Рукопись из тайной комнаты. Книга вторая Корджева Елена

10

После завтрака наступило время прощания – пора было выезжать, тем более что Соня хотела погулять по Риге.

От души наобнимавшись и договорившись о дальнейших коммуникациях, новообретённые родственники уселись в прокатный автомобиль и покинули хутор.

Соня – аккуратистка – оставила комнату в состоянии, близком к стерильному. Еве показалось, что она даже протёрла окна. На постели – свежее белье, все вещи – на местах и никакого следа присутствия гостей. Только колея от белого «гольфа», оставшаяся на чёрной, голой земле напоминала о недавних событиях.

Решив ещё с вечера, что совершенно незачем стоять у стойки, если вполне можно без хлопот зарегистрироваться в интернете, Алекс отметился на рейс загодя. Багажа, не считая ручной клади, у путешественников не было, поэтому никакой причины для стояния в очереди не существовало. Однако немецкий Ordnung, ставший частью привычного образа жизни, сыграл свою роль – в аэропорт приехали заранее и Алекс направился возвращать прокатный «гольф». Служащая проката не торопилась, время тянулось невыносимо. Во всяком случае, для Сони, которая, устав переминаться с ноги на ногу, умчалась погулять. Пробежавшись по небольшому компактному аэропорту и соблазнившись национальным интерьером знаменитого Лидо, девушка устроилась с чашкой кофе у парапета на втором этаже, откуда отлично просматривался зал. Отсюда она точно увидит, как Алекс поднимется, отстрелявшись со сдачей машины.

Аромат кофе примирял с ожиданием, а наблюдать, как внизу снуют туда-сюда люди с чемоданами, было интересно. Вот и Алекс, который поднялся с подземного этажа и теперь стоял, озираясь. Понимая, что он ищет именно её, Соня уже приготовилась окликнуть его, но не успела. Так и замерев с приветственно поднятой рукой, она наблюдала, как неизвестно откуда появившиеся люди в форме вдруг обступили её возлюбленного и, надев на него наручники, повели куда-то вглубь служебных помещений. Кубарем скатившись вниз, Соня почти догнала группу в чёрном, но мужчины не оглядываясь скрылись за дверью с надписью «only staff», не имеющей даже дверной ручки.

Ошеломлённая, Соня не могла понять, что делать и куда метаться. То ли ей нужно остаться и колотить в эту дверь до остервенения, пока её не пустят к жениху, то ли – идти на самолёт, куда уже объявили посадку. В конце концов её осенило: «Янчук! У нас же есть адвокат! Он-то уж точно сможет пройти-пробраться в двери, куда ей, простой смертной, вход воспрещён».

Уже через секунду она набирала номер.

Внимательно выслушав девушку, чей русский за две недели улучшился настолько, что она тараторила без умолку, он принялся задавать вопросы:

– Тебя не искали? Документы, что мы готовили, у тебя или у него? Посадка ещё идёт?

– У меня документы…

Соня совсем забыла, что папка не влезла в Алексову круглую сумку, зато отлично пристроилась в её дорожном кейсе.

– Отлично. Тогда делаем так.

Янчук соображал быстро, и инструкции, которые он дал, были чёткими и ясными: Алексом и его освобождением он займётся сам и немедленно. Соня же, раз документы у неё, должна лететь домой в Гамбург и тут же обратиться к немецкому адвокату, с которым связался её отец.

– Будем работать сразу с двух сторон, я – отсюда, а вы – из Германии. Иначе эти сволочи его съедят и не подавятся.

Сказанное звучало разумно, и Соня немножко успокоилась. Глянув на часы, она помчалась на посадку, успев перед отлётом позвонить только Еве.

Самолёт на Гамбург вылетел, как и ожидалось, по расписанию, увозя с собой Соню с приколотой к груди самодельной брошкой и сумкой с документами. Место рядом с ней так и осталось пустым.

11

Совершенно деморализованный, со скованными за спиной руками, Алекс вдруг оказался в комнате безо всяких окон. Только там, повинуясь команде офицера, старшего не только по званию, но и по возрасту – никакая выправка не могла скрыть волосы «соль с перцем» – с него сняли наручники.

Офицер жестом приказал ему занять место на табурете перед внушительного вида столом, за который сам же и уселся. За спиной Алекса устроился один из широкоплечих мужчин в форме. Второй, бесцеремонно обшарив его карманы, выложил на стол все, что удалось найти, начиная с паспорта и заканчивая скомканными билетами в кино на «Облачный атлас» – Алекс тут же вспомнил, как они с Соней бежали, чтобы не опоздать на сеанс. «Почему я не выбросил эти билеты?» – мелькнула глупая и абсолютно неуместная мысль.

Офицер что-то говорил по-латышски, поглядывая в лежащую перед ним бумагу, но Алекс не понимал ни слова.

Попытка объясниться на русском и на немецком ни к чему не привела – офицер отказывался понимать, упорно продолжая вести допрос, или что это там было, по-латышски. Очевидно, этот господин в форме принимал его за кого-то другого, иного объяснения происходящему попросту не было.

Первоначальный испуг уступил место досаде: самолёт улетал, билет пропадал, а он, Алекс, между прочим, учёный, сидит тут, как какой-нибудь карманник, или за кого его принимают, и не может даже объясниться. Происшедшее настолько не укладывалось в Ordnung, что казалось наваждением.

В конце концов – за отсутствием снятых с руки часов он не знал, сколько прошло времени – в дверь постучали, и вошёл ещё один человек в форме. Он что-то сказал седовласому офицеру, которому сказанное очень не понравилось: гневная тирада, с которой он обратился к Алексу, по-видимому должна была пригвоздить того к табурету от стыда, но за отсутствием понимания выстрел прозвучал вхолостую. Убедившись, что парень перед ним не выказывает никаких признаков раскаяния, офицер обернулся к вошедшему и о чем-то распорядился.

Тот, отдав честь, вышел и тут же вернулся, ведя за собой – Алекс не поверил собственным глазам – Янчука. Попытка немедленно вскочить и кинуться навстречу не удалась – стоящий сзади полицейский проявил бдительность и удержал за плечо, не позволив подняться.

– Добрый день, господин Берзин. – Голос адвоката звучал очень официально. – Сейчас я разберусь, что за недоразумение здесь происходит.

После чего, утратив всякий интерес к подзащитному, он вступил в длительный диалог с офицером, явно недовольным вмешательством. Ни слова не понимая, Алекс внимательно следил за происходящим, отмечая про себя удивительную сдержанность, с которой ведётся дискуссия: ни одна из сторон не повышала голоса и не жестикулировала, хотя тон разговора точно нельзя было назвать дружественным. Оба собеседника по очереди выкладывали на стол документы, напоминая игроков в покер. Как видно, адвокат выложил флеш, потому что офицер, подумав, кивнул и, повернувшись к стоящему за спиной Алекса полицейскому, отдал приказ. Тот, жестом подняв парня с табурета, повлёк к выходу из комнаты. Вслед прозвучало:

– Не волнуйтесь, мы это уладим.

Алекса переместили в другую комнату, где стояли не табуретки, а стулья и даже предложили воды. Выпив одним махом пластиковую бутылку, он сидел, положив руки на гладкую покрытую пластиком столешницу и ждал, что будет дальше.

Долго ждать не пришлось. Вскоре человек в форме впустил в дверь адвоката. В костюме, с портфелем дорогой кожи, тот выглядел очень и очень официально. Подождав, пока дверь закрылась, Янчук протянул узнику руку.

– Сейчас расскажу, что происходит, ты сильно удивишься.

Враги – уже никто не сомневался, что против Алекса действуют сильные, умные, а главное, не стесняющиеся в средствах враги – сделали новый неожиданный ход. Каким образом в правоохранительные органы была запущена дезинформация, предстояло разобраться. Но по данным, попавшим в распоряжение латвийской полиции, Алекс Берзин был совсем не Александром Берзиным, а – мошенником международного уровня Алексом Крюгером, давно и безуспешно разыскиваемым Интерполом.

– Ну как ты думаешь, могла наша полиция не отличиться и не использовать шанс поймать птицу такого полёта? Конечно, они ухватились за это и стали просматривать возможные базы данных. А тут вдруг такой подарок – Александр Берзин регистрируется на рейс. Вот тебя и взяли.

– Но мы же вдвоём с Соней регистрировались! Кстати, что с ней? Её, надеюсь, не арестовали?

– Полный порядок с твоей Соней, она – молодец, увидела, как тебя повели, тут же мне позвонила. Я сказал, чтобы летела в Гамбург и подавала документы, раз уж они у неё. Ждать точно уже нечего. Кстати, Соню они и не собирались брать – решили, что это просто уловка, что-то вроде прикрытия. Кстати, ты ведь с хутора регистрировался? Так это тоже как великую хитрость расценили – мол, такой предусмотрительный, за сто километров уехал, чтобы не засекли.

– И теперь что?

– Ну что, капитан очень расстроился. Он, кстати, неплохой мужик, как оказалось, этот капитан Круминьш, вменяемый вполне. Но расстроился сильно – хотел как лучше, а получилось… Теперь ему надо всё правильно оформить и в бумагах не запутаться. Ты же гражданин России?

Алекс кивнул.

– Ну, видишь, теперь надо посольство извещать, оттуда представителя ждать… Там одной бумажной волокиты будет немеряно… Так что какое-то время ты под стражей посидишь, для порядка. Но это даже к лучшему – пока ты здесь, ты – в безопасности, а твоим Шварцам будет очень неожиданно получить повестку из суда Германии, пока ты здесь. Мы с герром Готлибом уже сегодня поработаем над доверенностью, чтобы в твоё отсутствие немецкий адвокат мог тебя защищать.

Точно! Он с этим арестом совсем забыл, что в Германии его тоже ждут вовсе не оркестр и красная ковровая дорожка, а – позорный суд, где ему придётся отстаивать своё доброе имя человека и учёного.

Как хорошо, что есть Соня, которая – он был в этом уверен – сделает все возможное и невозможное, чтобы отстоять его интересы.

Дверь открылась, впуская капитана Круминьша.

Вид он теперь имел хоть и по-прежнему бравый, но с налетом некоторой растерянности… Включив магнитофон, он приступил к допросу, теперь уже на русском, на котором говорил совершенно свободно, хоть и с лёгким акцентом. Адвокат внимательно следил, чтобы Алекс не сказал чего-нибудь лишнего.

После формальностей, в которых выяснилось, что Алекс не кто иной, как всё-таки Александр Берзин, и цель его визита в Латвию – вопросы семейные, а не какие-нибудь там аферы или чем там занимаются международные мошенники, перешли к вопросам практическим. От которых присутствующие, включая капитана, сильно загрустили: и бумажной и всякой прочей волокиты предстояло немало.

Нужно было известить посольство России, как-никак, а Алекс – российский гражданин. А от информации о том, что в Германии готовится суд по миллионному иску в отношении авторских прав задержанного, капитан и вовсе опечалился.

Короче, каша заварилась крутая.

И пока юристы будут строчить всевозможные бумаги, Алексу придётся «отдыхать» в камере. Таков порядок.

Против Ordnungа возразить было нечего. Есть процедуры, и им необходимо следовать. Поэтому после подписания всего необходимого и прощания с Янчуком, пообещавшим постараться завершить формальности как можно быстрее, Алекса в полицейском бусике перевезли в настоящую тюрьму. Возможно, это была вовсе не тюрьма, а какое-то другое учреждение, но сути дела это не меняло – он оказался в самой настоящей камере с натуральными железными решётками и койкой, прикрученной к стене. Обращались с ним вежливо, но тем не менее отняли и ремень и шнурки. Загребая шаркавшими по полу, лишёнными шнурков сапогами, Алекс обошёл свои новые владения. Койка, стол, за небольшой стеночкой – унитаз и умывальник. С комфортом разместиться нельзя, но переночевать – можно.

После ужина, довольно сытного, хоть и не слишком вкусного, Алекс умылся и улёгся на койку, оказавшуюся узкой, но вполне приличной.

Он лежал, положив голову на руки, глядел в потолок, освещаемый тусклой лампочкой, и чувствовал, как его «отпускает».

Он даже не сознавал, какой цепкой хваткой держало его нервное напряжение все эти дни с момента нападения на хутор. Сейчас казалось, что это было очень давно, хотя прошла всего неделя с небольшим, и до сих пор болели ребра, да и фиолетовые гематомы на лице едва успели пожелтеть, что явно не придавало ему респектабельности. События, в которые Алекс совершенно неожиданно оказался вовлечён, мчались сплошным вихрем – нападение на хутор, шкатулка, документы, неопровержимо свидетельствовавшие, что он – потомок рода фон Дистелрой, потом – второе дно и хранящиеся там драгоценности, оценённые в невероятную, просто гигантскую сумму. Затем – иск, отнимавший у него право на его собственные, кровные изобретения, и Соня, кромсающая брошку, чтобы перевезти через границу не что-нибудь, а – страшно подумать – контрабанду. А теперь ещё и этот арест…

Слишком много, слишком быстро, слишком опасно.

В то же время какой-то частью ума, способной мыслить аналитически, он словно глазами стороннего наблюдателя оценивал происходящее и изумлялся дьявольской логике и изобретательности герра Шварца: не было ни малейшего сомнения, что за всеми нападениями стоит именно он, Шварц-старший, ибо младшему – Рудольфу – не хватило бы ни ума, ни железной хватки, чтобы удерживать этот план. Он вспоминал, как Густа описывала маленького Конрада – вредного, но умного. Этот враг умел добиваться своего, расчётливо наступая по всем фронтам.

Второе, чего не мог не отметить молодой учёный, – это слаженная работа команды, казалось бы, случайно создавшейся за это невероятно короткое время: он, Соня и Ева с Марисом.

С некоторой горечью он признавался себе, что слабым звеном в этой команде был, пожалуй, он сам с его идеализмом и прямотой. Именно он привёз на хвосте все те неприятности, что с такой силой обрушились на хутор. Но вместо того, чтобы ополчиться на него, Ева – совершенно ему незнакомая женщина – немедленно признала в нем «своего». Ведь она могла просто-напросто не пустить его в дом, могла не показать дневники Густы. И тогда все, что он знал бы о своих предках, это сказки фон Шварца-старшего. Но девушка легко, словно только так и должно быть, приняла его в семью… Алекс, положа руку на сердце, не мог ответить честно даже самому себе, смог ли бы он поступить так же.

И – Марис. Вот уж кого, точно, невозможно было понять. Да если бы он, Алекс, увидел, что само присутствие какого-то гостя-пришельца угрожает безопасности Сони, он, ни минуты не сомневаясь, выставил бы из дома источник опасности и не побеспокоился бы о нем. А этот здоровяк, безусловно преданный своей невесте, тем не менее, – Алекс чувствовал это – взял под свою защиту и его, и вообще чужачку Соню. Ведь в любой момент он мог вмешаться в ход событий. Да в конце концов, кто ему мешал открывать второе дно шкатулки за закрытой дверью? Так нет же, открыл при всех, ни словом не возразил против решения Евы поделиться, да ещё и спрятал тот зелёный – Алекс так и не разобрался, из какого камня – кулон, или что это там было, для спасения его, Алекса.

А Соня! Эталон женственности в глазах Алекса, капризная кокетливая вертушка, вдруг проявляет себя в совершенно неожиданном качестве лихого бойца за правое дело.

Черт знает что!

Пока он, Алекс, колебался в благородных метаниях, эти трое точно знали, что надо делать: своих нужно защищать. И даже сейчас, пока он сидит здесь, пусть под арестом, но вполне себе с удобствами и в безопасности, эти трое по-прежнему – под ударом. И снова он, Алекс, не может им помочь, в то время как они, каждый по-своему, работают для его освобождения. Не смотреть правде в глаза больше не получалось, и единственным правильным – Алекс был уверен – решением было во что бы то ни стало отплатить добром за добро. Дайте только выйти отсюда – и он никогда более не будет «слабым звеном»!

С этим решением он и уснул, свернувшись калачиком на казённом матрасе.

12

Утром действительность выглядела уже совсем в ином свете. Что ни говори, а чистая совесть – лучшее снотворное, Алекс, несмотря ни на что, выспался даже на казённой койке и теперь был готов с новыми силами встречать любые испытания.

Которых сегодня, вопреки ожиданиям, оказалось не густо.

Как, впрочем, и в последующие дни.

В первый день, правда, казалось, что недоразумение вот-вот разрешится. Инспектор Круминьш в присутствии представителя посольства – видного мужчины в тёмно-синем с иголочки костюме – выглядел сдержанным и совсем не страшным. Да и молодой адвокат вёл свою роль, по мнению Алекса, весьма достойно.

Но чем дальше, тем понятнее становилось, что из цепких лап закона даже ни в чем не виноватому гражданину не так-то просто вырваться. Воронка бумажного водоворота разверзалась глубже и глубже.

Надо признать, воронка эта засасывала не только Алекса, но и юристов. Янчук, во всяком случае, ухоженным отнюдь не выглядел: покрасневшие глаза, неожиданно густая тёмная щетина и мешки под глазами, день ото дня становившиеся более явными, говорили сами за себя. Да и капитан Круминьш не демонстрировал очевидного счастья от сложившейся ситуации.

На вопрос Алекса, как долго это будет продолжаться, ответа дать не мог никто. Как бы ни были уверены присутствующие в его невиновности, закон оставался законом, и не было силы, способной вызволить подследственного из-под следствия, даже затеянного по навету.

Не было и силы, чтобы противостоять также чувству бессилия и пустоты, наваливавшемуся на молодого человека в долгие одинокие часы в тесном пространстве. Гнев, переполнявший его в первый день, вытеснил липкий страх, лишавший сна и надежды.

– Не падай духом, – Янчук не забывал подбадривать своего клиента при каждой встрече. – Всё будет хорошо, нужно только немного времени. Соня привет передаёт, она тоже старается помочь.

Умом Алекс понимал, что его адвокат изо всех сил трудится, чтобы распутать столь искусно поставленные силки и, по возможности, старался держаться стойко. Но едва наступала ночь, он вновь оказывался лицом к лицу с безысходностью.

И конца не было видно.

Но даже бесконечному ожиданию когда-нибудь приходит конец.

Через неделю, показавшуюся Алексу вечностью, начались перемены.

В комнате для допросов, куда его привели под конвоем, кроме Янчука и капитана вновь оказался уже знакомый по первому разу сотрудник российского посольства, выглядевший, по контрасту с остальными, на редкость свежим. Удивительным было то, что за столом сидела Лига, о чем-то оживлённо шептавшаяся с двумя незнакомыми господами в штатском.

– Здравствуйте, господин Берзин, знакомьтесь, – капитан Круминьш взял на себя обязанность представить собравшихся. – Ваши адвокаты из Германии, господин Трауб и господин Скриванек. Они вам расскажут, зачем прибыли.

– Guten Tag, Herr Berzin! Erlauben Sie mir, einzufhren. Rechtsanwalt – Axel Traub, – высокий мужчина с впалыми щеками на длинном вытянутом лице пожал Алексу руку под аккомпанемент перевода, мастерски исполненного Лигой: «Добрый день, господин Берзин. Позвольте представиться – адвокат Аксель Трауб».

Второй незнакомец, по контрасту с длинным герром Траубом казавшийся как раз наоборот – каким-то квадратным, возможно из-за коричневого в крупную клетку пиджака, придававшему ему сходство с плиткой шоколада Ritter, – встряхнул руку Алекса энергичным рукопожатием:

– Теодор Скриванек, адвокат.

«Квадратный» говорил по-русски с заметным акцентом, но довольно уверенно.

– Мы здесь по заданию фройляйн Готлиб. Она поручила нам представлять ваши интересы.

«Соня! – Алекс почувствовал, как кровь бросилась ему в голову, – Соня тоже воюет на моей стороне!» Ему как-то сразу представилась Соня, но не та мягкая и домашняя, а та, какой она была там, на хуторе, когда на них напали бандиты. Она стояла, уверенно держа в руке оружие, и эта рука – не дрожала. Почему-то, по какой-то невероятной прихоти разума, оба адвоката сразу представились Алексу в виде дротиков, пущенных ему на выручку маленькой, но твёрдой рукой, и настроение сразу же поднялось.

Янчук тоже выглядел гораздо счастливее, чем несколькими днями ранее. И даже капитан Круминьш обрёл относительно довольный вид.

И было отчего. Как видно, неделя прошла не зря.

Поставив на стол объёмистый, рыжей кожи портфель, приезжий адвокат в клетчатом пиджаке извлекал из него один за другим документы, веером ложащиеся на блестящую в утреннем солнышке столешницу. Подборка выглядела весьма внушительной. Алекс даже представить себе не мог, как сильно, оказывается, документирована вся его жизнь. Копии свидетельства о рождении, школьного аттестата, институтского диплома, куча копий патентов и других бумаг… Казалось бы, хорошо знакомые, теперь – снабжённые нотариальными, с красными печатями переводами – документы выглядели более чем официально. Но ими дело не ограничивалось.

Дальше пошли бумаги незнакомые.

Герр Скриванек подробно пояснял суть и смысл каждого документа. Он старался говорить по-русски, но временами терял слова, вставляя немецкие фразы, которые Лига немедленно переводила присутствующим. В остальное время она переводила для герра Трауба, держа его в курсе происходящего.

Алекс, хоть дело напрямую касалось его и его свободы, никак не мог сосредоточться – оказывается, он отвык от такого количества людей и теперь сидел, разглядывая присутствующих и пытаясь понять, что будет дальше.

Что будет дальше, судя по всему, было интересно всем, потому что посольский чиновник, в прошлый раз сидевший с постным лицом, оживился и с любопытством следил за происходящим.

Постепенно стало ясно, что простым приездом новых адвокатов дело не ограничивается.

Историей взаимоотношений Алекса с Интерполом полиция заинтересовалась всерьёз и намерена расследовать дело до полной ясности. Но с ясностью-то как раз и было туго. С одной стороны – очевидный подозреваемый, личность которого предстоит проверить и установить, равно как и справедливость обвинений. С другой стороны – если верить документам, вовсе и не подозреваемый, а молодой, перспективный учёный, к тому же гражданин другого государства… С третьей стороны, господа адвокаты, нанятые невестой подозреваемого и весьма рьяно отрабатывающие свой гонорар.

Бумаги, извлекаемые из бездонного рыжего портфеля, все, как и положено, заверенные круглыми красными печатями, ложились на стол, образовав в итоге своего рода royal flush[5], противопоставить которому латвийской полиции было нечего.

В отличие от покера «карт» было куда больше пяти. И что из этого изобилия было младшей картой, а что – джокером, сказать трудно. Ясно было только то, что эта комбинация бьёт всё, что бы там ни было подготовлено у капитана Круминьша.

Джокером, завершившим столь впечатляющую подборку, стало выступление сменившего «клетчатого» герра Трауба, выложившего на стол заявление от имени Алекса Берзиня в немецкий суд против корпорации DMG за мошенничество в оформлении патентов с отметкой об оплате пошлины размером чуть ли не в сто тысяч полновесных евро. А также заявление в немецкую полицию против Конрада Шварца и Рудольфа Шварца за организацию бандитского нападения на Алекса во время его пребывания в Латвии. Оба документа имели отметки о принятии к рассмотрению, датированные вчерашним днём.

– Как вы это сделали?

Полицейский, уперев палец в бумагу, на которой стояла чёткая печать канцелярии суда с датой и подписью, так же твердо упёрся глазами в лицо адвоката.

Тот, изобразив что-то наподобие томной снисходительности, пояснил:

– Ах, это… Это хорошая организация работы.

И на стол легла доверенность, про которую Алекс и позабыл. Да, на самом деле, Янчук водил их с Соней к нотариусу и настоял, чтобы документ был подписан. И вот он, переведённый и со всеми печатями, красуется на столе, утверждая право германских адвокатов работать в его пользу по поручению его невесты. Нет, всё-таки химия куда проще, чем юридические закавыки. Но не в этом дело! Алекс оглядел присутствующих: Янчук, Лига, продолжавшая переводить речь герра Трауба, сам герр Трауб, не поленившийся, как и герр Скриванек, прилететь ему на помощь в Латвию и – Соня, его Соня, приложившая руку к тому, чтобы все эти люди помогли ему выпутаться из беды. «Как много хороших людей на его стороне! Он непременно должен будет отплатить им всем взаимностью, дайте только выйти отсюда», – уверенность в том, что его выпустят, росла с каждой секундой.

После впечатляющей демонстрации оперативности адвокатской конторы внимание капитана, как и следовало ожидать, привлекло заявление в Kriminalpolizei против обоих Шварцев:

– А не эти ли господа на вас кляузу организовали? Видно, вы крепко им поперёк горла стоите.

Не успел Алекс открыть рот, как моментом воспользовался Янчук:

– Именно это мы и будем просить вас выяснить. Примите заявление от моего подзащитного.

Из портфеля немедленно была извлечена ещё одна бумага, а из кармана мятого пиджака – ручка:

– Подпиши здесь!

На Алекса пристально смотрели красные от усталости глаза. Ясно было, что именно этому документу их владелец был обязан бессонной ночью. Не читая – да и какой смысл читать документ, составленный по-латышски, – Алекс послушно поставил подпись.

Адвокат продолжал ковать железо, пока горячо:

– Пожалуйста, ознакомьтесь.

Капитан только крякнул, поражаясь хватке этого молодого, но похвально целеустремлённого юриста.

Не волнуйся, это – заявление от тебя в местную уголовную полицию. Пусть они этих Шварцев раскручивают. – Шепнул тот Алексу, пока полицейский читал новоявленный документ.

На нем и завершилась внушительная демонстрация невиновности Алекса ни в одном из инкриминируемых ему грехов, уступив место формальностям.

Каковые в исполнении капитана и взятого им в помощь сержанта длились долго, увенчавшись ворохом всевозможных бумаг, требуемых регламентом.

Первым поле действий покинул сотрудник посольства, поставивший где надо свои подписи и удалившийся, не забыв взять у Янчука, впечатлившего его своими талантами, визитку.

Янчук держался до конца, не забыв проследить, чтобы заявление Алекса оказалось принятым, зарегистрированным и приобщённым к делу. Несмотря на очевидный недосып, свои адвокатские обязанности он выполнял исправно.

Наконец, после нескольких часов бумаготворчества Алекс мог быть свободным.

Собственно, свобода имела некоторые весьма внушительные ограничения – подписка о невыезде исключала даже мысль о том, чтобы уехать к Соне. Но расширяла возможности, по крайней мере, по сравнению с тюремными стенами.

Оставив капитана в состоянии, близком к смятению, – он явно был не готов к такому масштабному повороту событий – вчерашний узник вместе с адвокатами и Лигой вышел на улицу, где вовсю припекало весеннее солнышко.

Даже не знаю, что сказать! – Алекс не скрывал восхищения, – Никогда не представлял себе, что могут сделать юристы. Я вам, наверное, кучу денег должен?

Янчук прыснул, а герр Скриванек и герр Трауб переглянулись между собой, словно их клиент сказал что-то не совсем приличное.

Да уж, конечно. Ты же не думаешь, что эти документы с неба свалились, – пришлось поработать. Да и ещё предстоит. Но нам и кроме денег есть что обсудить. Предлагаю совместить знакомство с обедом; как вы, коллеги, отнесётесь к хорошему стейку?

Возражений не последовало.

Через сорок минут вся компания уже сидела в весьма брутально декорированном в национальном стиле ресторане на площади Ливов в ожидании фирменных стейков.

Не теряя времени Янчук принялся знакомить ошеломлённого клиента с разработанным адвокатами планом действий. По всей видимости, профессионалы уже обо всем договорились, и от него требовалось всего лишь понимать, что они собираются делать, и по возможности не мешать защищать его – Алекса – интересы. Сам будучи работником умственного труда, он хорошо понимал важность планов. Поэтому внимательно следил за ходом мысли вооружившегося ручкой адвоката. Трауб и Скриванек молчали, но внимательно прислушивались к Лиге, продолжавшей добросовестно переводить разговор.

План был, в общем, довольно простым, как в шахматах: «белые начинают и выигрывают». Во всяком случае, так это выглядело на бумаге. Не следовало, однако, забывать, что противник тоже будет играть в игру, и вряд ли удастся предусмотреть все его ходы. Но на первый взгляд дело по восстановлению авторских прав казалось беспроигрышным.

– Может быть, даже концерн предложит досудебное мирное соглашение, – рассуждал Янчук. – В конце концов, в совете директоров не один только Шварц, и вряд ли они захотят полоскать своё доброе имя в судебной тяжбе. Тем более что твои интересы будет представлять не кто-нибудь, а сам Аксель Трауб. – Янчук с пиететом наклонил голову в сторону длинного адвоката, вежливо кивнувшего в ответ.

Поняв, что имя желаемого впечатления не произвело, он поторопился дать пояснения:

– То, что адвокатское бюро «Baek Law» назначило именно герра Трауба представлять твои интересы, уже говорит о том, что они считают твоё дело сложным, но выигрышным. Я не думаю, что противная сторона захочет при таком раскладе довести тяжбу до судебного разбирательства. Услуги его точно недёшевы, но результат практически гарантирован.

– А я оплатить смогу? Я же безработный теперь.

Молчавший до сих пор Трауб протянул к нему руку. Теперь уже Лига переводила для не говорящего по-немецки Янчука:

– Вы не должны об этом волноваться. Ваша невеста смогла найти средства, чтобы внести судебную пошлину и оплатить мне аванс. С платежами – порядок. Если мы выиграем дело – а мы выиграем, у меня нет ни малейшего сомнения – концерн обязан будет возместить все ваши расходы, в том числе на оплату моих услуг. Поверьте, на своём кошельке вы мой гонорар не почувствуете.

– Можно подумать, вы белый и пушистый, а мы тут – волки злые. – Янчук изобразил притворное возмущение. – Мы, между прочим, занимаемся личной свободой клиента!

И в ту же секунду, словно из воздуха, над столиком материализовался его счёт.

Цифры, проставленные на бланке, внушали уважение – сумма была не то, чтобы круглой, напротив, что-то даже стояло после запятой, – но внушительной. И Алекс ею не располагал.

Словно прочитав мысли, адвокат озвучил финансовый вопрос первым:

– Я знаю, сумма большая. Поэтому я её разбил на две части: прямые расходы и – гонорар. Прямые расходы – это билеты, пошлины и прочее. Их надо бы заплатить сразу, максимум за неделю. А гонорар может и подождать немного. Так справишься?

Вопрос был риторическим, заданным исключительно из вежливости, и утвердительный ответ на него предполагался как единственно возможный. К тому же объем работы, проделанный молодым адвокатом, впечатлял, а результат – свобода, пусть и временная, до судебного разбирательства, – говорил сам за себя.

– Разумеется! – Алекс энергично кивнул, подчёркивая согласие и мысленно прикидывая, к кому бы обратиться за помощью. – А как дальше будет?

– Дальше пока не так просто и ясно. – Теперь слово взял «квадратный» Теодор Скриванек, довольно чисто и быстро, хоть и с акцентом, говоривший по-русски. – Герр Буковский проделал огромную работу. Но, к сожалению, его возможности ограничены Латвией. Судя по тому, что нам уже известно, без немецкой полиции нам вряд ли удастся обойтись. Поэтому, собственно, я здесь и нахожусь.

Судя по тому, как внимательно оба адвоката слушали коллегу, его позиция в их табели о рангах была весьма значимой.

Догадка тут же получила подтверждение.

– Позвольте дать вам большую реальность. Я – старший партнёр адвокатского бюро «Baek Law». И когда герр Готлиб обратился к нам за помощью, я настоял на том, чтобы принять на хранение представленную им драгоценность в качестве залога до полного урегулирования вопроса с правами на ваши изобретения. Поэтому хочу, чтобы вы не волновались: вещь, переданная вашей невестой для оплаты юридических услуг, хранится у нас в целости и сохранности и будет возвращена, когда виновная сторона возместит наши расходы.

Алекс не вдруг сообразил, что речь идёт о зелёной подвеске, которую Соня, замаскировав под брошь, прицепила к одежде. Потом мысль пошла дальше и дальше. Зачем, почему, по какой такой причине известное адвокатское бюро вдруг принимает на хранение вещи, да к тому же отправляет в командировку старшего партнёра? Молодой учёный не слишком разбирался в тонкостях устройства адвокатских контор, но предполагал, что старшие партнёры вряд ли просто так покидают свои уютные кресла.

Очевидно, этот вопрос требовал пояснения, и оно не заставило себя долго ждать.

– Позвольте, герр Берзин, я поясню свою позицию. Микаэль, – Алекс вовремя сообразил, что речь идёт о его будущем тесте Микаэле Готлибе, – в своё время меня практически спас. Он – потрясающий человек. Я проходил в его бюро студенческую практику. Ну, понятно, как оно после первого курса: подай-принеси, напечатай, отнеси. Я только пришёл, неделю всего отработал…

Адвокат ненадолго замолчал, прежде чем продолжить рассказ.

– И у меня внезапно умер папа – сердце отказало. Он и не старый совсем был. Никто даже ожидать не мог…

Видно было, что воспоминания даются ему с трудом.

– Как выяснилось – никто из домашних даже не знал – папа был игроком. То есть мы знали – по пятницам они, ну, картёжная компания, собирались и играли. Это у них считалось отдыхом. Не знаю, что именно тогда случилось, но папа проигрался – карточный долг такой огромный был, неизвестно как отдавать. Сердце и не выдержало…

Мама не работала, у неё много сил младшие – близнецы – забирали. Они как раз в школу должны были пойти. А тут – такое несчастье. Уже того, что папа умер, вполне хватило бы, а там же и долг оказался. И кредитор, которому папа задолжал, в суд подал на наследников, на маму и нас, детей. Как пришла повестка, у мамы и вовсе руки опустились. Я же старший сын, да к тому же почти юрист… Кому как не мне с этим всем разбираться? А я – всего лишь первокурсник и не знаю и не умею ничего… Микаэль – тогда ещё герр Готлиб – сам ко мне подошёл: «Теодор, – говорит, – что происходит? Расскажи-ка мне». Я и раскололся, даже расплакался к тому же. «Ну, конец, – думаю, – выгонит он меня сейчас, кому недотёпа слезливый нужен, да с такими проблемами». Так он меня не только не выгнал, но даже взялся разбираться и с наследством и с долгом. Не буду в подробности вдаваться, но если бы не Микаэль, вряд ли бы я карьеру адвоката сделал, в лучшем случае мёл бы где-нибудь улицу вместе с братьями или на пособии сидел. Я Микаэлю всю жизнь благодарен буду.

Вот потому я здесь. Едва он мне позвонил, я тут же решил, что обязательно отплачу добром за добро. Ваше дело для меня – дело чести! И то, что оно странное, необычное и трудное – очень большой вызов. Но, видит Бог, я сделаю всё, что в моих силах, чтобы герр Готлиб с чистой совестью мог выдать свою дочь за человека, абсолютно свободного от каких-либо подозрений. Свадьба ведь, как я понимаю, уже в мае?

Не только Алекс, но и оба адвоката слушали эту краткую исповедь с неподдельным интересом. Судя по выражению лица, эта сторона жизни старшего партнёра до сих пор была тайной даже для герра Трауба. Но теперь, по крайней мере, становилось понятно, что защищать его будут не только по долгу службы, но и по велению сердца. Это было неожиданно и вселяло большие надежды. Но вот официант принёс шипящие и истекающие соком огромные, окружённые разноцветным гарниром стейки, и разговоры за столом временно прекратились – компания принялась за обед, который после тюремной еды показался Алексу невероятно вкусным и обильным. А отобедав, все переместились в офис Буковского на улицу Антонияс. Три квартала, отделявшие туристически шумную площадь Ливов от величественного югендстиля, пролетели, как приятная прогулка.

Собственно, приятности на этом и кончились.

Разбор полётов обещал быть если и не затяжным, то уж, по крайней мере, непростым.

– Итак, коллеги. – Первым на правах хозяина офиса слово взял Янчук. – Позвольте сделать полный обзор имеющегося материала.

Немедленно на столе появились папки, видимо, заранее подготовленные.

«Надо же, как они слаженно работают», – Алекс не мог не отметить, как быстро Лига реагирует на смену обстоятельств: «Вот это настоящий личный помощник!»

Волею судьбы втянутый в ситуацию, он с интересом учёного наблюдал за работой профессионалов в новой для него области.

После специфических диспутов и разбирательств, сопровождавшихся демонстрацией тех или иных статей латвийского законодательства немецким гостям, бумаги образовали на столе неравные по размеру стопки.

Самой большой оказалась пачка с педантично собранными герром Траубом патентными материалами. «Оказывается, не так уж мало я сделал», – гордость за себя тихонько вышла откуда-то с задворков сознания, – «Вон, сколько напахал». Алекс даже как-то приосанился от осознания своего вклада в науку.

Однако «нужные» стопки оказались удручающе малы.

– Да, коллеги, хоть это и непросто, но нам придётся связать воедино мошенничество с авторскими правами, эту странную историю с арестом господина Берзиня, нападение на хутор, повлёкшее за собой, кстати, телесные повреждения, от которых, собственно, и умерла родственница потерпевшего. А также – признаюсь честно, впервые в моей практике – установление родства и восстановление прав собственности на наследство.

Схема, которую в процессе обсуждения начертил Теодор Скриванек, подтверждала сказанное.

Алекс прекрасно понимал, что привязать таую видную персону, как Конрад Шварц, к нападениям на маленький хутор в латвийской глубинке – задачка, почти не имеющая решения. Очень многое зависело от компетентности местной полиции, от того, насколько грамотно оформлены бумаги…

Более перспективным выглядело мошенничество, благодаря которому Алекс и приобрёл опыт сидения в тюрьме. Здесь документы были подготовлены самым тщательным образом не в последнюю очередь благодаря усилиям Янчука.

Из трёх направлений два обещали быть перспективными достаточно, чтобы взять на цугундер[6], как говаривала Алексова бабушка, обоих Шварцев.

– Кстати, Алекс, – вопрос застал врасплох, – а где ты будешь жить, пока вся эта каша варится?

Опьянённый свободой, он как-то даже не задумался о том, что подписка о невыезде обрекает его на пребывание не дома с Соней, что было как бы само собой разумеющимся, а здесь, в Латвии, где кроме Евы у него никого не было.

«Скотина неблагодарная, даже не подумал ей позвонить», – с опозданием пришло раскаяние.

Разумеется, едва узнав, что Алекса отпустили, Ева обрадовалась и немедленно предложила кров.

Едва успев на последний автобус, вечером он вновь сидел с красной в горох чашкой кофе у печи, над которой по-прежнему как ни в чем не бывало висела кабанья голова, грозно скалящая клыки. Словно и не было ни ошеломления от внезапно обнаружившегося родства, ни страшного нападения на хутор, ни поиска – и находки – невиданных, по крайней мере для Алекса, драгоценностей, ни долгого – как ни крути, а каждый час, проведённый взаперти, растягивается едва ли не до бесконечности – заключения.

Буйство событий сменила тягучая пелена ожидания – карты были у юристов, а на кону стояли его, Алексова честь, свобода, да и чего там греха таить – внушительная материальная выгода. Оставалось только ждать.