Чудотворец наших времен. Святитель Иоанн, архиепископ Шанхайский и Сан-Францисский Солоницын Алексей
Еще вчера, войдя в собор, Иван испытал особенное чувство, которого не испытывал ранее. И в Москве Ирина водила его в разные церкви – чаще всего в тот храм, где служил батюшка, который и помог Ирине пристроить брата в эту поездку в Сан-Франциско.
Но в том храме – хотя и было все богато изукрашено, блестело золотом, иконостас до потолка, все своды в росписях, полы выложены мраморными узорами, – все же не ощущалось того благолепия, что здесь, в соборе.
Иван еще не разобрался, в чем именно заключено отличие, но сердце его уже откликнулось, застучало радостно и тревожно.
Он объяснил это тем, что предстоит крещение.
Отец Александр помог ему раздеться до пояса, закатать до щиколоток брюки.
Отец Владимир, которого настоятель благословил крестить Ивана, свершил чин оглашения.
Иван отрекся от сатаны и «от всех его дел и всех его ангелов, всего его служения и всей его гордыни».
Трижды твердо ответил священнику, что «сочетается со Христом».
«Символ веры» он прочел и ни разу не споткнулся.
Отец Владимир в белом облачении – строгий, торжественный, совсем не такой, каким сидел вчера с ними за одним столом в отеле, – был для Ивана кем-то вроде посланника небес. А может, так было на самом деле.
Позади священника светились дивные иконы Иоанна Предтечи, того, что крестил Самого Иисуса Христа; Богоматери; крылатого Ангела с меч ом, опущенным вниз.
И какое-то новое, ранее совсем неведомое чувство все сильнее завладевало Иваном.
После молитв отец Владимир, свершив помазанием маслом, окунул склоненную голову Ивана в купель.
– Крещается раб Божий Иоанн во имя Отца… Аминь, – и погрузил голову Ивана второй раз. – И Сына… Аминь. – И в третий раз опустил голову в купель. – И Святаго Духа…. Аминь.
Помазали Ивана миром, надели крест, приобретенный отцом Александром здесь, в соборе, и стал Иван Иоанном – православным христианином. Уже не по словам сестры Ирины, а по действительному крещению.
Поздравили Ивана все, кто был рядом. Хотели вернуться в отель, но Иван попросил отца Владимира:
– А можно остаться? Я хотел бы все получше рассмотреть. Очень красиво.
– Пожалуйста. Собор расписывал архимандрит Киприан, лучший наш иконописец, – отец Владимир перекрестился. – Теперь его нет с нами. Если хотите, я немного расскажу о нем.
Возражений не было, и отец Владимир повел гостей и иконе святых царских мучеников – ведь отец Киприан был первым, кто написал икону царя
Николая II и его семьи, ставшую канонической во всем православном мире.
Отец Киприан любил собирать грибы. Хорошо идти хвойным лесом теплым днем и чувствовать благодать Божью. Запахи трав, хвои, посвист птиц, игра света и тени меж высоких дерев, – что может быть лучше для покоя души?
А вот и светло-коричневая шляпка гриба виднеется под иголками. Отец Киприан пошевелил суковатой палкой, разгреб палые иголки. Целое семейство маслят открылось перед ним… Одни побольше – это папа с мамой, другие поменьше – это детки. Срезать грибы надо ножичком аккуратно, чтобы не повредить матицу. Это только нерадивые да неумелые вырывают грибы с корнем. Не знают, глупые, что тогда не будет здесь больше грибов. А срежешь аккуратно – снова приходи и бери дары леса. И маленькие детки подрастут – они же для вас, глупых, и растут.
Вообще-то они, грибы эти, не маслята. Это ведь не родные тверские леса. Рос отец Киприан в Бежецке, там впервые увидел лес, полюбил и речку небыструю – задумчивую Мологу, и приток ее – Остречину.
И лес там был не с такими корабельными соснами, как здесь, а с березками и кленами, елочками, под которыми и растут маслята.
Американские грибы тоже хороши на вкус, но как они называются, никто не знает. Да и грибы здесь не любят – только русские монахи их и собирают.
Отец Киприан дал каждому виду американских грибов свое название. Вот и гриб со шляпкой красной, в белых пятнах, очень даже хорош на вкус. Угостил одного монаха, а тот в ужасе: «Да это же мухомор!» – «А ты попробуй». – «Не буду». – «Ну и дурак. Мы с тобой в Америке, а не в России», – и стал есть гриб, похожий на мухомор. Тогда и монах решил попробовать гриб – и разохотился, поел с отменным аппетитом.
Да, не в Тверской губернии они, не в родном Бежецке на реке Мологе, а в деревне Джорданвилль, округ Херкимер, штат Нью-Йорк. Здесь Свято-Троицкий монастырь, теперь известный всему православному миру, в том числе и в России. Это Лавра русского православного зарубежья. Трудами монахов создана здесь и семинария, и издательство есть, и храм, вокруг которого и сплотились русские изгнанники. Налажена духовная жизнь, а отец Киприан, который теперь возведен в сан архимандрита, пишет иконы для храмов русского рассеяния – более всего для тех, что возводятся в Соединенных Штатах.
Теперь отцу Киприану предстоит расписывать Свято-Богородичный собор во имя иконы Ее «Всех скорбящих Радость» в Сан-Франциско. Не брался бы он за такое ответственное дело, стар уже, – да как откажешь архиепископу Антонию, который сам приезжал к нему в Свято-Троицкий монастырь?!
Грибы владыка ел с удовольствием. И смеялся, когда отец Киприан сказал, какие он этим американским грибам дал названия.
– Так ведь ты Пыжов, отче. Пусть грибы называются пыжиками, не рыжиками.
– Согласен, владыка.
Помолчал. Потом сказал прямо:
– Боюсь, сил у меня не хватит.
– Хватит. Я тебе хороших помощников приготовил. Говорю и знаю, что ты все прекрасно сделаешь. Собирайся, со мной и поедешь.
Сборы недолги у монахов – отправились в Сан-Франциско, и приступил отец Киприан к делу.
Владыке Антонию по душе была та древнерусская манера иконописи, которой следовал отец Киприан. Ведь реалистическая манера письма, пришедшая из Италии, не в силах передать той надмирности, божественности, какую несла в себе иконопись и изография, утвержденная на Руси преподобным Андреем Рублевым, Дионисием и Феофаном Греком. Их письмо давало ощущение света небесного, а итальянцы, при всей гениальности Рафаэля и Леонардо, все равно писали земные лица.
Отец Киприан пришел к такому же пониманию храмовой изографии, как и владыка, трудясь и в Париже, и в Словакии, где принял монашество, а потом и в Америке, когда уехал после долгих скитаний и лишений. За это время пришел к тому качеству храмовой росписи, когда за видимым есть и невидимое.
Духовная сила и помогла ему написать икону царственных мучеников, которых он так высоко чтил.
Он так расположил их на иконе, что они, как Ангелы Святой Троицы у преподобного Андрея Рублева, вместе создали единое, нераздельное целое.
В центр он поставил цесаревича, слева от него – княжну Марию, справа – Анастасию. За Марией он расположил Ольгу, за Анастасией – Татьяну. За Ольгой – государя, за Татьяной – государыню.
И такой завершенной, трепетно-цельной получилась икона, что тот, кто смотрел на нее, сразу понимал: это – одна семья, одна кровь, одно страдание и воскрешение. Все держат в руках кресты, все едины и нераздельны, – как едина и нераздельна Россия, за которую они отдали жизнь.
Как едино и нераздельно православие.
Эту же мысль отец Киприан развил, когда писал икону новомучеников и исповедников Российских.
Он так расположил их на иконе, что они, как Ангелы Святой Троицы у преподобного Андрея Рублева, вместе создали единое, нераздельное целое
Здесь также поставил в центр царскую семью. По обе стороны от нее – последних митрополитов и архиепископов Империи Российской, умученных и убитых безбожниками.
Это – претерпевшие до конца, жизнь положившие за Веру, Царя и Отечество.
Ряды их уходят в глубину, один ряд за другим. Стоят они твердо и неколебимо – воины Христовы, нераздельно слитые со своим государем и его семьей.
Убили его, не понимая, что убивают удерживающего, как сказано апостолом Павлом в послании к Солунянам:
«Ибо тайна беззакония уже в действии, только не совершится до тех пор, пока не будет взят от среды удерживающий теперь».
Отец Киприан трудился с утра до вечера, с вечера до утра.
Владыка часто приходил к нему, залезал на леса, утешая, ободряя, как только мог.
И помощники трудились с той же истовостью, что и их учитель.
И засиял храм небесной красотой.
И оказалось, что это частица святой Руси, чудом перенесенная сквозь время и пространство.
– Архимандрит Киприан расписал четырнадцать храмов в Европе, Америке, Канаде, – закончил свой рассказ отец Владимир. – Начинал он как живописец, писал акварелью, гуашью, маслом. Мог добиться известности как светский художник. В Париже он, например, расписал один из ресторанов на Монмартре. Был художником на фильме «Дон Кихот», где снимался Федор Шаляпин. Но скитаясь по Европе, уже в Словакии, где прожил довольно долго, он окончательно выбрал дорогу иконописца. И здесь, уже в Джорданвилле, в монастыре, служа у престола Божия более пятидесяти лет, написал самые лучшие свои иконы, создал в храмах лучшие свои фрески. Теперь он по праву считается лучшим изографом «русского зарубежья».
Более всего впечатление от икон и росписей отца Киприана произвело на «докрещеного» Ивана.
Он чему-то тихо улыбался, продолжая рассматривать стенопись собора.
«Теперь я знаю, чему мне надо учиться», – думал он.
О головной боли, которая мучила его, он забыл – навсегда.
Глава пятнадцатая
«Хотя я и умер – но я жив»
Проснулся Федор рано.
Он умылся и подошел к окну, раздернув шторы. Утренний туман густо лежал в воздухе. Виднелись лишь тени деревьев да силуэты машин, стоящих внизу, у отеля.
Федор знал, что в Сан-Франциско бывает сезон, когда туманы окутывают весь город каждый день. Но ведь это бывает осенью! А сегодня 19 июля, день памяти святителя. Сегодня в соборе будет служиться заупокойная литургия. Будет служиться молебен и читаться акафист, сложенный в память о святом имени его.
Федор вычитал правило ко святому причащению – и когда закрыл молитвослов, в дверь постучали.
– Хорошо, что вы встали рано, – приветствовал его отец Александр. – Придем в собор пораньше – мне вчера сказали, что прибыло много паломников.
Когда пришли в собор, оказалось, что там уже немало людей. Все же отец Александр поставил своих поближе к клиросу, а сам ушел в алтарь.
Федор обратил внимание, что на клиросах уже стоят певчие: слева расположились совсем юные певцы, справа – старшие. Все нарядно одеты, улыбчивы. По юным лицам видно, что многие стараются скрыть волнение, понимая торжественность момента.
Наверху уже собрались певчие соборного хора.
Теперь всем вместе можно вознести молитву о России, ее возвращении ко Господу. И о том, кто содействовал этому всей своей жизнью.
Русская Православная Церковь едина. Нет трагического разделения на Зарубежную Церковь – и Церковь Московского Патриархата. Закончились взаимные претензии и горечь разрыва. И святые, прославленные по обе стороны раздела, теперь едины. И едиными устами поется сегодня слава тому, кто жизнь положил, чтобы спасти души и жизни русских изгнанников, кто жил для них, неся свой Крест во имя всех и каждого, даже самого пропащего и умирающего.
Он стал русским Моисеем, который вывел свой народ из пленения, – не весь, конечно, но немалую его часть. И дал этим людям, которых на родине, захваченной безбожниками, уморили бы в лагерях, тюрьмах, расстреляли в подвалах, – дал им веру, возможность трудиться, жить и нести свет православия по всему миру. Ибо где бы ни оказывались русские люди – на плантациях Уругвая или пастбищах Аргентины, в шахтах Китая или за рулем такси в Париже, везде они спасались и объединялись вокруг церквей, которые сами строили и украшали. И самым дорогим, самым родным стал для русских изгнанников этот худенький человек, Божий избранник, которому Господь вручил дар чудотворения.
Если на торжество прославления святителя прибыло несколько тысяч человек со всего мира, то и сегодня собор не мог вместить всех желающих. И сегодня здесь молились паломники из Европы, Африки, Азии, Южной Америки. Их можно было узнать по лицам – белым, желтым, черным.
Предстоятель на Божественной литургии – митрополит. Вместе с ним – множество священников. Среди них и отец Александр, и другие московские священники, приехавшие сюда.
Торжество осеняют три чудотворные иконы Божией Матери: Курская Коренная; Иверская, мироточивая; и местная святыня – обновленная Владимирская.
Курская Коренная – главная святыня русских за рубежом. Она – «Одигитрия», что значит «Путеводительница». Она вывела и из Шанхая, и с острова Тубабао всех, кто оказался в изгнании. Когда владыка сидел на ступеньках вашингтонского Капитолия, молился именно Ей.
И Богородица услышала его.
Курская Коренная – главная святыня русских за рубежом. Когда владыка сидел на ступеньках вашингтонского Капитолия, молился именно Ей. И Богородица услышала его
Ибо Она – «Знамение», в сердце Ее – Богомладенец Христос, Спаситель и защита праведных.
Прямо в душу падают, как будто с неба, слова и звуки Херувимской песни:
«Иже Херувимы тайно образующе, и Животворящей Троице Трисвятую песнь припевающе…»
Это святой момент Великого входа.
Из алтаря выходит свеченосец со свечой в высоком подсвечнике.
За ним – диакон, он несет сосуд, называемый дискосом.
В руках у митрополита Чаша со Святыми Дарами.
Из алтаря один за другим торжественно выходят священники.
Не в эти ли святые минуты, когда молящиеся просят Вышние Силы помянуть их во Царствии Небесном, видели и в Шанхае, и в Париже, как владыка Иоанн оторвался от пола и воспарил в воздухе? Свидетельствуют, что святитель, оторвавшись от пола примерно на полметра, словно вознес Чашу ближе к небу..
Диакон сильным баритоном вдохновенно возглашает:
«Возлюбим друг друга, да единомыслием
исповемы…»
Это означает, что все единодушно, открыто исповедуют православную веру, – и в подтверждение этого мощно, едино с тремя хорами, народ начинает петь «Символ веры».
И Иван поет вместе со всеми, и слезы сами собой выступают у него на глазах.
«Верую во Единого Бога Отца, Вседержителя, Творца неба и земли, видимым же всем и невидимым…»
Отцу Александру выпало произнести возглас после того, как хор пропел «Милость мира». Он громко, вдохновенно произнес:
«Горе имеем сердца.»»
Это значит, что наши сердца устремлены к горнему, вышнему, ко Христу.
Алексей Иванович во время службы забывал земные заботы и тяготы, ненужные споры и дрязги. Потому и полюбил он ходить в церковь, что только здесь отстранялся и от упреков жены, и от детей, визиты которых к родителям все чаще сводились к просьбе дать денег. Алексей Иванович не жаден, берите, но что же вы о чем-нибудь высоком, духовном не можете даже помыслить?
Людмила Михайловна радовалась, что добралась сюда, в Сан-Франциско. Ну и пусть ей было плохо в самолете. Но ведь она преодолела такой путь! Через Тихий и Индийский океаны! Через Атлантику!
А ведь ей шестьдесят четыре года.
Нет, она просто прекрасно поступила, не послушавшись подруги в Сиднее. Вот она вернется и расскажет всем в своем храме, что она пережила здесь, в Сан-Франциско. А сын обнимет и скажет: «Какая же ты у меня молодец, мама!» И поцелует ее.
Митрополит протянул руку к престолу, указывая на дискос с агнцем и частицами просфор.
«Приимите, ядите, сие есть Тело Мое, еже за вы ломимое во оставление грехов…»
Потом указал на Чашу со Святыми Дарами.
«Пийте от нея вси, сия есть Кровь Моя Нового Завета, яже за вы и за многи изливаемая во оставление грехов…»
Не в этот ли момент прихожане храма в Гонконге явственно видели, как синее пламя в виде цветка, похожего на тюльпан, сошло в Чашу, когда владыка Иоанн вот так же стоял у престола?
Милош с непривычной ему умилительностью чувствовал, как к горлу подкатывают слезы. Он не был сентиментален, умел сдерживать себя даже в сложные моменты жизни. Но сейчас все более поддавался наплыву чувств.
Он не думал, что американцы так хорошо умеют петь и что русские, оказывается, не растеряли на чужбине ни своего языка, ни своих традиций.
Это особенно отчетливо увиделось сейчас, во время литургии. И торжественное богослужение, и такое количество людей, приехавших со всех концов света на общецерковное прославление владыки, которое уже состоялось в Москве, а теперь, в день памяти владыки, отмечается и здесь, в Сан-Франциско, и сама атмосфера праздника, которая была разлита в соборе, – все волновало Милоша.
И он тоже подумал о том, что хорошо сделал, приехав сюда.
Митрополит произносил молитву ко Святому Причастию:
«Вечери Твоея Тайныя днесь, Сыне Божий, причастника мя приими…»
С бьющимся сердцем шел, крестообразно сложив руки на груди, к Чаше Иван.
К первому своему причастию.
– Имя, – спросил митрополит.
– Иоанн, – твердо сказал Иван.
Митрополит чуть улыбнулся.
– Причащается раб Божий Иоанн Честнаго и Святаго Тела и Крови Господа и Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, во оставление грехов своих и в Жизнь Вечную.
Следом за Иваном причастился Федор. Он не мог не порадоваться за Ивана, видя его светлое чистое лицо и ясный, осмысленный взгляд.
«Хотя я и умер – но я жив», – вспомнились ему слова святителя.
Прощались как родные люди.
Обменялись почтовыми и электронными адресами, телефонами домашними и мобильными.
Людмила Михайловна улетала в Сидней, Алексей Иванович – в Париж. Он искренне сожалел, что новые друзья не могут погостить у него – Алексей Иванович располагал и загородным домом, а не только квартирой в Париже. Но у всех дома накопились неотложные дела.
Договорились, что встреча будет в Париже обязательно.
Федор Еремин, отец Александр, Милош и Иван летели одним самолетом – теперь беспосадочным рейсом прямо в Москву.
И когда наш, русский ««Ту» последнего поколения оторвался от земли и стал набирать высоту, отец Александр перекрестился и осенил крестом салон самолета.
И никто не сомневался, что полет до Москвы пройдет успешно. Потому что у каждого не только с собой находилась икона святителя, но был он и в сердце – живой, родной и любимый.
Невидимый, святитель Иоанн, чудотворец, летел по небу рядом с самолетом. Развевались по ветру его ряса, наметки клобука…
Летел он легко, свободно, рядом с громадой воздушного лайнера.
И неповторимая улыбка, теплая и ласковая, озаряла его лицо.
Краткая биография святителя Иоанна, архиепископа Шанхайского и Сан-Францисского, чудотворца
Архиепископ Иоанн (в миру Михаил Борисович Максимович).
4 (16) июня 1896, село Адамовка, Изюмский уезд, Харьковская губерния – 2 июля 1966, Сиэтл, США.
Епископ Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ); архиепископ Западно-Американский и Сан-Францисский.
Прославлен Русской Зарубежной Церковью в лике святителей 2 июля 1994; прославлен общецерковно Архиерейским Собором РПЦ 24 июня 2008 года (святитель Иоанн Шанхайский и Сан-Францисский, чудотворец).
Память совершается 19 июня (2 июля) по юлианскому календарю – день кончины; 29 сентября (12 октября) – обретение мощей.
От града земного к Граду Небесному
Биографический очерк о святителе Иоанне (Максимовиче), архиепископе Шанхайском и Сан-Францисском, чудотворце
В семье малороссийских дворян Бориса Ивановича и Глафиры Михайловны Максимовичей 4 июня 1896 года родился сын, в крещении названный Михаилом, – в память о предводителе сил небесных Архистратиге Михаиле.
Все здесь знаменательно – и родовые корни новорожденного, и имя, данное ему в святом крещении, и место его рождения.
Поэтому начнем наш очерк с расшифровки этих обстоятельств.
Род Максимовичей широко известен как в мирской, так и духовной жизни России и Украины, в то время именуемой Малороссией. В доказательство этого достаточно назвать первого ректора Киевского университета Михаила Александровича Максимовича (1804–1873) – русского ученого, историка, ботаника, этнографа, филолога, члена-корреспон-дента Императорской Санкт-Петербургской Академии наук.
А имя святителя Иоанна, митрополита Тобольского и всея Сибири, чудотворца (1651–1715) почитается во всем православном мире как имя великого просветителя-миссионера. Именно он проповедовал народам Сибири Христа, основал первую богословскую семинарию в России, был участником Русской духовной миссии в Китае, написал знаменитые богословские книги.
Теперь скажем о месте рождения святителя Иоанна, чье жизнеописание мы предприняли. Это село Адамовка Харьковской губернии, на юге Российской империи. Имение Максимовичей находилось в так называемой Голой Долине, которая, несмотря на столь суровое название, располагалась в местах дивной красоты по берегам реки Северский Донец.
Эта подробность приводится потому, что всего в восьми верстах от Адамовки располагался в меловых горах знаменитый Святогорский монастырь, имевший в то время более шестисот насельников. Среди них жили в пещерах отшельники, прославленные по всей Руси, монахи, соблюдавшие строгий афонский устав, иные подвижники православия.
Именно они и произвели на отрока Мишу неизгладимое впечатление – вместе с родителями, а чаще один, он ходил молиться в Святые Горы.
Эти места известны еще и тем, что именно здесь разворачивались исторические события, описанные в великом русском поэтическом эпосе «Слово о полку Игореве». Об этом редко кто вспоминает из биографов святителя – и напрасно. Ведь именно с принятием первых уроков святости от монахов Святой Горы душа Михаила приняла историческую судьбу Родины, России. Не мог впечатлительный отрок с чистой душой, горячим сердцем и острым умом не знать и не воспринять драматическую, горькую, но все равно светлую историю князя Игоря, в которой так чутко и сильно отозвалась судьба Отчизны.
А теперь, зная эти факты, можем ли мы удивляться, что отрок Михаил Максимович выбрал путь служения Богу; что он овладеет всеми основными европейскими языками, европейской ученостью, как его предок; и, как другой великий предок, станет таким же миссионером именно в Китае; будет проповедовать Христа и являть Его в своих деяниях и в Океании, а затем и в Европе, Северной и Южной Америке, – среди русских эмигрантов, рассеянных после революции по двадцати пяти странам, начиная от Уругвая и кончая Австралией?
Нет, как ни рассуждай, а отрицать, что в судьбе святителя Иоанна есть и родовая традиция святости, духовной высоты, учености и высочайшей образованности, что и место, где он возрос, способствовало этому – нельзя.
А если говорить на церковном языке, то выразить эту мысль можно просто и коротко: в судьбе владыки Иоанна ясно виден Промысл Божий.
Детство, отрочество, юность
Но чтобы раскрылись таланты, данные ему от рождения, душа отрока, а потом юноши обязана была трудиться. Таланты, по евангельской притче, рассказанной Спасителем, нельзя зарывать в землю, а надо их приумножать.
Так и поступал Миша Максимович. Его сестра Люба рассказывает, что Миша оловянных солдатиков обряжал в монашеские одежды, а крепости переделывал в монастыри и как бы совершал церковные службы. Полюбил собирать иконы. И когда им уже не хватило места в доме, а родители сказали, что это собирательство надо закончить, Миша попросил разрешения купить еще только одну икону. «Какую?» – спросили его. ««Всех святых, в земле Российской просиявших», – был ответ.
Не удивительно ли, что и сам он вошел в сонм русских святых, украсивших небесный свод?
Мальчиком он рос послушным, никогда не шел против воли родителей. В 11 лет они определили его в Полтавский кадетский корпус, и хотя он думал о духовном пути, но не ослушался родителей. Здоровьем он был слаб, роста невысокого, нередко болел. Но когда стал кадетом, закалял себя и физически, не прекращая читать духовные книги и ходить в церковь.
Биографы упоминают одну важную подробность его кадетских лет. На параде, посвященном 200-летию Полтавской битвы, кадет Максимович, в нарушение устава, проходя мимо церкви, снял шапку и перекрестился. Об этом доложили великому князю Константину Константиновичу, куратору кадетского корпуса. Но вместо взыскания великий князь похвалил юношу, а кадеты сменили насмешки на уважение к Михаилу.
По окончании кадетского корпуса, Миша хотел поступить в Киевскую духовную академию. Но родители настаивали, чтобы он поступил на юридический факультет Харьковского университета, и, послушания ради, он стал готовиться к карьере юриста.
Во время своей учебы в Харькове – в годы, когда созревает человек, – будущий святитель осознал весь смысл своего духовного воспитания. В то время как другие молодые люди отзывались о религии как о «бабушкиных сказках», он стал понимать, какая мудрость сокрыта в житиях святых по сравнению с университетским курсом.
Харьковская церковная жизнь содействовала начальным шагам юного Михаила по пути благочестия. В усыпальнице харьковского собора почивали мощи чудотворца архиепископа Мелетия (Леонтовича), который проводил ночи в молитве, стоя с поднятыми руками. Михаил полюбил этого святого и начал ему подражать в подвиге ночного бодрствования. Так постепенно у юного Михаила, стало зреть желание всецело посвятить себя Богу. В нем стали проявляться высокие духовные качества: воздержание и строгое отношение к себе, великое смирение и сострадание к страждущим.
О юноше, в котором уже тогда видна была устремленность к Богу, узнал митрополит Киевский и Галицкий Антоний (Храповицкий), будущий первоиерарх Русской Зарубежной Церкви. Он пожелал познакомиться с этим студентом., но по ряду причин отец Михаила, Борис Иванович, в то время предводитель дворянства одного из уездов Харьковской губернии, не смог привести сына на прием к владыке. Но однажды, когда владыка читал лекцию в помещении земского собрания, там оказался и Миша Максимович. Когда он подошел под благословение после лекции, стоявшие рядом сказали владыке, что это тот самый студент, которого он хотел видеть.
Так состоялась судьбоносная встреча.
Митрополит Антоний бывал и в доме Максимовичей. Все последующие годы, в том числе уже и в Белграде, семья Максимовичей духовно окормлялась у архипастыря. А по словам святителя Иоанна, владыка Антоний навсегда сделался руководителем его духовной жизни. Как относился святитель к митрополиту Антонию, видно из его записей:
«Близок митрополиту Антонию был каждый православный, какой бы он ни был народности и из какого бы ни был края. К каждому приходившему к нему за духовным советом он относился как к своему духовному сроднику: телесное родство перестало для него существовать после принятия им монашества. Всякому обращающемуся к нему за поддержкой и помощью он считал себя обязанным помочь как своему ближнему, отдавая нередко последнее, что имел, а сам испытывая подчас лишения».
После университета Михаил Максимович работал в харьковском суде. В это время у власти стоял гетман Скоропадский.
Вскоре Михаил прервал свою судебную практику.
Вся семья Максимовичей была предана православному царю, и молодой Михаил, естественно, не принял Февральской революции. На одном из приходских собраний предложили переплавить колокол – он один этому воспрепятствовал. С приходом большевиков Михаил Максимович был посажен в тюрьму, освобожден и опять посажен. Окончательно его освободили, когда убедились, что ему безразлично, где он находится, – в тюрьме или в другом месте. Он в буквальном смысле жил в другом мире и просто отказывался приспосабливаться к той действительности, которая управляет жизнью большинства людей, – он решил неколебимо следовать пути Божественного закона.
В России установилась большевистская власть. Остатки Белой армии вместе со множеством эмигрантов 19 ноября 1920 года покинули Крым. Сто двадцать шесть судов увезли 150 тысяч человек. Среди них – Михаил вместе со своей семьей.
Он никогда больше не увидит Россию. Но где бы он ни находился – в Австралии или на Филиппинах, в Китае или Уругвае, в Париже или Сан-Франциско, еще в десятках, а может, и сотнях городов и поселков, ни на один час, ни на одну минуту он не оставил свою Родину.
Она всегда жила в его сердце.
И всюду он молился о ней.
В Югославии
Недолго пробыв в Константинополе, семья Максимовичей перебирается в Белград. Сербский король Александр I принимает русских беженцев как братьев. В Белграде сосредотачиваются многие из лучших людей, изгнанных из России. Здесь оказывается и духовный наставник Михаила Максимовича – митрополит Антоний, который вскоре избирается главой Русской Зарубежной Церкви.
Сыновья Бориса Ивановича, а их было трое, поступают в Белградский университет. Один учится на техническом факультете и становится инженером, второй – на юридическом и потом служит в правоохранительных органах, а Михаил оканчивает богословский факультет. Живут бедно, и Михаил помогает родителям тем, что продает на улицах Белграда газеты. Его однокурсники вспоминают, как уставший Михаил приходил на лекции в грязных сапогах, садился на заднюю парту и слушал лекции в полудреме. Иногда казалось, что он вообще спит. Но стоило преподавателю поднять его и задать какой-нибудь вопрос по обсуждаемой теме, как Михаил отвечал не только правильно, но порой и с собственными глубокими комментариями. Правда, выговор у него был несколько невнятный из-за врожденного речевого дефекта.
Университет Михаил заканчивает блестяще. Его лекция ««Происхождение закона о престолонаследии в России» перерастает потом в книгу, которая имеет непреходящее значение и сегодня.
В 1924 году митрополит Антоний посвящает Михаила в чтецы Русской Церкви в Белграде. А 1926 год становится особенным в его духовной жизни – владыка, которого он так высоко почитает, постригает его в монахи. Это знаменательное событие происходит в Мильковском монастыре, известном своей древностью и многими святыми подвижниками. Митрополит Антоний нарекает Михаила именем Иоанн, в честь святого Иоанна Тобольского, его великого предка, и рукополагает в иеродиаконы.
Приняв постриг, отец Иоанн стал вести строгую подвижническую жизнь, никогда не давая себе послаблений. Помня об архиепископе Мелетии (Леонтовиче), жизнь которого произвела на него глубокое впечатление еще в Харькове, по примеру святого отец Иоанн решает никогда не спать на кровати, позволяя себе лишь краткий отдых в кресле или на стуле, засыпая на коленях после молитвы.
В 1926 году в день праздника Введения во храм Пресвятой Богородицы архиепископ Челябинский
Гавриил рукоположил иеродиакона Иоанна во священники.
С 1925 по 1927 годы иеромонах Иоанн был вероучителем в Сербской государственной высшей школе, а с 1929 по 1934 годы – учителем и наставником в сербской семинарии святого Иоанна Богослова, что в Битоле. Там он служил Божественную литургию на местных языках, греческом и македонском, для местных греческих и македонских общин, высоко его почитавших.
Город Битоль относился к Охридской епархии, находившейся в то время под управлением епископа Николая (Велимировича), «сербского Златоуста», известного проповедника, поэта, писателя, организатора народного религиозного движения. Он оказал благотворное влияние на молодого иеромонаха Иоанна и, как и митрополит Антоний, ценил и любил его. Не однажды слышали, как он говорил:
«Если хотите видеть живого святого, идите в Битоль к отцу Иоанну».
Семинарская молодежь не сразу открыла, что их преподаватель – необыкновенный человек. Но постепенно они узнали, что по ночам он почти не спит, тихо ходит по их спальне и покрывает одеялами тех, у кого они съехали, крестит их, молится. А в келье у него постель вообще не разбирается, что он на ней и не спит вовсе, а лишь дремлет в кресле. Умеет преподнести им сложные богословские истины на простом и понятном языке и знает так много, что может ответить на любой вопрос, который они зададут.
Полюбили его семинаристы еще и потому, что в общении с ними он был необычайно прост, а в трудную минуту готов был всегда прийти на помощь.
В 1934 году иеромонаха Иоанна решено было возвести в сан епископа. Об этом он не думал и даже не стремился стать церковным иерархом. Характерен рассказ одной его знакомой, когда та встретила его в белградском трамвае. Он сказал ей, что находится в городе по ошибке, – за ним послали вместо какого-то иеромонаха Иоанна, который должен быть посвящен во епископа Когда же она увидела его на следующий день, он сообщил, что ситуация сложилась хуже, чем он ожидал, – это именно его хотят сделать епископом. А когда он возразил, что это невозможно, потому что у него речевой дефект, из-за которого он не может говорить внятно, ему ответили, что пророк Моисей имел тот же недостаток.
Епископская хиротония состоялась 28 мая 1934 года. Владыка оказался последним из епископов, рукоположенных митрополитом Антонием. Лучше всего об отношении митрополита к владыке Иоанну говорит письмо, посланное архиепископу Димитрию на Дальний Восток, куда митрополиту предлагали переехать:
«Вместо себя – как мою собственную душу, как мое сердце, – посылаю вам епископа Иоанна.
Этот маленький тщедушный человек, с виду почти ребенок, – на деле зеркало аскетической твердости и строгости в наше время всеобщего духовного расслабления».
Владыка выехал из Европы и направился в Китай – он был назначен в Шанхайскую епархию.
В Китае и на Филиппинах
В Шанхай владыка Иоанн прибыл 21 ноября (по старому стилю) – на праздник Введения во храм Пресвятой Богородицы.
Напомним, что во священники он был возведен именно на этот же праздник. Забегая вперед, скажем, что он прибыл в Сан-Франциско тоже на этот же праздник, день в день.
Духовный смысл праздника Введения заключается в том, что Господь указал девочке Марии, трех лет от роду, ее Божественное предназначение. Она, поставленная на первую ступеньку храмовой лестницы, к удивлению родителей и священнослужителей, легко взбежала по ступенькам в храм, а тех было пятнадцать. Затем, к еще большему удивлению, первосвященник ввел ее в Святая святых, в помещение, куда только раз в году и только ему было разрешено входить.
Не правда ли, что и владыку Иоанна по Промыслу Божьему ввели во Храм служить всем русским, которые вынуждены были покинуть Родину, – а их, как вы уже знаете, было два миллиона? Чтобы не дать им погибнуть духовно и физически, где бы они ни были, – сначала в Китае, потом в Америке и по всему свету.
В Шанхае владыка находит недостроенный храм и нестроения во взаимоотношениях православных русских, греков, сербов. Зная языки, владыка служит на них, скоро овладевает и китайским, примиряя свою паству. Он берет за правило присутствовать на экзаменах во всех катехизаторских классах православных школ Шанхая. Уделяя большое внимание образованию, он в то же время своим примером показывает, как надо верить и служить Господу. Строительство храма завершается. Божественную литургию он служит каждый день, даже когда бывает нездоров. Известен случай, когда у него опухла нога и его уговаривали лечь в больницу, объясняя, что иначе грозит ампутация. Он пробыл в больнице всего день и снова оказался в храме. К удивлению врачей и прихожан, опухоль, грозившая гангреной, спала. «Чем вы вылечились?» – спросили его. «Молитвой», – был ответ.
И в самом деле, он показывал своим образом жизни, непрерывной молитвой и святой верой, что все подвластно Господу, если ты наполнил Им всю свою жизнь.
Он ведет себя странно, даже нелепо, по мнению некоторых. Например, часто ходит босой. Служит даже в сумасшедшем доме и в тюрьмах на простом столе, который покрывает чистой скатертью и на котором раскладывает затем богослужебные предметы. Но и сумасшедшие, и грабители слушают его, затихают, плачут и припадают к руке владыки.
Ночами владыка ходит по темным районам Шанхая. Идет война, голод, и китайцы порой от отчаяния выбрасывают новорожденных в мусорные баки. Владыка подбирает младенцев, несет в приют, созданный им при храме. Приют носит имя святителя Тихона Задонского, которого владыка особо почитает. Когда нет ни крошки хлеба, нечего есть, владыка запирается в своей келье и молится несколько часов с особым усердием.
И помощь приходит.
Вначале в приюте проживало восемь сирот, с годами приют стал давать убежище сотням детей, а в общей сложности через приют прошло полторы тысячи детей.
Десятки случаев исцеления тяжко больных зафиксированы документально. А сколько их осталось неизвестными! Ведь владыка не любил рассказывать о себе да и вообще считал, что факты его помощи больным и бедным не должны быть известны людям.
Из зафиксированных чудес, свершившихся по молитвам владыки, приведем лишь одно.
Читать бесплатно другие книги:
