Страсти Евы Пань Анна
Я повторяю бросок с поражением второй змеи:
Не хватит духу.
Преемник Евгения Воронцова?.. Теперь он враг твоего отца.
Нас связывает бизнес. Зато Уилсон воюет со всем нашим родом без разбора. Но я сомневаюсь, что сам он в курсе. Риск велик. Скорее, кто-нибудь из его своры.
В своре Уилсона завелась крыса, заговорщически ответствует Михаил. Если он ее не изловит, то она сожрет его запасы. Не хочешь обрадовать отца?
Много ли кого отец радует, кроме своей потаскухи, с презрением выплевываю я. Я сыт по горло его наполеоновскими планами. Старый ублюдок окончательно выжил из ума. Каждый сам за себя… Михаил, потряси своих ребят в своре Уилсона, а то эти наши семейные недомолвки мешают действовать тихо. Лишняя шумиха мне не нужна.
Будь спокоен. Мои ребята разнюхают, что за блюдо варит свора Уилсона.
Спасибо, брат, вкладываю я во фразу всю свою несуществующую братскую любовь.
Любовь для меня и кузена чувство никчемное, но никого из нас передающееся из поколения в поколение преимущество, а быть может, и упущение, праотцов не коробит. Наши братские узы скреплены доверием и многолетним взаимовыгодным сотрудничеством. В продажном мире схватить пулю в лоб проще простого, поэтому мы оба прикопили в арсенале пару-тройку козырей. В мирное время я и он играем поодиночке, но когда в ход идут крупные фишки, мы действуем сообща, отчего количество тузов в нашей колоде значительно возрастает. К одному из связующих братских звеньев я отношу разведку Михаила работает как швейцарские часы: сверхточно и без нареканий. Механика проста: сын покойной сестры Германа одарен хитростью и незаменимым парламентерским талантом.
Мой брат Гавриил, никак ты и вправду собрался разворотить гнездо с крохотным птенчиком? добавляет ложку дегтя мой безнадежный кузен, и его лицо обретает провокационное выражение. Сестрица Никиты юна для тебя. Только-только закончила школу. У кое-кого синдром Лолиты.
Сукин сын… удар ниже пояса! Так и есть, из-за нашей с Евой разницы в возрасте я для себя давно провел параллель с героями романа Набокова Гумбертом и Лолитой, хотя моя личная трагедия по размаху Зла скорее соответствует погрязшему во грехах Раскольникову из романа «Преступление и наказание». Однако в моем адовом круге ангелоподобной Соне не по силам вытащить грешника из преисподней, никому не по силам: черта, за которую я заступил, насовсем отрезала мне путь к Добру.
Моя непорочная Соня, моя распутная Лолита, моя совершенная Ева… моя девочка. Я вспоминаю нашу мистерию на столе, и мышцы на теле разом напрягаются, даже плоть отзывается. Гореть мне в аду вечно, коль скоро некомфортное шевеление в брюках не оставит меня в покое!
Беда в том, что патологический голод не пройдет сам по себе.
Рецидивная катастрофа. Стихийное бедствие моего умирающего рассудка, ибо обезумевший Зверь учуял ее запах и взял след. Искушенный Зверь не польстится ни на какую другую жертву. Одержимого Зверя не провести чужим женским телом Зверь хочет только ее и будет рыскать во мгле, пока не утолит вековой голод ею. Овладеть Евой… наяву и визуально… повсеместно до помешательства… до потери связи с реальностью. Чертовы демоны похоти снова возятся под моей нарывающей гангреной. Хочется расчесать загноившуюся кожу до крови, расковырять до мяса, облить кислотой проклятых гнойных тварей. Беспросветная Тьма разных мастей повелевает всем моим существом. Я не просто схожу с ума, я заражаю сумасшествием целый мир. Скоро все заболеют коллективным помешательством. И моя прекрасная Ева будет в числе первых инфицированных неизлечимой болезнью. Я развращу неиспорченное вниманием мужчин хрупкое нежное создание. Загублю чистую душу. Оскверню святыню. Совершу непростительный грех. Воистину лучше бы бес никогда не встречал ангела. Придворные Тьмы постарались, чтобы Святая Ева принадлежала мне. Герцоги ада терновым венком оплели наши головы, нитями залатали души, скальпелем прооперировали тела.Мы превратились в сращенных сиамских близнецов. Погибнет один умрет другой. Когда-нибудь адский эксперимент потерпит крах. Мой расшатанный рассудок уже не просто ходит босиком по лезвию ножа, но и получает мазохисткое удовольствие от отслаивающейся кусками кожи.
«Твою мать, Гробовой, ты неизлечимо болен!» передергивает меня от ужаса. Взывая к высшим силам света, я сажаю на цепь рвущихся наружу варварских тварей. Мой больной рассудок возвращается в кабинет к кузену.
Быть может, как моему… психотерапевту, сверлю я его испытующим взглядом, тебе следует расспросить меня о насущных проблемах?
Раз ты сам завел эту тему, я только поддержу, уже со всеми полномочиями лечащего врача приступает к моей проблеме Михаил. Есть улучшения? Что у нас со сном? Со всем остальным? Мне надо понимать, в какую сторону мы движемся.
Обессиленно я облокачиваюсь на подлокотник и устало подпираю пальцами висок, отчего взъерошенные концы волос опадают мне на лоб.
Без малого сорок пять лет я живу в аду, с остатками былой ненависти говорю я, всматриваясь в играющее пламя камина. Сплю все так же, как будто горю в преисподней. Алкоголь перестал помогать. Отчасти меня выручает твоя сыворотка. От нее голосов почти не слышу и сплю целых три часа и сорок минут. Вопрос в другом: не слечу ли я с катушек прежде, чем мы найдем выход? Я уже близок к краю.
Мы найдем выход, с завидной убежденностью уверяет меня Михаил. Мои колдуны день и ночь ищут лазейку. Я досконально изучил подобные вещи. Увидишь, скоро ты освободишься от груза. Терпи, брат мой, терпи.
Твоими молитвами, брат мой, твоими молитвами, со слабым проблеском надежды качаю я головой. Даже думать не хочу, что будет, когда разум покинет меня. Времени в обрез. С восхождением на престол будет поздно что-либо менять.
Я брезгливо отшвыриваю в дальний угол умертвляющую Тьму, которая своими гнутыми когтями подобралась к моей кровоточащей душе, намереваясь содрать зарубцевавшуюся кожу и по новой вонзиться в истерзанную плоть.
Все хотел спросить, выбрал ли ты кандидатуру? отходит от гнетущей темы Михаил.
Будущую супругу я пока не выбрал, с долей неприязни в голосе изрекаю я. Вольтер сказал: «Брак и его узы или величайшее добро, или величайшее зло; середины нет».
Кузен покуривает сигару, не расставаясь со своей шкодливой улыбочкой:
Как насчет темпераментной латиноамериканки? Охотница за золотыми пенисами воспользовалась случаем и прикатила с папочкой?
Я сам ее привез, коротко говорю я и высекаю двумя стопками водки неудачную затею уложить под себя «темпераментную латиноамериканку», потому что с праздника Всех Святых мой компас всем ветрам назло безвозвратно ведет меня к Святой Еве.
Моя прекрасная Ева… моя девочка, скоро, уже очень скоро, ты будешь моей и перестанешь терзать меня мучительными ночами за мессами самоудовлетворения, где ты лежишь подо мной, обнаженная и вспотевшая. Разметав по подушке свои каштановые локоны, ты до исступления выкрикиваешь мое имя. Внемля твоему ангельскому голосу, я зарываюсь руками в твои шелковистые кудри и тону в твоих жгучих карих глазах. Я превращаюсь в твоего раба. Моя прекрасная Ева… моя девочка, друг от друга нас отделяет четверть земного шара, но одни только мысли о тебе проходят натянутыми струнами по моему болезненно пульсирующему члену. Без тебя я раб Госпожи Похоти и превращаюсь в животное.
Увы, придется нанести визит сеньорите Кармен Сантьяго.
Глава 8. Приглашение
Давайте зачетку, Воронцова, сардонически басит голос, похожий на бронхиальный кашель. Ваше заикающееся блеяние нагоняет на меня тоску.
Сильно нервничая, я перекатываюсь с пятки на мысок, вся в ожидании увидеть аттестационную галочку по «инфекционным заболеваниям».
Зайдете ко мне в конце дня, зачитывает предписание профессор Жуковский.
По учебной аудитории прокатываются сдавленные смешки с перешептываниями кучки оставшихся первокурсников с моего потока. Смейтесь, смейтесь, с вас великий и ужасный декан лечебного факультета кафедры хирургии тоже три шкуры сдерет, тем более что черная повязка на глазу добавляет ему флера одноглазого пирата Флинта.
Конец дня настает для меня со сдачей финального зачета по общей химии, который я выдерживаю с трудом, впрочем, как и остальные. Энциклопедический объем пройденного материала дался мне нелегко, множество ночей прошли в обнимку с учебниками. Из-за хронического недосыпания я воюю с сонливостью в лекционной аудитории. Я оттягиваю явку с повинной в деканат, поскольку Жуковский отчего-то невзлюбил меня с первой пары.
Сонливость мою как рукой снимает, когда в лекторную заходит ОН. Каждый волосок у меня на коже встает дыбом под палящим взглядом Гавриила Германовича. В хмуром настроении он разговаривает по айфону, по привычке мучая свои непослушные волосы, частенько находящиеся в трогательном беспорядке. За ним замечено, когда он раздражен (шестьдесят процентов стандартного состояния), то всегда запускает руки в волосы. Реже приходиться наблюдать лютую ярость (сорок процентов стандартного состояния), тогда он сжимает пальцами переносицу, часто сопровождая данное движение закрытием глаз.
В двух шагах от Гавриила Германовича взгромоздила на ступеньку ботильон Белинда, ухитрившись выставить на всеобщее обозрение тощую ляжку. Времени по пустякам она не растрачивает: только Гавриил Германович оканчивает телефонный разговор, она прытко соскакивает со ступеньки и, чуть ли не выпрыгивая из лифчика, зомбиподобно накидывается на него. Ее кровавые когти и губешки вгрызаются в его ухо и о чем-то слащаво нашептывают.
«Никак они снова стали парой?!» я испытываю укол ревности, и кровь в жилах закипает. Задыхаясь от собственного бессилия, я судорожно вытираю потные ладони о края юбки и вихрем проношусь к пролету. Из-за столпотворения в проходе я неудачно наталкиваюсь на какого-то здоровяка. Под описание «шкаф» подходят только двое: Гавриил Германович и Сидоров (невоспитанный выпускник-аспирант с умственным развитием примата, время от времени докучающий мне постыдным предложением сняться в его домашнем порнофильме в роле Лолиты главной героини выдающегося романа Набокова, повествующего об одержимости взрослого мужчины двенадцатилетней девочкой).
Опа, Лолита! шлепает губищами в пошлом поцелуе разворачивающийся «шкаф».
Сидоров… мычу я с неудовольствием.
Он самый, конфетка, по-обезьяньи лыбится он и делает совсем уже похабное движение языком.
Именно в этот момент откуда ни возьмись к нам подлетает злющий Гавриил Германович, глаза его мечут громы и молнии.
Сидоров, твою мать, какого черта тебе от нее надо?
Пыжившийся ранее Сидоров покрывается плесенью страха и будто даже уменьшается в размерах.
Я спрашивал время у Лоли…
В свете прозвучавшего прозвища бровь у Гавриила Германовича ползет вверх от изумления и злости как-никак его обращение «нимфетка» имеет аналогичную природу.
Сложившаяся ситуация поражает нас троих, только каждого по-своему. Меня больше шокирует сцена открытого заступничества на глазах у Белинды, которая того гляди выцарапает мне глаза.
У Гавриила Германовича оживает айфон, но перед тем, как ответить, он взглядом, словно рефрижетором, размазывает Сидорова по стене:
Воистину в последний раз дарую помилование.
Спокойно покинуть аудиторию мне не дает Белинда.
Эй, Во'ронцова! прицепляется она к лямке моего рюкзака. Тебе мало Уилсона, 'решила еще и Гав'риила п'рибрать к 'рукам? У него не встанет на полуфаб'рикаты б/у.
«Ну что за редкостная сука!»
Дай мне пройти!
Я сгоряча сбрасываю руку Белинды, но она броском кобры снова обвивает лямку моего рюкзака и спрыгивает на две ступеньки ниже, чтобы быть со мной на одном уровне.
Скажу тебе по сек'рету, очкастая дешевка, заползает ко мне в ухо ее змеиное шипение. Гав'риил настоящий ас в сексе, но малолетние шалавы не в его вкусе.
Мне все равно! выдергиваю я из ее цепких крючков свой рюкзак.
«Невозможно научится быть такой злой сукой ею надо уродиться!» в горькой обиде я бросаюсь вниз по ступенькам, предательские слезы вот-вот хлынут из глаз. Мою спину догоняет волна склизкого, как змеиная кожа, смеха Белинды.
Его Неутомимое Высокопреосвященство Злой Рок тут как тут!
На крайних ступеньках я путаюсь в развязавшемся шнурке на кеде и… приземляюсь на четвереньки. К счастью мое падение смягчает ковролин, к несчастью заканчивается падение у черных туфель Гавриила Германовича, самое печальное очки слетают, но, правда, избегают конструктивной гибели. Виновница моего позора надрывается от хохота. Я ощущаю себя полуслепым котенком, которого пнули дворовые ребятишки.
Заботливые руки Гавриила Германовича поднимают меня с пола и отряхивают чудом уцелевшие колени.
Так можно шею сломать, Ева, недовольно хмурит он брови, передавая мне мои очки. Больше не смей бегать по лестнице.
Виновато вжав голову в плечи, я без устали бормочу слова благодарности. Гавриил Германович решительно берет меня за руку и выводит из аудитории. Гоготание на верхней трибуне резко прекращается, зато моя спина начинает ныть от просверливающего во мне дыру взгляда Белинды. Завтра она пришлет мне приглашение на мои собственные похороны.
В кабинет декана мы идем, держась за руки. Студенты в коридорах расступаются и шепчутся. Наша пара вызвала массовый ажиотаж и сплетническую пандемию. Боковым зрением я рассматриваю Гавриила Германовича. Сегодня его одежда отличается от консервативного стиля: темные джинсы и чернильный джемпер с v-образной горловиной. Мягкая тонкая шерсть обтягивает тренированные мускулы и подчеркивает широкие плечи. Капля повседневности ничуть не испортила его безукоризненный лоск, а присущая ему недосягаемость обрела видимые границы.
На меня вновь сходит розовое наваждение, так что я не отдаю себе отчет: выдаю ли я желаемое за действительное или очеловеченность имеет право быть. Безнадежно влюбленные девушки часто возвышают объект обожания до небес. Со времен инцидента в Зоне № 1 прошли долгие недели, поэтому одного томления достаточно, чтобы опьянеть без вина.
Бегу-бегу, друзья мои, звенит ключами запыхавшийся Жуковский, ничуть не удивленный моему сопровождающему. Извиняюсь, Хачатурян задержал. Прошу за мной.
С давнего времени кабинет декана превратился в экспериментальную лабораторию. Чего тут только нет, есть даже банки с заспиртованными животными и выращенные под колпаками редкие сорта растений.
Настроение у Гавриила Германовича качается на качелях. Теперь он донельзя напряжен и над чем-то депрессивно раздумывает. Зная его непростой характер, меня не покидает ощущение, что ему не терпится мне что-то сказать. По правде говоря, от такой идеи я не в восторге.
Ева, посмотри сюда, подтягивает он меня к сосуду с красным плодом. Что-нибудь напоминает?
Яблоко с Древа Познания, отшучиваюсь я. Я Ева, а вы, надо полагать, Змей-Искуситель.
С волчьей ухмылкой Гавриил Германович стреляет глазами в сторону завернувшего за угол декана и вероломно изламывает бровь:
Чтобы ты ответила Змею-Искусителю, предложи он тебе… Познание?
«Переспать с ним» перевожу я на бытовой жаргон, сутулясь от нервного напряжения.
Э-э… я бы приняла Познание, сквозь кашу во рту озвучиваю я созвучную метафору и непроизвольно принимаюсь кусать губу.
Я полностью удовлетворен твоим ответом, Ева, со значением подмечает Гавриил Германович и большим пальцем освобождает мою взятую в плен губу. Не мучай свой рот и меня вместе с ним.
Не делайте вид, что вам есть дело до моего рта и до меня.
Не говори о том, чего не знаешь.
Не играйте со мной! уязвленно всхлипываю я, отворачиваясь от него.
Не давая мне так просто уйти, Гавриил Германович ловит меня за руку и резко притягивает к себе. Вплотную. Между нашими телами не остается свободного пространства. Без лишних усилий я распознаю удары его сердца, бьющегося так же часто, как и мое собственное.
Гавриил Германович крепко держит меня за талию, не разрешая отдвинуться от него, и приподнимает мою голову вверх на удобный ему градус.
Я не играю с тобой, полностью завладевает он моим вниманием, проворно запутываясь пальцами в моих волосах у виска. Мне бы и в голову не пришло обижать тебя. Прости меня, Ева.
Я огорошенно гляжу в его бездонные глаза, в глубокой синеве скрывается проблеск беспокойства. Случаем, не сниться ли мне все это прямо сейчас?
Вам незачем извиняться, Гавриил Германович, поджимаю я слегка дрожащие губы, чувствуя расползающийся по телу жар, с головой выдающий мои чувства. Это я должна просить у вас прощения. Я не умею вести себя как приличная девушка. Я просто неудачница в очках.
С новым виражом Гавриил Германович, по-моему, открывает в себе какое-то доселе неизведанное чувство возможно, чувство сострадания, поскольку его вид располагает так думать.
Моя прекрасная Ева, ты сейчас похожа на маленького пушистого котенка, который забился под диван и испуганно смотрит на меня своими большими доверчивыми карими глазами.
Он нежно проводит кончиками пальцев по моим губам.
Ты понятия не имеешь, как влияешь на меня. В своих очках и академической форме ты очаровательна и чертовски аппетитна. Больше не смей думать о себе неподобающе.
Нет, все это точно сон. В реальности такого не бывает. Я больше чем уверена, Гавриил Германович плохо соображает, какие силы движут им в текущий момент. Быть может, завтра я об этом пожалею, но я льну щекой к его теплой ладони, как тот самый ручной котенок.
Мне еще никогда не говорили таких приятных слов, несмело проговариваю я, уткнувшись носом в его теплый свитер, под которым тяжело вздымается и опускается мощная грудная клетка. Особенно мне дорого слышать их от вас.
Гавриил Германович поднимает мне голову, и жадно бродя глазами по моему лицу, хрипло произносит:
Ева, поужинай со мной у меня дома?
Я широко распахиваю глаза, не в силах поверить собственным ушам. За один только вдох мое состояние приближается к тотальной панике.
Э-э… вы разыгрываете меня?
Гавриил Германович мрачнеет.
Не понимаю, для чего мне тебя разыгрывать? Я приехал в Академию ради тебя. Единственная проблема Никита. Но с ним я сам разберусь.
Я-я… э-э… согласна, еле-еле ворочаю я языком, попадая под гипнотическое влияние его глаз. Я поужинаю с вами, Гавриил Германович.
Ева, девочка моя, прошу тебя, не терзай меня этим официозом «Гавриил Германович»! вымученно морщится он кажется, ему это уже порядком осточертело. От всех этих церемонных «вы» я чувствую себя слетевшим с катушек старым извращенцем, что вообще-то не далеко от истины… Тем не менее я хочу, чтобы ты обращалась ко мне по имени. Прямо сейчас, Ева. Я желаю слышать и видеть, как твой язычок будет ласкать мое имя.
По негласному обоюдному согласию я разделяю с ним значимость момента. Всего один шаг отделяет нас от разрушения стен субординации. С новым этапом придет время Евы и Гавриила. И не важно, что у каждого из нас за спиной, гораздо важнее, что наши отношения пройдут преобразования.
Я ярко-ярко улыбаюсь и с благоговением произношу столь дорогое мне имя, лаская языком каждую буковку:
Г-а-в-р-и-и-л…
По всей видимости, он впадает в легкое остолбенение, а когда снова обретает дар речи, то неожиданно выдает:
Сексуальнее и быть не может. Твой ангельский голос манит меня, подобно ласкающей слух мелодии. Воистину эта самая эротичная мелодия, которую мне приходилось слышать.
Я окончательно убеждаюсь, что один из нас не в порядке: либо все это мой сон, либо Гавриил не в себе и уже перестал отличать действительность от иллюзий. Завлекая меня в омут своего томного взора, он переплетает наши пальцы и неспешно осыпает мои пальчики легкими, почти воздушными поцелуями. Я пребываю на седьмом небе от счастья. Мой разум уносится вслед за телом и душой, неспособный что-либо возразить.
Ты приедешь ко мне в эту субботу, Ева, севшим голосом выдвигает он безапелляционное условие между россыпью нежнейших поцелуев, нежнее аже, чем касания лепестков роз.
Влияние этого непредсказуемого переменчивого мужчины пугает меня до коликов в животе.
Никита знать не должен это мое условие, придаю я дрогнувшему голосу бесцветный оттенок, скрывая за кашлем волнение.
Да будет так, Ева, столь же холодно замечает Гавриил, как и выпускает мою кисть. Сообщим Никите, когда ты будешь готова.
Рингтон его айфона дает мне время собраться с мыслями. На экране высвечивается контакт «Алена». Гавриил берет трубку и принимается раздавать помощнице рабочие поручения.
Без особой охоты я подхожу к сидящему в потертом кресле декану. С моим появлением Жуковский откладывает проверку рабочего материала и стряхивает пыль с ветхой книги по скандинавской мифологии, лежащей на столе. Его богатое на мимику лицо отчего-то копирует загадочную улыбку Моны Лизы.
Воронцова, как продвигается ваша курсовая по «Кодексу Буранус»? тоном владельца сакрального знания обращается он ко мне.
Далеко не сразу я осмысливаю каверзный вопрос, но мой рот застывает в открытом положении, как только снисходит озарение. Мне становится душно, к горлу подкатывает тошнота. Я благодарю Небеса, что за весь день довольствовалась исключительно кофе, иначе бы меня вывернуло наизнанку.
Э-э… Борис Борисович Жук?
Тс-с-с… делает страшные глаза декан, поскольку Гавриил дает отбой собеседнице.
Я что-то пропустил? с минуту удерживает он сканирующий взгляд на моем белесом лице окрасом я точно роднюсь с лабораторной мышью.
Воронцова так готовилась к моему зачету, что теперь спит на ходу, ловко выручает меня Жуковский. Ей надо бы хорошенько выспаться.
Я позабочусь о ней, по-хозяйски приобнимает меня за плечи Гавриил, одновременно обмениваясь с ним рукопожатием. Всего доброго, Борис.
Пред выходом на улицу мы заглядываем в раздевалку. Гавриил облачается в черную кожаную куртку. В процессе одевания джемпер на его развитых грудных мышцах натягивается и небрежно задирается. Мой взор магнитом притягивается к подразнивающим темным завиткам на его плоском животе, которые спутанно спускаются от пупка прямиком под ремень низкосидящих джинсов. «О нет, не смотри туда, Воронцова!» отнекиваюсь я от нарастающего порочного желания провести ногтем по очертаниям его члена, выразительно выпирающего через плотную джинсовую ткань. Уже, наверное, в тысячный раз я представляю, каково это почувствовать его в своей ладони, в себе…
Увидела что-то, что тебе нравится, Ева? подлавливает он меня за беззастенчивым исследованием его тела.
Э-э… я задумалась о зимней сессии, отворачиваясь, прячу я зарумянившиеся щеки.
С аппетитом Гавриил вгрызается глазами в мою грудь скрывающиеся под невесомой сатиновой блузкой соски-предатели нагло просят их приласкать.
Не думал, что сессия может так возбуждать, самодовольно подмигивает он мне.
Э-э… мне нужно на воздух, стыдливо проговариваю я.
Дрожащей рукой я поправляю слегка запотевшие очки и резво тянусь к вешалке, на которой висит мое бордовое демисезонное полупальто. Гавриил помогает мне одеться, и мы выходим на залепленную снегом автостоянку.
Вижу, ты без машины, кивает он в сторону пустых машиномест в секторе первокурсников. С радостью подвезу тебя.
Одновременно я испытываю шок и колоссальную панику. Передо мной встает дилемма: как бы неблагоприятной вестью я не сорвала предложение поужинать.
Э-э… я просто уже договорилась, по мере составления предложения мой голос затихает, но я с космическим мужеством укрощаю пошаливающие нервы и договариваю: За мной должен заехать… э-э… в общем, Бобби.
Как по мановению крыла, зрачки в глазах Гавриила расширяются.
Воистину желаю хорошего вечера, деликатно произносит он, безусловно, предварительно перебрав коллекцию нецензурных эпитетов в адрес того, кто должен за мной заехать.
С нетерпением буду ждать субботы, Гавриил, добавляю я, как бы уточняя, что он не передумал.
С нетерпением буду ждать встречи с тобой, Ева, явно догадывается о моих опасениях Гавриил.
Он улыбается мне какой-то новой, не выявленной прежде нежной улыбкой, и садится за руль «Хаммера». Под урчание пустого желудка я провожаю взглядом его черный внедорожник и издали наблюдаю картину, которую нарочно не придумаешь. На КПП он нос к носу встречается с «Мерседесом» Бобби. Выдержке Гавриила позавидовал бы даже гвардеец у Мавзолея, поскольку Бобби специально мешкает у шлагбаума, загораживая выезд из Академии. Несколькими мгновениями позже «Хаммер» срывается с места так, что дымятся покрышки.
В приподнятом настроении Бобби чмокает меня в щеку и бурно рассказывает обо всем, что произошло с ним за неделю, которую мы провели порознь из-за подготовки к зачетам.
Есть планы на предновогодний уикенд? как в воду глядит он.
Э-э… завтра мы с Дашей едем к Юле на концерт, сквозь накатившую дрожь в голосе мямлю я. В субботу намечается ужин в имении доктора Гробового.
Нагнетающаяся тишина в салоне похожа на бомбу замедленного действия. Мы висим на волоске от ссоры. Бобби срывается первым.
Иисусе, я не слепой! ударяет он себя ладонью по лбу и начинает истекать словами, точно кровью: Ты избегаешь меня. Перестала звонить. Я вижу, ты флиртуешь с ним. Вся Академия шепчется, что ты крутишь шашни с этим Зверем!
Послушай, ты э-э… все не так понял, заикаюсь я со слезами на глазах, намертво вцепившись в дужку очков. Он пригласил меня на… дружеский ужин.
Дружеский ужин! едко передразнивает меня Бобби. Ты уверена, что этот конченый псих не перепихивается с друзьями во время этого самого дружеского ужина? Я похож на идиота?.. Говори, что между вами! И не ври мне!
Останови машину, треснувшим голосом требую я, из последних сил сдерживая застилающие глаза слезы.
«Мерседес» скорости не сбавляет и продолжает ход.
Тормози, чтоб тебя! во всю мощь ору я, топая ногой.
Шины свистят на мокром асфальте до полной остановки. Вся в слезах я вылетаю на дорогу, убегая куда глаза глядят.
Извини меня, пожалуйста! выскакивает за мной перепуганный Бобби. Я наговорил лишнего. За меня говорила ревность. Стой, Ева! Подожди!
Устав бежать от всех своих проблем, я закрываю лицо руками, понимая, что больше не могу биться о стену, разбивая руки в кровь. Терпение оставляет меня, и накопленные эмоции вырываются наружу. У меня кружится голова, плечи содрогаются от рыданий, тушь течет по лицу, снег налипает на ресницы. Я уже не знаю точно, от чего плачу: то ли от жалости к Бобби, то ли от безответной любви к Гавриилу, то ли от всего вместе сразу. Невыносимо тяжело носить под сердцем неразделенную любовь и еще тяжелее травмировать равнодушием любящего тебя мужчину. Наполненный надеждой взгляд черных, как сама ночь, глаз Бобби светится изнутри. О такой сильной любви мечтает любая девушка. Бобби добрый, надежный и по-своему красивый. У меня сердце кровью обливается от того, что участь нашего разваливающегося романа катится по наклонной. Разве можно просто взять и зашвырнуть ему в лицо его же доброту, словно комок грязи?
До чего я докатилась…
Всю оставшуюся дорогу до коттеджного поселка в салоне «Мерседеса» висит давящая тишина. Притворяясь спящей, я крепко прижимаю к груди рюкзачок, борясь со щемящей болью в груди. Очень скоро мне придется сделать непростой выбор. Мотаясь из стороны в сторону, я только загоняю себя глубже в угол. Пускай сегодня мы с Бобби помирились, но каждый из нас остался при своем мнении. Ссора не забудется, осадок останется, и стоит мне взбаламутить воду, как его обоснованное предъявление будет першить у меня же в горле.
На худой конец путь от терний к звездам ветвист и лежит через человеческие слабости и ошибки. Каждый новый день несет в себе истину во всем своем шахматном многообразии противоречий. Катящееся колесо жизни состоит из черных и белых полос. Так было, так есть и так будет вечно.
Зайка, просыпайся, будет меня Бобби, открывая дверцу с моей стороны.
На его лице высвечиваются приговор отмолчаться не удалось. Наши мысли венепременно сходятся на субботнем ужине в имении. Я прочищаю горло, ища в себе хоть какие-нибудь банальные слова, способные разгладить складки сложившейся ситуации, но ничего уместного так и не нахожу. Что тут сказать, Создатель обделил меня ораторским красноречием.
С мученической гримасой Бобби обивает носом ботинка порог и, наконец, решается:
Мне нелегко такое говорить. Ты меня не переубедишь, Ева. Я вижу, Гробовой тебе небезразличен. Выхода у меня нет. Насильно мил не будешь… Лучше разберись в своих чувствах. Кого бы из нас ты ни выбрала, я с уважением отнесусь к твоему решению.
Я потрясена его поступком, достойным самой высокой похвалы. Человечностью и сопереживанием Бобби облегчил мне жизнь, я избежала участи изменщицы. С глубокой душевной тоской в глазах он уезжает, увозя с собой и всю ту тяжесть, которая долгими месяцами придавливала мою грудь неподъемным булыжником.
Глава 9. Привет из Питера
На город Сочи медленно опускается сумрак. Безропотные тени прожитого дня бесследно исчезают за разделительной полосой между светом и тьмой.
Перед выходом на улицу я распыляю вишневый спрей на свои подколотые зажимом волнистые локоны, при этом тоскливо взирая на собственное отражение: невыспавшийся усталый вид делает меня еще более юной. Мой наряд скорее не подходит для злачных мест: лично мне нравится кружевной кремовый топ и короткая плиссированная юбка черешневого цвета, но оказаться белой вороной в эксцентричной творческой среде проще пареной репы. В Ордене каждому второму известно, что славный непритязательный пражский бар «Чертова Мельница», где пройдет концерт группы «03», не чурается объединять под одной крышей творцов с неординарным подходом к искусству и муз свободных нравов.
Даша рулевой, поэтому я погружаюсь в предновогоднюю суету Праги.
Миленькие улочки освещены разноцветными фонариками, гирляндами и елочными украшениями. Под заводной хоровод кружащихся снежинок по скверам и паркам гурьбой шатается молодежь.
Бар «Чертова Мельница» территориально расположен на левом берегу Влтавы в тихом историческом районе Малой Страны. Тесная речная улочка благодаря возведению на воде слывет среди местных жителей «Чешской Венецией». «Чертовой Мельницей» питейное заведение ознаменовали не случайно. Давным-давно гидротехническое сооружение служило по назначению. Возраст пражского архитектурного наследия восходит к XIII веку. Наружный вид водяной мельницы не претерпел реконструкцию, но лопасти вращающегося мельничного колеса черпают воду в отраду туристам. Тем более что по диагонали от мельницы через речку Чертовка проложен горбатый пешеходный мостик, снискавший всеобщую привязанность у молодоженов со всего мира, его кованая ограда сплошь заполонена замочками любви и верности.
На пятачке перед народным баром так многолюдно и оживленно, что не протолкнуться. В царство настоящего безумства нас пропускает волонтер от малоизвестной панк-группы. При входе паренек с ирокезом на голове раздает рекламные листовки выступающих коллективов и скидочные флаеры на алкогольное меню. Бар затянуло дымовой завесой, запахом пота и дешевой туалетной воды. В общей толкотне за столиками выпивает и шумно дискутирует безбашенная публика. Под свист полупьяных ребят на сцене разогревают толпу заводные танцовщицы.
Из-за кулис нам машет руками Юля, показывая на забронированный столик. Гуськом мы пробираемся к местечку у самой сцены и не успеваем сесть, как откуда-то из гущи кутежа к нам подскакивает шустрая официантка с лоснящейся кислотно-розовой гривой. Я начинаю вечер кофе с лимоном. Даша не мелочится и выбирает текилу. Кто-кто, а она крепкий орешек.
На высоких каблуках стрип-туфель официантка чуть ли не вприпрыжку оперативно доставляет наш заказ и отправляется к следующему клиенту. У барной стойки она обслуживает пускающего никотиновые кольца бугая в полностью скрывающей его лицо кепке с нашивкой пиратского черепа. Малоприятный тип в подозрительно знакомых байкерских сапогах со шпорами явно не заинтересован ни в представлении, ни в излишне раскрепощенном поведении официантки. Судя по вращающемуся козырьку его кепки, он время от времени шныряет глазами на входную дверь.
«Чтоб мне сдохнуть, „маньяк“ из Питера!» лезут у меня глаза на лоб.
Начинается концерт, поэтому я собираю в жалкую кучку остатки самоконтроля и концентрируюсь на группе «03». Музыканты искрятся в плавающем под ногами облаке дым-машины. Их сценические образы медицинской тематики приводят публику в восторг. Бар заполняется неестественной тишиной. Сияющая в инопланетном прожекторе вертикального треугольного софита Юля берет стойку микрофона в руки и оправдывает томительное ожидание мелодичными модуляциями акапелла. Вступающий после ее тоники протяжного вибрато клавишник с театральной греческой маской усиливает минорным аккордом настрой песни о несчастной любви. Гитарист ударяет по струнам. Бас с барабанщиком придают композиции колоритного звучания.
К концу грустной музыкальной повести я решаю поинтересоваться судьбой «маньяка», но тот как сквозь землю провалился. Не привлекая к себе внимания зрителей за соседними столиками, я верчусь на стуле. Через какое-то время в дальнем углу мелькает козырек кепки, который почти сразу же ныряет в черноту коридора, ведущего в уборную.
«Добрый вечер, господа демоны-во-все-тяжкие!» подстрекает мой внутренний голос.
Я сообщаю Даше о желании посетить уборную и просачиваюсь через плотно сидящих посетителей в плохо освещенный пустынный коридор с яркими аляповатыми обоями и кособокими бра. У дверей с привинченной табличкой «служебное помещение» сливается с обоями вторая дверь она настолько неприметная, что в полумраке ее легко принять за трещины в стене. Довольно странно, что электронный замок на двери поврежден. По тут сторону двери стоит немая тишь, вглубь убегает притемненный длинный коридор с номерами и винтовой лестницей. Из праздного любопытства я спускаюсь на нижний уровень в садомазохистское лобби, поскольку какой-то почитатель романов Маркиза де Сада и Захер-Мазоха оформил преддверие «страны чудес» в стиле средневековой камеры пыток. В качестве звукоизоляции темные стены занавешены неподъемными фамильными гербами все тех же скандальных аристократов, именами которых, собственно говоря, и удостоены общеизвестные термины «садизм» и «мазохизм».
В «стране чудес» происходит триумфальная публичная порка, так как за плотно прикрытыми дверьми отчетливо слышен тяжелый рок вперемешку с вульгарными криками участников и наблюдателей. Закрытое БДСМ-сообщество или БДСМ публичный дом.
С верхнего этажа раздаются голоса вновь прибывших клиентов. Бесшумно, на цыпочках я примыкаю к одной из неподвижных гофрированных штор. За ней удачно приоткрыта дверца в большой пустующий зал с кроватью в форме черного сердца, подиумом с шестом и неведомыми механизмами для увеселительных мистерий.
Кресло режиссера порнографического фильма занимает Постановщик Постельных Сцен Злой Рок!
Прибывший ценитель фетиша Гавриил с синеволосой девушкой в кожаном кетсьюте и пирсингом на губе. И все это было бы смешно, когда бы не было так грустно, потому что они держат путь в мое убежище. Из-за выброса адреналина у меня скручивается желудок, а добротно бьющий по вискам пульс пускается наперегонки с колотящимся сердцем. В обморочном состоянии я отлепляюсь от двери и в спешке успеваю юркнуть за ширму из черного матового стекла. Увесистый зажим соскальзывает с моих растрепавшихся волос, но в последний момент я подхватываю его в миллиметре от пола.
Дверь распахивается от ноги Гавриила.
У тебя пять минут, Роза, сухо бросает он, закладывая руки в карманы брюк.
Элитный деловой костюм вороного цвета подстраивается под его настроение, делая еще высокомернее, циничнее и опаснее. Подавляющая энергетика распространяется и на Розу. Вид у нее до смерти напуганный словно бы она не знает, с чего начать, и ищет подходящие слова.
Четыре минуты пятнадцать секунд, тоном, не предвещающим ей хорошей жизни, произносит Гавриил, сверяясь со своими часами.
Роза становится похожа на поойницу.
Помилуйте, Гавриил Германович! плачет она в полутрясущемся состоянии. Я все расскажу. Вчера один клиент «Чертовой Мельницы», представившийся вашим кузеном, попросил проводить его в «Нижний Уровень». Маркиза в тот вечер не было, поэтому я испугалась отказать высокопоставленному господину. Мы уже прошли ко мне, когда я заметила на его шее знак фантома. Виду я не подала, что он был не тем, за кого себя выдавал. Уходя, он велел передать, что скоро заказчик закопает в могилу ваш обескровленный труп.
На слове «труп» в зал входит «маньяк», и наступает пауза вроде той, когда нажимают на «стоп» при просмотре кинофильма.
Фантом! прорывается блеклый сип Розы.
Неблагодарная с-сука! злобно картавит «маньяк» и мечет нож ей в грудь, отчего она замертво падает на кожаное сердце.
Из рукава белоснежной рубашки Гавриила шумно вываливается японская цепь с шипастым грузом на конце. Фантом воздевает самурайский меч и с напыщенностью канонично салютирует.
Ну что, крас-савец архонт, все нормы приличия с-соблюдены?
Клыкасто ощерившись, он рвется в атаку. Гавриил уклоняется в сторону и одним концом цепи опутывает ему руку, другим наносит точный удар по лицу. Наемник лишается кепки и отлетает вслед за ней к крепежно-лебедочной системе для подвешиваний и связываний, забрызгивая кровью бетонные стены. При падении он изловчается и сильно дергает за конец цепи. Разражаясь нецензурной бранью, Гавриил погребает под собой деревянный Андреевский крест и чудом уворачивается от бесчисленных осколков разлетающегося вдребезги зеркала по соседству.
Архонт, ты покойник! юродиво кривляется фантом.
Отхаркиваясь собственной кровью, он выпутывается из заваливших его веревочных сбруй, хромированных крепежей и всяких разнородных крюков.
Твой собрат твердил о том же, не остается в долгу Гавриил, поднимаясь на ноги. Я размозжил его безмозглую черепушку, и он упокоился с миром.
Фантом шустро переходит к тактике ближнего боя. Гавриил отбивает прямой выпад в голову и за этим одновременно парирует другие атаки и собирает цепь в петлю. Идя в наступление, фантом делает хитрый финт, чтобы нанести ему режущий удар мечом в кисть. Не меняя темпа вращения, Гавриил перехватывает через шею цепь в другую руку, поэтому выходит осечка. Следом он проворно толкает ногой распорочный секс-станок, на котором наемник проезжает к подиуму с шестом, тормозя головой о нижнюю ступень.
Рабочее место ждет, детка, проскальзывает масленая улыбка на губах Гавриила. Не ломайся. Я хорошо заплачу за приват-танец.
Фантом матерится и показывает ему средний палец. Усмехнувшись, Гавриил получает нужную дистанцию и ускоряет вокруг себя вращения восьмеркой. Создается мертвая зона. В комплексе с высоким потолком занятая позиция дает ему полную свободу действия.
С перекошенной подбитой рожей фантом встряхивается и опять бросается в бой. Гавриил отбивает атаку в сердце захватом меча цепью, отшвыривая его в сторону. Во втором заходе наемник хватает табурет и зашвыривает в Гавриила, но крутящаяся цепь с неумолимостью блендера дробит дерево в клочья. За табуретом поочередно летят плоские металлические звезды. Три из них Гавриил отбивает вращающейся цепью, но последняя все-таки задевает его предплечье. Тонкая шерсть пиджака моментально намокает, и на пол одна за другой падают алые капли крови, окрашивая гранит в багровый цвет.
Пользуясь заминкой, фантом кувырком кидается за мечом. На молниеносной скорости Гавриил отпускает цепь с грузом до максимальной длины, и не успевает «маньяк» схватить эфес меча, как Гавриил наносит ему сокрушительный удар в солнечное сплетение. Отдача отбрасывает наемника, как прыгучий мячик, прямиком на ширму.
А-а! мой дикий вопль обрывается на высокой ноте уже на полу.
У Гавриила отпадает челюсть.
Сообразительный фантом хватает меня за шиворот и приставляет стеклянный осколок к горлу.
Я нашел с-себе девку для ролевых игр, прыскает он отрывистым смехом. Наполни вазу от цветов с-своей кровью, не то я продырявлю ей шею.
Мне нет дела до какой-то шлюхи, пикирует словами Гавриил, убыстряя темп раскрутки цепи.
Если это такая шутка, то не смешно. Фрейд давно подметил, что в каждой шутке только доля шутки, остальное правда. Сурова жизненная реалия, поскольку я не просто заложница, но и живой щит в лапах восставшего из могилы мертвеца.
С-сделай, что я с-сказал, и заберешь с-свою мелкую шлюшку, чванливо щерится фантом, опасно водя стеклом мне по горлу, отчего я уже мысленно прощаюсь с жизнью. Режь вену! Я продырявлю…
Все, все, я тебя понял, быстро скидывает с себя пиджак Гавриил и принимается расстегивать запонки.
Медленней, с-сладенький, заносчиво лязгает клыками фантом.
Гавриил одаривает его убийственным взглядом, но потом переключается на меня, скользя глазами куда-то в район моей талии. Меня озаряет догадка с правого бока к ремню юбки приколот остроконечный стальной зажим для волос. При правильном обращении он может стать оружием не хуже ножа.
На свой страх и риск я незаметно отсоединяю зажим от ремня и острым концом со всей дури всаживаю громиле в шею. Фантом заходится звериным рыком. Хватка ослабевает. Я с силой отталкиваю его руку и, обхватывая голову, падаю на колени в надежде, что Гавриил убьет бешеного маньяка раньше, чем тот украсит мой затылок стеклянным гребнем.