Грехи волка Перри Энн
– Так каково же ваше объяснение, мистер Монк? – очень спокойно поинтересовалась Уна. – Если он не платил Байярду, отчего он все еще там? Почему его не выгнали?
Детектив вздохнул:
– Потому что он шантажировал мистера Макайвора их общим прошлым, и возможность жить на ферме – это цена его молчания.
– Каким прошлым? – вмешался Квинлен. – А матушка знала об этом? Поэтому Байярд и убил ее?
– Придержи язык! – огрызнулась Дейрдра, сделав шаг к Айлиш, и оглянулась на Макайвора, словно умоляя его опровергнуть сказанное. – Каким прошлым, мистер Монк? Полагаю, у вас есть доказательства всего того, что вы сообщили?
– Не говори глупостей, Дейрдра, – с горечью произнесла Уна. – Неужели ты не видишь, что доказательство написано у него на лице? Байярд, что это значит? О чем говорит мистер Монк? Право, лучше рассказать все самому, чем ждать, пока это сделает за тебя посторонний человек.
Ее муж поднял голову и долго молча смотрел Уильяму в глаза, а потом покорно заговорил. Другого выхода у него не было. Он начал тихим, сдавленным голосом, полным прошлых страданий и нынешней боли:
– Когда мне было двадцать два года, я совершил убийство. Тот человек оскорбил уважаемого мной старика. Насмехался над ним, унижал его. Мы подрались. Я не хотел его убивать, во всяком случае, не думал об этом… и все же убил. Он ударился головой о камень. Три года я провел в тюрьме. И там встретил Аркрайта. После освобождения я, уехав из Йоркшира, перебрался на север, в Шотландию. Я вел честную жизнь и думал, что с прошлым покончено. Я уже стал забывать о нем, когда вдруг появился Аркрайт и начал угрожать, что все расскажет, если я не дам ему денег. Такой возможности у меня не было… Моих собственных средств было недостаточно, а признаться во всем Уне… – Произнося имя супруги, он словно говорил о чужом человеке, о ком-то, олицетворяющем общее мнение. – Это было выше моих сил. Несколько дней я был близок к отчаянию.
– Я помню… – прошептала Айлиш, глядя на него с болью, словно в мучительном стремлении уничтожить прошлое.
Квинлен раздраженно фыркнул и отвернулся.
– Мэри знала, – продолжал Байярд дрожащим от волнения голосом. – Она заметила, что меня что-то невыносимо тревожит. В конце концов я все рассказал ей…
Он даже не заметил, как выпрямилась миссис Файф и какое страдание отразилось на ее лице. Но теперь она переживала не из-за его прошлого, а за себя.
Ее муж усмехнулся.
– Рассказал, что сидел в тюрьме! – недоверчиво протянул он.
– Да… – еле слышно отозвался Макайвор.
– И ты хочешь, чтобы мы тебе поверили? – мрачно поддержал Файфа Элестер. – Послушай, Байярд, это уже слишком. У тебя есть доказательства?
– Нет… Только то, что она позволила мне предоставить Аркрайту ферму, чтобы он молчал. – Муж Уны в первый раз поднял голову и посмотрел шурину в глаз-а.
История выглядела совершенно невероятной. Чего ради стала бы такая женщина, как Мэри Фэррелайн, терпеть человека с подобным прошлым, да еще и помогать ему? И все же Монк чувствовал, что, скорее, склонен поверить Макайвору.
Квинлен издал резкий смешок.
– Знаешь, Байярд, это даже неумно! – с улыбкой проговорил Кеннет, сняв ногу с каминной решетки и усаживаясь в ближайшее кресло. – Я бы на твоем месте придумал историю получше!
– Ты-то – несомненно! – сухо отозвалась Уна, с презрением посмотрев на младшего брата.
Впервые Уильям видел на ее лице выражение несогласия, даже недовольства, и это его удивило. Наконец-то всеобщий миротворец не выдержал! При взгляде на поджатые губы миссис Макайвор и резкую складку между ее бровей можно было только догадываться, какие чувства кипели у нее в душе. Невозможно было понять, знала ли она прежде о запятнанном прошлом Байярда. А может быть, это был момент, которого она дожидалась всю жизнь? Как же мог Монк не заметить раньше, что Уна бесконечно любит своего мужа, невзирая на его увлечение ее сестрой, и готова защищать его и от беспокойного прошлого, и от мучительного настоящего? Внезапно она предстала перед сыщиком в совершенно новом свете, и к его прежнему восхищению ее исключительным мужеством и выдержкой прибавилось преклонение перед подлинным величием этой женщины, переносящей испытания молча и с безмерным великодушием.
Он невольно взглянул на Айлиш, пытаясь понять, осознает ли она, что наделала, пусть даже невольно. Но на ее лице было написано лишь разочарование и страдание оттого, что она оказалась отвергнутой. Байярд в минуту отчаяния обратился не к ней, а к ее матери! Ею пренебрегли. И даже потом, позже, он не пожелал довериться ей. Как он мог! Почему ей приходится узнавать об этом при всех, от человека постороннего?
И хотя Монку это было неприятно, он прекрасно понимал чувства, обуревавшие миссис Файф в эту минуту, – одиночество, смятение, сожаление и одновременно желание отомстить. Все это было ему знакомо, потому что теперь он знал, что еще случилось в спасательной лодке много лет назад. Он тогда так старался, и все же героем оказался кто-то другой. Тот, кто исправил его оплошность и все же спас моряка с тонущего судна. Сыщик мысленно видел этого мальчика, годом или двумя старше его, балансирующего на скользкой палубе с риском свалиться за борт, промокшего до нитки, но бросающего канат, а потом торопливо вытягивающего человека из страшной пучины.
Никто тогда не сказал Монку ни слова, не упрекнул его, но у него в ушах до сих пор звучали похвалы тому, другому мальчику – не за ловкость, а за смелость! Это-то и было особенно больно: его хвалили за сообразительность, самоотверженность и смелость – качества, обладать которыми юный Уильям стремился превыше всего!
То же самое сейчас испытывала и Айлиш, больше всего мечтавшая о любви и доверии.
Все присутствующие смотрели теперь на детектива, ожидая, чтобы он высказал свое суждение. Наконец, Квинлен не выдержал. Однако начал он довольно неожиданно.
– Если вы всему этому верите, значит, вы просто глупцы! – с горечью произнес Файф. – Пора звать полицию, пока этого не сделал Монк. Или вы намерены и от него откупиться? Теперь, когда эта история уже всплыла, скандала все равно не избежать. – Он оглядел собравшихся. – Это – дело рук кого-то из нас. Никуда от этого не денешься.
– Скандал, – задумчиво и очень сосредоточенно проговорила Дейрдра. – А может быть, Байярд говорит правду, а матушка платила Аркрайту ради того, чтобы избежать скандала?
Наступило долгое молчание. Потом Уна обернулась к мужу:
– Почему ты не объяснил этого?
– Потому что не верю в это, – твердо ответил Макайвор, глядя ей прямо в глаза. – Мэри не могла так поступить – не тот это был человек.
– Разумеется, могла! – буркнул Элестер и, только потом поняв, что, собственно, он сказал, смущенно посмотрел на Уну.
– Думаю, на сегодня хватит, – решительно заявила та. – Правды мы не знаем…
И тут впервые за все время заговорила Эстер.
– Миссис Фэррелайн в поезде несколько раз упоминала мистера Макайвора, и всегда с симпатией, – очень тихо произнесла она. – Не думаю, что она платила шантажисту только для того, чтобы спасти семейное имя от скандала. В этом случае она постаралась бы от него избавиться, куда-нибудь отправить…
– Спасибо, мисс Лэттерли, за ваше замечание, – сухо перебил Элестер, – но не думаю, что вы можете судить…
– Может! – вмешалась Дейрдра. Но прежде, чем она успела продолжить, супруг приказал ей замолчать и обратился к сыщику:
– Благодарю вас за труд, мистер Монк. Есть у вас документы, подтверждающие все вами сказанное?
– Нет.
– В таком случае был бы вам признателен, если бы все это осталось между нами, пока мы не решим, как нам следует поступить. Завтра воскресенье. После богослужения мы ждем вас к завтраку и тогда сможем продолжить обсуждение. Всего хорошего, мистер Монк, всего хорошего, мисс Лэттерли.
Обоим гостям оставалось только откланяться. Уильям и Эстер вместе вышли в холл и, пройдя мимо огромного портрета Хэмиша, оказались на улице, под непрерывным осенним дождем.
Глава 12
Монк и мисс Лэттерли легко сошлись на том, что тоже отправятся в воскресенье утром в церковь. Детектива интересовало не столько богослужение, сколько лишняя возможность понаблюдать за Фэррелайнами. Чем руководствовалась Эстер, он не спрашивал. Возможно, тем же самым.
Выяснив накануне, когда начинается служба, они вышли с Грассмаркет заблаговременно и добрались до храма как раз в тот момент, когда туда стали стекаться прихожане. Войдя следом за тучной матроной в очень строгой одежде, опиравшейся на руку мрачного мужчины со шляпой в руке, они обменялись приветствиями с некоторыми знакомыми. Вид у всех был весьма степенный.
Эстер огляделась вокруг. Узнать женщин из семьи Фэррелайнов было непросто, поскольку все они, естественно, были в головных уборах. Прийти в церковь с непокрытой головой и без перчаток было бы равносильно тому, чтобы явиться туда голой. Мужчин различить было легче по цвету волос и прическе. Сиделка быстро обнаружила благородную голову Элестера с несколько поредевшей макушкой. Словно почувствовав на себе ее взгляд, тот полуобернулся в их сторону, но оказался лицом к лицу с мужчиной и женщиной, шедшими впереди Эстер с Уильямом.
– Доброе утро, казначей, – сдержанно поздоровалась полная дама. – Неплохой денек, не правда ли? – Это была чисто ритуальная фраза, поскольку в то утро резко похолодало и собирался дождь.
– О да, миссис Бэйн, – отозвался Фэррелайн. – Просто замечательный. Доброе утро, мистер Бэйн.
– Доброе утро, казначей. – Спутник важной женщины почтительно поклонился и двинулся дальше.
– Бедняга, – заметила его жена, когда они отошли на несколько шагов. – Не для него эта должность!
– Помолчи, Марта, – оборвал ее муж. – Нашла место сплетничать! Тем более в воскресенье. Нечего болтать в церкви!
Миссис Бэйн залилась сердитым румянцем, но возражать не стала. Эстер мысленно ей посочувствовала.
Монк взял свою спутницу за руку и с некоторым трудом, время от времени извиняясь за причиненное беспокойство и за отдавленные ноги, провел ее в ряд, который находился позади семейства Фэррелайнов. Лэттерли склонила голову в молитве, и он последовал ее примеру, по крайней мере внешне.
Народ все прибывал. Кое-кто поглядывал на Уильяма и Эстер с удивлением и раздражением. Они оба не сразу поняли, что заняли место, по традиции и неписаному правилу принадлежащее кому-то другому, но переходить на другое во время службы не стали.
Сыщик заметил, как много людей кланяются или каким-либо иным способом оказывают внимание Элестеру. Заговаривая с ним, они понижали голос и обращались не по имени, а называя его официальную должность.
– Как он умен, – прошептала своей соседке женщина, стоявшая впереди Монка. – Хорошо, что он не стал выдвигать обвинение против мистера Гэлбрейта. Я всегда считала, что тот невиновен. Не мог такой джентльмен поступить подобным образом.
– Так же, как и сын миссис Форбс, – отозвалась стоявшая рядом с ней дама. – Убеждена, что там речь шла скорее о трагедии, чем о преступлении.
– Вот именно. И я вам скажу, девица там тоже хороша. Знаю я таких!
– И не говорите, милочка! Была у меня подобная горничная. Конечно, пришлось ее прогнать.
– Отец его тоже был прекрасным человеком, – опять вернулась к Элестеру первая любительница поболтать. – Такая жалость!
Негромко заиграл орган. Слева со стуком упал чей-то молитвенник. На шум никто не обернулся.
– Я и не подозревала, что вы его знали, – заинтересовалась разговором двух женщин еще одна местная жительница, стоящая впереди Эстер. Она встала в пол-оборота к говорившей, чтобы ничего не пропустить.
– Прекрасно знала, – кивнула та, и перья на ее шляпе заколыхались. – Какой был красавец! Не то что его несчастный брат, который, говорят, пьет, как лошадь. Он, впрочем, и прежде не отличался талантами. А полковник был еще и прекрасным художником.
Пожилой джентльмен справа недовольно покосился в их сторону, но на него не обратили внимания.
– Художником? Подумать только! А я считала, что он был владельцем печатной компании, – удивилась присоединившаяся к разговору прихожанка.
– Ну да! Но и художником тоже. Как он рисовал! Настоящий талант. Все больше карикатуры. Бедный майор по сравнению с ним – просто ничтожество. Только и способен, что пропивать семейные деньги, с тех пор как умер полковник.
Наклонившись вперед, мисс Лэттерли тронула сплетницу за плечо.
Женщина сердито обернулась, ожидая услышать очередное замечание за болтовню в церкви.
– Много у вас камней? – поинтересовалась медсестра.
– Простите? – не поняла ее любительница поговорить.
– Камней, – четко повторила девушка.
– Каких камней?
– Чтобы кидать, – ответила Эстер и на случай, если собеседница все еще не уловила ее мысли, пояснила: – В Гектора Фэррелайна.
Женщина вспыхнула:
– Ну, знаете ли!
– Замолчите, вы, сумасшедшая! – прошипел Монк, хватая Лэттерли за локоть. – Вы что, хотите, чтобы вас, не дай бог, узнали?!
Та посмотрела на него с удивлением.
– Не забывайте про свой вердикт, – проговорил сыщик сердито, но так тихо, что она едва расслышала. – «Не доказано», а не «невиновна»!
Кровь бросилась в лицо Эстер. Она отвернулась.
Началась служба. Она была исполнена строгого благочестия и включала длинную проповедь о грехе преступного легкомыслия и непростительной суетности.
Воскресный завтрак на Эйнслай-плейс обилием уступал подобным мероприятиям в лондонских семьях того же ранга. Прислуга тоже только что вернулась из церкви, и потому еда была хоть и обильной, но холодной. Никаких нареканий это не вызвало: оправданием служил сам праздничный день. Перед началом трапезы Элестер как глава семьи прочитал краткую молитву, после чего подали холодное мясо с овощами. Поначалу все избегали разговоров о принадлежавшей Мэри ферме, об арендной плате или об Аркрайте, так же как и о каких-либо прегрешениях Байярда.
Сам Макайвор сидел с видом человека, уже смирившегося с собственной гибелью.
Айлиш выглядела потерянной. Она, как всегда, была прекрасна – никакие огорчения не могли лишить ее красоты, – но живой огонь, прежде освещавший черты ее лица, исчез без следа.
У Дейрдры бессонница обвела глаза черными кругами. Она тревожно переводила взгляд с одного члена семьи на другого, безуспешно пытаясь придумать, как облегчить их страдания.
Уна была бледна, у Элестера был глубоко несчастный вид, а Гектор, как обычно, часто прикладывался к вину, нисколько при этом не пьянея. Только Квинлен Файф, казалось, испытывал известное удовлетворение от происходящего.
– Сколько можно тянуть, – наконец заговорил он. – Нужно что-то решать! – Он обернулся к Монку: – Полагаю, вы возвращаетесь в Лондон? Если и не завтра, то в ближайшее время. Не собираетесь же вы оставаться в Эдинбурге? У нас больше нет ферм, чтобы заплатить вам за молчание.
– Квинлен! – Элестер в бешенстве хлопнул кулаком по столу. – Ради бога, веди себя хоть немного при-личнее!
Тот вскинул брови:
– Разве можно в этой истории говорить о приличиях? Я так не думаю, казначей. По-моему, она неприлична от начала до конца. Что вы предлагаете? Договориться между собой сохранить все в тайне, предоставив мисс Лэттерли вечно жить под угрозой виселицы? – Он круто повернулся на стуле. – Вы согласны, мисс Лэттерли? Вряд ли вам при этом удастся отыскать место сиделки. Если, конечно, кто-нибудь не захочет избавиться от больного родственника.
– Разумеется, я предпочла бы, чтобы все это разрешилось, – среди всеобщего испуганного молчания ответила Эстер. – Но мне совсем не хочется, чтобы кто-то оказался на моем месте, на скамье подсудимых, будучи виновным не больше меня, – только ради того, чтобы можно было поставить в этом деле точку. Подозрения пали на мистера Макайвора, но мне они не кажутся серьезными. – Она обернулась к Элестеру. – Насколько они серьезны, казначей-прокуратор? Вы стали бы возбуждать дело, располагая подобными доказательствами?
Фэррелайн вспыхнул, а потом побледнел.
– Вряд ли мне поручат это дело, мисс Лэттерли, – судорожно сглотнув, проговорил он. – Я слишком заинтересованное лицо.
– Она имела в виду не это! – презрительно усмехнулся Файф. – Элестеру вообще свойственно отказывать в возбуждении дел. Не правда ли, казначей?
Вместо ответа его шурин обратился к Байярду:
– Надеюсь, завтра ты, как всегда, пойдешь в типо-графию?
– Завтра она закрыта. – Макайвор бросил на него отсутствующий взгляд.
Гектор в очередной раз налил себе вина.
– Почему? – нахмурившись, спросил он. – Что случилось? Завтра ведь понедельник, не так ли? Вы что, не работаете по понедельникам? – он негромко икнул.
– Там сейчас идет кое-какая переделка дома. Будет отключен газ. Мы не можем работать в темноте, – объяснил Байярд.
– Нужно было при строительстве сделать больше окон, – раздраженно бросил майор Фэррелайн. – Всему виной чертова потайная комната Хэмиша. Я всегда считал, что это дурацкая идея.
– О чем вы, дядя Гектор? – с удивлением спросила Дейрдра. – Окна там можно сделать только в передней стене. С двух сторон вплотную стоят другие дома, а третья занята дверью, ведущей во двор.
– Не понимаю, зачем ему понадобилась потайная комната! – продолжал старый джентльмен, не слушая ее. – Никому она не нужна. Говорил я Мэри…
– Что за потайная комната? – недоверчиво поморщилась миссис Фэррелайн.
Уна протянула Гектору графин, но, увидев безуспешные попытки старика удержать его, сама наполнила ему стакан.
– Никакой потайной комнаты в здании фирмы нет, дядя Гектор. Ты, должно быть, перепутал с тем старым домом, где вы жили в детстве.
– Перестань… – сердито начал тот, но, взглянув в ясные голубые глаза племянницы, так похожие на его собственные тридцать лет назад, умолк.
Улыбнувшись ему, миссис Макайвор обратилась к Уильяму:
– Извините, мистер Монк. Мы ведем себя непростительно, делая вас невольным участником наших семейных ссор. Разумеется, мы не вправе требовать, чтобы вы держали в тайне все, что узнали об этом не слишком привлекательном мистере Аркрайте и о его пребывании на маминой ферме. Он утверждает, что платит за аренду, а мой муж отрицает это, уверяя, что мама сама разрешила Аркрайту бесплатно пользоваться фермой в обмен на его молчание. Мы уже никогда не узнаем, так ли это. У Квинлена есть свои причины не верить этому. Я же склонна считать, что Байярд говорит правду. А вы вольны поступать так, как сочтете нужным.
Затем она обернулась к Эстер:
– Так же, как и вы, мисс Лэттерли. Я могу лишь извиниться за то, что вы оказались втянуты в нашу семейную трагедию. Надеюсь, молва о ней не дойдет до Лондона в подробностях, столь широко обсуждавшихся здесь, и не окажет того влияния на вашу жизнь, о котором говорил Квинлен. Будь это в моих силах, я с удовольствием вернула бы все назад. Простите.
– Мы все сожалеем о случившемся, – негромко отозвалась сиделка. – Вам не за что извиняться, но я благодарна вам за доброту. Я была знакома с миссис Фэррелайн очень недолго, но, исходя из услышанного от нее в тот вечер в поезде, вполне готова, как и вы, поверить мистеру Макайвору.
Уна ответила ей улыбкой, в которой, однако, не чувствовалось облегчения.
После завтрака сыщик заторопился уходить.
– Оставляю все на ваше усмотрение, – обратился он к Элестеру. – Вы в курсе ситуации, связанной с имением вашей матери и арендатором Аркрайтом. Вам решать, стоит ли обращаться в полицию или имеет смысл поступить как-то иначе. Как казначей-прокуратор вы лучше меня можете судить, насколько весомы имеющиеся свидетельства.
– Благодарю, – мрачно отозвался Фэррелайн, тоже без особого облегчения. – До свидания, мистер Монк! Счастливого пути до Лондона!
Они вышли на улицу. Уильям поспешно поднял воротник, а Эстер плотнее запахнула пальто, спасаясь от ветра.
– Будь я проклят, если так это и оставлю! – воскликнул детектив. – Один из них убил ее! Если не Макайвор, значит, кто-то другой.
– Я бы сказала, что это Квинлен, – горячо заговорила его спутница, когда они перешли улицу. – До чего гнусный субъект! И что заставило Айлиш выйти за него? Дураку ясно, что теперь она его ненавидит – и немудрено! А как вы думаете, Гектор был пьян?
– Конечно, пьян! Он всегда пьян, этот несчастный старый дурень!
– Интересно, почему? – задумчиво произнесла мисс Лэттерли, прибавляя шагу, чтобы поспеть за Монком. – Что с ним случилось? Судя по словам Мэри, он ничуть не уступал Хэмишу, а воевал даже лучше.
– Думаю, во всем виновата зависть, – без особого интереса отозвался детектив. – Младший брат, не такой обеспеченный, поскольку наследство досталось старшему, который к тому же, судя по всему, был и умнее, и талантливее.
Они миновали площадь и свернули на Гленфинлас-стрит.
– Я имела в виду, был ли он, по-вашему, настолько пьян, чтобы считать чепухой его слова, – пояснила девушка.
– О чем?
– Разумеется, о потайной комнате. – Лэттерли уже почти бежала, чтобы не отстать от Уильяма, и второпях толкнула пересекавшую их путь женщину с корзиной. – Зачем Хэмишу понадобилась потайная комната в здании фирмы?
– Не знаю! Чтобы прятать нелегальные книги?
– Какие нелегальные книги? – с трудом переводя дыхание, спросила медсестра. – Вы хотите сказать – краденые?
– Нет, конечно! Революционные, богохульные, а скорее всего, порнографические.
– А, понимаю!
– Ничего вы не понимаете. Но, возможно, догадываетесь.
Девушка не приняла его иронии:
– И они стоят того, чтобы из-за них убивать?
– Если достаточно красочны и если их достаточно много, – ответил Монк. – Они стоят огромных денег.
– Вы хотите сказать, что их можно продать за огромные деньги. – Иногда сиделка бывала на редкость придирчивой. – Сами они не стоят ничего.
Сыщик скорчил гримасу:
– Вот не подозревал, будто вы знаете, что это такое!
– Я была медицинской сестрой в армии, – едко напомнила его собеседница.
– О! – На мгновение Уильям смутился. Мысль, что эта дама знает о подобных вещах и тем более сталкивалась с ними, была ему неприятна. Его это оскорбляло. Женщинам – особенно порядочным женщинам! – не полагается смотреть на непристойные плоды грязной человеческой фантазии. Детектив невольно прибавил шагу, налетев при этом на идущую навстречу пару. Мужчина взглянул на него и что-то пробормотал. Чтобы догнать Монка, Эстер пришлось перейти на настоящую рысь.
– Вы не хотите поискать эту комнату? – задыхаясь, спросила она. – И, пожалуйста, не бегите так! При такой скорости я не могу ни слушать, ни говорить.
Сыщик остановился столь внезапно, что его спутница пролетела на несколько шагов дальше.
– Хочу, – ответил он. – Но без вас.
– Со мной. – Девушка не стала вступать с ним в спор, уговаривать и пререкаться. Она просто утверждала.
– Нет, без вас. Это может оказаться опасным…
– С какой стати? Они говорили, что завтра там никого не будет, и сегодня, само собой, тоже. Не станут же они нарушать правил поведения в воскресный день!
– Я пойду сегодня, как только стемнеет.
– Конечно, мы пойдем сегодня. Глупо идти среди бела дня. Нас могут увидеть.
– Вы не пойдете!
Теперь они стояли на тротуаре, загородив дорогу прохожим.
– Пойду, – заявила мисс Лэттерли. – Вам может понадобиться помощь. Если это и в самом деле потайная комната, ее будет не так просто найти. Нам придется простукивать стены в поисках пустот или залезать…
– Ладно! – махнул рукой Монк. – Но вы будете делать то, что скажу я!
– Естественно.
Фыркнув, детектив с прежней скоростью двинулся дальше.
Незадолго до одиннадцати вечера Уильям и Эстер уже стояли в полной темноте, если не считать фонаря в руке Эстер, посреди огромного зала типографии, готовые приняться за работу. Чтобы избежать лишнего шума, им пришлось взломать замок. Это потребовало некоторого времени, но Монк проявил на этом поприще удивившие его помощницу навыки, происхождение которых не пожелал объяснить. Впрочем, возможно, он и сам этого не помнил.
Около часа друзья медленно и методично вели поиски. Здание оказалось достаточно простым по конструкции, но построенным весьма основательно. Оно напоминало обыкновенный сарай, как две капли воды похожий на сооружения, примыкавшие к нему с обеих сторон, и было возведено специально для печатания книг. У него не было никаких украшений, резьбы, ниш, облицованных каминов или стеллажей – словом, ничего, что позволяло бы скрыть потайной вход.
– Он был пьян! – с отвращением заявил детектив. – Он так ненавидел Хэмиша, что готов сделать ему любую гадость, даже самую идиотскую.
– Мы пока не так уж долго искали, – возразила Лэттерли.
Уильям бросил на нее испепеляющий взгляд, особенно выразительный в желтом луче фонаря, среди окружающего мрака.
– Вы можете предложить что-нибудь получше? – поинтересовалась девушка. – Или решили вернуться в Лондон, так и не узнав, кто убил Мэри?
Монк молча отвернулся и снова принялся обследовать помещение.
– Эта стена вплотную примыкает к соседнему дому, – подвел он итог полчаса спустя. – Здесь нет места для маленького тайника, не то что для целой комнаты.
– А что, если она расположена на чердаке? – без всякой надежды спросила Эстер.
– Тогда к ней вела бы лестница. А ее тут нет.
– Значит, комната должна быть здесь! Просто мы ее еще не нашли.
– Ваша логика неотразима, – огрызнулся сыщик. – Мы ее не нашли, значит, она должна быть здесь.
– Я сказала не так! Вы все вывернули наизнанку!
Мужчина вскинул брови:
– Она должна быть здесь, потому что мы ее не нашли? Таков ваш дедуктивный вывод?
Медсестра схватила фонарь, оставив Уильяма в темноте. Придется поискать еще. Это их последний шанс. Завтра они уедут, а Байярда Макайвора будут судить и либо отправят на виселицу, либо он тоже будет до конца дней жить под тяжестью вердикта «преступление не доказано». Она же в любом случае так никогда и не узнает, кто убил миссис Фэррелайн. А ей тоже необходимо знать это – не ради себя, а потому что мудрое лицо Мэри до сих пор стоит у нее перед глазами так же отчетливо, как в тот момент, когда она уснула в лондонском поезде с мыслью о том, насколько нравится ей эта женщина.
Открытие, сделанное Эстер, не было случайным: оно явилось результатом бесконечного методичного простукивания и прощупывания. Тяжелая стенная панель отъехала в сторону, открыв небольшую узкую дверцу. Сама комната первоначально была частью соседнего строения, а совсем не этого дома. Ее существование оказалось возможным благодаря тому, что по отдельности ни в одном плане этих зданий не было заметно несоответствий. Обнаружить тайник можно было, только взяв планы обоих домов и сравнив их.
– Нашла! – ликующе закричала девушка.
– Не орите! – прошипел оказавшийся прямо за ее спиной детектив, так что она вздрогнула и едва не уронила фонарь.
– Осторожнее! – огрызнулась мисс Лэттерли, направляясь к узкому отверстию.
Проникнуть внутрь они смогли при свете фонаря, который Эстер держала в вытянутой руке, подняв его как можно выше, чтобы рассмотреть комнату. Она была без окон, размером примерно двенадцать на десять футов, с низким потолком и единственным ведущим наружу отверстием в дальнем углу, служащим для доступа воздуха. По крайней мере половину ее занимали печатные станки, банки с краской, пачки бумаги и резаки. На остальном пространстве размещались стол, похожий на мольберт, и этажерка с прекрасным набором гравировальных инструментов и бутылками кислоты. Над столом висела большая бестеневая газовая лампа, позволявшая, судя по всему, очень ярко освещать его.
– Что это? – в недоумении спросила сиделка. – Здесь нет никаких книг…
– Похоже, мы нашли источник богатства Фэррелайнов, – прошептал ошеломленный Монк.
– Но здесь же нет книг! Или их все вывезли?
– Не книги, любовь моя, а деньги! Здесь они печатают деньги!
Лэттерли почувствовала, как дрожь пробежала по ее телу – не столько от услышанного, сколько от того, каким тоном это было сказано.
– Вы х-хотите сказать: ф-фальшивые деньги? – пробормотала она.
– О да, фальшивые… совершенно фальшивые! Но они, должно быть, делают их чертовски здорово, если сумели так долго продержаться! – Сыщик шагнул вперед и, взяв у девушки фонарь, склонился над станком, чтобы получше разглядеть его. – Да здесь есть все что угодно! – продолжал он. – Разные банкноты в один фунт, пять фунтов, десять, двадцать… Смотрите, билеты всех шотландских банков – Королевского, Клайдсдейлского, Лайнен-банка… А вот банкноты Английского банка! А это, похоже, немецкие, а здесь – французские. Набор достаточно пестрый, но, клянусь небом, сделаны они превосходно!
Эстер заглянула ему через плечо, чтобы тоже рассмотреть металлические пластины:
– Откуда вы знаете, что их сделали давно? Может быть, они совсем новые?
– Богатство этой семьи восходит к далеким дням, – ответил детектив. – Еще ко временам Хэмиша. Подозреваю, он и сделал первые гравюры. Помните, что говорила о нем женщина в церкви? И Дейрдра упоминала что-то насчет его способностей копииста. – Уильям взял одну из пластин и стал внимательно изучать ее. – А вот эта – нынешняя купюра. Посмотрите на подпись.
– Но если они делают и новые деньги, кто же рисует их теперь? Для такого занятия человека со стороны не наймешь!
– Нет, конечно. У меня есть мысль, которая должна вам понравиться: думаю, это Квинлен. Неудивительно, что он так чертовски надменен! Знает, что родственники не смогут обойтись без него. И они это знают. Он держит их на крючке. Бедняжка Айлиш! Видимо, она была той ценой, которую он назначил.
– Но это же чудовищно! – в ужасе проговорила девушка. – Никто… – Она замолчала. То, что она собиралась сказать, звучало глупо, и Эстер сама это понимала. С незапамятных времен женщин отдавали замуж во имя семейного честолюбия или корысти, а то и ради чего-нибудь похуже. Айлиш, по крайней мере, осталась дома и тоже пользуется богатством семьи. К тому же Квинлен – примерно ее возраста, не урод и не пьяница, здоров и не имеет физических недостатков. Возможно, он даже поначалу был к ней внимателен, пока она не предала его, нечаянно влюбившись в Байярда. Или это Уна в целях самозащиты выдала свою необыкновенную младшую сестру за человека, который способен совладать с ней и не потерпит своеволия?
Бедная Уна – она просчиталась. Быть может, Айлиш и Байярд не запятнали честь семьи, но над своими чувствами не властен никто.
Монк аккуратно положил пластины на прежнее мест-о.
– Думаете, Мэри знала? – прошептала мисс Лэттерли. – Надеюсь, что нет. Стоит только подумать, что она причастна ко всему этому… Я понимаю, это не так отвратительно, как мучить людей, это всего лишь жадность, и все же…
Лицо Уильяма сделалось жестким. Глаза его сверкнули, а лоб и щеки прорезали глубокие морщины.
– Это гнусное преступление! – сквозь зубы процедил он. – Вы считаете, что оно обходится без жертв, потому что ничего не понимаете. Что бы вы стали делать, если бы вдруг оказалось, что половина имеющихся у вас денег ничего не стоит, причем неизвестно, какая именно половина? Как бы вы жили? Кому могли бы доверять?
– Но я… – Медсестра не нашлась что ответить и умолкла.
– Люди станут бояться что бы то ни было продавать, – горячо продолжал детектив. – Торговать вы сможете, но как? Кто решится купить то, что вы предлагаете, и продать вам то, в чем нуждаетесь вы? С тех пор, как люди стали приобретать разные товары и услуги, с тех пор, как каждый занимается своим делом и все вместе мы сотрудничаем друг с другом для общей пользы, мы пользуемся единым средством обмена – деньгами. По сути, с того времени, как появилось то, что можно назвать цивилизацией, и мы осознали, что являемся не просто толпой отдельных людей, каждый из которых существует сам по себе, с тех пор, как мы создали общество, его стержнем стали деньги. Оскверните их, и вы подрубите самые его корни!
Эстер не сводила с детектива глаз, все больше проникаясь сознанием величия того, о чем он говорил, и размерами возможной катастрофы.
– То же самое и со словом! – продолжал Монк с лицом, пылающим от возбуждения. – Слова – это средство нашего общения. То, что возвысило человека над животными. Мы обладаем способностью думать, формулировать свои идеи, с помощью письма передавать их из одного края земли на другой, от поколения к поколению. Оскверните наши взаимоотношения лестью и фальшью, а наши слова – ложью, пропагандой, самовольной подменой их значения, попробуйте спекулировать их смыслом, и мы утратим связь друг с другом! Каждый из нас окажется в одиночестве. Все рухнет. Мы неизбежно погрязнем в трясине лицемерия. Подлог, продажность и предательство – вот настоящие грехи волка. – Он умолк, глядя на девушку так, словно только что осознал ее присутствие.
– Волка? – переспросила она. – Что это значит? Почему волка?
– Последний круг ада, – внятно произнес Уильям, четко выговаривая каждое слово. – Глубочайшая из всех бездн. Это Данте. Три великих круга ада: круг леопарда, круг льва и круг волка.
– Вы помните, где прочли это и кто вас этому учил? – еле слышно спросила Эстер.
Монк так долго не отвечал, что ей показалось, будто он ее не расслышал.
– Нет… – Он вздрогнул. – Не помню… Пытаюсь вспомнить, но безуспешно. Я даже вообще не подозревал, что знаю это, пока не начал думать о подделке. Я… – Чуть пожав плечами, он отвернулся. – Мы узнаем в этой жизни все, что нам суждено узнать. Быть может, в этом причина убийства Мэри. Каким-то образом она узнала тайну этой комнаты, и они были вынуждены заставить ее молчать.
Читать бесплатно другие книги:
