Пленница Седов Б.

Перед тем, как чуть-чуть приподняться и дотянуться до алюминиевой кружки, пришлось долго набираться решимости в предвкушении ослепительной вспышки боли. И эта вспышка не заставила себя ждать! Тамара застонала и лишь каким-то чудом сумела остаться в сознании. И даже отметить, что в кружке на этот раз не апельсиновый сок, а обычная вода.

«Больше не будет заботливого аксакала с пластиковой бутылочкой лимонада, — подумала она, поставив кружку на место и облегченно откидываясь на тоненькую подушку. — За мной теперь станут „ухаживать“ его андроиды, с одним из которых мне уже довелось познакомиться. Не будет больше тренажера „Айкон“, джакузи с розовой пеной и компьютера. Не будет даже надежды на то, что когда-нибудь заключение в подвале подойдет к концу, и я получу свободу.

Впереди меня ждет только смерть! И эта келья (шагов пять в длину, шага три в ширину) теперь уже вовсе не келья, а камера смертников. Вот только когда должен быть приведен в исполнение приговор?

Почему меня не прикончили сразу? Наверное, ждут, когда немного очухается хозяин, проведет со мной душеспасительную беседу о том, какая я неблагодарная сволочь, и исповедует перед смертью. Впрочем, он неверующий, а я некрещеная».

Тамара слезла с кровати и, скрипя зубами от боли, доползла до параши. Это отняло у нее остатки сил, и если их еще хватило на то, чтобы необходимое время продержаться над эмалированным ведром и кое-как вернуться к кровати, то залезть на нее Тамара уже не смогла. Так и свернулась калачиком на жестком холодном полу. И вновь потеряла сознание.

Прежде чем она обрела более или менее человеческий вид, прежде чем боль при малейшем движении перестала сжимать в адских тисках все ее тело, прежде чем сплошной синяк, который представляла ее спина, сперва пожелтел, а потом сошел вообще, минуло две недели. Все это время Тамара провела на узкой кровати, снедаемая навязчивыми мыслями о суициде. Отвлекалась она лишь на то, чтобы кое-как доползти до параши или, не чувствуя вкуса, заставить себя хлебнуть несколько ложек какой-то тюремной баланды. Жратву и кружку с водой приносили раз в сутки поочередно двое охранников — похожие друг на друга, как близнецы-братья, узколобые питекантропы с внушительной мышечной массой. Выдавить из любого из них хоть одно членораздельное слово казалось немыслимым делом. Да, впрочем, Тамара и не стремилась к общению с ними. Только однажды, уже на исходе второй недели, она прошептала:

— Какое сегодня число?

— Шестнадцатое, — не стал делать секрета из этого цирик.

— А что теперь будет со мной? — решила продолжить столь удачно завязавшуюся беседу Тамара.

— Скоро увидишь. — Двухметровый гигант звякнул крышкой параши и внимательно проинспектировал ее содержимое. Похоже, ему это занятие было куда более по душе, нежели болтовня с какой-то там девкой. — Уже очень скоро, — многозначительно добавил он и отправился выносить эмалированное ведро.

А Тамара подумала: «Чем скорее, тем лучше. — И, отвернувшись к стене, попыталась уснуть. — Эх, сейчас бы мне то снотворное, которое когда-то выдавал Монучар. Но к чему мечтать о неосуществимом. Лучше подумать о чем-то приятном. Например, о том, что моим мучениям в ближайшее время наступит конец — меня либо все-таки укокошат, либо я найду способ, как это сделать сама».

Время, проведенное в «камере смертников», Тамара теперь отмеряла посещениями охранников — по одному в сутки. По-прежнему получала кружку воды, четверть буханки черствого хлеба и миску безвкусной баланды, но в отличие от того, как было еще неделю назад, баланду теперь выхлебывала до дна, хлеб доедала до крошки и всё равно продолжала испытывать чувство голода. А хороший аппетит — признак выздоровления. Если приплюсовать к этому то, что моча утратила красный оттенок, а боль в отбитых почках напоминала о себе лишь от случая к случаю, можно было считать, что девушка после жестоких побоев отделалась лишь кратковременным расстройством здоровья.

20 января в камеру явились одновременно оба охранника. Тот, от которого за две недели девушка так и не услышала ни единого слова, остановился в дверях и молча задымил сигаретой; другой не смог устоять перед соблазном и привычно заглянул в эмалированное ведро. И лишь после этого обратил внимание на лежавшую на кровати Тамару.

— Поднимайся, пошли.

Тамара спустила ноги с кровати, обулась и послушно направилась к двери.

— Затуши сигарету. Не терплю табачного дыма, — бросила она питекантропу, и тот, не прекословя, плюнул в огромную, как лист лопуха, ладонь и загасил в ней окурок. — Так куда мне идти?

— В свою бывшую комнату. И учти, что на этот раз тебе в случае побега придется отлеживаться раза в три дольше. Это я тебе обещаю.

— Ни о каких побегах я даже не думала.

Хотя думала. Да еще как! Каждый день, каждый час, пока в конце концов не пришла к выводу, что думать об этом рано. Надо сначала окончательно прийти в себя после побоев, потом посмотреть, как будут развиваться события…

Один из охранников побряцал связкой ключей и распахнул дверь в Тамарины «апартаменты».

— Проходи. И включи свет, — отступил он в сторонку. — Да входи же ты наконец! Двигай поршнями! Или придать ускорение?

Чтобы переступить через порог, нашарить на стене выключатель, зажечь в комнате свет, пришлось сделать над собой усилие.

Такое ощущение, что она и не покидала «апартаментов» две недели назад, просто выключила компьютер, оделась, небрежно швырнула халат на тахту и отправилась прогуляться по японскому садику. Как обычно, разбросаны вокруг музыкального центра «компашки» (среди них какого-то дьявола делает бутылка шампанского), стопкой сложены около монитора дискеты, на полу возле тахгы лежит «Триумфальная арка» Ремарка, которую Тамара пыталась читать в новогоднюю ночь.

Словно ничего не произошло.

Но за спиной тяжело топтались два австралопитека. И при этом уже давно потеряли терпение.

— Проходи. Чего раскорячилась?.. Не туда! Прямо в ванную. Возьми только то, что тебе там пригодится. Полотенце. Смену белья. А то несет как от бомжихи!

Оказывается, ее привели сюда только затем, чтобы помылась. Потом, чтобы по-быстрому наложила косметику и оделась. А потом…

— А потом всё увидишь сама, — обнадежил Тамару охранник (тот, что поразговорчивее) и нахально ввалился в ванную следом за ней.

— Ты что, так и намерен торчать здесь, пока я буду под душем? — поразилась Тамара, на что питекантроп хладнокровно ответил:

— Шторку задвинешь.

— Тебя как зовут-то? — уже вытеревшись, натянув бельишко и накинув халат, спросила Тамара.

— Александр, — миролюбиво пробасил питекантроп. — Зови просто Саней.

— А второго?

— Виталий. Между прочим, разговаривать нам с тобой не положено.

— Понятно, — вздохнула Тамара и, отодвинув в сторону шторку, вылезла из джакузи.

Пока они с Александром были в ванной, Виталий, оказывается, без проблем влез в компьютер, откопал там какую-то простенькую «стрелялку» и увлеченно возил мышкой по коврику. Все б ничего, если бы за двадцать минут он не прокурил всю комнату, использовав в качестве пепельницы одно из кофейных блюдечек, которое отыскал в кухонном шкафчике.

— Я уже, кажется, говорила, что не переношу табачного дыма, — напомнила Тамара, и питекантроп поспешил затушить сигарету. Не отрываясь при этом от монитора и мышки.

«Быть может, со временем удастся наладить с ними какой-то контакт, — размышляла Тамара, сидя перед трюмо и укладывая волосы феном. — Хм, Тамара Андреевна… у тебя еще и не всё потеряно! Рано отчаиваться! Но сначала посмотрим, что будет сегодня…» — И девушка ослепительно улыбнулась сама себе в зеркало.

Если бы она была только способна представить, на что ей сегодня суждено посмотреть — а вернее, что испытать, — то улыбалась бы не столь жизнерадостно. Не улыбалась бы вообще!

Когда, наложив макияж, Тамара открыла комод и принялась выбирать себе платье, колготки и туфельки, Виталий вдруг оторвался от монитора и девушка впервые услышала его голос.

— Переодеваться не надо, — распорядился охранник и начал отключать компьютер. — Сойдет и халат. И тапочки.

— Но я хотела… — попробовала возразить Тамара, но Виталий оборвал ее на полуслове.

— В халате и тапочках, — прошипел он. — Пошли. — Он поднялся из-за стола и к неописуемому изумлению девушки извлек из-за пазухи два кожаных проклепанных напульсника, какие Тамаре когда-то доводилось видеть на запястьях «металлистов» и панков. На каждом из напульсников была закреплена блестящая цепь длиной приблизительно в метр. — Это затем, чтобы ты наверху не выкинула какой-нибудь фортель. Руки назад!

— Проще было надеть на меня наручники, — ухмыльнулась Тамара, но руки за спину завела без возражений.

Она не сомневалась, что суета с душем и макияжем — не что иное, как подготовка к встрече с хозяином. Но тогда почему ей не позволили отшлифовать до конца свой туалет — оставили в халате, который уже давно пора постирать, и потрепанных домашних тапочках? Чего они там еще замутили?

Ответа на этот вопрос Тамара найти так и не смогла…

…пока у нее на запястьях затягивали ремни… пока, покорно заведя руки за спину, она поднималась сперва из подвала, а потом на второй этаж дома, а позади нее бдительно бряцал цепями Виталий… пока, чувствуя себя окончательной дурой, пересекала, слава Богу, абсолютно безлюдную гостиную… пока Александр открывал оказавшуюся когда-то, во время побега, запертой дверь… пока девушка, войдя в нее, удивленным взглядом обводила большой тренажерный зал, физкультурному интерьеру которого вызывающе не соответствовала широкая кровать с высокими никелированными спинками…

…Пока Виталий не толкнул ее к этой кровати и не прошипел: «Ложись кверху брюхом», Тамара никак не могла сообразить, к чему весь этот спектакль с цепями и кожаными напульсниками.

А сообразив, ужаснулась! Остолбенела, не в силах отвести взгляд от этой жуткой кровати!

— Не поняла?!! — Ее опять грубо пихнули в спину.

— Ложись! Кверху брюхом!

— Зачем? — чуть слышно спросила она.

— Сейчас увидишь.

«Увижу?!! Ах вы ж узколобые похотливые твари! Так вот почему вы не лезли ко мне, когда я мылась под душем! Не сомневались, что все равно получите все, что пожелаете! И вот почему заставили переться сюда в одном лишь халатике! Халатик быстрее и легче сорвать. А напульсники с цепями — это же обычные садомазохистские прибамбасы. Правильно, негодяи?!! Вы собрались приковать меня к этой кровати и, прежде чем изнасиловать, отхлестать плеткой?!! Я это увижу?!!»

— Нет, не увижу! Хоть убивайте, не лягу!!! Перетопчетесь, твари!!! — ненавидяще процедила Тамара.

И приготовилась к отчаянному (последнему) бою, хотя понимала, что оказать хоть какое-то сопротивление насильникам не в состоянии. Шансов против них — ноль. Но безропотно позволить делать с собой все, что угодно, и даже не двинуть при этом хоть одному мерзавцу по яйцам, даже не попытаться прокусить хоть кому-нибудь из них руку — вот уж нет! И пусть потом будет что будет!

Тамара стряхнула с ноги тапочек, резко развернулась и попыталась пяткой заехать стоявшему сбоку Сане в коленную чашечку… Проявив удивительную для питекантропа реакцию, охранник отодвинул в сторону тумбочку-ногу и хихикнул:

— Еще!

Но выполнить его идиотскую просьбу девушка не успела. В следующее мгновение, вскрикнув от нестерпимой боли в вывернутых плечевых суставах, она, как на дыбе, буквально повисла на двух блестящих цепочках, намотанных на гигантский кулак Виталия.

— О-о-ой!!! А-а-а!!! Отпусти-и-и!!! Я лягу!!! Ля-гу-у-у!!! А-а-а!!! Отпусти-и-и-и-и-и!!!

— Хм, — Виталий немного опустил руку, и Тамара смогла чуть-чуть разогнуться. — Говоришь, ляжешь? Сань, двинь ей раза в больную бочину. Чтобы больше не рыпалась.

Удивительно, но они ее даже не облапали, не говоря о чем-либо большем. Деловито привязали руки и ноги к спинкам кровати, пожелали на прощание веселого вечера и удалились!

«И как я могла о них так плохо подумать? — поморщилась от постепенно утихающей боли Тамара. — Что они приковали меня к этой дурацкой кровати для собственных нужд? Не-е-ет! Им это не требуется. Они еще не достигли того уровня умственного развития, чтобы думать о сексе. Им даже не известно, придуркам, что означает понятие „садо-мазо“, хотя для обоих ничего нет приятнее, чем засадить кулаком беззащитной девчонке по почкам. И где только грузин откопал таких редкостных идиотов? И, кстати, когда он объявится сам?»

…Лежать пришлось долго. Настолько долго, что затекли до бесчувствия руки и ноги, туго перетянутые ремнями, а вроде бы уже отступившая боль во вновь отбитом боку опять начала настойчиво давать знать о себе.

Наконец в тренажерный зал вернулись Александр и Виталий, с кривыми ухмылочками остановились возле кровати. Тамара уж было решила, что сейчас они набросятся на нее, но очевидно, замысел Монучара был тоньше: психологически обработать девушку. Виталий ехидно поинтересовался: «Как оттянулась? По кайфу?» и принялся освобождать девушку из плена кровати.

Дальше все повторилось с точностью до наоборот: шутовское шествие через безлюдный второй этаж… «апартаменты» в подвале, где Виталий наконец снял с запястий напульсники… душ под надзором сидящего на корточках Сани…

— Насколько я понимаю, здесь остаться я теперь не смогу? — выйдя из ванной, для проформы, поинтересовалась Тамара, заранее зная, какой получит ответ.

— Без разрешения хозяина — нет, — ответил Виталий, со скоростью опытного телеграфиста кликая мышкой. Он вновь был с головой погружен в какую-то «стрелялку» для дошколят.

— Когда я смогу с ним побеседовать?

В ответ Виталий лишь раздраженно дернул плечами.

— Ладно, последний вопрос. — Тамара подняла с пола «Триумфальную арку». — Я хотя бы смогу кое-что отсюда забрать?

— Без разрешения хозяина — нет. Впрочем, книжку бери. А Монучару я передам, что ты хочешь с ним побеседовать, — пообещал Виталий, ловко расстреливая на экране монитора целый взвод коренастых злых гоблинов с большими дубинами.

«Что ж, хоть какая-то подвижка вперед, — тихо порадовалась Тамара. — Глядишь, и удастся попасть на прием к мафиози, чего-нибудь выгадать для себя из этой встречи. И начать все с нуля, в качестве финишной ленточки продолжая видеть только свободу».

Тамарино желание исполнилось уже на следующий день.

Отчасти.

Монучар заявился к ней на этот раз не один, а с охраной в лице Александра, который притащил с собой знакомое, уже когда-то висевшее в этой комнате бра, и несколько книжек.

— То, что я разрешил тебе здесь читать, можешь считать огромной уступкой с моей стороны, — не здороваясь, объявил грузин и уселся на единственный в комнате табурет. — Больше ни на какие снисхождения не рассчитывай.

Девушка сразу же поняла, что сегодня приставать к Монучару с просьбами — пустое занятие. Самое лучшее — помолчать. Еще лучше — попросить прощения, разреветься, раскаяться в том, что натворила. И ждать (может быть, месяц; может быть, два), когда генацвале остынет.

Но просить прощения она не желала. Плакать давно разучилась. А раскаиваться ей было не в чем.

Поэтому Тамара просто слушала, что ей говорит грузин.

— …Ты сломала мне челюсть, и две недели мне пришлось носить шину. Ты устроила мне сотрясение мозга, и на полмесяца я оказался выключенным из дел. Сикуха неумная, ты даже не представляешь, в какие огромные фишки мне это всё обошлось! Сперва я хотел отдать тебя на раздербан пацанам, чтобы они сначала тебя поставили на хор, а потом сожгли в кочегарке. Но все же решил оставить в живых. Только из жалости! Но больше не жди от меня ничего, кроме жратвы, этой хаты и нескольких книжек, чтобы не свихнулась со скуки. Впрочем, и хавчик, и хату, и чтиво ты будешь теперь отрабатывать. Сразу же объясняю, как. Позавчера уже был твой первый выход на работу. И учти, теперь подобные выходы будут происходить регулярно. У меня часто бывают гости, а этим гостям, когда выпивают, частенько хочется бабу. Раньше мне приходилось вызывать для них прошмандовок, теперь достаточно просто отправить пару быков в подвал за тобой. Вот такая у тебя перспектива, неблагодарная дрянь! Пока не износишься. Тогда тебя просто спишу и куплю себе новую ляльку.

Правда есть вариант… — Монучар замялся. — На тебя, кажется, есть покупатель. Но не надейся, что это как-то изменит твою жизнь к лучшему. Если сделка состоится и ты окажешься у другого хозяина, я тебе не завидую. Ты угодишь из огня да в полымя!

Теперь поняла, кто ты есть на самом деле, неблагодарная гадина? Я не собираюсь упрекать тебя в том, что ты этого не оценила, а возжелала чего-то несуразного. Свободы? Сорбонны? Что ж, на! Получи! Теперь я предоставляю тебе возможность убедиться на личном опыте, как живут подобные мокрощелки у многих моих знакомых. Одних купили, других подобрали, третьих заманили к себе, посулив им златые горы, компьютеры, образование, европонты, переспективы на будущее. За два с половиной года я тебя пальцем не тронул, я даже ни разу на тебя не прикрикнул, — другие же девки не отходят от побоев и синяков, ютятся в чуланах, по несколько лет живут нагишом. Теперь хоть отчасти ты испытаешь все это… — Монучар сделал эффектную паузу, — …если сделка, о которой я говорил, состоится. У тебя есть вопросы?

Тамара молчала. Даже если бы она и пожелала сейчас что-то сказать, то не смогла бы. От всего услышанного у нее в прямом смысле этого слова отнялся язык.

— Что же, я удовлетворен тем, что тебе все понятно. У меня всё равно больше нет времени, чтобы тратить его на тебя. — Монучар поднялся с табуретки и вышел.

Тамара прямо в халатике забралась под одеяло, придавила голову сверху подушкой. Она собиралась еще раз прокрутить в памяти все сказанное Манучаром, оценить весь кошмар того положения, в котором оказалась. Но думать об этом было страшно. Все мысли вытеснил отчаянный вопль: «Ну почему именно я такая несчастная?!! Почему это все происходит со мной, тогда как другие девушки живут тихой безбедной жизнью рядом с родителями, ходят в институты и школы, влюбляются, мечтают о том, как выйдут замуж, нарожают детей?!! И даже не представляют, что, может быть, в каком-то квартале от них в промозглом чулане трясется от холода и от страха избитая содержанка?!! Неужели подобное может быть в цивилизованной стране?!! Неужели подобное может быть в Санкт-Петербурге, центре мирового туризма, рядом с Эрмитажем, Екатерининским парком и фонтанами Петергофа?!!»

Весь вечер Тамара обдумывала способы самоубийства. Голодовку она отмела (все равно, накормят силой или через капельницу). Приняв это решение, девушка сразу же выхлебала баланду и съела до крошки пайку черствого хлеба.

Потом она долго перебирала в голове варианты: разбежаться и попытаться разбить себе голову об угол тумбочки; перегрызть или ниткой перепилить на запястье вены; разорвать простыню и пододеяльник, сделать веревку, один из ее концов привязать к спинке кровати, из другого соорудить петлю, встать на колени… Нет! Ни один из способов не сулил стопроцентного результата. И в конце концов Тамара пришла к решению, что как только выдастся такая возможность, она набросится на первого же из своих «клиентов», постарается искалечить, кастрировать, просто свернуть ему шею. Не получится с первым, так получится со вторым, не получится со вторым — значит, с третьим… пятым… десятым. Когда-нибудь кого-нибудь она крепко достанет! И пусть потом Монучар отдает свою содержанку на раздербан пацанам, чтобы они сначала ее поставили на хор, а потом сожгли в кочегарке.

«Все, решено! Так тому и быть!» — облегченно вздохнула Тамара, и сразу словно огромный булыжник свалился с души. Словно очнулась от кошмарного сна. Ожила! Она даже поднялась с кровати и провела коротенькую щадящую тренировку. Потом пролистала несколько книг, которые вчера принес Александр, остановила свой выбор на «Ставке на проигрыш» Дика Френсиса, включила бра и, подоткнув повыше подушку, постаралась отрешиться от всех насущных проблем.

Теперь ей только и оставалось, что валяться на кровати, читать книжки, и активно насколько это возможно в маленькой келье тренироваться, восстанавливать утраченную за три недели форму. Ведь скоро это может ей пригодиться.

Интересно, сколько осталось до следующего вызова в тренажерный зал на кровать с никелированными спинками?

Оказалось, что ровно неделя.

А еще оказалось, что на этот раз Тамару вызвали вовсе не в тренажерный зал и вовсе не в роли подстилки для кого-нибудь из гостей мафиози.

Опять явились за ней Александр и Виталий. Как и в прошлый раз, первым делом отконвоировали в «апартаменты», где Тамара приняла душ, высушила волосы, достала из ящичка набор косметики от Шанель… И вот тогда-то в, казалось бы, уже набравший разгон по уложенным в прошлый раз рельсам сценарий вдруг были внесены коррективы.

— Надень легкое платье и туфли, — распорядился Виталий, — и пошли. Нас уже ждут.

Тамара лишь пожала плечами, открыла комод и принялась подбирать туалет…

В комнате, в которую ее на этот раз привели, Тамаре однажды побывать уже довелось. Тогда, во время закончившегося провалом побега, она, провозившись с неизвестной конструкцией выключателя и наконец сумев включить свет, дальше порога не пошла. Окинула взглядом небольшой кабинет, решила, что ей здесь делать нечего, и отправилась восвояси.

На этот раз в кабинете хозяина ей пришлось задержаться подольше.

— Проходи, Тамара, встань вот здесь, на ковре. Вы, двое, останьтесь за дверью, — приказал охранникам Монучар. Он сидел за массивным рабочим столом, выставив перед собой дымящуюся сигару.

Напротив него расположились в креслах двое мужчин.

Один, лет пятидесяти, с коротко стриженными черными волосами, слегка тронутыми на висках сединой, и загорелой скуластой физиономией крутил между пальцами высокую ножку бокала с остатками какого-то золотистого напитка.

Второму на вид было лет двадцать пять. Симпатичный блондинчик с густыми девчоночьими ресницами, обрамляющими близоруко прищуренные голубые глаза, нога на ногу развалился в глубоком кресле. Несмотря на то, что парень сидел, было заметно, что ростом он не уступает Тамаре даже на ее высоченных титановых каблуках.

«Покупатели, — сообразила Тамара. — А я — товар, на который надо сперва посмотреть, прежде чем начинать обсуждать условия сделки.»

— Подойди ближе, — попросил тот, что постарше, и Тамара послушно шагнула к нему.

Покупатель допил свой золотистый напиток, поставил бокал на пол около кресла и из внутреннего кармана пиджака достал широкий бумажник. Раскрыл его, словно книжку, бросил взгляд сначала в него. Потом на Тамару. Снова в бумажник. Опять на Тамару.

«У него там фотография, — догадалась девушка. — И сейчас он меня с ней сравнивает. Наверное, я на кого-то очень похожа.»

— М-да… — задумчиво пробормотал покупатель и сунул бумажник обратно. — Никогда б не подумал… Что скажешь? — повернулся он к своему молодому спутнику.

— Ничего не скажу! Потому что нет слов!

— Я это заметила, — набравшись смелости, встряла в их разговор девушка. — Вы уставились на меня, как на инопланетянку.

— Абзац! — неожиданно пришел в восторг от ее слов белобрысый. От возбуждения он всем телом подался вперед и теперь сидел на самом краешке кресла. — А ну-ка, скажи еще что-нибудь! Только постарайся сделать интонацию чуть погрубее. А то получается как-то уж… — он замялся, пытаясь подобрать точное определение.

— …Чересчур мелодично, — помог ему его компаньон. — Тамара, ты должна говорить немного порезче. Отрывисто. Понимаешь?

— Да! Это-то я понимаю! Но никак не пойму другого! Это что, кинопробы? Меня нанимают на главную роль в каком-то блокбастере? Что ж, я не против! — Тамара с ходу втянулась в игру, которую ей предложили. Хотя и понимала, что если в этой игре одержит победу, то в качестве приза может получить нечто более страшное, чем рабство у Монучара. И все равно бессознательно стремилась выиграть. И старалась изо всех сил. — Но вы хотя бы в курсе, сколько стоит одна минута моего съемочного времени? Как бы вашей паршивой кампашке не разориться! Впрочем, вон сидит мой адвокат, — кивнула она на улыбающегося Монучара. — Контракт обсудите с ним!

— Абза-а-ац!!! — еще раз восторженно взвыл белобрысый. — С голосом полное соответствие! Тот же тембр, те же интонации! Йес! — от избытка эмоций он стукнул себя по колену. — Тамара, теперь немного пройдись.

Девушка сделала несколько шагов к двери. Развернулась, походкой опытной манекенщицы прошествовала обратно. Опять развернулась, снова дошла до двери, вспоминая при этом, как когда-то наматывала километры по своей комнатушке в квартире дяди Игната.

— Нет, Тамара, не так. Мы хотим увидеть твою обычную походку.

— Это и есть моя обычная походка. Когда я на каблуках.

— Тогда сними туфли, погуляй босиком.

— Легко.

Игра все больше затягивала ее. Все сильнее хотелось в ней победить — на сто процентов удовлетворить все пожелания покупателей.

И пусть потом будет что будет!

Тамара скинула туфли, еще с минуту погуляла по мягкому пушистому ковру. Она даже и не заметила, как белобрысый красавчик вдруг оказался с ней рядом, положил ладони на талию, привлек к себе. Девушка растерянно замерла, ожидая, что будет дальше.

— И тот же рост! Буквально до сантиметра! — Парень был выше ее примерно на голову. Тамара ощущала его дыхание у себя на макушке. — Всё один к одному! Конечно, я слышал о том, что бывают абсолютно похожие люди! Притом не какие-то там однояйцевые близнецы, просто обычные двойники! Но никогда бы не подумал, что доведется увидеть подобное собственными глазами! Тем паче, что это коснется лично меня! — Белобрысый отпустил Тамару, шагнул к своему компаньону. — Василий Сергеевич, вы все видели, все слышали сами! Я полностью «за»! Но решение принимать вам.

Василий Сергеевич еще раз смерил оценивающим взглядом Тамару и перевел его на продолжавшего сидеть за столом Монучара:

— Моча, признаюсь: я думал, что ты ошибаешься. Пока не увидел все это своими глазами. Короче, я готов обсуждать с тобой цену.

Монучар в ответ ослепительно улыбнулся.

А Тамара, продолжая стоять босиком посреди кабинета, подумала, что в последний раз видит эту улыбку, которая когда-то ее, четырнадцатилетнюю дуру, просто сводила с ума. Теперь все позади. И Монучар. И улыбка. Не пройдет, возможно, и часа, как Василий Сергеевич и Моча, придут к соглашению, и жизнь опять шарахнется в сторону. Может быть, к лучшему. Скорее всего, к худшему.

А, ладно! Пусть будет что будет!!!