Открытка Флеминг Лия

Всю следующую неделю Мелисса была плотно загружена репетициями, а потому несказанно удивилась, получив на свое имя открытку: «Предлагаю встретиться в кондитерской «Валери» в субботу в одиннадцать часов. У меня есть для вас новости. Марк Пенроуз».

Кто ж откажется от посещения популярной французской кондитерской на Хай-стрит? Вот и Мелисса уже успела полюбить и тамошнюю выпечку, и вкуснейшие пирожные, и изысканные десерты, и знаменитые французские коктейли с малиной «фрамбуаз». К тому же не могло не тронуть, что Марк оказался человеком слова: обещал найти какие-то еще открытки по теме и нашел. Главное, чтобы их свидание не вышло за рамки «просто по чашечке кофе».

«Я пока не готова к полноценным романам, – убеждала она себя. – Времени для любовных переживаний у меня еще более чем достаточно. Вот добьюсь реальных успехов на музыкальном поприще, – размышляла она, – тогда можно будет и о любви подумать. В конце концов, я приехала в Лондон не за тем, чтобы заводить здесь романы. Главное – это моя артистическая карьера. А в остальном же…» А в остальном ей было приятно снова увидеться с Марком.

Конечно, она не отправится к нему на встречу в тех повседневных джинсах и свитере, в которых коротает время дома. Мелисса лихорадочно выгребла на пол содержимое своего гардероба, решая, на чем остановить выбор. Наконец были отложены нужные джинсы и топ, дополняющий туалет. Все без особых претензий, но и не так, чтобы уж совсем по-рабочему. Общее впечатление должно быть таким: она не готовилась специально к свиданию, но элегантный стиль casual выдержан ею безупречно, плюс нотка экзотики в виде серег-колец на манер украшений первобытных австралийских аборигенов.

Она так завозилась с собственным туалетом, что чуть не опоздала. Хай-стрит, как всегда по субботам, была забита толпами покупателей и просто любителей поглазеть на витрины. Ей даже попались на глаза несколько однокурсников, которых она на ходу поприветствовала взмахом руки. Стоял один из тех благодатных дней поздней осени, когда, кажется, сам воздух напоен ароматами яблок, последних цветов и сладковатым запахом дыма от далеких костров, на которых сжигают листву. Первый семестр обучения в академии уверенно близился к своему завершению, и Мелиссе уже нравилось ощущать себя частью огромного коллектива, в который она влилась совсем еще недавно.

Марк поджидал ее, сидя за столиком на тротуаре. Он поднялся ей навстречу, живое воплощение элегантности: твидовый пиджак и модные джинсы. Он оказался выше и гораздо красивее, чем запомнился ей по первой встрече.

– Привет! – заулыбался Марк и повел ее в кафе. В руке он держал папку, что свидетельствовало о том, что у ее поисков уже есть продолжение. Они устроились за столиком в самом углу зала и сделали заказ. Марк наклонился к ней ближе, и на нее пахнуло запахом дорогого лосьона. «А он тоже готовился к встрече», – подумала Мелисса про себя.

– Вот уж никак не ожидала от вас таких скорых новостей, – начала она. – А у меня работы выше крыши, так что пока поиски пришлось отложить.

– Оно так вышло само собой! У меня недавно был матч по регби…

– Вы еще играете и в регби? Поистине, круг ваших интересов необъятен! – шутливо рассмеялась Мелисса. – Впрочем, как и ваших талантов! Но такое странное сочетание: старинные открытки и грубый вид спорта… Немного не вяжется.

– Не издевайтесь! В конце концов, именно такой вид спорта и позволяет держать себя в форме. К тому же, как любила повторять моя бабушка, секрет счастливой жизни состоит в обретении равновесия, причем во всем. И она права!

– Это та самая бабушка, которая подсадила вас на коллекционирование открыток? А я знаю только одну из своих бабушек. Она умерла, когда мне было десять лет. Потом мама… Семейные связи для меня – это что-то из мира фантастики.

Мелисса замолчала. Ей все еще было больно вспоминать про неожиданную смерть матери.

– Сочувствую! Может быть, это немного поднимет ваше настроение? Вот, взгляните на этот некролог! – С этими словами Марк протянул ей фотокопию из старого номера «Дейли телеграф».

– Как вы отыскали его? – удивилась Мелисса.

– О, у нашего брата, законников, есть свои ходы и выходы! – улыбнулся Марк. И веселые искорки вспыхнули за стеклами очков. Необычный цвет у его глаз: серый с оттенком зелени и крохотными вкраплениями янтаря. – Из этого некролога следует, что мы должны еще кое-что разузнать о Фиби. Ее настоящее имя было Фиби Анна Бордман. Она родилась в Лидсе и умерла в 1948 году от тяжелой и продолжительной болезни. Она не была замужем, но была обручена с кем-то в годы Первой мировой войны. Здесь немного говорится о ее участии в военных концертных бригадах, которые в свое время организовывала Лена Ашвелл… потом о ее кинокарьере… А вот в конце есть кое-что любопытное. У нее осталась племянница по имени Каролина.

Мелисса быстро пробежала глазами некролог. В самом начале был помещен портрет элегантной красивой женщины лет тридцати с завитыми волосами, уложенными в высокий шиньон на затылке.

– Дело в том, что в те далекие годы «племянница» на самом деле означала дочь, – продолжил свой рассказ Марк. – Своеобразное прикрытие для детей, рожденных вне брака. Из некролога следует, что Фиби умерла где-то в деревне недалеко от Глазго. Этот факт тоже может оказаться полезным при дальнейшем сборе информации. Как полагаете?

А Мелисса вдруг неожиданно вспомнила, что, по словам мамы, у ее бабушки Бойд были шотландские корни.

– Да! Замечательно! – обронила она вслух. – Большое вам спасибо. Получается, что фотографию, скорее всего, отослала Каролина. Какая-то несостыковка по времени, вам не кажется?

– Конечно, неплохо было бы взглянуть на ее свидетельство о рождении. Если она родилась в браке, то значит, является дочерью одного из двух братьев Фиби. Сестер у нее не было. Но это еще та головоломка! В любом случае придется искать и ее свидетельство о браке и, быть может, о смерти. Если же такового не окажется, значит, нам повезло и она еще жива. Скорее всего, Каролина – дочь Фиби Фей. И она же – единственный ключ к разгадке нашей тайны.

Они молча допили кофе, Мелисса старательно переосмысливала всю ту информацию, которую только что сбросил на нее Марк. Было приятно услышать из его уст про «нашу тайну». То есть он ясно дал ей понять, что уже вовлечен в ее поиски на равных.

Неужели она и в самом деле связана какими-то родственными узами с этими двумя незнакомыми женщинами? Неужели у нее есть родня, о существовании которой она даже не подозревала? Поиски Фиби поначалу были для нее всего лишь необременительным занятием: она пообещала отцу, а раз пообещала, то обязана выполнить. Но Марк, в отличие от нее, с самого начала отнесся к затее очень серьезно. Похоже на то, что он ввязался в эту авантюру только из-за нее. Получается, что она ему уже многим обязана. А как отблагодарить? Поощрять его ухаживания? Но не так, чтобы очень сильно.

– Послушайте, Марк! Могу я пригласить вас на наш рождественский концерт? Должна же я как-то отблагодарить вас за вашу помощь! Могу дать вам два пригласительных билета на тот случай, если у вас есть кого привести с собой, – добавила она с очаровательной улыбкой, в надежде, что намек будет понят.

– Буду рад! Я даже могу организовать мощную шумовую поддержку вашего выступления. Но и вы не тяните с этим! – Марк кивком головы указал на некролог. – Эти божьи одуванчики, знаете ли, имеют тенденцию уходить в мир иной, не испросив на то позволения ни у кого. И кому вы потом станете задавать свои вопросы? Следующий ваш маршрут – это Центр гражданских регистраций. Могу отправиться вместе с вами. Две пары рук всегда надежнее, чем одна.

– О нет, мне и так совестно отрывать вас от дел. К тому же в ближайшие недели у меня все дни расписаны по минутам: сплошные репетиции. Я ведь в Лондон приехала не для того, чтобы играть в Шерлока Холмса! – она сконфуженно умолкла. Не слишком ли грубо она ответила отказом? – Извините! Я действительно очень вам благодарна! Но на этом пока наш поиск следует приостановить… Понимаю ваши опасения насчет преклонного возраста Каролины. Но у меня есть еще и другие фотографии.

– Какие?

– Любительский снимок двух девочек в школьной форме. Там и надпись имеется на обороте, но, если честно, я ее не читала.

– Почерк тот же, что и на открытке?

– Надо посмотреть.

– Вы где живете? Если рядом, то можно взглянуть на них прямо сейчас! – Марк бросил взгляд на часы. – У меня еще есть немного времени.

Мелисса вспомнила, какой кавардак она оставила в квартире, собираясь на встречу с ним. Вся одежда на полу, платяной шкаф выпотрошен полностью… Что ж, тем лучше! Если он намерен соблазнить ее, то такой интерьер наверняка сразу же остудит его пыл.

– Я живу на Эльс-стрит.

– Отлично! – Марк ринулся к прилавку, чтобы рассчитаться за кофе, и попутно попросил запаковать ему коробку леденцов.

– Сара обожает такие леденцы! – прокомментировал он, пока продавщица насыпала в коробку те сорта леденцов, на которые он указал.

Значит, у него есть подружка, и за свою честь она может не беспокоиться, разочарованно вздохнула про себя Мелисса. А с чего это она вдруг вообразила, что такой симпатичный молодой человек будет одинок? Если он не гей, конечно. Но по Марку сразу видно, что он не из таких. Итак, в его жизни есть Сара. Поди тоже юристка!

Ей очень хотелось на обратном пути расспросить у него про эту таинственную Сару, но задать вопрос вслух она так и не рискнула.

– Заранее приношу свои извинения за беспорядок в квартире, – сказала она, вставляя ключ в замочную скважину. – Я проспала сегодня утром! – бодро солгала она. – Куда же я засунула эту папину коробку из-под обуви? Наверное, она все еще лежит в моем чемодане. – И снова слукавила, ибо прекрасно знала, что коробка благополучно пылится у нее под кроватью. Увы-увы! Уборка квартиры еще пока не вошла у нее в привычку. – Вот же она, наконец!

Они освободили место на обеденном столе. Мелисса отложила письмо отца в сторону, все же оно очень личное, и стала быстро перебирать стопку фотографий в поисках нужной.

– А вот и наши девочки!

Марк взял некролог с фотографией и приложил его к высокой светловолосой девочке с длинными косами.

– Они точно родственницы, и очень близкие! Тот же разрез глаз, та же форма носа! – Он перевернул фотографию и прочитал надпись: – «Примми и я».

Обе девочки были в школьной форме образца тридцатых годов. На заднем фоне виднелось старинное здание, похожее на замок. Наверное, это их школа.

– Школу будет отыскать непросто, – улыбнулась Мелисса. – А Примми – это, наверное, сокращенный вариант имени. Полное, скорее всего, Примула или Примроуз. Ничего себе имечко! С таким намаешься по жизни. У девчонок вид отъявленных сорванцов.

– Давайте-ка внимательно изучим их бейджики! – Марк поднес фотографию к самым очкам. – Надо бы увеличить! Вдруг это выведет нас непосредственно на школу?

– Такое под силу только профессиональному сыщику! – скептически улыбнулась Мелисса. – Судя по косичкам, типичные школьницы двадцатых-тридцатых годов. А женских школ в Англии пруд пруди!

– Да, но далеко не в каждой из них была форма со своей эмблемой. Можно, я возьму фотографию?

– Мне не хочется втягивать вас в дальнейшие поиски. Все же это касается меня! Вот я и должна искать сама! – Мелисса действительно не горела желанием вовлекать Марка в дальнейшие изыскания, но, судя по всему, свободного времени у него гораздо больше, чем у нее самой.

– Не волнуйтесь! Вам я оставлю всю работу ногами. Будете рыскать по стране во время каникул. Я же попытаюсь задать вам правильный вектор поисков! – Марк рассеянно перебрал пальцами содержимое коробки и извлек оттуда орден. – Ого! Крест за мужество! Высокая награда! Как говаривала незабвенная Алиса, все чуднее и чуднее… Ваш отец упоминал когда-нибудь об этом ордене?

Какую-то долю секунды Мелисса колебалась. Нет, Марк все же должен прочитать письмо отца! Какой смысл теперь уже скрывать от него семейные тайны?

– Прочитайте вот это! – она сунула ему в руку письмо и замерла в ожидании. Марк читал письмо медленно, время от времени бросая на нее сочувственные взгляды.

– Простите, что прочитал! Все же письмо очень личное! – сказал он, возвращая письмо. – И спасибо за доверие. Вам следует его перечитать еще раз. Ваш отец сообщает вам здесь нечто очень важное. Он любил вас!

– При жизни он выражал свои чувства достаточно необычно! – вспыхнула Мелисса. Горькие воспоминания о былом нахлынули на нее с новой силой. – Взять хотя бы все это! Зачем тянул до самой смерти? Что, нельзя было раньше рассказать? Все это недостойно!

Марк ласково коснулся ее плеча.

– Я понимаю ваши чувства, Мелисса. Но, с другой стороны, не забывайте, вы всего лишь за пару недель успели узнать больше, чем он за всю свою жизнь. Вы уже знаете имя той, кто изображена на открытке. У вас имеются кое-какие отрывочные сведения о ее семье. Несомненно, все это каким-то образом связано с вашим отцом… И если вы захотите узнать, каким именно, то все эти бейджики, свидетельства о рождении, даже сам фон, на котором сделан снимок, – все это поможет вам докопаться до правды. – Марк глянул на свои часы. – Но мне пора! Скоро у нас тренировка. Пойду погоняю мяч! – Он заторопился к выходу. – Буду с вами на связи. И не печальтесь! Мы обязательно найдем ответы на все ваши вопросы.

С этими словами Марк исчез за дверью.

– А конфеты для Сары? – крикнула ему вслед Мелисса и бросилась вдогонку по лестнице, вручив ему коробку уже в самом низу.

– Спасибо! Приятных выходных! – Он мило улыбнулся ей на прощание.

Мелисса снова вернулась к себе, чувствуя странную пустоту, образовавшуюся с его уходом. Она невольно позавидовала незнакомой Саре. Надо же! Саре даже специально покупают сладости.

Марк дал знать о себе лишь спустя три недели. От него опять пришла красивая открытка с интригующей подписью: «Найдите в Интернете веб-сайт женской школы Святой Маргариты, что в Шотландии, неподалеку от городка Арброт. По-моему, вам стоит с ними связаться. Марк».

Мелисса направилась в ближайшее от дома интернет-кафе, послала несколько писем своим австралийским друзьям о том, как ей живется в Лондоне, а потом принялась за поиски школы. Марк оказался абсолютно прав. Здание школы точь-в-точь как на фотографии, конек крыши украшен лихим девизом «Вперед и выше!». Далее шла пространная статья, посвященная истории школы. Ну, и как ей добраться до самой школы, затерянной где-то в шотландской глубинке, да еще сделать это в разгар репетиционной подготовки к концерту?

К счастью, пошарив по сайту, Мелисса отыскала адрес секретаря Ассоциации бывших выпускниц школы Святой Маргариты. Да уж! Школьная дружба не ржавеет! Выпускницы наверняка поддерживают друг с другом связь. Может быть, ей тоже что-то удастся узнать. Во всяком случае, будет хоть чем отчитаться перед Марком о проделанной работе.

В промежутках между примерками сценических костюмов Мелисса настрочила коротенькое письмецо, в котором просила сообщить любые подробности, известные секретарю, о судьбе двух бывших учениц школы, которых звали Каролина и Примроуз. Она также сообщила приблизительные даты рождения обеих девочек, после чего с легким сердцем отправила письмо по указанному в Интернете адресу, не рассчитывая получить ответ раньше Нового года.

Но ответ пришел мгновенно.

Дорогая мисс Бойд!

Спасибо за ваши вопросы. На следующей неделе я буду в Лондоне. Не могли бы мы встретиться с вами за ленчем в следующий четверг? Ваше письмо очень заинтересовало меня. И у меня есть кое-что очень важное, чтобы сообщить вам. Предлагаю встретиться в час дня в ресторане «Джон Льюис», что на Оксфорд-стрит.

С уважением,

миссис Элизабет Стюарт.

P.S. На мне будет шарф в клетку.

Мелисса выбрала из стопки веселую открытку знаменитой карикатуристки Джеки Флеминг с намерением отослать ее Марку с коротенькой припиской о том, как ей крупно повезло. Кажется, шаг за шагом они приближаются к разгадке того, кто же это такие – таинственная мисс Фей и ее племянница Каролина. Что же такого суперважного собирается сообщить ей миссис Стюарт, если она отправила ей письмо буквально обратной почтой?

41

Мелисса с трудом прокладывала себе путь в толпе озабоченных покупателей, снующих повсюду в поисках рождественских подарков. Наверху эскалатора стояла женщина в наброшенной на плечи клетчатой шали и с копной кудрей на голове цвета спелого баклажана. Женщина напряженно вглядывалась в людской поток. На вид ей было около пятидесяти.

– Миссис Стюарт? – устремилась к ней Мелисса.

– Мисс Бойд! Как я рада! Я уже заказала столик! Мелисса! Какое красивое имя! Надо же! Вы проделали такой долгий путь, и все ради того, чтобы узнать о Калли…

– Не совсем! – поспешила уточнить Мелисса. – Я здесь учусь.

Во избежание всяких дальнейших недоразумений она постаралась объяснить миссис Стюарт, кто она и что делает в Лондоне, и сделала это, пока они пробирались к переполненному залу ресторана, искусно лавируя среди бесчисленных тележек с товаром, пакетов, свертков и сумок.

– И все равно, такое счастливое совпадение! Я ведь уже сложила с себя полномочия секретаря ассоциации пару месяцев тому назад, но каким-то образом ваше письмо переслали мне, а не вновь избранному секретарю. Большая удача! Я просто обязана была встретиться с вами!

Миссис Стюарт с явным удовольствием опустилась на стул, сгрузив груду своих свертков прямо на пол.

– Я всегда стараюсь вырваться в Лондон перед Рождеством. Всякие покупки по мелочам к празднику, потом хочется посмотреть, как украсили город к Рождеству, – женщина неожиданно вздохнула. – Печально все это, не так ли? Кстати, меня зовут Либби.

– Так вы знали их обеих? – Мелисса достала из сумки фотографию двух девочек и открытку с изображением Фиби. – Один мой знакомый помог мне определить школу по бейджикам на форменных костюмчиках девочек, – она протянула фото Либби. – Трудно сказать, какое отношение имеют эти девочки к моему отцу. Его уже нет в живых. Как и эта вот открытка. Но, по крайней мере, сейчас я хоть знаю, кто на ней изображен: мисс Фиби Фей. А это ее племянница?

Либби полезла в сумочку за очками и, нацепив их на нос, с улыбкой принялась изучать фотографию.

– Это моя мама, – вздохнула она. – Примроуз Макалистер. А это – ее лучшая школьная подружка Калли. Они познакомились в первый же день, как приехали в школу Святой Маргариты. По рассказам, обе были отъявленными сорванцами. Словом, давали всем жару! И вечно попадали во всяческие переделки. Да, Калли была ее лучшим другом.

– Была? То есть они обе…

– Мама умерла пять лет тому назад. Потрясающая женщина! Из того поколения, кто прошел войну, вы понимаете, о чем я. – Либби помолчала. – Что касается Каролины, то не могу сказать ничего определенного. В годы войны мама работала в секретном ведомстве… что-то связанное с разведкой. Там же она познакомилась с моим отцом Ральфом. После войны они поженились. А Калли, она всегда была очень загадочной женщиной.

– Как вы думаете, она еще жива? – спросила потрясенная услышанным Мелисса.

– Все возможно! Вот только найти ее… Говорю же вам, очень необычная женщина!

– Вы видели ее?

– Только однажды. Мне тогда было около семи лет. Она приехала в Британию во время Суэцкого кризиса в 1956 году. Высокая, шикарные светлые волосы, загорелое лицо. Южное солнце, знаете ли… Привезла моему брату в подарок игрушечного верблюда, а мне куклу в наряде египтянки. Но, само собой, она приехала в первую очередь для того, чтобы повидаться с мамой. Я тут прихватила мамин старый альбом с фотографиями, но там, по правде говоря, нет ничего интересного для вас.

Женщины заказали ленч и приступили к изучению альбома. Попутно Либби продолжала рассказывать Мелиссе о школе и то немногое, что было ей известно о подруге матери.

– Я знаю, что она была за кем-то замужем. Жила в Каире. Но мама рассказывала о ней немного. А я в те годы была еще слишком мала, чтобы интересоваться такими подробностями. Ребенок ведь все воспринимает своим детским умом. Но одно я знала и понимала точно, даже тогда: Калли очень сильно отличалась от всех остальных маминых подруг.

– В каком смысле?

– Во всех! В ней был какой-то особый шарм. Такой необычный аромат духов… запах дорогих сигарет… Я ее даже немного побаивалась. Высокая, элегантная, но очень строгая на вид. Мама говорила, что она тоже воевала… Но, если честно, я не очень обрадовалась ее приезду. Ведь она приехала, чтобы пожить у нас какое-то время.

– Пожить?!

– Да, именно так.

Ноябрь 1956 года

Калли свесилась через перила, наблюдая за тем, как матросы отдают швартовы в порту Александрии. Ее отъезд был похож на поспешное бегство из Египта в связи с событиями, закрутившимися вокруг Суэцкого канала. Разразившийся Суэцкий кризис пугал своей непредсказуемостью, все улицы в городе были запружены военными, никто ничего не мог гарантировать насчет дальнейшей безопасности мирных жителей. Одно было ясно: британцы снова на грани войны. А потому Моника Баттерсби пустила в ход все свои старые и новые связи, чтобы раздобыть свободные каюты для них двоих на ближайшем же пароходе, с тем чтобы они незамедлительно вернулись в Англию.

Их многолетняя дружба дала серьезную трещину после истории с Сесилом Мейсеном, новым приятелем Моники, которым та обзавелась после смерти Кена. Очень скоро Сесил стал неизменным собутыльником Калли. Он знал все приличные забегаловки в порту, был завсегдатаем лучших ночных клубов, в которых играли джаз, и самых модных ресторанов. Моника закатывала им скандалы, когда после своих бесконечных посиделок они в любое время дня и ночи возвращались к себе в бунгало в сопровождении пьяной орущей толпы. Моника заметно сдала после смерти Кена, и характер у нее испортился, она стала сварливой и несговорчивой. Единственной отдушиной для нее стал Сесил, но тут неожиданно вмешалась Калли и, как говорится, положила на него глаз.

Моника не могла уразуметь, что толкало подругу на такое шумное и бестолковое времяпрепровождение: бары, рестораны, разговоры ни о чем. А та делала все, только бы забыться, только бы не думать о том, как живется ее сыну без нее в далекой Аделаиде. Письма, которые она получала оттуда, были безукоризненно вежливыми короткими отписками самой Джесси. И ни единой строчки от Дезмонда. Он даже ни разу не соблаговолил поблагодарить ее за рождественские подарки. А потом письма и вовсе перестали приходить. А ее собственные письма стали возвращаться нераспечатанными с пометкой, что адресат убыл в неизвестном направлении. Судя по всему, Бойды переехали на новое место жительства и выбросили ее вон из своей жизни.

– Почему я повела себя так безвольно, – корила она себя. – Почему не настояла на своих законных правах? – И одновременно Калли понимала, что сейчас сделать это будет не только гораздо сложнее, но и просто невозможно. Потом у нее появились проблемы с деньгами. Деньги каким-то чудодейственным образом растворялись в пространственном промежутке между банками и барами. Моника в глубине души завидовала интенсивной загульной жизни своей подруги, но они почти не пересекались на всяких светских мероприятиях. Даже домой, в Англию, они возвращались в разных каютах.

Калли отрешенно вглядывалась в знойное марево, висевшее над лазурными водами Средиземного моря, и с грустью думала о том, что очень скоро на смену этому великолепию придут унылое серое небо, вечно затянутое облаками, холодные зимы, мертвая тишина Далраднора. После смерти Фиби дом стоял пустым. Известие о смерти матери пришло слишком поздно. Калли не успела бы попасть на похороны даже самолетом. Мима переслала ей стопку личных писем Фиби, не зная, что с ними делать дальше. Письма были сложены в коробку из-под шляпы. Там же лежало письмо от управляющего имением с информацией касательно завещания матери и его содержания. Впрочем, когда она хватилась письма, то оказалось, что оно затерялось где-то в суете поспешных сборов.

По правде говоря, ей ничего не нужно было от Фиби. И менее всего она желала увидеть некие письменные оправдания и просьбы о прощении за свое недостойное поведение. Эту страницу своей жизни Калли перевернула раз и навсегда. И ныне ей претили любые напоминания о прошлом.

Но вот пароход медленно заскользил по водной глади, направляясь из гавани в открытое море, и Калли не испытала ни малейшей грусти от расставания с местами, где прожито столько лет. Не было ни грусти, ни угрызений совести, ни чувства вины или раскаяния. Годы, прожитые в Каире, она провела словно в коконе: приятное времяпрепровождение, когда так легко притвориться, что в твоем прошлом нет ничего ужасного. Но вот идиллия окончена, и она возвращается в суровую реальность. Значит, придется снова доказывать и окружающим, и себе, что у нее все в порядке, что она по-прежнему в седле и еще умеет держать удар.

В самом начале плавания спасал джин, он помогал ей забыться и справиться со своими страхами, с болью, с чувством стыда. Пока ее запасы спиртного длились, она чувствовала себя в полной безопасности. Элегантно скользить по поверхности событий – это она умеет, а легкий туман в голове не мешал держать форму, по крайней мере внешне. Но главное – в таком состоянии она могла не думать о Дезмонде. Сегодня он бы ее ни за что не узнал. Что ж, это даже к лучшему… Что сделано, то сделано. И все же, и все же…

Сын часто снился ей. Вот он бегает по берегу озера, все так красиво… А потом, словно тяжеленный каток, на нее накатывают кошмары из лагерной жизни: бараки, бесконечные ряды нар, рыки свирепых псов, рвущих на части человеческую плоть, десятки замороженных тел, похожих издали на сосульки, раскачивающиеся на виселицах. Только смерть поможет ей навсегда избавиться от этих страшных видений, и всякий раз, когда ее навещали подобные мысли, она поминала дорогую ее сердцу Селину недобрым словом. Ведь это только благодаря ей она выжила в том аду. А может, лучше было бы наоборот! Это для кого-то жизнь – драгоценный Божий дар, а для нее – сплошная агония и муки. Нет, она не станет искать легких путей для того, чтобы поскорее распрощаться с этой жизнью, но мало-помалу алкоголь сделает свое дело и отравит ее изнутри. В любом случае задерживаться на этом свете она не собирается!

Спасибо Примми, которая не оставляла ее все эти годы, следила из своего далека за ее жизнью и даже предложила какое-то время пожить у нее, пока она обустроится в Лондоне. У Калли еще оставались скромные сбережения, плюс военная пенсия, пусть и небольшая, но все же поможет ей держаться на плаву. Во всем же остальном перспективы были весьма мрачные. Кому нужен сломленный невзгодами ветеран войны? И что она умеет? Разве что секретные навыки: умение скрываться, маскировать свое присутствие, наконец, умение убивать. Ни в чем в этой жизни она не добилась успеха. Даже мужчину в постели она сейчас не могла толком удовлетворить. Она занималась сексом, а мысли ее в это время витали далеко. И элементарный стыд она потеряла. Ей было все равно, где совокупляться, коль скоро она ничего не чувствует. Но все же, когда в постели кто-то есть рядом, это много лучше, чем просыпаться в одиночестве. В Каире она старательно обходила все те места, которые так или иначе могли напомнить ей об их любви с Феррандом.

«Жизнь мне надоела окончательно и бесповоротно. Забиться бы куда в темный угол, и чтоб никто не трогал. Чтобы все оставили меня, наконец, в покое. Сердце мое пусто, его вообще нету. На его месте огромная черная дыра».

Где-то на середине пути Калли извлекла коробку со старыми письмами Фиби с твердым намерением выбросить весь этот хлам за борт. Последний жест отчаяния и непримиримой обиды на мать. Коль скоро ей суждено вернуться в Англию, ничто не должно напоминать ей о прошлом. И вот она стоит в неярком лунном свете на палубе, сжимая в вытянутой руке пачку писем, и уже приготовилась пустить их по ветру на все четыре стороны, как вдруг ее внимание привлек незнакомый почерк. Это точно был не почерк Фиби, и военный штемпель на конверте. Ей вдруг стало любопытно. Что за письмо? Кто написал? Она подошла поближе к одной из осветительных ламп на палубе и, усевшись на скамейку рядом, быстро перебрала стопку писем, приготовленную на выброс.

Оказывается, в пачке хранились письма, написанные в свое время ее отцом Артуром Сетон-Россом.

Как ни ненавидела Калли свою мать за все те страдания, которые она ей причинила, к отцу она не могла предъявить никаких претензий. Во всяком случае, он ее не бросал! Так почему бы в память о нем не прочитать все то, о чем он думал в свое время? Ведь его письма – это, по сути, все, что у нее осталось от отца.

Моя дорогая девочка!

Какое же это было чудо – увидеть тебя идущей навстречу ко мне, в этой толпе военных, заполнивших Булонь. И ты – такая красивая в своей военной форме. Такая же красавица, как и тогда, когда я увидел тебя впервые на сцене. Увидел и влюбился на всю оставшуюся жизнь. Как же мне хотелось, чтобы ты задержалась во Франции немного подольше, но предстоящая в скором будущем встреча в Лондоне греет душу и делает более терпимыми все тяготы войны.

Какое это было счастье – лежать рядом с тобой, держать тебя в своих объятиях. Я был так непозволительно счастлив эти несколько дней, что, боюсь, боги могут прогневаться. Но пока же они мне потворствуют.

Калли не смогла читать дальше. Она вдруг явственно представила себе, как они занимались любовью с Феррандом. Даже любовные письма Ферранда, по своим интонациям и чувствам, похожи на это письмо отца. Она машинально полезла в карман и извлекла оттуда следующий конверт. Это оказалось письмо матери.

Благодарю тебя за три волшебных дня и три волшебных ночи. Так тяжело было расставаться с тобой, особенно зная, что ты отправляешься на передовую. Будешь сидеть там в промерзших окопах, а я в это время буду нежиться в тепле и уюте… Твое драгоценное кольцо благополучно хранится у меня под подушкой. Ведь если я надену его на палец, все догадаются о нашей помолвке и меня больше не пустят во Францию. Мисс Ашвелл строго следит за тем, чтобы все концертные бригады формировались исключительно из девушек, у которых на фронте не воюет никто из близких. Хочу, чтобы меня сфотографировали на открытку в военной форме. Я ношу ее с большой гордостью.

Пожалуйста, напиши мне, что тебе привезти: книги, чернила, теплое белье. У меня же к тебе только две просьбы: приготовь мне свою фотографию и, пожалуйста, береги себя, не рискуй понапрасну. Теперь, когда мы снова встретились, я не смогу дальше жить, если потеряю тебя опять.

Калли слепо уставилась на пожелтевший лист бумаги, нервно сглотнув слюну. Пожалуй, и она сама написала бы точно такое письмо Ферранду. Все повторяется, все как у них: двое молодых влюбленных, разделенных войной. Как все печально! А она уже приготовилась выбросить за борт последнюю память об этой любви. Нет, конечно! Она не станет избавляться от писем. Надо рассортировать их по датам и прочитать целиком всю переписку.

15 мая 1916 года

Душа моя!

Прошу прощения, что отсылаю тебе только коротенькую открытку. Боюсь, у меня ничего не получится с тем, чтобы вырваться в Лондон в ближайшее время. Готовится большое наступление (конечно, писать такое строго воспрещается, но я сам себе цензор и сам проверяю свою почту). У тебя озабоченный тон в последнем письме. Что тебя волнует, моя ненаглядная? Очень жаль, что вместо Франции тебя отправили в составе новой концертной бригады с выступлениями по стране.

Рад, что моя сестра Верити пошла на курсы по подготовке медсестер. Кстати, она познакомилась с твоей подругой Китти. Отношение отца к моей идее жениться претерпело существенное изменение, причем в лучшую сторону. Как только я вернусь домой, мы сразу же поженимся. А что скажет по этому поводу моя ненаглядная птичка? Выйдешь ли ты за меня замуж, душа моя, если меня лишат наследства и не оставят ни пенни за душой?

Пишу при свете огарка свечи, который с трудом раздобыл. А мой подчиненный в это время спит беспробудным сном и храпит громче, чем стреляет «Большая Берта»…

Калли свернулась калачиком на палубном кресле, содрогаясь от внутреннего холода. Она ведь знала, каким трагичным оказался финал у этой любовной истории. Судя по дате следующего письма, Фиби уже поняла, что беременна. И о горе! – на измятом конверте стоит штемпель: «Возвратить отправителю».

Понимаю, сейчас не время грузить тебя своими проблемами, и все же не могу не поделиться своими переживаниями. У нас будет ребенок. Доктор сказал, что он появится на свет в конце сентября. Итак, Богу угодно, чтобы нас стало трое.

Ах, как же я хочу, чтобы ты поскорее вернулся домой. Чтобы мы вместе пережили это радостное событие в нашей жизни. Если Господь пошлет нам сына, он унаследует твое славное имя. Он должен появиться на свет в атмосфере любви, а не позора.

Твои любящая жена и будущий ребенок.

Оказывается, они ждали мальчика, застыла Калли, пораженная столь неожиданным открытием. Не потому ли Фиби бросила ее сразу же после рождения? Но у нее хоть хватило мужества поставить своего любовника в известность о том, что грядет. Сама же она этого так и не сделала. Ферранд погиб, не зная о том, что у него есть сын, есть за кого отдавать жизнь. И я еще смею упрекать свою мать, подумала она с запоздалым раскаянием. Почему мы никогда не беседовали с ней на подобные темы? К письму была приколота короткая телеграмма, состоящая из нескольких слов: «ДОРОГАЯ НОВОСТЬ ПОЛУЧИЛ. НАПИШУ. ВСЕ БУДЕТ ХОРОШО. АРТУР».

Слава богу, отец знал, что у него будет ребенок. Да, но почему же он не поспешил домой? История родительской любви уже настолько захватила Калли, что она торопливо вскрыла следующее письмо.

… Я испросил себе краткосрочный отпуск по семейным обстоятельствам. Приеду 19 сентября. 20 сентября мы поженимся. Я написал родным, что свой короткий медовый месяц мы проведем в нашем имении в Шотландии. Далраднор – мое самое любимое место на свете. И мне хочется пожить там вместе с тобой хотя бы несколько дней. В твоем положении замечательно съехать подальше от дыма и гари большого города и побыть на природе. О лучшем доме для нашего ребенка и мечтать не приходится.

Твоя новость подняла мой боевой дух. Среди кровавой бойни так радостно думать о том, что у тебя будет ребенок, прелестное дитя, которому, даст Бог, никогда не придется изведать ужасы войны.

Доброй ночи, моя ненаглядная.

Калли оторвалась от чтения и устремила свой взгляд к горизонту, туда, где уже занималась алая заря. Но вот огненно-алый шар показался над морем, словно дурное предзнаменование всех грядущих бед. Слезы непроизвольно потекли по ее щекам. Какое счастье знать, что ты была желанным ребенком для своего отца. И как обидно… Можно понять Фиби и оценить весь масштаб ее горя. Впервые Калли задумалась над тем, каково было ее матери остаться одной на всем белом свете, да еще с незаконнорожденным младенцем на руках. Отец был прав. Далраднор действительно стал для нее самым настоящим убежищем. Ей было там всегда хорошо. А с какой радостью она растила там Дезмонда!

Осталось лишь два непрочитанных письма. Но Калли не могла заставить себя прочитать их: она ведь знала развязку. Было уже совсем светло, она замерзла, ей хотелось выпить, но неведомая сила продолжала удерживать ее на месте. Вот письмо, написанное каким-то посторонним человеком, в котором он сообщает подробности гибели Артура.

…Мы поднялись в атаку и пошли вперед цепью, пытаясь сломить отчаянное сопротивление противника и очистить от неприятеля деревню Лебо. Но боши вцепились в свои позиции мертвой хваткой. Тогда Артур с небольшим взводом выдвинулся вперед для наблюдения за их орудийными расчетами и передачи соответствующей информации нам. Их заметили и открыли огонь на поражение, но они успели предупредить своих и спасли нам жизнь ценой собственных жизней…

Мы похоронили его прямо на поле боя и, невзирая на опасность, отдали ему все военные почести, которые он заслужил. Мы поставили памятный знак на том месте, где он погиб…

Калли вспомнила, как они давным-давно навещали вместе с Фиби во Франции место захоронения отца. Бескрайнее вспаханное поле и одинокий обелиск посредине. Если бы она знала тогда, что этот обелиск воздвигнут в честь ее отца! Но, слава богу, она знает теперь, каким мужественным человеком был Артур и как уважали его товарищи по оружию. Может, и хорошо, как ни кощунственно это звучит, что он погиб, не узнав, во что превратили мир представители уже ее поколения и какими кратковременными оказались жертвы, принесенные на алтарь победы в той войне. А сколь многим пришлось пожертвовать уже ей самой! Ведь это «псы войны», цитируя Шекспира, сожрали ее возлюбленного.

Впрочем, все это никак не умаляет мужества Фиби, приготовившейся в одиночку нести бремя материнства.

Ах, мой дорогой Ферранд! Я ведь даже не знаю, где ты похоронен. И у меня не осталось от тебя никаких писем, которые я могла бы передать нашему сыну. Только твой боевой орден.

Фиби берегла письма возлюбленного всю свою жизнь, чтобы впоследствии передать их ей, а она чуть не выбросила их за борт. Как так можно? И вот последнее письмо, письмо, написанное рукой отца. Нет сил читать его, но Калли понимала, что она обязана сделать это. Ведь это то немногое, что осталось ей от отца.

…Если я не смогу прибыть на нашу свадьбу, то это вовсе не потому, что я передумал или расхотел. Значит, так угодно судьбе, вознамерившейся лишить нас совместного счастья.

На этот крайний случай я сделал кое-какие распоряжения, согласно которым ты не останешься без средств к существованию. Это я тебе твердо обещаю! Тороплюсь уладить все формальности. Последнее время я пребывал в некой эйфории, совсем забыв о том, что на войне может случиться всякое и не всегда все идет так, как нам хочется. Может статься, что мне и не придется наслаждаться радостями семейного счастья вместе с тобой и нашим ребенком.

Какая жалость, что мы так мало времени провели вместе. И так мало было в нашей жизни этих простых человеческих радостей, которыми полнится семейная жизнь в мирное время. Война лишила нас всего этого.

Но не печалься! Продолжай жить так, как ты всегда умела жить, независимо и решительно. Сделай все от тебя зависящее, чтобы наша маленькая крошка выросла достойным гражданином, человеком с добрым и мужественным сердцем. А если на твоем жизненном пути тебе встретится порядочный мужчина, который согласится усыновить нашего ребенка и снимет печать позора и с тебя, и с нашего дитяти, знай, я буду только рад этому! Общество может быть жестоким по отношению к матерям-одиночкам, но я надеюсь, ты сумеешь защитить нашего ребенка по жизни так, как это сделаю я, и даже, если потребуется, ценой собственной жизни.

Всю свою жизнь я любил только тебя одну. Будь мужественна, моя дорогая, и еще раз, будь мужественна! И, конечно, будь счастлива! Расскажи нашему ребенку о том, как любил его отец…

«Как я хотела бы увидеться с отцом, – рыдала навзрыд Калли. – Но его слова вонзаются в мое сердце, словно острые шипы. Бедная мама! Всю свою жизнь она исполняла наказ отца, защищая меня всеми возможными способами, как она это понимала. А я всю свою жизнь боролась с ней. Какая же пропасть была между нами, море, нет, океан из недоразумений и непонимания, упущенные возможности, несказанные слова. А сейчас все! Поздно! Наверное, отец был бы страшно разочарован, узнай он, во что я превратилась!»

Калли сгребла в охапку все письма и медленно побрела к себе в каюту, торопясь утопить свое горе в спиртном и забыться сном после всего, что ей открылось.

Пароход приближался к Саутгемптону. Пассажиры высыпали на палубу, вдыхая полной грудью свежий морской воздух. Раннее утро, Англия. Они дома! И сразу же взревели сотни гудков, сирен, клаксонов. Их встречали будто героев, прибывших с поля брани. А ведь на самом деле они были всего лишь изгнанниками, пережившими сравнительно недавно унизительное поражение. К счастью, бомбардировки Порт-Саида уже прекратились. Вмешались русские и американцы и разрулили ситуацию. Но почему же над всеми, кто сейчас толпится на палубе, витает пораженческий дух Дюнкерка? Даже одежда Калли, все эти шелка и хлопок оказались малопригодными для дождливой и ветреной погоды, которая ждала ее на берегу. Чужая в собственной стране, вот кто она сегодня! Но там на пристани в толпе встречающих ее ждет Примми. Подруга заключит ее в свои объятия, окружит заботой и лаской, и она обязана продемонстрировать ей свою благодарность.

Взмахом руки Калли распрощалась с Моникой, отлично понимая, что больше они никогда не увидятся. Накануне Калли пригласила Монику на прощальный ужин, хотела покаяться в своем плохом поведении, постараться как-то объяснить те беспутства, которые демонстрировала все последние годы, живя в Каире. Ведь, по сути, она отплатила Монике черной неблагодарностью за все хорошее, что та для нее делала. Получается, что и ее она тоже предала, как и многих других, кто был в ее жизни. Впрочем, финального объяснения не получилось. Моника выслушала молча с непроницаемо вежливой маской на лице и, судя по всему, осталась глуха ко всем ее душевным излияниям. Калли еще раз поблагодарила подругу за то ангельское терпение, которое она проявляла к ней в Каире, и за то, что помогла ей заполучить отдельную каюту на пароходе. Они распрощались, даже не обменявшись адресами.

Какое же это счастье было увидеть в толпе встречающих Примми! Пухленькая, словно мячик, со своей неизменной копной рыжих волос, впрочем изрядно тронутых сединой, которые пружинистыми прядями выбивались из-под плотной фетровой шляпки. Они обнялись, и Калли почувствовала, как руки подруги ощупывают ее кости.

– Тебя надо срочно откармливать! Везет тебе на приключения! Опять попала в такую передрягу! Бомбежки, тысячи военных вокруг… Ах, я так рада снова видеть тебя, Калли. Мы же не виделись уже, наверное, сто лет!

«Мне надо срочно раздобыть себе спиртного», – размышляла в этот момент Калли, искренне надеясь, что от нее не очень сильно разит выпивкой.

– Спасибо за приглашение пожить у тебя. Но я, пожалуй, зарезервирую себе номер в отеле.

– Глупости! – возмутилась Примми. – Поедешь к нам, и никаких разговоров! Должна же ты хоть познакомиться со своей тезкой Каролиной Элизабет. Впрочем, она предпочитает называть себя Либби. А младшего моего зовут Питер. Ему скоро четыре. Они оба умирают от желания познакомиться с тобой!

«Только еще мне чужих детей не хватало», – подумала Калли. Дети в доме – вечное напоминание о том, что своего собственного сына она потеряла навсегда.

– Не уверена, что я понравлюсь твоим детям… У меня с ними плохо получается… И дети меня сторонятся.

Примми бросила на нее сочувственный взгляд.

– Понимаю! Бедняжка! Через что тебе пришлось пройти! Но Либби будет с тобой интересно, уверена в этом. Ах, как о многом нам надо поговорить! Я ведь поддерживала связь с твоей матерью вплоть до ее кончины. И на похороны ездила. Явились на траурную церемонию все бывшие хористки из «Гейети», представляешь? Такие забавные старушки! Прошлый век! Меха, драгоценности, словом, пышность напоказ! Далраднор еще никогда не видел такой экстравагантной публики. Жаль, что ты не… Впрочем, мы еще съездим туда и посмотрим, где упокоилась бедняжка Фиби.

«Ах, Примми, Примми! Умеешь ты найти болевые точки! Не успела я еще ступить на берег, а ты уже надавила на все мои больные места и напомнила мне обо всех моих неудачах и провалах», – вздохнула про себя Калли, но промолчала и, не говоря ни слова, уселась в машину подруги, на которой они направились в Лондон. Внезапно у нее возникло стойкое ощущение, что никаких приятностей от встречи с Примми ей ждать не стоит. Скорее наоборот, ей грозят лишь одни новые неприятности.

Примми и Ральф жили в одном из пригородов Лондона, в отдельном особняке, выдержанном в псевдотюдоровском стиле: плоские арки, мелкие карнизы, деревянная обшивка стен. Дом располагался недалеко от железнодорожной станции и был окружен огромным садом. Штат прислуги состоял из приходящей служанки и садовника. Что же до Примми, то она активно совмещала обязанности домохозяйки с участием во всяких благотворительных и образовательных организациях, фондах, советах и церковных комитетах. Калли изо всех сил пыталась восхищаться роскошным домом подруги, напичканным последними техническими новинками, но жизнь Примми была совсем не похожа на то, что пришлось пережить ей самой. Дети оказались хорошенькими, воспитанными, но Питер действовал ей на нервы уже тем, что переживал возраст (четыре годика!), в котором пребывал Дезмонд, когда она видела сына в последний раз. Питер был живым, непосредственным и очень общительным ребенком. Не заваляйся в ее чемодане несколько бутылок спиртного, оставленных про запас, и она бы сошла с ума от его любознательности. Калли было горько осознавать, что их детская дружба с Примми уже в прошлом. Они обе переросли ее, и теперь каждая из них живет своей собственной жизнью. Примми олицетворяла собой все те качества, которых не было у нее: надежный спутник жизни, женщина, вполне довольная своей судьбой, в ней появилась излишняя уверенность с оттенком самодовольства. Ральф тоже оказался добрым и сердечным человеком, но старался всегда держаться в тени. Калли очень быстро устала от их семейной идиллии и начала искать уважительный предлог, чтобы съехать, не обидев при этом гостеприимных хозяев.

– Скоро Рождество! – упорствовала Примми. – Ты должна встретить его вместе с нами! Тебе еще нужно акклиматизироваться, снова привыкнуть к нашей сырой зиме, и только потом ехать в свою Шотландию! – Все эти аргументы она выдвинула в одной из бесед за завтраком.

– С какой стати мне ехать в Шотландию?

– Но ведь Далраднор – твой родной дом!

– Больше нет! Я распорядилась, чтобы его сдали в долгосрочную аренду. После Египта ненавижу снег.

– Но ты ведь всегда так любила Далраднор! Ты была счастлива там! Жаль, если… – начала Примми и тут же спохватилась, поняв, что она и так уже сказала много лишнего.

– Мое последнее посещение Далраднора оказалось не очень счастливым, если ты помнишь.

– Просто все так сложилось неудачно… Фиби болела. Она ведь так и не оправилась после своего удара… У тебя есть новости о Дезмонде?

Впервые после их встречи Примми упомянула имя Дезмонда. Калли внутренне напряглась. Что сказать?

– О, с ним все в порядке! – она лучезарно улыбнулась. – В школе дела идут отлично. Здоровье тоже… В Австралии замечательный климат, особенно для детей. Они ходят босыми… в его письмах все больше про спорт…

Калли удивлялась той легкости, с которой эти лживые слова срывались с ее уст. Впрочем, удивляться нечему. Еще в разведшколе ее легенды, придуманные прямо на ходу, всегда назывались в числе лучших. Оставалось лишь надеяться, что Дезмонд живет именно такой жизнью, которую она только что обрисовала.

– Ты сегодня очень занята? – внезапно заговорила о другом Примми. – Мне нужно отлучиться во второй половине дня в церковь. Делаем цветы для украшения храма. Пожалуйста, если не трудно, прогуляйся с Питером в парк, пусть покатается на качелях, а Либби забери из школы в четыре часа.

Калли молча кивнула в знак согласия. Вот уж чего бы ей категорически не хотелось делать, так это возиться с детьми Примми. С другой стороны, у нее появится отличная возможность купить лишнюю бутылочку спиртного в лицензионном магазине винно-водочных изделий. Надо еще не забыть купить букет цветов для хозяйки дома, прощальный аккорд и банальный жест благодарности, и сигареты. После чего можно с легкой душой выметаться прочь! Решено, и точка! Она немедленно покинет уютное гнездышко, причем навсегда, найдет любой благовидный предлог и уедет.

Неяркое декабрьское солнце грело не сильно, но небо было ясным. Калли напялила на себя твидовый жакет, который дала ей Примми, и, взяв Питера за руку, повела его в парк. Мальчуган быстро перебирал ножками, горя желанием побыстрее погрузиться в мир удовольствий и игр. Калли старательно изображала из себя мамашу, вышедшую на прогулку с собственным сыном, что представлялось маловероятным. Ибо Питер, с его огненно-красной шевелюрой и веснушчатым лицом, был точной копией самой Примми.

Хорошо вдыхать в себя полной грудью чистый холодноватый воздух. Это не то что изнуряющий зной в пустыне и вечный песок на зубах. Однако Калли уже мучила жажда, а еще целый час времени до того, как идти в школу за Либби. По дороге им попался небольшой отель на шумном перекрестке. Наверняка при нем имеется кафетерий. На обратном пути они все вместе зайдут туда немного погреться и выпить по чашечке чая с пирожными. А она закажет себе спиртное… Но только нужно заранее убедиться, что его там подают. Калли уверенным шагом направилась в сторону кафетерия.

– У вас подают что-нибудь из приличных напитков погорячее? – поинтересовалась она у официантки.

– В дневное время мы спиртным не обслуживаем. Но я могу поинтересоваться у заведующего.

– Окажите любезность! Я только что с парохода. Прибыла из Суэца… Для моих старых костей это такая встряска…

– Ужас! – сочувственно закивала головой официантка. – То, что там творится, это тихий ужас! Сейчас посмотрю, мадам, что мы можем вам предложить.

Посетители из числа постояльцев отеля, сидевшие в кафе, немедленно сгрудились вокруг: стали улыбаться Питеру, громко сочувствовать ей самой и тут же изъявили желание узнать подробности из первых уст. Пришлось рассказывать им о Насере и о воинственных протестах арабов. При этом спиртное как-то само собой полилось рекой.

Питер стал настойчиво тянуть ее за рукав, он уже захотел в туалет. Официантка немедленно вызвалась помочь мальчику вместо нее, и тут Калли впервые взглянула на часы. Бог мой! – испугалась она. Часы показали половину шестого. На улице темно, а она напрочь забыла о Либби. Калли вскочила из-за стола, и все поплыло у нее перед глазами. Нужно немедленно рассчитаться и поймать такси! Пешком она просто не дойдет. Питер помог ей спуститься с крыльца, держа за руку. Она шла пошатываясь, ничего не видя перед собой.

Такси нашлось, но Калли была в таком состоянии, что адрес она вспомнить не смогла. И снова на помощь пришел Питер.

– Я живу в доме с зеленой дверью на Портленд-авеню, – гордо объявил он водителю.

Они подъехали к дому и увидели, что там уже стоит полицейская машина. Примми выскочила им навстречу и схватила в охапку сына.

– Какого черта? – набросилась она на подругу. – Где ты шлялась вместе с моим сыном?

– Прости!

– От твоего «прости» мне не жарко и не холодно! Ты забыла забрать Либби из школы. Ребенок обрыдался, стоя возле школьных ворот. А сейчас еще и это! Куда ты его водила? – Примми подошла ближе и услышала запах спиртного, разящий от Калли. – Да ты пьяна!

– Прости!

– Ты посмела затащить маленького мальчика в паб и напиться там в стельку, забыв о времени? Как ты могла так поступить? Со мной?!

– Прости… я рассказывала… это был не паб… Такое больше не повторится.

– Само собой! Я не стану далее терпеть тебя в своем доме и подвергать собственных детей опасности. Как же низко ты пала! Что с тобой, Калли? Думаешь, мы с Ральфом не замечали, что ты вечно под мухой? То и дело бежишь к себе в комнату, чтобы отхлебнуть из бутылки… Не удивительно, что Бойды не рискнули отдать тебе Дезмонда. Представляю себе, какой славной матерью ты бы стала, коль скоро способна откалывать такие номера.

Примми не могла ударить ее больнее, напомнив о сыне.

– Я же сказала, прости!

Калли перехватила испуганный взгляд Либби. Девочка смотрела на нее широко распахнутыми глазами.

– Вы хотите подать иск? – обратился полицейский к Примми, ставший невольным свидетелем всей сцены. – Напиваться в тот момент, когда на твоем попечении находятся малолетние, – это уже преступление.

– Нет, спасибо! Никаких исков! Такое здесь больше не повторится! Окажите любезность, заберите ее прочь из моего дома! – Примми сверкнула глазами и снова набросилась на Калли. – Если ты не возьмешь себя в руки, то останешься вообще одна… без друзей… Мы все пережили войну, и у каждого из нас есть свои потери. Я, к примеру, потеряла брата. А потому перестань, пожалуйста, себя жалеть! Пока не поздно, одумайся и займись чем-нибудь полезным. Иначе, если продолжишь спиваться такими темпами, закончишь свои дни в канаве. Мне жаль, но я прошу тебя немедленно покинуть мой дом. Я не желаю, чтобы мои дети привыкали к дурным привычкам старших.

Калли молча собрала свои вещи. Она уже протрезвела, и сейчас ей хотелось лишь одного: уехать как можно дальше из этого душного дома и никогда больше не видеть лица Примми.

Полицейский довез ее до станции и бросил озабоченный взгляд.

– У вас есть к кому ехать, мисс? – спросил он участливым тоном.

– Все в порядке, офицер! – улыбнулась она. – На ночь я сниму номер в отеле.

– Тогда всего доброго! И берегите себя! – он махнул ей рукой на прощание и уехал, оставив ее стоять на холодном и темном перроне.

42

Либби со вздохом закрыла семейный альбом.

Страницы: «« ... 1112131415161718 »»

Читать бесплатно другие книги:

История жизни прекрасных танцовщиц яркого заведения, притягивающего и манящего, на одной из улиц Сан...
Монография содержит анализ проблем реализации на российских предприятиях одной из современных концеп...
Имя Якова Ивановича Бутовича (1882–1937) хорошо известно историкам коневодства в России. Коллекционе...
«Дорогой Джон…»Так начинается письмо Саванны, которая, устав ждать любимого, вышла замуж за другого....
В книге «Время» дана формула структуризации времени, описанная впервые и доказанная на фактическом м...
В комментарии поясняются статьи Федерального закона, а также тексты основных правовых актов, действу...