Ослепительный оскал Макдональд Росс
– Все, что вы мне скажете, останется между нами.
Его яркие черные глаза исследовали мое лицо, двигаясь по нему медленно, как жуки.
– Почему же вы интересуетесь Чарли, раз уж вы заговорили об этом?
– Меня наняла компаньонка миссис Синглентон.
– Сильвия Трин? Она прелестное дитя, очень любит Чарльза, как мне кажется. Но я не понимаю...
– Она знает о блондинке?
– Да, я ей сказал. Я решил, что так будет лучше для него. Ни при каких обстоятельствах Чарльз не женился бы на Сильвии. Он не из породы мужей. Но я не сказал Сильвии, как долго тянулась эта история.
– Она говорила, что это произошло в последнее лето.
– Я оставил ее в этом заблуждении. На самом деле эта история длится уже лет семь-восемь. Чарльз представил ее мне в тот год, когда стал служить в воздушном флоте. Ее звали Бесс, фамилии я не знаю. Она была очень юная и совершенно восхитительная. Удивительные краски. Превосходна во всех отношениях, пока не открывала рот... Но я что-то разболтался. Однако он продолжал:
– У Чарльза всегда были пролетарские наклонности. То ли из-за этого, то ли вопреки этому, но любовь их была неподдельной. Дети были без ума друг от друга. Хотя мне не следовало бы говорить «дети». Она была не ребенок. Насколько я понимаю, она была уже замужем, и это устраивало Чарльза вдвойне.
Он задумчиво добавил:
– Возможно, ему следовало бы на ней жениться.
– Думаете, она его застрелила?
– У меня нет причин для такого предположения. Конечно, это возможно.
Семь лет – достаточный срок для молодой дамы, которая ждет, пока парень решится.
– Она была здесь в ночь исчезновения?
– Этого я не знаю. Свет в домике я видел, а ее не видел уже несколько недель. У меня создалось впечатление, что летом они приезжали сюда очень часто, почти каждый субботний вечер.
– А раньше?
Он прислонился к опечатанной двери и некоторое время размышлял, скрестив руки на груди.
– Их наезды сюда были не регулярными. Это я знаю. Впервые Бесс появилась летом 1943 года, именно тогда я с ней и познакомился. Мне захотелось ее написать. Чарльз оказался чрезмерным собственником, и больше не приглашал меня, когда она приезжала. После того лета я не видел ее до 1945 года, когда Чарльз демобилизовался. В последующие два-три года я довольно часто видел ее на расстоянии. Потом Чарльз вернулся в Гарвард осенью сорок восьмого, чтобы изучать юриспруденцию, и я не видел его вплоть до этой весны. Вполне возможно, что она уезжала туда вместе с ним. Я никогда не спрашивал его о ней.
– Почему?
– Он ревнив, как я уже сказал, и очень скрытен в отношении своих личных дел. Частично в этом виновата его мать. Миссис Синглентон относится к людям сурово, если не сказать больше.
– Так вы не знаете, откуда приехала эта женщина, куда поехала, что делала в Эройо-Бич и за кем замужем?
– Нет, не знаю.
– Вы можете ее описать?
– Если сумею подобрать слова. Она была юной Афродитой, Венерой Веласкеса с нордической головой.
– Попробуйте еще раз, мистер Уилдинг, только более простым языком.
– Нордическая Афродита, вышедшая из пены Балтийского моря.
На лице его сверкнула улыбка.
– Она была превосходна до тех пор, пока не открывала рта. Тогда, к прискорбию, становилось ясно, что училась она английскому в весьма варварской среде. Если только можно было назвать его английским.
– Значит, я так понял: она голубоглазая блондинка и не леди.
– С балтийскими голубыми глазами, – настаивал художник. – А волосы – светлая шелковистая пшеница. Пожалуй чересчур мелодраматично для серьезной картины, но я был бы счастлив писать ее обнаженной.
Глаза его загорелись.
– Но Чарльз не хотел об этом и слышать.
– Вы могли бы нарисовать ее по памяти? – спросил я.
– При желании смог бы.
Он подкинул комок земли, как мальчик-озорник.
– В общем-то, я уже годы не работал над человеческим материалом. Мое увлечение – чистое пространство, освещенное лучами разума природы, если только вы меня понимаете.
– Не понимаю.
– Во всяком случае, я никогда не эксплуатирую свое искусство и не позволю его эксплуатировать.
– Так, так. Очень возможно. Вы отстранились от времени. Возможно, что ваш друг сделал это еще более категорично. Но большая часть людей сошла бы со своих белых коней и помогла бы по мере сил.
Он подарил мне горький, утонувший в морщинах взгляд. Казалось, он собирался заплакать, но вместо этого он опять рассмеялся странно высоким смехом, непохожим на человеческий, на который каньон отозвался эхом, напоминающим крик чайки.
– Думаю, что вы правы, мистер Сагитариус. Поедемте ко мне, и я попытаюсь это сделать.
Через полчаса он вышел из своего дома, помахивая листком бумаги.
– Вот, пожалуйста, так достоверно, как только я смог. Это пастель, спрыснутая фиксатором, смотрите, не складывайте ее.
Я взял у него рисунок. Это был цветной эскиз лица молодой женщины. Ее светлые волосы были уложены короной вокруг головы. Глаза были яркие и непрозрачные, как эмаль. Уилдингу удалось передать ее красоту, но сейчас она была старше, чем на портрете.
Он видимо догадался, о чем я думал.
– Я нарисовал ее такой, какой увидел впервые. Это мое представление о ней. Сейчас она лет на шесть, на семь старше.
– К тому же, она изменила цвет волос.
– Так вы ее знаете?
– Не очень хорошо, но попытаюсь узнать получше.
Глава 17
Я поднялся по ступенькам дома доктора Беннинга и позвонил. Дыра в стекле, которую я проделал, была залатана картоном и пластырем. Доктор вышел к двери в рубашке с короткими рукавами и с незавязанным шнурком на ботинке. Непричесанные волосы торчали как увядшая трава вокруг розовой пустыни его макушки. Пока он не заговорил, у него был вид забитого жизнью старого человека. Но голос его был твердый и нетерпеливый.
– Чем могу служить? Это вы сидели вчера днем в приемной? – Я не по поводу болезни, доктор.
– А по какому? Я только что встал.
– Разве полиция еще не связалась с вами?
– Нет. А вы полицейский?
– Я частный детектив, работаю вместе с полицией.
Я показал ему удостоверение.
– Мы расследуем убийство цветной девушки по имени Люси Чампион. Вчера она была у вас на приеме.
– Вы за ней следили?
– Да.
– Может быть, вы скажете мне, почему?
А резком утреннем свете глаза его казались тусклыми и усталыми.
– Меня наняли.
– И теперь она мертва?
– Она ускользнула от меня. Когда я снова нашел ее вчера вечером, она лежала с перерезанным горлом.
– Странно, что вы не обратились ко мне раньше. Ведь она была моей пациенткой, и я был явно одним из последних, видевших ее живой.
– Вчера вечером я пытался это сделать. Разве ваша жена вам не говорила?
– У меня еще не было возможности поговорить с ней. Она нездорова. Вы зайдете? Если вы позволите мне закончить туалет, я буду рад помочь вам всем, чем могу.
Он провел меня в приемную. Я слышал, как его шаркающие шаги затихли на лестнице, ведущей на второй этаж. Через десять минут он спустился вниз, одетый в помятый синий костюм и свежевыбритый. Облокотившись о конторку в углу, он закурил сигарету и предложил мне.
– Спасибо, до завтрака я не курю.
– Очень глупо, что я сам это делаю, Хотя без конца предупреждаю своих пациентов о вреде курения на пустой желудок. Но так уж всегда бывает с нами, с докторами. Предупреждение – девиз современной медицины, но половина из нас все еще умирает раньше срока от непосильной работы. Врач, исцелись сам.
Беннинг профессиональным жестом провел по одежде.
– Кстати, о преждевременной смерти, – сказал я.
– Я что-то разболтался.
Его мимолетная улыбка еще хранила мальчишеское обаяние.
– Эта дурная привычка. Она у меня от старания установить контакт с пациентом. Теперь об этой пациентке, мисс Чампион. Вы сказали, мистер... Арчер... что ей перерезали горло?
– Моя фамилия Арчер, и ей действительно перерезали горло.
– Какого рода информацию вам хотелось бы от меня получить?
– Ваши наблюдения, личные и профессиональные. Вчера она впервые пришла к вам?
– Кажется, это было третье посещение. Я вынужден извиниться за состояние моей картотеки. Я обучался кое-как. А потом, очень многие пациенты приходят только по одному разу. Это часто случается в нашей практике. Я не всегда аккуратен в записях, если не считать кассовой книги. Но два ее посещения у меня записаны: одно в середине прошлой недели, как мне помнится, а другое неделей раньше.
– Кто вас ей рекомендовал?
– Ее хозяйка, миссис Неррис.
– Вы знакомы с миссис Неррис?
– Конечно. Она часто выполняла у меня работу сиделки. По-моему, Анна Неррис являет собой прекрасный тип негритянской женщины. Или темнокожей, как сказала бы она.
– Ее сына подозревают в убийстве.
– Алекса?
Он резко повернулся и ударился ногой о конторку.
– Но как можно его подозревать?
– Он был на месте происшествия. Когда его задержали, он впал в панику и убежал. Если его не схватили, он наверно еще в бегах.
– Даже если и так, неужели Алекса можно заподозрить?
– Я с вами согласен, но лейтенант Брейк – нет. Понимаете, Алекс находился с девушкой в интимных отношениях. Он собирался на ней жениться. – Разве она не была намного старше его?
– А сколько ей было лет?
– Я бы сказал, около двадцати пяти. Она была дипломированной медсестрой и имела за плечами несколько лет работы.
– А что такое с ней было?
С кончика потухшей сигареты упал столбик пепла. Он рассеянно растер его по ковру носком поношенного черного ботинка.
– С ней?
– От чего вы ее лечили?
– Собственно, ни от чего особенного, – ответил он после небольшой паузы. – У нее были боли в области кишечника, причиной которых, по-моему, были слабые клинические схватки. К сожалению, она знала о болезнях слишком много и слишком мало. Она вообразила, что у нее угрожающее заболевание. Конечно, ничего подобного у нее не было. Ничего более серьезного, чем легкое психическое расстройство. Вы понимаете меня?
– Стараюсь. Причиной ее симптомов были нервы.
– Этого я не говорил.
Беннингу не терпелось показать превосходство своих знаний.
– Причиной психических расстройств является сама личность, целиком. В нашем обществе негритянки, особенно с высокой квалификацией, как мисс Чампион, часто страдают всякого рода расстройствами, которые могут стать причиной неврозов. Сильная личность иногда преобразует зарождающийся невроз в чисто физические симптомы. Это, конечно, слишком грубое объяснение, но оно передает суть дела. Мисс Чампион была стеснена рамками своей жизни, если можно так выразиться, и вызванное этим расстройство проявилось в желудочных спазмах.
Он замолчал, переводя дыхание.
– Что она делала в Белла-сити?
– Я бы сам хотел это знать. Уверяла, что искала работу, но я не думаю, что она была зарегистрирована в Калифорнии. Мне было бы очень интересно узнать о ее социальном происхождении.
– Она родом из Детройта. Семья ее бедная и совершенно невежественная.
Это может вам помочь?
– Подобные сведения не много говорят о ее психической жизни, не так ли?
– Почему так важна ее психическая жизнь?
– Насколько я понял, страх болезни был не единственной ее фобией. У нее был другой страх, более глубокий и серьезный, и он проявлялся в различных формах. Я пытался объяснить ей это, заставить ее понять, но она оказалась неспособной к этому. Она уткнулась мне в плечо и расплакалась. Это лишь вызвало у нее ужас перед другими страхами.
– Чего она боялась?
Он актерским жестом простер руки.
– Трудно сказать. Я не психиатр, хотя и пытаюсь идти в ногу с современной наукой.
Он обвел взглядом свою убогую приемную и, повинуясь скрытой мысли, добавил:
– Этого нельзя требовать от врачей, живущих в заброшенных городах, подобных нашему.
– Ее страх был действительным или воображаемым?
– На этот вопрос я не могу ответить, не зная о ней большего.
Его глаза затуманились какой-то мыслью.
– Страх всегда субъективен. Основная проблема страха такова: уместен ли он и оправдан ли ситуацией. В данном случае, видимо, он был оправдан. Мисс Чампион считала, что за ней охотятся, что ее подстерегает смерть.
– Она сообщила вам какие-нибудь подробности?
– Нет. У меня не было времени завоевать ее доверие. Она даже не упоминала о этих докучливых страхах до своего последнего визита. Вы расследуете ее жизнь и смерть, мистер Арчер? За ней в самом деле охотились? Кто ее в конце концов настиг?
– Не знаю. Я сам за ней следил, но делал это плохо, и она попалась.
Если она так боялась, значит была причина убрать ее.
Затем я задал вопрос, который вовсе не хотел задавать:
– Вы не думаете, что она от страха могла совершить самоубийство?
Доктор принялся расхаживать взад и вперед по потертой дорожке, протянутой поверх ковра от одной двери до другой. Когда он остановился и посмотрел на меня, у него был совершенно больной вид.
– Буду с вами откровенен. Она очень беспокоила меня в этом смысле.
Вот почему я сделал все, на что был способен, чтобы ослабить ее страх.
– Вы решили, что у нее есть склонность к самоубийству?
– Я счел возможным такое предположение. Вот все, что я могу сказать.
Я не психиатр.
Он беспомощно развел руками.
– Характер раны допускает самоубийство?
– Для этого она слишком глубока. Хотя Брейк или коронер смогут ответить на этот вопрос лучше меня. И Брейк захочет получить ваши показания.
– Я готов дать их сейчас, если вы идете в участок.
Я сказал, что иду. Беннинг вышел в холл и взял шляпу. С покрытой головой он выглядел гораздо моложе, но не настолько красивым и состоятельным, чтобы быть мужем той женщины, на которой был женат.
Перед уходом он крикнул наверх:
– Я ухожу, Бесс. Тебе что-нибудь нужно?
Ответа не последовало.
Глава 18
Грязно-белый фасад здания муниципалитета отличался от окружающих его магазинов и офисов флагштоком без флага, торчавшем возле него среди выгоревшей травы. От находящейся за зданием стоянки машин отходила асфальтированная дорожка, ведущая к зеленой двери полицейского отдела. Беннинг, кисло улыбаясь, свернул к двери.
– Спуск в чистилище, – сказал он.
В коридоре с зелеными стенами несколько ламп в проволочных сетках раздраженно мигали под потолком. Пахло мастикой, страхом и дезинфекцией, бедностью и застарелым потом, а над всем этим – бормотание человеческих голосов. В дальнем полутемном углу, напротив двери с табличкой «дежурный сержант», на деревянной скамье у стены виднелась монументальная фигура. Она принадлежала крупной негритянке в черном. Волосы, выбивавшиеся из-под черной фетровой шляпы, цветом и видом напоминали стальную проволоку. Когда она обернулась и посмотрела на меня, я узнал ее.
Беннинг заговорил первым.
– Миссис Неррис! – воскликнул он и направился к ней с протянутыми руками.
Она приняла их, подняв к нему большое темное лицо.
– Я рада вас видеть, доктор.
В полумраке ее нос и подбородок казались черными камнями, отшлифованными многолетними дождями. Лишь полные мрачной скорби глаза были живыми.
– Алекса арестовали. Его обвиняют в убийстве.
– Это, должно быть, ошибка, – успокоил ее врач тихим голосом. – Я знаю, что он хороший мальчик.
– Он хороший мальчик, – повторила она и вопросительно посмотрела на меня.
– Это мистер Арчер, миссис Неррис. Он занимается этим делом. Мистер Арчер только что говорил мне, что считает Алекса невиновным.
– Благодарю вас, мистер Арчер. Очень рада с вами познакомиться.
– Когда его арестовали?
– Рано утром в пустыне. Он пытался уехать из Штатов, но машина сломалась. Он сделал такую глупость, решив бежать. Теперь его дела намного хуже.
– Вы наняли для него адвоката?
– Да, мистера Сантану. Он уехал в Сьеру на уикэнд, но его домоправительница связалась с ним.
– Сантана хороший человек, – сказал Беннинг. Потрепав ее по плечу, он двинулся к двери комнаты сержанта.
– Я поговорю с Брейком и попытаюсь что-нибудь сделать для Алекса.
– Я знаю, что Алекс ваш хороший друг, доктор.
В ее словах звучала надежда, но спина и плечи покорно сгорбились. Заметив, что я намерен сесть рядом с ней, она подобрала полы пальто и подвинулась в сторону. Я сел на скамью, отполированная поверхность которой была испещрена инициалами.
– Вы знаете моего сына, мистер Арчер?
– Я немного поговорил с ним вчера вечером.
– И вы верите, что он невиновен?
– Да. Он, кажется, очень любил Люси.
Она с подозрением поджала толстые губы и спросила, понизив голос:
– Почему вы так думаете?
– Он сам мне сказал. К тому же, об этом свидетельствуют его действия.
Это заставило ее на некоторое время замолчать. Ее мягкая рука робко дотронулась до моей и вернулась на колено. Тонкое золотое обручальное кольцо так глубоко врезалось в палец, что его почти не было видно.
– Вы на нашей стороне, мистер Арчер?
– Я на стороне справедливости, если знаю, на чьей она стороне. Если не знаю, то я за побежденного.
– Мой сын не побежденный, – заметила она с внезапной вспышкой гордости.
– Боюсь, что именно так он и будет себя вести. Алексу могут предъявить обвинение в убийстве. Единственно возможный путь избежать этого – найти убийцу. И, может быть, вы сможете помочь мне в этом.
Я глубоко вздохнул.
– Я верю, что вы справедливый человек, мистер Арчер.
Я позволил ей остаться в этом убеждении.
– Я рада буду помочь вам, чем смогу, словом и делом, – продолжала она. – Вы сказали правду. Мой мальчик был без ума от этой женщины. Он хотел на ней жениться. Я приложила все силы, чтобы не допустить этого. Алексу всего девятнадцать лет, ему рано жениться. Я рассчитывала дать ему образование. Я пыталась внушить ему, что темнокожий человек без образования ничего не стоит в этой стране. И Люси была неподходящей для него женой. Она была старше его на пять-шесть лет и уже имела дурные привычки. Вчера я выставила ее из своего дома, и ее убили. Я сознаюсь, что сделала ошибку. Я страшно рассердилась на нее. Но она не нашла себе безопасного места. Если бы я знала о том, что с ней должно произойти, то предпочла бы оставить ее с нами.
– Вы не должны себя винить. Я думаю, что такой конец был неизбежен для нее.
– Вы так считаете?
– Она тащила на своих плечах какой-то непосильный груз.
– Мне тоже так казалось. Да, она боялась...
Миссис Неррис доверительно наклонилась ко мне.
– Я с самого начала чувствовала, что Люси принесет в дом несчастье.
Она родом из Детройта, а я сама жила там, когда Алекс был ребенком. Я все время боялась за Алекса, когда мы переезжали из города в город в годы депрессии, и вот вчера ко мне пришли и сказали, что она убита. Все, чего я опасалась, случилось здесь, в долине. И это после стольких лет работы и планов, когда я так старалась держать свое имя незапятнанным.
Глядя в ее глаза – глубокие темные колодцы, уходящие в глубокую тьму прошлого, – я не знал, что сказать ей в ответ.
– Я сама себя обманула, – проговорила она с вернувшейся силой. – Не о своем имени я заботилась, а об имени сына. Хотела вырваться из этих больших северных городов, поселиться подальше и воспитывать его таким, каким хотел бы видеть его отец. А теперь его арестовали.
– Где его отец? Было бы очень хорошо, если бы он был поблизости.
– Да, было бы хорошо. Отец Алекса погиб во время войны. Мистер Неррис был старшиной во флоте Соединенных Штатов!
Сила и аффект этого восклицания зажгли ее слова гордостью.
Я подождал немного и спросил:
– Когда Люси Чампион поселилась у вас?
– Она приехала на такси утром перед воскресной службой. Должно быть, это было две недели назад. По воскресеньям я не люблю заниматься делами, но как я могла дать ей от ворот поворот из-за своего упрямства? Приличные отели в этом городе для нее закрыты, а то, что сдается в наших домах, не годится и для собак. Она хорошо говорила и была хорошо одета. Сказала, что сейчас в отпуске и хочет остановиться в частном доме. Боковая комната пустовала у меня с весны, а с тех пор, как Алекс стал учиться в колледже, мне нужны деньги.
Она казалась мирной душой, хотя была нервной и робкой. Она почти не выходила из дома, только на ленч. Завтрак она готовила себе сама, а обедала с нами. Так мы договорились.
– У нее был хороший аппетит?
– Я бы сказала, что нет. Схватит что-нибудь как птичка. Раза два я спрашивала ее, может, моя еда ей не нравится, но она отвечала уклончиво.
– Она не говорила вам о какой-нибудь болезни?
– Никогда, мистер Арчер. Хотя, извините меня, говорила. У нее было что-то с желудком. Нервные боли.
– И вы послали ее к доктору Беннингу?