Грехи волка Перри Энн

– Боже мой, Байярд, почему ты молчишь? – вмешалась до сих пор не проронившая ни слова Дейрдра. Подойдя к Айлиш, она обняла ее. – Неужели ты не видишь, что ты с нами вытворяешь?

– Дейрдра, выбирай, пожалуйста, выражения, – по привычке одернул ее муж.

Монку стало смешно. Если бы Элестер имел хоть малейшее представление, чем занимается его жена по ночам, он был бы рад сравнительной мягкости ее оборотов. Можно было поклясться, что от своего друга-механика она усвоила куда более колоритные словечки.

– Я вижу только один путь, – впервые с того момента, как Макайвору было брошено обвинение, заговорила Эстер. Все с удивлением обернулись к ней.

– Не представляю, какой, – нахмурился Элестер. – Вы знаете что-то, нам неизвестное?

– Не говори ерунды, – оборвал его Файф. – Вряд ли матушка в первый же день знакомства поделилась с мисс Лэттерли деловыми секретами, о которых не рассказывала ни Уне, ни кому-то из нас.

– Так что же, мисс Лэттерли? – обратился к ней глава семьи.

– Один из нас должен отправиться на ферму в Россшир и выяснить, что же случилось с платой за аренду, – объяснила девушка. – Не знаю, насколько это далеко, но это не имеет значения. Сделать это необходимо.

– И кому из нас вы бы доверили такое поручение? – сухо осведомилась Дейрдра. – Не представляю, кто может это сделать.

– Разумеется, Монк, – ответила медсестра. – Он лично не заинтересован в том или ином ответе.

– Когда речь идет не о вас, – уточнил Файф. – Думаю, теперь его заинтересованность в этом деле для всех очевидна. Свое появление здесь он объяснил, мягко говоря, оригинально, точнее – не вполне правдиво, а если уж быть совершенно точным – откровенно лживо.

– А вы бы стали помогать ему, скажи он правду? – поинтересовалась Эстер.

Квинлен улыбнулся:

– Нет, конечно. Я его и не обвиняю, просто хочу отметить, что мистер Монк – вовсе не такой образчик честности, как вы, похоже, считаете.

– Я так не считаю, – возразила сиделка. – Я сказала, что ему безразлично, и кто из вас лжет, и что произошло с арендной платой.

– Как изящно вы выражаетесь! – усмехнулся Файф.

Эстер вспыхнула.

– Хватит! – перебила их Дейрдра и обернулась к Уильяму. – Сейчас все это неважно. Мистер Монк, вы готовы, уточнив у Квинлена все детали, отправиться на север, в Восточный Росс, чтобы разыскать человека, арендующего ферму, и выяснить, что случилось с деньгами, кому их заплатили? Надеюсь, вам удастся привезти какие-то доказательства, документы или еще что-то. Может быть, присягу на Писании…

– Показания, данные под присягой, – уточнил Элестер. – Полагаю, даже там существует нотариус или мировой судья.

– Готов, – не колеблясь, ответил сыщик, расстроенный, что ему это не пришло в голову раньше, чем Эстер. Тут же он подумал о том, где раздобыть денег на путешествие. Уильям жил сегодняшним заработком. В трудные минуты, когда клиентов было мало или они оказывались бедными, его поддерживала Калландра, а он в благодарность за это привлекал ее к интересным делам. Она находила в таких отношениях и дружбу, и филантропию, и способ испытать острые ощущения, прикоснуться к опасности. Но сейчас леди Дэвьет уехала домой, и у Монка не было возможности попросить ее о содействии. Калландра уже заплатила ему за участие в защите Эстер сумму, достаточную, чтобы он мог оплатить свой приезд в Шотландию и обе квартиры – здесь и в Лондоне на время отсутствия. Но она не могла знать, что ему понадобится ехать еще дальше.

– Насколько это далеко? – спросил он вслух, страшно недовольный, что ему приходится задавать этот вопрос.

Элестер пожал плечами:

– Понятия не имею! Миль двести? Или триста?

– Нет, ближе, – возразила Дейрдра. – Не больше двухсот миль. Но мы оплатим ваше путешествие, мистер Монк. В конце концов, вы отправляетесь туда по нашему делу, а не по собственному. – Она не обратила внимания ни на нахмурившегося мужа, ни на удивленный и слегка иронический взгляд Уны, прекрасно понимавшей, что детективом движет стремление устранить последние сомнения в невиновности Эстер, а не желание помочь Байярду Макайвору или кому-то из Фэррелайнов. – Кажется, до Инвернесса есть поезд, – продолжала миссис Фэррелайн. – А дальше вам, наверное, придется добираться верхом, точно не знаю.

– В таком случае, как только я получу необходимые сведения и какую-нибудь бумагу от вас с подтверждением моих полномочий, – впервые сыщик обращался за согласием к Квинлену, а не к Уне, – я соберу вещи и первым же поездом отправлюсь на север.

– Вы тоже поедете? – Айлиш обернулась к Эстер.

– Нет, – поспешил ответить Уильям.

Мисс Лэттерли открыла было рот, но никто так и не узнал, что она собиралась сказать. Она взглянула на Монка, а потом на остальных присутствующих и передумала.

– Я останусь в Эдинбурге, – послушно подтвердила девушка. Не будь сыщик так поглощен предстоящей ему задачей, ее внезапная покорность показалась бы ему подозрительной, но мысли его в тот момент были уже далеко.

Оба гостя остались обедать. Еда была вкусной, а сервировка изысканной. Но обстановка за столом, по понятным причинам, царила мрачная. Дело было уже не только в смерти, недавно посетившей этот дом, но и в новой охватившей всех тревоге. Поэтому разговор не клеился, и в конце концов Эстер и Уильям не стали искать формальных оправданий, чтобы довольно рано откланяться.

Путешествие на север оказалось для Монка долгим и необычайно утомительным. Все здесь его раздражало. Никто в Эдинбурге не смог объяснить ему, как, добравшись до Инвернесса, попасть оттуда в Восточный Росс. По сведениям, имеющимся у железнодорожного кассира, это была неведомая страна – холодная, опасная и дикая, – куда ни один здравомыслящий человек добровольно не поедет. Проводить выходные дни гораздо лучше в Стерлинге, Дисайде или Бальморале. Есть свои достоинства и у Абердина, гранитного города на севере. Что же касается земель, лежащих за Инвернессом, то они необитаемы, и ехать туда можно только на свой страх и риск.

Долгая поездка заняла почти все светлое время дня, поскольку была уже глубокая осень. Детектив угрюмо сидел у окна вагона, вновь и вновь перебирая в уме все, что знал о смерти Мэри Фэррелайн и о членах ее семьи, о свойственных им страстях и особенностях характера. Единственное заключение, к которому он пришел, состояло в том, что убил Мэри один из них, почти наверняка – Байярд Макайвор, растративший арендную плату за ферму. Но эта причина выглядела слишком ничтожной, невероятно мелкой для человека, обуреваемого, похоже, гораздо более сильными чувствами. Если же он действительно любит Айлиш так, как это представляется со стороны, разве мог он убить ее мать, сколь бы велико ни было искушение?

Когда Уильям добрался до Инвернесса, был уже слишком поздний час, чтобы думать о продолжении путешествия на ночь глядя. Расстроенный, он подыскал себе ночлег и тут же стал расспрашивать хозяина постоялого двора, как ему назавтра добраться до Сент-Кольмакского Порта.

– А! – задумчиво отозвался хозяин, невысокий человек по имени Маккей. – Вы, наверное, имеете в виду Портмахомак? Это вам перевозчик нужен.

– Перевозчик? – недоверчиво переспросил Монк.

– Ну, да, вам же надо добраться до Черного острова, потом через залив Кромарти до Элнесса и дальше к Тейну. Это, знаете, не близко. А не можете вы свои дела и в Дингуолле устроить, а?

– Нет, – неохотно ответил сыщик. Он не мог даже вспомнить, ездил ли когда-нибудь верхом, и выяснить это ему предстояло не слишком приятным способом. Воображение заранее рисовало ему мрачные картины.

– Ну, что ж, нужда и к черту погонит, – с улыбкой заметил Маккей. – Тогда нужно ехать через Тарбет Несс. Там маяк хороший. В темную ночь на много миль виден, так что удобно.

– Можно достать у перевозчика лошадь? – Едва задав этот вопрос, Монк по лицу собеседника понял, что сморозил глупость. – Смогу я нанять ее на той стороне? – поправился он прежде, чем тот успел ответить.

– Это сможете, – кивнул хозяин постоялого двора. – Тут близко до перевоза, откуда вас на Черный остров переправят. Вон туда, по берегу. Вы небось с юга?

– Да, – не стал вдаваться в подробности Уильям. Интуиция подсказала ему, что человек из Пограничья, уроженец Нортумберленда, жители которого не раз на протяжении чуть ли не тысячи лет сталкивались с шотландцами в сражениях и набегах, – не слишком желанный гость даже в столь северных краях.

Маккей снова кивнул.

– Наверное, голодны? – проницательно осведомился он. – Из Эдинбурга, говорят, путь неблизкий. – Он скорчил гримасу. Для него это была чужая страна, и он не имел ничего против, чтобы так оно и оставалось.

– Да, – подтвердил детектив, – спасибо.

Ему подали свежую сельдь, запеченную в овсянке, с только что вынутым из печи, еще теплым хлебом, масло и обмазанный овсянкой сыр под названием кэбок, который был поистине великолепен. После ужина он отправился спать, и его глубокий сон не тревожили никакие сновидения.

Утро было ясным и ветреным. Монк быстро собрался и, отказавшись от завтрака в харчевне Маккея и прихватив с собой хлеба и сыра, отправился на поиски перевоза, чтобы добраться до Черного острова, который на самом деле, как ему объяснили, представлял собой вовсе не остров, а обширную косу.

Переправа была не широкой, но со стороны моря ветер гнал быстрые волны к заливу, уходящему влево, в глубь материка, насколько хватало глаз.

Перевозчик взглянул на сыщика с сомнением, когда тот попросил доставить его на другой берег.

– День уж больно ветреный, – заявил он и, нахмурившись, посмотрел на восток.

– Я помогу, – поспешно предложил Монк и тут же прикусил язык. Он совершенно не представлял, умеет ли грести. В его сознании не сохранилось никаких воспоминаний о передвижениях по воде. Даже когда, выйдя из больницы после несчастного случая, он вернулся домой, в Нортумберленд, и, проснувшись ночью, узнал, что его зять отправился в путь на спасательной лодке, эти слова не напомнили ему, что же такое лодка.

– Что ж, может, это и понадобится, – согласился лодочник, по-прежнему не двигаясь с места.

Сердить его было нельзя. Уильяму было необходимо сегодня же переправиться на противоположную сторону, поскольку кружной путь верхом по берегу вокруг залива Боли-Ферс, до Конон-бриджа и Дингуола отнял бы у него лишний день.

– Так поедем? – напомнил он. – Мне нужно к вечеру добраться до Тарбат-Несса.

– Верхом-то это долго… – Его собеседник, покачав головой, взглянул на небо, а потом снова на сыщика. – Можно попробовать. День вроде хороший, хоть и ветер. Когда волна переменится, может, и стихнет. Иногда бывает.

Приняв это за выражение согласия, Монк шагнул к лодке.

– А что, больше никого ждать не будем? – спросил перевозчик. – Так если вы один ехать хотите, платить вдвое придется.

Детектив мог бы с полным основанием возразить, что, поскольку он готов грести сам, плата с него должна быть меньше, независимо от того, будут ли в лодке другие пассажиры, но ему не хотелось портить отношения.

– Ладно, поехали. – Лодочник протянул руку, чтобы помочь Уильяму. – Ждать не стоит. Может, найдем кого на Черном острове, кому в Инвернесс нужно.

Опершись на его руку, Монк шагнул в небольшую лодку. Едва он коснулся ногой борта и вся лодка осела под дополнительным грузом его веса, в его мозгу вспыхнуло столь яркое воспоминание, что он замер, другой ногой по-прежнему стоя на причале. Это было не зрительное воспоминание, а лишь ощущение страха и безнадежности, причем такое сильное, что он едва не выскочил обратно.

– Что случилось-то? – встревожился перевозчик. – Вас не укачало? Мы ж еще и не тронулись!

– Да нет, – резко ответил сыщик, предпочитая не вдаваться в объяснения.

– Ну, а если укачало, вы уж, пожалуйста, перегнитесь за борт.

– Не укачало, – повторил Монк в надежде, что говорит правду, и, забравшись в лодку, уселся на корме.

– Если собираетесь помогать, так вы не там сели, – нахмурился его спутник. – Вы когда-нибудь в лодке-то плавали? – Было заметно, что он всерьез в этом сомневается.

Уильям твердо посмотрел на него:

– Просто вспомнил, как это было в прошлый раз, потому и замешкался. Вспомнил людей, с которыми плыл, – добавил он на случай, если новому знакомому показалось, что он испугался.

– Вот как! – Лодочник подвинулся, освобождая место, и Монк, устроившись рядом с ним, взялся за второе весло. – Я, может, и дурак, что согласился, – продолжал он, покачав головой. – Надеюсь, не придется пожалеть об этом, когда попадем в волну. Только тогда вы уж сидите тихо, а то мы оба в воде окажемся. А я плавать не умею.

– Ладно, если я вас спасу, плата назад, – сухо отозвался детектив.

– Нет уж, коли вы же нас и перевернете – плату не отдам. – Перевозчик поднял на своего пассажира открытый взгляд. – А теперь кончайте болтать и налегайте на весло!

Уильям послушно умолк, прежде всего потому, что теперь все его внимание поглощало старание двигаться в такт с лодочником. Ему вовсе не хотелось попасть в еще более глупое положение, чем то, в которое он уже успел себя поставить.

Минут десять они плыли достаточно быстро, и Монк чувствовал себя все более уверенно. Небольшая лодка легко скользила по воде, и путешествие начинало ему нравиться. После нескольких недель мучительного умственного напряжения, после совершенно бесплодного сидения в набитом зале суда было приятно целиком отдаться физической работе. Грести оказалось не так уж трудно. День был ясный, и в слепящем блеске солнечных бликов на воде море с небом сливались в единую бескрайнюю синеву, чья бесконечность вызывала не страх, а ощущение свободы. Холодный ветер дул в лицо, и на губах стыли соленые брызги.

Внезапно их подхватило течением и волнами прилива. Сыщик едва не выронил весло. Краем глаза он поймал ироническую усмешку лодочника и, крякнув, принялся грести изо всех сил. К своему смущению, он обнаружил, что не в состоянии, вырвавшись вперед напарника, повернуть лодку, а только удерживает ее в ровном положении. Лодка медленно двигалась поперек течения к далекому берегу Черного острова.

Детектив попробовал сосредоточиться на мыслях о том, что ждет его на ферме Мэри Фэррелайн. Вариантов было не слишком много. Либо она вообще пустует, и тогда отсутствие арендной платы вполне понятно, а Байярд Макайвор – просто неумелый лентяй, либо арендатор на ферме есть, но платы от него Байярд никогда не получал, либо, наконец, Байярд получал деньги, но по какой-то причине не отдавал их хозяйке.

Скорее всего, он присвоил их или потратил на уплату тайных долгов, с которыми не мог открыто рассчитаться из своих законных средств. Другая женщина – вот что в первую очередь приходит на ум. Разве не мог он влюбиться в кого-то, кроме Айлиш, еще до нее? Или это ошибка молодости, и он вынужден платить, чтобы сохранить ее в тайне и от Айлиш, и от Уны? Такая догадка неожиданно расстроила Монка. Господи, ему-то что за дело?! Главное, что кто-то убил Мэри, и если будет доказано, что это Байярд Макайвор, на Эстер не останется и тени подозрений.

Они уже достигли середины пролива. Здесь течение было сильнее. Уильяму приходилось грести в полную силу, всем телом налегая на весло и упершись ногами в дно лодки. У него уже ныли плечи, в то время как движения перевозчика оставались ровными и ритмичными и, казалось, не стоили этому мужчине никакого труда. Он по-прежнему едва заметно улыбался. Встретившись с ним взглядом, сыщик отвернулся.

Он попытался двигаться ритмичнее, чтобы избежать боли в спине при каждом движении. Должно быть, он слишком слаб для подобных непривычных упражнений, если они даются ему с таким трудом. Интересно, всегда ли так было? Или до несчастного случая Уильям был другим – ездил верхом, занимался на Темзе греблей, играл в мяч? Ничто не может подсказать ему ответ. Однако он не слишком толст и достаточно силен. Значит, физические нагрузки для него не в новинку.

Неожиданно Монк обнаружил, что думает об Эстер, и это почему-то рассердило его. Возможность потерять эту девушку оказалась для него гораздо более мучительной, чем ему хотелось. И теперь его привела в негодование собственная уязвимость. Детектив всегда гордился своей храбростью – качеством, которое превыше всего ценил и в других людях. Он считал это качество краеугольным камнем, на котором покоится все. Если нет храбрости, человек беззащитен, подвержен любым житейским бурям, любым ударам судьбы. Долго ли просуществует справедливость, если у людей не хватит мужества за нее бороться? Лучше не думать, какое притворство, лицемерие и обман воцарятся тогда в мире! Что остается от скромности, когда человек не решается признаться в собственных ошибках или невежестве, не в силах вернуться назад и начать все сначала? Чего стоит все прочее – великодушие, честность, надежда и даже сочувствие, – если боишься отстаивать их до конца? Страх способен погубить все.

И все же как Уильям страдал в эти дни от боли и одиночества! Воспоминание об этом было еще слишком свежо. Это можно было выдержать день, два дня, но бесконечно!.. Черт бы побрал эту Эстер!

Вдруг лицо сыщика обдал фонтан брызг.

– Краба поймали! – насмешливо заметил лодочник. – Устали?

– Нет! – бросил его пассажир, хотя уже почти выбился из сил. Спина у него болела, плечи ныли, а руки, казалось, вот-вот отвалятся.

– В самом деле? – с сомнением проговорил перевозчик, не замедляя, однако, темпа гребли.

Монк поймал еще одного «краба», скользнув веслом по поверхности вместо того, чтобы погрузить его в воду, и в лицо обоим ударили холодные соленые брызги.

И вдруг детектива пронзило воспоминание – отчетливое, как ослепительное видение. Зримая картина – серое мерцающее море и блики на волнах – исчезла, едва сознание Уильяма успело уловить ее, зато осталось ощущение холода, опасности и неотвратимости происходящего. Он чувствовал, что испуган, что у него точно так же, как и сейчас, болят плечи, но что он моложе, гораздо моложе, чем теперь, – может быть, даже еще мальчик. Лодку захлестывают тяжелые волны с завивающимися белой пеной гребнями. Кому понадобилось отправляться в плавание в такую погоду? И что напугало его? Это не волны, а что-то другое…

Но его память не могла ответить на эти вопросы. Она сохранила только холод, бушующие волны и всеобъемлющее чувство неизбежности.

Лодка внезапно рванулась вперед. Они миновали стремнину и теперь были защищены от нее Черным островом. Перевозчик улыбался.

– Ну, и упрямец же вы! – проговорил он, когда они выбрались на берег. – В другой раз такой номер не пройдет. Я буду поумнее. Завтра на вас живого места не будет.

– Возможно, – отозвался Монк. – Надеюсь, завтра волна переменится и ветер будет не таким сильным.

– Надеяться всегда нужно. – Лодочник протянул руку, и Уильям отдал ему деньги за переезд. – Только помните, что поезд на юг вас дожидаться не будет!

Поблагодарив его, сыщик отправился искать лошадь, чтобы преодолеть несколько миль по холмам Черного острова до следующей переправы – через залив Кромарти-Ферс.

Достав лошадь, он неторопливо тронулся в путь. Ощущение было приятным. Он обнаружил, что знает, как без особых усилий управлять животным, и привычно чувствовал себя в седле, хотя совершенно не представлял, когда ездил верхом в последний раз.

Вокруг миль на пятнадцать, а то и на двадцать открывался прекрасный вид убегающих на север склонов, густо поросших уже оголенным лиственным лесом и соснами. Под ними на лужайках паслись стада овец, а иногда попадались и коровы.

Что же за воспоминание поразило его в лодке? То ли это прошлое, о воскрешении которого он мечтал? За внезапно возникшим образом ощущалось что-то еще, тревожное и мучительное. Может быть, не стоит будить его? В забвении тоже есть своя радость…

Путешествие вверх по склону было достаточно трудным. У Монка ныла спина, натруженная при переправе через пролив. Не лучше ли пройтись пешком? Он слез с лошади, давая ей отдых, и зашагал рядом. Так они добрались до гребня, и впереди открылась громада Бен-Уайвиса, массивная вершина которого была увенчана шапкой первого зимнего снега. Освещенная солнцем, она, казалось, парила в небе. Не спеша пройдя еще не-много, сыщик миновал холм, и слева открылись цепи гор, возвышавшиеся, одна за другой, вплоть до самого сердца Шотландии, голубых или пурпурных, с белыми верхушками, сверкающими на фоне синего неба. У Уильям-а перехватило дыхание – не от крутизны подъема, а от восторга. Казалось, отсюда виден весь мир. Впереди, внизу, полированной сталью блестел залив Кромарти, на востоке простирающийся в сторону моря до самого горизонта. На западе, насколько хватало глаз, стояли горы. Солнце било в лицо, и Монк невольно поднял его навстречу ветру и вечной тишине.

Он был рад своему одиночеству. Чье-то общество было бы здесь лишним, а человеческая речь звучала кощунством. И в то же время хотелось разделить с кем-нибудь это ощущение совершенства, чтобы иметь возможность в нужную минуту вновь и вновь возвращаться сюда душой. Вот Эстер поняла бы его. Она умеет смотреть и чувствовать молча. Все равно этого не передать словами, а для того, чтобы понять друг друга, достаточно взгляда или прикосновения.

Лошадиное фырканье вернуло Монка к реальности, напомнив, что время стремительно уходит. Ему предстоял еще долгий путь, а животное уже отдохнуло, так что пора было двигаться вниз, к побережью и к следующей переправе.

Чтобы попасть в Портмахомак, как теперь назывался Сент-Кольмак, детектив потратил целый день, многократно уточняя дорогу, и только когда сумерки уже превратились в настоящую ночь, он наконец добрался до кузницы на Замковой улице и спросил, где можно оставить на ночь лошадь и переночевать самому. Кузнец охотно приютил животное, хорошо ему знакомое, поскольку его и прежде нанимали путешественники, а всаднику мог только указать ближайший постоялый двор, расположенный несколькими ярдами ниже по склону холма, на самом берегу.

Утром, пройдя около мили по побережью и взобравшись на холм, Монк увидел ферму Мэри Фэррелайн, которую сейчас арендовал человек по имени Аркрайт. В деревне его хорошо знали, но, очевидно, не слишком любили. Возможно, причина было в том, что, судя по имени, он был не горцем, а то и вообще не шотландцем. Впрочем, самого Уильяма встретили весьма приветливо, несмотря на его чисто английский выговор.

Приехал он затемно, но утро оказалось таким же солнечным, как и предыдущий день. Идти было недалеко, не больше мили, и дорогу указывала идущая по гребню холма аллея из смоковниц и ясеней. Слева от дороги располагался каменный амбар или хлев, а справа был виден небольшой домик, который Монк и счел фермой миссис Фэррелайн. Из-за его крыши виднелась труба какого-то более крупного строения – возможно, помещичьего дома, – но оно сыщика не интересовало.

Нужно было собраться с мыслями и решить, как вести разговор. Остановившись под деревьями, чтобы отдышаться, он обернулся в ту сторону, откуда пришел. Под ним серебристо-голубым полотном расстилалось море. Вдали виднелись горы Сазерленда с покрытыми снегом вершинами. На западе бледно поблескивала на солнце песчаная полоска берега, а за ней в глубь материка, к синим холмам на добрую сотню миль тянулась голубая водная лента, исчезающая в дымке у горизонта. Небо было почти безоблачным, и в вышине медленно проплывала стая диких гусей, направляясь на юг. Уильям проследил взглядом, как они медленно растаяли вдали. На юге тоже было видно море, серебристо-белое в утренних лучах, и на его фоне темнел одинокий замок.

В другое время Монка рассердило бы, что его привело сюда столь мерзкое дело, но сейчас он испытывал только грусть.

Преодолев последние ярды пути, сыщик постучал в дверь.

– Ну? – Открывший ему человек был невысок и коренаст, с бритым лицом, на котором читалась откровенная неприязнь к незнакомцу.

– Вы – мистер Аркрайт? – осведомился Уильям.

– Ну, да. А вы кто и что вам здесь нужно? – У жильца был выговор англичанина, но детектива в первый момент смутила его интонация: в ней слышалась свойственная горцам напевность.

– Я приехал из Эдинбурга… – начал сыщик.

– Вы не шотландец, – мрачно возразил Аркрайт, отступая на шаг.

– Так же, как и вы, – парировал Монк. – Я сказал, что приехал из Эдинбурга, а не что родом оттуда.

– Ну и что? Мне дела нет, откуда вы родом.

Йоркширец! Вот откуда эти модуляции, этот характер произнесения гласных в его речи. Байярд Макайвор тоже из Йоркшира. Что это, совпадение?

Не задумываясь, Уильям соврал:

– Я – поверенный миссис Мэри Фэррелайн. Приехал познакомиться с состоянием ее имущества. Не знаю, дошла ли уже до вас информация, что она недавно умерла.

– Никогда о такой не слыхал, – убежденно заявил Аркрайт, но по лицу его пробежала тень. Он тоже лгал.

– Странно. – Монк улыбнулся – не столько дружелюбно, сколько удовлетворенно. – Ведь вы живете в доме, который принадлежит ей.

Йоркширец побледнел, но постарался скрыть тревогу. В его душе происходила какая-то борьба. Было очевидно, что сдаваться он не собирается и, похоже, не будет слишком церемониться в средствах. Что-то в нем внушало опасения. Сыщик поймал себя на том, что прикидывает собственные силы. Как поведет себя этот странный человек в таком диком и совершенно безлюдном месте?

– Не знаю, кто там числится хозяином, – заговорил Аркрайт, глядя своему неожиданному гостю в лицо, – но я нанял эту ферму у человека по имени Макайвор, и вас это никак не касается, мистер Крау!

Монк не представился Аркрайту, но тому было известно имя поверенного Мэри. Уильям скептически вскинул брови:

– И аренду вы тоже платите мистеру Макайвору?

– Точно. – Держался жилец по-прежнему агрессивно, но беспокойство его явно росло.

– Как? – продолжал нажимать на него детектив.

– Что значит – как? Деньгами, конечно. А вы думали, картошкой?

– Вы что – отправляетесь верхом в Инвернесс и посылаете деньги с ночным эдинбургским поездом? Еженедельно? Или раз в месяц? Это должно отнимать у вас массу времени.

Аркрайт понял, что попался, и не сумел скрыть этого. Казалось, он был готов броситься на визитера с кулаками, но, смерив того взглядом и оценив его собранную фигуру, передумал.

– Не ваше дело, – прорычал он. – Я отвечаю перед мистером Макайвором, а не перед вами. И вообще, где доказательства, что вы и вправду поверенный и что эта Мэри Как-Ее-Там в самом деле умерла? – В глазах его мелькнуло торжество. – Кто вас знает, кто вы такой!

– Это верно, – согласился Монк. – Например, полицейский.

– Шпик? – Йоркширец побледнел. – За что? Я держу ферму. Что тут незаконного? Никакой вы не шпик, а просто пронырливый ублюдок, сующий нос куда не следует!

– Вам не мешает знать, что Макайвор ни разу не передал хозяйке деньги, которые вы ему посылали, – с ехидством сообщил ему Уильям.

Аркрайт попытался подмигнуть, но у него получилась лишь нервная гримаса:

– Ну, это его проблемы, не правда ли?

В этот момент сыщик вдруг понял, что Байярд ни за что не выдаст своего знакомого и тот прекрасно это знает. Но, с другой стороны, если зять Мэри потеряет право распоряжаться фермой, Аркрайт тоже ее лишится. Шантаж – вот единственное приемлемое объяснение. Чем же этому человеку удалось припугнуть Макайвора? И как вообще он мог познакомиться с таким джентльменом, как Байярд? Аркрайт – в лучшем случае без пяти минут преступник, а в худшем – законченный каторжник.

С подчеркнутым безразличием пожав плечами, Монк притворился, что собирается уходить.

– Макайвор сам мне все объяснит, – уверенно заявил он. – Тогда вам крышка.

– Вот уж нет! – торжествующе возразил его собеседник. – Не посмеет. Зачем ему себя губить?

– Вздор! Кто поверит вашей клевете? Он непременно все расскажет, чтобы объяснить отсутствие денег.

– Мне-то поверит каждый, кто читать умеет, – усмехнулся йоркширец. – Это все черным по белому записано. А у него еще не зажили «майские жучки» на заднице!

Так вот в чем дело! Тюрьма! Байярд Макайвор отбывал наказание в какой-то тюрьме. Возможно, Аркрайту это известно, потому что он и сам был там же. Не исключено, что они зарабатывали своих «майских жучков» бок о бок, на одной чудовищной машине, чаще именуемой рабской мельницей: заключенные должны были вышагивать по четверть часа подряд, вращая огромное колесо, насаженное на длинную ось с гигантским приспособлением типа флюгера, которое всегда крутилось с постоянной скоростью, заставлявшую работающих задыхаться и выбиваться из сил. Поэтическое название «майские жучки» получили кровавые раны, образующиеся от постоянного трения тела о кожаную упряжь.

Знала ли об этом Мэри Фэррелайн? Может быть, Байярд убил ее с той же целью, ради которой устроил Аркрайту бесплатную аренду фермы, – чтобы сохранить свою ужасную тайну? Все это выглядело настолько логично, что возразить было нелегко.

Почему же Монк так расстроился? Потому что хотел, чтобы виноватым оказался Кеннет? Чепуха! И все же сияющий залив уже не казался ему таким же ярким, как прежде, когда он повернулся, чтобы уходить, и когда брел вниз по нарядному склону между кустами живой изгороди или садился на лошадь перед долгой и трудной обратной дорогой в Инвернесс.

Он пересек залив Кромарти и Черный остров, добрался до переправы и вновь яростно налегал на весла, чувствуя, как болит у него спина и ноют плечи. Лодочник с улыбкой предложил, что будет грести сам, но пассажир испытывал острую потребность выместить на чем-то свой гнев. Внезапно, безо всякой причины, он вспомнил детство, и впервые возвращение памяти причинило ему такую боль. Вместе с болью пришло и другое чувство – ощущение вины. Тогда, много лет назад, он возвращался с кем-то еще после спасательного рейса на лодке и был виноват в том, что струсил. Он настолько испугался бушующих волн, вздымавшихся между спасательной лодкой и гибнущим судном, что, застыв от ужаса, упустил брошенный канат и слишком поздно заметил, как тот соскользнул в воду. Конечно, его бросили опять, но несколько драгоценных секунд было потеряно, а с ними – и возможность спасти человека.

Теперь же сыщик с такой силой налегал на весла, погружая их в сверкающую воду залива, что на лбу у него выступил пот. Перед его мысленным взором стояла зияющая пучина за бортом лодки – той, в которой он плыл столько лет назад. Уильяма терзал такой стыд, словно все это произошло только что, и в глазах у него стояли слезы раскаяния.

Почему он это вспомнил? Почему к нему не возвращается память о многочисленных счастливых минутах, проведенных в кругу семьи? Должны же были у него быть и успехи, и достижения! Что заставило его так живо увидеть именно эту сцену? А может быть, в его прошлом были и другие столь же отвратительные эпизоды, еще не воскресшие в его сознании?

Или просто его гордость не прощает никаких неудач, и он бередит старые раны, потому что они все еще ноют? Неужели он настолько склонен к самоистя-занию?

– Малышка сегодня держится молодцом, – похвалил перевозчик свою лодку. – Нашли вы в порту то, что хотели?

– Да… нашел, – ответил Монк, продолжая энергично грести. – Все вышло, как я и ожидал.

– Судя по вашему виду, радости вам это не доставило.

– Верно.

Кивнув, лодочник умолк.

Как только они достигли берега, детектив, задыхаясь, вылез из лодки, расплатился с ее хозяином и расстался с ним. Все его тело отвратительно ныло. Он проклинал собственную гордость – нужно было согласиться, чтобы греб перевозчик!

В Эдинбург Уильям вернулся уставшим и не испытывающим ни малейшего удовлетворения от своего открытия. Он предпочел отправиться пешком, несмотря на сырой ветер, дувший в лицо, и на мокрый снег, то и дело начинавший сыпать с серого неба. Он прошел по Веверлейскому мосту, спустился по Маркет-стрит и, миновав Бэнк-стрит и мост Георга IV, очутился на Грассмаркет. Детектив пришел к жилищу Эстер, ни разу не задумавшись, почему отправился туда, а не на Эйнслай-плейс. Может быть, он считал, что она заслуживает узнать правду раньше Фэррелайнов или, по крайней мере, присутствовать при том, как они ее услышат? О жестокости своего решения он не помышлял. Хотя Байярд ей нравился – во всяком случае, у Монка сложилось такое впечатление.

Только подойдя к дверям жилища мисс Лэттерли, он осознал, что просто хочет поделиться горечью разочарования, причем не с кем угодно – хотя больше делить его было не с кем, – а именно с ней. Поняв это, Уильям замешкался.

Однако Эстер уже услышала его шаги в коридоре и распахнула дверь в нетерпении и некотором страхе. Прежде чем ее гость успел заговорить, она прочла ответ в его огорченном взгляде.

– Это Байярд… – полувопросительно проговорила сиделка, пропуская его в комнату.

Не допуская и мысли, что может ошибаться, Монк подтвердил:

– Да. Он сидел в тюрьме. Аркрайт, человек с фермы, знает об этом. Честно говоря, думаю, этот ублюдок и сам был там же. – Он присел на кровать, уступив единственный стул девушке. – По-видимому, Макайвор позволил ему пользоваться фермой, чтобы заставить молчать, а когда Мэри это обнаружила, по той же причине убил ее. Не видать бы ему ни Фэррелайнов, ни Эдинбурга, знай они, что он – бывший каторжник!

Несколько секунд Эстер серьезно, почти без выражения глядела на сыщика. Он предпочел бы увидеть какую-то ее реакцию, что-то похожее на его собственное огорчение. Нужно было что-то сказать, но Уильям не находил слов. Сразу начинать с ссоры с Лэттерли ему не хотелось. А хотел он, чтобы вся эта история наконец завершилась, чтобы закончились неприятные сюрп-ризы.

– Бедный Байярд, – проговорила Эстер, слегка вздрогнув.

Детектив хотел было посмеяться над ее чувствительностью, но вдруг сообразил, что она сама совсем недавно вкусила горечь тюремной жизни. Насмешка замерла у него на губах.

– Айлиш будет потрясена, – продолжала медсестра ровным голосом, похоже, по-прежнему не испытывая подлинного ужаса.

– Да! – с нажимом подтвердил Монк. – Да, ее это потрясет.

Его собеседница нахмурилась:

– А вы действительно убеждены, что это Байярд? То, что он сидел в тюрьме, не обязательно означает, что он и убил Мэри. Не думаете ли вы, что, если этот Аркрайт его шантажировал, он мог все рассказать Мэри, и она, чтобы помочь ему, разрешила воспользоваться фермой?

– Ну, знаете, Эстер… – устало отозвался сыщик. – Вы уже хватаетесь за соломинки. С чего бы она стала это делать? Он их всех морочил, лгал им о своем прошлом. И его теща после этого, по сути, платила тому, кто его шантажировал? Она, возможно, и была хорошей женщиной, но не нужно делать из нее святую!

– Да нет же! – возразила девушка. – Просто я знала Мэри, а вы – нет.

– Вы провели с ней один день в поезде!

– Я ее знала! Ей нравился Байярд. Она сама мне это говорила.

– Ей было неизвестно, что он – бывший каторжник.

– Но мы же не знаем, что он сделал! – Мисс Лэттерли подалась вперед, требуя его внимания. – Может быть, он все ей рассказал, а она все-таки продолжала любить его. Помните тот случай, когда он ходил очень расстроенный, из-за чего-то переживал? Возможно, это было как раз в то время, когда объявился Аркрайт. А потом Байярд рассказал об этом Мэри, и она ему помогла, и все устроилось. Это вполне вероятно.

– Тогда кто же убил Мэри?

Эстер помрачнела:

– Не знаю. Кеннет?

– А возня Байярда с химикатами? – напомнил ей Монк.

На лице медсестры отразилось откровенное пре-зрение:

– Не будьте наивным. Кроме Квинлена, никто этого не видел, а он умирает от ревности. Ему ничего не стоило оклеветать Байярда!

– И отправить его на виселицу за преступление, которого тот не совершал?

– Конечно! А почему бы и нет?

Взглянув на Эстер, Уильям увидел в ее глазах убежденность. Интересно, испытывает ли она когда-нибудь сомнения, подобно ему? Впрочем, ей-то известно ее прошлое, она знает не только свои нынешние мысли и чувства, но и то, что думала и делала всегда! В ее жизни нет неведомых периодов, и ее сознание не стучится в запертые наглухо двери…

– Это чудовищно, – негромко проговорил детектив.

Сиделка подняла на него глаза.

– Для вас и для меня, – заметила она мягко. – Но, с его точки зрения, Байярд украл то, что принадлежит ему. Не саму его жену – но ее любовь, ее уважение, восхищение… Простить этого он не в силах, а наказать Байярда не может. Наверное, ему это тоже кажется чудовищным.

– Тогда… – начал было Монк и умолк.

Мисс Лэттерли улыбнулась, но не насмешливо, а с грустным пониманием:

– Пора пойти и рассказать им обо всем, что вы уз-нали.

Сыщик неохотно поднялся. Выбора у них не было.

Члены семьи Фэррелайн стояли в гостиной дома на Эйнслай-плейс. Все были в сборе. Даже Элестер постарался отложить свои дела в конторе и в суде. Работа в типографии тоже была оставлена без присмотра, по крайней мере, на сегодня.

– Мы рассчитывали, что вы вернетесь сегодня утром. – Миссис Макайвор внимательно посмотрела на Монка. Вид у нее был усталый, под глазами темнели круги, но держалась она, как всегда, безукоризненно.

Элестер переводил взгляд с Уильяма на Уну. Айлиш застыла рядом с Квинленом, изнывая от тревоги. Байярд, белый как мел, стоял, потупившись, в дальнем углу. Кеннет пристроился у камина: по лицу его бродила слабая усмешка, в которой сквозило известное удовлетворение. В какой-то момент он улыбнулся Файфу, но, встретив исполненный презрения взгляд его жены, поспешно отвернулся. Дейрдра с несчастным видом забилась в кресло возле столь же мрачного Гектора.

Старший из братьев Фэррелайнов откашлялся:

– Полагаю, мистер Монк, пора нам выслушать ваш рассказ о том, что же вы смогли выяснить. Хватит терзаться сомнениями и страхом, подозревая друг друга. Удалось вам найти мамину ферму? Я даже не подозревал о ее существовании.

– И правильно, – угрюмо вставил его дядя. – Тебя это не касается.

Элестер нахмурился, но предпочел промолчать.

Все взоры обратились к сыщику, включая даже Байярда, на чьем лице было написано такое страдание, что у Уильяма не осталось сомнений: он прекрасно знает, что мог сказать Аркрайт, а тот сказал. Монку была отвратительна собственная роль в этой истории. Но ему уже не раз случалось убеждаться в вине человека, вызывавшего у него симпатию.

– Я нашел обитателя фермы, – заговорил он, избегая смотреть на собравшихся. Эстер молча стояла рядом с ним, и детектив был рад ее присутствию. В известном смысле это была их общая потеря. – Он утверждает, что платил за аренду мистеру Макайвору.

Квинлен удовлетворенно хмыкнул.

Айлиш хотела что-то сказать и не смогла. Вид у нее был такой, точно ее ударили.

– Но я ему не поверил, – продолжал Уильям.

– Почему? – изумился Элестер. – Не понимаю.

Уна тронула его за локоть, и, словно вняв немому приказу, он умолк. Тем не менее Монк счел нужным ответить:

– Потому что он не смог объяснить, как пересылал деньги. Я спросил его: неужели он тратил целый день, добираясь верхом до Инвернесса и преодолевая две переправы, чтобы отправить их с эдинбургским поездом?..

– Чепуха! – решительно перебила его Дейрдра.

– Разумеется, – согласился сыщик.