Тачки, девушки, ГАИ Колесников Андрей
Но ведь и светофоры их никогда не останавливали. И я сразу вспоминаю анекдот, родившийся про этих людей в советское время. Один грузин везет вас, допустим, из аэропорта в город и, даже не притормаживая, проскакивает на красный.
– Вы что делаете? – испуганно спрашиваете вы.
– Я – мастер! – отвечает он. Следующий светофор – та же ситуация.
– Почему вы не останавливаетесь?! – вы уже в панике.
– Я – мастер! – повторяет грузин.
На следующем светофоре горит зеленый. Внезапно грузин резко тормозит.
– А сейчас-то почему встали? – вы не можете прийти в себя.
– А сейчас вон оттуда наперерез нам мастер поедет, – спокойно отвечает этот человек.
Советские люди, таким образом, с большим уважением относились к грузинской манере вождения, если уж увековечили ее в анекдотах. Это ведь все равно что памятник поставить. Пара таких анекдотов – и нация засияет в веках.
Я между тем понимал, что вряд ли, конечно, мой водитель играл в основном составе тбилисского «Динамо». Люди из «основы» этой команды не становятся в Грузии таксистами. Они находят себе более достойное место в жизни. Если они сами не могут найти этого места, им помогут. Их не бросят на дороге. В крайнем случае они перейдут в лагерь противника. В этом лагере оказался, например, олимпийский чемпион, защитник тбилисского «Динамо» Гела Кеташвили. Он возглавил одно из подразделений тбилисской дорожной полиции, то есть ГАИ.
Никто ведь, кстати, в Грузии не назовет нормального гаишника сотрудником дорожной полиции. Гаишник – он и в Грузии гаишник, как вы его ни называйте. И это лишний раз роднит грузин с нами. Все мы, водители, дети советского времени. Именно в нас, в отличие от других категорий граждан бывшей империи, еще осталось что-то человеческое с тех времен. И до сих пор оно нам не чуждо. Иначе мы бы не моргали на дороге друг другу дальним, предупреждая, что впереди – враг с радаром. Один грузин объяснил мне и этот феномен. Он достаточно поездил по Европе – и нет там этого.
– Но ведь ты помнишь, кацо, что мы, граждане СССР, новая историческая общность, – говорил он мне.
– Какая же? – переспрашивал я, а то уже и забыл, честно говоря, все эти трогательные подробности.
– Советский народ, – терпеливо напоминал он чеканные формулировки из учебников советской истории.
Грузины к машинам до сих пор относятся так, как в Москве относились к своим четырехколесным друзьям только самые первые водители, вроде Адама Козлевича. Иметь машину в Грузии всегда считалось делом чести. Не иметь ее ты не мог, если претендовал на гордое звание человека, в котором все должно быть прекрасно, и прежде всего его машина. А мужчина, претендующий на то, чтобы чувствовать себя совершенным, идеальным, стопроцентным человеком, который достиг всех вершин – и человеческого духа, и материального благополучия, должен был ездить на белой «Волге». И они ездили. И ездят до сих пор.
На следующий день после моего приезда в Тбилиси другой водитель тоже сразу сказал, что играл в тбилисском «Динамо». Водил он, правда, гораздо хуже и не рисковал. Он отдавал себе трезвый отчет в своих возможностях и не преувеличивал своих заслуг. Он даже честно признался, что играл в дубле.
Москальская сага
Я ездил в командировку на Украину, там выбирали президента этой страны. В Киеве я жил в отеле «Лыбидь». От него до Крещатика, до майдана Незалежности, где последний месяц происходила вся жизнь этой внезапно развеселившейся страны, ехать минут десять. Я с другом сел в машину к человеку, который мне не понравился. Я не хотел с ним ехать. Я даже предложил ему 10 гривен, а не 20. На самом деле это стоило 20. Я хотел, чтобы он отказался нас везти. Но он согласился.
Я так и не понял сначала, чем он мне не понравился. Сидит человек, молчит. А я со своим другом разговаривал. Какое-то контрреволюционное поведение кандидата в президенты Ющенко мы обсуждали, что ли. Все он делал не так, как надо, чтобы оранжевая революция победила. Мешал он этой революции своей цивилизованной робостью, а не помогал. Вот об этом мы говорили.
Водитель слушал это все, а потом как взвизгнет:
– Ма-а-а-скали-и-и!
Он обратил на себя, конечно, внимание, передразнивая наше фирменное «а».
– Ну что вы к нам лезете?! Заработали на нас свои бабки, и давайте езжайте к себе в Москву!
Я очень удивился.
Формально он был прав. Мы действительно залезли к нему в машину. Но зарабатывал-то на нас сейчас он. Такие, как он, приезжают из Киева в Москву и там тоже зарабатывают на нас.
Я говорю:
– Останови, друг!
Он так удивился, что я его назвал другом, что начал тормозить. И вообще, он перестал говорить. Просто затормозил.
– А что? Я же вас везу, – буркнул он вдруг, когда я уже дверь открыл.
Я говорю:
– Да хочу подышать свежим воздухом.
– Ну, понял, – неуверенно отвечает он.
– А то здесь воняет, – говорю.
– Чем? – удивился он.
– Гнилью, – говорю я ему.
Просто я очень завелся, когда меня заподозрили в том, что я на украинских выборах заработал денег. Ведь я не заработал.
Но все-таки мне показалось мало того, что я ему сказал.
– Ты тоже выходи, – говорю.
– Зачем? – спрашивает он.
– Выходи, узнаешь.
Он категорически отказался выходить.
– Не вижу, – он сказал, – смысла.
То есть драться за свою националистическую идею он бы не стал. Не видел смысла. И испугался.
Тогда я ему говорю:
– Ну-ка, скажи, что ты часто ошибаешься в людях.
– Бывает.
– Извинись.
– Перед кем? – переспрашивает он. – Перед москалем?
– Ну да, – говорю. – Я же москаль.
– Извини.
Я даже подумал, не доехать ли все-таки с ним до майдана. Но тут мне стало казаться, что в салоне и правда чем-то воняет, и я вышел.
На следующий день мне надо было улетать в Москву. Я уже выходил из гостиницы, когда понял, что мне чего-то не хватает. Я начал обшаривать джинсы и куртку и быстро понял, чего именно. У меня не было паспорта. В нем лежали и документы на машину: права, техпаспорт. То есть этих документов у меня теперь тоже не было.
Я пропустил свой рейс на самолет. Я искал паспорт. Я обшарил не только джинсы и куртку, но и весь этот город. Не таким уж большим он оказался. Не было нигде паспорта. Мне было очень противно. Я бесился потому что во всем был виноват только я сам. Это отвратительное чувство.
Потом о моей беде узнали мои друзья в Москве. Я ничего у них не просил, но мне позвонил один человек и спросил, хочу ли я улететь из Киева сегодня ночью.
– А это будет легально? – спросил я.
– Не совсем, – ответил он. – Ну, то есть почти. В общем, как тебе объяснить… Все будет решаться на уровне среднего звена…
Мне стало страшно, и я отказался.
Потом позвонил еще один человек и начал решать эту же проблему совершенно легально. Но легально не получилось. И я понял, что я из Киева никогда никуда не уеду. Я смирился с этим.
Потом прямо в номер позвонил один человек. Его звали Сашей. Он работал таксистом. Он сказал, что сегодня утром нашел на заднем сиденье своей машины паспорт на мое имя. В паспорте было еще много документов. Его почему-то особенно заинтересовал пропуск в Верховную раду. Это был для него, по-моему, самый главный документ. Он отзывался о нем с огромным уважением.
Когда мы встретились, я узнал в нем того человека, который извинялся передо мной. И он узнал во мне человека, который заставил его извиняться.
– Жалеете, что привезли документы? – прямо спросил я его.
– Да нет, не очень, – ответил он. – Дело в том, что я три раза в жизни терял документы. Два раза мне вернули, а один раз нет. Если бы два раза не вернули, а один вернули, я бы не приехал.
– А за что же нас, москалей, так не любите?
– А за что вас любить-то? – спросил он. Он размышлял об этом вместе со мной.
– Да в принципе, конечно, не за что, – неожиданно согласился я.
– Ну ладно, я пойду, – сказал он. – Вообще-то у меня сегодня выходной. Жена очень ругалась, что я к вам поехал. Я на окраине живу. Пробки у нас в Киеве жуткие. Не хуже, чем у вас в Москве.
И ушел.
Вопросы языкознания
В Китае во время Олимпиады у нас был китаец-водитель. Там очень трудно получить китайские права, почти невозможно, поэтому у нас был водитель-китаец.
Мы сразу стали звать его Чау-чау. Ничего обидного в этом не было. Просто он все время смотрел на нас так жалобно и с такой готовностью сделать все, что ему скажут, что по-другому его звать как-то даже язык не поворачивался. Мы сначала думали, что он такой же несмышленыш, как и остальные, про которых нам очень много рассказывали и так красочно, что когда мы садились в машину в первый раз, то думали, что приедем из пекинского отеля «Пенинсула» не в «Боско-клуб», а в лучшем случае в Шанхай.
Но этого не случилось. Мы оказались там, где должны были.
Он, конечно, не говорил ни по-английски, ни, упаси бог, по-русски. Это было хорошо, потому что мы-то по-русски говорили и, можно даже сказать, не могли наговориться. И это были не те разговоры, которые предназначались для китайских ушей, потому что мы все время обсуждали китайцев и китайское. Многим мы восторгались, но не всем. Если коротко.
И уже к исходу первого дня стало ясно, что восторгаться следует прежде всего нашим китайцем. Он ехал куда надо, ловил на лету каждое наше слово и даже не пытался его как-нибудь истолковать: он пытался его понять. Когда на исходе второго дня я сказал ему по-русски: «Мы сейчас на плавание, а ты иди покушай…», – он задумался и повторил: «Покуш…». Потом он показал рукой, как он кушает, – и это вызвало приступ восторга не только у меня, но и у него. Он вприпрыжку побежал покуш… Я гордился им.
Я подарил ему бейсболку с символикой российской сборной, он чуть не расплакался от счастья, а еще через пять минут я видел, с каким важным видом он гонял бездельников – других водителей на стоянке, у которых такой бейсболки не было. И главное, они сами понимали, что, пока такая бейсболка только у него, он тут самый главный.
На следующий день, когда мы с моим другом Олегом Осиповым сказали ему, что нам опять в плавательный бассейн, он выдал сразу два слова: «Фелпс» и «вотер». И теперь, когда нам надо было подъехать к олимпийскому парку, который начинался с бассейна, достаточно было сказать «вотер» – и он гнал.
Он очень быстро начал гонять. Он некоторое время не мог понять, на каких основаниях нас везде пропускают по одному и тому же пропуску на лобовом стекле машины. Это был просроченный пропуск на стоянку на одном из олимпийских объектов, но потом наш китаец, по-моему, сообразил, что нас пропускают не по нему, а по нашему уверенному виду.
Потом мы объяснили ему, что встречка – такая же дорога и даже лучше, если она где-нибудь впереди перекрыта и поэтому пустая, а наша полоса забита. И он научился воспринимать встречку правильно, то есть как дополнительную полосу для людей, которые куда-нибудь опаздывают. Мы никуда с ним не опаздывали. Так что нам даже никуда обычно не надо было спешить. Но он иногда все равно с надеждой спрашивал: «Фстчка?!» И иногда я кивал.
К концу первой недели он встретил меня фразой: «Бэр ар ю гоинг?» – и победоносно посмотрел на меня, и даже засмеялся от удовольствия. А в последний день он открыл дверь и сказал ясным чистым голосом по-русски: «Здравствуйте!»
И через пять минут мы уже встали на встречку.
Просто «Мария»
Если приехать в прекрасный город Астану, столицу солнечного Казахстана, поздно ночью, то это только кажется, что некуда пойти и приложить свои силы. Силы-то еще есть.
И вот ты выходишь на улицу, и перед тобой сразу останавливается такси. Раньше такого не было. Но столица Казахстана развивается стремительно, даже, может, стремительней, чем хотелось бы, и ты становишься этому внезапным свидетелем.
Ты же был недавно в Астане, это было поздним летом, и этот город уже, можно сказать, изменился до неузнаваемости. Так то было лето, а теперь все-таки осень. Но все равно никуда же, наверное, не делся ресторан «Али-Баба», куда ходят интеллигентные казахстанцы, чтобы провести там досуг. И ты понимаешь, что лучше «Али-Бабы» все равно ты ничего не выдумаешь, и говоришь об этом таксисту, человеку русскому до глубины души и мозга костей – как на него ни посмотри.
Открывая тебе дверцу, он радуется, как ребенок, только недавно научившийся водить машину. И ты уже едешь, и быстро.
Потом он уточняет все же, есть ли рядом с «Али-Бабой» какие-нибудь дополнительные ориентиры.
– Конечно, – говоришь ты, – демонстрируя удивительное даже для тебя знание города. – Мэрия рядом. Вы же знаете, где мэрия?
– Конечно! – восторженно говорит он. – Мэрия! Я там был!
Не очень понятно, что этот человек может делать в мэрии, но не очень понятно это только тому, кто сравнивает эту мэрию с московской, в которой и, правда, непонятно, что делать человеку. Ну а у них тут такая мэрия, куда люди ходят с таким же удовольствием, как в ресторан «Али-Баба». Может, они вообще туда ходят, чтобы, например, покушать, потому что там же тоже, наверное, как и в московской, все подешевле маленько.
И вот вы едете, и что-то очень долго. И тебе это уже не нравится. Потому что это уже не центр Астаны, где по всем приметам должна находиться мэрия. Это уже окраина. И ты переспрашиваешь этого человека, правильно ли он все понял.
– Конечно, – отвечает он. – Это же очень просто. Я же был там. Там очень хорошо, и главное, там все есть, что вам нужно.
Тебе от мэрии Астаны вообще-то ничего не нужно. Тем более если она так далеко. Но ты все-таки едешь, потому что тебе нужен «Али-Баба», который рядом с мэрией, так как смертельно хочется есть.
И еще такая мысль приходит в голову: если бы это был казах, то он бы, может, чего-то и не понял бы. Но это же русский парень. И он не мог не понять тебя, такого же в сущности русского парня.
И вот вы приезжаете.
– Готово! – говорит он.
И ты видишь небольшой ларек, на котором написано «МАРИЯ». Ты никогда не узнаешь, чем он торгует, потому что он, конечно, закрыт.
– Мэрия нужна была, а не «Мария», – горестно шепчешь ты. – Там рядом «Али-Баба».
– А что такое мэрия? – переспрашивает он.
– Городские власти там работают.
– А, хакимат! – он опять в восторге.
– Ну, значит, хакимат, – вздыхаешь ты, понимая наконец-то, что не каждый русский человек в Казахстане найдет в себе силы остаться русским человеком, а рано или поздно чаще всего, видимо, делается казахом до глубины души и мозга костей.
И всю обратную дорогу ты коришь себя только за то, что просто обязан был это учесть. Да как же это учесть?
Он так меня ждал
В Сочи предстояло провести две недели, и мы с товарищем решили подготовиться.
Я позвонил в одно сочинское агентство и забронировал на две недели автомобиль. Со мной даже мама не разговаривала, кажется, с такой нежностью, как девушка, принимавшая заказ. Нет, мама все-таки разговаривала. Потом мне позвонил Павел, который должен был приехать в аэропорт и отдать нам машину. Он уточнил номер рейса, потом еще раз уточнил. Он был обязательный человек, это бросалось в глаза.
Потом выяснилось, что самолет задерживается с вылетом. Сначала он должен был вылететь в 18 часов, рейс перенесли на час, потом на два, потом до 23:30.
Я все это время честно звонил Павлу и рассказывал обо всех новостях.
– Ну ладно, – сказал он наконец, – я поехал в аэропорт.
– Да рано же еще, – возразил я. – Мы даже не вылетели.
– Просто не могу больше сидеть на месте, – признался он. – Не такой я человек.
В следующий раз я позвонил ему из самолета и сказал, что мы уже на взлетной полосе.
– Все хорошо, – сказал он. – Я на месте.
Потом я позвонил ему из Краснодара. Там посадили наш самолет. В Сочи была гроза.
– Так я и думал, – сказал он. – И гроза, и ливень. Подтверждаю. Но ничего страшного. Я сижу.
– Да не надо, – говорю, – сидеть. Езжайте домой. Все равно сейчас два часа ночи, а вылет у нас стоит на 9 утра. Раньше, говорят, погоды не будет.
– Никуда я не поеду, – твердо сказал он. – Ездить еще туда-сюда… Не хочу. Сижу и жду.
Но я ждать не мог. Нам надо было в Сочи. И мы сели в такси и поехали. У моего товарища еще была идея, чтобы Павел этот приехал за нами в Краснодар, но я уже понимал, что не такой он человек, чтобы ехать за нами в Краснодар. Сидит и ждет.
Я предупредил его, что мы едем к нему. Он методично обживал аэропорт. И вот мы приехали в Сочи, и началась суета. Мы ехали не отдыхать в Сочи, а работать, и мы работали. И я совершенно забыл про Павла.
Хорошо бы, он тоже забыл про нас. Но он, оказывается, помнил. Он позвонил только следующим утром:
– Что-то телефон у вас не отвечал. Я беспокоюсь просто. Не случилось ли с вами чего? Дорога тяжелая, серпантин 120 км, а на связь не выходите. Вы где сейчас?
– В Сочи, – признался я.
– Приехали? – обрадовался он. – Вот и хорошо!
– А вы где? – с тяжелым сердцем спросил я.
– Как где? – удивился он. – В аэропорту. Мы же договорились.
– То есть уже скоро как двое суток?! – переспросил я.
– Мы же договорились, – сказал он. – Вы приедете?
– Приеду, – вздохнул я, и, ей-богу, мне никогда, вернее, давно не было так стыдно. – Обязательно. Конечно, приеду.
Дело в том, что у меня за это время командировка катастрофически сократилась. В Москву вылетать надо было.
Так что пора было ехать в аэропорт.
Между нами, мужчинами
В оздоровительном комплексе «Дагомыс» проходит съезд андрологов. Над входом плакат: «Нет проблем со здоровьем?!».
Надо же понимать, что речь идет о мужском здоровье. Вопрос, сформулированный таким деликатным образом в части, касающейся такой тонкой материи, тут же убеждает, что проблемы у тебя, конечно, есть, просто о некоторых из них ты даже не подозреваешь. Андрологи в холле играют в шахматы. У них проходит турнир. Мое предположение, что это блицтурнир, не подтвердилось. Они играют третий день.
Комплекс «Дагомыс» находится километрах в пятнадцати от Сочи. Я с товарищами вызвал такси и хотел уже ехать в город, когда дверцу машины распахнул пожилой интеллигентный андролог.
– В город едем? – спросил он у таксиста. Нас андролог даже не заметил. Таксист посмотрел на меня.
– Едем, – сказал я. – А вы тоже можете машину вызвать.
– Мне надо к пациенту! – крикнул он. – Выходите! Водитель от испуга засобирался, по-моему, из машины.
– А что за срочность? – спросил я. – Пациент в критическом состоянии? Ситуация требует хирургического вмешательства?
– Молодой человек, – со вздохом сказал мне андролог, – в его возрасте эта ситуация является критической круглосуточно. Вам, похоже, этого не понять.
Кажется, это был комплимент. Он ведь говорил как специалист. Иначе его бы не командировали на съезд.
– Ну, если операция, то мы выходим, – сказал я.
– Да какая операция, – махнул он рукой. – Там, кажется, поздно оперировать. Надеюсь помочь ему словом.
– А, тогда мы остаемся, – сказал я.
– Выйдите из машины! – истерично крикнул он.
– Почему? – удивился я.
– Потому что у меня время – деньги, – объяснил он. – Вы даже не представляете, что это за пациент! Если я вам назову его фамилию, вы не придете в себя несколько часов!
– То есть лучше нам этого не знать? – уточнил я.
– Вот именно! – крикнул он.
– А что же он тогда за вами машину не прислал?
– Потому что все бы догадались по номерам!
– Пока вы не скажете, кто это, я из машины не выйду, – твердо сказал я.
– Ну ладно, черт с вами, – пробормотал он. – Давайте отойдем.
И он рассказал, что никакой он не андролог. Он – пациент андролога. Просто он приехал сюда на отдых и встретил одного андролога, поговорил с ним, и тот ему сказал, что, судя по всему, какие-то вещи отдыхающему надо срочно скорректировать, и даже сказал, какие лекарства нужны. Не было этих лекарств в «Дагомысе», и отдыхающий помчался в город. Он потряс меня. Вышли мы, конечно, из машины.
Поставил на счетчик
Моему московскому другу надо было доехать от Спиридоновки до Зубовского бульвара. Это километра, может, четыре. Для него это регулярная дорога. Цены за проезд на этом участке не растут, как будто заморожены: он года два платит за эту дорогу 150 рублей. Для него это участок стабильности в бушующем мире.
И вот он мне рассказывает, какая удивительная история с ним только что произошла. На Спиридоновке он сел в «Форд Фокус», на крыше – знак такси с шашечками. Водитель, молодой интеллигентный парень, предупредил его: «У меня все по счетчику». И он даже счетчик показал.
– А сколько? – спрашивает Олег.
– 50 рублей – посадка, 70 рублей – километр. Семьдесят рублей за километр показалось многовато, но Олег спорить не стал, потому что хотел уже наконец поехать. Мысленно скинул этот сильный перебор на пробки.
В машине было чисто, работал кондиционер, играла электронная музыка (негромко). Доехали они быстро.
– Сколько с меня? – спросил Олег.
– А вот, смотри: 874 рубля.
Олег не понял, конечно:
– Это что?
– Столько денег, по счетчику.
– За четыре километра? Бред же!
– Я же объяснял, – терпеливо говорит парень, – 50 рублей – посадка, 70 – километр, 40 – поминутные…
– В смысле?
– За каждую минуту еще 40 рублей. Я же, по-моему, говорил.
– Это спецтариф такой, для идиотов?
– Ну, я могу скидку сделать, – уступает он и начинает шевелить губами. – Да, 30 рублей скидка.
– А какой таксопарк у вас? – спрашивает Олег. – Куда мне звонить-то?
– А вот телефон. – И водитель дает визитку, – Комфортное такси доставит вас по назначению…
– Это какого таксопарка телефон?
– Это не таксопарка, – говорит парень. – Это мой телефон.
– То есть ты частный предприниматель? – догадался наконец Олег.
– Конечно! – с облегчением подтвердил водитель. – Ну что, будем платить-то?
А проблема в том, что Олег уже успел ему сгоряча, когда они только подъехали, 500 рублей дать.
– Нет, – говорит Олег, – это я сдачу должен получить. 200 рублей минимум.
– Исключено, – говорит парень.
– Постой тогда секундочку, – говорит Олег, – я милицию вызову, составим протокол, это же чистое мошенничество, только никуда не уезжай, главное.
Этот парень ему сдачу и отдал. А когда Олег вышел из «Форда», он надпись на передней дверце успел заметить: «Прокат машин».
Только тогда Олегу все стало сразу понятно. Прокат «Форда» не так уж дешево стоит, не меньше трех тысяч рублей в сутки. Ему же надо было что-то и заработать.
Шашлык заказывали?
Как-то я ехал в такси из поселка Дагомыс в город Сочи. Водитель был очень веселый. У него в жизни все было хорошо. Например, ему явно нравился пассажир. Этот парень не перебивал его. Этим редким человеческим качеством невозможно не понравиться таксисту.
Значит, таксист, как ему казалось, балагурил, а я в это время думал, о чем надо. Потом нас остановили, конечно, на посту. Водитель попытался побалагурить с инспектором, но тот и сам был, похоже, балагур. Так, балагуря, они удалились в помещение поста. Что-то уж очень долго его не было. Когда водитель вышел, мне показалось, что он больше никогда не будет балагурить. И улыбаться перестанет. И смотреть на мир добрыми глазами. В общем, обидели его там.
– Извините, – сказал он, – можно я на рынке вас высажу?
Я удивился. Потому что мы вообще-то в кино ехали, и он об этом знал.
– Нет, – говорю, – нельзя.
Он еще больше расстроился и говорит:
– Тогда я не знаю, что мне делать.
Я хорошо понимал, что он сейчас заплачет.
– Да что случилось-то? – спрашиваю. Оказалось, что у него не просто не в порядке документы. Жена выписала ему доверенность на вождение машины, которую сама водила по доверенности (которую, не исключаю, выписал ей он). Оказалось, что милиционеры на посту проголодались. Ну, они хотели шашлыков. Они сильно проголодались и поэтому дали ему только сорок минут на то, чтобы он метнулся в город за шашлыками и обратно. Он им объяснял, что у него клиенты опаздывают в кино, а они смеялись ему в лицо.
– Ну поехали, – говорю, – конечно, на рынок.
Я не раздумывая это сказал. Это вам не «Код да Винчи» посмотреть. На кону стояли честь реального человека и его право управлять транспортным средством.
Мы поехали на рынок и там купили шашлык. Причем он долго выбирал мясо, ругался со всеми, не считаясь со временем. Ему постоянно казалось, что мясо какое-то несвежее. А как оно могло быть свежим, если оно было замариновано? Купил он в итоге свиную шейку, хотя я на его месте выбрал бы голую собачью кость.
Мне было интересно, чем история закончится, и я даже с ним из машины вышел. Милиционеры встретили нас приветливо.
– Еще чего-то надо? – удивился один.
– Принес, – мрачно сказал таксист.
– Смотри, и правда, шашлык принес! – развеселился другой. – Да мы же пошутили! Отпустили мы тебя! Отделался устным предупреждением. Ты что, не понял?
Шашлык из шейки получился вкусный.
Лишь бы не сглазила
Я ехал из Новокузнецка в аэропорт. Водитель делал все правильно в это утро, которое бесило меня снежной кашицей, сочившейся с небес мерзкой сукровицей. Он не гнал, но и не тормозил. Он просто медленно разгонялся и так же медленно останавливался на светофорах. То есть он вел себя так, словно тормозов у него не было вообще.