Страсти Евы Пань Анна

Тварь!  сипит громила, но в сердце у него уже торчит стилет, поэтому он валится навзничь.

Как же ты меня напугала, моя девочка!  бросается ко мне Гавриил и крепко-крепко стискивает в своих объятиях с успокоительными поцелуями в голову.  Успокойся. Все хорошо. Самое главное, ты жива и невредима.

Почему он не рассыпается в прах?  испуганно киваю я в сторону вроде бы бездыханного тела наемника. «Маньяк» не умер?

Лишить фантома жизни можно только отсечением головы от туловища. В нашем случае его лучше не убивать, а предать суду за убийство Розы. Так я узнаю имя «серого кардинала». Подробности позже… Сейчас тут будет охрана. Никто не должен меня видеть.

Гавриил вдавливает бутафорский факел на антаблементе над зеркалом, и каменная плита со скрежетом поворачивается вместе с нашими отражениями. Мы ныряем в подземный ход. Стенка за нами захлопывается.

В подземелье темно, холодно, пахнет сыростью, где-то монотонно капает вода. Вставленные в железные кольца факелы волнообразно воспламеняются, освещая исчезающий в темноте туннель. Смена декораций идет мне на пользу. Коленки у меня до сих пор дрожат, но в целом мне заметно лучше.

Какого черта тебя занесло в бордель?  на ходу отчитывает меня Гавриил.

От огненного света его кожа и волосы освещаются золотом, глаза приобретают экзотический изумрудный оттенок. Заглядевшись на него, я пошатываюсь на ступени расклешенной лестницы у прохода в затопленный водой зал.

Осторожно!  подхватывает он меня под руки.  Так и шею сломать недолго.

Ух ты, сколько альтруизма!  огрызаюсь я, корректируя чуть съехавшие с носа очки.  Я же шлюха, до которой тебе нет дела!

С глубоким вздохом, похожим на рычание льва, Гавриил останавливается на лестнице, и похоже, что мысленно призывает на выручку богов терпения и спокойствия.

Неразумная женщина, как же мне осточертел твой дерзкий рот, цедит он сквозь зубы, кидая на ступени пиджак.  Все-то ты путаешься у меня под ногами. Создаешь эти долбаные проблемы. Делаешь выводы, лишенные всякого здравого смысла. Что самое прискорбное, так это твой вездесущий нос, который вечно лезет не в свои дела. Ты ведешь себя, как неразумное малое дитя, Ева.

Ого, какое откровение!  на повышенных тонах реагирую я, и мой голос отдается эхом по подземелью.  В чем ваша проблема, Гавриил Германович? Зачем вы пригласили меня на ужин, если я для вас всего лишь непутевый подросток в очках? Для разнообразия?! Надоело кувыркаться со своей ненаглядной супермоделью?!

Вне себя от ярости, Гавриил сжимает пальцами переносицу, очевидно, из последних сил держа себя в руках:

Коль скоро ты не закроешь рот, я сделаю это сам.

Еще бы здесь ведь нет джентльме…

Мой встревоженный возглас проваливается в вековой холод каменной стены, к которой я мигом оказываюсь прижата. Не позволяя мне даже глотнуть воздуха, Гавриил набрасывается на мой рот и неукротимо сплетает свой влажный язык с моим в яростном поцелуе, подобном вспышке молнии. Мои нервы оголены, кровь горячим фонтаном ударяет в сердце. Под неистовым натиском я сдаюсь на милость победителя. Гавриил обхватывает мое лицо обеими ладонями и беспомощно стонет мне в рот. Наглядное доказательство того, что он ждал момента близости ничуть не меньше. Никто из нас не сдерживается и не останавливается… ни больше ни меньше последний поцелуй перед концом света. Не переставая грубо и требовательно исследовать языком мой рот, бедрами Гавриил с силой придавливает меня к холодной стене. От контраста температур моя спина покрывается мурашками, а капелька пота скатывается в ложбинку между грудей, подстегивая влечение, которое и без того растет в геометрической прогрессии.

Что ты со мной делаешь, Ева… чуть отрывается от моего рта Гавриил и, тяжело дыша, облизывает свои губы.

Горящее пламя факелов играет в его глазах голодными тенями, окропленные кровью волосы торчат соломой во все стороны. Он снимает с меня очки и кладет на пиджак. Дальше он творит самые настоящие чудеса с его правой ладони сходит цепь, и на ее концах образуются ограничители.

Ничего себе, оружие в руке одно из его влияний!

Открыто упиваясь своей властью, Гавриил сковывает мои запястья кандалами и за длинную цепь, пропущенную между ними, поднимает мне руки наверх.

Соблазн распять тебя, Ева, был велик, жарко шепчет он мне на ушко, бесцеремонно пропихивая ногу между моих бедер.  Я стал безумным от желания обладать тобой.

Не-ет… неубедительно протестую я, разволновавшись из-за вжавшегося в мое бедро огромного напряженного пениса.

Для меня да!  собственнически сжимает меня за ягодицу Гавриил.  Запомни, никто другой к тебе не прикоснется. Никогда. Ты моя. Повтори слово в слово. Сейчас же!

Я твоя, послушно повторяю я и сглатываю слюну.

Гавриил взирает на меня безумными глазами.

Сглотни еще раз, велит он глубоким низким голосом, помещая ладонь мне на горло.  Я должен прочувствовать последовательность сокращающихся мышц твоего восхитительного горлышка. Всякий раз я буду наблюдать за тобой, когда ты будешь глотать мою сперму до последней капли.

С ума сойти… он точно не в себе. Странное дело, пошлости не вызывают отвращения, а заводят еще больше. Раньше я за собой ничего такого не замечала. Под впечатлением заманчивых непристойностей я покорно сглатываю. Гавриил пристально следит за мной, словно удав за кроликом, не дышит и не моргает… даже неуютно от такого неприкрытого помешательства. Сразу, как только я выполняю его задание, он берт меня за подбородок и подушечкой большого пальца медленно проводит по моим припухшим губам. Его беспокойные затуманенные глаза с пугающим экспериментаторским настроем прицениваются к моему рту. Одними теоретическими вычислениями возможностей рта Гавриил не удовлетворяется. На практике его указательный палец аккуратно проникает в мои разомкнутые губы и беззастенчиво исследует ротовую полость. Не собираясь сдавать позиций, я плотно обхватываю губами его длинный палец и старательно сосу. Огонь одержимости в глазах Гавриила разгорается все ярче и ярче. Мне хватает знаний понять, насколько сильно доставляет ему удовольствие видеть мою сговорчивость по поводу оральных ласк.

Ты совершенна, Ева, хриплым от желания голосом замечает Гавриил.

Не убирая ладони с моего подбородка, он прикрывает глаза и соединяет наши соскучившиеся губы в глубоком поцелуе, заставляющем рыдать от удовольствия. Цепь с гремящим звяканьем опадает на пол, унося за собой весь шумный мир и увековечивая в катакомбах подземелья наши прерывистые вздохи и тихие стоны. Освободившейся рукой Гавриил задирает мне юбку и вплотную прижимается к открывшимся для него скромным хлопковым трусикам. Мой одобрительный стон действует на него командой «фас». Он рычит что-то маловразумительное и легко подхватывает меня за бедра. Я обиваюсь вокруг него руками и ногами, желая слиться с ним в одно целое, желая полностью раствориться в нем, желая отдать ему всю себя. Мы одинаково сгораем от страсти друг к другу это по-настоящему окрыляет!

Прижимая меня к стене, точнее впечатывая в нее, Гавриил усеивает дразнящими ласковыми поцелуями мою шею. От его горячих мягких губ мое тело будто обжигает перцем. Сладострастно посасывая и покусывая мою кожу, Гавриил прокладывает дорожку по пульсирующей яремной вене к уху. Добравшись до конечной точки, он обводит языком ушную раковину, забираясь кончиком внутрь. В накале страстей я дергаюсь и металлическими фиксаторами для рук нечаянно задеваю его пораненное предплечье. Теплая кровь моментально заливает мои пальцы. Вне всяких сомнений, внезапная боль затмевает рассудок Гавриила. Он шипит какие-то невнятные слова, ставит меня на ноги и стягивает на пояс мой топ вместе с простеньким бюстгальтером.

Воистину боги создали их для моих рук, взвешивает он в своих теплых ладонях мои небольшие груди, подушечками пальцев обрисовывая их розовые вершины.  Налившиеся и манящие. Мистерия в подземелье будет долгой. Я буду трахать тебя, Ева, пока сознание не покинет нас обоих.

Гавриил запрокидывает мою ногу себе на бедро и пригвождает меня к стене, давая почувствовать его настроенный на вторжение твердый член. Интенсивно массируя и поглаживая мою ягодицу с каким-то особенным пристрастием, он припадает ртом к окружности моей груди и языком обводит по кругу сосок, превращая его в набухший бутон, который он тут же губами втягивает в себя. От чувственной манипуляции по моим нервным окончаниям проходит разряд, оживляя миллионы рецепторов на коже, и с моих пересохших губ слетает громкий выкрик.

Снимай оберег, резко командует Гавриил.  Я должен войти в тебя. Черт возьми, прямо сейчас!

Я в беспамятстве цепляюсь ногтями за его могучую спину:

Чем тебе мешает амулет?

Не перечь мне, Ева!  строже повторяет Гавриил и вбирает в рот нетронутый сосок.

Бесподобно играя языком и зубами с моим набухшими сосками, как с леденцами, он оставляет меня на сводящей с ума тонкой грани между болью и наслаждением. В одно прекрасное мгновение равновесие нарушается: он сильно прикусывает сосок. Судорога проходит по всей моей нервной системе. Всхлипывая, я выгибаюсь в его объятиях, подобно тугому луку. С шипением сквозь зубы Гавриил резко стягивает мои волосы в кулак.

Моя сладкая девочка, сними оберег, иначе я не смогу войти в тебя, вкрадчиво шепчет он мне на ушко, помещая другую руку на внутреннюю поверхность моих подергивающихся бедер.  Я хочу знать твой вкус, Ева. Мне необходимо ощущать тебя всю. Ты будешь дрожать и до хрипоты выкрикивать мое имя, когда я доведу тебя до оргазма своим языком.

Он умело скользит ладонью между моих бедер в невозможной близости от трусиков. Его пальцы то и дело задевают кромку, подразнивая и распаляя желание.

Гавриил, пожалуйста…

Живо сорви долбаный оберег!  рычит он от возбуждения и нетерпения, его аж всего колотит.

Моментом позже бархотка с кулоном бултыхается в талую воду. Мы провожаем глазами затонувший амулет и снова скрещиваем взгляды. Все границы стерты. Препятствий не существует. Я осознаю отсутствие барьера так же ясно, как читаю в диких глазах Гавриила обещание неземного наслаждения. Взирая на меня с откровенной первобытной похотью, он решительно приспускает мне трусики и пальцами накрывает мой мучительно пылающий клитор, вызывая у меня сладостную конвульсию во всем теле.

О да, детка… заглушает он наши обоюдные хриплые стоны, всасывая мой язык глубоко в себя, как будто приглашает проделать то же самое с его достоинством.  Моя маленькая девочка, ты уже вся мокрая для меня. Вся горишь. Такая податливая и нежная. Черт возьми, я очень долго ждал тебя, Ева!

Я ждала тебя всю свою жизнь, Гавриил, отвечаю я взаимностью и ближе прижимаюсь к его волшебным пальцам, которыми он изумительно ласкает меня в самом окровенном месте.

Бл*ть!  рявкает Гавриил ни с того ни с сего.

Стремительно выдернув руку из моего нижнего белья, он загораживает меня собственной спиной и точным броском отправляет в темноту стилет. Темная фигура наверху лестницы издает непродолжительный скулящий звук, кубарем скатывается вниз и плюхается лицом в лужу.

Твою мать, откуда ищейки Маркиза знают этот ход?!  белеет от гнева Гавриил, с хрустом сжимая кулаки.

Шрам на его скуле наливается кровью, волосы в непоправимом беспорядке, рубашка с небрежно расстегнутыми манжетами в бурых пятнах, в брюках грандиозная эрекция. Взбеленившийся вид выдает констатацию факта терпению Гавриила Германовича настал конец.

Отыскивай оберег, и уходим отсюда, кидает он, словно между нами ничего и не произошло.

У меня подкашиваются колени от того, что он относится ко мне, как заправской шлюхе, и это подтверждает его слова, сказанные наемнику. Цепь сама спадает с моих запястий и на полу рассыпается в пыль. Дрожащими руками я возвращаю топ на место и подтягиваю сползшие чулки. Осмысление компрометирующего поступка наваливается на меня тяжелыми слоями, пригибая к земле или к ногам Гавриила, где теперь мое место.

«Воронцова, добро пожаловать в „фан-клуб шлюх доктора Гробового“!»

Я помогу найти оберег, присаживается рядом со мной Гавриил, поскольку в темной воде найти амулет не так-то просто.

Под водой он берет меня за кисть и направляет в место, где мои пальцы нащупывают серебряный кулон. Бархотка попадает ко мне в руку, и мы одновременно выпрямляемся.

Ты не можешь дотронуться до амулета?  с трудом перебарываю я растекающееся по костям смущение.

Коль скоро заговоренный ошейник оберегает тебя от обладания твоим аппетитным телом.

Гавриил самодовольно подмигивает мне, его ухмылка так и просится стереть ее ногтями.

Безнравственный придурок!

Его улыбка становится тоньше.

Кареглазый котенок чертовски мил, когда выпускает коготки и кусается, с видимым удовольствием отмечает он и против моей воли завладевает моей дрожащей от злости рукой.  Отношения будем выяснять, как выберемся отсюда. Идем.

Безмолвно взывая к справедливости, я следую за своим проводником, разгребая ногами ледяную воду, попадающую в подземелье с реки выше. Туннель находится глубоко под землей. На неотесанных стенах видны разводы и водяные подтеки. Где-то наверху грохочет метрополитен. Развилки лабиринта множатся на глазах, но Гавриил безошибочно ориентируется в запутанных разветвлениях старинного подземного хода. От студеной воды у меня того гляди сведет ноги, зубы отстукивают чечетку, но все лучше преставиться от обморожения, чем облиться горючими слезами от разочарования.

Я не могу взять тебя на руки, Ева, извещает меня Гавриил, кидая недовольный взгляд на мои окоченевшие ноги.  При внезапном нападении я не смогу отразить атаку. Тобой я рисковать не могу. Потерпи. Осталось недолго.

За все время, что мы бродим по подземелью, я давно сбилась со счета, сколько туннелей мы прошли, когда наконец-таки перед нами вырастают ступени. Гавриил обегает глазами заросшую паутиной гравюру на каменной стене и дотрагивается до выступающей геральдической лилии. За бесшумно отъехавшей в сторону плитой раскрывается чрево будуара «страны чудес». Призывая к соблюдению тишины, он подносит указательный палец к своим несколько опухшим от поцелуев губам и осторожно заглядывает в номер для любовных утех. Удостоверившись, что апартаменты пустуют, мы заходим в безвкусную опочивальню с войлочной периной, где тусклый красноватый свет торшера создает неуютный полумрак.

Измочаленная событиями, я сминаю подол юбки практически бесчувственными пальцами и присаживаюсь на прогнувшуюся кушетку времен Маркиза де Сада, повидавшую на своем веку немало бесстыдных подробностей. Меня разбирает смех от абсурдности всей ситуации, но я вовремя утешаю себя мыслью, что все было бы куда хуже, дойди мистерия в подземелье до секса. Стараясь отвлечься, я стягиваю промокшие кеды и чулки.

Гавриил поворачивает ключ до упора и закатывает расстегнутые рукава рубашки. Моему взору открывается искусная черная татуировка расписанная древними письменами шипастая плеть со стрелой на конце оплетает его правую руку до запястья. Чего греха таить, татуировка на его мужественной руке выглядит сексуально.

Мы недалеко от скрытого черного хода, встает он напротив меня, загораживая своим гигантским ростом и мускулатурой весь свет.  Концерт закончится минут через тридцать. Придешь вовремя к своему… бойфренду.

«Несносный мужчина… заставляет меня видеть небо в красном цвете!»

Я приехала в бар вдвоем с Дашей, но моя личная жизнь тебя никаким боком не касается. Мистерия в подземелье не повторится.

С непоколебимым уравновешенным видом Гавриил скрещивает руки на груди, от чего забрызганная кровью рубашка натягивается. Глубокое рассечение на мышце предплечья, которое благодаря мне выглядит еще краше, начинает кровоточить с новой силой.

Ищейки Маркиза обыскивают номера, даже не поморщившись от боли, сообщает он, но дальше его перебивают выкрики из коридора.

Эй, вы, там, у нас проверка!  слышен хор грубых голосов, по двери тарабанят кулаки.  Немедленно отворите!

Сыпля проклятьями, Гавриил усаживается на кушетку и порывисто привлекает меня к себе. В следующую секунду дверь с треском слетает с петель, и к нам в номер вламывается кучка лысых верзил во главе с толстым усатым боровом. На месте прибытия их встречают карательный взгляд палача и острая, как лезвие бритвы, полуулыбка, рассекающая безжалостное выражение лица.

Есть ли у тебя причины вломиться ко мне, Маркиз?  надменно растягивает слова Гавриил в свойственной ему повелительной манере.  Коль скоро ты застал меня со спущенными штанами, то лучше бы тебе иметь эту причину.

В стальном отражении дренажной системы мне доступен неплохой вид на обстановку за моей спиной. Боров с бульдожьим лицом, по-видимому, хозяин борделя, трясется всем телом.

Гавриил Германович, мне… мне не доложили, что вы… вы тут, расшаркивается он.  Роза мертва. Мы нашли ее заколотой ножом. Преступник успел скрыться в подземелье. Мои люди ловят его.

Отчитаешься передо мной лично, отдает указание Гавриил, устало откидываясь на спинку унылой потасканной кушетки.

Несмотря на то, что он находится в борделе, в расслабленной позе и окровавленной сорочке, он по-прежнему производит вид благородного, собранного, волевого мужчины, удел которого руководить.

Маркиз кланяется ему в ноги и, не разгибаясь, красный, как помидор, бочком семенит к выходу. Видя откровенное идолопоклонничество, я для себя твердо решаю Гавриил далек от БДСМ-культуры, где, как правило, комплексы неполноценности и ущербность половых партнеров выплескивается в сексуальную агрессию. Учения по половой психопатии Крафт-Эбинга тому доказательство. В отношении Гавриила все иначе: он деспотичен сам по себе, как бывает с теми, кто осмысленно выбирает политику кнута и пряника в широком смысле для стабилизации массовых настроений в городских джунглях. По аналогии с альфа-самцом вожаком стаи системы подчинения-доминирования в агрегациях социальных животных.

В считанные секунды верзилы возвращают дверь на петли, но Гавриил не дает мне слезть с него. На оказание сопротивления он заламывает мне руки за спину и серьезно говорит:

Не расскажешь, за каким тебя понесло в бордель?

Мгновенно я чувствую себя совершенно опустошенной. Переутомление в свете последних событий выпило из меня все жизненные силы.

Прости, что подвергла тебя опасности, пристыженно извиняюсь я.  Из-за меня ты мог умереть. Спасибо, что спас мне жизнь.

В холодных, как воды Арктики, глазах Гавриила возникает выражение, очень близкое к скорби.

Ты всегда можешь на меня рассчитывать, Ева, с дрогнувшей на губах улыбкой повторяет он сказанные им на моем дне рождения слова.

Мне так и хочется пойти на поводу у отбившегося от разума неразумного сердца и поцеловать Гавриила, но я укрощаю своевременный порыв и пускаюсь в монолог про случйную встречу с «маньяком» в Санкт-Петербурге.

Воистину твоя информация бесценна, Ева, утомленно прикрывает веки Гавриил.

С закрытыми глазами и плотно сжатыми губами он напряженно ворошит свои волосы. Без всякого неуместного жеманства я утыкаюсь носом в его теплую шею и глубоко вдыхаю соблазнительный аромат, стараясь сохранить его у себя в памяти. Нет ничего роднее запаха любимого мужчины. Исключительно подобранный одеколон, в котором неизменно присутствует свежеть ночного леса и терпкость мускуса, перебивают его естественные мужские феромоны. Даже в окровавленной сорочке, пропитанной ожесточенной дракой и сладким потом от мистерии в подземелье, он пахнет властью, деньгами, пороком и неуловимым вольным степным ветром, который по его желанию может нежно приласкать или безжалостно хлестануть по лицу.

Я вдыхала бы и вдыхала сводящий с ума аромат этого не знающего пощады воина, скитающегося по греховным тропам своего одинокого королевства и, быть может, когда-то разочаровавшегося в любви женщины, но на первый план вырывается овладевающая мною слабость. Я все-таки заработала себе простуду, потому что температура и ломота в костях набирают обороты, начинает знобить.

Ты вся дрожишь, обеспокоенно хмурится Гавриил, обхватывая мои заледенелые босые ступни.

Больше не медля ни секунды, он относит меня на кровать. Я сотрясаюсь от озноба так, что зуб на зуб не попадает. На войлочной перине я сворачиваюсь калачиком и подгибаю руки и ноги, совсем как домашний котенок тот самый, с которым он меня постоянно сравнивает.

Сейчас я вылечу тебя, детка, с болью улыбается Гавриил, кладя ладонь на мой огненный лоб.  Твой оберег блокирует некоторые мои способности, поэтому сними его.

Я делаю, как велено, и вглядываюсь в его сузившиеся зрачки, в центре которых загорается золотой свет, затягивающий меня в глубокий гипнотический колодец. С неизведанным ранее чувством я уплываю в транс, где чья-то невидимая сила забирает из моего тела боль.

Гавриил полон сюрпризов. Влияние целительства второе по редкости после влияния прорицания.

Хм… мое влияние должно было подействовать истолковывает он мое молчание по-своему и начинает поочередно растирать мои босые ступни, согревая их горячим дыханием.

Я теряюсь в поистине неземных ощущениях и забываю даже, как правильно дышать. Гавриил владеет секретной картой эрогенных зон на теле женщины. Я любуюсь его красивыми руками с надувшимися венами и тихо постанываю, но все еще играю в молчанку. Мне не хочется покидать рай в шалаше с любимым, мое сердце поет.

По-моему, моя проказница, ты полна бодрости, из-под знойно опущенных ресниц на меня смотрят проницательные синие глаза.

Твои руки творят чудеса, от чистого сердца признаю я.

Покорно благодарю, Ева… Ты, кстати, раньше болела земными болезнями?

Сколько себя помню.

Никита тоже любит полнолуние?

Вот уж не ожидала, что ты запомнил, приятно изумляюсь я.  Вообще-то брат равнодушен к небу. К чему все эти расспросы?

Сегодня полнолуние, вспомнилось что-то, улыбается Гавриил своей коронной гипнотической улыбкой, но интервьюировать продолжает: Никита раньше болел, как ты?

Нет, только мне почему-то повезло. Это что-то означает?

Архонты с рождения не болеют земными болезнями, вдумчиво молвит он, сопоставляя в уме какие-то детали.

Моя очередь задавать вопросы.

Ты обладаешь влиянием целительства, почему же не излечил собственное плечо?

Гавриил сжимает челюсти и неторопливо проводит пальцем по ровному шраму у себя над скулой, очевидно, прикасаясь к тайнам прошлого.

Все дело в моем рубце. Я получил его в далеком отрочестве. Исцелить ранение тогда я попросту не мог, поэтому шрам стал для меня напоминанием о моем поражении. С тех пор в моей руке есть то, что заставляет меня избежать поражения. Иногда выходит иначе.

Он мрачно косится на окровавленное предплечье.

В таком случае я предпочитаю чувство боли. Я специально замедляю срастание раны и терплю боль, как можно дольше. Боль способствует предотвращению ошибок в будущем. Так звучит еще одно из моих непреложных правил, Ева.

Я шокирована его откровением о безжалостном отношении к самому себе. Краткий психотерапевтический анализ склоняет меня к конкретному постулату проблема заложена небезоблачным детством. В десять лет мальчик подвергся нападению и едва избежал смерти. Искалечить психику ребенка могла и оставленная преступником отметина на лице. Если только шрам не след какого-нибудь физического насилия более позднего периода и вовсе не связанного с заказным убийством.

Как бы то ни было, на данном этапе в разбившемся витраже с сюжетом психологических отклонений Гавриила один пазл прикрепился к перемычкам детская травма.

Бесчеловечен, но не более чем к самому себе, с отсутствием свободы выбора в голосе напоминает он, и его лицо украшает обволакивающая рассветом улыбка, но даже она не может покрыть весь чудовищный смысл слов.

Почему ты никогда не улыбаешься от сердца?  сквозь ком в горле спрашиваю я.

На лицо Гавриила опускается беспристрастная броня, прячущая любые эмоции. Его потеплевшие было глаза стремительно леденеют, едва ли не крошась по ободкам. При такой резкой перемене в настроении давить на него не стоит, но мне нужны ответы. Арктический лед в глазах лишь видимая часть дрейфующего айсберга.

Почему ты никогда не смеешься?  упорно гну я свою линию, независимо от того, что, по всем ощущениям, он уже мысленно заметался по комнате, круша и громя все без разбора.  Не радуешься. Не веселишься. Ты весь на иголках. Тебя что-то сильно гнетет. Это так?

На мгновение в глазах Гавриила вспыхивает отчаяние, безнадежность и глубокая усталость как будто он в изнеможении бегает по кругу уже не один десяток лет и никак не может остановиться. Замкнувшись в себе, он долгое время смотрит куда-то мимо меня на стену. Я уже думаю, что ответ не последует, но он через силу немногословно отвечает:

Да, Ева… Только все мои проблемы я обсуждаю исключительно с моим психотерапевтом.

Вот и второй пазл прикрепился к перемычкам разбившейся души моего безмерно несчастного мужчины тяжкий груз на сердце.

Очень осторожно я захожу с другой стороны:

Ты не хочешь говорить, потому что не доверяешь мне?

Гавриил окончательно мрачнеет и прикрывает веки, по всей видимости, скрывая от меня весь масштаб хаоса, который творится у него на душе. В напряжении его пальцы начинают ходить по нахмуренным бровям.

Все непросто, Ева, с тяжестью выдыхает он наконец.  Не волнуйся, мои проблемы не связаны с сексуальными отклонениями.

Как бы мне ни хотелось узнать больше, перегнуть палку нельзя. Я оставляю его в покое. В молчании он терпеливо ждет, пока я так же молча соберусь, и на выходе из номера накидывает мне на плечи пиджак. За первым же поворотом геральдическая лилия на каменной плите служит нам пропуском к ведущим в зиму крутым ступеням. Змееобразная выхоженная тропа между домов приводит нас к служебному входу «Чертовой Мельницы», где переминаются курящие музыканты.

Гавриил обнимает меня за талию и притягивает ближе к себе. Под пиджаком его ладонь беспорядочно гуляет по моим позвонкам и лопаткам, пальцы другой руки чувственно скользят по щеке и запутываются в волосах у виска. Всем видом он выдает, что никак не желает со мной расстаться.

Я подожду тут, пока ты не зайдешь в бар, его голос звучит интимно тихо.  Завтра после ужина состоится прием в память о моей матушке, поэтому ужинать мы будем с тетей и… отцом. Веста ждет встречи с тобой. Ты ей понравилась. И еще… У меня будет просьба. Утром с Сашей я пришлю тебе платье. Для меня важно, чтобы ты была в нем.

Меня страшно интригует его заманчивое предложение:

Хорошо, если платье не будет школьной формой для нимфетки.

Блуждая беспокойными глазами по моему лицу, Гавриил чутко и с долей поклонения изучает растопыренными пальцами очертания моих скул, линии подбородка, веки, нос, с фанатичной дотошностью гладя каждую черточку. Сейчас в нем есть что-то от генильного и немного безумного мастера именно так выглядит трудившийся не покладая рук одержимый скульптор: сотворив шедевр, восхищается им ночи напролет, не ведая сна. Совершенно непонятно, как в таком прекрасном и пугающем мужчине может уживаться столько аспектов противоречий. Никогда в жизни я не встречала столь многогранной личности, к которой влечет до дрожи в коленях и в панике хочется бежать в другую галактику, чтобы спастись, пока еще не поздно. Такие сильные чувства, что даже страшно. Особенно страшно, что набирающая обороты неразбериха с нашей «формулой любви» засасывает меня все глубже и глубже на дно. Однажды наступит день, когда я просто-напросто захлебнусь эмоциональными переживаниями и утону в своем океане чувств. Равносильно физическому закону образовывающейся за тонущим кораблем воронки: чем ближе к ней находишься, тем меньше шанс на спасение. Во всяком случае, Гавриил в своем безумии медленно, но верно идет ко дну. Рано или поздно та же участь постигнет меня. Погибнем мы вместе или поодиночке к тому моменту будет неважно.

Заманчиво, детка, но не в этот раз, после долгой паузы проникновенно шепчет в мой полуоткрытый рот Гавриил и запечатляет на моих губах короткий, но наполненный чувствами поцелуй с прикусыванием нижней губы.  Ты даже не представляешь, какая ты вкусная, Ева. Ты прекрасна. Изумительна. Заеду за тобой ровно в шесть. Будь готова. Я не терплю опозданий.

Наслышана, возвращаю я ему поцелуй, паря под облаками от каждого его слова и движения.  До завтра, Гавриил.

Уходя, я поплотнее закутываюсь в его пиджак, и вовсе не из-за холода в нем еще теплится карма любимого мужчины. В отведенном месте для курения я замечаю распинающегося перед кучкой ребят здоровенного детину с носом-картошкой и развитием примата.

Привет, Лолита, по блатному затягивается сигаретой нахохлившийся Сидоров.  Не замерзла, конфетка? А то я могу… на этих словах в его глазах застывает ужас приближающихся казней египетских.

Моим словам, Сидоров, ты не внемлешь!  раздается позади яростное шипение Гавриила и, на мои плечи хозяйским жестом опускаются его руки.  Заруби себе на носу, Сидоров, если еще раз я увижу тебя с моей девочкой, утоплю в луже собственной крови. Ясно тебе?

Сидорову, кажется, поплохело.

Э-э-э… яснее некуда, док, трусливо жует он слова.

В девять жду у себя с отчетом, между делом вставляет Гавриил.  И только посмей снова прийти с недоработанным хилым экземпляром. На этот раз штрафовать не буду.

Интим с Малышом Моджо?  обреченно уточняет Сидоров.

Именно.

Буду как штык, док.

«Кто бы мог подумать, что Сидоров работает на доктора Гробового».

С начальством бедолаге «крупно повезло», иронизирую я уже без свидетелей.

Мрачная тень ложится на лицо Гавриила.

Коль скоро ты моя, то чтобы больше я вас вместе не видел. Я не делюсь тем, что принадлежит мне.

Он собственнически пристраивает руку на моем бедре и уводит меня за угол бара. Разрешите спросить, что это было? Неужто ревность?.. В сущности «ревность» часто путают с «чувством собственности». Мужчины поголовно территориальные самцы. Что поделать, собственниками их создала Матушка-Природа.

Чуть не забыла, спохватываюсь я.  Кто такой Малыш Моджо?

Моя богатая фантазия в красках рисует обезображенных генетических мутантов из голливудских хорроров.

Сохраняя каменное выражение лица, Гавриил выдерживает драматическую паузу и произносит:

Всему свое время, моя любопытная нимфетка.

Неисправимый манипулятор!  восклицаю я, правда, немного оробев.

Ускоренным шагом мы одолеваем переулок, и на сходе с пешеходного мостика видим Дашу, раздосадованно поглядывающую на экран сотового телефона. В шаге от нее припаркована заведенная «Ауди». Мы огибаем другие раскиданные по булыжной мостовой автомобили и подходим к ней. Естественно, она высказывает все, что думает о моей загулявшей персоне. Мне ничего не остается, как раскрыть ей секрет отлучения на два часа «в уборную». Само собой, на одних нравоучениях Даша не останавливается. Под раздачу попадает и Гавриил. На него льются обвинения в применении гипноза в Выборге. Совершенно сраженный новостью, Гавриил не отрицает, что в тот день ездил в Выборг по делам, но в сержанта уж точно не перевоплощался.

Возможно, и так, но если неотразимым сержантом Гавриил не был, то… кто же тогда им был?