Волки Кальи Кинг Стивен

Согласно легенде (хорошей легенде, которую стоило рассказать Эдди, Сюзанне и Джейку, если у них вновь появилось бы время для историй), леди Ориса пригласила Серого Дика, знаменитого главаря разбойников, на обед в Уэйдон, свой замок на реке Сенд. По ее словам, она хотела простить его за убийство отца, поскольку приняла сердцем Человека-Иисуса и хотела во всем следовать Его учению.

Ты заманишь меня в западню и убьешь, если мне достанет глупости прийти в замок, ответил ей Серый Дик.

Нет, нет, возразила леди Ориса, даже не думай. Все оружие останется за дверьми банкетного зала, где мы будем вдвоем, я — у одного торца длинного стола, ты — у другого.

Ты спрячешь кинжал в рукаве или пращу под платье, продолжал сомневаться Серый Дик. А если не спрячешь ты, спрячу я.

Нет, нет, заверила его леди Ориса. Даже не думай. Потому что мы будем голые.

Вот тут в Сером Дике взыграла похоть, ибо леди Ориса была красавицей. Разбойника возбуждала мысль о том, что его член встанет от вида ее голых грудей и треугольника волос между ног, и никакие штаны не будут укрывать его молодца от ее девичьего взгляда. Он подумал, что понял, какая причина подвигла ее на это приглашение. «Его кичливое сердце сослужит ему нехорошую службу», — сказала леди Ориса своей служанке (звали ее Мариам, и за ней числилось немало авантюр).

Она не ошиблась. «Я убил лорда Гренфолла, самого могущественного барона в приречных феодах, — сказал себе Серый Дик. — А в мстителях у него осталась только слабая дочь (зато ослепительно красивая). Не удивительно, что она готова пойти на мировую. Может, речь пойдет и о брачном союзе, если здравомыслия у нее не меньше, чем красоты».

В общем, он принял предложение. Его люди обыскали банкетный зал до прихода Серого Дика, и не обнаружили оружия, ни на столе, ни под столом, ни за гобеленами. Никто из них, естественно, не знал, что многие недели, предшествующие встрече с Серым Диком, леди Ориса училась бросать особым образом отбалансированную тарелку. Тренировалась по много часов в день. Силы ей всегда хватало, не жаловалась она и на остроту зрения. А кроме того, ненавидела Серого Дика всем сердцем и была готова пойти на все, лишь бы отомстить.

Обеденная тарелка Орисы отличалась не только балансировкой, но и остротой кромки. Люди Дика это проглядели, как и рассчитывали леди Ориса и Мариан. Вот так и начался этот более чем странный банкет. У одного торца стола сидел смеющийся, голый разбойник, у другого, в тридцати футах от него, скромно улыбающаяся красавица, тоже в чем мать родила. Они подняли бокалы, наполненные лучшим красным вином лорда Гренфолла. Леди Ориса чуть не обезумела от злости, наблюдая, как этот мужлан хлебает вино, словно воду, не обращая ни малейшего внимания ни на вкус, ни на букет, и алые капли скатываются с его подбородка на волосатую грудь, но ничем не выдала своих чувств. Лишь кокетливо улыбалась да маленькими глотками пила вино из своего бокала. Его взгляд так и шарил по ее обнаженной груди. Ей казалась, что какие-то мерзкие насекомые ползают по коже.

Сколько продолжался этот цирк? Некоторые сказители утверждали, что она расправилась с Серым Диком после второго тоста (Он поднял бокал со словами: «Пусть твоя красота расцветет еще сильнее». Она: «Пусть твой первый день в аду длится десять тысяч лет и будет самым коротким»). Другие — что они отведали двенадцать блюд, прежде чем леди Ориса ухватилась за свою необычную тарелку, глядя Серому Дику в глаза и улыбаясь, тогда как ее пальцы перевернули тарелку и сжали ее в том секторе, где кромку не заостряли.

Но в любом случае история заканчивалась одинаково, броском тарелки. Специальные желобки на днище, под острой кромкой, обеспечивали тарелке устойчивость в полете. И она полетела, со свистом, отбрасывая тень на блюда с жареным мясом и индейкой, овощами и фруктами.

А через мгновение после броска, рука леди Орисы так и осталась вытянутой в направлении убийцы ее отца, указательный палец напоминал ствол револьвера, голова Серого Дика вылетела через открытую дверь в холл. Еще мгновение тело Серого Дика продолжало сидеть за столом, член стоял колом, потом поник, а грудь упала в тарелку, на горку мяса и приготовленного с пряностями риса.

Леди Ориса (в своих странствиях Роланд попадал в места, где ее называли Госпожой тарелок) подняла бокал и произнесла тост, обращаясь к безжизненному телу.

— Пусть твой первый день в аду длится десять тысяч лет, — пробормотал Роланд.

Маргарет кивнула.

— Ага, и будет самым коротким. Я бы с радостью произнесла этот тост над каждым из Волков. Над каждым и всеми! — левая рука сжалась в кулачок. В красном закатном свете казалось, что ее лицо горит в лихорадке. — У нас шестеро детей, понимаешь? Ровно полдюжины. Он тебе сказал, что не осталось ни одного, чтобы помочь с забоем скотины? Он тебе это сказал, стрелок?

— Маргарет, в этом нет необходимости, — Эйзенхарт заерзал в кресле-качалке.

— А может есть? Это имеет отношение к нашему разговору. Может, ты и платишь цену за то, что прыгаешь, но иногда приходится платить больше за то, что стоишь и смотришь. Я родила первых двоих, Тома и Тессу, за месяц до того, как Волки появились в прошлый раз. Потом остальных. Нашим младшим сейчас по пятнадцать, понимаешь?

— Маргарет…

Она проигнорировала мужа.

— Но они не могли быть такими же счастливыми со своими детьми, и знали это. Вот они и ушли. Некоторые на север Дуги, другие — на дальний юг. В поисках мест, куда не приходят Волки.

Она повернулась к Эйзенхарту, и хотя обращались к Роланду, слова ее, похоже, предназначались мужу.

— Один из пары. Такова дань, которую Калья Брин Стерджис платит Волкам. Каждые двадцать с небольшим лет. За исключением нас. Они отняли у нас всех детей. Всех… наших… шестерых… детей, — она наклонилась к Роланду, похлопала по колену, подчеркивая смысл сказанного. — Ты это понимаешь?

Тишина воцарилась на заднем крыльце. В загоне продолжали мычать обреченные на смерть бычки. Из кухни доносился мальчишечий смех, вызванный какой-то фразой Энди.

Эйзенхарт поник головой. Роланд видел только седину усов, но, и не глядя ему в лицо мог сказать, что ранчер или плачет, или изо всех сил старается сдержать слезы.

— Только не думай, что я хотела чем-то укорить тебя, — Маргарет с бесконечной нежностью погладила плечо мужа. — И они иногда возвращаются, ага, чего не случается с мертвыми, кроме как в снах. Но они еще не такие взрослые, чтобы не скучать по матери и обойтись без вопросов к отцу. И, тем не менее, ушли. Эта цена безопасности их детей, как ты должен понимать, — она смотрела на Эйзенхарта, одна рука лежала на его плече, вторая пряталась под фартуком. — А теперь скажи, как сильно ты на меня злишься, потому что я это вижу.

Эйзенхарт покачал головой.

— Не злюсь, — ответил он сдавленным голосом.

— Так, может, ты передумал?

Эйзенхарт вновь покачал головой.

— Старый упрямец, — в голосе слышалась любовь. — Ничем тебя не переубедишь, и мы все говорим, спасибо тебе.

— Я об этом думаю, — голову он по-прежнему не поднимал. — Все еще думаю, и это больше, чем я сам от себя ожидал… обычно сразу принимаю решение, и никогда его не меняю, — он посмотрел на стрелка. — Роланд, как я понимаю, в лесу юный Джейк показал Оуверхолсеру и остальным, как надо стрелять пулями. Может, мы тоже сможем тебе кое-что показать, даже удивить. Магги, пойди в дом и принеси свою орису.

— Нет нужды, — Маргарет наконец-то вытащила правую руку из-под фартука. — Я ее уже принесла, вот она.

Эту тарелку могли бы узнать и Детта, и Миа, синюю тарелку, с затейливой вязью по периметру. Присмотревшись, Роланд увидел, что вязь эта — молодые ростки риса. Когда сэй Эйзенхарт постучал по тарелке костяшками пальцев, она зазвенела. Роланд уже понял, что изготовлена она не из фарфора. Тогда, из стекла? Какого-то особого стекла?

Он протянул руку с уважительным видом человека, разбирающегося в оружии и знающего, как с ним обращаться. Маргарет замялась, прикусила губу. Роланд потянулся к кобуре, ремень с ней он надел еще до ленча на лужайке у церкви, вытащил револьвер. Протянул ей, рукояткой вперед.

— Нет, — выдохнула она. — Не надо мне предлагать в залог стрелялку, Роланд. Полагаю, если Воун приглашает тебя в дом, я могу доверить тебе мою орису. Только будь осторожен, а не то останешься еще без одного пальца, а я думаю, что они тебе дороги. Двух на правой руке ты уже лишился.

Одного взгляда на синюю тарелку, орису Маргарет, хватило, чтобы Роланд оценил мудрость предупреждения. И одновременно почувствовал, как разгорается искорка надежды. Давно уже он не видел нового достойного оружия, а такое никогда ему не встречалось.

Тарелку сделали не из стекла — металла, легкого и прочного сплава. Размером она ничем не отличалась от обычной обеденной тарелки, диаметром в фут, может, чуть больше. На трех четвертях периметра кромка остротой не уступала бритве.

— Всегда понятно, где можно ухватиться за тарелку, даже если ты торопишься, — сказала Маргарет. — Потому что, сам видишь…

— Вижу, — в голосе Роланда слышалось восхищение. Два ростка риса перекрещивались, образуя букву Высокого Слога Zn, которая несла в себе два понятия: zi (вечное) и en (настоящее). Именно в месте перекреста, а найти его мог только очень острый глаз, кромка была не только матовой, но и более толстой, и не грозила отсечь палец или разрезать руку. Именно за это место и ухватывалась ориса.

Роланд перевернул тарелку. На донышке, по центру, увидел маленький выступ. Джейку выступ этот напомнил бы точилку для карандашей, какую он носил в кармане в первом классе. Роланд никогда в жизни не видел точилки для карандашей, поэтому в выступе он уловил некую схожесть с коконом, из которого вылупилось какое-то насекомое.

— Он издает свист при полете орисы, понимаешь, — Маргарет видела искреннее восхищение Роланда и реагировала на него: щеки разрумянились, глаза заблестели.

— Другого назначения у него нет?

— Нет, — ответила она. — Но ориса должна лететь со свистом, как и в легенде, не так ли?

Роланд кивнул. Естественно, только так и не иначе.

— Сестры Орисы, — продолжила Маргарет, — это группа женщин. Которым нравится помогать другим…

— И сплетничать о других, — пробурчал Эйзенхарт, но очень уж доброжелательно.

— Ага, и это тоже, — признала она.

Они готовили угощение на поминки и праздники (именно сестры накрывали столы в Павильоне прошлым вечером). Если у кого-то сгорал дом или чью-то ферму затапливало при разливе Девар-Тете, сестры организовывали сбор помощи. Они же поддерживали чистоту и порядок в Павильоне и городском Зале собраний. Устраивали танцы для молодежи и следили за соблюдением приличий. Богатые люди (вроде Тука), иногда нанимали их для проведения свадебных церемоний, и такие свадьбы, будьте уверены, оставались в памяти жителей Кальи на долгие месяцы. В своем кругу они, конечно же, сплетничали, она этого не отрицала, а также играли в карты, «очки», «замки».

— И вы бросаете тарелку, — добавил Роланд.

— Ага, — кивнула она, — но ты должен понимать, что мы это делаем только для развлечения. Охота — мужская работа, и они отлично управляются с арбалетом, — она вновь гладила мужа по плечу, на этот раз, как показалось Роланду, более нервно. Он также подумал, что если бы мужчины отлично управлялись с арбалетом, она бы не принесла бы с собой это смертоносное оружие. И Эйзенхарт этого бы не одобрил.

Роланд открыл табачный кисет, достал одну из оберток кукурузного початка, которые дала ему Розалита, подбросил ее и подставил кромку тарелки. Мгновением позже обертка разделилась на две половинки, которые и упали на крыльцо. «Только для развлечения», — Роланд повторил про себя слова Маргарет и едва сдержал улыбку.

— Что это за металл? — спросил он. — Ты знаешь?

Брови Маргарет чуть поднялись, она, похоже, не ожидала такого вопроса, но ответила.

— Из титана, по словам Энди. Тарелки привозят из одного старого заводского здания, на далеком севере, в Калье Сен Че. Там много руин. Сама я в тех краях никогда не была, но слышала много историй. В основном, страшных.

Роланд кивнул.

— И эти тарелки… как они изготавливаются? Их делает Энди?

Она покачала головой.

— Он не может или не хочет. Точно сказать не могу. Их изготавливают женщины Кальи Сен Че, а потом рассылают по всем Кальям. До Кальи Дивайн на дальнем юге.

— Их изготовляют женщины, — повторил Роланд. — Женщины.

— Где-то есть машина, которая их изготавливает, вот и все, — вмешался Эйзенхарт. Роланда позабавил его тон, в котором слышалась обида. — А от женщин требуется лишь нажимать на кнопку.

Маргарет с улыбкой смотрела на него, не произнося ни слова. Может, она и не знала, как изготавливаются тарелки, но ей было доподлинно известно, что необходимо для сохранения мира в семье.

— Значит, Сестры есть в каждом городке Дуги, с севера до юга, — уточнил Роланд. — И все они могут бросать тарелки.

— Ага… от Кальи Сен Че на севере до Кальи Дивайн на юге. Дальше — не знаю. Мы любим помогать людям и любим поболтать. Раз в месяц мы бросаем тарелки, в память о том, как леди Ориса отомстила Серому Дику, но лишь у некоторых получается.

— У тебя получается, сэй?

Она молчала, кусая нижнюю губу.

— Покажи ему, — рыкнул Эйзенхарт. — Покажи ему и покончим с этим.

Они спустились с крыльца, жена ранчера первой, Эйзенхарт — за ней, Роланд последним. Позади них открылась и закрылась дверь кухни.

— Славные боги, миссас Эйзенхарт собирается бросать тарелку! — радостно воскликнул Бенни Слайтман. — Джейк! Ты не поверишь своим глазам!

— Отошли их в дом, Воун, — Маргарет глянула на мужа. — Незачем им это видеть.

— Нет, пусть смотрят, — возразил Эйзенхарт. — Мальчикам не повредит, если они увидят, что может женщина.

— Отошлем их в дом, Роланд, да? — теперь она повернулась к стрелку, раскрасневшаяся, со сверкающими глазами и очень хорошенькая. Роланду показалось, что теперь она выглядит на добрых десять лет моложе, в сравнении с той Маргарет, что вышла из дома с орисой под фартуком, но он задался вопросом, а удастся ли ей точно бросить тарелку в таком состоянии. Ему очень хотелось это увидеть, потому что удар из засады — грубая работа, и волнение ни в коем случае не должно мешать быстроте и точности.

— Я согласен с твоим мужем, — ответил он. — И позволил бы им остаться.

— Пусть будет по-вашему, — вроде бы с неохотой согласилась Маргарет, но Роланд видел, что она довольна, что ей нужны зрители. И надежда все крепла. Роланд подумал, что у жены ранчера, среднего возраста, миниатюрной, с маленькой грудью и тронутыми сединой волосами, сердце охотницы. Не стрелка, конечно, но в такой ситуации он бы не отказался получить в свое распоряжение нескольких охотников… нескольких киллеров… без разницы, мужчин или женщин.

Она направилась к амбару. Когда до пугал, охранявших ворота, оставалось пятьдесят ярдов, Роланд коснулся руки Маргарет, остановив ее.

— Нет, — она покачала головой. — Слишком далеко.

— Я видел, как ты бросала тарелку и с большего расстояния, — возразил Эйзенхарн, а когда она бросила на него сердитый взгляд, добавил. — Да, видел.

— Может и видел, только тогда рядом не стоял стрелок из рода Эльда, — фыркнула она, но не сдвинулась с места.

Роланд подошел к амбару, снял с одного из пугал, того, что стояло слева, голову, лыбящуюся тыкву, вошел в амбар, без труда нашел секцию с картофелем, взял картофелину, вышел из амбара, положил на плечи пугала, взамен тыквы. Поскольку размерами пугало не уступало человеку, контраст между головой и туловищем получился разительный. Теперь пугало напоминало карнавального уродца.

— О, Роланд, нет! — закричала Маргарет. — У меня не получится! Я не смогу!

— Я тебе не верю, — стрелок отступил в сторону. — Бросай.

На мгновение подумал, что орису она не бросит. Маргарет огляделась в поисках мужа. Если б Эйзенхарт остался рядом, точно сунула бы тарелку ему в руки, а сама бросилась в дом, не думая, порежется он или нет. Но Воун Эйзенхарт уже отошел к ступенькам крыльца. Мальчишки стояли у него за спиной, Бенни Слайтман улыбался, зато Джейк пристально наблюдал за ней, сдвинув брови, чтобы ничего не упустить.

— Роланд, я…

— Хватит, миссас. О прыжках ты все говорила правильно, но теперь я хочу посмотреть, не расходятся ли у тебя слова с делами. Бросай.

Она отпрянула, глаза широко раскрылись, словно ей отвесили оплеуху. А потом повернулась к пугалу, занесла правую руку над левым плечом. Последние лучи заходящего солнца окрасили тарелку в багрянец. Губы Маргарет превратились в тонкую белую линию. На мгновение мир застыл.

— Риса! — яростно, пронзительно выкрикнула она, и выбросила руку вперед. Пальцы разжались, указательный вытянулся вдоль линии, по которой полетела тарелка. Из всех, кто находился во дворе (в том числе и три ковбоя, которые тоже остановились, чтобы посмотреть, как хозяйка бросает орису), только Роланду хватило остроты глаз, чтобы проследить за полетом тарелки.

«Точный бросок! — радостно подумал он. — Очень точный!»

Тарелка с низким воем летела над утоптанной землей двора. Менее двух секунд потребовалось тарелке для того, чтобы достичь цели. Картофелина развалилась на две половинки, одна упала на землю у правой руки чучела, вторая — у левой. Сама же ориса вонзилась в воротину.

Мальчишки издали восторженный крик. Бенни вскинул руку с раскрытой ладонью, как научил его новый друг, Джейк, звонко хлопнул по ней второй ладонью.

— Отличный бросок, сэй Эйзенхарт! — крикнул Джейк.

— Отличное попадание! Спасибо тебе! — добавил Бенни.

Роланд заметил, как разошлись губы женщины, обнажая зубы, когда она услышала эту искреннюю похвалу, совсем как у лошади, увидевшей змею.

— Мальчики, на вашем месте я бы ушел в дом, — сказал он. На лице Бенни отразилось недоумение. Джейк еще раз взглянул на Маргарет Эйзенхарт и все понял. Ты делаешь, что от тебя следует… а потом до тебя доходит, что ты сделал.

— Пошли, Бен, — бросил он.

— Но…

— Пошли, — он взял своего нового друга за руку и потянул к кухонной двери.

Роланд позволил женщине постоять несколько секунд, чтобы она пришла в себя. На ее щеках еще горели пятна румянца, но в остальном лицо побелело, как молоко. Стрелок подумал, что она изо всех сил старается побороть тошноту.

Подошел к воротине амбара, схватился за сектор орисы с тупой кромкой, потянул на себя. Удивился, сколь большое усилие пришлось приложить, прежде чем тарелка шевельнулась и, наконец, ее удалось вытащить. Он принес тарелку Маргарет, протянул со словами:

— Твой инструмент.

Поначалу она орису не взяла, зато бросила на Роланда полный ненависти взгляд.

— Почему ты насмехаешься надо мной, Роланд. Как ты узнал, что Воун взял меня из клана Мэнни? Скажи нам, прошу тебя.

Помогла, конечно, роза, прикосновение к ней усилило интуицию, помогло и лицо Маргарет, в котором было немало общего с лицом старика Хенчека. Но он не собирался объяснять этой женщине, каким путем и откуда попадали к нему те или иные сведения. Поэтому просто покачал головой.

— Я этого не знал. И не насмехался над тобой.

Маргарет Эйзенхарт ухватила Роланда за шею. Сухой, жаркой ладонью. Наклонила ухо к своему перекошенному рту. Он подумал, что уловил запах всех кошмаров, которые мучили ее с того момента, как она решила покинуть своих близких ради крупного ранчера Кальи Брин Стерджис.

— Я видела, как вчера вечером ты говорил с Хенчеком. И еще будешь говорить с ним? Будешь, не так ли?

Роланд кивнул, завороженной ее хваткой. Невероятной для такого миниатюрного тела силой. Она шумно дышала ему в ухо. Неужто лунатик таился внутри каждого, даже в такой вот женщине? На этот вопрос ответить Роланд не мог.

— Хорошо. Я говорю, спасибо тебе. Передай ему, что Маргарет из клана Красной тропы прекрасно живет со своим любимым, ага, прекрасно, — хватка стала еще крепче. — Передай ему, что она ни о чем не сожалеет! Сделаешь это для меня.

— Ага, леди, будь уверена.

Она выхватила у него тарелку, не боясь порезаться об острую кромку. С тарелкой явно почувствовала себя увереннее. Посмотрела на него полными слез глазами.

— Ты говорил с моим отцом о Пещере? О пещере Двери?

Роланд кивнул.

— С чем ты пришел к нам, ты, несущий смерть человек с ружьем?

Подошел Эйзенхарт. С тревогой глянул на жену, которая ради него ушла из привычного ей мира. Какие-то мгновения она смотрела на него так, словно видела впервые в жизни.

— Я делаю только то, что велит ка, — ответил Роланд.

— Ка! — воскликнула Маргарет, ощерившись, лицо вдруг стало злобным, пугающим. — Отговорка всякого возмутителя спокойствия. И ты ничем не отличаешься от прочих!

— Я делаю, что велит ка, и то же будешь делать ты.

Маргарет смотрела на него, словно не понимая слов. Роланд оторвал жаркую руку от своей шеи, сжал ее, мягко, не до боли.

— И то же будешь делать ты.

Секунду-другую она держала его взгляд, потом опустила глаза.

— Ага, — пробормотала. — Ага, как и мы все, — вновь решилась посмотреть на него. — Ты передашь Хенчеку мои слова?

— Ага, леди, как я и обещал.

На дворе, где с каждым мгновение сгущалась ночь, воцарилась тишина, нарушаемая разве что далекими криками расти. Трое ковбоев по-прежнему стояли у загона с рабочими лошадьми. Роланд направился к ним.

— Добрый вечер.

— Надеюсь, все у тебя хорошо, — приветствовал его один из них, коснувшись лба.

— Пусть все будет еще лучше, — ответил Роланд. — Миссас бросила тарелку и бросила хорошо, мы говорим, спасибо, да?

— Мы говорим, спасибо ей, — согласился другой ковбой. — Рука у миссас крепкая, глаз острый.

— Острый, — кивнул Роланд. — И вот что я вам сейчас скажу. Слушайте меня внимательно, прошу вас.

Ковбои недоуменно уставились на него.

Роланд вскинул голову, улыбнулся небу, вновь посмотрел на них.

— Вам, возможно, захочется поговорить об этом. Рассказать, что вы видели.

Они не сводили с него глаз, не желая признаться, что такое желание у них, конечно же, возникло.

— Проговоритесь, и я убью вас всех, — добавил Роланд. — Вы меня поняли?

Эйзенхарт коснулся его плеча.

— Роланд, право же…

Стрелок сбросил его руку, не оглядываясь.

— Вы меня поняли?

Ковбои кивнули.

— Вы мне верите?

Они вновь кивнули. На лицах читался страх. Роланда это порадовало. У них были основания для испуга.

— Скажите, спасибо тебе.

— Мы говорим, спасибо тебе. — ответил один. Его прошиб пот.

— Ага, — ответил второй.

— Большое-большое спасибо, — ответил третий, нервно сплюнув табачную жвачку.

Эйзенхарт предпринял вторую попытку.

— Роланд, послушай, я прошу…

Но Роланд не слушал. В голове одна за другой сверкали идеи. Внезапно он понял, что надо делать. Во всяком случае, что надо делать на этой стороне.

— Где робот? — спросил он ранчера.

— Энди? На кухне, с мальчиками, я думаю.

— Хорошо. Там есть комната, где ты хранишь племенные книги? — стрелок мотнул головой в сторону амбара.

— Ага.

— Тогда, пойдем туда. Ты, я и твоя миссас.

— Я бы хотел, чтобы она пошла в дом, — ответил Эйзенхарт. «Я бы хотел, чтобы она пошла куда угодно, лишь бы подальше от тебя», — прочитал Роланд в его глазах.

— Наш разговор не затянется, — честно ответил стрелок. Он уже увидел все, что хотел.

В комнатке, где хранились племенные книги, с родословными лошадей, был лишь один стул, тот, что стоял за столом. На него села Маргарет. Эйзенхарт устроился на табуретке. Роланд присел на корточки, спиной к стене. Развязал кошель, достал из него карту, показал им карту, вычерченную близнецами. Эйзенхарт не сразу понял, на что указывал Роланд, может вообще не понял, но женщина суть ухватила. Роланд уже не удивлялся тому, что она не смогла остаться с Мэнни. Они — мирные люди. Маргарет Эйзенхарт к таковым не относилась. У нее таки было сердце охотницы.

— Об этом никому не говорите, — предупредил Роланд.

— Или ты убьешь нас, как наших ковбоев? — спросила она.

Стрелок повернулся к ней, и под его взглядом она медленно залилась краской.

— Роланд, извини. Я расстроена. Такое случается всегда, если бросаешь тарелку со злости.

Эйзенхарт обнял ее. На этот раз она уже не противилась, скорее, обрадовалась, положила голову ему на плечо.

— Кто еще из сестер может так же хорошо бросать тарелку? — спросил Роланд. — Есть такие?

— Залия Джеффордс, — без запинки ответила Маргарет.

— Это правда?

Она энергично кивнула.

— Залия смогла бы развалить эту картофелина надвое, отойдя еще на двадцать шагов.

— Кто еще?

— Сари Адамс, жена Диего. И Розалита Мунос.

Роланд вскинул брови.

— Ага, — кивнула Маргарет. — Рози лучшая, если не считать Залии, — короткая пауза. — И меня.

Роланд почувствовал, как огромная ноша свалилась с его плеч. Он не сомневался, что каким-то образом им придется привозить оружие из Нью-Йорка или добывать его на другом берегу реки. Теперь, судя по всему, они могли без этого обойтись. К счастью для всех. Потому что в Нью-Йорке у них было другое дело… связанное с Келвином Тауэром. И Роланд не хотел смешивать одно с другим, разве что в случае крайней необходимости.

— Я встречусь с тобой и остальными тремя женщинами в доме Старика. Только с вами, — он коротко глянул на Эйзенхарта, и его глаза тут же вернулись к Маргарет. — Никаких мужей.

— Эй, эй, подожди, — вскинулся Эйзенхарт.

Роланд вскинул руку.

— Ничего еще не решено.

— Решено — не решено, я…

— Подожди, — остановила его Маргарет. — Когда ты хочешь встретиться с нами.

Роланд задумался. До прихода Волков оставалось двадцать четыре дня, может, только двадцать три, а предстояло еще многое увидеть. Да еще магический кристалл, спрятанный в церкви Старика, с ним тоже следовало заняться. И старик-Мэнни, Хенчек…

Но он знал, что в конце концов роковой день наступит, и все образуется, так или иначе. По-другому просто не бывало. Пять минут, максимум, десять, и все будет кончено, то ли для Волков, то ли для них.

И проблема состояла лишь в одном, быть наготове, когда пойдет отсчет этих пяти минут.

— Через десять дней, — ответил он. — Вечером. Я хочу устроить вам состязание. Одним броском не отделаетесь.

— Хорошо, — кивнула она. — На это мы можем пойти. Но, Роланд… Я не брошу ни одной тарелки, палец не подниму против Волков, если мой муж по-прежнему будет против.

— Я понимаю, — ответил Роланд, прекрасно зная, что она сделает все, что он скажет. Они все сделают, когда придет время.

Через маленькое оконце в стене, грязное, в паутине, они, тем не менее, увидели Энди. Робот шел по двору, его глаза поблескивали в густом сумраке, он что-то напевал себе под нос.

— Эдди говорит, что роботов программируют на выполнение неких заданий, — Роланд следил взглядом за роботом. — Энди делает все, о чем ты его просишь?

— По большей части, — ответил Эйзенхарт. — Но не всегда. И потом, частенько его нет под рукой, ты понимаешь.

— Как-то не верится, что его построили лишь для того, чтобы распевать глупые песенки и сообщать людям их гороскопы, — пробормотал Роланд.

— Может, Древние Люди заложили в него программы-хобби, — предположила Маргарет. — А теперь, когда основных дел больше нет, они канули в лету, ты понимаешь, он концентрируется на хобби.

— Ты думаешь, его сделали Древние Люди?

— А кто еще? — спросил Воун Эйзенхарт. Энди ушел, двор опустел.

— Ага, кто еще? — в задумчивости повторил Роланд. — У кого еще хватило бы ума и соответствующих инструментов? Но Древние Люди исчезли за две тысячи лет до того, как Волки начали совершать набеги на Калью. За две тысячи или больше. И есть еще один вопрос, не столь интересный, но все-таки любопытный: почему он называет вам дату прихода Волков, если не может, и не говорит, ничего другого?

Эйзенхарт и его жена смотрели друг на друга, словно пораженные громом. Они еще не переварили первую часть сказанного Роландом. Стрелка это не удивило, но он несколько разочаровался в своих хозяевах. Действительно, речь шла об очевидном. А очевидное — отличная исходная точка для последующих умозаключений. Но при этом он понимал, что эйзенхарты, джеффордсы и оуверхолсеры Кальи имеют право на снисхождение: не так-то просто сохранять голову ясной, когда на карту поставлена жизнь твоих детей.

Раздался стук в дверь. «Войди!» — крикнул Эйзенхарт.

Открылась дверь, на пороге возник Бен Слайтман.

— Скотину закрыли на ночь, босс, — доложил он. Снял очки. Протер рубашкой. — Мальчики ушли с палаткой Бенни. Энди сопровождает их, так что беспокоиться не о чем, — Слайтман посмотрел на Роланда. — Для горных кошек еще рано, но, если одна из них появится, Энди позволит моему мальчику один раз выстрелить в нее из арбалета. Я дал ему такое указание и он ответил: «Приказ получен». Если Бенни промахнется, Энди встанет между мальчиками и горной кошкой. Он запрограммирован на защиту людей, и мы, конечно же, не могли изменить его программу. Если кошка попытается приблизиться…

— Энди разорвет ее на куски, — с чувством глубокого удовлетворения закончил за него Эйзенхарт.

— Он очень быстр, не так ли? — спросил Роланд.

— Да, — кивнул Слайтман. — Это только кажется, что он высокий и нескладный. При необходимости движется он, как хорошо смазанная молния. Быстрее любой горной кошки. Мы верим, что у него атомный источник энергии.

— Вполне возможно, — рассеянно кивнул Роланд.

— Какая разница, — отмахнулся Эйзенхарт. — Послушай, Бен, почему Энди никогда не говорит о Волках?

— Он запрограммирован…

— Ага, но как указал нам Роланд… аккурат перед твоим приходом… и нам давно следовало увидеть это самим… если его создали Древние Люди, а потом они умерли или переселились куда-то еще… задолго до того, как впервые появились Волки… ты понимаешь, что сие означает?