольно начинает казаться, что эти два обстоятельства между собой связаны.
– Странно. Это действительно странно. И что же вы предполагаете делать дальше?
– Собираюсь провести свое собственное расследование. Попробую добраться до стряпчего. Возможно, что это вполне приличный почтенный человек, однако все равно хотелось бы самому на него посмотреть, чтобы выяснить, что это за фрукт.
Глава 12
ТОММИ ВСТРЕЧАЕТ СТАРИННОГО ДРУГА
I
Томми разглядывал фирму «Партингдейл, Гаррис, Локридж и Партингдейл» с противоположной стороны улицы.
Помещение фирмы выглядело достаточно респектабельно и несколько старомодно. Бронзовая табличка носила на себе следы времени, однако была ярко начищена. Томми пересек улицу, вошел внутрь через вращающуюся дверь и был встречен кивком машинистки, которая что-то печатала с невероятной скоростью.
Он обратился к открытому окошечку справа от себя, где значилось: «Справки».
За окошечком находилась маленькая комнатка, в которой работали три машинистки и еще два клерка сидели, склонившись над документами.
В помещении стоял чуть затхлый запах, свойственный всякому юридическому учреждению.
От одной из машинок поднялась и подошла к окошечку женщина лет тридцати пяти с лишком, увядшая блондинка сурового вида с pince-nez[9] на носу.
– Что вам угодно?
– Я бы хотел видеть мистера Экклза.
Суровость женщины возросла еще больше.
– Вам назначено?
– Боюсь, что нет. Я сегодня случайно оказался в Лондоне.
– К сожалению, мистер Экклз сегодня очень занят. Возможно, кто-нибудь другой из адвокатов нашей фирмы...
– Но мне хотелось бы поговорить именно с мистером Экклзом. Мы с ним уже обменялись письмами.
– О, тогда понятно. Может быть, вы в таком случае назовете свое имя?
Томми назвал свою фамилию и адрес, и блондинка удалилась, чтобы переговорить по телефону, стоящему у нее на столе. После беседы, которая велась шепотом, она вернулась к окошечку.
– Наш клерк проводит вас в комнату для ожидания. Мистер Экклз сможет вас принять минут через десять.
Томми проводили в комнату для ожидания, обстановку которой составляли книжный шкаф, набитый толстенными скучными томами, содержащими всевозможную юридическую премудрость, и круглый стол, на котором лежали разные финансовые газеты.
Томми сел и еще раз прокрутил в голове возможные способы подхода к этому мистеру Экклзу. Он пытался представить себе, что это за человек. Когда его наконец проводили в кабинет и мистер Экклз встал из-за стола, чтобы с ним поздороваться, Томми решил, совершенно неизвестно почему, что мистер Экклз ему антипатичен, и тут же задал себе вопрос: почему этот человек ему не нравится? Для этой неприязни не было ни малейшей причины. Мистер Экклз оказался высоким седым мужчиной, лет сорока или немного больше, с обозначившимися на лбу залысинами. У него было продолговатое печальное лицо, на котором застыло совершенно непроницаемое выражение, умные глаза и любезная улыбка, порой смягчавшая меланхолическое выражение его лица.
– Мистер Бересфорд?
– Да. Я к вам по делу, которое выглядит довольно пустячным, однако моя жена обеспокоена его обстоятельствами. Она, как мне кажется, вам писала, а может быть, звонила по телефону с просьбой сообщить ей адрес некоей миссис Ланкастер.
– Миссис Ланкастер, – повторил мистер Экклз, сохраняя непроницаемое выражение лица истинного игрока в покер. В его голосе даже не было вопросительной интонации. Он произнес фамилию ровным, невозмутимым тоном.
«Осторожный человек, – подумал Томми. – Впрочем, для всякого юриста осторожность – вторая натура».
Он продолжал:
– До недавнего времени миссис Ланкастер жила в доме для престарелых под названием «Солнечные горы» – весьма приличном заведении, предназначенном для старых дам. Дело в том, что там же жила моя тетушка, которая прекрасно себя чувствовала и была вполне счастлива.
– О, конечно, конечно. Теперь я вспоминаю. Миссис Ланкастер. Если я не ошибаюсь, она там больше не живет, это верно?
– Да, вы совершенно правы.
– Так сразу я не могу с точностью все припомнить. – Мистер Экклз протянул руку к телефону. – Мне нужно освежить свою память.
– Я сейчас вам все объясню, – сказал Томми. – Моя жена хотела получить адрес миссис Ланкастер, поскольку у нас оказался некий предмет, который раньше принадлежал миссис Ланкастер. Речь идет о картине. Она была подарена моей тетушке, мисс Фэншо. Тетушка недавно умерла, и все, что у нее было, перешло к нам. В числе прочих вещей оказалась и картина, которую ей подарила миссис Ланкастер. Моей жене эта картина очень нравится, однако она чувствует определенную неловкость, считая, что миссис Ланкастер, возможно, ценит эту вещь и что поэтому картину следует возвратить ей – во всяком случае, это нужно ей предложить.
– Ах вот в чем дело! Подобная щепетильность делает честь вашей жене.
– Трудно предугадать отношение старого человека к вещам, которые ему принадлежат или принадлежали, – заметил Томми с любезной улыбкой. – Может быть, она была рада, когда картина находилась у моей тетушки, поскольку та ею восхищалась, но так как тетушка умерла, то, возможно, было бы несправедливо, чтобы картина перешла в руки незнакомых людей. У этой картины нет никакого названия, на ней изображен дом в сельской местности. Насколько можно предположить, этот дом мог принадлежать семье миссис Ланкастер.
– Возможно, возможно, – сказал мистер Экклз, – однако я не думаю...
Вошел клерк, предварительно постучав в дверь, и положил на стол перед мистером Экклзом листок бумаги. Мистер Экклз взглянул на листок.
– Ну как же, теперь я все вспомнил. Да, кажется, миссис... – он взглянул на визитную карточку Томми, – миссис Бересфорд действительно звонила и разговаривала со мной. Я посоветовал ей обратиться в хаммерсмитское отделение банка «Сазерн-Каунтиз». Это единственный адрес, который известен мне самому. Письма, предназначенные миссис Ричард Джонсон и адресованные на банк, будут пересланы. Миссис Джонсон, насколько мне известно, является либо племянницей, либо какой-то другой дальней родственницей миссис Ланкастер, и именно миссис Джонсон в свое время поручила мне дела по устройству миссис Ланкастер в «Солнечные горы». Она просила навести всевозможные справки касательно этого заведения, поскольку сама она знает о нем лишь понаслышке от своих друзей. Мы все это сделали, причем, смею вас уверить, достаточно добросовестно. Оказалось, что это превосходный дом для престарелых, и миссис Ланкастер, родственница миссис Джонсон, провела там несколько счастливых лет.
– Однако она уехала оттуда довольно внезапно, – заметил Томми.
– Да, вы правы, это, кажется, было именно так. По-видимому, миссис Джонсон довольно неожиданно возвратилась из Восточной Африки – так случилось со многими служившими там! Они с мужем, насколько мне известно, довольно долго прожили в Кении. Теперь их жизнь устроилась по-иному, и они смогли сами заботиться о своей престарелой родственнице. К сожалению, я не располагаю сведениями о настоящем местопребывании миссис Джонсон. Я получил от нее письмо, в котором она благодарит за то, что я уплатил по ее счетам, и уведомляет, что если мне еще понадобится с ней связаться, то делать это следует через банк, поскольку они с мужем еще не решили, где будут жить. Очень сожалею, мистер Бересфорд, но это все, что мне известно.
Тон его был вежливым, однако достаточно решительным. Он не выказал ни малейшего смятения или обеспокоенности, но было очевидно, что больше он ничего не скажет. Однако потом он слегка смягчился.
– Я бы на вашем месте не стал особенно беспокоиться, мистер Бересфорд, – сказал он. – Вернее, уговорил бы вашу жену, чтобы она не беспокоилась. Миссис Ланкастер совсем старая женщина, а старики все забывают. Я уверен, что она давно забыла о картине, которую кому-то подарила. Насколько я помню, ей лет семьдесят пять или семьдесят шесть. В этом возрасте, знаете ли, многое забывается.
– Вы были с ней знакомы лично?
– Нет, я никогда ее не видел.
– Но вы знали миссис Джонсон?
– Я встречался с ней несколько раз, когда она приходила советоваться со мной по поводу устройства этих дел. Очень приятная женщина и очень деловая. Прекрасно разбирается в тех делах, которые я для нее устраивал. – Он встал со своего кресла и добавил: – К сожалению, я больше ничего не могу для вас сделать, мистер Бересфорд.
Томми решительно давали понять, что свидание окончено.
Он вышел на Блумсбери-стрит и огляделся в поисках такси. Поклажа, которую он нес под мышкой, была не особенно тяжела, но достаточно громоздка, и нести ее было неудобно. Он оглянулся и с минуту смотрел на здание, из которого только что вышел. Отличное старинное здание, почтенная фирма. Ничего дурного о ней не скажешь, придраться абсолютно не к чему, так же как нельзя сказать ничего дурного о господах Партингдейле, Гаррисе, Локридже и Партингдейле. Мистера Экклза тоже нельзя ни в чем обвинить. В его поведении нет и следа беспокойства, тревоги или изворотливости. В романах, мрачно подумал Томми, при имени миссис Джонсон или миссис Ланкастер человек с нечистой совестью непременно вздрогнул бы и отвел глаза – что-нибудь такое непременно бы сделал, обнаружив тем самым, что с этими именами связано что-то неприятное, неладное. А по виду мистера Экклза можно было сказать только одно: он из вежливости старался не показать, как ему досадно, что у него отнимают время на такие пустяки, как вопросы, которыми ему докучал Томми.
«И все равно, – думал Томми, – мистер Экклз мне не нравится». Ему припомнились некоторые случаи в прошлом, когда какие-то люди ему почему-либо не нравились. Очень часто эти интуитивные антипатии, основанные исключительно на подозрении, оказывались верными. Но может быть и иначе, проще. Если вам постоянно приходится иметь дело с разными людьми, у вас появляется внутреннее чувство, чутье, которое позволяет вам правильно о них судить. Так опытный антиквар нюхом чует подделку еще до того, как подвергнет сомнительный предмет тщательному исследованию. Ему ясно, что дело нечисто. То же самое и с картинами. И с кассиром, которому предлагается фальшивый банкнот.
«Говорит нормально, – думал Томми, – выглядит нормально, голос нормальный, и все равно...» Он отчаянно замахал рукой, завидев такси, которое проезжало мимо, но машина прибавила скорости и скрылась из виду. «Вот свинья!» – подумал Томми.
Он посмотрел вправо и влево по улице в поисках более любезного средства передвижения. На тротуарах было довольно много народу. Кто-то спешил, другие просто прогуливались, какой-то человек смотрел на бронзовую табличку адвокатской фирмы напротив того места, где стоял Томми. Рассмотрев ее как следует, человек повернулся, и Томми изумился, увидев знакомое лицо. Томми проследил, как мужчина прошел до конца улицы, немного помедлил и повернул назад. Кто-то вышел из здания, возле которого стоял Томми, и в тот же момент мужчина на противоположной стороне несколько ускорил шаг, продолжая идти по своей стороне, однако не отставая от вышедшего из дверей человека. А тот был очень похож на мистера Экклза. В тот же самый момент показалось такси, соблазнительно замедлившее ход. Томми поднял руку, такси остановилось, он открыл дверцу и сел в машину.
– Куда?
Томми с сомнением посмотрел на свой громоздкий груз. Он уже приготовился назвать один адрес, но потом передумал и назвал другой:
– Лайон-стрит, 14.
Четверть часа спустя он был на месте. Расплатившись с шофером, он нажал кнопку звонка и спросил мистера Айвора Смита. Когда он вошел в одну из комнат на третьем этаже, человек, сидевший лицом к окну, обернулся и сказал, слегка удивившись:
– Привет, Томми. Вот уж не ожидал тебя увидеть. Сколько времени прошло. Что ты здесь делаешь? Решил проведать старых друзей?
– Если бы это было так, Айвор.
– Ты, наверное, только что вернулся с конференции?
– Да.
– Ничего, кроме обычной болтовни, как я полагаю?
– Совершенно верно. Чистая потеря времени.
– Слушали, верно, без конца этого балаболку Боги Уэддока. Скучища смертная. Он год от года становится все несноснее.
– Что верно, то верно. – Томми сел на стул, взял предложенную сигарету и сказал: – Мне бы хотелось узнать – правда, я сильно сомневаюсь, что будет толк, – нет ли у тебя отрицательных данных на мистера Экклза из адвокатской фирмы «Партингдейл, Гаррис, Локридж и Партингдейл».
– Интересно... Очень, очень интересно, – сказал человек по имени Айвор. Он вздернул брови. Это были очень удобные брови для такой цели. Те концы, которые были возле носа, поднялись вверх, в то время как противоположные невероятно низко опустились. У него сразу сделалось трагическое выражение лица, как у человека, потрясенного горем, однако такова была особенность его мимики. – А что, тебе пришлось иметь с ним дело?
– Беда в том, – сказал Томми, – что я решительно ничего о нем не знаю.
– Хм-м... А почему ты пришел ко мне?
– Потому что увидел на улице Эндерсона. Я очень давно его не встречал, но сразу же узнал. Он за кем-то следил. Кто бы ни был этот человек, он вышел из здания, в котором я только что побывал. Там находятся две юридические фирмы и одна бухгалтерская. Разумеется, этот человек может служить в любой из этих фирм, однако мне показалось, что он похож на мистера Экклза. И мне подумалось: а вдруг случайно Эндерсон интересуется именно мистером Экклзом?
– Хм-м, Томми, – хмыкнул Айвор Смит. – Ты всегда был отличным отгадчиком.
– Кто же такой этот мистер Экклз?
– Так ты не знаешь? И не догадываешься?
– Не имею ни малейшего понятия, – признался Томми. – Коротко говоря, я обратился к нему, чтобы разузнать об одной старушке, которая жила в доме для престарелых и недавно оттуда съехала. Стряпчим, который занимался устройством ее дел, и был этот мистер Экклз. Он все проделал наилучшим образом, соблюдая соответствующий декорум. Я попросил его дать мне ее нынешний адрес. Он ответил, что у него его нет. Вполне возможно, что это именно так... но у меня возникли сомнения. Только он может мне помочь ее отыскать. Он – единственный ключ.
– А тебе так необходимо ее найти?
– Да.
– Не думаю, что смогу тебе чем-нибудь помочь. Экклз – весьма уважаемый и знающий юрист, он зарабатывает большие деньги, у него в высшей степени респектабельная клиентура – земельная аристократия, врачи и юристы, отставные генералы и адмиралы и всякое такое прочее. Судя по тому делу, о котором ты говоришь, я не сомневаюсь, что он действовал строго в рамках закона.
– Но ты же... вы им интересуетесь, – возразил Томми.
– Да, нас интересует мистер Джеймс Экклз. – Айвор Смит вздохнул. – Мы интересуемся им последние шесть лет. И пока еще не сдвинулись с места.
– Занятно, – присвистнул Томми. – Еще раз спрашиваю: что собой представляет этот мистер Экклз?
– Ты хочешь спросить, в чем мы его подозреваем? Если выразить одной фразой, то мы подозреваем, что этот человек обладает первоклассными мозгами и занимается организацией преступной деятельности в стране.
– Преступной деятельности? – с удивлением переспросил Томми.
– Ну, конечно, он не рыцарь плаща и кинжала. И речь идет не о шпионаже или контршпионаже, а просто об обыкновенных преступлениях. Этот человек, насколько нам удалось установить, сам не совершал ни одного противозаконного поступка. Он ничего не украл, не подделывал документов, не занимался никакими махинациями с капиталами – у нас нет против него никаких улик. Но если происходит какое-нибудь организованное ограбление, то где-то на заднем плане непременно маячит этот мистер Экклз, человек безупречной репутации.
– Шесть лет, – задумчиво проговорил Томми.
– Возможно, даже дольше. Потребовалось немного времени, чтобы обозначилась определенная схема. Ограбление банка, крупная кража драгоценностей – все то, что связано с большими деньгами. Невольно возникала мысль, что за всеми этими преступлениями стоит один и тот же человек, что план родился в одной и той же голове. Те, кто на самом деле совершил эти преступления, никогда бы ни до чего подобного не додумались. Они делали то, что им велели, то, что было приказано. Им самим ни о чем не приходилось думать. Думал за них кто-то другой.
– Что же заставило вас остановиться на Экклзе?
Айвор Смит задумчиво покачал головой:
– Было бы слишком долго рассказывать. У этого человека масса друзей и еще больше знакомых. Люди, с которыми он играет в гольф, люди, что чинят его машину, биржевые маклеры, которые на него работают. Существует несколько компаний с безупречной репутацией, в которых у него есть свой интерес. Схема делается все более четкой, однако его роль не проясняется, разве что в определенных случаях отмечалось его демонстративное отсутствие. Отлично спланированное крупное ограбление банка (следует отметить, что в расходах преступники не стеснялись), где были предусмотрены все возможности отхода и надежного сокрытия денег. А где же в это время находится мистер Экклз? В Монте-Карло, или в Цюрихе, или даже в Норвегии, ловит лосося. Вы можете быть уверенным в том, что он и близко не подойдет к месту преступления – ближе чем в сотне миль его нечего и искать.
– И тем не менее вы его подозреваете?
– О, конечно. У меня, например, нет ни малейшего сомнения. Но я не знаю, поймаем мы его в конце концов или нет. Ни человек, который проник в банк, проделав под ним подкоп, ни тот, кто отключил ночного сторожа, ударив его по голове, ни кассир, который участвовал в деле с самого начала, ни управляющий банком, который сообщил нужную информацию, – никто из них не видел Экклза и даже не слышал о нем. Выстраивается длинная цепочка, и каждому известно только соседнее звено, и больше ничего.
– Старая добрая теория центрального звена?
– Более или менее, однако есть и кое-что оригинальное. Когда-нибудь мы получим свой шанс. Кто-нибудь, кому не положено знать ничего, все-таки что-нибудь да узнает. Какая-нибудь глупость, мелочь, которая, как это ни странно, может сослужить службу и дать, наконец, так необходимые нам улики.
– Он женат? У него есть семья?
– Нет, это было бы слишком рискованно. Он живет один, у него экономка, садовник и шофер-камердинер. У него бывают гости, хотя и не часто, и я могу поклясться, что все они самые почтенные и добропорядочные люди.
– И никто неожиданно не разбогател?
– Очень хороший вопрос. Ты попал в самую точку, Томас. Большие деньги непременно должны проявиться. Кто-то должен разбогатеть, это не может пройти незамеченным. Однако и это продумано и предусмотрено. Крупный выигрыш на скачках, удачное вложение капитала в акции – все вполне естественно и объяснимо, просто везение или обычная законная сделка. Помимо этого, крупные суммы денег хранятся в банках за границей, в самых разных странах. В общем и целом это огромный, просто колоссальный валютный концерн, где деньги постоянно работают, перемещаясь с места на место.
– Ну что же, – сказал Томми, – желаю вам удачи. Надеюсь, вы поймаете наконец этого человека.
– Ты знаешь, я думаю, что мы действительно его поймаем рано или поздно. Мы все надеемся, что нам удастся найти его слабое место.
– Каким же это образом?
– Его слабое место – это страх, – пояснил Айвор. – Нужно заставить его почувствовать опасность. Пусть он испугается, испытает тревогу. Если внушить человеку тревогу, он может совершить какой-нибудь опрометчивый поступок, какую-нибудь глупость. Сделать ошибку. Именно на этом можно подловить преступника. Возьмите самого умного человека, который блестяще рассчитывает все наперед, никогда не сделает ложного шага. Заставьте его встревожиться, и он тут же сделает ошибку. По крайней мере, я на это надеюсь. Ну а теперь рассказывай свою историю. Возможно, ты знаешь что-то, что может нас заинтересовать.
– Боюсь, что в моей истории нет ничего криминального – так, пустячное дело.
– Ну все равно, рассказывай.
Томми рассказал, даже не стараясь особенно извиняться по поводу тривиальности своего дела. Он знал, что Айвору несвойственно презирать тривиальные обстоятельства. И он действительно сразу взял быка за рога, заговорив о главном обстоятельстве, которое и привело к нему Томми.
– Значит, ты говоришь, что твоя жена не приехала домой, она исчезла?
– На нее это совсем не похоже.
– Это серьезно.
– Для меня очень даже серьезно.
– Могу себе представить. Я только раз встречался с твоей женой. Весьма проницательная и энергичная особа.
– Если она хочет до чего-то докопаться, она становится похожей на терьера, который идет по следу, – сказал Томас.
– Ты обращался в полицию?
– Нет.
– Почему?
– Ну, во-первых, я не могу себе представить, что с ней случилось что-нибудь скверное. Таппенс всегда умудряется вывернуться. Просто она стремится поймать сразу всех зайцев, сколько бы их ни было. У нее, возможно, не было времени, чтобы позвонить или вообще дать нам знать.
– М-м-м... Не нравится мне это. Она ведь разыскивала какой-то дом, верно? Это может оказаться интересным, поскольку в числе прочих дел, которые пока что ничего нам не дали, мы занимаемся агентами по недвижимости, следим за ними.
– Агенты по недвижимости? – удивился Томми.
– Да. Мелкие агенты, которые занимаются куплей-продажей домов в провинциальных городах в различных частях Англии, однако не слишком далеко от Лондона. Фирма мистера Экклза часто ведет дела этих агентов, а также их клиентов. Иногда она выступает поверенным продавца, иногда – покупателя, используя многочисленные агентства в работе с клиентами. Мы порой не можем понять, зачем он это делает. Подобные сделки особой выгоды не приносят.
– И ты думаешь, что это неспроста и наводит на кое-какие мысли?
– Ты, наверное, помнишь крупное ограбление Лондонского Южного банка? Оно случилось несколько лет назад, и там фигурировал некий дом – уединенный дом в сельской местности. В этом доме и встречались грабители. Туда они привозили добычу, а потом прятали в потаенных местах. В округе пошли разговоры, соседи гадали, что это за люди, которые появляются и исчезают в самое неподходящее время. Вдруг среди ночи приезжает несколько автомобилей, а потом сразу же уезжает. В провинции люди весьма интересуются тем, что происходит у соседей. Полиция, разумеется, устроила облаву, деньги были частично обнаружены, и арестованы три человека, один из которых был полиции хорошо известен.
– И это не помогло найти главного?
– Нет, не помогло. Арестованные молчали, у них были хорошие адвокаты, и вообще, они чувствовали себя защищенными. Пойманные преступники получили большие сроки, однако в течение года или полутора все оказались на свободе. Все было проделано очень ловко.
– Я, кажется, помню, читал об этом в газетах. Один человек исчез из здания уголовного суда, куда его привезли под охраной двух тюремщиков.
– Совершенно верно. Побег был умело организован, и денег на него не пожалели. Однако мы считаем, что преступники поняли: они совершают ошибку, используя один и тот же дом слишком долгое время и вызывая тем самым любопытство соседей. Кто-то из преступников, очевидно, решил, что разумнее нанять несколько домов и поселить в них своих людей. Так и было сделано, появилось по меньшей мере тридцать домов в разных концах страны. Приезжают люди, снимают дом – муж с женой или мать с дочерью, вдова, отставной офицер с женой. Тихие, спокойные люди. Они слегка ремонтируют дом, для чего призывают местного строителя или выписывают декоратора из Лондона, а потом через год или полтора у них меняются обстоятельства и они уезжают на постоянное жительство за границу. Примерно такая схема. Все естественно и прилично. В то время как они там живут, дом используется для целей довольно-таки неожиданных! Однако никто ничего не подозревает. К ним приезжают друзья, но не слишком часто. Так, время от времени. Однажды вечером происходит торжество – празднуется какой-нибудь юбилей стариков хозяев или чье-нибудь совершеннолетие. Приезжает и уезжает масса машин. В течение полугода совершается пять крупных ограблений, и каждый раз добыча исчезает, ее прячут не в одном доме, а в пяти разных домах в различных частях страны. Пока это только предположение, мой дорогой Томми, однако мы его разрабатываем. Предположим, твоя старушка выпустила из рук картину, на которой изображен дом, а это не просто дом, а дом совершенно определенный. И предположим, твоя супруга узнала этот дом и помчалась расследовать. И предположим, кому-то не хочется, чтобы этим домом стали интересоваться. Все может сложиться в одну общую картину.
– Ну, это, по-моему, притянуто за уши.
– Да, согласен. Но мы живем в такое время, когда случаются просто невероятные вещи. А в нашем деле – тем более.
II
Томми устало вылез из четвертого за день такси и огляделся, пытаясь определить, что это за район. Такси остановилось возле крошечного cul-de-sac, который уютно прислонился к протуберанцам Хэмпстед-Хит. Этот cul-de-sac, по-видимому, облюбовали в качестве места жительства художники. Каждый дом разительно отличался от соседнего. Нужный ему дом, судя по его виду, состоял из огромной студии со стеклянной крышей, к которой, наподобие флюса, прилепились с одной стороны три комнатки. Лестница, выкрашенная в ярко-зеленый цвет, вела к внешней стороне дома. Томми открыл калитку, прошел по дорожке и, не видя звонка, воспользовался висевшим у двери молотком. Не получив никакого ответа, он снова стал стучать, на этот раз немного погромче.
Дверь открылась настолько неожиданно, что он чуть не упал. На пороге стояла женщина. При взгляде на нее Томми показалось, что это самая непривлекательная женщина из всех, которых ему приходилось встречать в своей жизни. У нее было широкое, похожее на блин лицо, огромные глаза, причем разного цвета – один зеленый, а другой карий; высокий лоб, а над ним – шапка непокорных волос, напоминающих заросли кустарника. Женщина была одета в красновато-фиолетовый рабочий халат, перепачканный глиной, и Томми сразу бросилось в глаза, что ее рука, придерживающая дверь, удивительно красивой формы.
– О, – сказала она. Голос у нее был глубокий и очень приятный. – В чем дело? Я занята.
– Миссис Боскоуэн?
– Да. Что вам нужно?
– Моя фамилия Бересфорд. Не могли бы вы уделить мне несколько минут? Я хотел бы с вами поговорить.
– Право, не знаю. А это так необходимо? О чем вы хотите говорить? Наверное, о какой-нибудь картине? – Она окинула его подозрительным взглядом.
– Да, мое дело связано с одной из картин вашего мужа.
– Вы хотите ее продать? У меня достаточно его картин, и я не хочу ничего покупать. Отнесите ее в какую-нибудь картинную галерею. Его картины начинают покупать. По вашему виду не похоже, чтобы вам необходимо было продавать картины.
– О нет, я не собираюсь ничего продавать.
Томми испытывал необъяснимое затруднение, разговаривая с этой женщиной. Ее глаза, несмотря на разный цвет, были очень красивы. Они смотрели прямо через его плечо на улицу с выражением живейшего интереса к тому, что происходило где-то там, вдали.
– Пожалуйста, – сказал Томми, – позвольте мне войти. Мне довольно трудно объяснить цель моего визита.
– Если вы художник, я с вами разговаривать не буду, – заявила миссис Боскоуэн. – Все художники нынче такие скучные.
– Я не художник.
– Да, конечно, вы и не похожи на художника. – Она осмотрела его с головы до ног. – Вы больше похожи на чиновника, – констатировала она с неодобрением.
– Можно мне войти, миссис Боскоуэн?
– Не уверена. Подождите.
Она довольно резко захлопнула дверь. Томми ждал. Прошло минуты четыре, и дверь снова отворилась.
– Ну ладно, – сказала она. – Можете войти.
Она провела его по коридору к узкой лестнице, которая вела в студию. В углу стояла фигура, рядом лежали различные инструменты – молотки, резцы и стамески. И еще комок глины. Вся студия выглядела так, словно ее только что громила толпа хулиганов.
Читать бесплатно другие книги:
