Случайные помехи Михановский Владимир
– Не понимаю.
– И не нужно, – произнесла Женевьева. – Потом, может быть, объясню тебе. А сейчас – постарайся сосредоточиться и все посторонние мысли выбросить из головы. Когда он придет в сознание, не потеряй ни секунды. Все!
Человек, висящий посреди контейнера, медленно, словно нехотя, разлепил веки. Несколько бесконечно долгих мгновений он и Зоя глядели друг на друга. Их встречные взгляды, чудилось, преодолевали не несколько десятков метров жидкой и воздушной среды, разделенных прозрачной перегородкой, а безумные космические расстояния, на покрытие которых фотолету понадобилось семь долгих лет пути, и плотные барьеры взаимного непонимания, вдруг выросшие между космонавтом и остальным человечеством.
Экран, на который покосилась Зоя Алексеевна, тоже ожил, по нему пробежали слова:
– Зоя… Моя Зойка…
Она невольно перевела взгляд в глубь контейнера: губы Сергея – теперь она твердо знала, что это он, – были неподвижны.
– Сережа… родной… я пришла к тебе, я с тобой, – прошептала она в мембрану. – Наконец-то ты вернулся. Мы… счастливы…
– Мы?
– Да, мы! У нас сын, как ты и мечтал, его зовут Андрей, – исступленно проговорила Зоя в мембрану.
Дальнейший их диалог пошел в каком-то лихорадочном темпе. Вопросы Сергея, словно болезненные вспышки, обжигали ее душу. Так хотелось прижать его к груди, но она понимала, что это невозможно.
– …Объясни, Зоя, что происходит. Я ничего не понимаю. Может быть, ты – фантом? Может, у меня бред, галлюцинация?
– Успокойся, Сережа, – шептала Зоя в мембрану помертвевшими губами. – Ты не спишь, это явь. Ты совершил на Землю прыжок с Проксимы, но пострадал при этом.
– Ошибка в расчетах?
– Физики проверяют их. Но ты остался жив, и ты на Земле, а это главное.
– Спасибо… – легкой зыбью пробежало по экрану.
– Любимый…
– Где Андрей?
– Дома.
– В следующий раз возьми его сюда.
Человек, погруженный в жидкость, на несколько мгновений умолк, словно собираясь с мыслями.
Женевьева стояла поодаль, чтобы космонавт не заметил ее: опасно было раздваивать его сознание, и без того находящее на грани небытия. Когда возникла пауза и экран очистился, Женевьева начала делать Зое отчаянные знаки.
Зоя вконец растерялась. Какие тут нужны еще вопросы? Разве и так не ясно, что это именно он, капитан Торопец. Он вернулся на материнскую планету, совершив немыслимый прыжок через пространство, прыжок, о котором человечество могло только грезить. Сергей жив, жив, и это главное. А пластическая операция и все прочее – это возможно, и это говорит не кто-нибудь, а сама Женевьева Лагранж, крупнейший медик Солнечной системы. Увидев ее отчаянные жесты, Зоя попыталась припомнить инструкцию, полученную только что от Женевьевы, но с ужасом почувствовала, что все тесты вылетели из головы. «Спросить, как он себя чувствует? Боже мой, идиотский вопрос», – лихорадочно соображала Зоя Алексеевна.
– Мне значительно лучше. Чувствую, я на пути к выздоровлению, – пробежали по экрану слова, как бы отвечая на ее вопрос.
За спиной Зои деловито гудел автофиксатор, записывая на видео все происходящее.
– Сергей, постарайся точно ответить… Это очень важно… Ты не стал другим? После прыжка ни в чем не изменился?
Она понимала, что вопрос задан сумбурно, запутано, как сказал бы математик – некорректно. Ответ, однако, пробежал по экрану сразу, как будто Торопец ждал этого вопроса:
– Нет, Зоя, я ни в чем не изменился. Я тот же, что и был до прыжка.
Зою охватила радость, хотя даже она понимала, что такие вопросы и ответы – довольно шаткий аргумент в споре противников и сторонников теории инопришельца.
Женевьева продолжала делать знаки. Между тем паузы между словами на экране становились все большими. Видимо, мозг Торопца изнемогал под непосильным бременем.
– Сергей, а помнишь… как ты водил меня по кораблю?.. Там, на лунных стапелях, – в полной растерянности прошептала она.
– Конечно, помню, – пробежало по экрану. – «Анастасия» в порядке. Она идет курсом к Земле, на обычной фотонной тяге. Ее ведет белковый манипулятор, с которым – помнишь? – мы познакомились на лунном космодроме… Орландо…
– Как не помнить! – покосилась Зоя на Женевьеву.
– Он справится с навигационными задачами?
– В полете он решал задачки и посложнее. Когда-нибудь я расскажу тебе, Зоя.
Женевьева схватила грифельную доску, набросала на ней мелом какое-то слово, повернула к Зое. «ШРАМ!!!» – мгновенно вспомнила она наставления подруги и, нагнувшись к переговорному устройству, спросила:
– Сергей, откуда у тебя шрам? Кто тебя оперировал в полете?
Экран, однако, молчал. Ручеек синусоиды на осциллографе вытянулся в прямую линию: сознание человека в контейнере снова отключилось.
– Сережа, Сережа, очнись! – потеряв голову, закричала Зоя, не отрывая взгляд от неподвижной фигуры за прозрачной стенкой контейнера.
К ней подошла Женевьева, так и не выпустившая из рук грифельную доску.
– Сделай что-нибудь! – попросила Зоя, обратив на нее полные слез глаза.
– Я сделала все, что в моих силах, – покачала головой Женевьева. – Ресурс мозговых клеток на данный момент исчерпан, он больше не придет в себя. А ты… ты подвела меня.
Зоя вспыхнула:
– Что вы все привязались к этому злополучному шраму? Из мухи делаете слона. Сережа станет на ноги, и все разъяснится само собой. Мало ли кто мог сделать ему операцию.
– Например?
– Ну, скажем, «Анастасия» встречает на своем пути другую нашу экспедицию. Они состыковываются, и врач экспедиции оперирует Сергея.
– А потерянное время?
– Корабль мог нагнать его в пути за счет повышенного ускорения. И никакой мистики!
– Логическую цепь ты строить умеешь, в этом тебе не откажешь. Но не все так просто. Неужели ты думаешь, что мы в совете не отрабатывали все мыслимые версии? Не будь ребенком.
– Ну, договаривай. Он что, неизлечимо болен?
– А, теперь я могу сказать тебе все, – махнула рукой Женевьева. – Может быть, завтра – его последний день.
– Последний день? – переспросила Зоя. – Что это значит? Сергею стало хуже? Но ты же сама говорила, что его дела пошли на поправку. Ну, говори, говори же. Он неизлечим, да?
– Дело в том, – медленно произнесла Женевьева, – что операцию Сергею делал не человек.
– Не человек? – переспросила Зоя потрясенно. – Не может быть!
– Это установлено точно.
– Но кто же тогда?
– В этом весь вопрос. Надрез идеально прямой, как отрезок светового луча. Ни один хирург в мире, самый искусный, не сделает такой надрез. И шов наложен не человеческой рукой… Говорю тебе как медик.
– Чудовищно, – прошептала Зоя, опустив голову. – Но ты ведь слышала мой разговор с ним! Это была разумная беседа, он все помнит и может ответить на любой вопрос…
– Ишопланетяне могли переписать всю информацию головного мозга Сергея на его двойник. Большинство совета склоняется к этой точке зрения.
– А ты? Что ты об этом думаешь? – спросила Зоя, в упор посмотрев на Женевьеву.
– Видишь ли, Зоя… До недавнего времени я склонялась к мнению большинства.
– А теперь?
– Теперь я так не считаю.
– У тебя появились новые данные?
– Этот же вопрос задал мне вчера Макгрегор. Нет у меня новых данных. – Женевьева все еще крутила в руках грифельную доску. – Я просто поверила всем своим существом, что это, – кивнула она за перегородку, – подлинный капитан Торопец.
– Так скажи об этом завтра на совете! – воскликнула Зоя, и глаза ее блеснули.
– Скажу, можешь не сомневаться. Но это будет один голос. Один-единственный. А судьба капитана будет решаться большинством. Так повелось исстари, и это справедливо.
– Значит, Сергея уничтожат. Никаких шансов… – прошептала Зоя.
– Есть одна возможность, – неожиданно произнесла Женевьева.
Зоя посмотрела на нее с надеждой.
– Помочь Сергею можешь только ты.
– Я?
– Именно ты.
– Я на все готова. – Зоя в нетерпении переступила с ноги на ногу. – Говори, что нужно делать?
– Ты должна убедить членов совета, что это – подлинный капитан Торопец.
– Как это сделать?
– Выступи на заседании, – сказала Женевьева. – Ты обладаешь силой убеждения, я на себе убедилась.
– Но ведь последнее заседание закрытое. Как я проникну туда?
– Это я возьму на себя, – тряхнула головой Женевьева. – Я и так уже… – не договорив, она махнула рукой.
– Но что я должна говорить?
– Не знаю. Придумай сама. Делай что хочешь, но ты должна переубедить их, доказать свою… нашу правоту.
– Сначала я должна выслушать их доводы.
– Верно. – Женевьева подумала. – Сделаем так. Я тебя спрячу, ты выслушаешь заключительное слово каждого, а в подходящий момент выйдешь к микрофону.
– Меня лишат слова.
– Не посмеют.
Обе, не сговариваясь, посмотрели на неподвижную фигуру в глубине контейнера.
– Жаль, конечно, что разговор у вас сегодня получился слишком короткий, – произнесла Женевьева. – Но он весь записан на автофиксатор.
– И ты возьмешь с собой запись?
– Конечно.
– И будешь демонстрировать ее?
– Если понадобится.
– Нехорошо… Там глубоко личные вещи, – потупилась Зоя.
Женевьева покачала головой:
– У вас с Сергеем нет теперь ничего личного. Вы оба принадлежите всему человечеству. Оба войдете в историю.
– Мне страшно, – негромко сказала Зоя. – Будто поднялась на высокую вершину, а под ногами – пропасть. Послушай, а как ты проведешь меня на совет?
– Есть одна идея. Она покажется тебе слишком безумной. Хотя Нильс Бор полагал, что именно такая сумасшедшинка – залог того, что идея справедлива. Придешь сюда ко мне утром, попробуем реализовать мой замысел. Пойдем, я провожу тебя.
Когда они на ленте двигались к выходу из медцентра, у Зои Алексеевны мелькнула неожиданная мысль, но она решила обдумать ее самостоятельно дома, прежде чем изложить Женевьеве.
– У меня совсем не осталось сил, – пожаловалась Зоя, когда они прощались. – Не знаю, как живу.
Женевьева сунула руку в карман, достала потертый видеопатрон и протянула его Зое.
– Что это?
– Удивительная штука. Видеозапись великой гимнастки. Жаль, теперь она сошла со сцены, но когда-то блистала. Здесь записана ее программа. Разумеется, не самая сложная. Удивительная гармония и пластика! Когда я совсем выдыхаюсь, то включаю этот патрон и любуюсь спортсменкой, а потом стараюсь хоть что-то воспроизвести. И тебе советую.
– Попробую. – Зоя спрятала видеопатрон. – А как зовут эту гимнастку?
– Рита Рен.
– Знаю, – кивнула, оживившись, Зоя. – Мы видели с Сергеем ее программу на Луне. Он даже, кажется, был с ней знаком.
Назавтра с рассветом так и не уснувшая в эту ночь Зоя Алексеевна была в медицинском центре.
Белковые, выпускаемые Зеленым городком, обладали способностью в случае необходимости замереть, став неподвижнее статуи. Именно такой застывший белковый манипулятор стоял теперь перед Женевьевой, подчинившись ее команде. Он служил Лагранж чем-то вроде образчика, модели. Рядом с ним стояла Зоя, они были почти одного роста, только белковый помассивнее, пошире в плечах.
В узкой комнатке, где содержались кислородные баллоны, а также лекарственные препараты и экстракты, они были одни, тем не менее Женевьева плотно прикрыла дверь. «Чтобы не было никакой утечки информации», – сказала она.
В тесном помещении одуряюще пахло какими-то экзотическими травами, растениями с далеких планет. Дурманящий аромат испускали плоды трабо, несмотря на герметическую упаковку. У Зои Алексеевны с непривычки закружилась голова, и она присела на узкую кушетку, застеленную хрустящей клеенкой.
– Нет уж, встань, голубушка, – подняла ее Женевьева. – Так мне легче будет работать.
Она критически оглядела обе фигуры, стоящие перед нею. Затем придвинула поближе никелированный цилиндр, стоящий вертикально. Это был прибывший на днях контейнер с новым биопластиком – гордостью ученых Зеленого городка. Первую партию они прислали, конечно, в клинику Женевьевы Лагранж. Едва Женевьева отвинтила крышку, из биомассы, словно живые, поднялись языки, колеблющиеся в воздухе. Зойка, не сдержавшись, вскрикнула.
– Не бойся, – успокоила ее Женевьева. – Нормальное поведение биоплазмы. Это – как бы грань между живым и неживым, а точнее – стыковка живого и неживого, – добавила она, разглядывая субстанцию, которая ни одного мгновения не желала находиться в покое.
Зоя вздохнула:
– Мне не понять.
– Все очень просто, – пояснила Женевьева. – Скажем, актиния… Или, того лучше, морской коралл. Как по-твоему – он живой или не живой?
– Неживой, конечно, – сказала Зоя. – Розовый коралл на тумбочке у Андрея стоит в виде украшения.
– Это другое дело. Но в своей среде обитания коралл способен расти, как живой организм, – возразила Женевьева.
– Ну и что! Кристалл тоже растет в перенасыщенном растворе, но ты же не скажешь, что он живой.
– Хороший пример. У тебя научный склад мышления, – похвалила Женевьева. – Но кристалл не реагирует на прикосновение постороннего предмета, как это делает коралл. Есть и еще множество тонких свойств, которые позволяют заключить, что коралл – промежуточная стадия, ступенька между живым и неживым. Подобное вещество перед тобой. Надеюсь, оно нам пригодится в нашем замысле.
– Я боюсь, – сказала Зоя и сделала шаг назад.
– Стань ближе, вот так. Голову повыше, плечи держи ровно, – скомандовала Женевьева.
– Оно сожрет меня!
– Съесть не съест, но прижиться может, если дать биопластику достаточно времени. Глянь, как пульсирует, просто прелесть, – восхитилась Женевьева.
– Прижиться?..
– А мы не дадим ему времени прижиться. Как только минует необходимость – уберем его.
Переведя взгляд с застывшего человекообразного белкового на Зою, Женевьева зачерпнула серебряной лопаткой живую биомассу и приложила ее к щеке Зои, тут же разгладив пластик ровным слоем.
Зоя стояла, делая героические усилия, чтобы не пошевелиться.
– Ну, что чувствуешь? – отрывисто спросила Женевьева, продолжая трудиться над щекой.
– Слабую теплоту.
– И все?
– Ой, теперь щеку как будто иголками начало покалывать, – сказала Зоя.
– Так и должно быть, – кивнула Женевьева. – Все по инструкции. Покалывание означает, что биомасса совместима с твоей тканью. Теперь подставляй другую щеку.
– Как по евангелию, – попробовала пошутить Зоя, но говорить было трудно: щека стягивалась чем-то тугим, резиноподобным.
– Теперь не разговаривай, – предупредила Женевьева. – Иначе можешь получиться криворотой.
Через несколько минут, закончив работу над лицом Зои, она отошла назад, чтобы оценить свою работу.
– На первый раз сойдет, – сказала она удовлетворенно. – А второго, надеюсь, не понадобится. Теперь, Зоенька, займемся твоими плечами…
Замысел Лагранж увенчался полным успехом. Она провела Зою на последнее заседание совета, выдав ее за своего белкового из медцентра. Правда, к Зое достаточно было внимательно приглядеться, чтобы обнаружить подлог, но такое и в голову никому не могло прийти. На этом, собственно, и был основан план Женевьевы. Эффект неожиданности сработал.
Что касается Зои Алексеевны, то она, притерпевшись к непривычным ощущениям, свой маскарад восприняла с полнейшим равнодушием: мысли ее были заняты другим. Особенно одна, пришедшая в голову накануне, не давала ей покоя. Однако, сидя за портьерой, куда ее усадила Женевьева, Зоя начала так волноваться, что речи членов совета, их полемика доходили до нее с трудом. Она только ощущала всем своим существом, как тяжелые гири аргументов в пользу негативной версии один за другим ложились на чашу весов и другая чаша, на которой лежала жизнь пришельца, поднималась все выше и выше. Правда, краем уха Зоя слышала, что кто-то возражал, кто-то предлагал повременить, но таких голосов было немного, и звучали они все реже.
– Пусть это даже инопришелец, – услышала она чей-то голос. – Почему обязательно предполагать у него дурные намерения?
– Эта версия уже обсуждалась, – набросились на него со всех сторон.
– Решать вопрос нельзя на-авось, – сказал председательствующий Макгрегор – Зоя узнала его по голосу. – А у нас нет принципиальной возможности выяснить его истинные намерения. Нельзя ставить под удар судьбу человеческую.
– Будь у пришельца добрые цели, он не стал бы камуфлироваться под землянина, – добавил кто-то. – И уж во всяком случае, нашел бы способ сообщить нам о них.
– Спасибо, обстоятельства сложились так, что мы в силах с ним справиться.
«Боже мой, они говорят только о космическом пришельце, – с ужасом подумала Зоя. – Капитан Торопец для них больше не существует». За портьерой было пыльно, душно, щеки и плечи болели, Зоя обливалась потом. Проклятый пластик стягивал щеки, давил на плечи, сделав их квадратными.
Подошла очередь Лагранж, и она выступила с взволнованной речью в защиту гостя, которого она считала подлинным капитаном Торопцом. Зоя немного приободрилась. Однако серьезных доказательств, как и вчера, Женевьева привести не смогла.
– Это мы уже слышали, уважаемая Женевьева, – заметил Макгрегор, когда она умолкла. – Эмоции – слишком мало осязаемая материя. Конечно, мы ценим ваши чувства. Больше того – разделяем их. Я уверен, каждый из нас будет голосовать за крайнюю меру с болью душевной, но это не меняет существа дела. Разве не так, друзья мои?
Шум в зале подтвердил его слова.
– Все присутствующие высказались? – спросил он, когда гул пошел на убыль. – Будем голосовать по одному, результат нам сообщит ЭВМ.
Женевьева колыхнула портьеру.
– Я прошу слова, – прозвенел высокий женский голос, и все обернулись на него.
Из-за тяжелой малиновой занавеси вышел манипулятор и решительным шагом направился к трибуне.
«Вот он, мой звездный час», – думала Зоя с бьющимся сердцем, идя по проходу.
Недоуменная тишина взорвалась негодующими репликами:
– Кибер?
– Только этого не хватало.
– Безобразие.
Зоя Алексеевна совсем забыла о внешности, которой наградила ее Женевьева. Впрочем, какое это сейчас могло иметь значение? Главное – выложить им все, о чем она передумала в эту бессонную ночь после разговора с Сергеем, передать им свою волю и уверенность. Задача чертовски трудная, но другого пути у нее нет.
Звонко стуча каблуками по паркету, она подошла к микрофону, обвела взглядом всех присутствующих, набрала полную грудь воздуха и обратилась к залу:
– Уважаемые члены совета по проведению Эксперимента! Прошу вас, успокойтесь. Я не кибер.
– Кто же вы? – поднял брови Алонд Макгрегор, глядевший на нее, как и все, не отрывая взгляда.
– Я жена капитана Сергея Торопца.
Слова ее произвели впечатление разорвавшейся бомбы. Несколько мгновений люди оторопело молчали, стараясь осмыслить сказанное.
Первым пришел в себя Макгрегор.
– Зоя Алексеевна?
– Да.
– Как вы проникли сюда? Кто вас пригласил и что означает этот маскарад? – спросил Алонд.
– Об этом потом, – махнула рукой Зоя. Только теперь она подумала, что своей внешностью производит, должно быть, довольно странное впечатление.
– Это кибер. Довольно мистификации. Убрать его, – потребовал из зала астрохимик.
– Теряем драгоценное время! – поддержали его. Вместо ответа Зоя ухватилась за биопластик щеки и попыталась оторвать его. Видимо, Женевьева что-то не рассчитала, и биопластик начал сращение с кожей лица. Зое было больно, но боль только усиливала ее ожесточение. Ей удалось оторвать несколько кусков, она их швыряла прямо на просцениум, и вскоре из-под искусственного слоя показалось ее лицо – лицо женщины, измученной невзгодами, страшным грузом последних дней. На щеках в разрывах кожи проступила кровь.
Все, кроме Женевьевы Лагранж, с изумлением смотрели на совершавшуюся на их глазах метаморфозу.
– Вы хотите приговорить моего мужа к смерти, – произнесла женщина. – Знайте, это несправедливо. Я верю, как и выступавшая передо мной Женевьева, что на Землю вернулся капитан Сергей Торопец.
Эту фразу она мысленно твердила, словно заклинание, идя к микрофону.
– Однако, как вы убедились, больше в это не верит никто, – парировал Макгрегор.
– Ну и пусть! – выкрикнула Зоя. – Я готова выступить против всех.
– Толчем воду в ступе, – раздраженно произнес астрохимик.
– Странный у нас разговор получается, Зоя Алексеевна, – покачал головой Макгрегор. – Верю – не верю. Мы не актеры, обсуждающие пьесу. Если у вас есть серьезные доводы, мы готовы вас выслушать, уж коль скоро вы здесь. А если нет… – Макгрегор выразительно умолк.
И Зоя заговорила. Женевьева, подавшись вперед, слушала ее горячую, сбивчивую речь. Сотни внимательных, доброжелательных глаз, устремленных на нее, поначалу смущали молодую женщину, однако вскоре она сумела овладеть собой, и речь ее полилась спокойней. Рассказ ее о ночном разговоре с Сергеем захватил всех. По ее просьбе Женевьева воспроизвела видеозапись на сфероэкране.
– Простите, а как вы попали в медцентр? – спросил астрохимик, когда экран погас.
Зоя ждала этого вопроса и боялась его. Краешком глаза она успела заметить, как побледнела Женевьева. Это заметила не только она.
– Ладно, с этим мы разберемся позже, когда время будет, – произнес Макгрегор, многозначительно посмотрев на Лагранж. – А вы должны понять, Зоя Алексеевна, что ваш разговор с пострадавшим – еще не доказательство…
– Знаю, знаю, – не очень почтительно перебила его Зоя. – И потому предлагаю всем вам другое, совершенно объективное доказательство того, что пострадавший, как вы его называете, – капитан Торопец.
Сидящие в зале переглянулись. Женевьева с беспокойством посмотрела на Зою: что она еще придумала? Такого разговора у них не было…
– Хорошо, давайте ваше доказательство, а мы его обсудим, – сказал Макгрегор, в глазах которого зажегся огонек любопытства и азарта: черт возьми, бывало же, что крупные научные открытия доставались на долю дилетантов, любителей-одиночек? Да что там, целые планеты открывали они во время оно!
Теперь все смотрели на женщину, судорожно сжимавшую микрофон. Даже угловатые, прямоугольные плечи биопластикового происхождения не портили ее внешний вид.
– Итак? – сказал Макгрегор.
Доказательство находится на борту «Анастасии», – произнесла Зоя.
По залу пронесся вздох разочарования. Астробиолог рывком поднялся с места:
– У нас не вечер юмора.
– Сядьте, – резко осадил его Макгрегор и, повернувшись к трибуне, спросил: – Что вы имеете в виду, Зоя Алексеевна?
– На борту корабля имеется автофиксатор. Он записывает все, что происходит в полете. Его записи и нужно просмотреть – чего проще?
– «Черный ящик». Идея здравая, – согласился астрохимик.
– Видеопленка даст вам и ответ на вопрос, кто оперировал в полете капитана, – заключила Зоя.
– Молодчина, Зоя! – не удержавшись, воскликнула Женевьева. – Не пойму только одного: как никто из нас не додумался до этого?
– Браво, Зоя Алексеевна, – поднявшись с места, произнес Макгрегор. – Однако вынужден охладить ваши восторги, – обратился он к залу. – Корабль вернется только через семь лет. Что же, прикажете нам ждать столько времени? Да вы представляете, что смогут с нами сделать инопланетяне за такой срок?
– Макгрегор прав. Я думала… всю ночь думала над этим, – потупилась Зоя, микрофон разнес по залу ее еле слышный шепот. – Кажется, есть возможность ускорить возвращение «Анастасии».
– Это невозможно, уважаемая, – сказал астробиолог. – На сегодняшний день фотолет – самый быстрый корабль землян.
– Выгадать год-другой можно, – возразил астрохимик. – На борту нет человека, и корабль может увеличить ускорение. Ведь его ведет к Земле, если верить словам капитана, не киберпилот, а манипулятор, обладающий гибкой тактикой. Но год-другой не решает проблемы.
Алонд развел руками, соглашаясь с астрохимиком.
– Вы забыли об Эксперименте, о великом Эксперименте, которому Сергей Торопец, как и все вы, посвятил всю свою жизнь, – торжественно произнесла Зоя окрепшим голосом. – Почему бы вам, светлые умы, сообща не подумать над тем, как вернуть корабль на Землю, заставив его, как и капитана, прыгнуть через нуль-пространство?!
– Клянусь Галактикой, в этом что-то есть, – восхищенно произнес Макгрегор. – Не знаю пока, насколько это технически осуществимо, но вы просто молодчина, Зоя Алексеевна! У вас мышление ученого, а это встречается не часто…
– И я ей это говорила, – вставила воспрянувшая духом Женевьева.
– Простите, вы в школе преподаете? – продолжал Макгрегор.