Основная операция Корецкий Данил

— Тогда сиди жди следователя, все ему расскажешь, как есть…

— Расскажу, милый, как есть расскажу…

Курьеру сквозь одежду ширнули укол, положили в карман несколько ампул промедола. Вся операция заняла три минуты.

* * *

Похожий на катафалк восьмиместный «Рэнглер» резко затормозил, оставляя на асфальте черные полосы от мгновенно заблокированных скатов. Водитель неторопливо выбрался наружу и, не запирая машину, направился к подъезду с вывеской: «Прокуратура Центрального округа города Москвы». За ним, отставая на шаг, шли два сопровождающих. Милиционеру на входе водитель показал повестку, вызывающую гражданина Черепанова для дачи свидетельских показаний к следователю Ланскому. Предъявил он и паспорт на имя гражданина России Черепанова Ивана Анатольевича, имеющего постоянную прописку в столице. Его спутники предъявили удостоверения частных охранников фирмы «Аргус». Все документы были в порядке.

В кабинет к следователю Черепанов зашел один, охранники остались в коридоре. На жестких стульях уныло сидели какие-то люди, за рядом одинаковых, обтянутых коричневым дерматином дверей с казенными табличками решались их судьбы или судьбы их близких. В затененном углу в конце коридора откинулся на поскрипывающую спинку крупный мужчина в драповом пальто и вязаной шапочке. Глаза были закрыты, со стороны казалось, будто он дремлет, на самом деле сотрудник оперативного отдела ГРУ по прозвищу Карл внимательно наблюдал за только что пришедшими. Скрывшийся в кабинете «свидетель» являлся известным бандитом по кличке Череп, это он застрелил несколько недель назад отставного майора ГРУ Сивкова. Охранники были его «пристяжью» и присутствовали при убийстве у «Золотого круга».

На совести всех троих было много преступлений, но каждый раз они выходили сухими из воды. И сейчас со стороны закона им вряд ли что-либо угрожало. Но никогда ранее они не убивали офицеров ГРУ, а потому не знали, какие последствия вызывают подобные действия.

Гражданин Черепанов удобно развалился на стуле, по-хозяйски осмотрелся и, не спрашивая разрешения, закурил. Круглолицый Ланский не стал делать ему замечаний: он хорошо знал, кем в действительности является «свидетель», ощущал исходящие от него волны презрения и звериной жестокости и хотел как можно скорее закончить обязательную процедуру.

Допрос продлился полчаса. Расписавшись об уголовной ответственности за дачу ложных показаний, Черепанов рассказал, что никогда не был у ресторана «Золотой круг», гражданина Сивкова, изображенного на предъявленных фотографиях, никогда не видел, оружия никогда не имел. На сожженном у «Золотого круга» «Мерседесе» действительно одно время ездил по доверенности, но накануне автомобиль угнали прямо от дома, о чем он узнал только на следующий день. Кто мог угнать и сжечь машину, он не знает, так как врагов и недоброжелателей у него нет.

Репутация «свидетеля» и имеющаяся на него оперативная информация доказательственного значения не имели, а прямые улики отсутствовали, так что этот допрос должен был стать последним. Примерно так Ланский и объяснил накануне бывшему сослуживцу убитого. Где именно они вместе служили, здоровенный мужик с невыразительным лицом не уточнял, но следователь умел читать и разобрался в надписи на часах потерпевшего. Сейчас, глядя в наглую, демонстративно-безразличную физиономию Черепанова, Ланский полез в сейф, извлек вещдок и положил на стол.

— Тот, кого убили, был непростым человеком. Очень непростым.

Череп машинально взял часы, вгляделся в циферблат. Там красовалась эмблема ГРУ — летучая мышь, распростершая крылья над земным шаром. Для неискушенных в символике имелась и надпись: «Военная разведка».

Безразличия на наглой физиономии поубавилось.

— Ну и что? — гипертрофированные надбровные дуги делали гражданина Черепанова похожим на неандертальца.

— Да так, — Ланский забрал часы. — За него многие станут землю рыть…

«Свидетель» встал.

— Мне-то какое дело, — буркнул он, но Ланский с удовлетворением отметил, что испортил ему настроение. Это было все, что он мог сделать.

Карл увидел, как Череп вышел из кабинета и быстро пошел по лестнице, возбужденно говоря что-то своим людям. Он двинулся следом, щелкнув в кармане клавишей остронаправленного микрофона. Тут же капсула микроприемника зашипела в ухо горячечной блатной скороговоркой:

— …тот мужик, у кабака, комитетчиком оказался… Следак сказал: большой хипеж начнется…

— У какого кабака? Этих мужиков столько было…

— Где дело сорвалось, помнишь?

— Вот сучара! Он свое заработал!

— Какая разница, кто он такой! Мало мы ментов мочили?

На лице у Карла не дрогнул ни один мускул. Эти гниды не делают различий между спецслужбами, для них и все люди на одно лицо, они не помнят, кого искалечили, кого убили, зато уверены в полной безнаказанности. Самое большее, что им грозит — пара лет условно. Но сейчас и эта троица, и еще четверо активных членов череповской группировки условно живут на свете. Они еще дышат, двигаются, разговаривают, улаживают свои дела, не подозревая о том, что фактически являются мертвецами.

Черный «Рэнглер» развернулся и, как ни в чем не бывало, помчался против движения. Не для того, чтобы отсечь возможный «хвост», просто ребятам оказалось так удобней. А кого бояться?

Карл не собирался их преследовать. Банда находилась под колпаком уже несколько дней, и все ее планы были известны. Сегодня в четыре на даче у Черепа намечался очередной сходняк. Мало кто знал, что он не состоится. «Торпеды» ГРУ обозначили шестнадцать пятнадцать временем "Ч" — все спецслужбы мира кодируют таким образом начало активных акций, как широкомасштабных, так и локальных.

Группировка Черепа включала семь бригад по пять человек в каждой. Раньше она входила в ЮгоЗападное сообщество, но после того, как Седого убили, а обезглавленную организацию основательно «проредили» в очередной разборке, Череп решил отколоться и стал жить сам по себе. Группировка отличалась крайней дерзостью и жестокостью, поэтому, несмотря на малочисленность, уверенно «держала» свою территорию. Конкуренты знали, что они не задумываясь пускают в ход оружие, и старались не нарываться на неприятности.

Криминальная Москва помнила, как год назад Носач захотел взять их под себя и назначил Черепу «стрелку» для предварительных переговоров, но даже не успел выйти из машины: его и четырех сопровождающих изрешетили на подъезде к условленному месту, а машину подожгли. Череп, естественно, не признался, но все было ясно и так, следовало ждать большой войны. Однако близких друзей или родственников у Носача не оказалось, а деловые партнеры не восприняли убийство как личную обиду — Банан стал лидером и объективно был благодарен Черепу, к тому же, ввязываясь в бойню, можно потерять все… Банан предпочел сделать вид, что поверил в непричастность Черепа, а следящие за развитием событий заинтересованные лица сделали соответствующие выводы…

На сходняк собирались обычно человек пятнадцать: Череп, его ближайшие помощники — Серый, Коваль и Стремный, семь бригадиров да несколько перспективных «быков». Дача бралась под охрану за час до начала, главари приезжали минута в минуту, каждый со своим эскортом. Такие меры казались вполне достаточными, и они чувствовали себя в полной безопасности.

Для «торпед» ГРУ предстоящая акция являлась упрощенным вариантом типовой боевой задачи «Уничтожение укрепленного командного пункта противника». Ведь несколько вооруженных уголовников не сравнятся с ротой морских пехотинцев США, британскими авиадесантниками или даже иранскими рейнджерами, а трехэтажная кирпичная дача — с бетонно-бронированными узлами управления стратегических ракетных частей. К тому же действовать предстояло на своей территории, проблема отхода и эксфильтрации отпадала сама собой.

Акция не санкционировалась руководством, хотя начальник оперативного отдела подполковник Голубовский знал о намерении подчиненных и, в принципе, был с ними солидарен. Потому что безнаказанные убийства сотрудников, пусть и бывших, не способствуют укреплению морального духа личного состава.

Участвовать в операции вызвались семь «торпед», наиболее близко знавших покойного Сивкова. Этого было вполне достаточно, даже с избытком. Экипировка была обычной: бронежилеты третьего уровня защиты, каски с пулестойким забралом, бесшумные пистолеты «ПСС» калибра семь шестьдесят два, девятимиллиметровые бесшумные автоматы «А-91» с тяжеленными пулями, отрывающими конечности на малой дистанции. Кроме того, у всех имелись ножи и по паре гранат «РГН».

Для снижения риска Карл предложил использовать «отмычку», остальные с ним согласились. Прямо из прокуратуры Карл и Франц поехали за Стремным, который был выбран на роль этого инструмента. Через час неприметная серая «Волга» с форсированным двигателем и бронированными бортами вернулась на базу. Открыв багажник, Франц рывком выдернул тяжелый брезентовый тюк и, не церемонясь, швырнул на асфальт аккуратной, петляющей между голубыми елочками дорожки. Карл полоснул ножом по грубой веревке.

Здоровенный широколицый бугай с плоским носом и маленькими круглыми глазками — чемпион Барнаула по боксу в полутяже восемьдесят девятого года — сейчас был мертвенно-бледным, непрерывно икал и оглушенно кривил изуродованный шрамами рот. Снизу вверх он дикими глазами смотрел на стоящих полукругом Гора, Пьера, Рика, Пола и Джека. Он занимался рискованным ремеслом и был постоянно готов к нападению. Два охранника в подъезде, стальная дверь, беспощадный неукротимый бультерьер, пистолет с досланным патроном в кармане, собственная злая и жестокая воля, железные мышцы и зубодробительные навыки, наконец, зловещая репутация группировки казались ему вполне надежной защитой. Он не понимал, почему все это не помогло…

— Встать, вперед! — оглушительно рявкнул Карл и тяжелым ботинком ощутимо въехал в крестец бывшему боксеру. Громкий голос и пинок должны были помочь преодолеть языковой барьер в том случае, если захваченный пленник не владел основными европейскими языками.

С трудом удерживая равновесие, Стремный тяжело поднялся. Руки были скованы за спиной крохотными гонконгскими наручниками, надетыми на большие пальцы. При резких движениях они затягивались, поэтому приходилось вести себя очень осторожно.

— Куда его? — спросил Франц.

— В беседку, — сказал Гор. — Чтобы не взорвать дом в случае чего…

Стремному много раз приходилось нападать на людей, избивать их, запихивать в багажник, приковывать к батарее или сажать в подвал, он знал, насколько эффективным бывает применение грубой, не ограниченной моралью или законом физической силы. Сейчас олицетворением такой силы являлись семь похожих друг на друга монументальных фигур с решительными лицами и не знающими сомнений глазами. Такие лица и глаза бывают у бойцов ОМОНа или СОБРа, недаром братва никогда не оказывает им сопротивления…

Беседка располагалась в отдалении от аккуратного двухэтажного домика из красного кирпича. В центре выложенного мозаичной плиткой круга стоял деревянный стол, по окружности шли скамейки. Судя по протянутым к шатрообразной крыше проволочкам, летом здесь вился виноград. На столе лежали автоматы незнакомой Стремному конструкции и другие предметы военной амуниции, которых он тоже никогда ранее не видел.

— Вот тут мы тебя снарядим, — доверительно произнес Гор, будто они являлись единомышленниками и имели общий, много раз обсужденный план действий.

Широкий, даже на вид прочный пояс плотно обхватил выпирающий живот бывшего полутяжа, давно перешедшего в следующую весовую категорию. Щелкнул замысловатый замок. С четырех сторон на поясе вытарчивали тяжеленькие полусферы.

— Пластиковые заряды, — по-прежнему доверительно пояснил Гор. — Если сработают, от тебя ни кусочка не останется. Весь в пар уйдешь!

Он чем-то щелкнул. На пряжке замигала крохотная неоновая лампочка.

— Готово. Попробуешь расстегнуть или перерезать — и все… Знакомых саперов нет?

Стремный помотал головой. Ему казалось, что все происходит в кошмарном сне. И не с ним.

— Не повезло тебе, — посочувствовал Гор. — Хотя тут не каждый сапер справится. Далеко не каждый. Если один из сотни — и то хорошо. И потом — мы же тебя не оставим… За каждым шагом смотреть будем. И слушать тоже… Вот передатчик…

Он аккуратно прикрепил к поясу небольшую шайбочку и, улыбнувшись, хлопнул Стремного по плечу.

— Отлично! Теперь ты готов к делу.

— Какому делу? — он с трудом шевелил будто отмороженными губами.

— Пойдешь на сходняк к Черепу, а мы послушаем, о чем толковать будете. Потом вернешься к нам, мы с тебя все это снимем… Аппаратура ведь денег стоит, и немалых…

Значит, это менты! И они не собираются его убивать! Стремный воспрял духом и принялся лихорадочно обдумывать, как выкрутиться из этой истории. Лучше всего написать на бумажке, что их прослушивают, пусть ребята наболтают всякой туфты… А потом они снимут свою проклятую сбрую, никуда не денутся! Да и вообще — откуда у ментов взрывчатка? Может, на понт берут… Ладно, отпустят — разберемся…

Стремный не знал, что имеет дело с профессионалами, которых нельзя перехитрить. Он не подозревал, что ему выписан билет в один конец, не догадывался о пульте дистанционного подрыва заряда и не имел представления о психотропном препарате «АСД».

Когда игла вошла в предплечье, он дернулся.

— Вы что, падлы… Зачем колете?

— Не бойсь, дурачок, — успокоил Гор. — Это для спокойствия. Счас тебе хорошо будет… А пока слушай меня внимательно и запоминай…

Действительно, по телу разлилась приятная истома, голова наполнилась звенящей пустотой, как после доброй порции морфина. Напряжение ушло, он расслабился и успокоился. Пояс, взрывчатка и микрофон не играли никакой роли. Он вообще забыл про них. Зато каждое слово, которое монотонно произносил Гор, врезалось в сознание непреклонной обязанностью.

— …ни о чем не рассказывай, не подавай никаких знаков, веди себя естественно. Куртку не снимай, старайся, чтобы никто до тебя не дотрагивался. Садись не с краю, а посередине — пусть со всех сторон будут люди…

Совершенно естественные и полезные советы, по-другому действовать он и не собирался. Благодарно улыбаясь, он кивал заботливому товарищу.

— Снимайте наручники, — раздался чей-то голос. И это окончательно убедило Стремного, что он среди друзей. Какие-то суки заковали его в браслеты, но сейчас друганы освободят своего кореша — так было всегда и так всегда будет…

«Хаза» Черепа находилась в Малаховке. Два года назад он купил у некогда всенародно известного артиста, доведенного экономическими преобразованиями до грани нищеты, покосившийся деревянный домишко, снес его и, по бытующей в их кругах моде, возвел трехэтажный особняк с подземным гаражом, сауной и собственной тюрьмой. Окружающий тридцать соток территории высоченный глухой забор из итальянского кирпича стоил больше, чем прилегающие дачи архимандрита и отставного генерал-полковника вместе взятые. Впрочем, таких заборов и особняков в некогда аристократической Малаховке становилось все больше и больше, они вытесняли традиционные для Подмосковья, похожие на скворечники строения, с наивными наличниками на окнах и застекленными верандами. Аналогичный процесс шел по всей России — менялись стандарты уровня жизни, эталоны преуспевания, стирались критерии добра и зла, пахнущие преступлениями пачки стодолларовых купюр без труда вытесняли трудовые, творческие и научные заслуги, шумный, наглый и невоспитанный «новый класс» локтями и коленями расталкивал бывшую российскую элиту.

К пятнадцати сорока пяти прибыли почти все, ровно в шестнадцать, минута в минуту, подкатили черный джип Черепа и триста двадцатый «мере» Коваля. Сквозь тяжелые стальные ворота они въехали на территорию. Машины бригадиров оставались снаружи, вдоль них важно прохаживались два клоуна в топорщащихся на животах куртках. Карл не мог смотреть на них без презрительной усмешки. Он, Франц и Гор спрятались в роще, прямо напротив ворот. Не распознать трех человек за сотню метров среди голых стволов деревьев могли только полные кретины.

Педантичный Франц возился с автоматом. «А-91» являлся опытным образцом, заряженный он весил всего два с половиной килограмма и со сложенным прикладом имел длину тридцать семь сантиметров. Правда, сейчас глушитель добавлял еще пятнадцать. Отстегнув двадцатизарядный магазин, Франц осторожно, чтобы не щелкнуть, дослал в ствол двадцать первый патрон. Патроны почти по всей длине были обычными, «калашниковскими», только в конце гильза не суживалась бутылочкой, а почти незаметно переходила в тупую крупную пулю, весящую шестнадцать граммов — почти как три «пээмовских».

Гор слушал радиопередатчик с пояса Стремного. Звук немного «плыл», как будто разговаривали в большом гулком помещении. Действительно, сходка проходила в каминном зале с высоким потолком и узкими стрельчатыми окнами. Кроме длинного деревянного стола и тяжелых, с резными спинками, стульев, мебели здесь не было. Иногда сходняки сопровождались угощениями, но сегодня на шлифованных деревянных досках стояли только бутылки пива.

Всего в каминном зале собрались семнадцать человек, хотя за столом могли поместиться и три десятка. Череп, как всегда, занял место во главе стола, справа расположились Серый и Коваль, слева обычно сидел Стремный, но сейчас он пристроился между Диким и Шнифтом.

— Кто наехал на ювелирный Казимира? — спросил Череп голосом, не предвещающим ничего хорошего. — Хотите войны с Бананом? Это его точка!

— Моих там не было, — быстро сказал Серый.

— И моих, — вскинулся Коваль.

— И наши ни при чем…

— Я тоже ничего не знаю.

Давящий взгляд Черепа остановился на бывшем боксере.

— А ты что молчишь? Твоя работа?

Стремный будто вынырнул из наркотического сна.

— Я вообще никакого Казимира не знаю, — битые-перебитые губы изогнулись в неуместной сейчас улыбке. — И этого ювелирного не видал…

Череп рассвирепел.

— Ты чо лыбишься?! Наширялся до чертей? Ты куда пришел?!

Минутная стрелка на часах Гора коснулась цифры «три». Наступило время "Ч". Твердый, как стальной штырь, палец нажал кнопку дистанционного взрывателя.

Распаляя сам себя, Череп выдернул из-за пояса пистолет. Он вполне мог пристрелить одного из ближайших подручных, и все это знали. Дикий и Шнифт дернулись в стороны.

В этот миг Стремный исчез в грохоте и пламени кругового взрыва. Языки огня и мелкие стальные шарики превратили в кровавое месиво и Дикого, и Шнифта, и всех остальных, сидевших с ними в одном ряду. Сидящему напротив Чижу проломило грудь, а задний заряд изрешетил украшавший каминный зал рыцарский доспех. Опрокинулся и отлетел на несколько метров тяжеленный дубовый стол, подминая мертвого Чижа и его соседей. Отбросило в угол намертво зажавшего ненужный уже пистолет Черепа. Взрывной волной выбило стекла.

Карл увидел, что клоуны с автоматами под куртками нелепо застыли на месте, но, опомнившись, бросились во двор. По засыпанной гравием дороге бесшумно подкатывала серая «Волга».

— Пошли! — надев шлемы, Карл, Франц и Гор бросились вперед. Из окон первого этажа валил серый, остро пахнущий дым. Шесть или семь «быков» из охраны растерянно метались у, входной двери. Они не попали в число приговоренных, а потому имели шанс выжить. И они им воспользовались: увидев невесть откуда возникшие страшные роботообразные фигуры с оружием наперевес, «быки» мгновенно сбросили «стволы» и поспешно вскинули руки вверх.

— Наземь! — гаркнул Карл. — Ложись, падлы!

Оставив охранников вбежавшим во двор Пьеру и Рику, три «торпеды» ворвались в разгромленный каминный зал. И сразу напоролись на выстрелы.

«Бах! Бах! Бах!» — одна пуля чиркнула по шлему Карла, вторая ударила в титановую пластину на груди Гора. Череп стрелял прямо с пола, но больше ему не удалось нажать на спуск: короткая бесшумная очередь из автомата Франца разорвала его пополам.

Оглушенному Серому показалось, что он оглох: автомат дергался беззвучно, медленно, как в кино, летели веером крутящиеся гильзы, молча надвигался, поднимая кургузый, непривычного вида пистолет, то ли водолаз, то ли пожарный, то ли космонавт… Черный зрачок ствола бесшумно выплюнул веретенообразную пулю, лобная кость прогнулась и оглушительно лопнула, пропуская упакованный в томпаковую оболочку кусок свинца.

Раненный в плечо Коваль привычно выхватил из кармана «лимонку», но ослабевшие пальцы не могли сжать проволочные усики чеки, отпущенные ему минуты уходили, словно песок в часах — Гор вдавил спуск.

— Где Дикий? — подняв ограничивающее обзор забрало, Карл всматривался в лежащих на полу людей. Едкая вонь пороха и взрывчатки щекотала ему ноздри, приторный запах крови мог вызвать рвоту у неподготовленного человека.

— А-а-а, вот он! — Карл нашел то, что осталось от Дикого, осмотрелся еще. — И этот готов… Значит, все! Уходим!

Из семнадцати бандитов в живых остались пятьсемь. В списке приговоренных их не было, потому добивать их не стали. Группа и так перевыполнила свою задачу.

Пьер и Рик намертво, по рукам и ногам связали охранников, Пол и Джек вывели из строя все машины и прикрывали отход товарищей. Хотя только в кино недостреленные бандиты открывают огонь в спину противника — в реальной жизни напуганным и деморализованным людям просто не до этого. Но раз существует теоретическая возможность, она должна быть исключена, поэтому два коротких автомата ощупывали по очереди все фасадные окна. Никакого движения за целыми и выбитыми стеклами не наблюдалось…

Опасность приближалась с другой стороны. «Гориллы» Стремного пришли в себя через полчаса после похищения шефа, с трудом развязались и помчались предупредить остальных. Замызганная красная «Нива» затормозила у приоткрытых ворот, два коренастых крепыша с лицами дегенератов выпрыгнули из кабины. Один сжимал «АКМ» с отпиленным прикладом, другой — заряженный картечью обрез двустволки. Картечь была не страшна «торпедам», а вот от пуль «АКМ» жилеты третьего класса не защищали.

Пьер с Риком как раз выходили из калитки и столкнулись с вновь прибывшими лицом к лицу. Оперативники ГРУ никогда не расслабляются на операции — много лет их специально учат, что опасность может прийти тогда, когда самое трудное осталось позади. Тем не менее Пьер снял боевой шлем и нес его в правой руке, а автомат повесил на правое плечо, что исключало мгновенное открытие огня. Это было грубейшей ошибкой, и не единственной: он шел впереди и перекрывал сектор стрельбы Рика. Они опаздывали на две-три секунды, но в делах такого рода и доля секунды может стоить жизни.

Черные дыры вертикальных стволов уперлись в незащищенное лицо Пьера, тот резко швырнул тяжелую каску, понимая, что это ничего не изменит. Но обрез вдруг отлетел в сторону вместе с держащей его рукой, невидимая швейная машинка прострочила «гориллу» неровными кровавыми стежками справа налево, бездыханное тело повалилось под ноги напарнику, а продолжающий свой полет шлем ударил того в лицо, рассекая бровь. Кровь залила глаза, и «АКМ» не успел выпалить заготовленную горячечную фразу. Пьер отпрыгнул в сторону, освобождая линию огня, Рик тут же нажал на спуск, поведя стволом сверху вниз. У второй «гориллы» будто расстегнулась «молния» от шеи до пояса, открывая красное, дымящееся и брызгающее нутро.

Счастливо избежавшие гибели «торпеды» одновременно повернули головы в сторону так вовремя включившейся «швейной машинки». Из распахнутой двери серой «Волги» на них смотрело невыразительное лицо Карла.

* * *

— Значит, все прошло гладко? — бугристое лицо Поплавского выражало неподдельное внимание, что бывало нечасто.

Сергей Петрович пожал плечами.

— Гладко, негладко… Я ж там не был. Сидел у приемника, дождался сообщения: «Вышли из бухты, следуем в открытое море». Сразу поехал к летунам, и они меня отправили. Подробностей не знаю.

Живые глаза из-под серого папье-маше несколько секунд испытующе разглядывали Координатора.

— Ну ладно… Узнаем подробности-то… Про наши дела слыхал?

— Как не слыхать… Стоило мне уехать — и на тебе: Папин инфаркт, Эранбаев, Череп, дудариковские бабки…

— И что ты про все это думаешь?

Сергей Петрович снова пожал плечами.

— Для мысли должна быть пища. А информации у меня не густо…

— Слышал такую фамилию — Верлинов?

— Генерал? Года два назад тягался с ГРУ и проиграл, был большой скандал, он сбежал в Грецию…

— Это он остановил Богомазова.

— Вернулся? Как же так… С расстрельным приговором?

— Месяц назад. Коржов устроил ему помилование. Прибрал к рукам, одним словом.

— Верлинов крутой мужик. Как-то посадил на кол двух уголовников, потом его люди расшлепали Юго-Западную группировку… У него была очень серьезная программа борьбы с преступностью и наведения порядка в стране!

— Эранбаева и Черепа убрали профессионалы. И чеченские деньги взяли очень грамотно, — многозначительно проговорил Поплавский. — А главное… Эти случаи объединяет одно обстоятельство: самому «отмороженному» криминалу такое бы не пришло в башку! Слишком высокий уровень, чтобы даже замахиваться… Как никто из силовиков не осмелился бы остановить премьера…

— Вы думаете? — Сергей Петрович помолчал. — Вообще-то все это здорово на него похоже… Его манера, его стиль… И по времени совпадает… Я прокручу со всех сторон.

Поплавский отрицательно покачал крупной головой.

— Крутить уже некогда. Горец землю роет. Он же должен отомстить. И из-за денег у него проблемы. Очень большие проблемы. Пусть и разбирается с этим Верлиновым.

Сергей Петрович в третий раз пожал плечами.

— Так, значит, так. Пожалуй, это действительно его работа. Я так и скажу Горцу.

— А про ультиматум ты ничего не слышал? — безразличным тоном спросил Семен Исаевич. Самые важные вопросы он всегда оставлял на конец разговора. И старательно маскировал свой интерес к ним.

— Нет. Что за ультиматум?

Поплавский небрежно взмахнул рукой.

— Да так! Прошла одна информация, но без подтверждения. Подождем пару-тройку дней… Водочки хочешь?

— Можно, — рассеянно отозвался Координатор. Он думал о генерале Верлинове.

* * *

В то же самое время генерал Верлинов думал о Калядове. Контрразведывательный поиск имеет мало общего со слежкой, переодеваниями и размахиванием пистолетом, хотя эти методы в нем тоже используются. Но основное — анализ информации, вычленение совпадений и установление скрытых от посторонних глаз связей и закономерностей. Аналитики составили список всех лиц, с которыми контактировал Сливин, во втором списке фигурировали все связи Соколова, в третьем содержались сведения о тех, кто достаточно часто выезжает в Грецию. Компьютер осуществил сопоставительный поиск и среди сотен и тысяч фамилий нашел одну, которая имелась во всех трех списках.

Сергей Петрович Калядов. С высокой долей вероятности можно было предположить, что именно он и является «Восьмым».

* * *

Теперь Сливин входил в свой подъезд со страхом. Мир был не таким простым и понятным, как год, два или три назад. В нем обнаружились пугающие закономерности, страшные силы и угрожающие лично ему интересы других людей, организаций и даже государств. А события последнего времени показали, что именно в подъездах убивают неугодных лиц.

Газета в почтовом ящике насторожила: днем Маша уже вынула почту. К тому же они не выписывали «Криминальную хронику»… Оказавшись в квартире и заперев дверь, он раскрыл специально подвернутую кем-то страницу. «Чудовищная авария на Ярославском шоссе! Несчастный случай или убийство?» Под броским заголовком — фотографии трех искореженных огнем машин и небольшой текст. Несколько раз он прочел, не воспринимая смысла, потом оцепеневший взгляд наткнулся на фамилию Эранбаева, и все стало ясно. Вот как выглядят произнесенные за обеденным столом слова после их материализации… Что это черное вытарчивает из приоткрытой дверцы? В доносящиеся из кухни запахи итальянского пакетного супа вплелись вонь российского бензина и интернациональный дух обуглившейся человеческой плоти. Слегка закружилась голова, Сливин присел на тумбочку.

— Чем ты так зачитался? — голос жены доносился словно сквозь слой ваты. — Почему не разуваешься?

Маша вынула из расслабленной руки газету, просмотрела. С болезненным любопытством он ждал ее реакции.

— И ничего интересного! Поторопись, обед готов…

Она не знала фамилии Лечи, потому сообщение о нескольких смертях не выделялось среди других и терялось на повседневном криминальном фоне столицы. Да и для тысяч читателей информация об очередной аварии с гибелью семи человек не казалась сенсацией: это не столкнувшийся с троллейбусом на Садовом кольце бензовоз… Только он, Ахмед да несколько его подручных знают, что стоит за катастрофой на Ярославке…

— Я пожарила твои любимые куриные котлеты!

Она была хорошей женой. И старалась искупить вину. Хотя бы перед собой. Ведь Маша не догадывается, что он выследил ее и даже рассмотрел, в каких трусиках она вернулась. Ушла в черных, пришла в красных. Мелочи… Сливин смотрел на жену слегка свысока. Осведомленность о тайне, известной узкому кругу, возвышает человека в собственных глазах. Хотя ей тоже известно это чувство: слишком много лет они были допущены к особо важным секретам государства, слишком много выслушали инструктажей о том, как маскировать свою работу. Иными словами, о том, как врать.

— Да что с тобой?

— Ничего.

Сливин снял ботинки. Он испытывал двойственные чувства. Месть свершилась, и это приносило удовлетворение, но с другой стороны, отчетливо ощущался страх, ибо он влез в игру, где ставками были человеческие жизни. Дьявол выполнил свои обязательства и неизбежно потребует ответных услуг… Тогда дистанция между словами и делами сократится настолько, что придется самому ощущать запах пролитой крови… У него пропал аппетит.

— Я немного отдохну…

Как только Сливин прошел к дивану, зазвонил телефон.

— Прочли? — услышал он неприятно знакомый голос. — Надеюсь, вы удовлетворены. На днях встретимся…

Положив трубку, конструктор обреченно вздохнул.

На следующий день Сливина вызвал начальник отдела кадров. Кроме бесцветного, вечно прячущего глаза Федосеева, в небольшой комнатке находился широкоплечий незнакомец характерной «комитетской» внешности. Он, напротив, смотрел прямо и остро.

— Валентин Сергеевич Межуев, — уставившись в крышку стола, представил гостя кадровик. — У него есть к вам несколько вопросов. С дирекцией ваша отлучка согласована, пропуск подписан.

Сливин достаточно долго работал в особо режимной системе, чтобы не понять, что это означает. Он знал, что рано или поздно такое произойдет, но, как обычно, надеялся на чудо. Однако чудес не бывает… Как загипнотизированный, он вышел из института и сел в серую «Волгу» рядом со своим сопровождающим. Мимо проносились улицы и переулки, фонарные столбы и шикарные витрины дорогих магазинов, спешащие по своим делам люди, но все, что находилось за автомобильным стеклом, относилось уже к другой жизни, а потому не затрагивало и не волновало его, как картинки, мелькающие за окном поезда дальнего следования, не затрагивают командированного, чье внимание сосредоточено на конечной точке пути.

Минут через сорок-пятьдесят «Волга» въехала в стальные, с красными звездами ворота, характерные для воинских частей и подразделений. Сливина это несколько удивило, так как не вполне соответствовало представлению о месте, куда его должны привезти. Но удивление было вялым, как и все восприятие окружающей действительности: он как будто находился под действием анестезирующего укола.

Молчавший всю дорогу Межуев провел конструктора в строгий кабинет, по-хозяйски сел за стол, указал рукой на жесткий стул напротив. «Интересно, куда отправляются люди с этого стула?» — отстранение подумал Сливин.

— Поговорим откровенно, Василий Семенович, — задушевным тоном начал хозяин кабинета. Как ни странно, задушевность казалась искренней. Впрочем, у хорошего профессионала так и должно быть.

— Людям свойственно делать ошибки. Иногда их можно исправить, иногда нет. В вашем случае еще не все потеряно… Требуется только откровенность и желание сотрудничать с компетентными государственными органами. Вам лучше рассказать все самому. Прямо и чистосердечно.

— О чем?

Действительно, когда грехов изрядно, трудно определить, в каком каяться. Сливин знал, что в отличие от милиции контрразведка не торопится упрятать грешника за решетку: сдав более опасного врага, можно получить индульгенцию и полное прощение. Но вываливать весь короб прегрешений попросту глупо. Что им может быть известно? Про ампулу с цезием? Консультации по урану? Пульт? Вряд ли сразу выплыли его контакты с Ахмедом…

— О чем? — Межуев скорбно вздохнул. Чем ниже интеллект разрабатываемого, тем труднее расколоть его на косвенных доказательствах. Твердит свое «ничего не знаю» — и точка. Я — не я, хата не моя, отпускай домой, гражданин начальник! Даже от собственных отпечатков пальцев умудряется отпереться: «Мало ли что ваши эксперты написали… Вот у них и спрашивайте…»

К счастью (а может, и к несчастью — это с какой стороны смотреть) среди «клиентов» контрразведки таких тупарей мало, ибо иностранные спецслужбы ими не интересуются. Чаще попадается другой народ — с фантазией, воображением, а потому чрезвычайно мнительный. Дай ему только пищу для размышлений, и он мигом сам себя изобличит — сначала мысленно, а представив мрачные картины суда, этапа, тюремных камер, — и вслух.

— Вот посмотрите — «о чем», — Межуев положил перед опрашиваемым квадратик ватмана с простой, четко вычерченной схемой. От кружка с надписью «С. П. Калядов» отходили вниз две стрелки. Одна упиралась в кружок с фамилией Сливина, вторая — в кружок с фамилией Бобренкова. Три кружка и три фамилии, соединенные в соответствии с версией Верлинова, не имели никакого доказательственного значения, но тем не менее произвели на конструктора впечатление надлежаще оформленного уличающего протокола. Он побледнел.

— И вот «о чем», — на стол легли фотографии. Садящаяся в спортивный автомобиль Маша, растерянное лицо Сливина, он сам перед «Хондой» у «Националя»…

«Знают и про пульт, и про Эранбаева, и про Ахмеда…» — мелькнула паническая мысль. Богатое воображение соединяло зафиксированные скрытой камерой моменты его жизни. В следствии это называется «эффектом прозрачности» — у обвиняемого возникает ощущение, будто следователю известно все, что знает он сам.

— Итак, вы будете сотрудничать с государством? Или вам больше нравится наносить ему вред? — теперь в голосе контрразведчика задушевность отсутствовала напрочь. Второй раз за короткое время отцу ядерного фугаса предлагалось заложить душу. Хотя нет… Душа уже заложена. Сейчас предоставлялась возможность выкупить ее обратно у страшного иноземного дьявола. Свои дьяволы все же лучше чужих. По крайней мере появится определенность и можно рассчитывать на помилование…

— Я все расскажу, — с трудом вымолвил он. И повторил уже тверже:

— Расскажу все, что знаю.

Покаянный рассказ занял два часа. Потом раскаявшийся грешник сидел в коридоре и ждал, а генерал Верлинов внимательно прослушивал звукозапись и делал пометки в рабочем блокноте.

— Хорошо, — кивнул генерал, когда лента остановилась. — Заводите его ко мне.

Через час серая «Волга» вывезла за ворота главного фигуранта операции «Ловушка», которому Межуев присвоил нейтральный, не привязанный ни к внешности, ни к роду занятий псевдоним «Соловей». Уж больно гладко излагал Сливин историю своего грехопадения.

* * *

Под землей представление о времени утрачивается начисто. Слабо фосфоресцирующие стрелки «командирских» часов показывали то ли девять тридцать, то ли двадцать один тридцать. Разглядеть число на календаре Скороходов не мог, да особенно к этому и не стремился. Они плутали по бесконечным лабиринтам около четырех суток. Может, пять. Еда закончилась, набранная во фляжку из-под водки грунтовая вода тоже подходила к концу. Свет фонаря стал желтым, и он старался не включать его без крайней необходимости. Со всех сторон давила непроглядная, зловеще шуршащая тьма. Теперь и ему казалось, что следом крадется кто-то большой, бесформенный и лохматый. Так и подмывало дать назад злую короткую очередь, он с трудом сдерживал палец на спуске.

Марина уже пережила истерики, получила свою порцию пощечин и теперь шла молча. Она впала в болезненное оцепенение и в контакт почти не вступала. Если раньше он боялся, что женщина обессилит, то теперь всерьез опасался за ее рассудок. Как, впрочем, и за свой.

Надо было не обращать внимания на угрожающее табло, сесть у стальной стены и ждать очередного контрольного обхода. Или обосноваться возле светового барьера и пошвырять в него камешки… Конечно, могли включиться автоматы с локационным наведением, но тогда все кончилось бы сразу. Ясно одно: он допустил ошибку. Уходить из искусственных туннелей было нельзя.

— Мы скоро выйдем? — спросила Марина. — Я хочу на свет.

— Уже скоро, потерпи.

— Почему мы не станем на эскалатор? Это будет быстрее.

— Мы еще не дошли до эскалатора.

— Я устала и растерла ноги… Думаешь, легко? Это сапоги на выход. В театр, на свидание… Если бы знала, что столько ходить, надела бы другие, на танкетке… Почему ты меня не предупредил?

Скороходов не ответил. У девчонки развивается невроз. Могут возникнуть существенные проблемы. Если не устранить стрессовую ситуацию, у нее вообще съедет крыша.

Вокруг что-то изменилось, и изменение это было благоприятным. Пол под ногами стал ровным, в затхлой подземной сырости почувствовалось дуновение свежести. На несколько мгновений он включил фонарь и осмотрелся. Они находились в прямом, квадратного сечения туннеле. Стены и пол выложены каменными плитами. Без сомнения, здесь действовала вентиляция. Неужели удалось выйти в ярус спецсооружений? Но что-то настораживало лейтенанта. Слишком большие плиты, слишком неровная у них поверхность, слишком грубые швы… Все это отдавало средневековьем. Одно утешение: во все времена такие проходы не прокладывали бесцельно. Они обязательно должны куда-то вести.

Теперь он шел быстро, периодически включая фонарь. Туннель раздваивался. Не задумываясь, лейтенант повернул направо. «Коня потеряешь», — некстати вспомнилось сказочное предостережение. Проход сужался — сначала незаметно, потом все сильнее. Через несколько сот метров он шестым чувством ощутил впереди преграду и резко остановился. Марина налетела сзади, толкнув его на стену. Скороходов громко выругался.

— Извини, я ничего не вижу… Что там?

Лейтенант молча обследовал преграду. Зачем прокладывать коридор в тупик? Здесь что-то не то… Приблизив рефлектор к неровной поверхности, он обнаружил, что когда-то тут находился дверной проем, но потом его наглухо замуровали.

— Пойдем обратно, — сказал он, стараясь не думать, что и остальные ходы могут быть замурованными. Хорошо бы иметь с собой пару зарядов взрывчатки направленного действия. А еще лучше — вообще никогда Не попадать под землю. Если удастся выкарабкаться отсюда, он никогда не спустится даже и метро или подземный переход… Хорошо еще, что здесь нет огромных крыс и пауков-мутантов: они держатся поближе к обитаемым слоям…

— Мы скоро выйдем? — в очередной раз спросила Марина. — У меня каблук сломался…

Таким же обыденным голосом она недавно сообщила, что ее укусила гигантская крыса. Трудно было понять — когда она говорит здравые вещи, а когда заговаривается. Но сейчас каблук действительно оказался сломан. Все что смог сделать в данной ситуации Скороходов — отбить прикладом автомата и второй.

— Мне неудобно так… Лучше босиком.

— Не вздумай, — как можно суровей прикрикнул лейтенант. — Потерпи еще немного.

Вернувшись к раздвоению, они двинулись по другому рукаву. За время скитаний по темным лабиринтам у Скороходова развилось ночное зрение. Или обострилась интуиция. Во всяком случае, он угадал впереди препятствие и вовремя остановился. Желтый круг пробежался по перегораживающей туннель стене. Она была недостроена: слева чернела узкая щель, в которую вполне можно было протиснуться. Ощутимый сквозняк говорил о том, что впереди есть выход. Но чувство опасности перевесило желание немедленно броситься вперед. Следовало тщательно осмотреться, разобраться в мозаике размытых, как камуфляжный узор, теней.

Перед щелью на полу что-то лежало. Вначале показалось — какое-то тряпье, похожее на распластанную человеческую фигуру. Лейтенант почти вплотную приблизил фонарь. Сапоги с задраными острыми носами, широкие, непонятного цвета шаровары, расползающийся по швам кафтан… Скорчившаяся кукла на управляющей палке? Откуда?.. Здесь не реквизитная кукольного театра… Он осторожно поддел находку стволом автомата и отпрянул. Прямо на него глянуло сморщенное, туго обтянутое коричневой кожей лицо, оскаленное в жуткой гримасе. И сразу ударил в нос то ли действительный, то ли порожденный воображением запах тления. Мумифицированный труп, насквозь пронзенный копьем. Убийство произошло так давно, что древко почти истлело, но покрытое окалиной ржавчины или крови острое железо как ни в чем не бывало торчало из спины мертвеца.

— Что там? — спросила сзади Марина. — Покажи и мне…

Лейтенант поспешно убрал фонарь. У Скороходова были крепкие нервы, но они слишком долго находились в напряжении, и увиденное выбило его из колеи. Мелькнула мысль, что они заблудились не только в лабиринте подземных переходов, но и во времени, и теперь над головой находится чужая и неизвестная средневековая Москва.

— Иди за мной! — Скороходов скользнул в щель и протащил женщину следом. Сразу почувствовалось обширное пространство — пришлось долго осматриваться, шаря по сторонам слабеющим лучом умирающего фонаря. Наконец он понял, что оказался в просторном, со сводчатым потолком и десятками колонн зале. Здесь воздух был абсолютно сухой, без характерной для подземелья сырости.

Двинувшись вперед, он ударился об острый угол старинного, обитого железом сундука. Рядом ойкнула Марина — она тоже налетела на сундук.

— Их здесь много, — прошептала женщина. — Наверное, мы нашли клад! Давай посмотрим, что там внутри…

Действительно, весь зал был заставлен сундуками.

— Идем быстрей! Не до того сейчас… — чувство тревоги не оставляло лейтенанта. К тому же появилось ощущение, что выход близок.

В противоположном конце зала обнаружилась приоткрытая дверь. Сделанная из толстых дубовых досок и усиленная массивными железными накладками, она криво висела на одной петле. Несколько досок были проломлены и обуглены. Скороходов понял, что ее взорвали. Причем, судя по характеру и локализации повреждений, не бочонком с порохом, а вполне современным пластитом.

Прямо за дверью, на каменном полу, лежал человек в кожаном пальто и зимних полуботинках с вымазанной чем-то белым рифленой подошвой. Рядом, в темной лужице, нелепо валялась меховая шапка. На этот раз картина была простой и понятной. Скороходов нагнулся, протянул руку. Тело еще не полностью остыло.

— Какой ужас! — ахнула Марина. — Его убили?

Лейтенант не успел ответить. Вдали послышались какие-то звуки, мелькнули блики света. Погасив фонарь, он втолкнул Марину обратно в сводчатый зал, прыгнул следом.

— Молчи, а то и нас убьют!

Действуя на ощупь, они спрятались за ближайшую колонну. Стояла гробовая тишина, воздух пах склепом. Выходы из зала сторожили трупы людей, убитых с интервалом в несколько веков. Они не отмщены и не преданы земле. Где-то здесь витают их неуспокоенные души. Вполне возможно, сейчас в поисках виновных сюда войдут стрельцы с пиками наперевес. Или милиционеры с укороченными автоматами.

За перекошенной дверью послышались шаги нескольких человек, всполошенно забегали яркие, явно от свежих батарей, световые лучи.

— Вот он, — раздался низкий, с угрожающей интонацией голос. — А все остальное — там, в сундуках.

Шаги остановились. Лучи перекрестились на одном месте. Скороходов точно знал — на каком.

— Напрасно ты поторопился, — второй голос был слегка тягучий и авторитетный.

— А как не торопиться? Он решил, мы столько бабок и времени вложили в это дело для того, чтобы передать все его долбанному институту! Он хотел тут же звонить в какую-то комиссию! — горячо оправдывался угрожающий.

— Государственная комиссия по поиску библиотеки Ивана Грозного, — пояснил авторитетный. — Профессор Пеструхин являлся заместителем председателя этого солидного органа. А ты привычно замочил его, как обычного урку. Что скажет научная общественность, профессура историко-архивного института, многочисленные ученики?

Авторитетный явно издевался над своим напарником.

— А эти книжки действительно таких денег стоят? — третий человек говорил тонким и каким-то расхлябанным голосом.

— Конечно. Особенно те, что с картинками, — подтвердил тягучий.

— А много с картинками-то? — заинтересовался тонкий.

— Это нам Ржа сейчас покажет…

Страницы: «« ... 678910111213 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Если твой маленький сын оказался в руках бандитов, если твоего мужа и родителей убили, значит… Значи...
Признанный мастер отечественной фантастики…...
Гладиаторы далекого будущего....
Книги популярной американской писательницы известны читателям всего мира. Роман «Зоя» особенно интер...
Счастье Лиз распалось в одно мгновение. Роковой выстрел оборвал жизнь любимого мужа. Невосполнимость...
Да, все действительно случилось в «Версале» - так называется роскошный особняк нестареющего и неотра...