Заговор Тюдоров Гортнер Кристофер
С этими словами Елизавета распахнула плащ и, достав из кармана небольшой сверток, вручила его Кортни. Затем, вновь закутавшись в плащ, указала на заднюю дверь:
– Теперь позови своего слугу, и пусть проводит меня в мои покои. Вот-вот разболится голова, нужно отдохнуть.
В смятении я смотрел, как Кортни алчно прячет сверток под собственным плащом. Я стоял недвижно, словно парализованный, пытаясь осознать смысл того, что произошло на моих глазах, и почти не обратил внимания на третьего участника сцены, который появился из-за задней двери. Человек уверенно шагнул вперед, рука в перчатке поднялась, остановив Елизавету. Затем та же рука указала на место, где я затаился. Принцесса, недоуменно хмурясь, повернулась к Кортни. В этот миг я вспомнил слова Перегрина: «В черном плаще с капюшоном. Огромного роста. Лица я не смог разглядеть, но облик у него был недружественный».
Я окинул взглядом внушительную фигуру незнакомца, просторный плащ с капюшоном, который скрывал его с головы до пят, – и понял, что ошибался. Ренар не приставлял ко мне соглядатая. Тот, кто следил за мной в зале, кто сейчас стоял здесь, указывая на мое укрытие, был не кто иной, как наемник Кортни. Услышав, как граф изрыгнул ругательство, а Елизавета негромко вскрикнула, я развернулся и опрометью бросился тем же путем, каким пришел сюда. Собственный топот отдавался в моих ушах, точно раскаты грома.
В длинной галерее было темно, одинокий масляный факел, чадивший высоко на дальней стене, почти не давал света. Я задыхался, хватая ртом воздух. Очертя голову я нырнул в ближайшую оконную нишу и замер там, принуждая себя дышать через нос, чтобы не выдать своего присутствия.
Секунду спустя в галерее появился Кортни; за ним, набросив на голову капюшон, спешила Елизавета.
– Ты уверен? – взволнованно спросила она.
– Да, он был здесь! – Кортни вертелся на месте, ожесточенно вглядываясь в темноту галереи. – Клянусь всеми бесами преисподней, он подслушивал, а теперь удрал!
– О ком ты говоришь? – спросила Елизавета. – Я никого не видела.
В голосе Кортни зазвенела злоба:
– Тот самый выскочка, что в зале устроил целое представление, спасая пса Джейн Дормер! Он, должно быть, следил за нами.
Не дожидаясь ответа принцессы, он развернулся к своему подручному, который, заметно хромая, ковылял к ним с обнаженным кинжалом в руке. Судя по кинжалу, человек в черном был наемным солдатом.
– Кретин! – прошипел Кортни. – Ты должен был нас охранять!
Он замахнулся было на слугу, но Елизавета решительно встала между ними.
– Прекрати! – велела она. – Ты забыл, что сам приказал ему остаться снаружи, чтобы мы могли поговорить с глазу на глаз? Как он мог нас охранять?
– Жалкий сукин сын! – проворчал Кортни и ткнул пальцем в слугу. – Вернись в зал и найди его. Если он услышал достаточно, чтобы разболтать Ренару или, боже упаси, королеве, нам не придется ждать, когда Филипп Испанский отправит нас на костер. За него это сделает Мария.
Голос Кортни дрогнул, губы скривились, обнажая недобрый оскал:
– Я сам провожу ее высочество. Сделай то, за что я тебе плачу, и избавься от этого безродного щенка, прежде чем он все погубит!
У меня перехватило дыхание. Я услышал, как Елизавета вновь возразила; затем Кортни без церемоний повел принцессу прочь, и ее голос стих. В наступившей тишине я услышал неумолимо приближавшиеся шаги. Не стоило мне прятаться в первой попавшейся нише! Мое укрытие находилось как раз по дороге к залу, и подручный графа неизбежно должен был пройти мимо меня.
Я извлек из-за голенища кинжал, направив его острием вниз, чтобы лезвие случайно не отразило тусклый свет факела. Я не питал никаких иллюзий. Этакий верзила раздавит меня, глазом не моргнув, даже если мне как-то удастся увернуться от его клинка. И все же я был намерен стоять до конца. Если выйдет затянуть драку и поднять шум, у него не хватит времени меня прикончить. Вряд ли графу понравится, если его слуга окажется замешан в прилюдном убийстве…
Меня пробрал озноб, когда в нескольких дюймах от моего укрытия возникла уже знакомая черная тень. Вблизи человек оказался не так высок, как мне почудилось вначале, но достаточно, чтобы я пожалел об оставленной в комнате шпаге. Лица его я не видел – лишь безобразный нос, торчавший из-под капюшона. Время остановилось. Сердце мое грохотало, как кузнечный молот. Подручный Кортни остановился так близко, что я бы мог, протянув руку, дотронуться до его плаща. Голова в капюшоне медленно повернулась в мою сторону. Стиснув пальцы на рукояти кинжала, я приготовился нанести удар…
Человек в черном двинулся дальше.
Я задержал дыхание, все мое тело напряглось, изготовившись к смертельному броску. Происходило невероятное. Как он мог меня не увидеть? Не настолько уж здесь темно. Неужели он страдает ночной слепотой? Я не шевелился, слушая, как затихают вдали шаги. Быть может, он решил подкараулить жертву, притворившись, будто дает ей уйти. Едва я вынырну из укрытия, он рванет ко мне, точно бешеный бык, набросится сзади и задушит… но время шло, мучительно медленно тянулись минута за минутой, и все было тихо. Я различал лишь шипение догорающего в настенном гнезде факела да невнятные звуки музыки и смех, доносящиеся из зала.
Наконец я осмелился выглянуть из оконной ниши. Галерея тянулась в темноту.
Ни души.
Я соскользнул с подоконника и, спрятав кинжал за голенище, поспешил к себе в комнату.
Перегрин ждал меня в компании Уриана, устроившегося на кровати. Горела сальная свеча. Когда я вошел, Уриан зарычал и тут же, узнав меня, завилял хвостом.
– Хороший пес.
Я нагнулся, ласково потрепал его по спине. Лишь сейчас, наконец добравшись до своей комнаты, я в полной мере осознал и прочувствовал все пережитое… и живот скрутило такой судорогой, что я думал, дело дойдет до рвоты.
– Ты нашел графа? – спросил Перегрин, и тут же глаза его округлились. – Выглядишь ужасно.
– Да уж, вечер выдался не из легких. – Я принялся расстегивать пояс. – Да, нашел, но потом едва не схватился с его подручным.
– Подручным?
– Похоже, тот, кто следил за мной в зале, – ублюдок, нанятый графом в телохранители.
Я стянул с себя камзол и провел растопыренными пальцами по влажным волосам. Несмотря на холод, я обливался потом, да еще, как обычно, где-то потерял берет. Перегрин, не говоря ни слова, взял мою одежду и аккуратно сложил.
– Не знаю, что за чертовщина здесь творится. Я видел, как ее высочество вручила Кортни какой-то сверток, и, судя по тому, как они вели разговор, судя по его словам, наш граф, что бы там ни происходило, замешан в этом по самую макушку и дело куда опаснее, чем мы себе представляли. – Я направился к сундуку. – Мне следовало бы отослать тебя.
– Отослать? – Перегрин возмущенно уставился на меня. – Куда отослать? В Хэтфилд?
– После того, что случилось сегодня вечером, так будет безопасней всего. Я не хочу рисковать твоей жизнью, а сейчас оставаться со мной рискованно. Ренар подозревает меня, а Кортни хочет моей смерти. Одно спасение: эти двое вряд ли сумеют сговориться.
– Так позволь тебе помочь! – взмолился Перегрин, шагнув ко мне. – Я знаю дворец как свои пять пальцев. Я могу разнюхивать все, что тебе понадобится. Один ты не справишься, тем более если дело такое опасное, как ты говоришь, а я…
Он осекся, увидев мое лицо, и упрямо сжал губы:
– Никуда я не поеду!
Я смерил его взглядом:
– Если я прикажу, поедешь.
– А если я не послушаюсь?
– Привяжу тебя к седлу твоей лошади и отправлю под охраной.
– В Хэтфилд? – Перегрин презрительно фыркнул. – Вот уж не думаю, разве что захочешь всем сообщить, откуда ты прибыл. К тому же я не могу вернуться в Хэтфилд. Я… дал слово Кейт.
Сердце мое болезненно сжалось.
– Дал слово?
– Да, и только поэтому она разрешила мне поехать с тобой. Я обещал ей, что буду за тобой присматривать. Только как же я могу за тобой присматривать, если ты мне не позволяешь?
– У тебя бы все равно ничего не вышло. Кейт не следовало брать с тебя такое обещание.
– Она и не брала. Я сам вызвался. – Перегрин повозил ногой по полу. – Как-то вечером я подслушал ее разговор с мистрис Эшли. В ее голосе была такая тревога. Она говорила, что опасность преследует принцессу, как проклятие, и что принцесса передает это проклятие всем, кто ей служит и хочет ее спасти. И больше всего опасность грозит тебе, потому что ты готов на все, только бы защитить принцессу.
– Кейт говорила все это тебе?
– Нет, не мне. Она даже не знала, что я все слышу. Я спрятался в кладовой. И потом, какое это имеет значение? Ведь Кейт права! Ты любишь принцессу, как никто другой.
Уриан заскулил, почуяв возникшую между нами напряженность. Я подошел к Перегрину и положил руку ему на плечо. Мальчик застыл.
– Перегрин, – сказал я, – посмотри на меня.
Он не подчинился, и тогда я взял его за подбородок и поднял лицо. Глаза Перегрина влажно блестели от слез.
– Это не так, – проговорил я. – Да, я люблю ее высочество и присягнул служить ей, но это совсем не та любовь, которую я испытываю к Кейт или к тебе. Вы – моя семья.
Я почувствовал укол совести оттого, что обманываю его. Я не мог объяснить, что моя служба принцессе скреплена не только присягой, что в наших жилах, хоть Елизавета о том и не знает, течет одна кровь. Мы с ней родня.
– Значит… я тебе как родной? – прошептал мальчик.
– Ты мне как брат. – Я ласково взъерошил его волосы. – А теперь вытри нос. Нет, не рукавом. Это же новый камзол, забыл?
Перегрин порылся у себя в сумке и добыл носовой платок; я сел на кровати и, почесывая Уриана за ухом, наблюдал, как мальчик вытирает лицо.
– Я передал Елизавете записку с просьбой о встрече завтра в конюшнях, – пояснил я, – но сегодня вечером мне показалось, будто она и так знала, что я здесь. Надеюсь, она сможет подробно рассказать, что затевает Кортни.
– А если нет? – отозвался Перегрин. – До сих пор она не больно-то откровенничала. Я имею в виду, никого не просила о помощи, хотя ей угрожала опасность.
Я замолк. Перегрин был прав. Елизавета сказала Кортни, что живет на краю пропасти, но никто из тех, кому она была дорога, – ни я, ни Кейт, ни мистрис Эшли, ни Сесил – не получил от нее ни единой просьбы о помощи. Я знал, что она горда и чрезмерно скрытна, но теперь знал также, что в деле замешан Роберт Дадли, а я не верил Роберту Дадли ни на грош.
Возможно ли, что Елизавета защищает того самого человека, который мог погубить ее?
– Если она не откроет правду, – продолжал Перегрин, – я помогу тебе добраться до Кортни.
– Что ты сказал?
Он затараторил, захлебываясь словами:
– Нынче утром, когда принцесса ушла из конюшен, мой приятель Тоби – помнишь, тот самый конюшенный мальчик, который рассказал мне, что она ездит кататься верхом с Кортни, – сообщил, что граф платит ему отдельно за то, чтобы по ночам для него держали наготове одного из дворцовых коней. Я мог бы узнать, зачем ему это понадобилось. Я хочу сказать, не всякий вельможа станет выезжать куда-то в глухую ночь, да еще на чужой лошади.
– Куда уж там, – отозвался я. – Этот Тоби воистину кладезь ценных сведений. Полагаю, он знает и то, каким швом подрубают Кортни нижние рубашки?
Перегрин одарил меня сердитым взглядом:
– А ты думал, конюшенные мальчики живут на те жалкие гроши, которые им платят, если платят вообще? Почти все они берутся за побочную работу всякий раз, когда подвернется подходящий случай. Я и сам так поступал. Лишняя пара монет зачастую дает возможность прилично поужинать, а не попрошайничать по обочинам вместе с нищими.
Я невольно поежился. Все это время я обращался с Перегрином как с легкомысленным мальчишкой, а он между тем испытал за свою короткую жизнь куда больше, чем я мог себе представить.
– Господи, какой же я осел! – пробормотал я вслух.
– Почем тебе знать, что такое остаться одному? – пожал плечами Перегрин.
Эти слова больно укололи меня, напомнив о моем собственном безрадостном детстве. Я хотел было сказать, что на самом деле очень даже хорошо знаю, каково это, но тут Перегрин снова заговорил:
– Ну так что, согласишься взять меня в помощники? Тебе нужна помощь, хоть ты нипочем не желаешь этого признать. В одиночку ты просто не справишься.
Мне с трудом верилось, что, едва унеся ноги от громилы-наемника, я всерьез помышляю, не принять ли помощь от щуплого мальчишки, – однако Перегрин был прав. Я понятия не имел, когда и каким образом подручный Кортни сможет до меня добраться, но в том, что рано или поздно это произойдет, сомневаться не приходилось. Я должен был первым достичь своей цели. В этом, быть может, мое единственное спасение. После сегодняшнего вечера я не мог надеяться на многое, в том числе на поддержку Елизаветы, особенно если ей есть что скрывать. Более того, я не мог убедить Перегрина вернуться в Хэтфилд. Мне пришлось бы связать его и заткнуть рот, да и то он ухитрился бы вернуться. Я знал выражение его лица. Он исполнен решимости служить мне, и уж лучше пусть служит с моего позволения. По крайней мере, я смогу за ним присмотреть.
– Мне это не по душе, – проворчал я, – но да, сейчас мне пригодится твоя помощь.
С этими словами я сунул руку в кошелек и бросил мальчику пару монет.
– Выясни все, что сможешь. И возьми вот это. – Я достал из-за голенища кинжал. – Не хочу, чтобы ты рыскал повсюду безоружным.
Перегрин с готовностью закивал, пряча кинжал и деньги в сумку.
– Но только ни слова другим конюшенным мальчикам. Я не хочу, чтобы…
Я осекся, увидев, как Перегрин выразительно закатил глаза. В этот миг я был безмерно счастлив иметь такого оруженосца.
– Вот теперь пора и поспать, – сказал я, посмеиваясь. – Утром мне предстоит встретиться с Ренаром, а тебе – уладить дельце с Тоби.
Перегрин ухмыльнулся и принялся устраивать на полу свое самодельное ложе. Когда он, раздевшись до рубашки, завернулся в плащ и улегся, я заметил, что не мешало бы добыть ему кровать, и задул свечу. Перегрин что-то согласно промычал в ответ.
Едва я успел улечься, как услышал его негромкое похрапывание. Он заснул глубоко и крепко, как спят только в юности, измотанные бурным днем.
Я лежал, невидяще глядя в темноту. Бурный день заново проходил перед моим мысленным взором россыпью обрывков, над которыми неизменным эхом звучали слова Перегрина: «Ты готов на все, только бы защитить принцессу».
Как бы ни хотелось мне это отрицать, я страшился, что так оно и есть.
Глава 7
Канцелярия Симона Ренара – если ее можно было так назвать – располагалась в самом конце северного крыла дворца, втиснутая между унылого вида заброшенным внутренним двором и наружной сторожкой, выходившей в парк. Помещение не было ни роскошным, ни даже благоустроенным – не такой я представлял канцелярию могущественного посла императора Карла V, посла, который защищал при английском дворе интересы Габсбургов. Вопреки моим представлениям, приемная, в которой трудились канцеляристы Ренара, пропахла дешевым свечным салом, застарелой пылью и плесенью. Во всех мыслимых углах громоздились ящики, битком набитые бумагами, и при взгляде на эти хлипкие рукотворные сооружения казалось, что они вот-вот с грохотом обвалятся на пол. За двумя столами, поставленными друг против друга, горбились угрюмые клерки, словно годами не видавшие солнца; оба держали в заляпанных чернилами руках одинаковые перья; они одинаково скривились, когда я сообщил, что у меня назначена встреча с послом.
– Подождите, – буркнул секретарь, ткнув пальцем на некое подобие табурета, почти целиком скрытого горой конторских книг.
Другой секретарь неспешно, можно сказать, с прохладцей поднялся с места, поплелся к кабинету, дважды стукнул, перед тем как войти, и прикрыл за собой скрипучую дверь.
Я остался стоять, держась как можно дальше от опасно накренившихся бумажных башен и учтиво улыбаясь канцеляристу. Тот кисло насупился и ниже склонился над столом. Его чуть более упитанный, но такой же желчный собрат-близнец минуту спустя вышел из кабинета и сказал:
– Оружие оставьте здесь.
Я отстегнул от пояса шпагу в ножнах и положил на его стол.
– Шпага стоит недешево, – заметил я. – Надеюсь, вы за ней присмотрите.
Клерк что-то буркнул в ответ. Интересно, что он подумал бы, если б узнал, что эта шпага когда-то принадлежала покойному королю Эдуарду, что она сделана из гибкой толедской стали и стоит целое состояние? Вполне вероятно, ему на это было бы наплевать. Моя персона столь мало интересовала его, что я без труда мог бы пронести под плащом аркебузу.
Я переступил порог и оказался в куда более опрятной комнате со стрельчатым окном, из которого открывался неясный вид на заснеженный парк. Пахло здесь приятно. Ренар, верно, пользовался для освещения восковыми свечами. Жаровня в углу источала живительное тепло.
– А, мастер Бичем!
Симон Ренар выступил из-за стола, заранее протянув руку. В который раз я отметил его необыкновенную уверенность в себе.
– Вы пунктуальны. Хорошо. Мне это нравится.
Ренар был весь в черном: камзол сшит из первоклассной шерсти, тонкая батистовая рубашка оторочена по воротнику кружевом явно испанской работы. Сейчас, когда он был без шляпы, я отметил, что его рыжевато-каштановые волосы на макушке начинают редеть, а высокий гладкий лоб прибавляет правильности чертам лица. Нынче утром он успел посетить цирюльника: я почуял слабый запах мыла, да и борода у него была подстрижена короче.
Посол указал мне на кресло, предложил вина, но я отказался.
– Слишком рано? – предположил он. – Вы не только пунктуальны, но и воздержанны. В высшей степени необычно для англичанина, уж простите мою прямолинейность.
– Милорд весьма любезен, – отозвался я.
И насторожился, глядя, как посол наливает себе в кубок строго отмеренную порцию вина, а затем разбавляет его водой. Он вел себя так, словно наш вчерашний нелицеприятный разговор не имел ни малейшего значения. Завидная черта – и в высшей степени красноречивая.
Такие люди ничего не забывают и не прощают.
Ренар подошел к окну.
– Какая безотрадная зима, – посетовал он и вздохнул. – Снег точно такой же, как в Кастилии, только здесь он более влажный и лежит дольше. Холод… холод промораживает меня до костей.
Я смотрел на него все так же прямо.
– Вы давно в Англии, милорд?
– Порой кажется, целую вечность.
Он вернулся к столу.
– На самом деле прошло чуть более восьми месяцев. До того я размещался в Париже, но моя жена и дети постоянно живут в Брюсселе. Я надеялся, что в этом году сумею их навестить, но, увы, – Ренар плавно обвел рукой большие, переплетенные в кожу записные книжки и стопки бумаг, лежавшие на его столе, – работе посла бесконечна.
Я нисколько не был обманут ни его сетованиями, ни небрежным упоминанием о личных обстоятельствах. Ренар назначил мне встречу вовсе не для того, чтобы поговорить о погоде либо тяжкой участи дипломатов.
– Зимы в Англии бывают суровы, – заметил я. – В этом году, говорят, может быть еще холоднее.
– Да, верно. Мне рассказывали, что Темза вот-вот покроется льдом. Слыхал, это редкость.
Все так же храня на лице улыбку, Ренар сел на место. К вину он до сих пор не притронулся.
Посол не спешил нарушать повисшее между нами молчание. Еще один профессиональный трюк из тех, которые с успехом применял Сесил. Молчание пробуждало у собеседника смутное беспокойство и тем самым могло подтолкнуть менее терпеливого человека первым начать разговор. На меня эта уловка не действовала. Точней говоря, уже не действовала.
Улыбка на губах Ренара погасла.
– После вашего ухода мы с ее величеством долго говорили о вас. Королева утверждает, что вам можно доверять.
Посол отставил кубок. Стало быть, он тоже склонен к воздержанию. Предлагая мне вино, он стремился либо проверить на деле мою умеренность в выпивке, либо развязать мне язык.
– Ее величество подробно рассказала мне обо всем, что вы совершили когда-то ради ее блага. Ваши действия выглядели в высшей степени впечатляюще, особенно если учесть, что вам они не сулили никакой явной выгоды.
– Явной выгоды – возможно, – отозвался я, – зато от них зависела моя плата.
– О да. Ее величество сказала, что вы – наемник, не имеющий личных предпочтений. Правда, это обстоятельство порождает естественный вопрос: почему вы решили действовать так, а не иначе? Нортумберленд к тому времени обладал полной властью в стране, и никто не сомневался, что он сумеет возвести на трон свою золовку Джейн Грей.
– Я этого не знал, – сказал я, и взгляд Ренара сделался острее. – Я не был посвящен в планы герцога. Меня наняли доставить письмо от совета, что я и сделал, а ее величество оказалась так добра, что, в свою очередь, наняла меня. Впрочем, вы, ваше превосходительство, наверняка уже все это проверили.
Ренар откинулся в кресле.
– К сожалению, нет. Ни один человек из совета не может припомнить, чтобы когда-нибудь видел вас, не говоря уж о том, чтобы нанимал.
– Потому что меня нанимал не совет. Это сделал Сесил. Да и в любом случае при таких обстоятельствах вряд ли кто-нибудь из членов совета пожелал бы вспомнить такого, как я.
Ренар неожиданно хохотнул:
– Не ожидал ничего подобного, но вы меня восхищаете. Должен признать, что, живя в Англии, помимо домашнего уюта, я острей всего чувствую нехватку интересных собеседников. В Париже увлекательная беседа столь же традиционное явление, как доброе вино. Здесь, увы, мне редко доводится встречать и то и другое; англичане слишком поглощены утомительными религиозными спорами. Никто, если можно так выразиться, не изъявляет желание скрестить со мной шпагу.
– Если только дело не касается споров о религии, – вставил я, и Ренар, поднеся к губам кубок, отпил вина.
Это показалось мне отрадным знаком. Мне удалось добиться того, чтобы Ренар если и не доверял мне, то, по крайней мере, был не прочь расслабиться в моем присутствии. Затем он проговорил:
– Так что же, мастер Бичем, скрестим шпаги?
Я позволил себе улыбнуться:
– Это входит в мои будущие обязанности?
– Простите?
– Если вы хотите знать, склонен ли я защищать преимущества одной веры перед другой, я отвечу – нет.
– У вас нет религиозных предпочтений? – изогнул бровь Ренар.
– Я этого не говорил. Я просто выбираю не защищать их. Как сказала ее величество, я – наемник. Мой девиз: «Служи тому, кто больше платит, а душа сама разберется».
Посол помолчал, разглядывая меня испытующе, но с подчеркнутой беспристрастностью. Меня осенило: Симон Ренар проверял мою пригодность к делу, которое для меня уже приготовил.
– Стало быть, можно сказать, что в вашем случае вера определяется толщиной кошелька нанимателя? – наконец осведомился он.
– Можно сказать и так, хотя я предпочел бы не предавать это огласке.
– Безусловно. Что в таком случае скажете вот об этой сумме? Для начала.
Он обмакнул перо в чернила, начертал на клочке бумаги несколько цифр и пододвинул клочок ко мне.
Я окинул взглядом написанное, нарочно помолчал с минуту и лишь затем сказал:
– Для начала весьма щедро. Впрочем, зависит от того, за что вы предлагаете такую плату. Я не привык сговариваться о цене прежде, чем узнаю, за какие услуги ее назначат.
– Разумеется. – Ренар вновь отхлебнул вина. – Как вы, вероятно, уже заметили по безмозглой парочке, которая торчит в моей приемной, мне и в самом деле необходим еще один клерк. И даже, по правде говоря, не один, однако вы во вчерашней беседе ясно дали понять ее величеству и мне, что прозябать в канцелярии вам не по вкусу. Что ж, я думаю, вам приятно будет узнать, что работу для вас выбрала ее величество.
У меня засосало под ложечкой.
– Выбрала? Для меня? Не могли бы вы, ваше превосходительство, выразиться яснее?
– Мог бы, хотя то, что я собираюсь сказать, должно остаться в строжайшей тайне. – Ренар помедлил, дождался моего кивка и продолжил: – Ее величество и я полагаем, что против нее существует заговор. Королева никогда не скрывала, что всемерно порицает ересь, завладевшую Англией, равно как не скрывала и своей решимости избавить страну от этой заразы. Однако же далеко не все члены королевского совета разделяют ее стремления. Противников королевы, естественно, меньшинство, но они тем не менее существуют. Я с некоторых пор пристально слежу за этой губительной деятельностью, однако до недавнего времени ее величество не желала признавать, что подданные могут умышлять против нее дурное.
Я отметил, что Ренар ни единым словом не упомянул принца Филиппа, хотя можно было не сомневаться: посол Габсбургов действует не только в интересах королевы Марии. И в самом деле, так называемая губительная деятельность вполне могла быть прямым откликом на намерение королевы взять в супруги принца-католика всего лишь через несколько месяцев после того, как сама взошла на престол.
– Но вы полагаете, что подданные ее величества и впрямь злоумышляют против нее? – осторожно осведомился я.
– Я не полагаю. Я знаю это. – Ренар положил руку на стол. – Враги королевы повсюду, даже здесь, при дворе! Они стремятся разрушить ее душевное равновесие и, если только удастся, свергнуть ее самое. Они готовы вогнать Англию в хаос ради вящей своей выгоды.
– Понимаю. Могу я уточнить, кто они, эти враги?
– Предлагаете мне назвать их поименно? – огрызнулся Ренар. – Знай я их имена, мы бы вряд ли нуждались в ваших услугах.
– Но вы же сказали, что с некоторых пор пристально следите за некой губительной деятельностью. Наверняка вам уже удалось обнаружить, кто к ней причастен.
Посол помолчал, разглядывая меня с таким видом, словно размышлял, не вышвырнуть ли меня за дверь. Наконец он резко проговорил:
– У меня, к несчастью, имеются только подозрения.
И опять сделал паузу, намеренно растягивая момент. Я ничем не выдал беспокойства, терпеливо ожидая продолжения, словно в запасе был весь день. Внезапно Ренар вскочил и отошел к окну. Стоя спиной ко мне, он проговорил:
– Если вы найдете этих изменников, щедрость ее величества будет безгранична. Не исключена официальная должность при дворе; быть может, титул и земли, если вы предпочитаете такую награду. Взамен, однако, доказательства измены должны быть неопровержимы. Меньшим она не удовлетворится.
– Похоже, моя преданность вызывает сомнения, – заметил я.
Ренар развернулся ко мне. Внешне его манеры ничуть не изменились, однако в голосе зазвучала неприкрытая угроза:
– Королева заявила, что доверяет вам. Само собой, я должен склониться перед ее мнением. И все же наемник, не отдающий предпочтения никакой вере, когда-то работавший на Сесила и провозглашающий готовность служить тому, кто больше заплатит… словом, вы наверняка понимаете, почему я обеспокоен.
– Безусловно. – Я учтиво склонил голову. – Благодарю, что уделили мне время. Я не желал бы послужить помехой вашим планам. Я готов поискать работу в другом месте и избавить вас от необходимости… беспокоиться.
С этими словами я поднялся, и Ренар не стал меня останавливать. Я направился к двери и уже взялся за щеколду, когда услыхал его голос:
– Ее величество желает, чтобы этим делом занялись вы, и никто другой. По сути, таково ее повеление.
Я судорожно сглотнул и вернулся в кресло. Мысли мои заметались. Значит, Мария все же не доверяет мне! Я угодил в смертельную западню. На сей раз она добьется, чтобы я доказал свою преданность, исполнив дело по ее выбору, – и все мои чувства подсказывали, что ее выбор не придется мне по вкусу.
Ренар молчал, дожидаясь, когда я в полной мере осознаю его слова. Наконец он сказал:
– Будь это в моей власти, я бы вас не нанял. Вы не из тех людей, которым можно доверить столь важное дело, и я сопротивлялся решению ее величества, сколько мог. Тем не менее она повелела, и я вынужден подчиняться.
Он выдержал паузу; следующие слова его были словно удар дубинки под дых:
– Подозреваемые, которыми вам по желанию королевы надлежит заняться, – это Эдвард Кортни, граф Девон, и принцесса Елизавета.
Рот наполнился горечью. Хоть я и ожидал чего-то подобного, но такие слова из уст Ренара наполнили меня ужасом… и подтвердили, что Сесил прав: Мария считается с мнением посла Габсбургов.
– Если вы знаете, кто ваши подозреваемые, – проговорил я, напрягшись в кресле всем телом, словно готовился к смертельному броску, – почему бы просто не арестовать и не допросить их?
Ренар раздраженно фыркнул:
– Королева доверчива. Она не желает думать плохо ни о ком, тем более о своей сестре и кузене. Она не станет действовать, пока не получит веские доказательства.
– И вы хотите, чтобы я…
– О нет. Вам никогда не удастся подобраться к принцессе Елизавете ближе, чем вчера вечером, в случае с той самой собачонкой. Она прячет свой истинный облик, как никто другой; она столь же недоверчива, сколь и хитра. Полагаю, принудить ее к откровенности можно было бы разве что на дыбе. – Ренар усмехнулся, да, неприкрыто усмехнулся при этих словах. – Но не можем же мы вздернуть на дыбу принцессу крови. И арестовать ее мы пока что не осмеливаемся: арест только спугнет ее сообщников, и те поменяют планы, чтобы избежать разоблачения.
– Сообщников? – эхом повторил я. – Вы полагаете, у нее есть сообщники?
– Да, как у всех изменников. И хотя принцессу Елизавету и графа Девона нельзя подвергнуть прямому допросу, если они замышляют измену – а я считаю, что это именно так, – очевидно, должны существовать некие вещественные доказательства их заговора. Нам нужны любые письма, которыми они могли обмениваться друг с другом или со своими подручными, а также сведения о датах и местах встреч. Именно это мне требуется от вас. И требуется до того, как заговорщики начнут действовать.
Он сделал многозначительную паузу.
– Королева может быть доверчива, мастер Бичем, но я – нет. На такой должности, как моя, доверчивость – непозволительная роскошь.
Я вынудил себя откинуться в кресле, обхватив ладонью подбородок. Елизавета однажды сказала мне, что Мария неспособна доверять и в этом унаследовала худшие черты их отца; теперь я понял, что она имела в виду. Дело не в том, что Мария не умеет доверять, а в том, что в нее легко заронить сомнения – сомнения, которые Ренар сейчас использует в своих целях.
Мария, однако, была и оставалась совестлива; она настояла на том, чтобы нанять меня, поскольку не хотела обречь свою сестру на гибель по одному только слову Ренара. Это обстоятельство принуждало его торопиться. Его планы касательно брака королевы не могли долго оставаться тайными, поскольку время было на исходе. Возмущение против помолвки Марии с испанским принцем грозило оказаться серьезней, нежели он ожидал. Если бы при дворе возникла открытая оппозиция этому решению, выделить Елизавету как главную причину противостояния было бы нелегко. Чтобы уничтожить принцессу, Ренару нужно было получить доказательство ее измены до того, как будет публично объявлено о помолвке королевы.
Это означало, что еще не все потеряно. Я еще мог переиграть посла.
– Что, если ничего так и не удастся найти? – уточнил я. – Опять же, прошу прощения за то, что указываю на очевидное, но когда речь идет о таких важных особах… думаю, вы понимаете мои опасения. Я забочусь о своей репутации, милорд, а принцесса Елизавета – наследница королевы.
Лицо Ренара похолодело.
– Я бы не торопился считать ее таковой. Существуют серьезные основания оспорить ее права на трон. Некоторые полагают, что Елизавета вовсе не является дочерью покойного короля. Сама королева втайне сомневается на сей счет. Она как-то призналась мне, что не видит в Елизавете никакого сходства с их общим отцом и видит слишком много сходства с распутницей, ее матерью.
Мои руки, вытянутые вдоль тела, незаметно сжались в кулаки. Будь мы в другой ситуации, я бы выбил мерзавцу зубы за беспочвенную хулу.
– Мне не по чину рассуждать о таких вещах, – собрав все силы, выговорил я, – но все-таки, если против принцессы Елизаветы не найдется веских доказательств, я бы не желал прослыть человеком, который пытался изобличить ее.
– И не прослывете, – заверил Ренар. – Как я уже сказал, дело сугубо секретное. О нем осведомлены только я и королева. Можете быть спокойны, ее величество не просила бы вас взяться за это поручение, если бы не была уверена в его исходе. Вы меня понимаете?
О да, еще как. Я понимал, что нисколько не застрахован от того, что Ренар прикажет убить меня, как только я доставлю искомое. Понимал я также, что, как бы посол ни прикрывался решением королевы, вся эта интрига – дело именно его рук. Он замыслил предать Англию во власть иностранной державы, устроив помолвку Марии с принцем Филиппом, и не успокоится до тех пор, пока не приведет Елизавету на плаху. Он безжалостен и смертельно опасен.
И мне предстоит победить его, чтобы спасти принцессу.
– Превосходно понимаю, милорд, – сказал я.
Ренар не шелохнулся, все так же вперяя в меня ледяной взгляд. Затем во мгновение ока лицо его изменилось и задышало притворным дружелюбием.
– Рад слышать, как, без сомнения, будет рада узнать об этом и ее величество. Полагаю, нет надобности добавлять, что вам надлежит пореже обращать на себя внимание публики – наподобие того, как вы это сделали прошлым вечером. Также если вы предоставите мне список расходов по делу, я позабочусь об их возмещении, хотя должен предупредить, что мои финансовые возможности не безграничны. Тем не менее я мог бы выделить кого-нибудь вам в помощь, если вы…
То ли Ренар играл со мной, то ли позабыл, с кем имеет дело. Неужели он впрямь думает, что я сам попрошу приставить ко мне шпиона?
Я поборол нестерпимое желание усмехнуться и сказал:
– Памятуя о деликатном свойстве поручения, я предпочитаю работать в одиночку. Впрочем, было бы недурно получить вперед треть обещанной платы. Да, и новый кинжал, если возможно. Прежний где-то затерялся.
Ренар начертал несколько строчек на бумаге, затем взял со стола серебряный колокольчик и позвонил. Вошел вперевалку упитанный клерк, вытирая руки о штаны и роняя крошки.
Читать бесплатно другие книги:
