Россия в Первой мировой войне Головин Николай

ПРОЧИЕ ВИДЫ ПРОДОВОЛЬСТВИЯ

Относительно снабжения армии прочими предметами продовольствия используемая нами Записка помощника главного интенданта генерала Богатко дает следующие указания.

Жиры. «В первые же дни войны, — пишет он, — была установлена по требованию главного военно-санитарного инспектора дача жиров на одного человека 25 золотников при фунтовой даче мяса, 2,5 фунта хлеба и усиленной даче сахару, чаю, овощей. В армии стали получаться избытки, которые переправлялись обратно в тыл семьям, а иногда и продавались. А между тем вопрос о получении жиров обстоял далеко не так благополучно, как это думали».

В первый период войны жиры получались из Западной Сибири от маслодельных артелей, которые вырабатывали масло в очень больших количествах и имели большие запасы его для экспорта. С истощением запасов и уменьшением количества выделки его артелями снабжение жирами затруднилось, так как сбор масла в других районах по мелочам давал малые количества. На откорм свиней не было обращено внимания. Сбор же сала по мелочам также давал немного.

Когда запасы жиров истощились, армия не могла получить полностью даже значительно сокращенную дачу^{215}. Насколько велики были потребности армии в жирах, можно убедиться из следующей таблицы, вычисленной на основании норм довольствия и численности армии в различные периоды.

1914 г. — 1 600000 пудов

1915 г. — 6 510 000 пудов

1916 г. — 11 500 000 пудов

1917 г. — 11 200 000 пудов

Всего — 30 810 000 пудов

Овощи. Сушение овощей производилось в первый год преимущественно ростовскими огородниками; потом появились другие предприниматели, и в сушеных овощах недостатка не было, подвозились также свежие овощи (капуста, свекла, картофель) и квашеная капуста и свекла в бочках.

Рыбное довольствие. В вышеприведенной выдержке из записки министра земледелия Наумова указывалось, что вследствие младенческого состояния консервного дела в России нам не удалось использовать наши колоссальные рыбные богатства. В результате, по заявлению самого помощника главного интенданта генерала Богатко, «куплены были соленые сельди за границей»^{217}. Таким образом, вместо того чтобы использовать каждую единицу заграничного тоннажа для заводских станков, мы ввозили рыбу.

ФУРАЖ

Фуражное довольствие нашей армии в начале войны обстояло вполне благополучно. Но с наступлением зимы 1914–1915 гг. начались некоторые затруднения. В следующие зимы эти затруднения увеличились. Приходилось несколько раз отводить в тыл значительное число кавалерийских частей, дабы не потерять конский состав. Было несколько периодов (особенно зимой 1916–1917 гг.), когда начинался угрожающий по своим размерам падеж лошадей из-за недостатка фуража. Вследствие затруднений из-за состояния железнодорожного транспорта в подвозе к фронту из глубокого тыла стало ясно, что без суррогатов фуража обойтись нельзя. Но вопрос о массовом приготовлении этих суррогатов не был разрешен Интендантством до 1917 г.^{218}.

Общие потребности нашей армии в фураже могут быть выражены в нижеследующей таблице^{219}.

1914 г. … 52 600 000 … 125 200 000

1915 г. … 153 600 000 … 212 800 000

1916 г. … 295 000 000 … 338 000 000

1917 г. … 175 000 000 … 500 000 000

Всего … 676 200000 … 1 176 000000

ОСОБЫЕ СОВЕЩАНИЯ

Первый год войны проходил под знаком необдуманной расточительности запасов страны.

Осознание размеров потребностей армии и страны происходит лишь к осени 1915 г. Это совпадает с учреждением упомянутых в предыдущей главе Особых совещаний, а именно Особого совещания для объединения мероприятий по обороне и Особых совещаний по продовольствию, по топливу и по транспорту.

Председателем Особого совещания по продовольственному делу назначен был министр земледелия, а вся исполнительная работа по Совещанию, следовательно, и по общеимперскому продовольствию возлагалась на подведомственные этому министру учреждения.

Вот как оценивает эту попытку упорядочения работы сам министр земледелия^{220}:

«Самая мысль создателя упомянутого Совещания — привлечь для обсуждения желательной постановки продовольственного дела в армии и стране всеобъемлющее представительство существовавшей в то время активной официальной русской общественности наряду с участием многочисленной агентуры всевозможных центральных правительственных учреждений и немалого также количества всяких местных уполномоченных по продовольствию лиц, одно это намерение предрешало исключительный по многолюдству и разнообразию своему состав того Особого совещания, которое по своему положению призвано было играть в стране роль руководящего центра в деле установления продовольственной политики и общего фронтового и тылового снабжения.

Члены обеих законодательных палат (Государственного совета и Государственной думы), представители всероссийских земского и городского союзов, просто земств и городов, военно-промышленных и биржевых комитетов, всевозможных профессиональных союзов (мукомолов, сахарозаводчиков и др.), губернаторы, председатели управ, чины Министерства земледелия в качестве уполномоченных на местах, ведомственные представители разных центральных управлений и пр. и пр. — все это почти ежедневно заседало до поздних часов, обсуждало, спорило, голосовало, протестовало — некоторые вопросы (например, о твердых ценах) вызывали бесконечно долгие и страстные прения. Ко всему этому надо добавить, что состав Совещания силой вещей часто менялся, каковое обстоятельство, само собой, неблагоприятно отзывалось на преемственности и последовательности известных решений принципиального характера, — в общем, получалась сложная затяжная обстановка, во всяком случае, мало способствовавшая скорейшей выработке того плана продовольственного снабжения, без наличия коего немыслимы были ни исполнительно ответственная работа самого министра земледелия как председателя Особого совещания, ни таковая же его сотрудников в центре и на местах, ни самый успех дела по существу».

В предыдущей главе мы говорили уже, что существенным недостатком Особых совещаний была их многолюдность, затруднявшая их творческую работу. В только что приведенной выдержке А.Н. Наумов подтверждает это. Но в предыдущей главе, говоря об Особом совещании для объединения мероприятий по обороне, мы указали тоже, что, несмотря на этот дефект, оно сыграло спасительную роль, так как его учреждение облегчило участие общественных сил страны в деле снабжения армии.

То же самое приходится сказать и про Особое совещание по продовольствию. Несмотря на все свои недостатки, оно все-таки связывало центральную власть с местными силами. Если бы этого не было, то при создавшейся политической обстановке работа Министерства земледелия уподобилась бы ведущему колесу, расцепившемуся с остальным механизмом страны и потому работавшему впустую.

Нам кажется, что главные затруднения, которые встречало в своей работе Министерство земледелия, заключались в другом, а именно — в неподготовленности наших верхов к сложным формам современной жизни. Вследствие этого — искание везде примитивных решений.

В тех случаях, когда характер снабжения мог сохранять примитивные формы организации, снабжение шло благополучно. Так было с выпечкой хлеба: войскам выдавалась мука, и они сами выпекали хлеб в своих полевых хлебопекарнях. Так было и в деле снабжения сушеными овощами; здесь вопрос заключался в простом арифметическом увеличении числа «кустарей», занимавшихся этой сушкой.

Но как только мы подходим к области снабжения, в которой массовое снабжение требует сложных форм современной индустрии, благополучие кончается и дефекты растут прямо пропорционально сложности организации. Так происходило в области заготовки сухарей и галет, в довольствии мясом, в консервном деле. Организация продовольственного дела с трудом поднимается над уровнем кустарных форм производства; она нигде не может дорасти до требований научной организации производства, удовлетворение которых стало обязательным для всякой современной массовой работы. Нам неоднократно приходилось уже указывать, что идеи, родоначальником коих является Тейлор, были абсолютно чужды нашим руководящим кругам.

Это искание примитивных решений привело к отсутствию согласования между деятельностью гражданского продовольственного аппарата с распоряжениями органов снабжения Действующей армии. «Отсутствие связи тыла с фронтом, — пишет А.Н. Наумов^{221}, — сказывалось на каждом шагу продовольственной жизни в столь резкой форме, что всякое промедление с принятием мер в целях упорядочения этих взаимоотношений грозило катастрофой делу снабжения как армии, так и страны».

Та же приверженность наших верхов к примитивным формам являлась весьма существенной помехой для совместной работы с общественными силами. Множество лиц отдавало себе отчет, что без помощи этих сил вести современную большую войну нельзя, но только немногие из них отдавали себе отчет, что участие этих сил требует гораздо более сложных форм управления. Генерал Поливанов, сменивший генерала Сухомлинова, понимал это. Но весною 1916 г. он был удален с поста военного министра и беспорядок в области снабжения продовольствием сильно возрос.

«15/28 марта, — читаем мы в записках председателя Государственной думы М.В. Родзянко^{222}, — был уволен без рескрипта военный министр генерал Поливанов… Отставка эта произвела удручающее впечатление. Газеты были полны восхвалениями ушедшего министра, оценивая результаты его работы сравнительно за короткий срок. В Думе и в обществе говорили о безответственном влиянии, о министерской чехарде… Беспорядки в тылу приняли угрожающий характер. В Петрограде уже чувствовался недостаток мясных продуктов. Между тем, проезжая по городу, можно было встретить вереницы подвод, нагруженных испорченными мясными тушами, которые везли на мыловаренный завод. Подводы попадались прохожим средь белого дня и приводили жителей столицы в негодование: на рынке нет мяса, а на глазах у всех везут чуть не на свалку испорченные туши.

Члены Особого совещания ездили осматривать городские холодильники за Балтийским вокзалом. Холодильники в полном порядке. Мясо в них не портилось, но зато кругом были навалены горы гниющих туш. Оказалось, что это мясо, предназначавшееся для отправки в армию. Его, видите ли, негде было хранить. Когда поставщики обращались за разрешением построить новые холодильники, им не давали ни средств, ни разрешения. По обыкновению, министерства не могли между собой сговориться: Интендантство заказывало, железные дороги привозили, а сохранять было негде, на рынок же выпускать не разрешалось. Это было так же нелепо, как и многое другое, точно сговорились все делать во вред России…

Члены Особого совещания доложили обо всем виденном на заседании; я написал письмо Алексееву, и только после этого заинтересовались мясным вопросом. Тысячи пудов мяса, конечно, погибло. То же самое происходило и с доставкой мяса из Сибири: от недостатка и неорганизованности транспорта гибло уже не тысячи, а сотни тысяч пудов. Виновников, конечно, не нашлось, так как один сваливал на другого, а все вместе — на общую бесхозяйственность».

ПОТРЕБНОСТЬ В СИЛЬНОЙ ВЛАСТИ

Чтобы как-нибудь выйти из создавшегося хаоса, начальник Штаба Верховного главнокомандующего генерал М.В. Алексеев подал 15/28 июня 1916 г. Докладную записку Государю.

В этой записке М.В. Алексеев предлагал возглавление всей области Общеимперского управления особым лицом с диктаторскими полномочиями.

«Судьба его проекта известна, — пишет министр земледелия А.Н. Наумов^{223}, — не встретив сочувствия к такому решению в общественно-бюрократическом своем окружении, Государь не имел решимости провести его самолично и на заседании Совета министров, под личным своим председательством 28 июня (10 июля 1916 г.) лишь ограничился высказанными им пожеланиями, чтобы все руководившие в то время центральные ведомственные учреждения и лица в связи с условиями переживаемого страной исключительного момента проявили высшее напряжение своих сил на благо Родины и были объединены ради этого во имя общности служения единому патриотическому подвигу».

Только что приведенный факт особенно показателен тем, что он имеет место как раз в тот период, когда, судя по переписке Государя с императрицей Александрой Федоровной, идея полного абсолютизма в государственном управлении получает все большую силу в их мыслях. К этому ведут все перемены в составе министров; и в то же время принять решительные меры для упорядочения и объединения работы тыла Государь не решается.

Это трагическое противоречие в действиях Верховного управления страной очень характерно обрисовывается в словах приехавшего в начале мая 1916 г. в Россию в качестве представителя французского правительства министра снабжений г-на Тома. Беседуя с председателем Государственной думы М.В. Родзянко о недостатках в снабжении, на вопрос председателя Государственной думы: «Скажите, пожалуйста, вполне откровенно ваше мнение о том, что вам недостает в России», — г-н Тома ответил: «Нам недостает сильной центральной русской власти, так как, если можно так выразиться, господин председатель Думы, Россия должна быть морально очень крепкой, чтобы переносить в критические минуты, которые мы сейчас переживаем, то состояние тихой анархии, которое царит в вашей стране и прямо бросается в глаза»^{224}.

В итоге к концу 1916 г. продовольственное снабжение армии находится в очень тяжелом положении.

На совещании в Ставке главнокомандующих, происходившем 17–18 декабря (ст. стиль) 1916 г.^{225}, Главнокомандующий Западным фронтом генерал Эверт счел нужным сделать следующее заявление:

«Где бы ни готовился удар, необходимо обеспечить войска продовольствием. Надо пополнить запасы базисных и продовольственных магазинов, которые теперь исчерпаны. Вместо того чтобы иметь месячный запас, мы живем ежедневным подвозом. У нас недовоз и недоед, что действует на дух и настроение. Местные средства также исчерпаны. Надо принять меры, чтобы пополнить базисные магазины. Раскладка сокращена так, что дальше идти нежелательно».

Главнокомандующий Северным фронтом генерал Рузский рисует не менее печальную картину: «…Северный фронт не получает даже битого (мяса). Общее мнение таково, что у нас все есть, только нельзя получить. В Петрограде, например, бедный стонет, а богатый все может иметь. У нас нет внутренней организации…»

РЕВОЛЮЦИЯ

Вспыхнувшие в марте (нов. ст.) в Петрограде беспорядки, с которых началась революция, предшествовались продовольственными затруднениями.

В течение первого же месяца революции генералу Алексееву, вступившему в должность Верховного главнокомандующего, пришлось уменьшить размеры продовольственных дач в тылу. Его телеграмма № 2719 от 20 марта (3 апреля), приводимая нами в приложении к этой главе^{226}, является очень характерным документом; из конца этой телеграммы можно увидеть, что поддержка Временного правительства не обеспечивает еще исполнения распоряжений Верховного главнокомандующего и ему приходится искать таковую в Петроградском Совете рабочих и солдатских депутатов.

Создавшееся с начала революции положение вещей могло только увеличивать хаос в продовольственном деле. Продовольственная кампания в течение марта, апреля, мая и июня 1917 г. дала 40% невыполнения продовольственных заготовок, июль дал уже 70%, а август — 60–90%.

Довольно полную картину положения продовольственного дела после начала революции дает в донесении от 10 августа 1917 г.^{227} своему правительству генерал Нокс:

«Имею честь представить несколько сведений о состоянии снабжения и транспорта.

1 августа на заседании Исполнительного комитета совета солдатских и рабочих депутатов министр продовольствия Пешехонов говорил об общем экономическом положении государства.

Он сказал, что в мае это положение было очень плохим; армия имела продовольствия всего на несколько дней; в Москве одно время было муки всего на один день; в Петрограде положение было лишь немного лучше. С тех пор произошло улучшение. Запасы армии измеряются от 20 до 45 дней, Петроград имеет их на 20 дней, Москва — на 14.

Однако будущее угрожающее. Главное затруднение происходит от дезорганизации, царящей на железных дорогах, которая к осени грозит катастрофой. Продовольствие Северной России не может базироваться лишь на железнодорожном транспорте. Для подвоза должны быть использованы водные пути. Но мысль о железнодорожной перевозке до Волги, по которой можно вести грузы дальше на север на баржах с тем, чтобы затем опять развозить железными дорогами, невыполнима из-за чрезмерной платы, требуемой грузчиками, притом не соглашающимися работать даже по 8 часов в день.

Прежнее правительство зависело от урожая на помещичьих землях, который легко было собрать. Но помещичьи посевы уменьшились вследствие препятствий, чинимых крестьянами. Последние, кроме того, стремятся мешать применению сельскохозяйственных машин. Они требуют предоставления им сбора хлебов при условии уплаты им за это от четверти до трети урожая. Это значит, что большая часть урожая помещичьих земель будет растаскана по избам и сбор его станет для правительства невозможным.

В некоторых губерниях крестьяне отказываются отдавать свое зерно иначе, как в обмен на мануфактуру. Селения Юго-западной России нуждаются в одежде и металлических изделиях. Министр продовольствия делает героические усилия, чтобы найти нужные для обмена предметы, но сейчас мануфактуру достать в России нельзя нигде. Ограничения в тоннаже препятствуют ее ввозу. Если даже удается собрать некоторое количество товара, то распределение его при царящем беспорядке является делом нелегким. 600 вагонов тканей было недавно отправлено для обмена на Кавказ. 400 из них было “арестовано” в Таганроге, и местные комитеты потребовали распределения содержимого на месте.

Производство сахара будет чрезвычайно сокращено, так как крестьяне силой захватили часть свекловичных хозяйств.

Крестьяне делают все возможное, чтобы задержать у себя зерно в надежде, что цены, которые сейчас низки, поднимутся. Вдоль железных дорог нет правительственных складов, и продукты должны отправляться немедленно после их подвоза. Самая же доставка до железных дорог представляет из себя целую проблему. В реквизиции лошадей переусердствовали. Моторизированного транспорта нет. Практически в наиболее хлебных районах железных дорог мало, а простые дороги часто непроходимы весной и осенью. Как раз теперь все перевозочные средства, находящиеся в распоряжении крестьян, заняты жатвенной работой и никакое зерно к железным дорогам не подвозится. Лошадиный транспорт так ограничен, что зерно не может доставляться с больших расстояний. Отсюда вытекает, что армия и городское население России должны базироваться на узкой полосе земли, примерно в 15 миль по каждую сторону от железной дороги.

Хороший урожай жизненно необходим, ибо, хотя в России зерна всегда достаточно, чтобы прокормить население, мы должны иметь избыток в полосе возможного транспорта.

Урожай 1917 г. не очень хорош. Количество ржи нормально. Пшеница хороша на Северном Кавказе и в Западной Сибири, но, к сожалению, только посредственна в волжских губерниях, откуда ее легко можно перевозить. Овес и ячмень — плохи.

Задача, которая стоит теперь перед Министерством продовольствия, заключается в перевозке водными путями зерна с Северного Кавказа на Верхнюю Волгу до остановки речного транспорта. Тоннаж Волжского флота — 4,5 миллиона — достаточен, но последняя баржа должна покинуть нижнее течение реки не позже 23 сентября, так что времени осталось мало и эгоистическая лень грузчиков, о которой упоминалось уже выше, может сыграть решающую роль. В конце будущего месяца можно будет судить об усилиях, потребующихся этой зимой от русских железных дорог.

Положение теперь, конечно, хуже, чем оно было в прошлом году в то же время. Главный интендант сообщил мне, что он всегда старался иметь на фронте запасы на два месяца. Это удавалось ему до ноября 1916 г. С тех пор запасы начали постепенно таять, чтобы дойти в феврале лишь до размеров запасов на несколько дней.

Помощник министра продовольствия сообщил мне, что теперь на фронте имеются запасы продовольствия всего лишь на 20–30 дней, в то время как в прошлом году в это время запасов было на 60 дней. В Москве и Петрограде запасов на 20 дней против 45 дней в августе прошлого года. Эти данные отличаются от тех, что были официально сообщены министром продовольствия на ту же дату.

Министерство путей сообщения указывает, что им всегда отдается предпочтение снабжению армии и все, что получается от Министерства продовольствия, немедленно отправляется по назначению.

Для облегчения снабжения армии Россия разделена на Восточную и Западную области. Граница между ними проходит по линии Петроград — Одесса. Передаточными станциями являются: Петроград, Бологое, Ржев, Смоленск, Брянск, Гомель, Киев, Знаменка, Николаев и Одесса.

Каждые несколько месяцев совещание в Ставке определяет число вагонов каждого рода снабжения, которое требуется от Восточной области для каждого из фронтов. Южные фронты, конечно, в этом отношении более независимы, чем остальные. Ежедневная потребность только в вагонах съестных припасов на июль была определена в следующих размерах:

Северный фронт — 561

Западный фронт — 589

Юго-западный фронт — 355

Румынский фронт — 102

Задача становится гораздо трудней зимой, когда в среднем требуются около 800 вагонов в день для доставки сена и 400 вагонов для овса и ячменя. В феврале потребное количество вагонов равнялось:

Северный фронт — 660

Западный фронт — 893

Юго-западный и Румынский фронты — 687

Ставка потребовала в марте от Восточной области 51 612 вагонов, но из-за недоставки продуктов к головным станциям только 32 448 вагонов было погружено — недохват в 37,1%.

В апреле положение ухудшилось. Из 45 900 потребных вагонов только 12 821 было погружено — недохват в 72%.

В первой половине мая и в июне недохват равнялся 21%».

В сентябре месяце после неудачи «выступления» генерала Корнилова развал армии и страны пошел быстрым темпом.

Для армии приближалась продовольственная катастрофа. В начале октября 1917 г. автор этой книги, готовясь к поездке на Междусоюзническую конференцию, имел в Ставке подробную беседу с главным полевым интендантом. Этот последний дал следующие цифровые данные о степени обеспечения Русской армии продовольствием.

К данным этой таблицы главный полевой интендант добавил, что на дальнейшее регулярное пополнение указанных запасов, многие из которых приближаются к исчерпанию, он рассчитывать не может.

На вопрос автора, что же будет дальше, главный полевой интендант развел руками и сказал: «Голодные бунты».

Через 10 дней после этого разговора автор участвовал в заседании министров Временного правительства. На этом заседании министр продовольствия г-н Прокопович категорически заявил, что снабжать продовольствием он может только 6 000 000 человек, между тем как на довольствии находились в это время 12 000 000 человек. Присутствующий на этом заседании министр путей сообщения столь же категорично заявил, что если с интендантского пайка будут сняты 1 200 000 железнодорожных служащих и их семейств, то железнодорожный транспорт сейчас же остановится. Таким образом, требовалось немедленное сокращение армии, достигавшей в это время вместе с запасными войсками во внутренних округах десяти с лишком миллионов, более чем на 5 миллионов человек.

Подобное требование, по существу дела, являлось демобилизацией. Исполнить это требование не пришлось, так как через несколько дней произошел большевистский переворот.

ВЕЩЕВОЕ ДОВОЛЬСТВИЕ

В области удовлетворения потребностей армии вещевыми довольствиями мы увидим ту же картину, как и в области снабжения продовольствием.

«С самого начала войны главный интендант предвидел, — пишет генерал Лукомский^{228}, — что требования армии превзойдут все нормы, определенные в мирное время, и принял меры для заготовки крупных запасов интендантского довольствия, дабы иметь возможность удовлетворить требования, которые могут поступить с фронта. Но и он ошибся в размере этих требований, и Интендантству также пришлось обратиться с заказами за границу на различные предметы снабжения. В том числе пришлось уже в 1915 г. сделать очень крупные заказы на обувь — преимущественно в Англии и в Америке. Эти заказы обошлись казне очень дорого; были случаи крайне недобросовестного их выполнения, и они заняли очень значительный процент тоннажа судов, столь драгоценного для подвоза боевых припасов.

Невозможность удовлетворить потребности армии средствами отечественной промышленности определилась как-то неожиданно для всех, не исключая и интендантского ведомства. Оказался недостаток кож, недостаток дубильных веществ для их выделки, недостаток мастерских, недостаток рабочих рук (сапожников). Но все это произошло от отсутствия правильной организации.

На рынке кож не хватало, а на фронте сгнивали сотни тысяч кож, снимавшихся со скота, употреблявшегося в пищу для армии… Заводы для приготовления дубильных веществ, если бы об этом подумали своевременно, нетрудно было устроить; во всяком случае, не трудно было своевременно получить из-за границы и готовые дубильные вещества.

Рабочих рук было также достаточно, но опять-таки о правильной организации и развитии мастерских и кустарных артелей своевременно не подумали. На этой почве в некоторых районах государства произошли даже серьезные неудовольствия среди населения, вылившиеся в некоторых местах в беспорядки. В некоторых уездах местные уездные полицейские чины, получив распоряжение губернаторов о привлечении к работе в земских и интендантских мастерских сапожников из районов, не занятых работой на армию, решили вопрос просто — приказали всех сапожников, находившихся в селениях и других населенных пунктах уездов, собрать и, как арестованных, под конвоем чинов полиции доставить в уездные города».

Только что приведенная выдержка чрезвычайно показательна, ибо принадлежит перу ближайшего сотрудника генерала Сухомлинова, сотрудника, высоко ценящего деятельность своего начальника[103]. Поэтому обвинять генерала Лукомского в чрезвычайной строгости критики не приходится.

А между тем вышеприведенная выдержка рисует картину полной несостоятельности Военного министерства в деле снабжения. Оно «предвидит», но не учитывает размеров; оно делает заказы обуви за границей, занимает «драгоценный тоннаж» и не развивает производства в стране вследствие «отсутствия правильной организации» и т.д.

Особенно характерна фраза: «Невозможность удовлетворить потребности армии средствами отечественной промышленности определилась как-то неожиданно…»

Но к этой несостоятельности Военного министерства присоединилась еще общая неподготовленность государства к ведению современной большой войны, требующей участия в борьбе не только армии, но и всех сил народа. И как это ни покажется странным с первого взгляда, даже в вопрос о снабжении армии сапогами примешивалась политика. Это явление настолько характерно для обрисовки громадных внутренних трений, существовавших в работе нашего глубокого тыла, что мы считаем себя вынужденными остановить внимание читателей на положении «сапожного» вопроса в изложении председателя Государственной думы М.В. Родзянко.

В своих воспоминаниях он рассказывает про свое посещение Ставки в конце 1914 г., где он имел беседу с Верховным главнокомандующим. Великий князь Николай Николаевич «говорил о Сухомлинове, которому он не доверяет и который старается влиять на решения Государя. Великий князь сказал, что его вынуждает к временной остановке военных действий отсутствие снарядов, а также недостаток сапог в армии»^{229}.

«— Вот вы имеете влияние, — заметил Великий князь. — Вам доверяют. Устройте мне как можно скорее поставку сапог для армии.

Я ответил, что это можно устроить, если привлечь к работе общественные организации и земства. Материала в России много, рабочих рук также, но в одной губернии кожи, а в другой дратва, подметки, гвозди, а еще в какой-нибудь — дешевые рабочие руки, кустари-сапожники. Лучше всего было бы созвать съезд председателей губернских земских управ и с их помощью наладить дело. Великий князь отнесся к этому очень сочувственно.

Вернувшись в Петроград, я был в Организационном комитете Думы и расспрашивал членов Думы, как, по их мнению, лучше наладить доставку сапог. Обсудив, решили циркулярно запросить председателей управ и городских голов. Это было скоро сделано, и сразу посыпались благоприятные ответы. Так как возможно было ожидать противодействия со стороны правительства к созыву такого съезда, то я решил объехать и поговорить с некоторыми министрами в отдельности. Кривошеий, Сухомлинов и Горемыкин отнеслись к идее съезда весьма сочувственно и обещали поддержать мое предложение в Совете министров. Свидание же с министром (внутренних дел) Маклаковым вышло весьма оригинальным. На мое заявление, что Главнокомандующий поручил мне спешно заняться поставкой сапог для армии при посредстве земств и созвать для этого в Петрограде председателей городских и земских управ, Маклаков сказал: “Да, да, то, что вы говорите, вполне совпадает с имеющимися агентурными сведениями”.

“С какими сведениями?”

“По моим агентурным сведениям, под видом съезда для нужд армии будут обсуждать политическое положение в стране и требовать конституцию…”

Это заявление министра было до того неожиданно и нелепо, что я даже привскочил в кресле и резко ему ответил:

“Вы с ума сошли… Какое право вы имеете так оскорблять меня? Чтобы я, председатель Государственной думы, прикрываясь в такое время нуждами войны, стал созывать съезд для поддержки каких-то революционных проявлений! Кроме того, вы вообще ошибаетесь, потому что конституция у нас есть…”

“Вы, Михаил Владимирович, пожалуйста, не принимайте это за личную обиду, во всяком случае, без Совета министров я не могу дать разрешение на такой съезд и внесу этот вопрос на ближайшее заседание”.

Я сообщил Маклакову, что некоторые из министров обещали поддержать мое ходатайство, и ушел от него, возмущенный и расстроенный.

О съезде были уже разговоры с членами Думы, и неофициально многие из председателей управ были уже извещены о желании Главнокомандующего привлечь земства к работе на армию. Многие тотчас же откликнулись. Прислали нужные сведения, а некоторые, не дожидаясь приглашения, сами приехали в Петроград. Затем стали поступать ответы из земств, что заказы уже даны кустарям и мастерским, скупаются кожи и что работа идет вовсю. Одно из земств ввиду недостатка дубильных веществ послало своего человека в Аргентину. Даже некоторые из губернаторов и те откликнулись и писали, что вполне сочувствуют привлечению земств к военным поставкам. Министр Маклаков и тут постарался мешать, как он мог. Он распорядился, чтобы заказы шли через губернаторов, что возмутило общественные круги и затормозило дело. В то же время Маклаков издал знаменитый приказ, в котором запрещалось вывозить продукты из одной губернии в другую. Это уже совершенно стесняло и нарушало план использования продуктов и возможностей различных губерний. Через несколько дней я получил письмо Маклакова, в котором председатель Думы извещался, что его предложение о созыве съезда Советом министров отклонено и что дело поставки сапог передано главному интенданту Шуваеву, который и должен входить в сношение с земствами и городами. На другой же день является Шуваев и откровенно заявляет, что он не может этим заняться, что никогда с земствами дела не вел и что, по его мнению, земства не отнесутся с достаточным доверием к Интендантству и не станут с ним непосредственно работать. Шуваев просил как-нибудь помочь ему. Я откровенно ему ответил, что, раз Совет министров нашел, что мне нельзя поручить этого дела, мне остается вовсе от него отказаться.

Вскоре после того у меня был Горемыкин[104] для обсуждения вопроса о созыве Думы. Я напомнил ему в разговоре о его обещании поддержать предложение о Земском съезде.

“Какой съезд? — удивился Горемыкин, — ничего такого мы вовсе не обсуждали в Совете…”

Я показал Горемыкину письмо Маклакова. Он прочел с большим изумлением и опять повторил, что вопрос в Совете министров вовсе не обсуждался, а про Маклакова он заметил:

“Il a menti comme toujours…”»[105]

Все эти трения привели к тому, что в 1915 г. в армии начал ощущаться «сапожный» кризис.

Из личного опыта могу засвидетельствовать о той трагедии, которую испытала пехота VII армии в декабре 1915 г. Эта армия, начальником штаба которой я был назначен в октябре 1915 г., предназначалась для десантной операции против Болгарии с целью помочь Сербии. Ввиду крайне подозрительного поведения в этом отношении Румынии эта десантная операция не могла состояться, и VII армия была перевезена в конце ноября в Галицию, в состав Юго-западного фронта.

Высадившись с железной дороги, части этой армии должны были пройти 4–5 переходов, чтобы занять назначенные на фронте места. Это походное движение совпало с осенней распутицей, и пехота потеряла свои сапоги. Тут начались наши страдания. Несмотря на самые отчаянные просьбы о высылке сапог, мы получали их столь ничтожными порциями, что пехота армии ходила босая. Такое катастрофическое положение длилось почти два месяца.

С началом 1916 г. положение улучшилось и потребности армий в обуви стали удовлетворяться; за весь 1916 г. в армии и их тыловые склады было выслано до 29 миллионов пар обуви, большая часть которой была изготовлена в России^{230}.

Мы не будем останавливаться на изложении вопроса об удовлетворении потребностей армии в остальных предметах вещевого снабжения, а также обозного и прочего[106] имущества. Такого острого кризиса, как в снабжении обувью, в прочих видах снабжения не приходилось переживать. Но общая картина остается та же. В кампанию 1914 г. и в первую половину 1915 г. происходили растрата всех запасов и бессистемные попытки восстановления их. Военное министерство никак не может уяснить себе размеры потребностей, а также, что и как можно получить из страны. Для Сухомлинова и его сотрудников все возникает «как-то сразу», «неожиданно для всех». Поэтому говорить о каком-либо предвидении не приходится. В 1916 г. во всех областях снабжения положение улучшается. Активное выступление общественных сил страны сказывается везде, но все-таки настоящей организации, которая позволила бы получить максимум снабжения при наименьшем напряжении страны, нет нигде. Начавшийся же с революцией развал тыла отражается во всех отраслях снабжения армии.

ОТНОШЕНИЕ СОЛДАТСКОЙ МАССЫ К КАЗЕННОМУ ИМУЩЕСТВУ

Очерченная нами картина удовлетворения потребностей армии в интендантском снабжении будет неполной, если мы не укажем здесь на одну отрицательную черту, свойственную солдатской массе военных призывов.

Низкий культурный уровень наших народных масс не содействовал развитию в них надлежащего отношения к казенному имуществу. Народная пословица даже зарегистрировала это понимание в словах: «Казенное — в огне не горит, в воде не тонет». В предыдущей главе нам приходилось уже говорить об этом. Но там мы указывали, что ссылкой на подобное отношение наши военные руководители снабжения старались прикрыть свой собственный грех — отсутствие предвидения и неумелость в организации. В деле боевого снабжения упоминаемая здесь черта нашей солдатской массы не могла сказаться в той мере, как это рисуют «снабжатели». Предметы боевого снабжения находились под очень сильным контролем офицерского состава. Иначе обстояло дело в области снабжения предметами не боевого характера, в особенности в вещевом довольствии. Здесь контроль был слабее, да, кроме того, в толще призванных во время войны прочно укоренился взгляд, что выданное им на руки вещевое довольствие с первого же дня является их полной собственностью, что казна достаточно богата, чтоб почаще возобновлять эту собственность. Нужно отметить здесь, что в солдатском составе, прошедшем в мирное время полный срок действительной службы, воинское воспитание в значительной мере искоренило это пагубное отношение к казенному имуществу. Но когда на укомплектование начали прибывать маршевые роты, составленные из призывных, наскоро и кое-как обученных, дело сильно изменилось в худшую сторону.

Еще большее ухудшение стало замечаться тогда, когда подъем народного духа начала войны прошел, когда пошла полоса тяжелых неудач летней кампании 1915 г., — небрежное отношение к выданному на руки вещевому имуществу явилось своего рода саботированием войны.

Правда, следует опять отметить, что чины маршевых рот после влития в ряды войсковых частей быстро излечивались от этого недуга; под влиянием кадров они «воспитывались», и поэтому на самом фронте отношение солдатского состава к казенному имуществу оставалось довольно близким к старому уровню. Но в тылу распоряжение казенным имуществом приобретало все более и более характер безобразия.

Я приведу один пример из пережитого мною за время пребывания в должности начальника Штаба VII армии.

В декабре 1915 г., как мне уже приходилось упоминать, моя армия переживала «сапожный» кризис. После долгих и упорных просьб, обращенных к органам фронтового снабжения, после постройки «собственными» силами «своего» кожевенного завода в тылу армии, производящего более чем несколько тысяч кож в месяц, мы начали выбираться из кризиса. Но при этом обнаружилось следующее явление: войсковые части продолжали требовать и требовать обувь, а между тем, по имеющимся у нас расчетам, их потребности должны были быть уже удовлетворены. Я лично объехал для поверки корпуса, некоторые дивизии и полки. Оказалось, что все прибывающие маршевые роты, а их в этот период прибывало много, почти поголовно прибывали со старой, никуда не годной обувью. Между тем, согласно установленному порядку, все чины маршевых рот, высылаемых запасными батальонами, снабжались совершенно новыми сапогами.

В ближайшие же дни выяснилось, что чины маршевых рот, проходя через деревни, продавали новые сапоги, обменивая их на никуда не годные, причем производилось это почти повально. Все опрошенные после поимки совершенно искренно отвечали, что они думали, что, когда придут в окопы, им должны дать новые сапоги. Одновременно с этим открылось, что торговля казенным вещевым довольствием приняла настолько массовый характер, что произведенный местной полицией обыск в селах, лежащих по пути прохождения маршевых рот, обнаружил даже небольшие мастерские, в которых перешивали солдатские полотнища палаток в юбки для деревенских баб.

Бороться с этим злом было очень трудно. С маршевыми ротами шли малоопытные прапорщики; полицейских сил в деревне было мало. Для того чтобы наладить порядок, пришлось усилить кадры армейских запасных батальонов за счет опытного офицерского состава частей, последний же в это время ценился на самом фронте в полном смысле на вес золота; пришлось создать сильную военную полицию в тылу — опять-таки за счет частей, боровшихся на фронте.

Не лишено интереса упомянуть здесь о распоряжении генерала Брусилова, который был в это время Главнокомандующим армиями Юго-западного фронта. Этот генерал, поражавший своим циничным отношением к офицерской и солдатской крови, задумал решить вопрос чрезвычайно просто: он приказал пороть 50 ударами розог всех чинов маршевых рот, которые прибудут в части с недостачей в выданном им вещевом довольствии. В этом приказе генерал Брусилов утверждал, что он применял эту меру во время командования им VIII армией и будто бы она привела к отличным результатам. Это утверждение навряд ли соответствует действительности: тыл VIII армии во время командования этой армией генералом Брусиловым считался на Юго-западном фронте самым беспорядочным.

С началом революции небрежное отношение к казенному имуществу сразу же быстро возросло и вскоре превратилось в какую-то безудержную вакханалию.

В общем, отношение низов армии к казенному имуществу представляет собою как бы волнообразную «кривую», которая все время шла книзу. Но во все периоды войны, несмотря на колебания этой «кривой», можно было заметить следующее неизменное явление: небрежность и мотовство происходили преимущественно в маршевых командах и тыловых частях; по мере приближения к боевой линии порядок и бережливость возрастали; таким образом, ввиду того, что вещевое снабжение растрачивалось, главным образом, в тылу, войска, дравшиеся на фронте, часто страдали от недостатка в нем.

Упоминаемая выше отрицательная черта русской солдатской массы военного времени привела к тому, что требуемые от страны количества различного вида материального, в особенности же вещевого снабжения превосходили нормальную потребность. Это вызывало, в свою очередь, излишнее непродуктивное напряжение страны.

Общее количество израсходованных за всю войну предметов вещевого снабжения можно выяснить лишь очень приблизительно. В книге «Россия в мировой войне 1914–1918 гг. (в цифрах)», изданной Центральным статистическим управлением^{231}, это количество исчисляется так:

Сукна — 429 000 000 аршин

Сапог — 65 000 000 пар

Валенок — 15 000 000 пар

Подошвенной кожи — 460 000 пудов

Полушубков — 12 000 000 штук

Фуфаек и телогреек— 21 000 000 штук

Теплых кальсон и ватных брюк — 30 000 000 штук

Суконных портянок и шерст. чулок — 50 000 000 пар

Теплого белья — 51 000 000 штук

Седел — 782 000 штук

Подков — 217 000 000 штук

Мы склонны думать, что в действительности эти цифры были еще больше.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ПОМОЩНИКА ГЛАВНОГО ИНТЕНДАНТА ГЕНЕРАЛА БОГАТКО

В заключение этой главы мы приведем те окончательные выводы, которые делает в своей Записке помощник главного интенданта генерал Богатко^{232}:

«Хотя средства России были весьма велики и разнообразны, но и они требовали бережливого расходования. Война застала ее не подготовленной к развитию и приспособлению промышленности для снабжения армии. Сами эти потребности, их размер, характер, продолжительность — никто себе ясно не представлял. Не было авторитетного, твердого распорядителя-хозяина, вследствие чего не было принято с первых же дней войны полного, целесообразного и бережного расходования этих средств. Общего плана для развития промышленности и использования ее средств не было до конца войны. Не было стремления экономить и беречь средства… Последствием отсутствия правильного хозяйства было: 1) неполное использование того, что могла дать страна; 2) чрезмерное перекачивание средств в армию; 3) возрастание цен; 4) лишение населения необходимых для него в повседневной жизни предметов питания и домашнего обихода, а также и предметов для изготовления самого снабжения (например — металлов для земледельческих орудий и т.д.); 5) загромождение путей сообщения и излишнее занятие подвижного состава. Вследствие этого, например, нельзя было перебросить находившиеся в изобилии в Сибири запасы мяса, зерна и т.д.

Вследствие нарушения правильного транспорта нельзя было подать топливо, сырье, вывезти заготовленные предметы снабжения и т.д. Все это вызывало недостаток предметов первой необходимости в стране и дороговизну и вообще расстраивало и нарушало правильный ход экономической жизни страны. Последствием этого было недовольство войной, существовавшим порядком, правительством и в значительной степени подготовило население к восприятию революции, тем более что настойчивого, здорового разъяснения всего происходившего не было, тогда как антигосударственные элементы вели агитацию весьма настойчиво и последовательно.

Богатые источники средств России не были исчерпаны до конца войны, но использовать их мы не умели».

Главкосев[107]. Копии: Главкозап[108], Поглавкорум[109], Командарм Кавказской[110]

«Временное правительство, обсудив совместно с исполнительным Комитетом рабочих и солдатских депутатов современное положение России в области продовольствия, признало необходимым в виде временной меры, впредь до сбора и своза на железные дороги задержанных внутри страны по причинам зимних метелей, а теперь распутицы запасов продовольствия и фуража, офаничить выдачу продуктов для всего населения, как гражданского, так и военного, равно всем войскам, расположенным на фронтах и в тылах. По данным о количестве продовольствия, возможном в течение марта и апреля к отправке на фронты, Временное правительство признало необходимым установить суточную дачу: хлеба два фунта в войсковом районе и полтора фунта в тыловом районе, крупы или заменяющих ее припасов в обоих районах двадцать четыре золотника, зернофуража для лошадей при работе восемь фунтов и при расположении на покое шесть фунтов, сена в обоих случаях пять фунтов и соломы только из местных средств, не требуя дальних перевозок, восемь фунтов. Зернофураж во всех случаях, где возможно, подлежит замене жмыхами по расчету одного фунта жмыхов за два фунта зернового фуража. Ввиду вполне категорических указаний Временного правительства и во избежание кризиса в продовольственном отношении предлагаю Вам с 28 сего марта установить выдачу суточной дачи натурой в войсковом и тыловом районах: хлеба пока в 2 фунта, крупы в 24 золотника и фуража, как выше указано. Вместе с тем прошу сообщить Ваше определенное заключение о возможности установления суточной дачи хлеба в тыловом районе полтора фунта. Всякая недовыдача натурой каких-либо продуктов против установленных мною приказом моим 1916 года, номер 446, нормальных дач должна или заменяться всякими подсобными припасами из местных средств или выдаваться на руки людям деньгами по установленной расценке соответственно указаниям приказа Наштаверх 1916 года, номер 1804, остатки же нормальных фуражных окладов соответственно дачам, установленным приказом 1916 года, номер 61, должны оставаться в распоряжении войсковых частей для приобретения их собственным попечением соломы, где есть, из местных средств. Увеличение дачи зернофуража и сена, хотя бы за счет покупки собственным попечением частей войск, по требованию Временного правительства должно быть категорически воспрещено ввиду явного недостатка фуража во всей стране для удовлетворения всех потребностей как фронта, так и тыла, также работающего на оборону. Приварочные оклады, в которые входило по приказу 446 20 золотников крупы или заменяющих ее продуктов, должны по-прежнему исчисляться со включением в них стоимости 20 золотников крупы, риса или других подобных продуктов с тем, чтобы за неотпуском войскам соответствующих продуктов натурой таковые заменялись картофелем, овощами и вообще всем, что возможно приобрести на местах, или выдавались деньгами на руки, как указано в приказе 1804. Вместе с тем Временное правительство указало, что, несмотря на неоднократные категорические запрещения отдельным войсковым частям производить какие-либо заготовки в тылу и во внутренних округах без согласия уполномоченных Минзема[111], таковые случаи в последнее время участились и наносят непоправимый вред общему делу продовольствия войск и населения, внося полное расстройство как в действия уполномоченных по сбору продуктов для армии, так и в действия железных дорог. Ввиду изложенного, безусловно, необходимо еще раз категорически воспретить войскам всякого рода такие самостоятельные заготовки, привлекая виновных к законной ответственности. Уменьшение дач не решает, однако, продовольственных затруднений как в смысле наличия припасов, так и особенно в смысле затруднений подвоза, поэтому Временное правительство ставит нам задачею принять самые энергичные меры по уменьшению на театре военных действий числа людских ртов и лошадей, наложив прежде всего руку на различные организации, рабочие дружины из туземцев, рабочие дружины вообще, тыловые учреждения и заведения. Отправление этих людей в тыл даст рабочую силу для сельских работ и выведет государство из кризиса и позволит Действующей армии пережить страдный период в продовольственном отношении до середины мая. Особенно настаивает Временное правительство на отводе в глубокий тыл части конных дивизий, ибо не рассчитывает справиться с предвидимыми уже теперь затруднениями по подвозу фуража. Прошу срочно составить соображения, что можно сделать на фронте в отношении уменьшения числа ртов, хотя бы ценою сокращения работ в тылу и деятельности различных организаций. Буду ожидать ответа ввиду выяснившегося тяжелого положения продовольственного вопроса. Затем правительство подчеркивает крайнюю необходимость использовать земли, оставшиеся в войсковом и тыловом районах необработанными, и дать заботами армии широкое развитие огородам, так как рассчитывать на заготовку овощей внутри страны при бедности рабочих рук трудно и все, что может облегчить работу железных дорог, нужно осуществить всеми мерами, ибо дороги эти не могут уже теперь справиться с предъявляемыми им армией требованиями, не говоря почти о полной несостоятельности выполнения оперативных перевозок. Для сведения сообщаю обращение Исполнительного комитета Совета рабочих и солдатских депутатов за № 48 от 9 марта сего года: “Ко всем гражданам в тылу и на фронте. Старое правительство вследствие полной своей бездарности не умело наладить дело заготовки продовольственных продуктов и передвижения грузов и оставило стране тяжелое наследство в виде почти опустошенных магазинов с очень небольшими запасами провианта. Поскольку Временное правительство стремится осуществить на деле организацию продовольствия страны, Совет рабочих и солдатских депутатов считает необходимым поддержать это правительство в его борьбе с дальнейшими затруднениями в деле снабжения всего населения продовольствием. Наряду с сообщенными нам мерами по усилению заготовки и подвоза самого продовольствия Временное правительство вводит ограниченную выдачу продуктов по одинаковой норме для всех классов населения и призывает к временному сокращению рациона все население страны, равно гражданское, как военное, равно войска, стоящие на фронте, как и находящиеся в тылу. Исполнительный комитет Совета рабочих и солдатских депутатов, обсудив положение страны в области продовольствия, доводит до сведения всех граждан страны в тылу и на фронте, что эта мера временного сокращения рационов является при настоящем положении необходимой, и призывает к возможной бережливости. Подписали за председателя Исполнительного комитета Мат. Скобелев, секретарь К. Гвоздев”.

Алексеев 20.III.1917г. №2719».