Из бутика с любовью Хмельницкая Ольга

– Мне фруктовый, с черной смородиной, – сказал он, – не слишком горячий и две с половиной ложки сахару. Плюс чашечку эспрессо Сергею Алексеевичу, – он кивнул на начальника своей охраны, – а Виктору и Николаю, один из которых стоит у дверей, а второй – на лестнице, отнесите по чашке капучино. Да, и еще Валерианову выдайте пачку новых носовых платков, он хочет сморкаться.

На секунду Марине показалось, что Анастасия откажется, устроит истерику, швырнет чашкой в стену или по крайней мере предложит Диме самому сварить капучино, но нет, она покорно двинулась в сторону кофейного аппарата, и глаза у нее были как у ламы с предгорий Анд, такие же большие и печальные.

– Так что там с Кирой, – спросила она. – Вы же из-за нее пришли?

По кухне распространялся аромат кофе.

– Ее убили, – сказала Марина, – мы, собственно, пришли вас предупредить.

Анастасия зашаталась. Через секунду она уже лежала на полу без сознания.

– Какая-то надломленная психика, – сказала Марина, прикладывая ко лбу девушки мокрую салфетку, – ни с кем не общается, но всем открывает, бесконечно покупает, но готова все отдать по первому требованию, падает в обморок, услышав о смерти девушки, которую видела однажды в жизни... Что это все значит?

– Это значит, – сказал Дима, – что у девушки типа «поросенок Пятачок» в любом случае не хватило бы ни воли, ни смелости убить Киру, погрузить ее в тележку и подкатить ее на парковке к нам.

– А на что годен «поросенок Пятачок»?

– На то, чтобы забиться в норку плюс совершить пару набегов на соседние дубы и натащить домой желудей. А потом обожраться этими желудями.

Анастасия открыла глаза.

– Какой ужас, – всхлипнула она.

– Не открывайте никому дверь. Вообще. И не выходите, питайтесь запасами, которые есть дома, – посоветовал Дима. – Понятно?

– Мне через две недели назначено к зубному, – хрюкнул «Пятачок», не делая попытки подняться.

– Вот через две недели и выйдете, – сказал Дима.

Они вышли из квартиры Анастасии, отказавшись от эспрессо, капучино и чая со смородиной.

Лиза рисовала уже третью картину. Ее было не остановить. Вдохновение искрилось, рвалось наружу, водило кистью. Она не чувствовала усталости, жажды и холода из открытого окна. Красный, черный, зеленый, белые пятна... розы в вазе, которые она рисовала, выглядели живыми, объемными, сочными. При этом у них были шипы.

«Опасные красавицы», – подумала Лиза.

Она даже не могла сказать, какое у нее сейчас настроение. Настроения как такового не было. Когда в дверь постучали, Лиза поначалу не услышала. Потом махнула кистью, отгоняя нежданную помеху. И лишь затем пошла к двери. Она распахнула ее, и запах масла и скипидара вырвался на лестничную площадку.

– Добрый вечер, – сказала крупная блондинка.

У блондинки было очень красивое лицо, но Лизе оно не нравилось. Она и на курсах долго смотрела на эту женщину, и уже тогда она ей не нравилась. Эта непробиваемая самоуверенность, самоуважение, расправленные плечи, высоко поднятая голова, мудрость в слегка улыбающихся уголках губ, приподнятые брови, будто ей интересно все на свете. Это красивое узкое лицо со светлыми глазами не было холстом, на котором можно нарисовать все, что угодно. Оно отражало внутренний мир и характер. Нелегкий и непростой жизненный путь, отмеченный борьбой, победами и успехами. Сражения, из которых она вышла победительницей. Свежее лицо мудрой и красивой женщины, не предававшей ни себя, ни окружающих.

Лиза почувствовала, как вдохновение оставляет ее. Шрамы на груди заныли. Рука онемела. Она ощутила все свои метания, все попытки сделать из обломков своей жизни что-то целое, хоть за что-то зацепиться. Когда это началось? Когда что-то внутри сломалось? Тогда, когда она пыталась выдавить из себя вдохновение любой ценой? А что такое художник без вдохновения? Жалкий ремесленник, кустарь, рисующий кислотные желто-зеленые псевдоукраинские пейзажи с белыми домиками и изумрудно-зеленые волны, которые должны напоминать об Айвазовском, но почему-то не напоминают.

– Добрый вечер, – сказала Лиза. – Какими судьбами?

Почему-то ей было больно смотреть на Марину. Она, Лиза, была ненамного беднее. И все же разница очень велика. Только выражалась она не в деньгах.

– Я вижу, вы работаете, – сказал Дима, глядя на кисть в руках Лизы.

Кисть Лиза оставила специально, как раз для того, чтобы показать, что она занята, и побыстрее свернуть разговор с визитерами.

– Вы правы, – ответила она.

Муж Марины ей тоже не понравился. О, она знала такой тип людей. Жесткие, логичные. Терминаторы, готовые давить и применять силу. Они любили строить схемы, властные вертикали, властные горизонтали, и хорошо с ними только тем, кого они любят. При условии, что любимые ведут себя безупречно. Впрочем, у таких людей тоже было слабое место. И Лиза это место сразу ощутила, вникла, прочувствовала и едва сдержала улыбку.

– Мы вас не задержим, – сказала Марина. – Можно войти?

– Д-да, – Лиза отступила на шаг и дала визитерам возможность зайти. – Проходите в студию.

Студия была роскошной, сделанной из двух квартир. Панорамное окно, стеклянная крыша, огромные холсты, яркие лампы. На полу толстый, мягкий ковер, в котором утопали ноги. Негромко жужжала вытяжка, которая полностью не могла ликвидировать запах, присущий мастерской художника творчества. На столе в хрустальной вазе стоял букет роз. Марина посмотрела на картину, сверкавшую свежими красками.

– Я куплю ее, – сказала она, – это прекрасно.

Красные розы, обрамленные черными тенями, капли влаги. Энергичное, свежее, экспрессивное произведение.

– Оно не готово, – сказала Лиза. – К тому же я планирую выставку.

– Вопрос, как я понимаю, в цене, – поняла Марина.

Лиза колебалась.

– Соглашайтесь, – посоветовал Дима. – Сколько в среднем стоят ваши картины?

Лиза назвала цену. Цена была высокой.

– Погодите, – вспомнил Дима, – в прошлом году у вас была выставка в посольстве Франции.

– Именно, – кивнула Лиза. – Но вы же ко мне не за картиной на самом деле пришли? И не для того, чтобы поговорить о прошлогодней выставке?

– Да, повод намного печальнее. Кира – девушка, которая была вместе с нами на семинаре, – убита.

Лиза подняла брови.

– Кому-то перешла дорогу? – спросила она. – Так просто не убивают. Должен быть повод.

– Пока неизвестно, – покачала головой Марина. – Но на всякий случай будьте осторожны. Вдруг это как-то связано с семинаром. Понимаете, мы нашли тележку с трупом на парковке торгового центра возле нашей машины.

– А как труп поместился в тележку? Ах да, она же была совсем худенькой... мне очень жаль, правда. Я буду осторожной, конечно.

Картина буквально сияла, как будто светилась изнутри. Марина никак не могла оторвать от нее глаз.

– Так картину продадите? – спросила она и предложила цену.

– Да, – кивнула Лиза.

Ира продолжала читать Стекл_offу, отхлебывая кофе уже из второй чашки.

«Я тут недавно писала о том, что родственник моих друзей заболел и ему должны перелить всю кровь, – сообщала в своем следующем посте Стекл_offа. – На сегодняшнее утро крови по-прежнему не хватало. И не потому, что друзей мало. А потому, что заворачивали двух потенциальных доноров из трех. Вы курите дольше десяти лет? До свидания. Девушка, у вас сорок пять килограммов, а нужно минимум пятьдесят. До свидания. ПМС? До свидания. Низкое давление? До свидания. Семь месяцев назад родили? До свидания. Когда в последний раз употребляли алкоголь? Пиво вчера? До свидания, должно пройти не менее сорока восьми часов. Меня завернули из-за близорукости. Короче, время шло, а идеальных доноров было меньше, чем нужно, несмотря на то что все просекли фишку и начали отчаянно врать. В общем, надела я контактные линзы, распустила волосы, дабы не узнали, и снова туда поехала. Нет, у меня нет ПМС. Нет, я не курю. Нет, я не пью. Да, шестьдесят шесть килограммов. Нет, я родила больше года назад. Нет, нету у меня ни боткина, ни сифилиса, ни туберкулеза. Короче, они сдались и дали мне подписать кучу бумаг. В сдаче крови самый неприятный момент, когда руку пробивают толстой иглой. Потом уже почти ничего не чувствуется. Вставать надо медленно и аккуратно – и не потому, что кружится голова, а потому что из руки начинает литься кровь и заливает одежду, потом придется ехать и переодеваться. Майку да, испортили. Может, конечно, и отстирается».

В этом посте также не было никакого намека на Александра. Ира пробежала глазами следующую запись о колбасном гуманизме.

«Идем мы вечером с ребенком, гуляем, – писала Стекл_offa. – Гуляем, прямо скажем, не бесцельно, а идем в кафе, где продают замечательное фруктовое желе. И на полпути видим собачку. Собачка выглядит, надо сказать, неплохо – плотненький такой рыжий песик, шерстка пушистая – четыре четырки, две растопытки, седьмой вертун, короче. И вот обнюхивает собачка меня за руку, тычется, потом заискивающе смотрит на моего сына и буквально подталкивает нас к колбасному киоску. Глаза при этом неописуемые. Мы покупаем ей кусочек докторской колбаски. И что вы думаете? Она уже так наелась за день колбасы, что не может ее есть. Видимо, цирковой номер с выпрашиванием ам-ам столь часто приносил успех, что колбаса уже не лезет. Сначала собачка откусила небольшой кусочек, потом вздохнула, взяла остатки и потрусила в укромное место. В общем, съесть с ходу «не шмогла». А я-то думаю, куда в этом киоске подевалась колбаса нижнего ценового сегмента. Весь ассортимент вплоть до докторской скормили этому песику».

Ира улыбнулась и принялась читать дальше. Она не сомневалась, что рано или поздно найдет пост про Александра.

У Марины и Димы была очаровательная привычка гулять по торговым центрам так, как другие люди гуляют по паркам и набережным.

– Я, пожалуй, куплю это платье, – сказала Марина, – такое струящееся, длинное, шелковое, с лентой на спине.

– Восьмой месяц беременности – самое время закупать платья.

– Ты прав, самое время!

Второе платье, на которое Марина положила глаз, было отрезным по талии, причем верхняя часть была синей, а нижняя – белой в синий горошек. Плотное, трикотажное, с атласным блеском, оно так хорошо сидело на фигуре, что кругленький живот Марины казался меньше и изящнее, чем был на самом деле.

– Как ты себя чувствуешь? – спросил Дима. – Семинар, убийство, походы по чужим квартирам, шопинг... не хочешь отдохнуть?

– Ерунда, – ответила Марина, – беременность не болезнь. Тем более все равно почти все время я провожу на сиденье автомобиля. А ведь мне надо больше двигаться. Вот я и двигаюсь.

– Также не рекомендуется нервничать. А тут труп.

– Еще одно заблуждение, – возразила Марина. – Нервы нервам рознь. Вот, например, я сижу дома... а ты где-то на работе. И у тебя роман с подчиненной. Вот это нервы! Вот это я понимаю!

– У меня никого нет, – тут же сообщил Дима.

– Я верю, – сказала Марина. – Хотя помню некую Инну Сергеевну.

Дима засмеялся.

– Смешно, – сказала Марина. – Очень. На твоем месте я бы не веселилась. Ревнивые параноики – это не шутки.

Она померила еще малиновое платье с черными кружевами. Черное на малиновом выглядело очень красиво. Платье тоже было с лентой под грудью, длинным, и в нем Марина была похожа на принцессу.

– Купи еще вон то, – посоветовал Дима, – цвета юного мытого поросенка.

Но примерка показала, что розовенькое Марину радикально полнит.

– Я так и не могу понять, что произошло, – сказала Марина, вертясь перед зеркалом, – где именно ее убили, кто, почему, почему тележка, кто подкатил труп к нашей машине.

– Видимо тот, кто и убил. Кира не так проста, как казалось. Помимо анорексии и торговли тайскими таблетками из-под полы, у нее был молодой человек, фотографию которого она держала под подушкой и которого, видимо, не одобряла ее сестра. Она также собиралась инвестировать в акции или паевые фонды средства, а их намеревалась получить после кончины своей тетушки, которая, как сказала Нина Хорькова, «проживет еще сто лет». Также после убийства у нее пропала коричневая сумка с кистями, которая сейчас неизвестно где. Что было в этой сумке и куда она пропала?

Валерианов позвонил как раз вовремя.

– Дмитрий Николаевич, мы знаем, кто это, – доложил он, и в трубке послышалось шелестение, как будто майор разворачивал бумажный платок. Скорее всего, так и было. – Тот парень на фотографии. Его зовут Филипп Цукерман. Он женат на Дарье Цукерман, лучшей подруге Киры Хорьковой. Кстати, сумку Киры мы нашли.

– Понял, – сказал Дима и отключил связь.

Даша Цукерман сидела в кабинете майора Валерианова на стуле, красиво изогнувшись, и болтала ногой в туфле на высоченной шпильке. За соседним столом расположился лейтенант, который писал протокол. Дима что-то набирал на коммуникаторе, не теряя нити разговора. Они с Мариной сидели за ее спиной и в тени – так, чтобы Даша их не видела, но они отлично видели ее.

– Кирочка? – спросила Даша Цукерман, и ее капризное лицо исказилось. – Кирочка мне знакома хорошо, да.

Она стукнула длинным каблуком по полу, как будто это была Кира, которой она хотела сделать что-то нехорошее.

– Она была моей лучшей подругой.

Марина хлебнула ледяного лимонада. В воде плавали дольки лимона и несколько листиков мяты. Мята Марине особенно нравилась. Она выудила листик и пожевала его, наслаждаясь вкусом. Майор высморкался.

– Да, была моей лучшей подругой. А потом попыталась увести у меня мужа. Я ей доверяла, как себе. Мы дружили с детского сада. Конечно, Филечка мне все рассказал. С тех пор...

Голос Даши сорвался на визг. Она так сильно нервничала и так сжимала пальцы рук, что костяшки хрустели.

– С тех пор мы не общаемся. Но я знаю, что она пыталась поговорить с Филиппом, подкарауливала его, шпионила, следила.

– Киру убили, – сказал Валерианов. – Что вам об этом известно?

Майор потянулся было к носовому платочку, намереваясь высморкаться, но решил, что это уменьшит накал ситуации. Даша откинулась на стуле и распахнула глаза.

– Это не я! – воскликнула она.

Капризное лицо заливала бледность.

– Проверим, – сообщил Валерианов и наконец-то высморкался. Сморкался он долго, смачно и с удовольствием, сменив при этом три бумажных платка.

– У меня алиби, – добавила Даша.

Дима не удержался и улыбнулся.

– Откуда вы знаете, где и когда произошло убийство? – спросил майор. – Отчего решили, что у вас алиби?

Даша сжалась на стуле, на лице появился ужас.

– Алиби у меня потому, что я в любом случае этого не делала, – почти выкрикнула она и собралась заплакать, но наткнулась на холодный взгляд майора и передумала.

– А это вам знакомо?

Валерианов достал откуда-то из-под стола бежевую сумку с длинными кистями.

– Нет, откуда, – отодвинулась Даша.

Теперь ее била дрожь.

– А вот это?

Майор вытряхнул на стол какие-то обрывки. Взял пинцет. И начал медленно собирать картинку, прикладывая рваные края, как будто это был паззл. Кусочек за кусочком, обрывок за обрывком. На столе, закрытом стеклом, появлялись лоб, нос, короткая прическа, ухо....

– Это мой муж, – произнесла наконец Даша.

– Именно, – кивнул майор. – Именно! Фотография вашего мужа, которая лежала в сумке у Киры Хорьковой и которую кто-то порвал.

Он приложил платок к красному носу, набрал в грудь воздуха, но внезапно передумал сморкаться.

– Скажите, зачем убийца порвал фотографию Кирилла Цукермана на мелкие клочки? – спросил Валерианов, слегка наклоняясь вперед. – Деньги из кошелька не взял, колечко с пальца Киры не снял, а фотографию порвал? Как вы думаете?

Даша смотрела на него в полном недоумении.

– А я расскажу вам, как было дело! – произнес Валерианов и наконец-то высморкался. У него заложило ухо, и несколько секунд майор ждал, пока слух восстановится. – Ваш муж Филипп, видимо, был не настолько честен, прозрачен и верен, как вам того бы хотелось. Не сомневаюсь, что он поддерживал определенные отношения с погибшей Кирой Хорьковой. Учитывая вашу эмоциональность...

– Это не так! Он не поддерживал связи! – возразила Даша.

Валерианов снисходительно пожал плечами.

– Я точно знаю, – настаивала Даша.

Марина вздохнула.

– Так вот, – продолжил майор, – учитывая вашу эмоциональность и то, что ваш любимый муж состоял в отношениях с вашей бывшей лучшей подругой, вполне логично предположить, что вы сделали все возможное, чтобы эти отношения прекратить.

– Я ее не убивала, – сказала Даша.

Капризность и истерика прошли, госпожа Цукерман теперь выглядела вполне вменяемой.

– Особенно учитывая вашу реплику о том, что у вас есть алиби. Это – косвенное признание о том, что вы знаете, когда была убита Кира. Думаю, вам придется рассказать, как вам пришла в голову мысль убить вашу бывшую лучшую подругу, затолкать тело в тележку и подкатить к машине добропорядочных граждан.

– Я ничего не буду говорить без адвоката, – произнесла Даша. – Ни слова. Я ни в чем не виновата. Я не знаю, кто порвал фотографию, и не знала, что Кира носила ее с собой. Наглость какая! Я верю своему мужу. Мне никогда не пришло бы в голову совать труп в тележку и куда-то подкатывать. Все это не укладывается у меня в голове!

– Скажите, вы ведь очень ревнивы, – сказал Валерианов. – Так ведь?

Его нос был большим и красным.

– Все женщины ревнивы, – сказала Даша. – Я не исключение. Но убивать Киру я не планировала, хотя и признаюсь, что делала это неоднократно. В снах.

Услышав про сны, Марина вздрогнула.

– Я вам верю, – понизил голос Валерианов, меняя роль, – расскажите мне, как все это случилось. У вас был муж и лучшая подруга, да?

– Мы много лет дружили и вместе ходили по магазинам, а мой супруг выступал в роли советчика! Он даже лифчики с нами мерил.

– Он? Лифчики? – с сомнением спросил майор.

– Ну, конечно. Заходил с нами в кабинку и давал советы. У Киры, понимаете, из-за худобы там не особо чего было, скажем так, вообще ничего, я вообще не знаю, зачем ей лифчики нужны.

– Может, Кира ходила в примерочную и примеряла белье, чтобы продемонстрировать свои прелести вашему мужу.

– Но мы так сроднились, – сказала Даша, – вы не понимаете, что для женщины лучшая подруга. Это альтер эго. Я была убеждена, что Филя воспринимает ее как сестренку. Мы и платья вместе покупали, и купальники, и обувь, и даже мебель.

– И Филипп все время был с вами. Выступал, так сказать, экспертом.

– Да мы вообще забыли, что он мужчина, он был... как бы третьей подругой.

– Третьей подругой. Как бы, – поддакнул Валерианов.

– Да. Она ездила с нами отдыхать. И ночевала иногда.

Марина воздела глаза к небу. Дима улыбнулся.

– Не смешно, – тихо сказала Марина.

– Смешно, – не согласился с ней Дима.

Даша набрала в грудь воздуха.

– Поэтому когда я как-то пришла домой и обнаружила ее в халате на кухне, а Филиппа в ванне, то не сразу осознала, что что-то не так. Кира мне сказала, что пришла в гости и ждет меня, а Филипп – что пришел с работы и сразу пошел в ванную.

– Так почему вы решили, что что-то не так? Может, так и было? Просто дружба?

– Черта с два! Они трахались!

Лейтенант поднял голову и вопросительно посмотрел на Валерианова.

– Так в протокол и пишите, – сказал майор. – Раз девушка говорит, что они трахались, то так оно и есть.

– Понимаете, – говорила Даша, глядя на Валерианова так, как будто он был психотерапевтом, а не стражем порядка, – я каждый день приходила с работы и находила Киру на кухне, а Филиппа в ванной. Представляете?

– Но потом вы догадались?

– Нет, просто пораньше пришла. Случайно.

– А где вы были в пятницу с восьми до десяти вечера?

– По магазинам ходила.

– С Филиппом?

– Нет, одна.

– И без подруг?

– У меня больше не бывает подруг.

– Понимаю. То есть с восьми до десяти у вас был шопинг?

– Да. В «Ассиде». И это можно подтвердить, кажется, у меня остался чек.

Майор сделал паузу. Даша полезла в сумку.

– Кстати, где была найдена сумка?

Даша к тому времени ушла, оставив подписку о невыезде.

– В мусорном баке неподалеку от торгового центра. Бомж нашел сумку с документами, позвонил сестре Киры по мобильному телефону, который лежал там же, в сумке. А сестра Киры тут же в панике набрала меня, – сообщил Валерианов и высморкался. Он сморкался громко, долго и с удовольствием, а потом бросил в корзину для мусора скомканную бумажку.

– Все-таки ларчик просто открывался, – продолжил майор, – история банальна. Лучшая подруга, муж, скандал, потом они продолжили тайно встречаться – Кира и Филипп. Правда, в том, что она прикатила тележку с трупом к вашей машине, особой логики нет. Видимо, это все-таки случайность.

– Кстати, – сказал Дима, – против Даши нет ни одной улики, только рассуждения.

– В том-то и дело, – ответил Валерианов и потянулся к носу. – Думаю, улики появятся.

Марина решила, что он опять будет сморкаться, но майор только почесался.

– Ее могла зафиксировать камера наблюдения, – продолжил он, – или кто-то увидеть. К тому же Даша Цукерман должна была куда-то деть орудие убийства. Хотя я по-прежнему не представляю, где она могла убить подругу. Торговый центр, вечер, множество людей... а ведь машины у нее нет.

– Тем не менее все логично, – кивнул Дима. – Скорее всего, дело было так. Даша встретила Киру в гипермаркете, предложила пойти в машину поговорить – при этом машина не обязательно должна быть своей, могла у друзей автомобиль одолжить. Так вот, Даша заколола Киру ножом, труп перегрузила в тележку и повезла по парковке. При этом после убийства, которому почти наверняка предшествовала ссора, Дарья была в панике, на взводе, и когда она увидела нашу машину, то почему-то просто бросила тележку. А через некоторое время тележку увидели мы.

– А что охрана? – спросил майор. – Ваш Сергей был на месте в это время.

– Спал в машине, – сказал Дима. – Больше спать не будет.

– Кстати, – напомнила Марина, – сама Даша говорит, что была в это время в «Ассиде» и у нее есть чек. А это другой конец города.

– Согласен, что вопрос требует дополнительного изучения, – сказал Валерианов и потянулся к коробке с платочками.

Фффффффррррр!

– ... но пока все как на ладони. Неверный муж, бывшая лучшая подруга. Таким историям несть числа.

Марине захотелось спать. Они уже садились в машину, когда телефон заиграл Моцарта, который, как установили британские ученые, повышает концентрацию внимания, настроение и работоспособность. Марина прочитала эсэмэску.

– От Лизы, – сказала она Диме, – ей пришло сообщение: «Ты следующая». Кто-то отправил из Интернета, номера нет. Она боится.

Несколько секунд Дима молчал.

– Это меняет дело. Едем к ней.

Несколько секунд они молчали.

– Это сообщение никак не вписывается в версию об убийстве Киры Дашей, – сказала Марина.

– Никак, – кивнул Дима. – Кстати, ты звонила Ире? Или с ней по-прежнему нет связи?

– По-прежнему нет, – сказала Марина. – Она неизвестно где.

– Надо ее найти, – заявил Дима. – Сейчас кому-нибудь поручу подготовить ролик и разместить его на местном телеканале со слоганом «Помогите найти девушку». Либо она сама его увидит и выйдет на связь, либо кто-нибудь узнает ее. Надо еще награду назначить за ее обнаружение.

Он позвонил и выдал соответствующие распоряжения. А потом они поехали к Лизе.

Ульяна жевала горошек и листала фотоальбом. Вот она сидит на коленях у своего любимого мужчины и смотрит телевизор. Вот она пришла из магазина и позирует в дверях со свежекупленной лентой-тренажером от целлюлита, притом что ни она, ни Вова не знали, что такое целлюлит и есть ли он у Ульяны. Вот они вместе на дне рождения, сидят за столом, и Ульяна смотрит в телевизор. А на следующем фото Ульяна нежно обнимает набор «Двадцать одна рамка», думая, что бы такое в эти рамки вставить. Вот домашняя фотография – Ульяна расположилась на диване, жует зеленый горошек и смотрит в телевизор. Ее прекрасные глаза стеклянны. Еще один снимок, уже со следами драматизма – Вовчик пытается закрыть спиной, то есть попой, телевизор. Ульяна смотрит на него с укором. А вот... вот... Ульяна едва смогла сдержать слезы. Вот она стоит в прихожей, держа в руках упаковки с ванишем. Тем самым, который применяют для чистки ковров. Еще несколько упаковок у ее ног. Еще одна красуется на столике в прихожей.

Ульяна вспомнила, как это было – искаженное лицо Вовчика, швырявшегося этим самым ванишем и прыгавшему по нему. Одну бутылку он вылил в унитаз, другую в горшочек с фикусом, а еще одну – на голову Ульяне.

Запах Ульяна помнила до сих пор, ее собственный визг отдавался в ее ушах. Что она только потом не делала, чтобы вернуть Вовчика, но все никак. Довольно быстро выяснилось, что другие мужчины Вовчика заменить никак не могут, ни в жизни, ни в постели.

Ульяна закрыла фотоальбом. Горошек закончился. Девушка встала, накинула куртку и вышла на лестничную площадку. На секунду ее кольнула мысль о предупреждении – сне, в котором и она, и Кира мертвы. Кира была уже мертва. По-настоящему. Через несколько минут Ульяна вышла из подъезда, не замечая следящих за ней глаз, и направилась к торговому центру – шумному, яркому и безопасному. И забыла о предупреждении. Из-за шума она не слышала, когда ее телефон звякнул, доставив сообщение.

Телефон Иры пропищал трижды и выключился. Но мелочи ее не интересовали. Она наконец-то приближалась к разгадке, кто такой Александр, она в этом не сомневалась.

«Вы когда-нибудь замечали, что уши назад слышат намного лучше, чем вперед? – спрашивала своих френдов и френдесс Стекл_offa. – Мы гуляли сегодня с малышом, сын предложил мне поиграть. Я иду за ним, но время от времени отклоняюсь то вправо, то влево. Он меня не видит, он в капюшоне, но по звукам шагов тоже принимает вправо или влево в зависимости от моих действий. И, знаете ли, он ни разу не ошибся, хотя я старалась идти максимально тихо. Потом мы поменялись местами. Я пошла впереди. Оказалось, что действия человека, идущего сзади, слышны намного лучше, чем человека, который находится перед глазами. Легчайшие оттенки звуков, шелест брюк, дыхание... на порядок лучше, когда издающий звуки объект находится за спиной. Вот, оказывается, для чего на самом деле нужны уши – для того, чтобы контролировать ситуацию сзади».

«Занятно, но не про Александра», – подумала Ира и начала читать дальше. Пост был о ревности и необоснованных подозрениях.

«Как все не слишком интеллектуальные люди, – писала Стекл_offa, – я часто делаю из фактов неправильные выводы. Радует, что я не одна такая. Нас таких много, считай, половина человечества. Нашему сыну было полгода, когда мой бывший супруг начал три раза в неделю по вечерам ездить в бар. Не один, разумеется. А со своим лучшим другом. Я относилась к этому со спокойной безмятежностью, пока однажды мне не позвонила жена лучшего друга.

– Дорогая, – спросила она, – твой где?

– Там же, где и твой, – ответила я, – в баре. Пабе ирландском то бишь.

– А ты в этом уверена? – спросила она.

Я, знаете ли, задумалась.

– А почему у них телефоны выключены? – продолжает жена друга.

Звоню. Выключен телефон.

– Они у них все время выключены, – говорит жена. – Поехали, проверим. Так не бывает. Чтобы еще и телефоны выключены! Сто процентов – их там, в баре, нет. Вопрос, где они! И с кем!

В голосе истерические нотки.

– Да, – говорю, – сейчас. Уже одеваюсь.

И вот вваливаемся мы в паб, две нервные тридцатилетние тетки с большими глазищами. И что мы видим? Сидят. Курят. Много пива, свиная рулька, футбол на большом экране. Мы секунд двадцать постояли на пороге и вышли назад на улицу. Даже как-то не смешно было».

Ира искренне посмеялась. Но, к сожалению, пост снова не имел к Александру никакого отношения.

Вероника сидела в парикмахерской, когда дверь открылась и вошел он – мужчина, который настойчиво предлагал ей умыться.

– Вероника, – позвал он, остановившись в дверях.

Бухгалтер начала сползать с кресла, на котором сидела, но вовремя удержалась. Парикмахер посмотрела на мужчину с явным интересом.

– Вероника, я хочу вам кое-что сказать.

Щеки Вероники залил румянец, но под слоем крема и пудры этого никто не увидел.

– Наедине? – кокетливо спросила парикмахерша. – Если нет, можете и сейчас сказать. Вероника моя давняя клиентка, так что...

– Не хочу вам мешать, – сказал мужчина, плюхнулся на диванчик и взял в руки журнал о прическах, пролистал, вздрагивая при виде причесок, похожих на воронье гнездо, а потом нашел издание об автомобилях и с удовольствием погрузился в чтение статьи о «Ладе Приоре».

– Наверное, предложение хочет сделать, – шепнула парикмахерша. – Что же вы не сказали? Намекнули бы.