Волки Кальи Кинг Стивен

Глава 6. История деда

Эдди, горожанин до мозга костей, несказанно удивился тому восторгу, который вызвал у него дом Джеффордсов на Речной дороге. «Я мог бы жить в таком доме, — думал он. — Это точно. И мне бы тут было хорошо».

Сложили дом из бревен, поставили так, чтобы северные ветры дули в глухую стену. Зато большие окна выходили на пологий склон, рисовые поля, реку. С противоположной стороны находились амбар и двор, утоптанную землю которого расцвечивали круглые островки травы и цветочных клумб. Слева от заднего крыльца находился огород, половину которого занимало экзотическое желтое растение, которое называлось мадригал. На следующий год Тиан намеревался засеять им часть своей земли.

Сюзанна спросила Залию, как ей удается не подпускать куриц к грядкам, и женщина печально рассмеявшись, откинула со лба прядь волос.

— С большим трудом, вот как. Однако, мадригал растет, а там, где что-то растет, всегда есть надежда.

Что Эдди понравилось, так это ощущение дома, которое он почувствовал, едва попав на ферму. Он не мог сказать, что вызвало это ощущение, наверное, не что-то конкретное, а…

«Нет, одно и конкретное. Не вид бревенчатого дома, удачно вписанного в ландшафт, не огород с желтым мадригалом, не курицы и не клумбы».

Дети. Поначалу Эдди поразило количество. Их вывели к ним, как солдат — к приехавшему с инспекцией генералу. И он уже решил, что их целый взвод… отделение, уж как минимум.

— Это мои старшие, Хеддон и Хедда, — Залия указала на двух темных блондинов. — Им по десять. Поздоровайтесь с гостями.

Хеддон поклонился, одновременно стукнув по грязному лбу еще более грязным кулаком. Девочка сделала реверанс.

— Долгих ночей и приятных дней, — сказал Хеддон.

— Приятных дней и долгой жизни, тупица, — театральным шепотом поправила его Хедда, вновь сделала реверанс, повторила те же слова, кроме тупицы, нормальным голосом. Но Хеддон, завороженный видом пришельцев из другого мира, даже не бросил сердитого взгляда на сестру-знайку, похоже, и не услышал ее слов.

— Мои младшие близнецы — Лайман и Лиа.

Лайман, все его лицо заняли глаза и раскрытый рот, поклонился с таким усердием, что чуть не упал. А Лиа таки упала, когда делала реверанс. Эдди пришлось приложить немало усилий, чтобы не улыбнуться, когда Хедда, шипя, поднимала сестру из пыли.

— А это наш младший, — Залия взяла на руки крупного малыша, поцеловала. — Аарон, моя маленькая любовь.

— Тот, что родился один, — уточнила Сюзанна.

— Ага, леди, он самый.

Аарон начал дергаться, брыкаться, вырываясь из рук. Залия опустила малыша на землю. Он подтянул подгузник и направился к углу дома, громко зовя отца.

— Хеддон, пригляди за ним, — приказала Залия.

— Ма-ма, нет! — в голосе Хеддона слышалось отчаяние. Ему хотелось оставаться во дворе, слушать незнакомцев, смотреть на них во все глаза.

— Ма-ма, да! — отрезала Залия. — Займись младшим братом, Хеддон.

Мальчик, наверное, продолжил бы спор, но тут из-за угла появился Тиан Джеффордс и подхватил малыша на руки. Аарон страшно этому обрадовался, ударом кулака сшиб соломенную шляпу отца, схватился ручонками за его потные волосы.

Эдди и Сюзанна этого, можно сказать, и не заметили. Потому что во все глаза смотрели на одетых в комбинезоны гигантов, которые шли следом за Джеффордсом. Заезжая на маленькие фермы, расположенные вдоль Речной дороги, по пути к дому Джеффордсов, они видели с десяток очень высоких и крупных людей, но только издали («Большинство из них боится незнакомцев, вы понимаете», — сказал им Эйзенхарт). Эти стояли менее чем в десяти футах.

Мужчина и женщина или мальчик и девочка? «И то, и другое в одном флаконе, — подумал Эдди. — Потому что возраст для них значения не имеет».

На шее женщины, потной, смеющейся, ростом никак не меньше шести футов и шести дюймов, с огромными, больше головы Эдди грудями, висело деревянное распятие. Мужчина возвышался над ней на добрых шесть дюймов. Он застенчиво посмотрел на незнакомцев, начал сосать большой палец одной руки, а другой ухватился за промежность. Но более всего поразило Эдди не их рост и габариты, а явное сходство с Тианом и Залией. Создавалось впечатление, будто гиганты — первые наброски более удачных произведений искусства. В том, что оба — идиоты, двух мнений быть не могло, но идиоты, находящиеся в предельно близком родстве с совершенно нормальными людьми. Жуть, другого слова и не подберешь.

«Нет, — подумал Эдди, — не жуть. Слово это — рунт».

— Мой брат, Залман, — очень сухо представила мужчину Залия.

— И моя сестра, Тиа, — добавил Тиан. — Поприветствуйте гостей, недотепы.

Залман лишь шагнул вперед, посасывая один палец и дергая за другой. Тиа, однако, сделала реверанс, прямо-таки, как огромная утка. «Долгих дней долгих ночей долгой земли! — прокричала она. — СЕГОДНЯ У НАС КАРТОШКА С ПОДЛИВОЙ!»

— Хорошо, — кивнула Сюзанна. — Картошка с подливой это хорошо.

— КАРТОШКА С ПОДЛИВОЙ ЭТО ХОРОШО! — Тиа наморщила носик, верхняя губа растянулась и поднялась в довольной улыбке. — КАРТОШКА С ПОДЛИВОЙ! КАРТОШКА С ПОДЛИВОЙ! ХОРОША КАРТОШКА С ПОДЛИВОЙ!

Хедда застенчиво коснулась руки Сюзанны.

— Она так и будет вопить целый день, если ты не скажешь, чтобы она заткнулась, миссас-сэй.

— Заткнись, Тиа, — сказала Сюзанна.

Тиа загоготала, вскинув голову к небу, сложила руки на огромной груди и замолчала.

— Зал, — обратился к мужчине Тиан. — Ты хочешь пи-пи, не так ли?

Брат Залии ничего не сказал, только продолжал тискать промежность.

— Пойди, сделай пи-пи, — продолжил Тиан. — Пойди за амбар. Полей травку, мы говорим, спасибо тебе.

Еще мгновение Залман стоял на месте, а потом повернулся и загребая ногами, направился за амбар.

— Когда они были молодыми… — начала Сюзанна.

— Все знали и понимали, — ответила ей Залия. — Теперь она дура дурой, а мой брат и того хуже.

Она резко вскинула руки, закрыв лицо. Аарон пронзительно засмеялся и тоже закрыл лицо руками («Ку-ку», — позвал он, глядя сквозь пальцы). Но лица близнецов остались серьезными. Более того, на них отразилась тревога.

— Что не так с ма-ма? — спросил Лайман, дернув отца за штанину. Залман шел к амбару, с большим пальцем во рту, дергая себя за писюн.

— Ничего, сынок. С твоей ма-ма все в порядке, — Тиан опустил малыша на землю, провел рукой по глазам. — Все в порядке, не так ли, Зи?

— Ага, — она опустила руки. Глаза покраснели, но она не плакала. — И, будем надеяться, что с вашей помощью, все так и останется.

— Из твоих бы уст да в Божье ухо, — Эдди наблюдал, как гигант скрывается за амбаром. — Из твоих бы уст да в Божье ухо.

— У него сегодня хороший день, у твоего деда? — спросил Эдди Тиана несколько минут спустя. Тиан решил показать Эдди участок земли, который назывался Сучий сын, тогда как Сюзанна осталась с Залией и детьми, большими и малыми.

— Трудно сказать, — Тиан помрачнел. — В последние годы половину времени он не в себе, а если что-то и соображает, то не разговаривает со мной. С ней, ага, разговаривает, потому что она кормит его с ложечки, вытирает с подбородка слюну и говорит ему, спасибо, сэй. Мало мне этих двух рунтов, так еще надо кормить сварливого старика. Голова у него заржавела, как старая петля. Зачастую он даже не понимает, где находится, и совсем не говорит.

Они шли по высокой траве, заплетающейся за ноги. Дважды Эдди чуть не упал, споткнувшись о камни, один раз Тиан схватил его за руку и обвел вокруг норы, провалившись в которую он мог без труда сломать ногу. «Не удивительно, что это поле называется Сучий сын», — подумал Эдди. И все-таки он замечал, что тут пытались привести в порядок. Не верилось, чтобы кто-то мог решиться вспахать это поле, но, похоже, Тиан Джеффордс такие попытки предпринимал.

— Если твоя жена права, думаю, мне надо с ним поговорить, — заметил Эдди. — Выслушать его историю.

— О, у деда много историй, это точно. С полтысячи! Беда в том, что в большинстве своем они лживы с первого слова, да он их еще и путает. Опять же, в последние годы он потерял последние три зуба, так что зачастую разобрать его слова — задача не из простых. Скорее всего, из его рассказа ты ничего не поймешь. Но я желаю тебе удачи, Эдди из Нью-Йорка.

— Да что такого он тебе сделал, Тиан?

— Речь о том, что он сделал не мне, а моему отцу. Но это длинная история, которая не имеет никакого отношения к нашему делу. Забудь об этом.

— Нет, это ты забудь, — Эдди остановился.

Тиан в удивлении уставился на него. Эдди кивнул, без тени улыбки. Мол, ты меня слышал. Ему было двадцать пять, на год больше, чем Катберту Оллгуду в его последний день на Иерихонском холме, но в сумеречном, вечернем свете он мог сойти и за пятидесятилетнего. Ответственность старила.

— Если он видел мертвого Волка, нам необходимо разговорить его.

— Я не уверен, что из этого будет толк, Эдди.

— Да, конечно, но, думаю, ты меня понял. Если ты и затаил на него зло, забудь об этом. Когда мы разберемся с Волками, можешь затолкать его в горящий камин или сбросить с крыши, я разрешаю. Но пока держи свои обиды при себе. Договорились?

Тиан кивнул. Постоял, засунув руки в карманы, глядя на доставляющее ему столько хлопот северное поле, которое он называл Сучьим сыном. На лице читались и тревога, и жадность.

— Ты думаешь, история об убитом Волке — выдумка? Если да, я не буду тратить времени.

— Этой я склонен верить больше, чем любой другой, — с неохотой ответил Тиан.

— Почему?

— Ну, он рассказывает ее с того момента, как я начал понимать смысл слов, и она практически не меняется. И потом… — он скрипнул зубами. — Мой дед никогда ничего не боялся. Если кому хватило мужества пойти на Восточную дорогу и сразиться с Волками, не говоря уж о том, чтобы убедить других пойти с ним, я бы поставил все свои деньги на Хайми Джеффордса. Он из тех, кто может убедить человека сунуть голову в пасть горной кошке. У меня ощущение, что твой старший такой же. Или я не прав?

Эдди вспомнил, что он делал по указаниям Роланда, и кивнул. Стрелок умел убеждать людей бросаться грудью на амбразуру. Эдди не сомневался, что прежние друзья Роланда с ним бы согласились.

— Ага, — Тиан вновь повернулся к полю. — Если вы хотите что-то выудить из старика, я советую поговорить с ним после ужина. После того, как он поест и выпьет полпинты грэфа, у него часто наступает просветление. И постарайся, чтобы твоя жена сидела рядом, чтобы он смог таращиться на нее. Полагаю, будь он помоложе, он бы не только таращился, — Тиан опять помрачнел.

Эдди хлопнул его по плечу.

— Он давно уже не молод. В отличие от тебя. Так что, радуйся, хорошо?

— Ага, — Тиан попытался прогнать грусть. — Что ты думаешь о моем поле, стрелок? В следующем году я собираюсь посадить на нем мадригал. Желтое растение, которое ты видел у нас на огороде.

Эдди подумал, что ничего путного от этого поля ждать не приходиться. И он подозревал, что глубоко в душе Тиан придерживается того же мнения: никто не называет поле Сучьим сыном, если надеется, что оно отблагодарит тебя за вложенный труд. Но очень уж знакомым было выражение лица Тиана. Такое же читалось на лице Генри, когда они отправлялись за товаром. На этот раз он будет лучшим, самым лучшим. «Китайский белый», а не «Мексиканский бурый», от которого болела голова и расстраивался желудок. Их ждал приход, какого никогда не было, а уж потом, поблаженствовав с неделю, они поставили бы крест на наркотиках. Таковым было кредо Генри, вот и сейчас рядом с ним мог стоять Генри, говоря ему, какая отличная сельскохозяйственная культура мадригал, и как в следующую жатву он будет смеяться над людьми, убеждавшими его, что так далеко на севере мадригал не вызревает. А потом он прикупит поле Хью Аксельма на той стороне холма, наймет пару людей, и земля будет золотиться до самого горизонта… да чего там, он, возможно, откажется от риса и полностью сосредоточится на мадригале.

Эдди обвел взглядом поле, вспаханное меньше чем наполовину.

— Похоже, со вспашкой у тебя не ладится. Тут надо быть чертовски осторожным с мулами.

Тиан хохотнул.

— Я бы никогда не рискнул пахать здесь на муле, Эдди.

— Тогда…

— Плуг тянет моя сестра.

У Эдди отпала челюсть.

— Ты дуришь мне голову?

— Отнюдь. Я бы пахал на Зале, он больше, ты сам видел, и сильнее, но голова у него совсем пустая. Он ничего не понимает. Я пытался.

Эдди качал головой, не в силах поверить услышанному. Их тени далеко протянулись по бугристой земле, заросшей сорняками и травой.

— Но… она же твоя сестра?

— Ага, а что еще ей делать целый день? Сидеть у ворот амбара и считать кур? Спать все больше и больше и подниматься лишь для того, чтобы есть картошку с подливой? Так даже лучше, поверь мне. Она не возражает. Трудно удержать ее на прямой, когда каждые восемь или десять шагов встречаются валун или нора, но она тянет, как дьявол, и смеется, как полоумная.

Что убедило Эдди, так это абсолютная уверенность Тиана в собственной правоте. Он и не думал оправдываться.

— Слушай, а почему не использовать на пахоте Энди. Готов спорить, у него получилось бы лучше, чем у тебя. Вам не приходила в голову мысль о том, что его надо заставить работать. Он мог бы пахать, рыть колодцы, поднимать бревна на стройке. И на нем можно сэкономить картошку с подливой, — он вновь хлопнул Тиана по плечу. — Как же вы проглядели такого ценного работника?

Губы Тиана дрогнули.

— Мечтать не вредно, все так.

— Не сработало, значит? Вернее, он не захотел работать.

— Что-то он делает, но не пашет и не роет колодцы. Если попросить его об этом, спрашивает пароль. А если пароль ты ему не называешь, спрашивает, не хочешь ли ты предпринять вторую попытку. А потом…

— А потом говорит, что тебе не повезло. Из-за директивы Девятнадцать.

— Если ты знаешь, чего задаешь эти вопросы?

— Я знаю, он так себя ведет, если интересуешься Волками, потому что спросил его о них. Я понятия не имел, что директива Девятнадцать распространяется и на физический труд.

Тиан кивнул.

— На самом-то деле пользы от него немного, и он иной раз страшно надоедлив. Думаю, ты это еще узнаешь на себе. Но он предупреждает нас о приходе Волков, и за это мы все говорим ему спасибо.

Эдди пришлось буквально прикусить вопрос, готовый сорваться с его губ. С чего им благодарить его, когда в этой вести нет ничего хорошего и несет она лишь несчастья? Разумеется, на этот раз все могло обернуться по-другому. На этот раз весть Энди могла привести к существенным переменам. Неужели всякий раз мистер Тебе-встретится-интересный-незнакомец вел дело к этому? Призывал местных жителей подняться с колен и вступить в бой? Эдди вспомнил самодовольную улыбку Энди и решил, что глупо ждать подобного альтруизма от робота. Негоже, конечно, давать оценку людям (возможно, и роботам) по их улыбке и манере говорить, однако, это общепринятая практика.

«Раз уж я об этом подумал, как не вспомнить его голос? Интонации, в которых явственно слышится: „Я вот знаю, что происходит, а ты — нет“? Или все это плод моего воображения?»

Но этот вопрос остался без ответа.

Еще на подходе к дому Эдди и Тиан услышали пение Сюзанны и смех детей, всех детей, больших и маленьких.

Залман держал один конец, как показалось Эдди, бельевой веревки. Тиа — второй. Они вращали веревку с широченными, довольными улыбками, тогда как Сюзанна, сидя на земле, задавала ритм детской песенкой-считалочкой, которую Эдди смутно помнил. Залия и четверо ее старших детей синхронно подпрыгивали. Их волосы взлетали, а потом падали. Крошка Аарон стоял рядом, его подгузник сполз чуть ли не до колен. Лицо освещала радостная улыбка. Одной, сжатой в кулачок рукой, он словно крутил веревку.

— Раз, два, три, четыре, пять! Вышел зайчик погулять… Быстрее Залман! Быстрее, Тиа. Заставьте их попрыгать по-настоящему!

Тиа тут же начала вращать свой конец веревки быстрее, мгновение спустя прибавил скорости и Залман. Это он, похоже, понимал. Смеясь, увеличила темп и Сюзанна.

— Вдруг охотник выбегает…

Четверке близнецов очень нравилась новая игра. Хеддон, так тот засунул кулаки под мышки, чтобы не зацепиться за веревку. И младшая пара попривыкла к незнакомцам, так что первичная скованность пропала и прыгали он совершенно синхронно. Даже волосы и те взлетали и опадали одинаково. Эдди тут же вспомнились близнецы Тавери, с их идентичными веснушками.

— Привезли… Привезли… — Сюзанна замолчала. — Слушай, Эдди, дальше я не помню…

— Быстрее, быстрее, — Эдди махнул рукой гигантам, вращающим веревку. Они его послушались, Тиа при этом радостно загоготала. Эдди примеривался, не отрывая глаз от веревки, осторожно приближаясь, выживая удобного момента. Одну руку он положил на револьвер Роланда, дабы тот не выскочил из кобуры.

— Эдди Дин, ты не сможешь! — давясь смехом, выкрикнула Сюзанна.

Но он смог, как только веревка в очередной раз взлетела вверх. Впрыгнул между Хеддой и ее матерью. Лицом к Залии, щеки которой раскраснелись, а лоб блестел от пота, запрыгал с ней в унисон. Протараторил один куплет, который вдруг всплыл из глубин памяти. Так же быстро, как тот аукционист в телевизоре.

— Привезли его в больницу, он украл там рукавицы… Прибавьте, ребята! Прибавьте!

Они прибавили, веревка вращалась теперь так быстро, что едва ухватывалась взглядом. В мире, который то поднимался, то опускался, Эдди увидел старика с венчиком волос вокруг обширной лысины и седыми бакенбардами, который вышел на крыльцо, тяжело опираясь на палку из железного дерева. «Привет, дедушка», — поздоровался Эдди и на какое-то время выкинул старика из головы. Сейчас от него требовалось другое: вовремя поднимать ноги, дабы не задеть веревку и не испортить праздник остальным. Ребенком он очень любил прыгать через веревочку, и очень огорчился, что пришлось оставить это занятие девочкам, едва он пошел в начальную школу. Иначе прослыл бы маменькиным сынком. Потом, уже в средней школе, на уроках физкультуры, получил возможность попрыгать вновь. Но такой радости, как сейчас, конечно же, не испытывал. Он словно обнаружил еще один аспект, связывающий нью-йоркскую жизнь, его и Сюзанны, со здешней жизнью, аспект, в котором не было ничего магического, в отличие от дверей-порталов, радуги Мейрлина и Прыжка. Он громко рассмеялся, начал при каждом прыжке перекрещивать ноги. Мгновением позже, Залия Джеффордс ответила тем же. Получилось не хуже танца риса. Может, и лучше. Потому что двигались они совершенно синхронно.

Но для Сюзанны творящееся перед ее глазами обрело магический ореол, так что, пусть на ее долю пришлось много разных чудес, и до, и после, эти несколько минут во дворе Джеффордсов навсегда сохранили свою уникальность. Не двое прыгали в унисон, не четверо — все шестеро, тогда как два лыбящихся идиота, как могли быстро, вращали веревку.

Тиан смеялся, топал ногами и кричал: «Ну, здорово! Ну вы даете! Ну молодцы!» А с крыльца доносился смех деда, такой скрипучий, что Сюзанна поневоле задалась вопросом, а когда старик смеялся в последний раз?

Волшебство продолжалось еще пять, может, чуть больше секунд. Глаз уже не различал веревку, о ее присутствии напоминал только свистящий звук, с которым она рассекала воздух. Все шестеро, Эдди, Залия, четверо близнецов, отрывались от земли и опускались на нее, как поршни двигателя.

А потом веревка зацепилась за чей-то каблук, Сюзанне показалось, что Хеддона, хотя каждый брал вину на себя, чтобы ни у кого не испортилось настроение, и прыгуны повалились в пыль, жадно хватая ртом воздух и смеясь. Эдди, схватившись за грудь, поймал взгляд Сюзанны. «У меня сейчас начнется сердечный приступ, дорогая, скорее набирай 911».

Она на четвереньках добралась до того места, где он лежал, наклонилась, чтобы поцеловать.

— Нет, у тебя сердечного приступа не будет, но ты серьезно зацепил мое сердце, Эдди Дин. Я тебя люблю.

Он пристально смотрел на нее, лежа в пыли двора Джеффордсов. Знал, как бы она ни любила его, он все равно будет любить ее сильнее. И всегда, когда он думал об этом, возникало дурное предчувствие, приходила мысль, что ка к ним не благоволит, и в итоге для них все закончится плачевно.

«Если это и так, тогда твоя задача — вылезти из кожи, но максимально затянуть период, когда у вас все хорошо. Ты это сделаешь, Эдди?»

— С превеликим удовольствием, — сказал он.

Она вскинула брови.

— Чего, чего?

— Сделаю, — он улыбался. — Поверь мне, сделаю, — он обнял ее за шею, потянул на себя, поцеловал в лоб, нос, в губы. Близнецы смеялись и хлопали. Аарон пускал пузыри. На крыльце то же самое проделывал и старик.

Все они после таких физических нагрузок проголодались, и с помощью Сюзанны, подвозившей блюда на своем кресле, Залия накрыла длинный дощатый стол во дворе. Откуда, по мнению Эдди, открывался отличный вид. У подножия холма, на котором находился дом, он видел поле созревшего риса, доросшего до плеча взрослого человека. А за полем поблескивала под лучами заходящего солнца река.

— Скажи нам слово, Залия, если не возражаешь, — попросил Тиан.

Залии такое предложение очень даже понравилось. Потом Сюзанна рассказала Эдди, что ранее Тиан не обращал особого внимания на религию жены, но все изменилось после того, как отец Каллагэн неожиданно поддержал его в Зале собраний.

— Склоните головы, дети.

Четыре головы склонились, шесть, считая рунтов. Лайман и Лиа так крепко зажмурились, что казалось, будто у них что-то болит. Руки, чистенькие, розовые, они положили на стол.

— Благослови еду на нашем столе, Господи, и позволь поблагодарить Тебя за нее. Спасибо Тебе, что послал нам гостей, и пусть они радуются нашей компании, а мы — их. Избавь нас от ужаса, который прилетает в полдень, и того, что крадется в ночи. Мы говорим, спасибо тебе.

— Спасибо! — хором откликнулись дети, так громко, что задребезжали стекла.

— Во имя Бога-Отца и Его сына, Человека-Иисуса.

— Человека-Иисуса! — прокричали дети. Эдди подивился, заметив, что дед Тиана, на шее которого висело такое же большое распятие, как у Залмана и Тиа, во время молитвы сидел с открытыми глазами, неспешно ковыряя в носу.

— Аминь.

— Аминь!

— КАРТОШКА! — завопила Тиа.

Тиан сидел у одного торца длинного стола, Залия — напротив. Близнецов не сослали в гетто «детского стола», как всегда случалось с Сюзанной и ее двоюродными братьями и сестрами на семейных торжествах. Их усадили по одну сторону общего стола, младшие — посередине, старшие — по флангам. Хеддон помогал Лие, Хедда — Лайману. Сюзанна и Эдди сидели напротив детей, Залман — слева от Сюзанны, Тиа — справа от Эдди. Аарон сначала устроился на коленях матери, а когда ему там надоело, перебрался к отцу. Старика посадили рядом с Залией, которая наполняла его тарелку, резала мясо на очень мелкие кусочки и действительно вытирала подливу, текущую по его подбородку. Тиан мрачно взирал на все это, но, надо отдать ему должное, никак не комментировал, с дедом не разговаривал, разве что один раз спросил, не хочет ли тот хлеба.

— Рука у меня еще шевелится. Если захочу — возьму, — ответил старик и в доказательство поднял плетеное блюдо с хлебом. Получилось неплохо, для джентльмена столь преклонного возраста, но он смазал впечатление, перевернув баночку с вареньем. «Дерьмо!» — выкрикнул он.

Четверо детей переглянулись, потом прикрыли рты и сдавленно захихикали. Тиа отбросила голову и загоготала, уставившись в небо. При этом локтем двинула Эдди в ребра, едва не сбросив со стула.

— Не надо бы произносить такие слова в присутствии детей, — пожурила старика Залия.

— Извини, — ответил тот. Эдди не сомневался, что Хейми Джеффордс ответил бы не столь смиренно, если б услышал подобное замечание от внука.

— Позволь положить тебе на тарелку немного варенья, дедушка, — Сюзанна взяла баночку из рук Залии. Старик не сводил с нее восхищенных глаз.

— Не видел настоящую коричневую женщину лет сорок, не меньше, — сказал ей старик. — Раньше они приплывали на баржах, а теперь — нет.

— Я надеюсь, ты не очень огорчился, узнав, что мы еще существуем, не исчезли с лица земли, — Сюзанна улыбнулась старику. И его губы растянулись в беззубой улыбке.

Стейк оказался жестким, но вкусным, жареные початки ничуть не хуже приготовленных в лесу Энди. Миску с картофельным пюре, огромную, как таз, пришлось наполнять дважды, горшок с подливой — трижды, но полным откровением для Эдди стал рис. Залия приготовила из него три блюда, и, по мнению Эдди, каждое могло получить высший приз на конкурсе кулинаров. Но для Джеффордсов, похоже, это была обычная, повседневная еда, не какие-то деликатесы. На сладкое подали яблочный пирог, после чего детей отправили поиграть. Дед поставил эффектную точку, громко рыгнув.

— Мы говорим, спасибо тебе, — сказал он Залии и трижды похлопал себя по шее. — Вкусно, как всегда, Зи.

— Мне очень приятно, что тебе нравится приготовленная мною еда, дедушка, — ответила она.

Тиан что-то буркнул себе под нос, потом повернулся к старику.

— Дед, эти двое хотят поговорить с тобой о Волках.

— Только Эдди, если ты не возражаешь, — быстро вставила Сюзанна. — Я помогу убрать со стола и помыть грязную посуду.

— В этом нет необходимости, — возразила Залия. Эдди видел, как взглядом она говорит Сюзанне: «Останься, ты ему понравилась», — но Сюзанна то ли не заметила этот взгляд, то ли сознательно проигнорировала.

— Думаю, есть, — с легкостью, свидетельствующей о долгой практике, она перебралась со стула в свое кресло. — Ты поговоришь с моим мужем, не так ли, сэй Джеффордс?

— Все это произошло очень уж давно, — по тону старика отказа не чувствовалось. — Не знаю, смогу ли я вспомнить. Моя память все больше похожа на сито.

— Но я послушаю то, что ты вспомнишь, — успокоил его Эдди. — Мне важно каждое твое слово.

Тиа загоготала, словно он сказал что-то очень уж смешное. Залман последовал ее примеру, потом рукой, огромной, как разделочная доска, подхватил из миски остатки картофельного пюре. Тиан звонко шлепнул его по руке.

— Нельзя этого делать. Сколько раз я могу тебе это повторять?

— Ладно, — кивнул старик. — Я поговорю с тобой, если ты будешь слушать, мальчик. На что еще я способен в эти дни, кроме болтовни? Помоги мне добраться до крыльца, потому что спускаться по ступенькам куда легче, чем подниматься. И если ты принесешь мне мою трубку, дочка, я буду тебе очень признателен, потому что трубка помогает человеку думать, точно помогает.

— Разумеется, — принесу, — ответила Залия, оставив без внимания очередной мрачный взгляд мужа. — Прямо сейчас.

— Все это случилось очень давно, ты должен понимать, — начал старик, как только Залия Джеффордс устроила его в кресле-качалке, подложив под поясницу маленькую подушку и сунув в руку раскуренную трубку. — Не могу точно сказать, приходили с тех пор Волки дважды или трижды, но к тому моменту я прожил на земле девятнадцать жатв, а сколько прошло лет потом, не знаю, сбился со счета.

На северо-западе великолепный багрянец заката уже потускнел. Тиан ушел в хлев, к домашней скотине, вместе с Хеддой и Хеддоном. Младшие близнецы были на кухне. Гиганты, Тиа и Залман, стояли в дальнем конце двора, смотрели на восток, не разговаривая, не шевелясь. Они напоминали каменных истуканов острова Пасхи с фотографии, которую Эдди когда-то видел в «Нейшнл джеографик». От одного взгляда на них по его коже бежали мурашки. Радовало лишь то, что старик сохранял ясность ума и, несмотря на шамканье и акцент, Эдди удавалось понять практически каждое слово. Во всяком случае, пока.

— Я не думаю, что годы, прошедшие после того появления Волков, имеют значение, сэр, — вставил Эдди.

Брови деда приподнялись. С губ сорвался хриплый смешок.

— Сэр, однако! Давно не слушал этого слова. Уже и не упомню, когда. Ты, должно быть, с севера.

— Пожалуй, что да, — ответил Эдди.

Старик надолго замолчал, глядя на темнеющий горизонт. Потом в некотором удивлении повернулся к Эдди.

— Слушай, мы уже поели? Выпили и закусили?

У Эдди упало сердце.

— Да, сэр. За столом, который стоит по другую сторону дома.

— Я вот почему спрашиваю. Если мне надо чего-то рассказать, то лучше всего я рассказываю после вечерней еды. Вот и хочу знать, мы уже поели или нет.

— Поели.

— Ага. И как тебя зовут?

— Эдди Дин.

— Ага, — старик глубоко затянулся. Две струйки дыма выползли из ноздрей. — Коричневая — твоя женщина?

— Сюзанна? Да, она — моя жена.

— Ага.

— Сэр… дедушка… Волки? — но Эдди уже не верил, что чего-нибудь добьется от старика. Может, Сюзи сумеет…

— Насколько я помню, нас было четверо.

— Не пятеро?

— Нет, нет, точно четверо, — голос зазвучал сухо, по-деловому. И слова старик стал выговаривать четче. — Мы были молоды и отважны, и плевать хотели, выживем или нет, ты меня понимаешь? И до предела разозлились на этих Волков. Нам было без разницы, поддержит нас кто или нет.

Мы — это Поуки Слайделл… мой лучший друг, я, Эймон Дулин и его жена… рыжеволосая Молли. Сущий дьявол, когда бросала тарелку.