Счастье на высоких каблуках Хмельницкая Ольга
Марина лежала в ванной в облаке белой пены. Итак, сначала взгляд, который она почувствовала в супермаркете. Недобрый такой, острый. Потом записка. Потом грязная «восьмерка». Потом покупка платья с приглашением в кармане, получение Виталиком записки, смерть Жанны, взрыв в кафе, нападение на лестнице, получение Леной записки с угрозами, исчезновение Виталика…
У Марины шла голова кругом. Перед глазами стоял изолятор, залитый кровью. Кто увез Виталика? Куда? Жив ли он?
И еще авторучка. Она ее определенно видела. Выспаться бы, отдохнуть, успокоиться, глядишь, и всплыло бы, где и когда. На витрине? В чьих-то руках? На рабочем столе? У Жанны мало того, что любовник был, мало того, что муж слушал «Killing me softly», так еще конфликт интересов с коллегой. Пробиться из состава хора в солистки трудно. У кого из нас нет конфликтов? У кого нет проблем? Но не каждого убивают, причем ядовитой розой, обвитой красной лентой. Не каждого давят автомобилем, не в каждого стреляют на лестнице, не каждого взрывают в кафе с помощью борсетки, набитой пластитом.
И, главное, в этом нет никакого смысла. Чего он хочет, этот неизвестный кто-то, кто постоянно маячит у нее за спиной?
Месть? Конкуренция? Марина беззвучно застонала, закрыв глаза. Потом снова открыла их – большие, светлые.
«Я чего-то не знаю, – подумала она. – Я просто чего-то не знаю, поэтому для меня происходящее выглядит театром абсурда. Я точно знаю, что во всем этом есть какой-то смысл. Только я его не вижу».
Вздохнув, она начала выбираться из ванной.
– Да, я его шеф, – сказал мужчина в очках и с бакенбардами. – Садитесь, располагайтесь. Что-то случилось?
Его лицо выражало радушие.
– Я жена Виталия Георгиевича Генкина, – сказала Марина, глядя на шефа мужа. – Его похитили. Милиция его ищет, но пока никаких следов. У вас есть какие-нибудь идеи?
Она никогда этого человека раньше не видела, хотя пару раз Виталик пытался взять ее с собой на корпоративы. Впрочем, у Марины всегда было слишком много работы.
– Похитили?
Улыбка на лице мужчины поникла, очки перекосились.
– Это никак не может быть связано с работой Виталия Георгиевича? – спросил Дима.
Мужчина поправил очки и наморщил лоб.
– Н-нет, – сказал он. – Спокойный, исполнительный. Красивый, конечно, моя секретарша была в него тайно влюблена…
Марина подняла одну бровь.
– Мы можем поговорить с ней? – спросил Дима.
Мужчина вышел, приглаживая бакенбарды.
– Секретарши обычно знают больше всех, – сказал он.
Через минуту в кабинет вошло существо грациозное и воздушное, как пирожное безе.
Лена наконец перестала плакать, пошла в ванную и вытерла слезы. Марина оставила ее у себя дома, запретив куда-либо уходить. Елена обвела взглядом квартиру, в которой не была очень давно. Ремонт поражал воображение. Мрамор и хрусталь в сочетании с алюминием и сталью, все изящное, гармоничное, дорогое.
Лена открыла холодильник. Одной только икры несколько видов. В отделении для фруктов лежала упаковка клубники, ананас, киви и авокадо. Что-то темное и мрачное поднялось в груди Лены. Это что-то не стимулировало ее к действиям. Напротив, вызывало паралич. Зачем дергаться, идти на работу, получать зарплату, откладывать на курточку Adidas, носить фальшивые туфли Prada, зачем все это – если у сестры этими Prada забит целый шкаф, и ей все равно никогда сестрицу не догнать, не сравниться, не подняться до ее уровня.
Лена была убеждена, что ей никогда не стать такой, как сестра.
– Почему ей все дается так легко?
Лена увидела цепочку с бриллиантовым кулоном, небрежно и беспечно брошенным на полочку рядом с телефоном, и ее затрясло. Это было так похоже на ее любимые сериалы. Сериалы она вообще могла смотреть бесконечно – про красивую жизнь, про красивых людей, про красивые квартиры, про красивые отношения.
Все это сказка.
У ее сестры такая сказка была.
– Почему? – спросила Лена, глядя на себя в зеркало. На нее смотрела красивая тридцатилетняя женщина с неуверенным взглядом и неухоженными руками.
«Пониженное чувство опасности, бешеная работоспособность, умение взять на себя ответственность за благополучие окружающих и за свои собственные ошибки, игнорирование мнения окружающих, стремление вцепляться в каждый шанс с яростью бультерьера», – говорил Лене о Марине знакомый психолог.
Лена испытывала в такие моменты глухое раздражение.
– Вы ничего не понимаете. Ей просто повезло, – думала Лена. – Повезло!
На секунду ей вспомнилось, как юная Марина с утра до вечера тренировалась, бегая по парку и вверх и вниз по лестнице на двенадцатый этаж и обратно. Как стреляла часами из винтовки. Как добежала до финиша на поломанной лыже. И как она, Лена, растянув ногу, тут же покинула спортивную секцию. Как Марина насмешливо и молча смотрела на нее, когда Лена говорила, что больше спортом заниматься не будет, потому что… потому что… не будет, и точка. В глазах Марины тогда мелькнуло разочарование, как будто она, Лена, оказалась слабачкой, и сейчас, много лет спустя, Лена все еще помнила этот взгляд.
Лена пошла на кухню и выпила кофе. В этот момент в дверь кто-то позвонил.
– У нас проблема, – сказала Марина секретарше шефа Виталика, воздушному существу, напоминающему пирожное, – Виталий Георгиевич Генкин пропал. Я его жена.
Секретарша сидела напротив, сложив руки с длиннющими ногтями. Когда она услышала слова Марины, лицо у нее вытянулось. Глаза с сильно накрашенными ресницами распахнулись, став совсем круглыми.
– В каком смысле пропал? – спросила она. – Ушел и не вернулся?
– Пропал прямо из больницы, в которой он лежал после ДТП. Я буду с вами откровенна, его выманили из больницы и похитили. Подумайте, что вы можете знать о Виталии Георгиевиче такого, что может нам помочь найти его.
Повисла длинная пауза. Секретарша молчала. Красивое кукольное личико не выражало ничего.
– А выкуп требуют уже? От вас, – спросила она наконец.
– Нет. Никто ничего не требует.
Секретарша молчала.
– Я не могу вспомнить ни одного эпизода, который бы показался мне подозрительным, – сказала она наконец, – что конкретно вы хотите узнать? Красивый мужчина, исполнительный работник… ничего такого, чего не было бы у других.
– Не было ли у Виталия Георгиевича на работе недоброжелателей?
На этот раз пауза длилась дольше.
– Были, – сказала наконец секретарша. – Раз уж вы так хотите знать, Виталий Георгиевич – жесткий парень и активно делает карьеру. Был случай, когда он подсидел Васильева. Тот бушевал, как море в шторм. Кроме того… он нравился многим женщинам.
– Кому именно? – спросил Дима.
– Мне. Людмиле Леденцовой. Александре Паперной. Можете записать эти имена.
Секретарша смотрела на Марину и, казалось, хотела сказать еще что-то. Но промолчала.
– Мы не там ищем. Никто на его работе не мог знать о том, в каких магазинах я люблю делать покупки и что у меня есть сестра, которая живет по такому-то адресу, – сказала Марина.
– Согласен. Но вдруг что-то всплывет, – сказал Дима.
Машина Димы стояла на перекрестке и мигала левым поворотником. Машина с охраной пристроилась сзади.
– Меня слегка смутило поведение секретарши, – продолжил Дима. – Но я думаю, что все дело в том, что у нее были с твоим мужем какие-то шуры-муры. Тем более она в этом косвенно призналась, сказав, что он ей нравился. Не надо думать, что он у тебя – святой.
– Я уже большая девочка, – кивнула Марина. – Кстати, секретарша обладает недюжинным умом и наверняка имеет хорошее образование. Просто маскируется.
– Заметил, – кивнул Дима. – Думаю забрать ее к себе в компанию.
Ему наконец удалось повернуть. Машина пролетела перекресток с таким ускорением, что Марину вдавило в кресло.
– Так ты не вспомнила, где видела авторучку? – спросил Дима. – Это бы нам очень, очень помогло.
Но Марина только покачала головой. Светлячок по-прежнему летал в сознании, но все никак не давался в руки.
Юбка-карандаш от Sisley выглядела весьма неплохо. Марине нравился снежно-белый цвет. Тонкие черные полосочки по бокам, молния, высокая посадка. Марина надела ее и несколько секунд рассматривала свои ноги.
– Хороша, – решила она наконец.
– Ну покажи, что там? – сказал Дима.
Марина вышла из примерочной. Он смерил ее взглядом.
– Без юбки было бы лучше, – сказал Дима. – Ну так уж и быть, я тебе ее куплю.
– Я могу купить себе все, что в этом магазине. Сама, – сказала Марина, попытавшись выдавить весь доступный ей холод.
– А я могу купить весь магазин вместе со зданием. И что? – улыбнулся Дима. – Из этого следует, что я не могу купить юбку девушке, которая мне нравится?
Марина посмотрела на себя в зеркало.
– Но я, кстати, не советую тебе ее покупать, – продолжил Дима. – Попа выглядит плоской.
Марина растерялась.
– Не злись, – сказал Дима. – Померяй другую юбку. Предлагаю вот то красное кожаное мини. Или оставайся вообще без юбки. Мне, во всяком случае, последний вариант больше всего нравится.
– Попа, значит, плоская, – повторила Марина.
– Да, – сказал Дима.
Продавщица кашлянула, скрывая улыбку. Другие покупательницы с интересом обозревали попу Марины.
– А вот красное кожаное мини можно носить дома, – продолжил Дима.
– Я замужем, – прошипела Марина. – Хватит издеваться.
Секунду они смотрели друг другу в глаза. Спустя мгновение Марина поняла, что совершенно не может сердиться.
Людмиле Леденцовой было под сорок. Ухоженная, стройная, с гладким лицом, недавно, судя по всему, побывавшим под ножом хирурга, она выглядела чрезвычайно хорошо. На голове у нее была плотная шапка волос, очень темных и очень блестящих.
– Ну что вы? – сказала она. – Кто вам такое сказал? Виталий Георгиевич и я были в близких отношениях? Нет, в чисто деловых, рабочих. Ходили в ресторан вместе? Какая чушь.
Она на несколько секунд закрыла глаза, чтобы не было видно, как они бегают.
– Я изо всех сил сочувствую вам. Ваш супруг был…
Она замялась.
– Был? – ласково уточнила Марина. – Сочиняете некролог?
– Я хотела сказать, что убеждена, что сложившаяся ситуация никоим образом не связана с его работой, – закруглила мысль Людмила Леденцова.
Она глотнула чаю.
– Вы знаете, я припоминаю ситуацию, – добавила она. – Мы сидели в ресторане всем отделом, с нами были несколько человек из департамента, где работал Виталий Георгиевич. Общались, смеялись… Может, вы этот случай имели в виду?
– Работал? – повторила Марина. – Именно так, в прошедшем времени?
На лице Людмилы появилось раздраженное выражение.
– Спасибо, вы нам очень помогли, – произнес Дима.
Леденцова поспешила покинуть их, явно не желая продолжения беседы.
Александра Паперная нервно теребила салфетку.
– Я стажер, – сказала она. – Я работала в отделе под началом Виталия Георгиевича.
Ее голос сорвался. По щекам потекли слезы.
– Он жив? – спросила Александра, всхлипывая.
Марина молчала. Дима подвинул ей стакан холодного сока.
– Вы не подумайте, – сказала Александра, захлебываясь соком и слезами, – у нас ничего не было. Он, наверное, так и не понял, что у меня к нему чувства. Простите меня.
– Тебе не за что извиняться, – сказал Дима. – Это бывает. Это пройдет. Все нормально.
Она кивнула и посмотрела на него с благодарностью.
– За ним еще ухлестывала эта стерва… Леденцова, – сказала Александра. – Сначала все улыбалась… А потом я увидела, как она остановила Виталия Георгиевича в коридоре и что-то злобно шипела ему, а он пятился.
Марина и Дима переглянулись. Паперная продолжала заливаться слезами:
– А ведь она знала, что у Виталика есть жена. Правда, о ней ходили разные слухи.
– Какие именно? – спросила Марина.
– Ну, что она дочь богатых родителей, но Виталик горд и не берет денег, кто-то, напротив, говорил, что он с ней только из-за денег, кто-то – что она богата, но намного старше его, а еще ходила сплетня, что у его жены есть хорошенькая юная дочь от первого брака, поэтому…
Марина едва удержалась от улыбки. Слезы Паперной падали прямо в сок, и она так и пила эту сладко-соленую смесь.
– Я не хочу тебя расстраивать, но у Леденцовой и твоего мужа явно была интрижка, – сказал Дима. – Потом он ее, видимо, бросил, что ей, конечно, понравиться не могло.
– Я не вчера родилась, – парировала Марина. – Не трудись объяснять мне очевидные вещи.
Она сунула ключ в дверь своей квартиры.
– Открыто, – недоуменно сказала она.
Охранник выхватил пистолет. Дима и Марина прижались к стенам. Охранник распахнул дверь.
– Лена! – закричала Марина.
Она успела отметить, как легко и быстро движется Дима. Как кругленький тюфячок преображается, превращаясь в опасного воина. В руке у Димы мелькнул пистолет. Его охранник принялся обходить квартиру справа, Дима – слева. На полу оставались грязные следы. Хлопали двери.
– Никого, – сказал через минуту Дима. – Она, видимо, ушла добровольно. И записку написала. На кухне лежит на столе.
«Прости, я виновата».
Записка была написана на листе, вырванном из глянцевого журнала.
– В чем виновата? – спросила Марина.
Ее била дрожь.
– Твою сестру могли заставить написать эту записку, – сказал Дима.
– Посмотри на дверные замки! – воскликнула Марина. – Они целые, их никто не ломал, значит…
– В дверь просто позвонили, и она открыла, – пожал плечами Дима.
– Моей сестре тридцать, и она не дура, – сказала Марина. – Она кому попало не стала бы открывать. Да еще и дверь за собой не закрыла.
Дима дипломатично промолчал.
– Что происходит? – спросила она, глядя на него.
Дима сел на диван и сбросил обувь. Охранник отправился сторожить входную дверь.
– Вспомни, где ты видела авторучку, – попросил он. – Твой враг прокололся, оставил улику, а ты не можешь вспомнить, где ее видела. Я прошу тебя. Мы сразу раскрутим всю цепочку.
Марина принялась ходить по дорогим коврам в бессильной ярости. У нее были красивые ноги, с гладкими мускулами, высоким подъемом и тонкими щиколотками. Она ходила туда-сюда, а Дима смотрел на нее.
– Минус два, – наконец сказала она. – И муж, и сестра.
Она зарыдала, дав прорваться истерике, ударила руками по стене, смахнула на ковер подсвечник, а потом упала на диван.
– И я бы поверила, что в чем-то виновата Леденцова, если бы не исчезновение сестры. Что это значит? В чем может быть виновата Лена? – спросила Марина, наконец успокоившись.
– Твоя сестра что-то скрывала, – сказал Дима.
Марина снова встала, Дима тоже. Когда они стояли напротив друг друга, Дима едва доставал ей до подбородка.
– Поехали, – сказал он.
– Да, – сказала Марина.
С какого-то момента они начали понимать друг друга без слов.
Они звонили в дверь долго, но никто не открывал. Тогда охранники в три секунды смастерили отмычку из большой стальной скрепки. Дима и Марина вошли в квартиру Лены.
Как всегда, бардак. Дима двигался легко и быстро. Его глаза, которые часто выглядели сонными и безразличными, теперь казались пронзительно-внимательными. Он обошел квартиру, потом сел на кухне, предварительно смахнув с табурета пыль.
– Письма. Фотографии. Деньги. Драгоценности. Начинайте с кухни.
Охрана взяла под козырек.
– Я по-прежнему не вижу никакого просвета, – сказала Марина, опираясь на подоконник, – разве что Леденцова выглядит подозрительно. И эта записка «Прости, я виновата».
– О да, – кивнул Дима, – у Леденцовой рыльце в пушку. Она что-то может знать. Но при чем здесь твоя сестра? Это очень интересно. И, думаю, очень важно.
– Виталик подозревал ее. Только ее, больше никого, – сказала Марина. – Говорил, что она мне постоянно завидует, что я богата, что если мы – я и Виталик – умрем, она может в перспективе получить наследство. Но я не верю. Понимаешь, у нас живы родители, и у меня и у Виталика. Они получат все.
– Ты уже говорила мне это, – сказал Дима, – но тут я согласен с Виталиком больше, чем с тобой. Разве твои папа и мама будут возражать, чтобы Леночка жила в твоей квартире? Чтобы она пользовалась твоими драгоценностями, твоими машинами, твоим агентством? Кто будет управлять фирмой? Не старики же?
– Да она ничем не умеет управлять – ни машинами, ни фирмой. А что касается квартиры, то она и мою в три дня приведет в состояние хлева. К тому же подумай, могла ли моя сестра где-то взять пластит, соорудить бомбу и подложить ее в кафе? К тому же она не умеет стрелять. А тот человек, что напал на меня на лестнице в черной накидке и со «Смит-Вессоном», стрелял хорошо. Дальше. Лена была здесь в тот момент, когда Виталик увидел в окне лицо и спрыгнул вниз, на леса. Хотя насчет последнего я не уверена, конечно, ведь точное время ее исчезновения нам неизвестно.
Один из охранников вошел и положил на кухонный стол пухлый потрепанный конверт.
– Тут деньги, – сказал он, – мы нашли под матрасом.
Дима пересчитал сумму.
– Почти двенадцать тысяч долларов, – сказал он.
Марина подняла брови.
– Ты думала, твоя сестра сидит без гроша, – подмигнул он.
Они посмотрели друг на друга.
– Откуда? – растерянно спросила Марина. – Она же не работала.
– Она же в чем-то виновата, – напомнил Дима, – думаю, деньги и чувство вины как-то связаны. Может, она в свое время у тебя что-то украла? Безделушку какую-нибудь? Колечко с бриллиантом, которое ты думала, что потеряла?
– Ерунда. Ничего такого не было, – сказала Марина. – Мы вообще мало общались, раз в год, может, пару раз. Она и дома-то у меня после ремонта не была.
– Драгоценности, – сказал второй охранник, поставив на кухонный стол шкатулку.
– Это интересно, – протянула Марина. – По тому, какие драгоценности покупает человек, можно многое сказать о его внутреннем мире. Стиль шопинга отражает состояние души.
– А также тут есть ярлычки из магазинов, – сказал Дима.
Марина взяла в руку кулончик в виде головы Нефертити.
– Египетская царица. Интересно, – сказала она.
– А вот сердечко с рубином, – сказал Дима. – Видимо, намек на любовь.
– Намек намеком, – покачала головой Марина, – но не факт, что кто-то ей это купил. Она могла и сама. Я вот покупала себе сердечки. И носила. Пока Виталика не встретила.
– А потом он стал тебе покупать? Золотые сердечки? – поднял брови Дима. – Точно?
Марина не ответила. Она вытащила длинную серебряную цепь с крупным кулоном-жетоном с графами: имя, день рождения и группой крови. Штучка была массивной, но симпатичной.
– Кто-то со вкусом все это подбирал, – сказал Дима. – Так же, как и белье с подсолнухами. Сама-то Лена совершенно точно вкусом не обладает. Посмотри на квартиру.
Кольца все были совершенно стандартными – камешки, цветочки. Последним Марина достала из коробочки круглый золотой кулон, гладкий со всех сторон, как капля.
– Посмотри, нет ли нигде надписей. Типа «Лене от Толика»?
Но ничего такого не было.
– Я знаю, о чем ты думаешь, – сказала Марина. – Ты так же, как и Виталик, думаешь, что моя сестра участвует в заговоре против меня. И что у нее есть богатый любовник. Некий мистер Икс, который задумал решить свои финансовые проблемы за мой счет. И за счет Виталика.
Она нервно хлебнула минералки. Кубики льда звякнули о стенки бокала.
– Тебе не нравится эта идея, – сказал Дима. – Я тебя понимаю. Сестра. Вместе росли. Близкий человек… А потом оказывается, что любовник для нее важнее тебя. И что она готова пойти из-за мужчины на предательство.
Марина смотрела на него волком.
– Но, как ты понимаешь, мозг операции – не она, а ее любовник. Если он у нее действительно был. И если мы не идем по неверному пути.
Марина прищурилась.
– И я думаю, – продолжил Дима, – что этот человек близок к тебе. Я, правда, не знаю, как твоя сестра могла познакомиться с кем-то, кто хорошо тебя знает.
– Умоляю, – поморщилась Марина, – не надо сочинять, что это мой зам Евгений или шеф службы безопасности Олег Олегович. Я видела авторучку не на работе. Это точно. И не дома. А вот где?
Марина хлебнула минералки. Кубики льда негромко звякнули.
– О’кей, не Евгений и не Олег Олегович, хотя на всякий случай, признаюсь тебе, мои люди проверяют обоих вдоль и поперек, – сказал Дима. – А кто? Подумай. Плюс имей в виду, что твоего мужа он уже устранил, а записка сестры со всей ясностью говорит о том, что она в этом замешана. Мне не хочется тебя расстраивать, но кровь, которую нашли в перевязочной, принадлежит именно Виталию. Крепись. Нам надо найти того, кто это сделал.
Марина откинулась на спинку кожаного диванчика и закрыла лицо руками.
– Потом поплачешь, – мягко сказал Дима. – Когда мы поймаем виновного.
– Почему они забрали тело? – спросила она.
Дима отхлебнул чая, такого крепкого и терпкого, что в чашке едва было видно дно.
– Когда-то к китайскому мудрецу Лао-цзы пришел местный рыбак, который выудил утопленника, и торговался с семьей несчастного, требуя выкуп за тело. «Не слишком ли много я прошу?» – волновался рыбак. «Нет, нормально, – ответил Лао-цзы, – где они еще его купят?» После этого к Лао-цзы пришел представитель семейства, которое стремилось выкупить тело. «Продолжайте торговаться, – сказал Лао-цзы, – кому еще он его продаст?»
Марина поперхнулась минералкой, и Дима долго хлопал ее по спине, изо всех сил борясь с желанием погладить эту спину, вытереть слезы со щек, взять женщину на колени, обнять и прижать к себе.
– Я больше ничего не знаю, – сказала Леденцова. – Я все сказала. Какие у вас основания преследовать меня и в чем-то подозревать?
Она выглядела очень уверенной в себе, хотя и явно нервничала. Кожа у нее была гладкой и коричневой, с тем легким сероватым оттенком, который сразу выдает посещение солярия. Двигалась она легко и уверенно, тренажерный зал шел ей на пользу.
Помимо воли Марина удивилась, как же все-таки здорово можно выглядеть в сорок пять.
«Интересно, что мы здесь делаем, – подумала она. – Зачем Дима снова с ней разговаривает? Ведь вчера он сказал, что главная загадка – это Лена. Виталик был прав, с ней что-то не так. Драгоценности, деньги, записка, уход из моего дома. При чем здесь может быть Леденцова?»
– Всего доброго, – сказала Леденцова, вставая.
На ее губах играла ухмылка. Дима положил на стол конверт.
– Вы мне что, деньги предлагаете? – спросила Людмила.
– Нет, компромат, – ответил Дима.
После секундного колебания Леденцова взяла конверт, заглянула туда, глаза ее хищно забегали.
– Вас затаскают по допросам, – сказал Дима. – Я лично сообщу кому надо, что надо проверить, не имеете ли отношения к исчезновению Виталия Георгиевича. Близких проверяют, как известно, в первую очередь. В том числе любовниц. А у вас же муж есть, правильно?
Леденцова рассмеялась. У Марины внутри что-то медленно умирало. Она представляла, какого рода может быть этот компромат. Леденцова рассматривала фотографии.
– Он мне отказал! – воскликнула Людмила. – Разве непонятно? Он мне улыбался, строил глазки, танцевал со мной, мы вместе ходили в кафе. Вот фотография, где я у него на коленях сижу. Ну и что? Он меня просто динамил. Когда я попыталась сделать решительный шаг, он…
Людмила запнулась.
– И все эти фотографии… Уж не знаю, кто из моих коллег их сделал и продал вам… Эти сюжеты, где я с ним танцую, сижу рядом и он обнимает меня за плечо, – они не имели никакого продолжения. Да, я оскорблена. Вы думаете, это я его похитила? И теперь держу в темном подвале и требую стать моим любовником?
Она оборвала свою тираду на полуслове и вышла, хлопнув дверью.
– Я люблю сладкое вино, – сказала Марина, – например, «Седьмое небо князя Голицына».
Охранник, шедший сзади с тележкой, слегка поморщился. Он предпочитал водку.
Они вошли в каменную арку и оказались в полутемном прохладном помещении винного бутика. Консультант почтительно склонился.
– Нам сухое чилийское «Санта Рита. Каса Реал», – сказал Дима.
– А мне «Седьмое небо», – сказала Марина.
– Я бы на твоем месте поверил моему вкусу, – сказал Дима. – Сухое чилийское тебе понравится. А твое «Седьмое небо» – просто приторное.