Чудо любви Спаркс Николас

Она стояла рядом с отцом на сцене и, казалось, совершенно не ощущала волнения, словно с рождения каждый день выступала перед публикой.

Только сейчас Питер понял, что на протяжении всей вступительной речи Лесли теребит свой галстук. Он опустил руки и глубоко вздохнул.

– И теперь позвольте представить вам восходящую звезду художественной фотографии Питера Миллса! – Лесли все же смог остановить свой фонтан красноречия.

Питер вдруг почувствовал, как ноги у него подгибаются, но делать было нечего. Он подошел к микрофону и смущенно улыбнулся.

– Здравствуйте, – пробормотал он.

Зал ответил внимательным молчанием.

Питер тяжело вздохнул и посмотрел на друга и дочь, одобряюще улыбающихся ему. Он понял, что не может разочаровать Эмми. Ее глаза светились таким восхищением, что Питеру ничего не оставалось делать, как собраться с силами и произнести слова, которые он повторял всю эту ночь.

– С каждым из этих мест у меня связаны счастливые воспоминания, – начал Питер. – Улица, на которой я впервые увидел свою жену, озеро, где мы кормили уток, огромный дуб, под которым впервые поцеловались. Это не просто пейзажи, это история моей любви. Мне не было нужды придумывать посвящение, ведь если бы не было Мелани, не было бы ничего этого. И мне сейчас так жаль, что я не успел сделать эти снимки, когда она была жива. Я… я не знаю, действительно ли у меня получилось рассказать о тех чувствах, что сейчас вызывают в моей душе эти места, об этом судить вам. Но, знаете, лично мне все время кажется, что в этих работах чего-то не хватает. И сегодня я понял: там нет моей жены. И уже никогда не будет. – Питеру было тяжело говорить о своих чувствах всем этим людям, ведь большинство он видел впервые, но он понимал, что должен объяснить им свои переживания. Иначе все теряло смысл. – Не судите строго, это – незаконченные зарисовки законченной истории. И это все для тебя, Мелани. – Питер умолк, почувствовав, что губы его дрожат.

Люди в зале некоторое время молчали, а потом начали аплодировать Питеру. Он понял: его услышали.

– Папочка, ты молодец! – заявила Эмми и поцеловала отца в щеку.

– Я рад, – пробормотал Питер.

Они спустились со сцены, и Лесли протянул другу бокал шампанского.

– Пока все идет просто замечательно, – авторитетно сказал Лесли. – Ты поразил их своей речью. Молодец, Питер, я не знал, что у тебя дар красноречия.

– Я и сам не знал, – пробормотал он, затравленно оглядываясь.

Сейчас Питеру стало особенно страшно. Он мог говорить сколь угодно красноречиво, но, если его работы ничего собой не представляют, красноречие не спасет. Лесли понял состояние друга и ободряюще похлопал его по плечу.

– Вот увидишь, все будет просто супер! – заявил он.

Чутье не подвело Лесли. Через полчаса Питер начал принимать первые поздравления. Ему было лестно слышать столько приятных слов, но больше всего его поразили слезы в глазах многих посетителей. Неужели у него получилось? Ведь часто он из-за этих самых слез не видел, что снимал!

Ближе к концу вечера к Питеру подошла молодая красивая женщина.

– Спасибо вам, – сказала она. – Мне очень понравились ваши работы. И… мне жаль… – Женщина смутилась и отвела глаза.

– Мама говорит, что на все воля Божья, – сообщила Эмми, немедленно пришедшая на помощь отцу.

– Это моя дочь Эмми, – представил ее Питер и улыбнулся. Девочка умела произвести впечатление.

– А я меня зовут Луиза. – Незнакомка быстро оправилась от смущения. – Твой папа очень талантлив.

– Я знаю, – спокойно сообщила Эмми. Она несколько секунд внимательно рассматривала Луизу и вдруг сказала: – Пригласите его на свидание.

Питер поперхнулся шампанским.

– Эмми!

– Но ты же сам ни за что не предложишь ей этого? – парировала девочка. – А нужно когда-нибудь начинать. Ты дал слово маме.

– Понимаете, моя жена просила, чтобы я вновь женился. Кажется, у Эмми это стало пунктиком, – извинился Питер. – А с вами, леди, я поговорю дома.

– Не ругайте девочку, – вступилась за нее Луиза. – Она права, вы мне очень понравились. И я бы не отказалась с вами встретиться завтра в половине седьмого в ресторане «Солюшен».

Питер начал искать достойную причину для отказа, но Эмми опередила его:

– Папа завтра будет там.

– Эмми!

– Папочка, но ведь нельзя отказывать даме!

Питер понял, что спокойная жизнь закончилась.

Несмотря на старания Эмми, у них с Луизой ничего не вышло. Они были слишком разными людьми с противоположными интересами. Но эти несколько свиданий что-то изменили в Питере. Он понял, что рано похоронил в себе мужчину. Тридцать семь лет не тот возраст, когда можно сказать: «Все, ухожу на покой». Еще молодой организм требовал своего, да и флирт с приятными женщинами Питеру всегда нравился.

Эмми со своей стороны всячески поощряла отца. Питер понял, что девочка спокойно воспримет приход в дом новой женщины.

– Конечно, мамочка у меня одна, – как-то сказала Эмми, – но есть вопросы, которые я могу обсудить только с женщиной.

Питер только покачал головой. С дочерью было чертовски сложно спорить.

Да он и сам видел, что Эмми не хватает женской руки. Девочка увлекалась футболом гораздо сильнее, чем куклами, и категорически отказывалась носить платья. Ухоженная, красивая женщина рядом не повредила бы.

Прошел почти год. У Питера было несколько ни к чему не обязывающих романов, но ни одной женщины, которую мог бы привести в свой дом, он так и не встретил. Пока не появилась Камила.

У нее была страстная, быстро сгорающая красота южанок. И такой же бешеный темперамент. С первого же свидания Питер понял, что с ней, по крайней мере, никогда не будет скучно.

Камила прекрасно понимала, что к тридцати пяти годам она растеряет большую часть своей привлекательности. Огонь, полыхавший в ее глазах, сожжет прелесть молодости, а потому нужно было как можно быстрее устроить свою жизнь.

Через два месяца Питер понял, что с Камилой легким флиртом он не отделается.

Их отношения довольно быстро переросли во что-то более серьезное. В большей степени благодаря стараниям Камилы. Она всюду следовала за Питером, ни на секунду не позволяла ему забыть о своем существовании и вскоре стала частью его жизни. Питер не противился этому. Он отдался бешеной реке по имени Камила и теперь плыл по течению.

Эмми могла бы радоваться. Наконец-то отец нашел женщину, которая потащит его под венец силой, если придется. И Камиле сил на это хватит! У отца была бы новая жена, а у нее – красивая, уверенная в себе мачеха. Чем не вариант? Но после знакомства с новой пассией отца Эмми уверенно заявила:

– Нам она не подходит!

– Что на этот раз? – чуть раздраженно спросил Питер. Его-то в Камиле все устраивало.

– Она слишком горячая для нас, – спокойно сказала Эмми.

Питер поперхнулся чаем и в который раз наказал себе не обсуждать с дочерью что бы то ни было во время еды.

– А мне она нравится.

– Это ты ей нравишься! – фыркнула Эмми. – Пап, она не понравилась маме.

– Мама умерла, – устало сказал Питер. Эмми уже почти семь лет. Когда же она наконец перерастет это?

Дочь лишь пожала плечами. Если отец не хочет ее слушать – не надо. Сам вскоре убедится.

И Питер убедился. Камила, осознав, что рыбка на крючке, начала показывать норов. Она вдруг решила стать топ-моделью и теперь пыталась заставить Питера снимать ее. И не просто снимать, а продвигать ее фотографии в журналы. Питер долго пытался объяснить Камиле, что снимает своих женщин лишь для домашних альбомов. Камила не принимала этих объяснений и устраивала истерики.

В конец концов Питер был вынужден уступить. Впервые в жизни он работал без удовольствия. Но мастерство взяло свое, и фотографии получились отменными. Камила начала карьеру фотомодели. Ее типаж понравился многим журналам, и Камилу начали часто приглашать для съемок. Ей казалось, что мечта осуществляется.

Вот только у других фотографов она получилась не так хорошо. И вскоре Питер был вынужден заниматься в основном ею. Художественную фотографию ему пришлось оставить: Камила не пробуждала в нем вдохновения, а Питер прекрасно понимал, что не стоит заменять творчество ремеслом.

Эмми подливала масла в огонь. Она не вступала в прямой конфликт с Камилой, но прилагала все усилия, чтобы той было плохо в их семье.

Однажды Камила приехала в их дом, намереваясь «по-семейному» отметить полгода знакомства с Питером. Было понятно, что Камила пытается почувствовать себя хозяйкой в доме Питера.

Эмми с кислым видом сидела за столом и ковыряла вилкой блюда, приготовленные Камилой. Питер старался сохранять бодрый вид, но в душе был согласен с дочерью. Камила готовила отвратительно.

– Скажи, Эмми, ты писала письмо Санта-Клаусу? – поинтересовалась Камила, чтобы как-то завязать разговор за столом.

– Это выдумка, – спокойно заявила Эмми. – Подарки под елку кладут взрослые.

– А я в твоем возрасте верила в Санту. Это ведь рождественское чудо!

– Вы были очень глупой девочкой.

– Эмми! – возмутился Питер. – Как ты разговариваешь с Камилой?!

– Ничего страшного. – Камила положила руку на его ладонь и попыталась улыбнуться. – Эмми на самом деле права, ведь Санты не существует, и не стоит верить сказкам.

– Почему же, некоторым сказкам я верю. Они могут многому научить, – сказала Эмми.

Питер видел, что девочка что-то замышляет. Вот только не мог понять что.

– Что же это за сказки? – на свою беду спросила Камила.

– Про злых мачех, например. – Эмми положила в рот кусок курицы и скривилась. – А может быть, мы закажем еду в китайском ресторане?

– Ты же не любишь китайские рестораны. – Питер не ожидал от дочери столь наглого поведения и опешил.

– Но это все же лучше… – пробормотала Эмми и отодвинула от себя тарелку.

Камила вновь вымученно улыбнулась, но Питер не собирался терпеть подобное поведение.

– Ты сейчас же пойдешь в свою комнату и будешь сидеть там, пока не поймешь, как плохо себя вела, и не извинишься перед Камилой! – приказал он.

Эмми встала из-за стола.

– По крайней мере, мне не нужно будет есть всякую гадость! – заявила она. – И, папочка, тебе придется нарушить слово, потому что я не буду извиняться.

– Марш в свою комнату! – Питер чувствовал, что еще немного и наказание будет куда суровее. – Мы поговорим после.

– Хорошо, папочка. Но, надеюсь, ты будешь хотя бы еду мне туда приносить? Я ведь еще не скоро из нее выйду… – Эмми была сама невинность.

– Марш в свою комнату! – приказал Питер.

Девочка пожала плечами и пошла наверх. Питер виновато посмотрел на Камилу.

– Не знаю, что на нее нашло! – развел он руками. – Она никогда не вела себя так.

– Все понятно, она не хочет принимать меня. Уверена, со временем это пройдет. Стоит нам только начать жить вместе…

– Камила, мы уже не раз обсуждали это. Я не готов, – устало сказал Питер. – И вообще, зря я поддался на твои уговоры. Все же полгода не срок. Мы с Мелани встречались гораздо дольше, прежде чем решили жить вместе.

Камила почувствовала, как в ее душе алым цветком распускается гнев.

– Опять Мелани! – закричала она, вскакивая из-за стола. – Ты когда-нибудь забудешь свою жену?!

– Нет, – спокойно ответил Питер. – И тебе придется смириться с этим, если ты хочешь быть со мной.

– В твоем доме просто культ Мелани! Везде ее фотографии, твоя дочь говорит о ней, как о живой. Девочке нужна твердая рука. Она сегодня уже показала свой норов. Тебе этого мало?

– Интересно… – протянул Питер спокойным, даже слишком спокойным голосом. – Что ты подразумеваешь под твердой рукой?

– Я бы отдала Эмми в частную закрытую школу в Англии. Там бы девочка получила отличное образование и научилась манерам. Глядишь, через годик стала бы шелковой.

– Ты хочешь, чтобы я отдал свою дочь на целый год в закрытую школу?

– Ей бы это пошло на пользу! – уверенно сказала Камила.

– Ты мне казалась умной женщиной. Ты должна была понять, что Эмми для меня все.

– А я, значит, ничего! – закричала Камила.

Питер замялся.

– Так вот в чем дело! Ты просто пользуешься мной. Ты такой же, как и все остальные. Тебе нужно только мое тело и тебя не волнуют мои чувства. Ты позволяешь своей дочери оскорблять меня и даже не накажешь ее как следует. Как же я в тебе ошиблась!

Питер понимал, что слова Камилы в некоторой степени справедливы, но что-то мешало ему поверить в них. И все же он чувствовал вину. На самом деле сегодня Камила изо всех сил пыталась наладить контакт с Эмми, и в том, что девочка плохо себя вела, виноват в первую очередь он.

– Я хочу домой, Питер, – заявила Камила. – Вызови мне такси.

– Я довезу тебя. – Он вдруг почувствовал себя смертельно уставшим.

– А как же Эмми? – язвительно спросила Камила.

– Позвоню соседке. Миссис Клейтон не откажется посидеть с ней.

Питер вышел из столовой. Камила откинулась на спинку стула. Ей следует держать себя в руках. Да, но эта маленькая мерзавка кого угодно доведет до белого каления! А может быть, и к лучшему, что произошла эта ссора? Теперь нужно только заставить Питера почувствовать себя виноватым. И она знала, как это сделать. Камила уже успела изучить все ниточки. Управлять Питером оказалось на удивление легко. Еще бы придумать, как избавиться от Эмми…

К Камиле они ехали в полном молчании. Лишь у своего дома Камила вдруг наклонилась к Питеру и поцеловала его.

– Нам обоим нужно серьезно подумать, – сказала она. – Я люблю тебя. Ты должен это понимать. А если я люблю тебя, то люблю и Эмми, ведь она твоя дочь. И я надеюсь, что со временем она будет думать обо мне не как о мачехе, а как о матери. И ты был прав, устроить ужин у вас дома было дурной идеей. Не звони мне раньше следующей пятницы, хорошо?

Камила еще раз поцеловала Питера и вышла из машины.

Он вдруг понял, что обязательно позвонит ей в пятницу. После этих слов не сможет не позвонить!

Как же убедить Эмми? – ломал голову Питер, возвращаясь домой. Или малышка чувствует, что Камила отправила бы ее в частную школу?

Питер покачал головой.

Нет, глупости! Это она сгоряча сказала. На самом деле Камила хорошо относится к Эмми, вот и платье ей подарила, сразу видно, что долго выбирала. Просто Эмми ревнует меня. Нужно постараться объяснить ей, что никого на свете я не буду любить так сильно, как ее. Да, наверное, дело в этом.

Эти размышления успокоили Питера. Они с Камилой проведут эти дни порознь, подумают, успокоятся. Он поговорит с Эмми, и все будет хорошо. Новый год они встретят вместе. И пусть у них теперь будет новый праздник, раз Рождество навсегда омрачилось потерей.

Питер сосредоточился на пустынной дороге. Он ехал через спальный район. На улице не было ни одной машины и ни одного человека. И Питер очень удивился, когда заметил одинокую фигурку бредущей по тротуару женщины.

Может, что-то случилось? – подумал он и затормозил.

– Мэм, вас подвезти? – окликнул женщину Питер.

– Ой, как хорошо, что вы остановились! – воскликнула она, садясь в автомобиль. – Ни одного такси! Довезите меня куда-нибудь, где можно поймать машину.

– Я вас отвезу домой. Не могу допустить, чтобы поздно вечером такая очаровательная девушка гуляла в одиночестве. Куда вам?

Женщина назвала адрес. Питер довольно улыбнулся.

– Нам по пути. Меня зовут Питер.

– А меня Андреа.

Андреа не любила праздники, любые, и на то у нее были веские причины, но о них мало кто знал. Она не хотела рассказывать посторонним людям, при каких обстоятельствах стала вдовой. Еще слишком свежа была рана, слишком неоднозначно отношение и к тому, что случилось. И к Декстеру.

Иногда Андреа казалось, будто она могла спасти мужа, заставить его бросить машину и поймать такси. Но голос разума повторял ей одно и то же: Декстер был слишком упрям, особенно когда выпивал. Она не могла ничего сделать. Или могла?

Да, она могла отказаться сесть к нему в машину, позвонить родителям, предупредить, да просто вызвать полицию и отправить мужа на пару суток за решетку протрезвляться. Наверное, именно так и нужно было поступить. Но Андреа отдавала себе отчет: в тот момент она испугалась. Это было простительно. Наверное.

Эти мысли порождали чувство вины.

Она не присутствовала на похоронах Декстера. В это время врачи боролись за ее жизнь. Травмы были столь тяжелыми, что ее родителям честно сказали: «Она вернется, если только здесь осталось что-то, ради чего стоит возвращаться».

Андреа было к чему, точнее к кому, возвращаться. Ее ждал сын. Она не могла не вернуться и оставить своего мальчика в один день круглым сиротой. Ровно через две недели Андреа открыла глаза.

Потом было долгое лечение, пугающие прогнозы врачей и желание жить вопреки всему. После травмы позвоночника Андреа должна была остаться прикованной к кровати до конца жизни. Но она не просто встала: через два месяца она сделала первый шаг, а еще через полгода только очень внимательный человек смог бы заметить странности в ее походке. Отек мозга неминуемо должен был привести к нарушениям его работы. Андреа молчала первые дни, потом начала говорить. Медленно, заикаясь на каждом слове, так что речь Тима на этом фоне казалась выступлением профессионального актера. И все же речь вернулась к ней. Если бы не железная воля и долг перед сыном, кто знает, смогла бы она победить болезнь?

И это был повод ненавидеть Декстера.

Иногда в минуты слабости Андреа сожалела, что травма не привела к потере памяти, потому что она все еще помнила, за что полюбила человека, чуть не убившего ее. Она помнила все: и крики по ночам, и побои, и испорченные костюмы, и бессонные ночи, и отвращение к ласкам нетрезвого мужа. Но помнила и цветы, его признания в любви, нежные прикосновения и теплые взгляды.

Андреа понимала – это не повод любить Декстера.

Но теперь, когда уже ничего нельзя изменить, она не могла ненавидеть память о муже или беззаветно отдаться горю. Ненависть, любовь и вина разрывали ее душу.

Вот только никто этого не видел. Может быть, Тим что-то понимал или чувствовал, но он ни разу не заговорил с матерью о погибшем отце, словно решил навсегда вычеркнуть его из памяти. Андреа прекрасно понимала почему. Заикание Тима исчезло, едва ему стало понятно, что мамочка будет жить.

Еще в больнице Андреа позаботилась о том, чтобы найти другую квартиру. Пусть она была меньше и дороже, но в ней ничто не напоминало о трагедии, которая долгих пять лет разыгрывалась в их семье и имела фатальный финал. Она твердо решила начать новую жизнь, и внешне казалось, будто Андреа удалось переступить через прошлое.

Но память часто подбрасывает нам сюрпризы. Запахи, звуки, случайные прикосновения то и дело напоминали Андреа о Декстере. Она старалась как можно быстрее избавиться от наваждения, но это было непросто. Особенно когда за окном темнело, сын засыпал и Андреа оставалась один на один со своими воспоминаниями и противоречивыми чувствами. Часто сидя на кровати Тима и глядя на спящего сына, она задумывалась о прошлом, о будущем и молилась без слов, одними чувствами, чтобы ее мальчику никогда не довелось пережить то, что пережила она.

Долгая болезнь и длительное восстановление не остались без последствий и для карьеры Андреа. Она потеряла работу. Но Андреа даже была рада этому. В новой жизни все должно быть новым. Кое-какие сбережения и страховка Декстера помогли протянуть первое время. А потом Андреа нашла работу своей мечты.

Андреа прошла собеседование в не самом крупном, но весьма успешном издательском доме. Без образования, с минимальным опытом работы, да еще и сыном на руках Андреа не могла претендовать на это место. Но, видно, судьбе надоело проверять ее на прочность. Ошибка сотрудницы службы занятости, направившей не то резюме, дала Андреа шанс, и она его использовала. Теперь у нее была перспективная работа и, как следствие, прекрасная няня у Тима и возможность в свое время оплатить его учебу в колледже. Андреа даже смогла завершить свое образование и тут же получила повышение. Они вновь переехали.

Теперь это была квартира мечты: четыре огромных комнаты, прекрасный вид из окна, тихий район рядом с парком, и школа недалеко. Что еще нужно самостоятельной, сильной женщине?

Подруга, сохранившаяся еще «из жизни до Декстера», и мать в один голос отвечали: «Мужчина». День за днем они пытались убедить Андреа, что нельзя хоронить себя в тридцать два… тридцать три… тридцать четыре года. Менялись лишь числа, Андреа оставалась непреклонна.

Очередной день рождения Андреа отмечала вместе с Шарлоттой, той самой подругой из колледжа.

Андреа не хотела устраивать из своего дня рождения какое-то событие. Ей не нравились вечеринки. В последнее время она боялась шума, большого скопления народа и алкогольных напитков. Да и звать-то было некого. В новой жизни Андреа так и не нашла друзей, хотя приятелей было много.

Неутомимая Шарлотта вытащила подругу в небольшой уютный ресторанчик и заявила, что в качестве подарка оплатит ужин. Сейчас Андреа была вполне способна заплатить за себя сама, но она предпочитала не спорить с Шарлоттой по пустякам, понимая, что сегодня ей в очередной раз придется отстаивать свое право жить так, как ей хочется.

После «Happy birthday» в исполнении официантов и праздничного торта со свечами Шарлотта пошла в атаку.

– По себе знаю, тридцать пять – удивительный возраст! – Сегодня она начала издалека.

– Я еще не распробовала, – улыбнулась Андреа. – Спасибо за торт, просто восхитительный. Жаль, что Тим не с нами. Ему бы понравилось.

– Не тащить же ребенка в ресторан ради торта! – возмутилась Шарлотта. – Так вот, тридцать пять – удивительный возраст. Говорю тебе как специалист.

Шарлотта была старше подруги на полгода и часто пыталась использовать эту разницу для подчеркивания авторитетности своего мнения.

– И чем же он удивителен? – поинтересовалась Андреа.

Она отправила в рот еще кусочек торта. Шарлотта может быть невероятно занудной, но ради подобного блаженства можно даже потерпеть очередную нотацию на тему: «Пора тебе с кем-то встречаться».

Шарлотта с завистью посмотрела на подругу, наслаждающуюся выпечкой, и с тоской на дольку апельсина в своей тарелке. Андреа была благодарна природе, подарившей ей быстрый обмен веществ. Поздно вечером после сытного ужина она могла есть торты и пирожные без всяких последствий для фигуры.

– Удивителен он тем, что ты уже должна была набить все шишки и усвоить все уроки. И теперь, когда женщина стала по-настоящему умной, она может заняться личной жизнью.

– Шарлотта, ты бы просто сказала, что хочешь посватать меня за очередного «очень положительного холостого мужчину», состоятельного умника и просто симпатягу.

– На самом деле у меня кандидаты закончились. – Шарлотта отчаянно вздохнула. – Я просто хотела сказать, что тебе пора бы самой проявить инициативу. Ни за что не поверю, будто мужчины не обращают на тебя внимание!

Андреа лишь развела руками. Специалист по связям с общественностью, она не могла позволить себе плохо выглядеть. Да и травмы, что ей пришлось перенести, как это ни удивительно, не оставили следов: гладкое лицо, фарфоровая шея, идеальный цвет кожи. Больше двадцати восьми лет Андреа не дал бы даже самый внимательный наблюдатель. Конечно, мужчины засматривались на нее. И было на что посмотреть!

Высокая, изящная, но не хрупкая Андреа обладала врожденной грацией танцовщицы. В юности она даже думала о карьере на этом поприще. Но не только идеальные пропорции привлекали восхищенные взгляды мужчин (а завистливые взгляды женщин Андреа давно научилась игнорировать). Миловидное лицо привлекало внутренней красотой. В ее то ли зеленоватых, то ли янтарных глазах был теплый и ласковый свет, и хотелось смотреть в них как можно дольше, пытаясь понять, какого же они цвета.

– Это их личные проблемы. – Андреа пожала плечами. – В моей жизни есть один мужчина, ради которого я и живу…

– Прости, но это уже ненормально, – категорично заявила Шарлотта. – Ты же не хочешь сделать из мальчика маменькиного сынка?

– Тим совершенно самостоятельный ребенок. Он вовсе не маменькин сынок. – Андреа стало обидно за сына. – И в нем больше мужественности, чем во всех мужчинах, с которыми я имела дело.

– Я не хочу обидеть Тима. Ты и сама знаешь, я его очень люблю, – мягко сказала Шарлотта. – И я полностью согласна, что уж лучше мальчику расти вообще без отца, чем иметь перед глазами дурной пример. Но ведь на Декстере свет клином не сошелся! Твой же отец совершенно нормальный человек. И мой отец нормальный. И многие мужья моих подруг и знакомых – адекватные, приятные люди. А ты обожглась на молоке и теперь дуешь даже не на воду, а на лед.

Андреа улыбнулась. Шарлотта была совершенно права. Она просто боялась встречаться с другими мужчинами. Страх еще раз обжечься был гораздо сильнее желания любить и быть любимой.

– Наверное, я еще просто не готова, – призналась Андреа.

– А когда ты будешь готова?

– Шарлотта, дорогая, нельзя же расписать всю свою жизнь как дела в ежедневнике! В пятнадцать я впервые влюбляюсь, в двадцать выхожу замуж и ошибаюсь с выбором, в тридцать пять влюбляюсь еще раз, уже удачно.

– Можешь повторять как мантру, – предложила Шарлотта. – Вдруг сработает самовнушение? Андреа, как ты можешь быть уверена, что ничего не получится, если даже не пробовала? В первый раз всегда страшно.

– Страшно то, что это не в первый раз, – отрезала Андреа.

– И все же тебе следовало бы подумать и о себе, и о Тиме, – продолжала настаивать Шарлотта, отличавшаяся завидным упрямством. – Ты молодая здоровая женщина, у тебя есть определенные потребности. Любой врач подтвердит тебе мои слова! А если желание пропало – дело плохо, тут уж точно надо хоть с кем-то…

– Шарлотта! – возмутилась Андреа. Она украдкой оглядела соседние столики, не слышал ли кто-то слова подруги, и поспешила спрятаться за бокалом с водой. Краска стыда заливала лицо Андреа.

– Что я такого сказала? Все в рамках физиологии. Ты могла бы родить еще детей. Тим-то у тебя получился просто замечательный.

– Смею тебе напомнить, что для рождения ребенка нужно два человека.

– О чем я тебе и говорю. Неужели тебе не хочется иметь не только сына, но и дочь?

– Послушай, Шарлотта, ты мне проповедуешь семейные ценности, говоришь о рождении детей, а сама ни разу даже замуж не вышла.

– Просто я не встретила достойного меня мужчины.

Андреа подняла брови и покачала головой. С подругой сложно было спорить. Шарлотта пользовалась какой-то другой логикой, недоступной обычным смертным.

– При этом у меня всегда есть постоянный любовник. Пусть он не идеал, но вполне терпим для удовлетворения первостепенных нужд, как то…

Андреа напряглась. Подруга заметила это и усмехнулась.

– …цветы, конфеты и прогулки под луной. Ну разве тебе не хочется романтики? Скажи честно.

Если быть откровенной, Андреа очень даже хотелось романтики. Ее отношения с Декстером даже в самом начале не напоминали тот самый букетно-конфетный период, который так нравился Шарлотте. Андреа очень хотелось получать букеты, желательно шикарные и с доставкой в офис, радоваться любимым конфетам и слушать признания в вечной любви под луной – подругой всех влюбленных. Вот только что потом делать с этими радостями жизни?

– Но нельзя же только ради романтики встречаться с человеком?! – Андреа высказала вслух только последнюю мысль.

Шарлотта и так все отлично поняла.

– Ты открываешь мне глаза на мир! – усмехнулась она.

– Давай оставим эту тему, – попросила Андреа. – Я правда еще не готова.

– Не готова – не надо. Но попробовать-то можно? Неужели рядом с тобой нет ни одного мужчины, который бы интересовался тобой?

Андреа задумалась. Конечно, в офисе на нее часто бросали заинтересованные взгляды, но она старалась не обращать внимания на эти проявления интереса. Андреа была убеждена, что на работе нужно работать. Устраивать личную жизнь следует во внерабочее время. И все же она не могла не признаться, что это внимание льстило ее женскому самолюбию. Часто она ловила себя на мысли, что все еще привлекательна, что мужчины интересуются ею. Это было очень приятно. Но проверять крепость своих чар Андреа не хотела.

– Никогда бы не подумала, что ты такая трусиха! – заявила Шарлотта.

– Мне уже тридцать пять лет, я «на слабо» не покупаюсь, – усмехнулась Андреа.

– Ясно. Как всегда добиться от тебя чего-то путного невозможно. – Шарлотта тяжело вздохнула. – Хоть бы о Тиме подумала. Ну с кем мальчику ходить на футбол? Кто научит его бриться?

– Мы с Тимом постоянно ходим на футбол. А про бритье восьмилетнему мальчику думать рано.

– Знаю я, как вы на футбол ходите! – усмехнулась Шарлотта. – Тим очень любит тебя и ни за что не признается, что с тобой ему на футболе скучно. Ты ведь ничего в этом не понимаешь, тебе это неинтересно. Тим отлично чувствует, что ты просто выполняешь свой долг. И, разумеется, тоже не получает никакого удовольствия.

Андреа расстроилась. А она так старалась доставить мальчику удовольствие, так хотела заменить ему отца. Наверное, это просто невозможно.

– Он сам тебе сказал?

– Что ты! Тим никогда не скажет чего-то подобного, боясь тебя огорчить. Но ведь это заметно! Когда вы возвращаетесь, у него такие грустные глаза.

– А у меня билеты на очередной матч…

– Вот и найди кого-нибудь, с кем бы тебе было не страшно отпустить Тима. Пусть хоть один из вас получит удовольствие. Тебе хотя бы не придется притворяться.

Андреа молчала, обдумывая слова Шарлотты. Отпустить сына с чужим мужчиной? Это был серьезный шаг для нее. Все же родители, сами того не понимая, желают полностью контролировать свое чадо, руководить каждым его шагом, быть в курсе всех событий в его жизни. И потому так тяжело бывает, когда ребенок требует самостоятельности. Андреа привыкла безраздельно владеть сыном, Тим еще не начал этому сопротивляться. Скорее наоборот. Мальчик видел, как тяжело матери, и изо всех сил старался вести себя так, чтобы только радовать ее. Андреа не была уверена, что отпустила бы сына с Декстером, впрочем, муж всегда шел отдельной особенной графой в ее личном рейтинге.

Размышления Андреа были прерваны подошедшей разносчицей цветов.

– Дамы, мужчина, что сидит вон за тем столиком, послал вам цветы.

Она протянула Андреа букет из чудесных чайных роз, а Шарлотте – своеобразную композицию из гербер и какого-то растения, больше похожего на мох, чем на цветы.

– Ах как мило! – Шарлотта засияла. Она очень любила все оригинальное. – Не могли бы вы пригласить его за наш столик?

Цветочница кивнула. Судя по всему, она получила весьма щедрые чаевые.

– Видишь, как все здорово! – заулыбалась Шарлотта, разглядывая свой букет. – Сейчас мне даже немного жаль, что я уже занята. Зато у тебя будет кавалер.

– Я и так знаю этого кавалера. – Андреа выглядела недовольной. Ей нужно было быстрее сориентироваться, чтобы остановить подругу. – Это Ричард Кларк, мы вместе работаем.

– Чудесный день! – тихонечко пропела Шарлотта. – Роман с сослуживцем – то, что тебе надо. От него ты так легко не спрячешься.

Она скрыла за букетом торжествующую улыбку. Андреа лишь постаралась подальше отодвинуть свои цветы. Как банально! Опять розы.

Ричард, довольно симпатичный мужчина среднего возраста, подошел к их столику.

– Добрый вечер, Андреа, – поздоровался он. – Вот уж не думал, что мы с тобой сегодня встретимся.

– Да и я думала увидеть тебя не раньше понедельника, – призналась Андреа, за что получила ощутимый пинок от подруги.