Обманчивая реальность Робертс Нора
– Да, всегда следует ждать подвоха.
– Так уж устроен этот мир, дорогая моя.
С этим Ева спорить не стала. Спагетти с фрикадельками сделали свое дело. Она ощутила прилив энергии. Для полного счастья нужен был лишь кофе.
К тому моменту, когда кофейник на ее рабочем столе был пуст, у нее уже имелась конкретная стратегия. Она начнет с тех детей, что не были найдены.
Семьдесят восемь детей, чье местонахождение так и не удалось обнаружить. Ни живыми, ни мертвыми. У большинства, успела отметить Ева, имелись семьи, но были и сироты, и те, кто вечно менял приемных родителей. Этих выкрасть было легче всего. А поскольку их никто не искал, то и промыть мозги им тоже было гораздо легче.
Буду искать именно их, решила Ева, начиная от самых маленьких и кончая теми, кто постарше.
Первый ребенок – трехмесячная девочка – был украдена во время налета на приют в Лондоне. Мать умерла, отец неизвестен. Вместе с ней были похищены еще семеро. В деле нет образца ДНК. Указана лишь небольшая родинка в виде размытого сердца с обратной стороны левого колена.
Ева запросила архивные данные, изучила, как велся поиск детей, почитала показания свидетелей. Три женщины погибли, пытаясь спасти малышей. Двое из тех, что остались живы, мужчина и женщина, описали налет и самих налетчиков, среди которых были как мужчины, так и женщины.
Старшему ребенку, мальчику лет одиннадцати, и еще двоим удалось сбежать. Какой молодец, подумала Ева, читая архивные данные. Его отец был солдат. Он научил сына идти по следу, уходить от погони. Зная, где их держали, он привел своих товарищей в тренировочный лагерь.
В результате удалось спасти еще двоих и обнаружить останки еще одного. Лишь трехмесячная малышка, которую назвали Аманда, и двухлетний малыш по имени Найлс так никогда и не были найдены.
Ева дала компьютеру задание создать примерный портрет Аманды и Найлса на данный момент. Как только на экране возникли лица, Ева впилась в них взглядом, после чего сопоставила их со снимками родителей Коллуэйя, его тети со стороны отца, ее мужа, и даже со снимками его деда с бабкой, хотя последнее было уже большой натяжкой.
Никаких особых примет вроде родинки у женщин не обнаружилось, тем более что такие вещи легко удаляются или их можно спрятать. Не удалось обнаружить и сходство с компьютерными портретами детей, причем у всех родственников Коллуэйя.
Да и живы ли они сейчас, эти дети, задалась она вопросом, а если живы, то где они и с кем? Она отогнала от себя эти мысли. Если думать о каждом несчастном юном существе, этак недолго вогнать себя в депрессию.
И она двинулась дальше, осторожно пробираясь сквозь фото, описания, показания свидетелей, рассказы найденных детей, их родственников, протоколы допросов заключенных.
Какое страшное время, подумала Ева, и как в любое страшное время первыми страдают самые невинные, нежели те, на чьей совести все эти ужасы.
Это не просто потерянные жизни. Это жизни, разбитые на мелкие осколки, которые уже никогда не склеить воедино.
К тому времени, когда она дошла до середины списка пропавших детей, у нее уже было четкое представление о методах сторонников культа Красного Коня. О том, кто их возглавлял, о проведенных операциях, об их кредо и дисциплине. И хотя само движение было представлено разрозненными группировками, они все придерживались особой генеральной линии.
Женщин они внедряли в лагеря беженцев, больницы, детские центры, где те собирали необходимую информацию, после чего устраивался налет. Часто, слишком часто женщины становились первыми жертвами – как свои, так и чужие.
Захватить детей, остальных убить, и чем больше, тем лучше. Как только дети и транспорт захвачены, они пускались в бега.
Наконец Ева решила устроить небольшой перерыв и, взяв кофе, направилась в кабинет к Рорку.
– Я тут кое-что нарыл, – сообщил он, не поднимая глаз, – причем кое-что весьма любопытное. Хотя и не до конца.
– Я лишь на минутку. Устала.
Рорк оторвал глаза от монитора и посмотрел на нее. Сколько раз он видел ее стоящей рядом с горой окровавленных трупов, спокойно взирающей на реки крови, изуродованные тела. Но даже железной выдержке есть предел.
– Рассказывай.
Она рассказала, потому что так было легче.
– Скрывшись с места преступления и вновь объединившись в ячейки, они начинали обрабатывать детей, которых им удавалось похитить. Самых маленьких, кому еще не было четырех, они подкупали подачками – конфетами, игрушками. Тех, что постарше или самых упрямых, пытались сломить болью и депривацией. Лишали пищи и света, затем следовали бесконечные побои. Кое-кому удавалось бежать. Но таких были единицы. Некоторые не выдерживали и умирали – таких было гораздо больше. Я читала допросы детей, которых удалось спасти. Как только над ними не издевались: физически, сексуально, эмоционально. Били, насиловали, пытались задобрить подарками, затем – если ребенок отказывался забыть родных, отказывался признать в качестве своей новой семьи культ Красного Коня, не поддавался промывке мозгов – снова следовали унижения и издевательства.
– Они истязали детей?
– Да, во имя мстительного бога, которому поклонялись.
– Бог здесь ни при чем. Пытки – человеческое изобретение.
– Да, на это мы горазды, лишь бы сделать кому-то больно. Если у ребенка имелась семья, они угрожали убить мать или отца, если те отказывались отдать ребенка добровольно. Или же говорили ребенку, что теперь он сирота, его родителей больше нет в живых. Или твердили, что родителям нет до него дела и потому его никто не станет искать.
– Такими методами на протяжении всей истории пытались деморализовать и сломить пленных, чтобы вынудить их пойти на сотрудничество.
– Это даже хуже, чем было со мной.
Ей хотелось расхаживать из угла в угол, чтобы выпустить пар. Но поскольку ей нужна была вся энергия, каков бы ни был ее источник, она осталась стоять и лишь слегка покачивалась на пятках.
– Эти дети лишились семьи, родных и близких, либо были нагло похищены, а затем подверглись истязаниям и промывке мозгов. Тех, что постарше и посильнее, использовали в качестве бесплатной рабочей силы. Девочек с определенного возраста принуждали к сексу с кем-нибудь из мальчиков. Проводились ритуалы, от которых волосы встают дыбом, этакие извращенные черные мессы, и детей заставляли смотреть.
– Ты лучше сядь.
– Спасибо, я постою. Так мне легче. Невозможно работать, когда тебя душит ярость. Я обнаружила сведения о более чем тридцати случаях родов у похищенных девочек. Самой младшей было двенадцать. Нет, ты только подумай, всего двенадцать! Новорожденных у них, понятное дело, забирали и затем при первой же возможности вновь вынуждали беременеть. Когда одну из них, пятнадцати лет, удалось спасти, выяснилось, что она рожала уже трижды. Спустя полгода она наложила на себя руки. И она не единственная. Процент самоубийств среди похищенных детей младше восемнадцати лет зашкаливал, достигая пятнадцати процентов.
Ева глубоко вздохнула.
– Основной корпус сведений по беременностям и суициду я получила от Кэллендер и Тисдейл. Надин не смогла ничего раскопать, так как это закрытая информация. Я не уверена, что она известна источникам Саммерсета, либо они ее от него утаили.
– Нет, если бы он это знал, он бы наверняка нам сказал.
– Но почему это не сделали достоянием гласности? По идее, об этом нужно было кричать на каждом углу.
Наверно, чтобы не травмировать людей, подумал Рорк. Нормальному человеку больно представить себе те мерзости, что творились по отношению к похищенным детям. Но каково это было бы слышать тем, кто сам был таким ребенком, которого истязали и насиловали. Для таких это была бы сущая мука.
– Думаю, сыграл роль целый ряд факторов, – произнес он вслух, поднимаясь из-за стола. Шагнув к Еве, он потер ладонями ей руки, успокаивая и ее, и себя. – В те годы царила жуткая неразбериха, и правительства из благих побуждений пытались скрыть самые страшные истории. Ради жертв, ради их семей, чтобы они могли поскорее забыть этот ужас.
– Такое не забывается. Такое всегда остается перед глазами.
– Ты бы хотела, чтобы все узнали о том, через что тебе довелось пройти?
– Это мое личное дело, а не… – Ева снова вздохнула. – Ну хорошо, убедил. Пусть даже хотя бы отчасти. Но чтобы похоронить, засекретить, упрятать в архивы, причем не только здесь, но и в Европе! Везде, где похищения имели место. Это же титанический труд, упорство и уйма денег!
– Власти не сумели, да и при всем желании не смогли бы защитить детей от деструктивного культа, тем более что он был рассеян по всему миру. Такие вещи требуют колоссальных денег и невероятных усилий.
– Насколько мне известно, в Штатах тогда всем заправляло БВБ.
– Верно, и, просочись широкой публике сведения о неспособности властей защитить своих граждан, его могущество было бы в одночасье подорвано. В общем, я даже не знаю, что сказать.
– Но теперь они вынуждены делиться сведениями, пусть даже неполными.
– Похоже, что начальник Тисдейл серьезно взялся за наведение порядка в своем доме – по крайней мере, насколько это возможно.
– В таком случае ему придется вывезти из него немало пыли и грязи, – заметила Ева, а про себя добавила: «Впрочем, это не моя забота». Ладно, пойду к себе.
– Может, сначала вместе взглянем на прошлое Коллуэйя?
– Но ведь ты еще не закончил поиски.
– Ничего, кое-что уже есть.
– Не хочу примешивать к этому личные чувства. Но боюсь, что придется.
– Без этих самых чувств ты не была бы той, кто ты есть, ни копом, ни просто женщиной.
– Наверно, ты прав.
– Еще как прав! Ладно, давай лучше ближе к делу. – Рорк обнял Еву за талию. – Ради нас с тобой.
Она не стала спорить. Рорк стал для нее опорой в жизни. Дар, который она отказывалась воспринимать как само собой разумеющееся. Ей казалось, что она знала, что такое тьма, отчаяние, ужас. И вот теперь она сделала для себя открытие. Оказывается, есть люди, которые жили, работали, ели, спали, проходили через куда более страшные ужасы и потрясения, нежели она сама.
Оставалось лишь надеяться, что им тоже есть на кого опереться.
– Хорошо, – согласилась она и, слегка отстранившись, на миг взяла его лицо в свои ладони. – Коллуэй так Коллуэй.
– Основные факты ты знаешь сама. Родился в небольшом городке в Пенсильвании. Отец три года отдал армии, работал военным медиком, – докладывал Рорк, пока они вместе шагали к ней в кабинет. – Отслужив срочную службу, стал помощником врача. Женился. Родился сын. После чего шесть лет постоянно переезжали с места на место.
– Любопытно.
– Мать – домохозяйка. Целиком и полностью посвятила себя семье и дому. Сейчас родители живут в Арканзасе, в сельской глубинке, где у них ферма. До четырнадцати лет Коллуэй учился дома. Кстати, когда он был подростком, семья переезжала еще дважды, в результате чего он в старших классах трижды менял школу. Учился выше среднего, никаких серьезных нарушений дисциплины за ним не водилось. Официально.
– Это как понять?
– Я кое-что нарыл. Вначале учителя высказывали озабоченность по поводу его асоциального поведения. Не то чтобы он нарушал дисциплину, нет. Просто не участвовал в школьной жизни, не заводил друзей. Никакой инициативы – делал лишь то, что ему было сказано. Его пытались привлечь к внеклассным мероприятиям, и он в конце концов записался в секцию тенниса.
– Это не командный вид спорта.
– Здесь он снова был чуть выше среднего уровня, хотя, как отмечается, болезненно воспринимал любые проигрыши и ему не раз напоминали о важности уважения к сопернику. Впрочем, до драк дело не доходило.
– Что ж, это вписывается в профиль предполагаемого убийцы.
– В течение двух лет обучался в местном колледже, затем всеми правдами и неправдами сумел-таки поступить в университет Нью-Йорка. Изучал маркетинг и предпринимательство. Там же проявил способности к выдвижению идей. Однако презентации проводить толком не умел, равно как и участвовать в групповых проектах. По крайней мере, в самом начале. Со временем все же научился и в конце концов был принят на работу в компанию «Стивенсон и Рид». В целом отзывы о нем положительные: дисциплинирован, полон идей. Чуть ниже баллы коммуникативных навыков, умения проводить презентации, строить отношения с коллегами и клиентами. Тем не менее он продвигался выше, в основном благодаря упорству и дисциплине. Продвигался не слишком быстро, поскольку не обладал умением в выгодном свете преподнести продукт или хотя бы расположить к себе клиента.
По контрасту, – продолжил Рорк, – в отзывах в адрес Джозефа Кэттери неизменно отмечается его умение общаться с клиентами и способность работать в команде. Пусть у Ванна есть его шикарный кабинет, зато Кэттери недавно получил внушительную премию и был первым в очереди на повышение – как в должности, так и в окладе. Причем благодаря их совместному проекту с Коллуэйем. По сравнению с ним премия Коллуэйя была гораздо скромнее.
– Чем не мотив убрать Кэттери? Но на причину убрать десятки людей не тянет, – откликнулась Ева, расхаживая взад-вперед перед доской. – На религиозного фанатика он не похож. Книга «Откровения Иоанна Богослова» здесь явно ни при чем, как и похищение детей. Однако некоторые отдельные элементы культа Красного Коня присутствуют: перекладывание на женщин грязной работы, презрение к жизням невинных людей. Опять-таки, использование отравляющего вещества в качестве орудия массового убийства. Он берет на вооружение то, что ему нужно. И все же этого недостаточно.
– Еще одна любопытная деталь. Еще начиная с колледжа он раз в год непременно навещает родителей.
– Ты думаешь, им движет не любовь, а чувство долга?
– Пожалуй, да. Тем не менее в этом году он ездил в Арканзас четырежды. Насколько мне известно, состояние здоровья его родителей не внушает опасений. По данным врачей, серьезными заболеваниями они не страдают. В финансовом плане у них тоже все стабильно.
– То есть он за чем-то туда ездил. – Ева убрала за ухо настырную прядь. – За чем-то таким, что ему нужно, что он искал и нашел. Мне нужна дополнительная информация по его родителям.
– Я уже собрал сведения по отцу. Когда он женился на матери Коллуэйя, ему было уже под сорок. Ей – всего двадцать два.
– Большая разница. Не исключаю, что за этим что-то есть.
– В то время у него была небольшая частная практика по уходу за больными, и он приходил к ней домой, помогал ухаживать за больным отцом. Во время Городских войн ее папа служил в армии, был ранен и страдал от осложнений, вызванных ранениями, а также от депрессии. За несколько месяцев до того, как Рассел Коллуэй познакомился с Одри Хаббард, его жена погибла в дорожной аварии. Они поженились спустя несколько недель после смерти ее отца.
Ева подошла к компьютеру, на всякий случай сверить данные.
– В моем списке похищенных детей фамилии Хаббард не значится.
– Мать я еще не проработал, но надеюсь, что данные по ней скоро будут.
– А что у тебя есть насчет участия отца в Городских войнах?
– Он принимал участие в боях. Демобилизовался в чине капитана. Сведений о том, принимал ли он участие в операциях по ликвидации культа Красного Коня, нет. И я не знаю, будут ли.
– А мать его матери?
– Еще толком ничего не узнал. Дай мне время. Я вынужден продираться сквозь десятилетия и горы документов.
– А я отрываю тебя от работы. Кстати, спасибо. Я смогла заполнить кое-какие лакуны. Коллуэй по жизни одиночка, человек-остров, который болезненно воспринимает любую конкуренцию. Его мать в трудный момент жизни вышла замуж за мужчину едва не вдвое ее старше и выбрала для себя статус жены и матери. Вела дом, до известного возраста сама учила сына. Не отпускала его от себя. Частые переезды. Невозможность вырваться за пределы семейного круга, обзавестись друзьями. Слово отца, похоже, было законом для всех. Он меняет работу, срывает семью с насиженного места, главное, чтобы было так, как удобно ему. Деда с материнской стороны нет в живых. Сам Коллуэй, будучи взрослым, не поддерживает близких связей с родителями. Как вдруг в течение нескольких месяцев навещает их целых четыре раза. Здесь есть над чем поразмыслить. Жду от тебя новую информацию.
– Как прикажете, лейтенант.
Ева вернулась к работе. Добытые Рорком сведения она отправила для анализа доктору Мире, с просьбой выдать профиль как можно скорее. После чего вновь прошлась по именам, взвешивая самые разные версии.
Затем, движимая безотчетным порывом, запросила фото родителей Коллуэйя и долго всматривалась в их лица. После чего, слегка успокоившись и выпустив пар, взялась сравнивать с ними фотографии похищенных детей, состаривая их лица при помощи специальной компьютерной программы.
Она сделала себе еще кофе, но пить не стала. Кофеин был бессилен побороть владевшую ею усталость.
Как вдруг…
– Погоди.
– Что, Ева?
– Погоди. Мне кажется, я что-то нашла.
– Кстати, и я тоже.
– Посмотри и скажи, что ты думаешь по этому поводу.
Рорк подошел ближе и посмотрел на изображения на экране. В первом он узнал лицо матери Коллуэйя, а рядом с ним – компьютерный портрет.
– Похоже, что оба лица принадлежат одной и той же женщине. По крайней мере, сходство очень близкое. Разница лишь в цвете волос и прическе. Но лицо то же самое.
– Состаренный портрет принадлежит Карлин Макмиллон, похищенной в возрасте полутора лет. Не найдена. Но получается, что она была найдена Хаббардами и воспитана под именем Одри. Потому что вот она, черт возьми.
– Ее свидетельство о рождении подделка. Качественная, но все же подделка.
– Потому что она не дочь Хаббардов. Она – похищенный ребенок, который так и не был найден.
– Хаббард демобилизовался из армии и переехал из Англии в США с женой и четырехлетней дочерью. У его жены была сводная сестра, Джина Макмиллон. Я все еще копаю в этом направлении.
Джина и Уильям Макмиллон, которые значатся родителями Карлин, стали жертвами налета, во время которого был похищен их ребенок. Это уже ниточка, и она тянется к Мензини и Красному Коню. Для ареста этого явно недостаточно, зато достаточно, чтобы установить за ним слежку.
Ева снова подошла к демонстрационной доске.
– Ему стало известно, что его мать когда-то была похищена, и этот факт что-то привел в действие. Но откуда четырехлетней малышке могла стать известна формула? Что она вообще могла о ней знать? Возможно, Хаббард участвовал в облаве, во время которой был убит Мензини, или присутствовал при допросах. У них явно что-то есть – или было. И Коллуэй мотался туда-сюда, чтобы выудить у матери интересующие его сведения. Мне нужно поговорить с ней.
– Мы улетаем в Арканзас?
– Нет, я предпочитаю свою территорию. Думаю, Тисдейл сумеет нажать на нужные рычаги, чтобы мать Коллуэйя доставили сюда. Она наверняка сказала сыну то, что ей было известно. Скажет и нам.
– Тебе нужно поспать. Я поставлю запрос по ее сводной сестре в режим автопоиска. Нам обоим не повредит вздремнуть хотя бы пару часов. Тем более ты уже сделала все, что намечала на сегодняшний вечер, – добавил он, видя, как она колеблется. – Тебе нужно набраться сил к завтрашнему дню.
– Ты не ошибся. Я хочу передать данные Уитни. Пусть он уже сегодня вечером выделит пару людей для слежки за Коллуэйем. Не хотелось бы, чтобы он, пока я сплю, нанес удар по какой-нибудь круглосуточной забегаловке.
– Разумно. Давай, звони Уитни, а я тем временем приготовлю документы для брифинга. После чего – марш в постель.
– Договорились.
14
Во сне – и она знала, что это сон, – мир взрывался. Земля сотрясалась, и на востоке ночное небо лизали языки пламени – убийственно красные, ядовито-желтые, маслянисто-черные. Они напоминали кулаки, вскинутые в наполненный гарью воздух в угрожающем жесте.
«Бум-бум-бум», – гремели взрывы. – «Тра-та-та-та», – вторили им пулеметные очереди. Было время, давным-давно, подумалось ей, когда люди жили и умирали под эти звуки.
Теперь они изобрели иные способы уничтожения себе подобных. Но сейчас она была не в настоящем.
Каньоны и башни Нью-Йорка сотрясались от грохота войны. Вернее, Городских войн.
Сон, подумала Ева, всего лишь сон. И все равно, держа наготове пистолет, она осторожно спустилась вниз, на опустевшую улицу. Может, во сне вас и не убьют, но то, что во сне бывает больно – это точно. Сколько раз ей случалось просыпаться от фантомной боли, чтобы затем, невооруженной, опасливо бродить по собственному подсознанию.
Но иногда сны показывали то, что вам хотелось знать, то, что вы не узнавали в суете будней.
Она будет прислушиваться, будет вглядываться.
Остановившись рядом с распростертым на тротуаре телом, Ева присела, чтобы проверить пульс. И обнаружила перерезанное горло. Боже, еще один ребенок! – с ужасом подумала она. С убитого сняли ботинки и, похоже, куртку – если, конечно, он был в куртке, причем совсем недавно, потому что тело было еще теплым.
Она оставила его лежать на тротуаре – что ей оставалось, ведь это был всего лишь сон. Но оружие она на всякий случай проверила. К своему великому удивлению, Ева обнаружила, что это не ее табельный пистолет. Она тотчас узнала в нем револьвер 38-го калибра из коллекции Рорка. Убедилась, что револьвер заряжен, попробовала, насколько он тяжел.
И двинулась дальше.
Она шла мимо дверей и окон, темных, забитых досками, мимо выгоревших остовов машин. Все это, на основе фильмов того времени, создало для нее ее бессознательное пространство.
Вход в метро был перегорожен металлической сеткой. Ева поспешила обойти стороной его черную зияющую пасть. Уличные фонари – те, которые не были сломаны, – стояли темными. Светофоры мигали красным, красным, красным. Ей тотчас вспомнилась комната в Далласе, где она убила Ричарда Троя.
Сейчас не об этом, напомнила она себе. Не о ребенке, которым она когда-то была, а о женщине, в которую выросла. О том, что она делает со своей жизнью.
Она подошла к указателю – «Леонард и Уорт» и тотчас поняла, что это недалеко от того бара, в котором произошел первый теракт.
Возможно, ответ находится где-то рядом.
Она зашагала было на другую сторону, но, услышав стрельбу – на этот раз совсем рядом – и крики, бегом бросилась в их направлении.
Ева увидела грузовик – военный, бронированный – и пулеметчика на его крыше. Из здания, которое охранял грузовик, доносились стрельба и истошные крики. Дети, поняла она. Они приехали за детьми.
Она не стала долго раздумывать. Крепко зажав в руках пистолет, прицелилась в пулеметчика. По идее, он в бронежилете, и она прицелилась в голову. Так надежнее.
Ба-бах, и пулеметчик упал. Ева тотчас бросилась вперед и нырнула в тень домов. Она успела вовремя, потому что в следующую секунду из здания показались двое мужчин и две женщины, таща кричащих, упирающихся детей. Ева набрала полную грудь воздуха, прицелилась и выстрелила.
И с первого раза уложила обоих мужчин – то ли сказались часы, проведенные в тире с Рорком, то ли во сне тебе всегда сопутствует удача. Женщины бросились наутек. На руках у одной громко плакал младенец.
Нет, подумала Ева, пусть всего у одной и всего лишь во сне, но она должна спасти этого ребенка. И Ева бросилась вдогонку. Она даже не остановилась, чтобы взглянуть на сбившихся в кучку детей.
– Быстро назад в дом! Забаррикадируйте дверь и ждите меня, – бросила она на бегу.
И устремилась дальше.
Женщины разбежались в разные стороны. И Ева побежала за той, что уносила младенца.
– Стой! Нью-йоркская полиция! Кому говорят, стой! Или, клянусь Господом Богом, буду стрелять в спину!
Женщина остановилась и медленно обернулась.
– Это в твоем духе, – сказала она.
Ева с ужасом заглянула в лицо собственной матери. Из глубокой раны на шее Стеллы ручьями стекала кровь.
– Ты уже мертва.
– Нет, это только так кажется. Сколько раз ты должна убить меня, прежде чем наконец успокоишься?
– Тебя убил Маккуинн. Даже если я посажу тебя в клетку, ты все равно будешь дышать.
– Я была бы жива, не лезь ты в мою жизнь.
Она и не лезла. Впрочем, какой смысл объяснять. Даже в снах Стелла ни за что бы не стала ее слушать.
– Это старая песня. И она мне надоела. А пока отдай ребенка.
– С какой стати? Можно подумать, ты не знаешь, сколько дадут нужные люди за эту маленькую сучку. Мне ведь надо на что-то жить. Тебе не понять, каково нам здесь и сейчас. Это сущий ад. Я прошла сквозь него. Как, по-твоему, почему я стала такой, какая есть?
– Она тоже сквозь это прошла, – раздался рядом с Евой негромкий голос доктора Миры. – Как и многие другие. Ева, она сделала свой выбор, так же как и я свой. Как и ты. Ты сама это знаешь. Ее никто не принуждал. Это было ее собственное решение.
– Откуда ей это знать! Чертова шарлатанка в модных тряпках. Ей нужно одно – запудрить тебе мозги, как и всем им. Я же девять месяцев вынашивала тебя. Я произвела тебя на свет.
Мира даже не посмотрела в ее сторону:
– Ты знаешь правду, и ты знаешь ложь. Ты всегда их знала. Скажи мне правду.
– Я сделала себя сама.
– Верно. Ты сделала себя сама, причем вопреки ей. Она никогда не заботилась о твоем воспитании. Тогда зачем ты позволяешь ей манипулировать собой?
– Я больше не могу. Этому нужно положить конец.
– Вот и положи, – ответила Мира. – Положи этому конец. Сделай свой выбор.
– Положи ребенка, Стелла. И уходи. И держись от меня подальше.
– Ты меня не остановишь. Давай, вгони в меня пулю. Но я все равно вернусь. Кстати, может, мне стоит свернуть ей шею? Это так просто, косточки вон какие тонкие. Жаль, что я в свое время не свернула шею тебе. А ведь хотела. Какая гадкая ты была, вечно хныкала и орала, совсем как это создание.
– Вместо этого ты оставила меня с ним, чтобы он бил и насиловал ребенка, истязал всеми мыслимыми способами. Но, как видишь, я выжила.
– Убив нас обоих. Твои руки по-прежнему в крови. В крови Ричи. В моей крови.
– Ничего, с этим можно жить.
Так вот он, ответ. Она может с этим жить.
– Положи ребенка.
– Зачем она тебе?
Стелла положила руку на тонкую шейку.
Ева бросилась вперед. Ребенок вскрикнул.
– Дас!
Белла. Малышка Белла, дочь Мэвис.
В груди Евы клокотала ярость. Чувствуя, как из глаз текут слезы, она протянула вперед руку и прижала дуло ко лбу Стеллы.
– Отпусти ребенка, сука, или я вышибу тебе мозги.
– На кой ляд она тебе? Она не твоя.
– Они все мои. Мира, забери у нее ребенка.
– Разумеется. Иди ко мне, моя сладкая, – ответила та, забирая у Стеллы девочку. – Все хорошо, моя милая, – добавила она, легонько коснувшись губами детского лобика. – Ева не даст тебя в обиду.
– Подумаешь, еще одна сопливка. Там, где я ее взяла, таких не один десяток.
– Забудь. С тобой покончено.
В глазах Стеллы вспыхнул недобрый блеск.
– Что? Ты собралась меня пристрелить? – Она подняла руки. – Будешь стрелять в меня, безоружную?
– Нет, к чему мне убивать ту, что уже мертва. – Ева сунула пистолет в кобуру. Губы Стеллы растянулись в мерзкой улыбке. И тогда Ева вогнала кулак – вложив в удар всю свою злость, всю свою ненависть – ей в лицо. – Думаю, мне давно пора было это сделать.
Стелла лежала на тротуаре точно так же, как она лежала на полу в квартире Маккуинна. Кровь вокруг нее собралась в лужицу, которая в темноте ночи казалась почти черной.
– Можешь возвращаться сколько хочешь. И я снова тебе врежу.
– Молодчина! – похвалила ее доктор Мира.
– А где Белла? Где девочка?
– С ней все в порядке. Они все в безопасном месте. Тебе просто было нужно заступиться за кого-то невинного. Тебе легче постоять за них, чем за себя. Сегодня ты сделала и то, и другое. Я тобой горжусь.
– Я ударила мертвую женщину. Ты этим гордишься?
– Зачем же так буквально?
– Она еще вернется.
– И ты снова ей врежешь. Ты сильнее, чем она. Не только сегодня. Ты всегда была сильнее.
Мира взяла Еву за руку и посмотрела на зарево, полыхавшее в ночном небе.
– Это были страшные времена. Но именно тогда, а не в мирное время, появлялись как хорошие люди, так и плохие. Порой между ними почти нет разницы, за исключением выбора, который они делают. И тогда видно, кто перед нами – герой или злодей. Выбор – это самое главное. Так что будь внимательна.
– Чей выбор?
– Все началось здесь, ведь так? А теперь нам пора.
Ева проснулась; стало тепло и спокойно. Вокруг было темно. Никакой дрожи, никаких криков, грозящих расколоть череп. Пару секунд она просто лежала молча. Наверно, это был тихий сон, решила она, потому что Рорк спал рядом с ней сном младенца. А еще на ногах тяжелым грузом примостился кот.
И это никакой не кошмар, никакой не сон. И не окончательное решение. Скорее приближение к нему. Она еще подумает на эту тему – про выбор, который мы делаем, про то, с каким удовольствием врезала кулаком в лицо мертвой матери.
Ева затруднялась сказать, что это значит, что говорит о ней самой, но похоже, все не так уж и плохо.
Более того, с ее плеч как будто свалилось тяжкое бремя. Ей было легко на душе: она ощущала себя счастливой и окрыленной.
Ева поерзала по простыне, слегка приподнялась и присмотрелась. У нее не было привычки наблюдать за спящим Рорком. Да и как ей было за ним наблюдать, если он вставал раньше ее. Что до Евы, то сон чаще всего означал для нее блуждание по странным, тревожным видениям либо погружение в абсолютную бездну.
Боже, как мирно он спит. А как он красив во сне! Просто удивительно, как гены решили объединиться так, чтобы дать миру такую дивную красоту? Это даже несправедливо по отношению к остальной части населения.
С другой стороны, эта дивная красота теперь принадлежит ей. Остальное население обойдется.
– Спи, – пробормотал он, протягивая к ней руку. – Я здесь.
«Неужели он читает мои мысли», – подумала Ева, и в следующий миг он притянул ее к себе.