Из бутика с любовью Хмельницкая Ольга

Больше она не могла вспомнить ничего, хотя просидела еще час, глуша кофе и ковыряя пирожное из взбитых сливок, ломаного безе и чернослива. Потом Ира пошла в интернет-кафе, зашла в «Живой журнал» и набрала в строке поиска «Стеклова», слушая писк разряжающегося телефона, который она забыла зарядить. Стекловых в ЖЖ не оказалось. Были ссылки на математика Стеклова. Были ссылки на него же в качестве имени, которое носил НИИ математики. Но женщины по фамилии Стеклова, о которой говорил звонивший, – ее не было.

Зато нашлась некая stekloffa, правда, два сообщения, в которых она упоминалась, были благополучно вытерты. Отчаявшись, Ира написала Стеклоffа, потом Стекл_offа и тут ее постигла удача. Стекл_оffа существовала, у нее был блог, и ей было двадцать девять.

Желудок Анастасии бунтовал все сильнее. Тщательно запиханное мороженое рвалось обратно. Она сидела на диванчике в торговом центре и смотрела на обувь за стеклом витрины. Туфли на каблуках натерли ей ноги и надавили пальцы, и Анастасии хотелось купить что-то мягкое, похожее на тапочки. Например, шлепки. Анастасия попыталась встать, но желудок предупредительно заурчал. Смутившись, она села на диванчик снова. У нее было острое желание вытащить ноги из туфель, но Анастасия знала, что, если она сделает это, никакая сила не заставит ее снова их надеть.

«А чего, собственно, я смущаюсь, – подумала она, – ну, куплю еще одни шлепки, и что? У меня еще осталась половина выигрыша».

Анастасия встала и заковыляла к витрине, держа в руках пакет с бижутерией. В желудке что-то тяжело переливалось, плескалась, рвалось на волю. За стеклом стоял ряд туфель, все на шпильке. При взгляде на высокие каблуки Анастасии стало еще тоскливее. Но вот дальше, за гламурной, но чрезвычайно неудобной обувью, маячил ряд мокасин. Кожаных, на плоской подошве. А еще дальше виднелись и шлепки.

У Анастасии разбежались глаза. Подтягивая правую ногу, она зашла в отдел и направилась к мокасинам. На секунду в ее сознании мелькнула мысль, что у нее сколько угодно мокасин, что ей ни к чему еще одни, но надо же было в чем-то добраться домой.

Ей иногда хотелось купить что-то крупное, например машину, но все время казалось, что тогда она потратит разом слишком много денег. Поэтому они тратились на мелкие покупки, но зато непрерывно, таяли и плавились, как сыр в духовке, испарялись, как горячая вода, кипящая в кастрюльке.

Анастасия взяла в руки бледно-розовые мокасины, такого цвета у нее еще не было. В желудке заурчало громко и неприлично. Мороженое подступило к горлу.

– Все, с завтрашнего дня сосредоточусь на акциях, – подумала Анастасия, – пора и правда инвестировать деньги, а не тратить их, и вообще – быть благоразумной.

Она купила розовые мокасины и еще темно-коричневые. Хотела еще черные, но удержалась, хотя они были очень хорошенькими.

«А чего, собственно, я смущаюсь, – снова решила Анастасия, – куплю-ка я еще и черные».

Она взяла в руки пакеты, и тут урчание в желудке достигло критических пределов, а мороженое поползло вверх. Анастасия сцепила зубы и усилием воли затолкала его обратно. Потом мороженое сделало новый рывок, но Анастасия снова его победила. Так шла она по торговому центру, страдая от тошноты, с трудом волоча отекшие и стертые ноги в новых мокасинах, которые, конечно, облегчили ее страдания, но не кардинально, и несла в руке пакеты с бижутерией и обувью, в том числе со своими шпильками.

Евгения Витальевна позвонила куда надо, кому надо, надавила на нужные кнопки – благо Марина и Дима согласились ей не мешать, намекнула на суровые налоговые проверки, задействовала друзей из прокуратуры и вскоре уже сидела напротив Петра Иванова.

Он был трезв, зол и подавлен. Евгения Витальевна закинула одну стройную ногу на другую.

– Здравствуйте, – сказала она.

Правая бровь Петра Петровича слегка изогнулась. Евгения Витальевна посмотрела на его толстую шею, широкие запястья, свободную, но уверенную позу и решила, что давно она не видела мужчины, который нравился бы ей больше.

– Я все о вас знаю, – сообщила Евгения Витальевна, – блестящий финансист, которого подкосила смерть подруги, утонувшей во время шторма, пьянство, увольнение, дно, потом борьба с алкоголизмом и попытка устроиться на работу – хотя бы преподавателем на семинары. Чтобы хотя бы условно работать по специальности... сейчас вас в кое-чем подозревают. Я могу вам помочь.

Петр поднял голову.

– Вас выпустят из тюрьмы. Не через несколько дней, недели или месяцев, а прямо сегодня. У вас будет работа в налоговой инспекции. Под моим началом, разумеется. У вас все будет замечательно. Также я могу оплатить вам психолога, который помог бы пережить вам потерю любимой.

Несколько секунд Иванов обдумывал предложение.

– А взамен что? – спросил Петр. – Если надо кого-то убить, то я против.

– Взамен вы будете моим мужем, – сказала Евгения Витальевна.

Петр посмотрел на нее ошарашенно.

– Вы пытаетесь меня купить, – уточнил Петр, и на губах у него впервые появилось что-то вроде улыбки, – покупать – это мужская прерогатива. Это мне приходилось. Продаваться – нет.

– То есть это отказ?

Петр сделал паузу.

– Нет, не отказ, – сказал он. – Но мне интересны ваши мотивы. Вы ведь красивая молодая женщина.

– Не могу найти достойного, – ответила она.

– А мужчина, который готов продаться за свободу, кусок хлеба и раскладушку, вам нужен? Он – достоин?

– Если я решила, что никогда не найду кого-то идеального, то да. Сойдет.

Петр откинулся на стуле. Он явно наслаждался беседой.

– Я согласен, – сказал он.

На лице Евгении Витальевны появилось плохо скрытое разочарование.

– Потому что вы мне нравитесь, – добавил он.

Разочарование стало более явным.

– Я должен был сопротивляться? – спросил Петр. – Ломаться? Ставить условия? Набивать себе цену? Я не мог просто согласиться?

– Могли, – сказала Евгения Витальевна, – но не надо было говорить, что я вам нравлюсь. Это перебор. Мне даже стало интересно, в какой это момент я начала вам нравиться.

– Не надо начинать отношения с недоверия, – произнес он и потянулся, хрустнув суставами. – Если я говорю, что вы мне нравитесь, значит, так оно и есть. Иначе я не стал бы соглашаться, а пошел бы работать... грузчиком, например.

– Ладно, верю, – пожала плечами Евгения. – «Ах, обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад».

– Я уже согласился, этого недостаточно?

– Вполне достаточно.

Вероника умывалась. С ее лица текли потоки краски, они смешивались, разноцветные капли капали на умывальник, и казалось, что здесь только что мыли набор акварели, побывавший в детских руках. Косметика была стойкой, поэтому Веронике приходилось тереть физиономию то мылом, то пенками, пока наконец она не смыла черные круги от водостойкой туши.

– И что? – громко спросила она себя.

Плоское, бледное, жирное личико. Маленькие заплывшие глазки.

«Не то, что у той вот... Киры... с семинара, огромные глазищи», – подумала Вероника.

Белая кожа, давным-давно не видевшая не только солнца, но и белого света вообще. Коротенькие и почти бесцветные ресницы, светло-розовые губы. Узнать Веронику без косметики почти невозможно. Сама Вероника смотрела на себя как на совершенно незнакомую женщину, которая почему-то забрела к ней в ванную. Зрелище казалось отвратительным, и она открыла огромную, размером с чемодан, косметичку. Встреча с собой лицом к лицу ощущалась очень неприятно, как будто Вероника была голой в людном месте. Она снова начала краситься, накладывая крем на лицо слой за слоем. В этот момент в двери кто-то позвонил. Вероника заметалась, схватила тушь, потом помаду, звонок продолжался и был настойчивым, она бросила тушь и помаду в умывальник и пошла к входной двери, надеясь, что это вернулся ее случайный знакомый.

Это действительно был он.

Прихожая квартиры, которую снимала Кира, была обставлена скромно: зеркало, черная стальная вешалка на стене с рядом крючков.

– Это все мое, – сообщила квартирная хозяйка, – Кирочка ничего не покупала.

Она прижала платок к глазам. Кровать в спальне была застелена, но небрежно. Пыли, впрочем, не было. На полу стояли тапки с длинными носами. Ни цветов, ни книжных полок. Типичное съемное жилище.

На ванной и на кухне царил относительный порядок, впрочем, Кира почти ничего не ела, и это бросалось в глаза. В шкафах хозяек обычно есть обширные запасы круп, макарон, лука, картошки и других основных продуктов питания. У Киры не было ничего такого. Только в углу сиротливо стоял пакетик пшена.

– Анорексия, – сказала Марина.

Марина распахнула холодильник. Некоторое время она с интересом разглядывала его содержимое, потом полезла в глубь светящегося параллелепипеда.

– Лекарства. Ампулы какие-то. Много, – добавила она.

Валерианов, который как раз собирался сморкаться, среагировал на ее слова как собака на кость.

– Где? – с придыханием вопросил он, кидаясь вперед и засовывая носовичок в карман.

Холодильник был буквально набит лекарствами.

– Она болела? – взволновалась квартирная хозяйка. – Может, она из-за этого была такой худенькой?

– Либо лекарственная зависимость, либо что-то продавала, – ответил Дима.

– Гербалайф? – спросила Марина.

Валерианов тяжело дышал и капал слюной, надеясь, что напал на след наркотиков и что теперь его ждет нешуточная премия от начальства. Марина взял одну ампулу и принялась разглядывать ее под светом лампы.

– Я по-китайски не читаю, но у меня такое впечатление, что это сжигатели жира. Тайские таблетки, немного диуретика, немного амфетамина и прочая дрянь.

– Она была такой худой из-за таблеток? – спросила хозяйка. – Такие и в аптеке продаются. Для стройности.

– Это не такие, – пояснила Марина. – Совсем не такие. Еды нет, таблеток полно. Налицо логическое несоответствие. Зачем ей таблетки, если она и так ничего не ела?

– Думаю, дело было так: Кира отлично знала побочные эффекты таких таблеток и не хотела собой рисковать. У нее была анорексия, она вообще ничего не ела, но всем говорила, что худенькая из-за таблеток. Такая вот ходячая реклама. Анорексичка, которая торгует таблетками для похудения, – сообщил Дима.

Марина пошла в прихожую и распахнула шкаф. Платья, джемпера, куртки, дубленки, джинсы, юбки – все плотными рядами.

– С гардеробом у нее все о’кей, – доложила Марина, закрывая шкаф. – Но я ее понимаю. Она хотела инвестировать во что-то, накопить на еще одну квартиру у нее все равно бы не получилось. Золото можно продать только дешевле, чем купила. В антиквариате надо годами изучать рынок. А вот акции казались привлекательными.

– За что ее убили? – спросила квартирная хозяйка. – Вы это поняли, да?

Валерианов наконец-то громко высморкался.

– Убить могли из-за чего угодно. Вопрос, почему труп в тележке оказался возле нашей машины. Совпадения быть не может. Это не случайность.

– Пойдемте, – сказал Дима.

Валерианов повернулся к квартирной хозяйке.

– Квартира будет опечатана, – предупредил он. – До окончания следствия.

– Погодите, – покачала головой Марина, – еще кое-что.

Она прошла в спальню, сбросила одеяло, встала на кровать на одно колено и сунула руку под подушку.

– Я так и думала, – сказала она, – все же интуиция всегда была моим сильным качеством.

В руках у нее была фоторамка с портретом красивого сероглазого мужчины в белой майке. На майке было написано «Тыбыдымский конь».

– А вот и сердечная привязанность, – сказала Марина.

– Давайте фото сюда, – Валерианов протянул руку. – Мы найдем его.

Лиза работала. Запах масла, скипидара и лака витал по квартире. Иногда эта смесь казалась ей мертвой и раздражала, у Лизы не было вдохновения, но сейчас все было хорошо, кисть скользила легко и уверенно, и только боль в шрамах на груди мешала ей полностью отдаться творчеству.

Лиза никогда не использовала черный цвет, вместо этого она смешивала коричневый с синим, иногда добавляя немного фиолетового или красного. Тогда темный цвет получался не плоским, как если бы она взяла просто черную краску, а приобретал глубину и полутона.

Она выдавила в палитру каплю ультрамарина с сепией и принялась размешивать, получая от этого острое наслаждение. Потом нанесла получившийся цвет на холст туда, где должна была быть тень. Внутри Лизы что-то бурлило, сверкало, энергия плескалась, вырывалась протуберанцами, картина получалась яркой, экспрессивной до бешенства, и Лиза уже знала, что здорово поправит за счет этой картины свое материальное положение. Заказчики ждали от нее именно этого взрыва красок и эту бурю эмоций.

Все складывалось хорошо.

– Вы таки не выяснили, можно ли положить деньги на выключенный телефон? – спросила она.

Мужчина смерил Веронику взглядом.

– А вы так и не умылись? – сказал он. – Тогда я пойду.

– А борщ? – спросила Вероника. – Вы же обещали приготовить борщ.

– После того, как вы умоетесь.

– А зачем вам? – спросила Вероника. – Я же так красивее.

– Я все же надеюсь, что нет, – предположил он. – Поэтому хочу посмотреть.

– Так лучше, – сообщила Вероника. – Я вам точно говорю.

– Предоставьте мне возможность судить об этом, – сказал мужчина, стоя в дверях и не делая попытки войти. – Я думаю, что ваше мнение субъективно.

– А ваше? Объективно?

– Скажем так, оно объективнее.

– Мой ответ – нет, – решила Вероника.

Мужчина повернулся и пошел вниз по лестнице. Вероника даже постепенно начала привыкать к виду его затылка.

– И зачем вы возвращались? – закричала Вероника. – Чтобы меня помучить, да?

Дверь подъезда хлопнула. Он ушел. По щеке Вероники потекла одинокая слеза, которая промыла в косметике длинную и глубокую дорожку.

Ульяна смотрела телевизор и ела зеленый горошек из банки, когда в дверь позвонили. Она никого не ждала, поэтому не перестала мерно ковырять горошек.

«Опять ухажеры, – думала Ульяна. – Сейчас будут спрашивать, который час, как пройти в библиотеку, нет ли у меня соли, спичек, отвертки, ножниц, перфоратора или что там они обычно спрашивают».

Поэтому она не двинулась с места. На экране была церемония открытия универсиады, представители разных стран ходили с национальными флагами. Ульяне зрелище казалось интересным. Сильнее всех махал полотнищем представитель Северной Кореи.

В дверь опять позвонили, теперь настойчивее. Обычно поклонники так не звонили. Ульяна встала и пошла посмотреть в глазок.

На лестничной площадке было полно людей. Ульяна открыла дверь, сжимая в руках банку с горошком.

– Здравствуйте, – сказала она.

– Ульяна, добрый вечер, – улыбнулась Марина. – Мы можем войти?

– Нет, – ответила Ульяна.

Она решила, что что-то стряслось с лысеньким, маленьким и толстеньким человечком, который ушел после того, как Ульяна купила на все деньги средство для чистки ковров. Ей стало нехорошо.

– Кира Хорькова убита. Так все-таки можно мы войдем? Или вы по-прежнему против?

У мужчины, стоящего рядом с Мариной, на лице отразилась тень неудовольствия. Ульяна всмотрелась в его физиономию, и ей вдруг стало понятно, что у всех людей, вызывающих у этого мужчины неудовольствие, рано или поздно возникают серьезные систематические проблемы.

– Тогда, конечно, входите, – разрешила она. – Только я не знаю, кто такая Кира Хорькова.

На самом деле она не только не помнила, кто такая Кира, но и не могла сообразить, где видела Марину.

– Кира – это девушка, которая была с нами на семинаре, – напомнила Марина.

В глазах Ульяны мелькнуло понимание.

– А как произошло убийство? Где? – спросила она. – И при чем здесь я?

– Колюще-режущее ранение, – пояснила Марина. – Ее нашли в тележке на парковке.

Ульяна смотрела на Марину, и в глазах не было страха. Только удивление. Марина в деталях вспомнила пластиковый манекен, который сидел за столом рядом с манекеном Киры. Кира уже была мертва.

Она села на кухне на симпатичный мягкий пуфик и вытянула ноги.

– Ульяна, – попросила она, – пожалуйста, вспомните, о чем вы говорили в тот день на курсах с Кирой. Что может вас связывать? Есть основания считать, что вам грозит опасность.

На лице Ульяны проступило недоумение.

– Вы чего-то недоговариваете, – сказала она. – Почему вы вообще решили, что нас что-то связывает? На курсах было много людей. Почему пришли именно ко мне? Что за опасность?

– Да, – кивнула Марина, – недоговариваю. Я не могу вам объяснить, почему вам нужно быть осторожной. Считайте это предчувствием.

– Хорошо, – согласилась Ульяна. – Вы не хотите сказать, что мне угрожает. Вы думаете, это честно?

– О’кей, если я скажу, что видела сон с трупами вашим и Киры, и Киры уже нет в живых, вас это убедит?

Ульяна смотрела ошарашенно, потом улыбнулась.

– Сон? – повторила она.

– Да.

– Отлично. А зеленые человечки вам ничего не говорили?

Через несколько минут они покинули квартиру Ульяны.

– Все равно она будет осторожнее, – Марина стояла уже на лестнице. – Несмотря на реплику о зеленых человечках.

– Да. Тем более что у нас и правда нет никаких оснований, кроме твоего сна, подозревать, что ей угрожает опасность.

– В этом сне я увидела манекен Киры, и она вскоре была убита. Почему именно она? Я уверена, что Ульяне тоже грозит опасность. За ее квартирой и за ней надо установить наблюдение.

– Уже.

Марина не уставала восхищаться супругом.

Блог Стекл_offой был занятным. Ира заказала кофе и принялась читать.

«Сегодня в Киеве загорелся бензовоз, – прочитала она, – в нем было восемнадцать тонн бензина. Водитель почувствовал запах гари, выскочил и принялся гасить пылающее колесо. Колесо удалось потушить, что само по себе удивительно, ибо горят покрышки просто отлично. До заправки он не доехал несколько десятков метров. К счастью. В связи с этим вспоминаются две истории, – писала Стекл_offa. – Первая произошла с моей мамой. Она ехала на моем «Ланосе» к своей сестре по трассе в другой город. Ночью. И вот видит, что из впереди идущей фуры вырываются языки пламени. А фура себе спокойненько едет, водитель ни о чем не подозревает. С третьей попытки мама обогнала фуру и ехала рядом по встречке, изо всех сил сигналя. Потом обогнала и приклеилась впереди, мигая аварийкой. Короче, выполнила общечеловеческий долг и проявила гуманизм, чем я горжусь, ибо мама обычно ездит плохо и в основном по прямой, а тут такие кульбиты...»

Ира пробежалась глазами по посту до конца и перешла к следующей записи – подборке медицинских новостей про мозг вообще и человека в частности.

«Те, у кого хорошая реакция, живут дольше, – писала Стекл_offa. – Казалось бы, никто уже не охотится ни на кого, от тигра убегать не надо, от скорпиона уворачиваться тоже не надо, рыбу голыми руками ловить, опять же, не обязательно, а поди же ты – все равно, по статистике, люди с хорошей реакцией дольше живут. Интересно, что различия начинаются уже в момент рождения – некоторые новорожденные сразу начинают недовольно кричать, реагируя на изменения окружающей обстановки. Другим нужно больше времени».

– Это явно не про Александра, – поняла Ира.

«Если перед маленьким мальчиком положить мячик, он его пнет ногой. Маленькая девочка поднимет мячик и прижмет к себе. А я, наивная, считала, что поведенческие различия проявляются намного позже, – продолжала Стекл_offa фокусироваться на теме мозга человека. – А если перевернуть фотографию лица вверх тормашками, происходит снижение узнавания на двадцать пять процентов. С другими объектами такого эффекта нет».

Ира залпом допила кофе. Пока про Александра не было сказано ни слова. Но она чувствовала, что напала на след.

Петр вошел в квартиру Евгении Витальевны и огляделся, будто был большим псом, которого привели в новое жилище.

«Не хватало еще, чтобы он начал обнюхивать углы», – подумала Евгения.

В квартире царил идеальный порядок.

– Казарма, – сказал Петр. – Где тюлевые шторки? Где цветы в вазочках? Даже пыли нет.

– Пыль организовать несложно, – отреагировала Евгения. – Только зачем?

– Чтобы человечнее выглядело. Кстати, еда есть?

– Йогурт.

– А мясо?

– Йогуртов с мясом не бывает.

– Можно мясо без йогурта.

Он прошел на кухню и открыл холодильник. Батарея йогуртов, куча зеленых яблок, блестящих, как будто их долго натирали воском, бутылка минеральной воды, три веточки сельдерея. Петр поморщился.

– Уже качаешь права? – спросила Евгения Витальевна. – В тюрьме, наверное, кормили лучше.

Он поднял на нее глаза и захлопнул холодильник. В глазах разгорался гнев.

– Я начинаю понимать, почему ты одна, – сказал он. – Если ты собираешься с утра до вечера напоминать мне о том, что я и так помню, то я, пожалуй, вернусь туда, откуда ты меня забрала. Не думай, что меня так уж это пугает.

Он пошел в прихожую.

– Ну и иди, – сказала она.

– Я всего лишь за мясом.

В дверь снова позвонили, и Вероника, которая, пригорюнившись, сидела на кухне и смотрела передачу о повадках японских макак, усмехнулась.

– Не выдержал разлуки, голубчик, – решила она.

С триумфальной улыбкой она выдвинулась в сторону прихожей, неся обширные телеса. Вероника расправила плечи, выставила вперед грудь и распахнула дверь. Давешнего знакомого не было, на лестничной площадке стояла крупная блондинка, в которой наблюдательный глаз Вероники тут же узнал посетительницу курсов, и худощавый мужчина, в котором Вероника тут же признала какого-то начальника – непонятно какого, непонятно чего, но точно начальника. Сзади маячила охрана. Слева майор в форме.

Веронике поплохело.

– Я же постепенно отдаю долг, – сказала она. – Поймите, я сто раз всем рассказывала, это была финансовая пирамида, многие не свои деньги несли, но я же собиралась их отдать. Я отдаю как суд постановил, – продолжала она. – То есть... в прошлом месяце... так получилось.

Она бы покраснела, если бы сквозь слой косметики хоть что-то было видно. Первый страх прошел, Вероника присмотрелась, потом немного пораскинула мозгами, и ей стало понятно, что эти люди пришли не за недоимкой.

– А в чем, собственно, дело? – спросила она.

– Вероника, – сказала Марина, – мы всего лишь пришли вас предупредить. Девушка, которая была с нами на семинаре, Кира, убита. Будьте осторожны.

– Тощенькая такая, что ли? – спросила Вероника после небольшой паузы.

Ее лицо ничего не выражало, ничего. Через слой пудры, тонального крема, корректора, ботокса, туши, помады, румян и теней для век не пробивался ни один эмоциональный луч. Ресницы негромко стукнули друг о друга – Вероника моргнула.

– Ужас какой, – вдруг произнесла она.

Лицо Вероники сжалось в кулачок, нос задрожал, косметика потрескалась, как земля при землетрясении.

– Жуть, – повторила она. – Кто же это ее, а? Совсем молоденькая. Худенькая и глаза такие большие.

Подбородок мелко задрожал.

– Я рада, что вы сочувствуете ей, – сказала Марина. – Мы пока не знаем, к сожалению, кто это сделал и почему. Я хочу сказать, чтобы вы на всякий случай вели себя осторожнее.

Вероника распахнула глаза. Ресницы взметнулись, сильно накрашенные губы сложились в испуганный бантик.

– Ее зарезали ножом, тело положили в тележку, а тележку выкатили на парковку в гипермаркете, – продолжила Марина.

Теперь у Вероники были открыты не только глаза, но и рот.

– Я буду следующей жертвой, да? – прохрипела она. – Это маньяк?

Майор громко и трубно высморкался.

– Мы пока ничего не знаем, – сказала Марина, – просто будьте осторожны. Особенно если к вам в дверь позвонит кто-то с тележкой из гипермаркета.

Они ушли, а Вероника все продолжала стоять на лестнице.

Когда в дверь позвонили, Анастасия еле-еле разогнулась.

«Как жаль, что такое прекрасное мороженое закончило свой путь в унитазе. В этом есть что-то несправедливое», – подумала она.

Сунув в рот жвачку, девушка пошла в прихожую. Вообще-то она вела уединенный образ жизни, и к ней почти никто никогда не ходил. Иногда Анастасии хотелось завести собачку, иногда хомячка, иногда морскую свинку или кошку, но каждый раз мысли не доходили до реализации.

Звонок звенел. Анастасия переступила через пакеты с покупками, брошенные в прихожей, и открыла дверь.

– Батюшки, – сказала она, – Марина, здравствуйте. А это ваши друзья? Заходите! У меня, правда, с едой не слишком хорошо... и тут пакеты, переступайте.

Марина вошла, отметив, что с ремонтом у Анастасии намного хуже, чем с одеждой. Квартира была захламлена покупками, много вазочек, много подсвечников, декоративных тарелочек и картинок в рамках, все это было развешано и расставлено в беспорядке на полках, подоконнике, холодильнике и стенах. Прямо на кухонном столе стояло большое денежное дерево с медными веточками, на которые были нанизаны разноцветные камешки. На подоконнике расположился аутентичный адыгейский кувшин. На ручках были развешаны бусы и ожерелья, с потолка свисали ловцы снов, издающие легкий звон. Обои в уголке отошли от стены и были приклеены скотчем.

«Фэн-шуй, – подумала Марина, – забавно».

– Садитесь, – сказала Анастасия и включила чайник. – У меня где-то конфеты были, кажется. Только сейчас вспомнила.

Дима с удовольствием сел и вытянул ноги. Анастасия открыла дверцу шкафчика, и на нее посыпались коробки, пачки, пакеты, отдельные конфетки и печенье.

– Ого, – удивился Дима.

По кухне распространялся запах шоколада. Чайник шумел, вскипая. Анастасия подняла с пола сладости, подула, отряхнула.

– А вы, собственно, почему ко мне пришли? – спросила она.

Вопрос прозвучал так, будто она извинялась. Марина смотрела на Анастасию и думала о том, что социальная изоляция Анастасии, которая так и бросалась в глаза, вызвана ее полной невозможностью кому-то отказать. А когда невозможно отказать, приходится прятаться.

– С нами на семинаре была девушка по имени Кира, помните? – спросила Марина. – Голубоглазая такая, худенькая.

– Не просто худенькая, а прямо-таки скелет, – сказала Анастасия.

В ее глазах была тоска. Кто-то пришел в ее дом, расположился и неизвестно когда уйдет.

«Ну что, уже уходите? – спросил Кролик, который был очень вежливым.

– А что, еще что-то есть? – уточнил Винни-Пух и сказал, что они c Пятачком, разумеется, никуда не спешат».

Дима смотрел на Анастасию и с удовольствием хрустел конфетой.

– Чай давайте, дорогая, – сказал он.

– Вам зеленый или черный? – спросила Анастасия.