Небо над Дарджилингом Фосселер Николь
– Ты останешься?
Ян затряс головой и бросил окурок в камин.
– Нет, у меня другие планы.
Юноша поднялся и направился к столу, на котором были разбросаны бумаги. Мохан приблизился, опасливо заглядывая ему через плечо.
– Вот здесь… – сказал Ян, разворачивая карту Восточных Гималаев. Возле города Дарджилинг, чуть пониже горной цепи, была отмечена точка, к которой он приложил палец. – Я давно хочу купить эту землю. Я уже интересовался ею раньше, но тогда европейцам не продавали участки под Дарджилингом. С тех пор законы изменились. Теперь индусам запрещено владеть наделами в этой части Гималаев. И тогда Раджив Чанд забрал свое прошение, и в переговоры с властями вступил Ян Невилл. – Юноша насмешливо сощурился, скосив глаза на Мохана. – Забавно, правда?
«Раджив-Хамелеон», – пронеслось в голове у принца. Он взглянул на масштаб карты, оценивая размеры будущих владений.
– И что ты будешь делать с такими угодьями?
– Я намерен разбить там чайную плантацию, – ответил Ян, с нежностью, как показалось Мохану, касаясь отмеченной на карте точки. – И это будет лучший чай в мире. – Он улыбнулся, должно быть, заметив удивленный взгляд Мохана. – Я не забыл, чему учил меня Тяньцзин.
И это было то, о чем Ян думал последние несколько лет, со спокойствием и отрешенностью сидху ожидая подходящего часа. Мохан понял, что этот план Ян уже разработал до мельчайших деталей, ничего не оставив на волю случая. Принц кивнул подбородком в сторону карты.
– И… у тебя уже есть название?
– Землевладение уже зарегистрировано как Шикхара, – ответил Ян и, понизив голос, добавил: – Оттуда видно Канченджангу… – В его глазах мелькнуло ностальгическое выражение.
Шикхара… Мохан повторил про себя это слово. Это значит «вершина», потому что оттуда можно видеть священную гору Шивы, и еще «храм», вероятно, в честь тех каменных шатров, которыми Ян с детства любовался в долине Кангра, и еще так называется архитектурный стиль, в первую очередь храмов, посвященных Шиве. И еще это название созвучно имени его матери Ситары. Но само происхождение этого слова связано с корнем шикар – охотник. «За кем же он охотится?» – промелькнуло в голове Мохана. Но вслух он спросил другое:
– А что будет с Сурья-Махалом?
Юноша свернул карту.
– Завтра я намерен объявить, что на время моего отсутствия управление дворцом передается в руки Джанахары. Она же позаботится, чтобы кто-нибудь убирал секретную часть дворца и «Башню Слез». Эти помещения должны содержаться в порядке, но оставаться закрытыми.
«Башня Слез». Мохан подозревал, что Ян проводит там немало времени. Не в той ли комнате, где пол отполирован ногами его матери, обдумывал он свои планы? Из окна наверху далеко видно.
Джанахара в качестве заместителя – хороший выбор. Она энергичная и умная и переселилась в Сурья-Махал год назад как старшая сестра Мохана. Тогда муж Джанахары умер после тяжелой болезни и дети принуждали ее совершить обряд сати. Мохан тотчас организовал побег, чтобы вырвать сестру из рук раджпутов. Только сейчас Мохан понял, почему раджа, обычно строго придерживавшийся индуистских обычаев, позволил ему это сделать: он уже тогда знал, что Ян станет следующим правителем Сурья-Махала, и поэтому уважал решения его дяди и покровителя, даже если они шли вразрез с его собственными убеждениями.
– И когда ты намерен туда отправиться?
– Как только соберусь. Дня через два-три.
– С удовольствием возьмусь тебя сопровождать. – Мохан выжидательно посмотрел на Яна.
Тот чуть заметно кивнул и улыбнулся.
– Я знал, что ты это скажешь. – Лицо юноши снова стало серьезным. Он вздохнул, прошелся по комнате, остановился, как будто ему стоило большого труда выдавить из себя следующую фразу. Наконец Ян посмотрел на дядю, решительно и в то же время смущенно. – И еще одна просьба, Мохан, – чуть слышно добавил он. – Помоги мне найти Уинстона.
21
Наступило тяжелое время. Ян купил девственную землю, поросшую тысячелетними джунглями и населенную дикими зверями, которые тоже считали ее своей. Не раз на отставшем от коллектива рабочем разгневанный тигр вымещал злобу на незваных гостей.
Столетние деревья рубили под корень и увозили прочь на лошадях-тяжеловозах. Джунгли выкорчевывали, почву расчищали и распахивали. Это была тяжелая и опасная работа, но Ян не выглядел таким счастливым с тех самых пор, как раджпуты выгнали их из Кангры. Он трудился бок о бок с лесорубами, с нескрываемым удовольствием наблюдая, как его мечта на глазах становится реальностью.
Люди шли к нему охотно, потому что он мог позволить себе платить им больше, чем другие. Владельцы соседних участков, также занятые расчисткой земли, сразу невзлюбили Невилла за то, что он уводил у них лучших работников. Мохан лишь морщил нос, подсчитывая суммы, потраченные на закладку плантаций. Он молчал, потому что это были деньги Яна, то самое золото и серебро, что столетиями пылилось в подвалах Сурья-Махала.
И усилия окупились. Раньше, чем рассчитывали, склоны Шикхары превратились в поля с бархатистой бурой почвой. Неподалеку, там, где позже появилась мануфактура, Ян выстроил теплицы, а из Китая стали привозить первые семена. Мохан подозревал, что это делалось не совсем легально, во всяком случае, всадник, прибывший из-за гор с севера с маленькими полотняными мешочками для Яна, оставлял подозрительное впечатление. Семена высыпали в воду. Те, что всплыли на поверхность, были забракованы и выброшены. Остальные, что погрузились на дно, тщательно собрали и стали проращивать в абсолютной темноте, в земле, увлажняемой закопанными мокрыми мешками. Через шесть недель появились первые хрупкие всходы, которые Ян пересадил в тщательно обработанную почву, соорудив защитный навес из соломы и веток.
Вслед за батраками и крестьянами, которых Ян нанимал для работы на плантациях, настала очередь столяров, плотников и каменщиков. Они приступили к постройке большого дома, проект которого Ян набросал еще в Калькутте и который со временем должен был заменить хижину, где пока ютились они с Моханом.
Основным материалом послужил тот самый лес, от которого только что освободили будущие пашни. Ян неоднократно ездил в Калькутту присматривать или заказывать мебель и строительные материалы. Все это, наряду с грузами из Сурья-Махала и Джайпура, доставлялось в Шикхару.
Прошло два года, прежде чем появился дом, каким его представлял Ян, вместе с садом, конюшней и загоном для лошадей, которых он вывез из Сурья-Махала. За это время посеянные в теплицах семена превратились в крепкие кустарники около ярда высотой. Их высадили на поля, полторы тысячи штук на один акр. Другой работы, кроме как наблюдать, как приживаются на земле Шикхары китайские растения, на ближайшие три года не предвиделось. Поэтому у Мохана с Яном появилась возможность заняться поисками Уинстона Невилла.
Это оказалось делом нелегким и кропотливым. Приходилось разыскивать свидетелей, видевших Уинстона в тот день в Дели, просматривать бумаги, в которых могло всплыть его имя – списки погибших, раненых, пропавших без вести во время мятежа. В основном этим занимался Мохан, который ездил в Дели и Джайпур, где привлек к поискам Аджита Джай Чанда. Через некоторое время на Мохана и Аджита уже работало множество людей, которые шпионили, расспрашивали, подслушивали и изучали документы, в том числе и секретные. Нити расследования потянулись в Англию, и отовсюду информация, зачастую весьма окольными путями, стекалась в Шикхару.
А там вечерами Ян с Моханом тщательно перечитывали поступающие отчеты и письма, корпели над картами городов. Иногда впадали в отчаяние и начинали сомневаться в надежности своих информаторов. Однако, опровергая и создавая одну теорию за другой, не сдавались. Далеко не все события тех дней десятилетней давности нашли отражение в документах. С учетом большой протяженности страны с тем же успехом можно было бы искать иголку в стоге сена. В случае же, если Уинстон Невилл навсегда покинул Индию, у них не оставалось никаких шансов.
Одно удалось выяснить достаточно быстро: Уинстон Невилл, родившийся, согласно записи в церковной книге, в городе Бертон Флеминг, в Йоркшире, 30 апреля 1817 года, третий сын Джорджа Невилла, эсквайра, и Исабель Невилл, урожденной Симмс, в конце 1844 года был объявлен пропавшим без вести, а еще через год – умершим. «Принявший достойную смерть на службе отечеству и короне» – так значилось в бумагах Ост-Индской компании. И для родителей Уинстона Невилла, у которых к тому времени оставался в живых один сын из трех, существовала только эта официальная версия.
Уильям Джеймсон, благополучно переживший мятеж в своем ботаническом саду и к тому времени отец большого семейства, также ничего не знал об Уинстоне Невилле. Даже его, человека, которому они были обязаны несколькими годами счастливой жизни в Кангре, Мохан Тайид был вынужден расспрашивать через подставных лиц. Принца это смущало, однако он понимал, что разумнее всего вести расследование втайне.
Долгие месяцы поиска не давали никаких результатов. Потом появился некто, видевший высокого белокурого англичанина, бегло говорившего на хиндустани. Но этот едва наметившийся след быстро оборвался. Затем всплыл еще один свидетель, но и его показания вели в никуда. Однако факт к факту, штришок к штришку доказательства собирались, предположения строились. Наконец Мохану с Яном удалось сложить из разрозненных деталей более-менее целостную картинку, даже если отдельные ее фрагменты по-прежнему отсутствовали.
Итак, дорога, на которую ступил Уинстон Невилл в тот день, 12 мая, понемногу вырисовывалась перед ними, пусть даже в самых общих очертаниях. Во всяком случае, стало ясно, что она привела его на сторону повстанцев, в Красный форт, где англичанин присягнул на верность шаху Бахадуру. Среди индусов он получил известность под именем Кала-Нанди, Черный Бык, в честь ездового животного бога Шивы. Он быстро снискал уважение сипаев благодаря хладнокровию, с которым он расправлялся со своими бывшими соотечественниками, и стал одним из их командиров. В последний раз Кала-Нанди видели вместе с Нана-Сахибом, правителем Бхитура, якобы сыгравшим не последнюю роль в массовых убийствах белых в Канпуре, на востоке страны, в июне и июле 1857 года. Потом он исчез, а несколькими месяцами спустя полковник Генри Клайдон получил приказ выследить предателя. И с тех самых пор каждый шаг Кала-Нанди тщательно фиксировался в секретных донесениях. Мохану Тайиду и Яну приходилось давать крупные взятки, чтобы добывать не подлежащую разглашению информацию. Кроме того, отныне их работа была связана с большим риском. Однако ни у того, ни у другого и мысли не возникло прервать ее.
Почти год понадобился Генри Клайдону, чтобы выследить Кала-Нанди. Наконец на равнине Раджпутаны, меньше чем в сотне миль от Сурья-Махала, он угодил в ловушку. Никакие «допросы с пристрастием» не помогли установлению его английского имени. Он настаивал на том, что зовется не иначе как Кала-Нанди. При этом подследственный «добровольно и не без омерзительной гордости», как сообщал протокол, «признался в совершении всех инкриминируемых ему злодеяний», которыми он якобы мстил за уничтоженную англичанами семью. Приговоренный на месте, по законам военного времени, как «мятежник, предатель и убийца», он был повешен на фиговом дереве и погребен там же, в песках Раджпутаны, 27 октября 1858 года.
«Приговор приведен в исполнение», – механически перечитал Мохан последнюю строчку и, опустив многословный документ, уставился в камин. Ему потребовалось несколько минут, чтобы осознать, что случилось, и тогда он чуть не расхохотался. Уинстон Невилл, который, будучи солдатом Ост-Индской компании, ни разу не поднял руку на человека и был потрясен убийством двух раджпутов в Дели, превратился в кровожадного мстителя, на чьей совести жизни десятков, если не сотен соотечественников.
«Быть может, когда-нибудь он стал бы великим воином», – говорил об Уинстоне раджа. И он оказался прав. Пришло время, и Невилл показал доблесть в собственной войне, которую вел против своего народа. Более того, очевидно, Кала-Нанди искал спасения в Сурья-Махале. Еще немного – и он был бы в безопасности. Последняя мысль особенно удручала Мохана Тайида.
Принц перевел взгляд на Яна, который тоже неподвижно смотрел в огонь.
– По крайней мере теперь у нас есть основания полагать, что он искал тебя, – осторожно заметил Мохан, чтобы хоть как-то утешить племянника.
Однако его попытка выглядела жалкой. Ян не реагировал. Тогда Мохан Тайид тоже уставился в камин, и они долго просидели так в тишине, нарушаемой лишь шелестом дождя за окнами да потрескиванием хвороста в огне.
– Они заплатят за это.
Мохан повернул голову. Руки Яна по-прежнему лежали на подлокотниках кресла, однако теперь были сжаты в кулаки.
– Каждый из них, – чуть слышно добавил Ян.
Когда же Ян повернул к Мохану свое лицо, тот испугался не на шутку. Бледное и спокойное, оно было исполнено нечеловеческой ненависти. А отсвет пламени в глазах придавал ему нечто демоническое.
– Я буду охотиться за ними, как они за моим отцом. Я буду выслеживать их, каждого поодиночке.
– Ты сумасшедший… – вырвалось у Мохана.
– Нет, дядя. – Ян поднялся, взял с каминной полки портсигар и, закурив, выпустил в сторону камина струйку дыма. – Я всего лишь делаю то, чему меня учили Аджит и раджа. И ты мне поможешь, если только ты настоящий раджпут.
Мохан бросил взгляд на исписанный листок, который все еще держал в руках. Ефрейторы Томас Криппс, Ричард Дикон, Эдвард Фокс, Роберт Франклин, Джеймс Холден. Лейтенанты Тобиас Бингхэм, Самюэл Гринвуд, Лесли Мэлори. Полковник Генри Клайдон… Девять человек. Вероятно, отцы семейств.
– Что ты намерен делать? Вызовешь каждого на дуэль или убьешь исподтишка?
Ян прислонился к камину и посмотрел на Мохана сквозь облако табачного дыма.
– Нет, – ответил он. – У каждого человека есть слабое место. Мне остается только нащупать его и в нужный момент нанести удар.
– Но на это могут уйти годы!
Ян замолчал, глядя в темное пространство комнаты.
– Мне все равно, – ответил он, делая очередную затяжку. – Я еще помню стих, который Аджит когда-то заставил меня выучить наизусть: «Не оставляй мыслей о мести, пока не исполнишь ее. Высоко прыгают на раскаленной сковороде зерна нута, но они не пробивают железа». Мне сразу запала в сердце эта мудрость, как будто я уже тогда знал, что она пригодится мне в жизни. – Он бросил окурок в огонь и пристально посмотрел на Мохана. – Итак, дядя, или ты идешь со мной, или отныне наши пути расходятся.
«Шикхара, – вспомнил Мохан. – Так вот за кем нам предстоит охотиться». От этой догадки его прошиб холодный пот.
Весь следующий день, несмотря на проливной дождь, они провели в горах. И когда Ян у лингама бога Шивы делал на руке надрезы и клялся своей кровью, наполовину английской, наполовину индийской, что не будет знать покоя, пока не отомстит за позорную смерть отца, Мохан впервые понял, что имеют в виду христиане, когда говорят о человеке, продавшем душу дьяволу.
22
Времена года сменяли друг друга, и с каждым новым сезоном на кустах прибавлялось зеленых веточек. Их подрезали, они отрастали вновь, пока не развились в характерные раскидистые кроны, распространяющие чайный аромат. И все это время в голове Яна зрели планы уничтожения убийц отца. Три года прошло от первой обрезки до первого урожая. Столько же понадобилось Яну Невиллу, чтобы одного за другим, кого в Индии, кого в Англии, выследить людей полковника Генри Клайдона. За это время Ян успел выявить слабое место каждого, разработать для каждого отдельный план и нанести удар. При этом Невилл не торопился. Он все рассчитал и хладнокровно выжидал подходящий момент для каждого из девяти. Каждую жертву он окружил множеством хорошо оплачиваемых агентов и умело расставлял ловушки. Когда того требовала ситуация, он становился то англичанином, то индусом, меняя обличья с той же легкостью, что и свои многочисленные костюмы.
Первым был Джеймс Холден. Ян отыскал его в сентябре 1873 года в одном из наркопритонов Бомбея. Мужчины сразу нашли общий язык и провели приятный вечер, во время которого Холден задремал на шелковых подушках. Он так и не проснулся, как видно, не рассчитав дозы.
Томас Криппс повесился, после того как проиграл все свое состояние в незаконной карточной игре. Его деньги отошли к незнакомцу, имени которого так и не смогли потом вспомнить завсегдатаи салона.
Та же участь постигла Лесли Мэллори, который за пристрастие к алкоголю был с позором изгнан из армии и потерял семью.
Эмма Франклин изменяла мужу, о чем последнего каждый раз информировал так и не объявившийся впоследствии анонимный доброжелатель. Когда доказательства стали неоспоримы, ревнивый от природы Роберт Франклин застрелил рыжеволосую красавицу жену из табельного оружия, а потом пустил себе пулю в лоб.
Тобиас Бингхэм стал слышать голоса и был помещен родными в психиатрическую лечебницу. Врачи не оставили ему никакой надежды на выздоровление.
Несколько сахибов повздорили в притоне на калькуттском базаре. Известный своей вспыльчивостью Самюэль Гринвуд схватился за пистолет и застрелил трех девушек и вдобавок своего начальника, за что и был приговорен к смерти.
Участие в дуэли – вот единственное, что инкриминировалось Яну Невиллу. Но множество свидетелей подтвердило, что своим неподобающим поведением Эдвард Фокс просто вынудил его принять вызов. Не скрывая сочувствия к обвиняемому, судьи приговорили его к денежному штрафу.
Оставался сэр Генри Клайдон, полковник, к тому времени в отставке, проживавший с семьей в своем имении в Корнуолле. Он и еще один ефрейтор, принимавший самое активное участие в допросе Кала-Нанди. Но этот человек, судя по всему, умел заметать следы не хуже Яна.
В момент нанесения решающего удара Невилл всегда старался быть рядом с жертвой, пусть даже не выступая на передний план действия. Ему доставляло радость, если развязка получалась более драматичной, чем он задумывал изначально. Ян прекрасно понимал, что затеянная им игра может привести его к гибели, однако сознательно шел на как будто ненужный риск. Его месть напоминала танец на вулкане, от которого Ян испытывал немалое удовольствие.
Тяньцзин оказался великим учителем. И в Калькутте, и в Лондоне чай из Шикхары пользовался большим спросом. Оптовики с улицы Майнсинг-Лейн дорого давали за содержимое невзрачных деревянных ящиков. После дома в Шикхаре Ян выстроил особняки в Калькутте и в Лондоне, на Гросвенор-сквер. Потом завел собственный выезд, купил железнодорожный вагон, наконец, на лондонской верфи началась закладка «Калики».
У Мохана Тайида кружилась голова от темпов, которые взял его племянник после первого урожая 1873 года. Ян перемещался из Шикхары в Калькутту, оттуда – в Сурья-Махал, а из Сурья-Махала – в Джайпур и Лондон и обратно в Индию. Он с легкостью менял города, страны и континенты, используя все технические достижения своего времени: пароходы, телеграф и железную дорогу. И куда бы он ни направлялся, за ним тенью следовал Мохан Тайид.
Репутация состоятельного чайного барона, яркая внешность, врожденный вкус и обаяние быстро распахнули перед Яном двери высшего света, обычно с таким скрипом открывающиеся перед безродными выскочками. Он без видимых усилий завоевывал женщин, предпочитая, однако, романы с замужними дамами аристократических лондонских кругов. Эти не меньше него были заинтересованы, чтобы их романы оставались в тайне, а потому Невиллу не стоило труда развязаться с ними в любое удобное для него время и без нежелательных последствий. Он был искусный лицемер, и они охотно позволяли себя обманывать, ослепленные его манерами, костюмами, богатством. Нет власти более прочной, чем та, которую дают деньги, и Ян Невилл прекрасно понимал это.
– Ах, София, вот и ты! – Звучный голос сэра Генри пробился сквозь говор толпы и приглушенную музыку струнного оркестра. – Позвольте представить – моя супруга леди София. Вообрази себе, дорогая. – Сэр Генри похлопал по плечу стоявшего рядом с ним молодого человека. – Это тот самый мистер Невилл из Дарджилинга, чей чай я нахожу бесподобным. Мы с ним как раз говорили об Индии. О старой доброй Индии времен лорда Каннинга, разумеется.
– Очень рада. – Леди София протянула обтянутую шелковой перчаткой правую руку.
– Для меня это большая честь, миледи…
Мягкий бас мистера Невилла напомнил леди Софии о пурпурном бархате, который она заказала сегодня на Сэвил-Роу, а когда темные усы пощекотали ее запястье сквозь ткань перчатки, по спине у леди Софии пробежала дрожь.
И пока шел обмен любезностями и вежливыми вопросами о здоровье, пока Ян Невилл передавал свои впечатления о гостеприимном Лондоне, она внимательно вглядывалась в этого странного молодого человека. Плантатор? Нет, безусловно, джентльмен, для которого возделывание чая – хобби, пусть и позволившее ему существенно приумножить состояние. В любом случае, решила леди София, этот нувориш стоит того, чтобы познакомиться с ним поближе.
– Мы выезжаем в Лондон всего несколько раз в году, – заметила она, изобразив на лице самую обаятельную из своих улыбок. – У нас в Корнуолле жизнь такая спокойная! Вы бывали в Корнуолле? Нет? О, вы непременно должны увидеть эти места! Кстати, мистер Невилл, вы уже знакомы с моей дочерью Амелией?..
Они долго беседовали и продолжили знакомство на следующем званом вечере. Потом, после того, как леди София навела кое-какие справки среди общих знакомых, договорились о совместной загородной прогулке, на следующий день после которой в особняк на Гросвенор-сквер пришла записка, в которой леди София извещала, что семья Клайдон будет рада видеть мистера Яна Невилла в своем имении Оксли. Спустя некоторое время леди София и сэр Генри получили от индуса, служившего секретарем у мистера Невилла, ответ, в котором тот извещал, что его хозяин с радостью принимает приглашение, и осведомлялся, удобно ли будет Клайдонам принять гостя в начале ноября.
Мохан Тайид вошел в дверь салона гостевого крыла усадьбы «Оксли». Ян Невилл нетерпеливо вскинул голову.
– Ну и?
Индус кивнул.
– Клайдоны – банкроты. Я получил еще несколько подтверждений.
– Отлично. – На лице Невилла мелькнула усмешка. Он встал и быстро направился к секретеру. Через пару минут Мохан Тайид держал в руках сложенную вчетверо записку. – Это надо будет срочно отправить Дженнингсу в Лондон. Курьером. Посмотрим, чем мы сможем помочь нашему дорогому полковнику в его затруднительном финансовом положении. – Невилл подмигнул Мохану.
– Как твои успехи? – поинтересовался индус.
– Превосходно, – ответил Невилл. – Мать с дочкой со дня на день ждут моего предложения. Еще день-два – и они запоют иначе… Мохан! – Индус обернулся, уже держась за дверную ручку. – Будь добр, проследи, чтобы нам подготовили пару лошадей. Мне хотелось бы съездить к скалам. Тучи сейчас расходятся, и вид там, должно быть, изумительный.
Книга третья
Ян
Правда открывается сама собой, стоит только набраться мужества взглянуть на дело при дневном свете.
Ковентри Патмор
1
– Именно в тот ноябрьский день вы и познакомились, – закончил свой рассказ Мохан Тайид.
В комнате повисла мертвая тишина. Даже отдаленные раскаты грома, казалось, на время смолкли, и тяжелые муссонные облака, чья влага делала воздух теплым и тяжелым, остановили свой бег. Некоторое время Мохан смотрел в темноту комнаты, погруженный в свои воспоминания, а потом перевел взгляд на Хелену. Она сидела, обхватив руками колени и уставившись перед собой. История Мохана будто парализовала ее. Хелене было больно, плохо от всех тех страданий, горя и жестокости, о которых поведал ей индус. Она выглядела оглушенной. Мысли, образы, слова вихрем носились у нее в голове. Наконец Хелена подняла голову.
– И зачем вы мне все это рассказали?
– Но кому, как не вам? – Робкая улыбка осветила лицо Мохана и тут же исчезла, как спрятавшийся за тучи месяц. – Вы спрашивали меня как-то… – Мохан прокашлялся, – почему он женился на вас. Тогда я и сам не знал ответа на этот вопрос. Я думал, что им двигал азарт, что вы сумели разбудить в нем охотника. Со временем я понял больше: он хотел с вашей помощью разогнать мучающих его демонов. Я и сам надеялся на это. Однако, как видно, все мы недостаточно сильны, чтобы продолжать этот бой. – Мохан вздохнул. – Но он любит вас, – добавил он, понизив голос. – Это я знаю точно.
Хелена не двигалась.
– Вероятно, этого не всегда достаточно для продолжения отношений.
– Так вы не останетесь?
Хелена ответила не сразу, будто ждала, когда уляжется буря, которую поднял в ее душе рассказ Мохана.
– Нет. – Голос ее дрожал, но это не убавляло ее решимости. – Я должна уехать.
Она посмотрела на Мохана так, словно просила у него прощения, и он понимающе кивнул.
– В таком случае не буду вас задерживать. – Он поднялся. – Я попрошу слугу подготовить двух лошадей. Он вас проводит.
– Нет, – резко возразила Хелена, вскакивая с подушек.
– В таком случае я сам доставлю вас в Дарджилинг.
Хелена отчаянно замотала головой. В ее глазах отразился такой ужас, что Мохан невольно улыбнулся.
– Не беспокойтесь: я вовсе не планирую следить за вами. Я всего лишь хочу защитить вас от непредвиденных встреч в дороге. Он не станет вас искать и преследовать, – печально добавил Мохан. – Для этого он слишком горд.
– Нет… – перебила его Хелена. – Просто мне нужно побыть одной.
Принц удивленно посмотрел на нее и кивнул.
– Я еще вернусь.
Когда шаги Мохана Тайида смолкли в отдалении, Хелена принялась будить Ясмину. Служанка почти не знала языка сахибов, на котором Мохан Тайид без умолку говорил несколько часов, и успела задремать, прислонившись к спинке кровати.
Они заталкивали последние платья в седельную сумку, когда Мохан Тайид снова появился в дверях.
– Вот, на всякий случай. – Он протянул Хелене маленький револьвер.
Она испуганно округлила глаза.
– Вот здесь предохранитель, – показал Мохан. – Прицеливаетесь и нажимаете на спусковой крючок… мне было бы спокойнее, если б вы его взяли.
– Спасибо. – Хелена спрятала револьвер за поясом и обула высокие сапоги.
Мохан протянул ей красную пашминовую шаль с узором «турецкий огурец», о которой она в спешке совсем забыла. Хелена посмотрела на нее, как будто видела впервые, и почувствовала, как к горлу подкатил комок.
– А почему вы сами не отговорите его от этого? – вдруг спросила она.
Мохан понял, что она имеет в виду, и опустил глаза.
– Иногда мы принуждены следовать зову более значительному, чем воля нашего эфемерного «я», – ответил он. – Уинстон был моим братом по крови, а Ян – его сын, следующий путем Шивы, как велит ему традиция кштариев. Быть может, мой отец раджа был прав, когда говорил, что смешанная кровь в его жилах принесет ему гибель. Ян осужден разрываться между двумя мирами. Иногда само его двойное имя я готов растолковать как дурное предзнаменование. – Индус замолчал, словно собираясь с духом. – Собственно, что я могу? Либо следовать за ним, как велит мне Вишну, либо предоставить ему возможность пройти свой путь самостоятельно. И я выбрал то, что посчитал более правильным. – Мохан пристально посмотрел на Хелену. – Вы любите его?
Принц едва прошептал последнюю фразу, но Хелена вздрогнула, как будто на нее закричали. Сверкнула молния, а потом раздался гром. Хелена почувствовала жжение в глазу.
– Теперь не знаю… – ответила она Мохану и дрожащей рукой взяла у него шаль.
Спускаясь по лестнице во двор, Хелена не могла поверить в реальность происходящего. Каждый шаг давался ей с трудом, и в то же время ей хотелось как можно скорее покинуть этот дом. Только вперед, главное – не оглядываться.
Ночной воздух был душным и влажным. У крыльца Хелену поджидал заспанный мальчик-конюх. Шакти, обеспокоенная, что ее вывели в столь необычный час, нервно перебирала копытами. Хелена молча смотрела, как привязывали к седлу ее поклажу, а потом повернулась к принцу.
– Прощайте, Мохан. Спасибо за все.
Он улыбнулся.
– Никогда не прощайтесь. Быть может, мы еще свидимся, если не в этой жизни, так в следующей. – Он сложил перед грудью ладони и поклонился. – Да хранят вас боги, и в первую очередь Вишну. – Мохан сделал паузу и добавил чуть тише: – Без вас здесь будет тоскливо.
Хелене захотелось обнять Мохана Тайида, но она сдержалась из опасения разрыдаться и решительно поставила ногу в стремя.
– Лев… – пробормотала она, растерянно глядя на индуса. – Что случилось со львом и царской дочкой, у которой на лбу была родинка? – Хелена запнулась, удивленная, что ей пришло в голову заговорить об этом в такое время. – В той сказке, что рассказывала Мира Деви?
Мохан покачал головой.
– Я не знаю, – и добавил, хитро улыбаясь: – Но думаю, у них все наладилось, даже если поначалу им пришлось нелегко. В сказках всегда все кончается хорошо.
Хелена посмотрела в темноту, к горлу подступил комок.
– В сказках – да, в жизни – нет, – ответила она и, слабо улыбнувшись, вскочила в седло.
Хелене хотелось сказать на прощание что-нибудь еще, но сил не осталось. Прищелкнув языком, она дала кобыле шпоры, и та радостно потрусила по дорожке.
Хелена чувствовала на себе озабоченный взгляд Мохана и удивленные глаза Ясмины и мальчика-конюха. Там, за ее спиной, уютно светились окна Шикхары. «Никогда не оглядывайся!» – вспомнила она любимое наставление Мохана и стиснула зубы, глядя в темноту перед собой.
Привратник тепло приветствовал ее, распахивая кованые створки. Хелена ответила кивком и дернула поводья. Шакти рванулась и понеслась вперед, к окутанным ночной тьмой холмам.
Вернувшись в дом, Мохан поднялся в спальню Невилла. Он вошел, не постучавшись. Огонь в камине почти погас, в комнате царил полумрак. Проникающий из коридора свет позволял различить темную фигуру Яна возле балконной двери.
– Она ушла. – Мохан закрыл дверь, и комната погрузилась в полную темноту.
Лишь белая рубаха Яна маячила перед глазами Мохана. Спустя некоторое время принц услышал его голос:
– Ты все ей рассказал?
– Да, все. – Мохан перевел дыхание, прежде чем продолжить: – Тебе самому давно пора было сделать это.
– Может быть… – Пятно пришло в движение, и Мохан услышал, как чиркнула спичка. На мгновение пламя осветило бледное лицо Яна, похожее на маску. Невилл затянулся и хрипло добавил: – Но какое это имеет значение теперь?
Мохан Тайид не помнил, когда в последний раз чувствовал себя таким беспомощным. Ян взывал к Шиве, и вот Шива растоптал ногами его казавшееся уже таким близким счастье.
– Я хочу остаться один, – раздался голос Яна со стороны окна. – Удали и прислугу. Я никого не хочу видеть в доме.
Мохан Тайид молча вышел из комнаты. Некоторое время он, как оглушенный, глядел с галереи в прихожую, казавшуюся темной, несмотря на ночное освещение. «Помоги нам, Вишну, – просил принц. – Не дай всем нашим усилиям пойти прахом».
2
Было темно, до рассвета оставалось довольно долго. Небо застилала плотная пелена облаков, но Шакти хорошо знала дорогу. Лишь негромкое ржание и стук копыт нарушали нависшую над равниной тишину. Даже степные звери смолкли в ожидании близящегося муссонного ливня. То там, то здесь вспыхивали разноцветные молнии, на секунду озаряя насупленное небо. Хелена с наслаждением вдыхала запах травы и влажной земли. Ветер трепал ей волосы и шелестел листвой и сухими ветками. Хелена оставила за спиной все, что так мучило ее последнее время, и сейчас упивалась собственной свободой. В голове было пусто, но сердце билось тяжело, глухо стучало о ребра, и каждый шаг Шакти отзывался в нем легким уколом.
А потом, словно налетевшие со стороны Гималаев тучи, в голову хлынули картины и звуки из прошлого. Хелена прибавила темп, стараясь избавиться от них, но воспоминания не оставляли ее, смешавшись в головокружительном вихре.
«Он любит вас… Любите его, это единственное, что может его спасти и чего он поэтому боится…» Хелена вспомнила руки Яна на своей пылающей коже, его поцелуи и бешеное желание, охватившее ее еще несколько часов назад, когда Хелене казалось, что она погибает, что ее затягивает в адскую пропасть. В ушах раздавался шепот Невилла: «Ты моя, моя…» Раджив-Хамелеон. Раджив-бастард. Убийца и сын убийцы, приговоренного за измену к повешению. Она вспомнила их свадьбу в Сурья-Махале. Он выглядел как один из них. Хелена расхохоталась. Он и есть один из них! Она вспомнила пощечину, которую он закатил ей в Лондоне. За то, что, сама того не ведая, она ударила в больное место. Ян и Раджив – два лика одной разорванной души. Она вспомнила шрамы на его теле. Это старый раджа, принесший собственных детей в жертву родовой чести, отравил сердце внука ненавистью. Это он влил в него яд мести, продал его душу дьяволу. «Любите его, бетии…» «Вы любите его? – Теперь не знаю!»
Хелена зарыдала, горько, отчаянно, озлобленно. Но ни одна слезинка не выкатилась из ее глаз, а раскат грома заглушил ее всхлипывания и причитания. Хелена тряхнула головой. Вперед, только вперед…
Ветки хлестали Хелену по лицу, но она не замечала их, словно сам черт наступал ей на пятки. Она мчалась без оглядки, как когда-то Уинстон с Ситарой. Должно быть, смутное воспоминание о том бегстве еще жило в смешанной крови Яна Невилла. Хелена была охвачена тем же ужасом, что и они, однако смертельная опасность угрожала не только ее телу, но и душе. Сейчас ей хотелось одного: поскорее забыть, вычеркнуть из памяти Яна, Раджива, все, что она видела, слышала и пережила. Вперед, только вперед…
На востоке забрезжил бледно-желтоватый свет. Он медленно пробивался сквозь черноту ночи, и мутно-серая пелена туч, казалось, отступала, опускаясь все ниже к земле. Когда вдали показались очертания домов Дарджилинга, Хелена опустила поводья, и Шакти, фыркая, понеслась быстрой рысью.
И вот уже копыта зацокали по мостовой, наполняя переулки гулким эхом. Хелена невольно пригнулась к седлу, словно скрывалась от кого-то или чего-то стыдилась. После недолгих поисков на углу широкой улицы открылось белое здание отеля с аркадами. Привязав Шакти к колонне, Хелена похлопала ее по загривку и направилась к парадному входу. Где-то посреди лестницы она остановилась. Здание вдруг показалось ей подозрительно тихим. На его ступеньках и в окнах, как и на улицах города, не было видно ни души. Хелена глубоко вдохнула и постучала, сначала робко, а потом громче. Наконец, не дождавшись ответа, отчаянно забарабанила в деревянную створку.
На пороге появился заспанный портье в косо наброшенном на плече мундире. Он хотел сурово отчитать шумную гостью, но Хелена, не дав ему вставить и слова, потребовала немедленно провести ее в номер мистера Ричарда Картера.
– Но это противоречит нашим правилам, мисс…
– Какого черта! Он меня ждет! – Хелена изо всех сил стукнула по деревянной раме.
Конец фразы она проглотила. Примет ли ее Ричард в такое время?
Портье удивленно поднял брови. В его глазах мелькнул озорной огонек. Хелена покраснела.
– Прошу вас. – Портье ухмыльнулся и распахнул дверь, пропуская Хелену.
– И пожалуйста, накормите мою лошадь, – сердито приказала она.
Они пошли по коридору, сверкающему дорогими шелковыми обоями. Колени у Хелены дрожали. Наконец портье остановился возле двери из темной полированной древесины и постучался. Заспанный мужской голос ответил ему не сразу.
– Извините за беспокойство, сэр, но здесь… – Портье многозначительно кашлянул. – В общем, к вам пришли.
Потребовалось еще несколько минут, прежде чем дверь открылась. В проеме показалось не то удивленное, не то сердитое лицо Ричарда Картера.
– Хелена?..
Он судорожно поправил пояс халата поверх щелковой пижамы. Падающие на лоб блестящие каштановые волосы придавали его лицу что-то мальчишеское.
Хелена хотела поздороваться, но силы изменили ей. Колени подкосились, и она почувствовала себя в крепких объятиях Ричарда. Хелена слышала, как он велел подать чай и завтрак, как потом кто-то зажег камин и дверь закрылась.
Ричард подвел ее к дивану и уложил на подушки. С Хелены сняли сапоги и накрыли теплым одеялом.
– Ты вся дрожишь. – Ричард сел на край дивана. – Не хочешь рассказать мне, что случилось?
Он погладил ее по щеке и пристально посмотрел в глаза. И тут словно прорвало дамбу. Все, что до сих пор сдерживалось усилием воли или обстоятельствами: страх, злоба, печаль, усталость – выплеснулось наружу вместе с потоком слез.
Перед глазами стоял туман, и сквозь него Хелена воспринимала, что происходит в комнате. Кто-то постучался, раздался голос Ричарда, зазвенела посуда, разгорелся огонь, потом послышались шаги, скрипнула дверь, и все снова погрузилось в тишину. Только тогда Хелена подняла голову, утирая мокрые, горячие щеки.
– Я… оставила его, – прошептала она и снова разразилась рыданиями.
Ричард погладил ее по виску и щеке.
– И это тоже он? Добрейший человек…
Ричард направился к шкафчику у противоположной стены, где на полках стояли бутылки с коричневой и бесцветной жидкостью. Потрогав место, к которому он только что прикасался, Хелена нащупала запекшуюся кровь. Ей хотелось сказать что-нибудь в защиту Яна, но горло словно сдавило. Лишь после того, как Ричард промокнул рану на виске смоченным в спирте платком, Хелена набрала в грудь воздуха.
– Это пройдет, – успокаивал ее Ричард. В его глазах плясали огненные змейки. Обхватив Хелену за плечи, он прижал ее к груди и стал раскачивать из стороны в сторону, словно баюкал. – Ты не должна туда возвращаться, – нежно уговаривал он. – Все позади.
«Все позади», – мысленно повторила Хелена. Но это, как ни странно, не принесло ей долгожданного облегчения.
– Мы уедем, – продолжал он. – Завтра, если захочешь. – Он взял со стола дымящуюся чашку и протянул Хелене. – В этой стране немудрено спятить.
Хелена с наслаждением глотнула горячего чая. Ричард пристально посмотрел на нее и еще раз погладил по щеке.
– Ты не заслужила всего этого.
«Чего?» – спросила про себя Хелена. Тепло усыпляло, веки отяжелели и закрылись сами собой. Только сейчас Хелена в полной мере ощутила усталость. Ричард поцеловал ее в щеку, чуть пониже раны, взял из рук чашку и поставил ее на стол.
Потом он отвел Хелену в спальню и уложил на еще не убранную постель. Хелена утонула в мягкой перине. Подоткнув одеяло, Ричард еще раз поцеловал ее и закрыл дверь.
3
Когда Хелена проснулась, вокруг было темно. Доносившийся из-за задернутых штор равномерный шум свидетельствовал о начале сезона дождей. Прогремел отдаленный раскат грома. Хелене потребовалось несколько секунд, чтобы вспомнить, где она находится. Мускулы болели, желудок болезненно сжался. Но невыносимее всего была щемящая пустота в душе. Происшедшее казалось кошмарным сном. Главное – не оглядываться…
Вздохнув, Хелена спустила ноги с кровати, подошла к раковине и застонала. Из зеркала на нее смотрело грязное и раскрасневшееся лицо с припухшими веками и черными кругами вокруг глаз. Под всклокоченными волосами на висках чернели засохшие кровоподтеки. Хелена наморщила лоб, силясь вспомнить их происхождение. Ян или ветки, хлеставшие ее во время вчерашней скачки? Хотя какое это теперь имеет значение? Хелена вздохнула и с наслаждением погрузила лицо в тазик с холодной водой. Она тщательно смыла с себя следы последней ночи, потом основательно расчесала и убрала волосы и только после этого распахнула дверь гостиной.
По комнате разливался уютный свет ламп, в камине потрескивали дрова. Ричард поднял голову от утренней газеты и улыбнулся:
– Хорошо спала?
Хелена смущенно кивнула:
– И как же долго я…
– Почти двенадцать часов, – ответил Ричард. – Сейчас вечер. Твой чай. – Он показал на заставленный посудой столик. – Ты ведь голодна?
Она снова кивнула и опустилась в кресло напротив него. Несколько минут он с удовлетворением наблюдал, как она один за другим поглощает сэндвичи и фруктовые пирожные, запивая их крупными глотками чая, а потом вернулся к чтению. Хелена украдкой поглядывала на него поверх края чашки. Должно быть, они хорошо смотрелись вместе. Ричард – сама основательность, в дорогом костюме с безупречно подобранным галстуком. Как приятно будет сидеть с ним здесь вот так каждое утро! Наслаждаться покоем и благополучием, как будто и не было никакого Яна. При этой мысли Хелена внутренне содрогнулась от ужаса и замерла, опустив глаза.
Когда на тарелке не осталось ни крошки, Ричард свернул газету и отложил ее в сторону.
– Я нашел у тебя одну штуку, пока ты спала. – Он кивнул в сторону каминной полки, на которой блестело серебряное дуло револьвера. – Могу себе представить, каково тебе пришлось, если она тебе понадобилась.
– Нет, это не то, что ты думаешь… – Хелена выставила вперед ладони, словно защищаясь.
Но внутренний голос оборвал ее возражения. Ян – убийца, Хелена – убийца… И она снова бессильно опустила руки.
– Я не знаю твоего мистера Невилла, – перебил ее Ричард. – Но то, что я слышал о нем, дает основания предполагать, что человек он, мягко говоря… мм… непростой.
Хелена потрогала кончиком пальца оставшиеся на тарелке крошки.
– До вчерашнего дня я сама не подозревала насколько, – кивнула она.
Ричард сощурил глаза.
– Никто не может заставить тебя жить с ним. Слава богу, на дворе девятнадцатый век, и ты имеешь полное право подать на развод. Это будет нелегко, и, если повести себя неправильно, есть риск испортить себе репутацию. Но мы попробуем. – Ричард сделал паузу, и по выражению его лица Хелена поняла, что он подбирает слова. – Я охотно помогу тебе, если ты не против. Я знаю хороших адвокатов. Полагаю, учитывая состояние, в котором ты у меня появилась, у нас неплохие шансы. Честно признаюсь, я до сих пор надеюсь на твою взаимность… – Он запнулся и быстрым движением пригладил волосы. – Но мое предложение в любом случае остается в силе. Я не ставлю тебе условий, Хелена. – Взгляд Ричарда смягчился. – Но… но мне бы очень хотелось, чтобы ты стала моей женой.
«Но почему Ричард всегда такой предсказуемый? – промелькнуло в голове Хелены. – С ним словно плывешь по течению. Каждое его слово, каждый поступок и даже жест воспринимаешь как нечто само собой разумеющееся, без всякого сопротивления».
– И еще мне хотелось бы, – прервал ее размышления голос Ричарда, – чтобы мы доверяли друг другу. А это означает ничего друг от друга не скрывать. – Он посмотрел на свои сложенные на коленях руки. – Поэтому я хотел бы рассказать тебе кое-что. Мне это будет нелегко, но перед тем, как подать на развод, ты должна узнать правду.
Хелена вздрогнула. Первой мыслью было перебить его, сказать, что она не желает слышать никаких историй из прошлого, во всяком случае, не сегодня, что с нее достаточно. Но вместо этого Хелена замерла в кресле, не в силах вымолвить ни слова, и смотрела на Ричарда как парализованная.