«Царство свободы» на крови. «Кончилось ваше время!» Волков Алексей

ГЛАВА 12

Москва

Колеса вновь исполняли привычный перестук. Только путь на этот раз лежал обратно, а на сердце почему-то было много легче, чем в прошлую дорогу.

Кротов сам удивлялся себе. Неожиданно он потратил немало времени на исполнение полуофициального поручения кандидата в президенты. Дело оказалось интересным, словно вдруг на некоторое время удалось вернуться на службу. Пусть от Отечества остались лишь куски, но из бесед с жителями Кротов уяснил: процесс объединения обеих столиц идет полным ходом и находит полное понимание в городе на Неве. Нет никакой разницы, кому удастся соединить былую империю в одном государстве. Единый флаг затем можно и поменять.

С последним утверждением были согласны и те, кого Кротов навестил в своих тайных делах. Возрождение Единой и Неделимой было одной из главных целей Центра. Понятно, не единственной, и смиряться с новыми властями никто не желал. Но и мешать им в благих начинаниях не стоило. Урал, Петроград, а там, глядишь, и Сибирь, Украина, казачьи области… Начало-то положено. Да и обороноспособность грядущей стране необходима, а здесь не обойтись без восстановления старой и создания новой промышленности.

Но не будет ли это пустыми обещаниями?

Все те же попутчики, Василий и Иван, говорили все о том же. Точнее — ни о чем. Кротов попробовал им намекнуть о событиях первой питерской ночи, однако мужчины легко ушли от ответов, словно ничего не слышали. Ваня продолжал распространяться о женщинах, только на сей раз вроде о каких-то новых. А может, и не новых, подобные россказни Кротов привычно пропускал мимо ушей. Но зато вдруг вернулись воспоминания о случайной знакомой. Ведь собирался в начале найти ее, много ли в данный момент действует всяких учреждений культуры и газет, но в череде бесконечных дел на Обуховском заводе времени на что-то личное не осталось. А перед отъездом, в воскресенье, сообразил: девушка вернулась в Москву еще вчера. И теперь придется искать ее в Первопрестольной. Если удастся там задержаться.

— А ведь выборы уже состоялись, — в такт мыслям неожиданно изрек Василий. — Правда, пока подсчитают голоса…

Система была многоступенчатой, каждый из депутатов выполнял наказ своих избирателей, но вот насколько это отображало реальность…

— Подсчитают до нашего прибытия, — как-то небрежно отмахнулся Иван. Он как раз вспоминал об очередной пассии и явно хотел вернуться к повествованию.

— Мне кажется, все эти бесконечные выборы на небольшой срок — непозволительная роскошь, — неожиданно для себя признался Кротов. — Только лишняя трата денег и масса пустопорожней болтовни.

— А если кандидат окажется не тем? — Василий переглянулся с приятелем.

— Значит, изначально надо выбирать того. Руководствуясь интересами страны. А не справившегося убирать к какой-то матери.

— Прямо и по-революционному, — рассмеялся Иван.

— Ладно. Все это хорошо, но давайте спать. Скоро начнутся таможни, а завтра у каждого наверняка нелегкий день. — И Василий стал стягивать пиджак, демонстрируя пример.

Ох уж эти границы между частями некогда единого целого!

Вроде совсем немного отсутствовали в Москве, что такое несколько дней, а погода была уже иной. Пока ездили, оттепель докатилась и сюда. Снег подтаивал на глазах, вдоль тротуаров весело бежали ручьи, вода отражала выкатившееся на небо яркое и по-весеннему теплое солнышко. Природа начинала пробуждение от долгой зимней спячки, и вместе с природой невольно пробуждалась душа. Даже у людей немолодых и изрядно битых жизнью. Во всяком случае, Кротов чувствовал себя, словно сбросил лет пятнадцать, и не хотелось думать о плохом, а, напротив, просто верить в хорошее, которое обязательно сбудется. Не сегодня, так завтра, не завтра, так в ближайшие дни или месяцы. Что стоит немного потерпеть после затянувшегося ожидания?

И, как обычно бывает в подобные дни, народу на улицах было полно. Пусть день считался рабочим, только многие предприятия до сих пор трудились не в полную силу, а уж всякий конторский люд и подавно найдет возможность вырваться под каким-нибудь предлогом да пройтись по свежему воздуху. И совсем уж много было детворы. Кто-то из ребят пытался пускать в ручейках самодельные кораблики, кто-то просто азартно топал по лужам, не задаваясь мыслью о промокающих ногах, кто-то носился, весело смеясь от возбуждения. Но попадались и мальчишки, занятые делом. Эти старательно расклеивали на тумбах какие-то листки, хотя выборы закончились и какая-нибудь нужда в агитации отпала.

— А ну-ка! — Василий решительно шагнул и принялся читать свежую афишку.

— Что там? — довольно равнодушно поинтересовался Иван.

Кротов тоже не спешил расставаться с новыми знакомыми. Тем более показная отстраненность у них вдруг прошла, и старший объявил, что скоро за всеми троими должен приехать мотор. Маски оказались сброшены, и теперь двое попутчиков не скрывали принадлежность к определенному ведомству, равно как и то, что были приставлены к бывшему полковнику специально. Но, как понял из мимолетного намека Кротов, помимо слежки и охраны они выполняли и другие, не связанные с подопечным, поручения. А какие, о том постороннему в общем-то человеку знать не стоило.

— Между прочим, товарищи, сегодня ближе к вечеру намечается митинг. И знаете по какому поводу? О необходимости перевыборов. Якобы результаты подтасованы.

— Уже объявлены результаты? — с некоторым удивлением спросил Иван. О женщинах он больше не распространялся.

— Насколько понимаю, пока нет, — хмыкнул Василий. — Но кто-то все равно против, каким бы результат ни был. На то и свобода, етить ее налево!

— Мне кажется, выбор предрешен. И наши противники тоже знают это.

— Если подходить к делу с сугубо марксистских позиций…

Есть ли иные в стране победившей революции?

Но события уже неслись вскачь, и взгляды конкретных участников не влияли на общую судьбу. Лишь на частную, только последнее — уже личные проблемы, а никак не общественные. А кого на исторических перепутьях волнует чья-то частная судьба?

Но с каких позиций не подходить, решать предстояло не им. Авто уже подкатило, и оставалось лишь сесть да ехать, куда везут.

И — разумеется — на сей раз никто Кротова на самый верх не приглашал. Какой-то человек, сам он не назвался, а спрашивать Кротов не стал, внимательно выслушал, затем попросил все подробно написать. В целом, по прикидкам бывшего полковника, сейчас представителям власти вообще не полагалось интересоваться какой-то поездкой и какими-то танками. Но, самое странное, похоже, этой, в сравнении с политической борьбой, мелочи тоже придавалось немалое значение. Поневоле Кротову оставалось уважать власть. Хотя, с точки зрения монархиста, легитимной она не являлась.

— Хорошо. Вы свободны. Остановились там же?

— Так точно, — по-военному отчетливо отозвался Кротов.

Вернее, он просто не съезжал, и уехал в Петроград втайне от работников гостиницы. Так, как ему было советовано.

— Тогда ждите. С вами обязательно свяжутся сегодня или завтра.

Вопрос: чего именно ждать? Кротов выполнил поручение, а вот служить в дальнейшем не собирался. Максимум полторы-две недели, и надо возвращаться в Харбин к Покровскому. Восстание в Сибири планировалось на конец весны, едва закончится распутица, и Кротову по чину надлежало возглавить один из отрядов. Тем более ощущалась нехватка кавалерийских штаб-офицеров, а пехотные заменить их в ряде случаев не могли. Иная специфика, иные требования.

В общем, выступления намечались не только в Сибири. Здесь, в Петрограде, даже на Украине, да и казачьи области обещали поддержать контрреволюцию военной силой.

Разрозненные осколки Империи упорно желали воссоединиться — и без нынешних правительств. Поиграли в революции, но уже хватит.

Впрочем, пока не настала пора общего и главного, можно хотя бы немного уделить внимание личному…

— Извините, где можно найти Писаревскую?

Вопрос Кротов задавал невесть в какой раз. Прежде еще добавлялось — «гражданку», потом осталась одна фамилия. Девушку здесь знали, однако в редакции царил такой бедлам, словно злосчастный для России февраль все еще продолжался. Да и почему «словно»? Новые власти начали с пустопорожней болтовни, ею же продолжали и наверняка закончить правление тоже собирались исключительно словесами.

— Понятия не имею, — остановленный мужчина, несколько не дотягивающий до тридцати лет, только плечами пожал. — С утра была здесь, а потом… Может, я могу помочь? Вы, конечно, с материалом?

— Нет, мне нужна именно Писаревская, — отмел подобную помощь Кротов.

— Тогда не знаю. Она обязательно будет на Тверской. Сходите туда. Хотя как вы ее там найдете?

— Простите, что будет на Тверской? — Площади недавно вернули старое наименование. Нельзя же называть место в память царского генерала! Раз генерал — значит, сатрап.

— Как что? Митинг протеста! Вся Москва об этом говорит!

— Я только что приехал и пока не в курсе.

— Тогда понятно. Понимаете, президентом выбран не тот кандидат, и теперь весь народ будет требовать перевыборов.

— Но, насколько понимаю, народ сам и избирал?

— Ну и что? Вы же понимаете, что выбор был неправильный?

— Однако все-таки выбор. — Кротов несколько отрицательно относился к самой идее выборов, посмеивался над ними, раз ужасаться давно надоело, и все-таки подобного поворота не ожидал. Или голосование будет продолжаться, пока большинство голосов не наберет нужный кандидат? Но опять-таки кому нужный? Ведь всегда найдутся люди, кому дальнейшее тоже покажется неправильным. И так — без намека на конец.

Лихи дела твои, Господи!

— Вы что, из числа согласных? — Мужчина отшатнулся от Кротова, как от прокаженного.

— Я вообще гражданин Сибирской республики.

— Тогда понятно, — немного успокоился газетчик. Или кто он здесь? — Послушайте, а если вы выступите в качестве представителя дружественной Сибири? По-моему, это произведет дополнительное впечатление. Мол, там тоже волнуются и возмущены выбором?

— Но это обман. Я же частное лицо и о реакции Сибири говорить не уполномочен. Да и не знаю я, как она реагирует. Скорее всего, в массе своей вообще никак. Все-таки другое государство, и многие ли следят, что тут происходит? Я уже не говорю, что пока новости дойдут, пока кого-нибудь пришлют…

— Бросьте! Многие ли это поймут? Толпе главное — правильно сказанные слова. А сколько в них правды…

— Я ищу Писаревскую, — спорить с подобным оппонентом было глупо.

— Я же говорю: на митинге и встретитесь. Можете подождать, но понятия не имею, придет, нет? А так — сразу заметит вас во время выступления. Я сейчас расскажу о вас, и вас непременно запишут в список ораторов.

Ждать занесения Кротов не стал. В голове постепенно оформлялась противоположная мысль: доложить об используемых здесь методах. Вроде и не слишком хорошо, словно закладывает кого-то, а с другой стороны, не слишком ли дурную услугу сыграл весь этот кодекс чести? Ладно, пауки в банке обязаны пожирать друг друга, да итогом может быть срыв переговоров с Петроградом, а может, и иные дела. Можно и нужно являться противником послефевральского государственного строя, это элементарный долг каждого порядочного человека, только недопустимо при этом наносить вред родной стране.

Обратиться в Комитет Кротов не мог. Помнил собственное заключение под стражу и наличие там самых разных фракций. Попадешь к противнику выбранного президента и рискуешь исчезнуть без следа и без пользы. Остается вернуться в Кремль и попробовать добиться приема там.

Или иной борьбы, без подтасовок и попыток навязать свое мнение большинству при демократии быть не может? И как же Дина? Она ведь тоже будет там. Если случайный собеседник не врал. А это — едва не единственное из его слов, в которых можно не сомневаться.

И что делать власти?

— Спасибо за сигнал, товарищ Кротов, — интересно, он уже из обычного гражданина превратился в товарища. Так и в партию какую-нибудь запишут. К немалому веселью всех соратников.

Собеседник, тот самый, которому Кротов не столь давно сдавал доклад о поездке, посмотрел внимательнее, явно оценивая, в каком качестве использовать пришедшего к нему мужчину. Но то ли компетенция в данных вопросах у него была не та, то ли бывший полковник ни на что конкретное в данной ситуации не годился, предложений не прозвучало.

Командование каким-нибудь подразделением поручить? Наверняка имеются в распоряжении действующие офицеры, более умелые при всяких разгонах или обычных оцеплениях. В конце концов, специально бороться с толпами никто в Николаевском училище не учил. Для этих целей в основном использовались городовые, а войска — уже в самом крайнем случае.

Может, вообще решили дать оппозиции возможность провести митинг. Свободу слова никто не отменял, пусть и ввели всякие ограничения и исключения. Да и не Кротова дело. Вот девушку встретить и утащить из толпы — вполне его.

Народу на Тверской улице прибавилось, и многие явно двигались в ту же сторону, что и Кротов. То есть к бывшему дому генерал-губернатора и раскинувшейся перед ним площади с тем же названием, что и улица. Для полноты топонимической картины осталось добавить еще Тверской проезд в том же районе.

Никаких приготовлений к разгону митинга полковник не заметил. Ни солдат, ни нынешней милиции. Видно, власти решили: никакой опасности от мероприятия им не будет. Пусть недовольные пошумят, выпустят пар, да и разойдутся. Вряд ли можно ждать попыток переворота, на которые стала вдруг опять щедра новейшая российская история. Когда все изначально незаконно и не имеет никаких обоснований, любители переделить государственные портфели найдутся. А какие выдвинут лозунги — все же пустая болтовня.

Хотя нет. Уже у самой площади стала видна солдатская цепь силой примерно в роту. Народа же на площади, по прикидкам Кротова, пока находилось чуть больше тысячи. Но и до митинга времени еще хватало. Наверняка подойдут позже. Не очередь же, заранее место занимать не станешь. Пусть погода склонилась на весну, долго стоять все равно холодно.

Кротов старательно обошел площадь и сразу двинулся на второй круг. Люди все прибывали и прибывали, следовательно, прибывало проблем с поисками. Это сейчас можно пройти не толкаясь, а если нахлынет настоящая толпа, как бывало не раз и не два, тогда уже поиски станут явной проблемой.

Он увидел Дину, когда пошел на третий обход. Откуда-то из Столешникова переулка появилась целая толпа молодых людей обоего пола, возбужденных, галдящих, довольных непонятно чем. Вероятно, просто упивались собственной революционностью, как поколения иных революционеров до них. Тут ведь абсолютно неважно, за что ты. Главное — что против. Критиковать, требовать, свергать всегда легче, чем предлагать взамен хотя бы что-то реальное.

— Дина! — Пусть не слишком культурно кричать женщине, но даже изрядно подсократив расстояние, Кротов был не уверен, что Писаревская не смешается с толпой, не пропадет среди прочих недовольных.

Вокруг стоял гул. Люди обменивались мнениями, и расслышать что-либо было трудно. Но офицерам постоянно приходится повышать голос, перекрывать не то что разговоры — грохот боя. Девушка вдруг остановилась, повернулась, нашла зовущего и улыбнулась, словно ждала встречи.

При таком стимуле пробьешься через ощетинившийся штыками вражеский строй, а не то что через толпу праздных обывателей. В данный момент Кротов их практически не замечал, двигаясь подобно мощному ледоколу через едва схватившийся лед. Кто-то вроде возмущался, но не слишком ретиво. Чувствовалась в полковнике сила. Та самая, которая позволяет управиться с любым людским сборищем.

— Здравствуй! — На спутников Писаревской Кротов не взглянул. Мельком лишь отметил, что относятся они к людям явно не рабочим и не служащим — последнее в исконном смысле. Так, не то полубогемная, не то конторская братия, привыкшая отбывать часы, но кичащаяся положением. Те, к кому офицер никогда не испытывал симпатий.

— Здравствуй! — Девушка улыбнулась в ответ. Похоже, она тоже была рада встрече. — Не думала, что ты будешь здесь.

— Я искал тебя, — признался Кротов. — В редакции намекнули, что ты придешь на митинг. В Петрограде встретиться не получилось. Так вышло, что отправился туда позже. Да и дел оказалось больше, чем ожидал. Только сегодня вернулся.

Спутники Писаревской отошли, дали возможность остаться одним. Насколько это возможно в постепенно разрастающейся толпе.

— Где же еще быть? — удивилась Дина.

— Где угодно. Смысл протестовать после выборов! Знаешь, мне происходящее здорово напоминает семнадцатый год. Сплошные протесты, куча недовольных, множество разнообразных слов и полное отсутствие хоть каких-то дел. Против — хорошо, но ведь надо что-то предлагать взамен. Реальное, делающее мир лучше.

— Ты просто не понимаешь!..

— Напротив. Я это проходил. Начиная с одного февраля. И в итоге проиграли войну, развалились на несколько частей, да и жить стало хуже. Стоит наступать на те же грабли? Уже молчу — выборы прошли, а всем не угодишь. Так что мое дело сторона. Как помнишь, я гражданин Сибири, и к Московской республике отношения не имею. Разве что, по факту происхождения.

— Но нынешний кандидат нам не подходит!

— А другой не подойдет кому-то еще. О вкусах не спорят, а вот о взглядах — без конца, — Кротов чуть не добавил, что все политики одинаковы, но решил не лукавить. Нынешний ему чем-то нравился. На общем фоне.

— Слушай, ты говорил, будто офицером был, — Писаревская явно не желала слушать доводов разума.

— Был.

— Нам такие люди могут понадобиться.

— Очередную революцию готовите? — Почему единственная понравившаяся женщина является идейным врагом?

— Давай потом об этом поговорим. Ты лучше послушай, о чем тут будет речь. Тогда поймешь.

— Может, лучше сходим куда-нибудь? Посидим, поговорим, заодно просветишь: какой свободы вам еще надобно? Мне, как иностранному подданному, маячить на чужом митинге не пристало.

— А спасать кого-то?

— Другое дело. Вполне по-христиански, хотя февраль и отменил старые ценности.

Договориться сегодня им было явно не суждено. Оба чувствовали это, и разговор становился каким-то беспредметным, словно каждый не слышал другого. Или беседа велась на разных языках.

— Дина! — Кто-то из компании девушки вернулся, маня Писаревскую за собой в толпу.

— Где тебя найти завтра? — спросил Кротов.

Неприятно было отпускать женщину с учетом возможной реакции власти, даже наиболее одиозные демократы рано или поздно стараются защититься от толпы, но и митинговать полковник не собирался. По самым разным причинам.

— Ты же знаешь, где я работаю, — Дина явно была разочарована результатом беседы.

— Хорошо. Я подойду к обеду.

Впрочем, особо далеко от площади Кротов не уходил. Это сейчас тишина и благодать, а дальше повернуться может по-разному. И если что, надо будет любой ценой спасти молодую бунтарку. Она же не виновата, что выросла в стране, где протестовать уже который год стало традицией.

Вопреки ожиданиям, ничего не произошло. Власти решили пока не обращать внимания на протесты. Может, не видели в том особой угрозы, может, считались с волеизъявлением части граждан. Пошумят, поговорят, успокоятся. Болтовня — еще не бунт.

Встал Кротов рано. Беспокойство не давало спать всю ночь, и теперь первым делом мужчина вышел на улицу в поисках свежей газеты и новостей. Мало ли что могло произойти за ночь? Только интересно: вчерашний доклад будет иметь какие-нибудь продолжения или все расчеты Кротова с новым правительством на этом закончены? Что у них, своих людей нет, дабы привлекать посторонних? Самое крупное из новых государств. Не по территории, с Сибирью здесь не сравниться, но по населению. Соответственно, выбор имеется богатый.

В газетах ничего особенного не было. Митинг был помянут вскользь, как вполне заурядное событие. Ни о каких эксцессах не говорилось. О требованиях и прочем — тоже. Несколько скупых строк, суть которых можно свести к одному предложению: часть граждан оказалась недовольна результатами выборов, собралась, выразила протест и разошлась.

Слава богу! Кротов почему-то ожидал худшего и был рад ошибке. Теперь можно было спокойно позавтракать, некоторое время подождать возможных посыльных, обещал ведь, а потом собираться на встречу. Что-то он утратил в женских глазах, но с другой стороны, нельзя идти против совести. Даже ради понравившейся женщины.

Мотор, старой марки «Паккард», ждал у гостиницы, и Кротов сразу понял: за ним. Странно. Даже в суете дел о случайном порученце помнили, и не сказать, чтобы знак внимания был неприятен. Только чем он заслужил подобную «милость»?

— Товарищ Кротов? — Мужчина в кожанке, скучавший рядом с автомобилем, сразу сделал шаг навстречу.

Мелькнула привычная в последнее время мысль: может, угроза? Пусть случайный спасенный стал новым президентом, но это отнюдь не означает, что весь карательный аппарат сразу перейдет на его сторону. Да и все-таки Кротов был реальным врагом любой нынешней власти. Копни поглубже, человек Покровского, совершивший немало преступлений в Сибири, да и здесь выполняющий поручения контрреволюционного Центра. Это не митингующие на Тверской, в принципе люди свои, тут уже минимальное наказание — расстрел после долгих допросов, пыток и показательного суда. Или вообще без суда по приговору какого-нибудь охранника завоеваний революции.

Полковник чуть шевельнул рукой. «Наган» был на месте, пусть извлечь его быстро не удалось бы. Пока расстегнешь шубу, пока ухватишь… Надо носить в кармане, чтобы иметь возможность стрелять даже сквозь одежду.

— Да. Чем обязан?

— Вас велено доставить в Кремль по поводу вчерашнего доклада.

— Поехали. — Подозрения не улетучились полностью, вдруг мужчина слегка лукавит, и дорога лежит в иные правительственные учреждения, но нельзя же подозревать всех постоянно! Вот осторожность терять не следует.

В крайнем случае, с одним сопровождающим справиться будет можно. Потом уже — с шофером. Двое — не десяток.

Но автомобиль свернул к Кремлю, въехал на территорию, и от сердца отлегло. Ненадолго. Здесь царила какая-то непонятная суматоха. Носились туда и сюда люди, то и дело мелькали военные. Судя по выражению лица попутчика, тот тоже не понимал причин. Но вот остановка у знакомого уже подъезда, и емкое все объясняющее слово:

— Война!

ГЛАВА 13

Граница Московской республики

Вестники несчастья выглядели именно так, как им полагается. Два всадника въехали во двор на взмыленных, готовых в любую минуту пасть конях. Сами наездники тоже смотрелись не лучше. Если один еще держался в седле, лишь взгляд сразу цеплялся за висящий на правом плече стволом вниз карабин, точно его владельцу недавно пришлось пускать его в ход, то второй медленно сползал, припал к гриве, и еще хорошо, что находившиеся снаружи солдаты успели подскочить, поймать падающее тело.

— Что? — Чижевский торопливо выскочил наружу. Как был, без шинели и фуражки, лишь в повседневном поношенном кителе. Но кобура с револьвером привычно оттягивала ремень.

— С заставы, — выдохнул первый всадник и спешился. Его напарника уже уволакивали вглубь казармы. — Кто старший?

— Я. Капитан Чижевский.

— Вам пакет, — гонец чуть перебирал затекшими ногами. Карабин по-прежнему находился под рукой.

— Что-то еще? — Капитан торопливо пробежал глазами несколько неровных, второпях написанных строчек на протянутом ему смятом листке.

— Поляки прут. Силой до полка пехоты с кавалерией. Пытались по железной дороге, но мы рельсы разобрать успели. Починят скоро, суки, — выдохнул гонец, произнося последнее слово не как ругательство, а как некий факт. — Провода где-то перерезали. Мы никак сообщить не могли. И обстреляли нас по дороге. Кольку вон ранили. Как вырвались, не пойму.

Ему и хотелось высказаться, и язык слушался с некоторым трудом. Солдаты столпились рядом, напряженно слушали. Кто-то протянул гонцу баклагу с водой, и всадник с жадностью выхлебал ее до дна. Многие косились на ротного, ждали его слов.

— Рота! Тревога! — объявил Чижевский. — Комиссар! Срочно в Думу. Предупреди депутатов о нападении. И сразу — сюда. Мельчугов! Давай на станцию. Попробуй связаться по линии. Я к телефону.

Надежды на последний не было. Как раз недавно, после завтрака, Чижевский пытался дозвониться в штаб, однако трубка молчала. Тогда подумалось: обрыв, сейчас дело представлялось уже иначе. Но сообщить в штаб было едва не самым важным. Конечно, они должны знать о происходящем, вполне возможно, уже последовало официальное объявление войны. Но вдруг?

Самому Чижевскому предстояло принять решение. По плану бригада обязана была загодя собраться на некоем оборонительном рубеже, только капитан прекрасно знал: никакого оборонительного рубежа не существует. Военная доктрина была крайне расплывчатой, командование — нерешительным, и все вязло в бесконечных прениях и пожеланиях. Да и какое «загодя», раз противник уже прет вперед?

— Товарищ капитан, какие будут приказания? — Степанкин излучал уверенность в себе. Мол, что скажут, то и сделаем.

— Все имущество собрать. Особое внимание — на боеприпасы. Осмотреть оружие. Через тридцать минут выступаем… — небольшая пауза, — к вокзалу. Может, к тому времени получим конкретный приказ.

— А если нет?

— Тогда — по обстановке. Решения два. Первое — найти подвижной состав и отступить вглубь. Второе — принять бой здесь. Поляки идут дорогой, как раз сумеем их задержать на некоторое время.

Был еще вариант: отходить пешим порядком. Его Чижевский отверг сразу. Перехватят на марше кавалерией и сомнут, почти не заметив. Не зря подгадали время. Снег еще не сошел, распутица не наступила, и имеется некоторый простор для действий конницей. Летом был бы вообще идеальный вариант, но, видно, имелись какие-то причины, не позволяющие откладывать войну. Мировое ли сообщество, грядущие выборы, наконец, интриги в собственном правительстве и Сейме…

— Задержать — задержим. А дальше? — резонно спросил субалтерн. Притом он мог считаться оптимистом.

— Есть командование. Бригада, округ, — досадливо поморщился Чижевский. — Им принимать решение в зависимости от планов. То ли тактика Барклая, то ли наносим контрудары.

Сомневался он. Наступать было нечем, да и любые планы требуют некоторого времени на разработку и подготовку. Скорее всего предстояло отступление. С боями, без боев, до некоего рубежа, где удастся упереться, задержать противника, обескровить, и только затем…

По всей бывшей школе носились солдаты, укладывали, собирали, готовились, толком не ведая к чему. Наконец, примчался Мельчугов. На мобилизованном извозчике, не тратя время на дорогу.

— Есть связь, гражданин капитан. Правда, не со штабом, а по станциям. Обещали немедленно передать. Я там Галкина оставил с двумя солдатами. Унтер он толковый, все примет, что надо. А в сторону границы вся связь до ближайшего полустанка. Там я тоже уговорился — в случае появления неприятеля нас известят.

— Хорошо. Выступаем к вокзалу. Офицерам — по местам. Проследить, чтобы вышли все.

Когда не имеется в распоряжении всех мер дисциплинарного воздействия, кое-кто из солдат вполне может дезертировать. Что ему за это будет? Ну, поругают, пару нарядов попробуют дать. Жизнь-то дороже…

Тертков нагнал колонну посередине пути. Солдаты старались держаться кучно, и все равно рота вытянулась вдоль улицы. Никому не хотелось оказаться одному, вместе было как-то надежнее, а уж на ротного посматривали, словно на отца родного. Кому еще доверить собственное спасение?

Тут же, между взводами, двигалась пулеметная двуколка и повозки с нехитрым имуществом. Всем было ясно: вернуться в казармы в ближайшее время не получится. Значит, и забирать надлежало все.

— В Думе паника. Спрашивают: будем ли мы удерживать город? — поведал комиссар. Выглядел он молодцевато. Ну, не обещал никто войны, ну, обманули по неким высшим соображениям, и что с того? Да и не представлялось пока случившееся чем-то страшным, катастрофическим. Надо повоевать — повоюем. Свободный человек всегда одолеет врагов.

— Чем удерживать? Одной ротой? В лучшем случае перекроем дорогу, а потом нас спокойно обойдут с флангов, окружат, и на том все кончится.

— Ну да, — согласился с очевидным Тертков. — А вдруг сюда уже идет вся бригада?

— Ее еще собрать вместе надо, — резонно заметил Чижевский. — В общем, пока никакого приказа не поступало, займем вокзал, а там будет видно. Но, думаю, лежит наш путь в другую сторону. Пока. Если в планах нет каких-нибудь арьергардных боев. Подождем. По линии железнодорожников связь пока есть.

Но первый приказ пришел отнюдь не по линии, а по обычной железной дороге. Четверо на ручной дрезине, офицер связи и трое бойцов, подъехали к вокзалу практически одновременно с выходом туда же головы колонны.

Вокзал и привокзальная площадь успели измениться. Сколько времени прошло, хорошо, если час, а обычную провинциальную дрему отсюда словно выдуло сильным ветром. Слухи имеют свойство распространяться мгновенно, и порядочная часть жителей пришла сюда. С сумками и баулами, кто — налегке в надежде на какой-нибудь уходящий в глубь страны поезд. Откуда ему взяться? Станция никогда не была узловой, и на ней кроме маневрового паровоза да нескольких разномастных товарных вагонов никогда ничего не было.

Не каждому хотелось оказаться в зоне боевых действий, а многие совсем не желали вдруг превратиться в граждан другого государства. Польша рядом, любой в городке знал: там нет ничего хорошего. Во многом даже хуже, чем здесь. Особенно для представителей некоторых национальностей.

Лицо Чижевского не дрогнуло. Он просто выругался про себя, едва прочитав тот бред, который передали под видом приказа.

— Что там?

— Отойдем. — Капитан шагнул в сторону от посторонних ушей. — Нам приказано выдвинуться к границе, совместно с заставой отбросить противника от нашей территории, после чего ждать подхода подкреплений. Да! Еще официально сообщают о начале войны с девяти утра сегодняшнего числа. Вовремя, ничего не скажешь.

— Они…? — коротко и емко высказал свое отношение комиссар.

Тут даже военное образование не требовалось. Ясно же, во сколько раз полк больше роты.

— Нет. Фантазируют. — Капитану тоже нестерпимо захотелось выругаться. Но неподалеку подчиненные, нельзя.

— Товарищ капитан! Там штаб вышел на связь.

— Идем.