Скиталец Стенли Майкл
– Ловко мы с ним расправились, – прозвучал голос Робби в темноте, воцарившейся, поскольку погасли все свечи. – Терпеть не могу святош. Мне всегда хотелось кого-нибудь из них прикончить.
– А у меня друг был священником, – откликнулся Томас, перекрестившись, – но его убили – то ли мой кузен, то ли этот ублюдок.
Он пнул мертвое тело де Тайллебура, а потом наклонился и вытер кровь с клинка каймой доминиканского одеяния.
– Мой отец считает, что в аду не протолкнуться от священников, – заявил Робби, направляясь к выходу из палатки.
– Значит, сегодня там стало на одного больше, – отозвался Томас.
Он поднял лук, и они с Робби снова вышли наружу, где все еще звучали вопли и прочерчивали ночь стрелы. Палаток и бараков теперь полыхало так много, что было светло как днем, и в этом ярком свете Томас увидел арбалетчика, припавшего на колено между двумя испуганными, силившимися сорваться с привязи лошадьми. Арбалет был нацелен вверх, на холм, где дралось множество англичан. Томас наложил стрелу, прицелился арбалетчику в хребет, и лишь в самый последний момент, когда уже собирался спустить тетиву, торопливо отдернул руку, узнав бело-голубой волнистый узор. Его стрела угодила в арбалет, выбив его из рук Жанетты.
– Тебя убьют! – сердито крикнул он.
– Но там Карл Блуа! – откликнулась она столь же сердито, указав наверх.
– Арбалеты здесь есть только у врага, – заметил Томас. – Хочешь, чтобы тебя пристрелил какой-нибудь лучник?
Он схватил арбалет и зашвырнул его в темноту.
– Какого черта ты вообще здесь делаешь?
– Я хочу убить герцога! – выкрикнула Жанетта, снова указывая вверх, где шла яростная схватка. У Блуа осталось всего восемь рыцарей, почти все раненые. Однако, несмотря на это, французы дрались неистово.
Томас повел Жанетту вверх по склону и успел как раз вовремя. Рослый английский ратник замахнулся на Карла, но тот принял удар на свой щит и ответным выпадом из-под обода нанес англичанину укол в бедро. Другой воин, рванувшись в атаку, получил удар топором, но третий оттащил одного из вассалов Карла от мельницы и рубанул его по шлему. Похоже, десятка два англичан пытались добраться до Карла, напирая на его защитников, делая выпады мечами и размахивая огромными боевыми топорами.
– А ну-ка, отойдите от него! – прогромыхал властный голос. – Освободите ему место! Назад! Назад! Пусть герцог сдастся!
Нападавшие нехотя подались назад. Забрало Карла было поднято, а бледное лицо, как и его клинок, измазано в крови. Рядом с ним на коленях стоял священник.
– Сдавайся! – крикнул кто-то герцогу по-английски, но он, как видно, понял, ибо отрицательно покачал головой.
Однако когда Томас наложил стрелу, натянул тетиву и прицелился Карлу в лицо, тот заколебался.
– Сдавайся! – выкрикнул другой голос.
– Я отдам меч только благородному человеку, – заявил Карл по-французски.
– Эй, есть здесь кто благородный? – обратился Томас к окружающим – сперва по-английски, а потом по-французски. Один из оставшихся ратников Блуа медленно повалился на колени, а затем, загремев доспехами, перевернулся на живот.
Из рядов англичан выступил рыцарь. То был бретонец, один из помощников Тотсгема, и когда он, человек благородного происхождения, назвал герцогу свое имя и протянул руку, Карл Блуа, племянник короля Франции и претендент на герцогство Бретань, сделал неловкий шаг вперед и протянул свой меч. Ликующие возгласы вознеслись к небу, и люди расступились, чтобы дать пройти герцогу и его пленителю. Карл ожидал, что ему вернут меч, и был удивлен, когда бретонец этого не сделал. С наигранным безразличием пленный герцог двинулся вниз по склону, стараясь не обращать внимания на торжествующих англичан, но неожиданно остановился, ибо путь ему преградила темноволосая женщина.
Это была Жанетта.
– Помнишь меня? – спросила она.
Карл в изумлении воззрился на нее и, узнав цвета на тунике, отпрянул, как от удара. Ярость во взгляде графини заставила его вздрогнуть. Он промолчал.
Жанетта улыбнулась.
– Насильник, – сказала она и плюнула сквозь его открытое забрало.
Герцог отдернул голову, но слишком поздно, и Жанетта наградила его вторым плевком. Она явно хотела вывести Карла из себя и спровоцировать на удар, но он сдержался. И получил третий плевок в физиономию.
– Ver, – с презрением произнесла Жанетта и под общий смех пошла прочь.
– Что такое «ver»? – осведомился Робби.
– Червяк, – пояснил Томас и улыбнулся Жанетте. – Молодец, миледи.
– Я хотела дать Карлу пинка по его поганым яйцам, да вовремя вспомнила, что на нем доспехи.
Томас засмеялся, а потом отступил в сторону, поскольку Ричард Тотсгем приказал полудюжине ратников сопроводить герцога в Ла-Рош-Дерьен. Хотя он и не смог взять в плен короля Франции, мало кому удавалось заполучить такого пленника, как этот. Провожая взглядом Карла Блуа, Томас подумал, что герцогу предстоит разделить английский плен с королем Шотландии. А чтобы вернуть свободу, обоим придется собрать целое состояние.
– Это еще не конец! – крикнул Тотсгем, остановив толпу, со смехом и оскорблениями следовавшую за пленным герцогом. – Дело не закончено! Завершим его!
– Лошади! – вспомнил сэр Томас Дэгворт. – Заберите их лошадей!
Сражение с Карлом Блуа было выиграно, но действительно, это еще был не конец. Наступление из города, внезапное и сокрушительное, как буря смело тщательно выстроенную герцогом боевую линию, но теперь его люди разбились на мелкие, разрозненные кучки. Многие из них уже полегли, однако некоторые бежали, норовя укрыться во тьме.
– Лучники! – раздался крик. – Лучники, ко мне!
Десятки лучников устремились к задней линии укреплений, откуда бретонцы и французы пытались добраться до ближнего лагеря. Стрелы безжалостно разили их на бегу.
– Выгоните их! Выгоните наружу! – крикнул Тотсгем, и тут беспорядочный разгром приобрел некоторое подобие осмысленности: гарнизон, горожане и уцелевшие бойцы принялись зачищать горящий лагерь от уцелевших и прятавшихся врагов. Их выгоняли на открытое пространство, под прицел лучников. Дело продвигалось медленно, но не потому, что англичане наталкивались на сильное сопротивление, просто они тщательно обшаривали палатки и бараки в поисках чего-либо ценного. Женщин и детей вытащили на лунный свет, а мужчин по большей части поубивали. В суматохе и горячке прикончили знатных сеньоров, за которых можно было бы собрать огромный выкуп. Был изрублен виконт Роган, пали Шатобриан, Диан и Редон.
На востоке забрезжил серый свет: приближалось утро.
– А оттуда их тоже надо выкурить?
Ричард Тотсгем нашел наконец сэра Томаса Дэгворта. Теперь эти двое стояли на земляном валу и смотрели на южное вражеское укрепление.
– Нельзя ведь позволить им сидеть там и дальше, – отозвался сэр Томас. Потом он протянул другу руку. – Спасибо, Дик.
– За что? Я просто делал свое дело. Давай-ка доведем начатое до конца. Повыковыриваем сукиных детей из-за остальных загородок, а?
Английская труба протрубила сбор.
Карл Блуа сказал своим людям, что лучник не может застрелить человека, которого не видит, и это было чистейшей правдой, но бойцы из южного, второго по величине лагеря армии герцога чуть ли не поголовно высыпали на свой наружный земляной вал, силясь разглядеть, что же происходит в восточном лагере у ветряной мельницы. Они развели костры для того, чтобы поддержать арбалетчиков, но когда оказались на лишенной частокола земляной насыпи, эти огни высветили их самих. Стреляя по таким хорошо освещенным, заметным целям, лучники просто не могли промахнуться. Англичане начали стрельбу, когда находились на расчищенной местности между лагерями, в тени, падавшей от длинных земляных валов, и их стрелы замелькали в ночи, сбивая с валов растерянных французов и бретонцев. Арбалетчики пытались отстреливаться, но они являлись самыми легкими мишенями, потому что мало кто из них был в кольчуге. Ну а когда через хлипкие оборонительные сооружения с ревом перевалили английские ратники, в южном лагере тоже началась бойня. Горожане, охочие до грабежа, последовали за наступавшими, и лучники, увидев, что земляные валы остались без защитников, и не желая упустить свое, побежали следом.
Томас задержался на земляном валу, чтобы выпустить дюжину стрел в охваченного паникой врага. Блуа разбил свой лагерь на том самом месте, где в прошлом году располагался осадный лагерь англичан. Хуктон потерял из виду мессира Гийома, а Жанетта, хоть ей и велено было вернуться в город, оставалась рядом с ним, вооружившись вместо арбалета мечом, взятым у убитого бретонца.
– Осы! – крикнула она, указывая на дюжину ратников в черно-желтых цветах Ронселета.
На этом участке враг почти не оказывал сопротивления. Люди в лагере не знали о беде, приключившейся с Карлом, и внезапное нападение из темноты застигло их врасплох, совершенно неподготовленными. Уцелевшие арбалетчики в панике откатились к палаткам, но англичане, уже усвоив этот прием, стали хватать горящие головни и одну за другой поджигать ярко разгоравшиеся в рассветной мгле парусиновые крыши. Английские и валлийские лучники повесили свои луки за спину и взялись за мечи и булавы. Люди почуяли возможность поживиться, и здесь тоже началась резня. Некоторые французы и бретонцы в общей сумятице и неразберихе успели добежать до своих лошадей, вскочили на них и поскакали на восток, где над горизонтом уже пробивалось подкрашенное багрянцем огней сероватое свечение.
Томас и Робби устремились туда, где люди в черно-желтых туниках Ронселета пытались занять позицию рядом с камнеметной машиной, на раме которой было накорябано «Праща». Лучники обошли их с флангов и хотели было бежать, но в общей неразберихе не знали куда. Двое из них наткнулись на Томаса, и он рубанул одного мечом, в то время как Робби оглушил другого мощным ударом по шлему. Потом нахлынувшие лучники смели «ос» в сторону. Томас вложил влажный от крови меч в ножны, снял свой лук и вбежал в большой, еще нетронутый огнем шатер, перед которым на высоком шесте реяло черно-желтое знамя. Внутри сам Ронселет и его оруженосец спешно набивали кожаные мешочки монетами из стоявшего рядом с кроватью открытого сундука. Когда Томас и Робби вошли, оба обернулись, и, пока лучник натягивал тетиву, Ронселет успел схватить с кровати меч. Оруженосец прыгнул на Робби, но Томас выпустил стрелу, и француз дернулся назад, словно пес на привязи, а кровь из раны у него на лбу обрызгала крышу палатки. Дернувшись еще несколько раз, оруженосец затих. Когда лучник наложил вторую стрелу и натянул тетиву, Ронселет с мечом в руке по-прежнему стоял от него в трех шагах.
– Ну, милорд, – сказал Томас, – сейчас я отправлю тебя прямиком к дьяволу.
Сеньор Ронселет с виду был настоящий боец: короткие жесткие волосы, перебитый нос и частично выбитые зубы, однако сейчас воинственного пыла в этом забияке сильно поубавилось. Он слышал вокруг звуки, явно свидетельствовавшие о поражении, чуял запах паленой плоти людей, угодивших в западню среди горящих палаток, и, главное, видел нацеленную ему прямо в лицо стрелу Томаса. А потому Ронселет просто протянул меч Робби, выражая готовность сдаться.
– Надеюсь, ты дворянин? – спросил он у шотландца.
Хуктона Ронселет не узнал, да к тому же он считал, что лучник может быть только простолюдином.
Робби не понял заданного по-французски вопроса, и за него, слегка преувеличив социальный статус друга, ответил Томас:
– Он шотландский лорд.
– Тогда я сдаюсь ему, – сердито сказал Ронселет и бросил меч к ногам Дугласа.
– Ну и дела! – удивился Робби, не понявший из этого диалога ни слова. – Быстро же он напугался!
Томас мягко ослабил тетиву лука и поднял скрюченные пальцы правой руки.
– Ты правильно сделал, что сдался, – сказал он Ронселету. – Помнишь, как ты хотел их мне отрубить?
Он не удержался от улыбки, увидев, как на лице узнавшего его пленника отразился неприкрытый страх.
– Жанетта! – позвал Томас, одержавший маленькую победу. – Иди-ка сюда!
Жанетта вошла, а вместе с ней, откинув полог палатки, ввалился Уилл Скит. Только его еще не хватало!
– Какого черта ты тут делаешь? – сердито спросил Хуктон.
– Ты ведь не станешь удерживать старого друга от заварушки, правда, Том? – спросил Скит с ухмылкой, и Томас подумал, что в этом весь Уилли.
– Старый дурак, вот ты кто, – проворчал лучник, а потом поднял меч Ронселета и отдал его Жанетте. – Это наш пленник, – пояснил он, – в том числе и твой.
– Наш? – Графиня явно была озадачена.
– Это сеньор Ронселет, – сказал Хуктон, снова не удержавшись от улыбки, – и у меня нет сомнений, что мы выжмем из него приличный выкуп. Причем помимо того золота, – он указал на открытый сундук, – которое мы и так уже нашли.
Жанетта уставилась на Ронселета и только тут поняла, что если сеньор Ронселет ее пленник, то ей скоро вернут сына. Она неожиданно рассмеялась, а потом бросилась Томасу на шею и расцеловала его.
– Вижу, Томас, ты все-таки держишь свое слово.
– Только стереги его хорошенько, – отозвался лучник, – потому что выкуп за него сделает всех нас богатыми. Робби, тебя, меня и Уилла. Мы все разбогатеем. – Он ухмыльнулся Скиту. – Ты останешься с ней, Уилл? Приглядишь за Ронселетом, ладно?
– Можешь не сомневаться, – заверил его друг.
– А кто она такая? – спросил у Томаса Ронселет.
– Графиня Арморика, – ответила за него Жанетта и снова рассмеялась, увидев потрясение на лице пленника.
– Отведите Ронселета в город, – велел им Томас. Он вынырнул из палатки и остановил двоих горожан, рыскавших в поисках поживы. – Эй, вы, двое! – крикнул он им не терпящим возражения тоном. – Поможете стеречь моего пленника. Отведите его в город, и будете щедро вознаграждены. Но смотрите стерегите его хорошенько.
И с этими словами Томас подтолкнул обоих в палатку, рассудив, что, находясь под присмотром Жанетты, Скита и еще двоих горожан, Ронселет вряд ли сможет дать деру.
– Отведешь его в свой старый дом, – сказал он напоследок Жанетте.
– Куда-куда? – удивленно переспросила она.
– Тебе ведь так хотелось сегодня кого-нибудь убить, – ответил Томас. – С Карлом Блуа не вышло, но зато есть возможность прихлопнуть Бела!
Он рассмеялся, увидев выражение ее лица, а потом они с Робби захлопнули крышку сундука и забросали его сверху одеялами. Друзья надеялись, что никто пока не обнаружит их сокровище, и вернулись туда, где еще продолжались столкновения.
Повсюду, где кипела битва, Томас примечал воинов в черном без каких-либо отличительных знаков. Ги Вексий должен был находиться где-то рядом, но пока на глаза не попадался. Теперь самые громкие крики и лязг клинков доносились с южной оконечности лагеря, и друзья побежали на этот шум. И правильно сделали: оказалось, что там с парой десятков английских ратников ожесточенно бьются всадники в черном.
– Вексий! – выкрикнул Томас. – Вексий!
– Это он? – спросил Робби.
– Это его люди.
Хуктон догадывался, что его кузен прискакал сюда из восточного лагеря за подмогой для Карла, но опоздал. Теперь его люди сформировали арьергард и дрались, прикрывая отступавших французов.
– Где он? – выкрикнул Робби.
Но Томас нигде не видел своего кузена.
– Вексий! Вексий! – снова и снова кричал он, пока не узрел закованного в броню всадника на вороном коне, с поднятым забралом и черным, без гербов и девизов, щитом. То был его кузен – Арлекин, граф Астарак. Заметив Хуктона, он насмешливо отсалютовал ему мечом. Томас схватился за лук, но Ги предусмотрительно свернул в сторону, а его всадники тут же образовали плотное кольцо, защищая командира.
– Вексий! – заорал Томас, направляясь к кузену.
Робби что-то кричал, пытаясь остеречь друга, но Хуктон ловко увернулся от меча одного всадника и в последний момент отскочил с дороги другого, так что его обдало запахом конского пота.
– Вексий! – ревел лучник.
И тут он снова увидел Арлекина, развернувшего коня ему навстречу. Томас натянул тетиву, но Ги поднял руку, показывая, что вложил свой меч в ножны, и этот жест заставил лучника опустить оружие.
Ги Вексий, чье поднятое забрало открывало красивое, освещенное огнями костров лицо, улыбнулся:
– Книга у меня, Томас.
Томас промолчал, лишь снова поднял черный лук.
Ги Вексий укоризненно покачал головой:
– Ну что ты, кузен. Присоединяйся лучше ко мне.
– В аду, сукин сын! – ответил Томас.
Наконец-то перед ним был человек, убивший его отца, убивший Элеонору, убивший брата Хобба!
Хуктон прицелился, и тут Вексий слегка подался вперед и маленьким ножом, спрятанным до сих пор в левой руке, которой он держал щит, чуть ли не небрежно полоснул по тетиве. Лук в руке Томаса дернулся, и стрела отлетела в сторону, не причинив никому вреда. Все произошло так быстро, что юноша даже не успел отреагировать.
– Когда-нибудь в один прекрасный день ты присоединишься ко мне, Томас, – сказал Вексий, но тут увидел, что он и его люди привлекли внимание группы английских лучников.
Он повернул коня, выкрикнул короткий приказ, и всадники в черном поскакали прочь.
– Иисус! – воскликнул раздосадованный Томас.
– Calix meus inebrians! – выкрикнул напоследок Ги Вексий и затерялся среди всадников, галопом скачущих на юг.
Следом полетели английские стрелы, но Вексия не задела ни одна.
– Сукин сын! – выругался Робби вслед удалявшемуся всаднику.
Со стороны горящих палаток донесся женский крик.
– Что он тебе сказал? – поинтересовался Дуглас.
– Звал меня в свою компанию, приглашал присоединиться к нему, – с горечью ответил Томас. Он выбросил испорченную тетиву и взял запасную, хранившуюся в шлеме. Непослушные пальцы соскальзывали, но со второй попытки ее все-таки удалось натянуть. – А еще он сказал, что книга у него.
– Ага! Ну и много ли, черт возьми, ему будет от этого проку? – ехидно проворчал Робби.
Бой затих, и шотландец, опустившись на колени, принялся обшаривать одетый в черное труп в поисках монет. Сэр Томас Дэгворт созывал своих людей к западной оконечности лагеря, чтобы штурмовать следующий. Правда, там многие воины уже сообразили, что битва проиграна, и спасались бегством. А из Ла-Рош-Дерьена, куда ввели пленного Карла Блуа, доносился торжественный звон церковных колоколов.
Томас смотрел вслед кузену. Ему было стыдно, потому что в глубине души, где-то совсем-совсем глубоко, он чувствовал предательское искушение принять это предложение. Присоединиться к своему кузену, вернуться в семью, искать Грааль и завладеть драгоценной реликвией. Стыд был жгучим: нечто подобное он испытывал, когда чувствовал благодарность к де Тайллебуру за прекращение пыток.
– Ублюдок! – заорал он в бессильном гневе. – Ублюдок!
– Ублюдок! – На голос Томаса неожиданно наложился голос мессира Гийома, который в сопровождении обоих своих бойцов вел, подталкивая рукоятью меча в спину, пленника. – Ублюдок! – снова проревел мессир Гийом, и тут он увидел Томаса.
– Томас, это же Кутанс! Граф де Кутанс! – Он сдернул с пленного шлем. – Только полюбуйся на этого сукина сына!
Граф де Кутанс оказался меланхоличного вида мужчиной с лысой, словно яйцо, головой, изо всех сил старавшимся сохранить внешнее достоинство. Мессир Гийом ткнул его снова:
– Помяни мое слово, Томас, жене и дочерям этого ублюдка придется стать шлюхами, чтобы собрать за него выкуп. Им придется трахаться с каждым встречным по всей Нормандии, только бы наскрести деньжат и вызволить этого безмозглого сукина сына.
Графу достался еще тычок.
– Уж я выжму из тебя все до капельки, будь уверен, паршивец! – ревел мессир Гийом, уводя пленника дальше.
Снова раздался пронзительный женский крик.
В ту ночь такие крики раздавались повсюду, но что-то заставило Томаса насторожиться. А когда крик прозвучал в третий раз, он побежал на звук, громко окликнув Робби.
Разбрасывая сапогами уголья, юноша пробежал по остаткам горящей палатки, обогнул дымящуюся жаровню, чуть не споткнулся о раненого, которого рвало в перевернутый шлем, и помчался по проулку между мастерскими оружейников. Там на траве валялись наковальни, мехи, молоты, клещи и бочонки, полные заклепок и кольчужных колец. Путь ему, пошатываясь, преградил какой-то человек в кузнечном фартуке, с кровоточащей раной на голове. Томас оттолкнул его в сторону и устремился к черно-желтому штандарту, по-прежнему реявшему у горящей палатки лорда Ронселета.
– Жанетта! – крикнул он. – Ты здесь?
Оказывается, графиню захватили в плен. Здоровенный детина прижал ее спиной к вороту осадной машины, стоявшей за палаткой Ронселета. Услышав крики Томаса, он оглянулся со злорадной ухмылкой. Это был Попрошайка, великан с дремучей бородой и гнилыми зубами. Жанетта попыталась вырваться, и он встряхнул ее, как мешок.
– Держи ее, Попрошайка! – крикнул сэр Джеффри Карр. – Держи эту суку крепче!
– Милашка никуда не денется, – ответил Попрошайка, – куда ей деться, крошке? – Он попытался стащить с женщины кольчугу, но она оказалась слишком тяжелой и громоздкой, да к тому же Жанетта яростно отбивалась.
Безоружный Ронселет сидел на раме «Пращи». На лице его красовалась красная отметина, след недавнего удара, а над ним со своими пятью ратниками стоял сэр Джеффри Карр.
– Это мой пленник, – заявил Пугало, с вызовом глядя на Томаса.
– Неправда, – возразил Томас, – это мы его захватили.
– Послушай, малый, – сказал Пугало все еще заплетающимся от выпивки языком. – Я рыцарь, а ты дерьмо. Ты меня понял? – Слегка пошатнувшись, он сделал шаг к Томасу. – Я рыцарь, – прорычал он снова, уже громче, – а ты никто, пустое место!
Его багровая, ярко освещенная огнем физиономия скривилась в презрительной усмешке.
– Пустое место! – проорал Пугало еще раз и обернулся убедиться, что его люди надежно стерегут Ронселета.
Такой богатый пленник мог разрешить все проблемы сэра Джеффри, и тот был исполнен решимости удержать француза для себя и получить с него выкуп.
– Красотка не может взять пленника себе, – заявил он, указав мечом на Жанетту, – потому что у нее сиськи, а ты не можешь взять его потому, что ты дерьмо. А я рыцарь! Рыцарь!
Он просто выплюнул это слово на Томаса, и тот, не желая сносить оскорбления, натянул лук. Новая тетива оказалась слегка длинновата и из-за этого была недостаточно упругой, но лучник рассудил, что с такого расстояния он не промахнется.
– Попрошайка! – крикнул Пугало. – Если он выстрелит, убей эту суку!
– Убью милашку, – прогудел Попрошайка.
Он поглаживал кольчугу на груди Жанетты, и у него из рта, смачивая бороду, текла слюна. Пленница продолжала отбиваться, но верзила так сильно прижал ее к лебедке, что полностью лишил свободы движений.
Томас держал свой лук наготове. Он приметил, что длинное плечо требюшета подтянуто к земле, но механиков, должно быть, спугнули раньше, чем они успели зарядить машину, ибо кожная петля была пустой. Справа высилась куча камней, возле которой глаз Томаса отметил какое-то движение. Лучник покосился в ту сторону. Человек, опиравшийся о камни, пытался встать, но не мог. Лицо его было в крови.
– Уилл? – позвал Хуктон.
– Том! – Уилл Скит снова попытался выпрямиться. – Это ты, Том?
– Что случилось? Как они на вас напали?
– Я уже не тот, что прежде, – со вздохом ответил Скит.
Два горожанина, которые помогали стеречь пленного Ронселета, теперь лежали мертвыми у ног Скита, да и сам он, похоже, умирал. Лицо старого воина побледнело, он был слаб, и каждый вздох давался бедняге с трудом. В глазах его стояли слезы.
– Я пытался драться, – с горечью проговорил сэр Уильям. – Правда пытался, но я уже не тот, что прежде.
– Кто напал на вас? – спросил Томас, но у Скита, по-видимому, не было сил ответить.
– Уилл пытался защитить меня, – пояснила Жанетта и вскрикнула, когда Попрошайка, сильно тряхнув молодую женщину, завалил ее на лебедку и задрал подол ее кольчужной рубашки. Великан при этом возбужденно гоготал, а сэр Джеффри злобно орал.
– Что, сукин сын, с Дугласами связался?
Томас отпустил тетиву. Вообще-то, ее сначала следовало бы пристрелять, но сейчас времени на такие тонкости не было. Стрела прошила спутанную бородищу Попрошайки и впилась в его горло. Широкий наконечник стрелы воткнулся в его глотку аккуратно, как нож мясника, и Жанетта вскрикнула, когда кровь брызнула ей на лицо и тунику. Пугало с яростным ревом бросился на Томаса, который, ткнув его роговым навершием лука в багровую физиономию, отбросил лук и схватился за меч. Подоспевший Робби проскочил мимо лучника и сделал выпад дядюшкиным мечом, целя в живот. Однако сэр Джеффри, даже пьяный, оказался настолько ловок, что ухитрился отбить удар и нанести ответный. Двое его ратников (остальные стерегли пленника) уже спешили на выручку.
Завидев приближение противников, Томас свернул налево с таким расчетом, чтобы между ним и черным топором сэра Джеффри оказалась рама осадной машины, но Пугало почти отрезал ему путь. Лучник изо всех сил рубанул противника только что выхваченным мечом, но тот ловко парировал удар. Клинки зазвенели с такой силой, что у Томаса онемела рука. Пугало качнуло, но он тут же восстановил равновесие и ринулся вперед, обрушив на лучника град ударов. При всей своей молодости и силе Томас не слишком хорошо владел мечом и с трудом отбивался от наседавшего врага. Робби не мог прийти ему на помощь, потому что сам сражался с двумя ратниками сэра Джеффри.
И тут внезапно что-то громыхнуло так, будто разверзлись врата ада. Земля содрогнулась, и Пугало издал дикий, полный ужаса и муки вопль.
Оказывается, пока шла схватка, Жанетта дернула за рычаг требюшета и освободила его притянутое к земле метательное плечо. Десятитонный противовес с громовым ударом рухнул на землю, а толстый металлический штырь, удерживавший пращу, взлетел вверх прямо между ногами сэра Джеффри, разодрав того от промежности до живота. Наверное, Пугало зашвырнуло бы чуть ли не до самого города, но штырь засел в его внутренностях, и он повис на верхнем конце длинного бруса, корчась и извиваясь в агонии.
Его ратники, увидев, что их господин умирает, попятились, ибо вовсе не собирались драться за человека, который все равно им уже не заплатит. Робби, разинув рот, смотрел вверх, на извивавшегося в муках Пугало. Каким-то образом умирающему удалось сорваться со здоровенного железного шкворня, и он, с вывалившимися кишками, разбрызгивая кровь, упал наземь. При этом он так сильно стукнулся, что его тело отскочило от земли обратно, однако Пугало был еще жив. Глаза его выкатились, а рот исказился в надсадном крике.
– Проклятый Дуглас, – ухитрился прохрипеть он, прежде чем Робби подошел к нему, поднял дядюшкин меч и вонзил его Пугалу прямо между глаз.
Ронселет в изумлении наблюдал за происходящим. Жанетта приставила меч к щеке пленного, чтобы тот не вздумал сбежать, но он тупо покачал головой, показывая, что не имеет ни малейшего намерения рисковать своей жизнью среди пьяных, возбужденных, неистовых англичан, явившихся из ночи и разгромивших величайшую армию, которую когда-либо удавалось собрать герцогству Бретани.
Томас подошел к сэру Уильяму Скиту, но его старый друг был мертв. Раненный в шею, он истек кровью и умер на груде камней. Вид у старого воина был необычайно умиротворенный. Первый луч нового дня, пробившись из мрака, осветил яркую кровь на верхушке «Пращи» как раз в тот миг, когда Томас закрыл глаза своему наставнику.
– Кто убил Уилла Скита? – требовательно спросил Томас у людей сэра Джеффри, и молодой Дикон указал на кровавое месиво, в которое превратился Пугало.
Лучник внимательно осмотрел выбоины на своем клинке. Нужно обязательно научиться как следует драться на мечах, а то, не ровен час, кто-нибудь зарубит.
– Эй, вы, чего уставились? – крикнул он людям сэра Джеффри. – Марш штурмовать следующий лагерь! Живо!
Ратники послушно побежали на запад.
Томас указал мечом на Ронселета.
– Отведи его в город, – сказал он Робби, – и не спускай с него глаз.
– А ты? – спросил Дуглас.
– Я должен похоронить Уилла, – ответил Томас. – Он был мне другом.
Вообще-то, друга следовало оплакать, однако слез у Хуктона не было. Во всяком случае, сейчас.
– Теперь ты можешь отправляться домой, Робби.
– Почему? – удивился шотландец.
– Де Тайллебур мертв. Выкуп для лорда Аутуэйта ты получишь с Ронселета. Так что самое время тебе сейчас отправиться домой, в Эскдейл. Вернуться, чтобы убивать англичан.
Дуглас покачал головой:
– Ги Вексий еще жив.
– Он мой.
– И мой тоже, – возразил Робби. – Ты забыл, что он убил моего брата? Я останусь, пока не отомщу. Я убью Вексия.
– Если ты вообще сможешь его найти, – тихонько заметила Жанетта.
При солнечном свете было видно, как догорают лагеря герцога, отбрасывая на землю длинные тени. Остатки армии Карла, бросив свои земляные укрепления, бежали к Рену. Великая армия, недавно явившаяся в город во всей своей силе и великолепии, потерпела сокрушительное, бесславное поражение.
Среди инструментов, брошенных в бараках механиков, Томас нашел кирку, мотыгу и лопату. Он вырыл рядом с осадной машиной могилу, опустил тело Скита во влажную почву и хотел было прочесть молитву, но, как назло, все они вылетели у него из головы. Потом он вспомнил языческий обычай платить тому, кто провожает в царство мертвых, пошел в палатку Ронселета, стянул с сундука обгоревшую парусину, взял золотую монету и вернулся к могиле.
Юноша спрыгнул вниз и, оказавшись рядом с другом, положил ему монету под язык. Обнаружив золото, лодочник обязательно сообразит, что Уилл Скит – не простой человек.
– Благослови тебя Господь, мой верный друг! – сказал Томас, а потом выбрался из могилы и засыпал ее, хотя то и дело останавливался, словно надеясь, что Уилл откроет глаза. Чего, разумеется, не произошло. Лишь когда комья земли стали падать на бледное лицо Скита, Томас наконец заплакал.
К тому времени, когда он закончил, солнце уже поднялось высоко и женщины с детьми валом валили из города на место недавнего побоища в надежде поживиться тем, что проглядели солдаты. Высоко в небе парила пустельга. Томас сел на сундук с монетами и стал поджидать Робби.
Он решил, что отправится на юг, в Астарак. Он отправится туда, найдет книгу своего отца и раскроет его тайну. Колокола Ла-Рош-Дерьена радостным звоном восславляли победу, великую победу, а лучник Томас из Хуктона сидел рядом со свежей могилой, среди мертвецов, и понимал, что не обретет покоя, пока не найдет того, что было бременем его отца.
Calix meus inebrians. Transfer calicem istem a me. Ego enim eram pincerna regis.
По доброй ли воле, нет ли, но теперь Томас стал хранителем чаши царя, и путь его лежал на юг.
Историческая справка
Роман начинается с битвы при Невилл-Кроссе. Название это происходит от каменного креста, который лорд Невилл воздвиг в ознаменование победы, хотя, возможно, его мемориал лишь заменил другой крест, высившийся там же ранее. Битва, в которой многочисленная шотландская армия сражалась против ополчения, наспех собранного архиепископом Йоркским и лордами северных пограничных территорий, обернулась для шотландцев настоящей катастрофой. Их король Давид Второй Брюс был захвачен в плен, причем именно так, как это описано в романе, угодив в ловушку под мостом. Ему удалось выбить своему пленителю несколько зубов, но это едва ли могло послужить достаточным утешением. Долгое время пленный монарх провел в замке Бамбург, залечивая рану на лице, а потом его перевезли в Лондон, где поместили в Тауэр вместе с большинством остальных пленных шотландских аристократов, в числе которых был и сэр Уильям Дуглас, рыцарь из Лиддесдейла. Двое шотландских лордов, ранее принесших вассальную присягу Эдуарду Английскому, были обезглавлены. После этого их четвертовали и возили по всему королевству, выставляя на всеобщее обозрение – в назидание и предостережение всякому, кто помыслит об измене. Позднее в том же году в лондонском Тауэре к Давиду Шотландскому присоединился еще и Карл Блуа, племянник французского короля и претендент на корону герцога Бретани. То была замечательная добыча, но уже в следующем десятилетии улов англичан пополнился еще и самим королем Франции.
Шотландцы вторглись в Англию по просьбе своих союзников французов, и вполне вероятно, что Давид Второй действительно верил, что вся английская армия находилась тогда на севере Франции. Однако Эдуард Английский предвидел возможность такого поворота событий, и некоторым лордам, чьи владения лежали у северной границы, было приказано остаться дома, чтобы быть готовыми защитить страну в случае шотландского вторжения. Костяк их армии, разумеется, составляли лучники, а XIV век вообще был веком величайшего рассвета английского (и, пусть и в несколько меньшей степени, валлийского) искусства стрельбы из лука. Типичным английским оружием был длинный лук (хотя военные историки ввели это название в обиход гораздо позднее), то есть тисовый лук длиной самое меньшее шесть футов и с силой натяжения более ста фунтов. Стоит отметить, что это вдвое превосходит силу натяжения современных спортивных луков, используемых на соревнованиях. Каким образом не столь уж многонаселенная Англия могла выставлять целые отряды смертоносных лучников, ставших истинными королями на полях сражений тогдашней Европы, остается загадкой. Однако автор романа полагает, что это можно объяснить тем, что стрельба из длинного лука являлась подлинно народным увлечением, которому с воодушевлением предавались во всех английских деревеньках. Правда, в конце концов были приняты законы, превращающие забаву в обязанность, ибо энтузиазм потихоньку угасал. Что и понятно, ибо боевой лук представлял собой оружие, невероятно трудное в обращении и требующее недюжинной силы. Французы, пытавшиеся перенять это оружие у англичан, так и не добились сколь бы то ни было заметного успеха. Их ближайшие соседи шотландцы были хорошо знакомы с возможностями английских лучников и усвоили привычку никогда не атаковать пеший строй англичан верхом. Так или иначе, но длинный тисовый лук оставался вне конкуренции до тех пор, пока не появилось огнестрельное оружие.
Особую важность в ту пору имел захват пленных. Влиятельный феодал вроде сэра Уильяма Дугласа мог быть освобожден только при условии выплаты огромного выкупа, хотя как раз сэра Уильяма отпустили под честное слово, чтобы он собрал у себя на родине выкуп для шотландского короля. Его миссия не увенчалась успехом, но верный своему слову рыцарь вернулся в лондонский Тауэр. За королей и принцев, таких как Давид Шотландский или Карл Блуа, требовали огромные суммы, на сбор которых могли уйти годы. В случае с Давидом выкуп составил 66 000 фунтов, сумма, которую нужно умножить как минимум на сто, чтобы получить приблизительную оценку его современной стоимости. Шотландцам позволили расплачиваться в десять приемов, однако двадцать шотландских аристократов все это время держали в заложниках. Давид Брюс получил свободу лишь в 1357 году. К тому времени он по иронии судьбы полностью разочаровался во французах и все его симпатии были на стороне англичан.
Сэр Томас Дэгворт был официальным пленителем Карла Блуа и впоследствии продал его Эдуарду Третьему за гораздо меньшую сумму, всего 3500 фунтов. Однако он не прогадал: гораздо лучше сразу получить эти деньги на руки, чем ждать, пока во Франции и в Бретани соберут больший выкуп. Шотландского короля взял в плен англичанин по имени Джон Купленд, который также продал своего пленника Эдуарду Английскому, но не за деньги, а за рыцарство и землю.
Поражение герцога Блуа у Ла-Рош-Дерьена было одной из величайших, но так и не воспетых побед англичан того периода. Карлу доводилось сталкиваться с лучниками и прежде, и он пришел к выводу, в общем-то совершенно справедливому, что нанести англичанам поражение можно, только заставив их атаковать хорошо защищенные позиции. Лучник не может убить того, кого он не видит. Эта тактика вполне оправдала себя в битве против армии сэра Томаса Дэгворта, но потом последовала яростная вылазка из города Ричарда Тотсгема, а поскольку накануне Карл категорически настоял на том, чтобы все четыре части его армии оставались за своими защитными сооружениями, англичане разгромили поначалу личный отряд герцога, а потом по отдельности и три остальных подразделения. Поражение и пленение столь знатной особы стало настоящим потрясением для его союзников французов, которым так и не удалось снять осаду с Кале.
Считаю своим долгом выразить глубочайшую признательность Джонатану Сампшену, книга которого «Испытание битвой» оказалась для меня бесценным источником исторических сведений. Если в романе и встречаются какие-то фактические ошибки, то это исключительно моя вина, хотя, чтобы несколько уменьшить поток писем читателей, считаю нужным указать, что в 1347 году у Даремского кафедрального собора было только две башни, а упоминание об Ахалиине я поместил в Книгу Ездры вместо Книги Неемии сознательно, поскольку пользовался Вульгатой, а не Библией короля Якова.