Тачки, девушки, ГАИ Колесников Андрей
Когда мы проехали где-то половину дороги, он спросил меня таким безразличным-безразличным голосом:
– Ну и что, а вы, может, торопитесь?
Вопрос не подразумевал положительного ответа. Он его исключал полностью. Я и промолчал. Он понял по-своему и сказал:
– Нет, ну если вы торопитесь, я по-другому поеду. Я представил себе, как может ездить этот брюнет с пятидневной щетиной и однозначно сверкающими в темноте глазами, и сказал, чтобы он держал себя в руках.
– Да я держу, – с грустью произнес он.
В общем, он рассказал, что с ним происходит. Ночью, когда он вез в аэропорт одну женщину, ей не понравилось, что он слишком быстро ездит. Погода уже портилась. Она ему один раз про это сказала, потом второй. Но ему, конечно, было лень ее даже слушать.
Тогда она рассказала ему, как ей один раз не понравилось, что один человек ее быстро вез, и она даже вышла из машины. А потом узнала, что эта машина разбилась. И со второй машиной потом то же самое случилось.
– И представляете, – говорит мне этот парень, – обе аварии – с «глушаками». Ну то есть вообще без вариантов.
– С трупами, что ли? – догадался я.
– Ну да, – вздохнул он.
– И что вы сделали? – спросил я.
– Да то, что и любой человек, который хочет жить, сделал бы. Ехал 50 км в час до места. Высадил ее, а она говорит: «Не гоняй, парень». И ты же понимаешь, она это же тем двоим сказала. Я сначала хотел вообще домой ехать потихоньку и на пару дней на дно залечь, но потом на тебя заказ получил.
– Заказ на меня получил? – с ужасом переспросил я.
– Да нет, в хорошем смысле слова, – успокоил он.
– От диспетчера в парке. Так что вот до сих пор не могу в себя прийти. Серьезная была женщина.
– Слушай, – говорю я, – мы, по-моему, все-таки уже, наконец, опаздываем. У меня регистрация на рейс через 10 минут заканчивается.
– А, ну понял! – обрадовался он и рванул по встречной мимо автобуса навстречу каким-то фарам.
И так он и гнал, как дикий. Я думал, если на рейс опоздаю, мы с ним можем взлететь и все равно через четыре часа в Москве не позже самолета приземлиться. Потом, у входа в аэропорт, он еще не отпускал меня и все благодарил, что я с него сглаз снял.
Дело принципа
В первую ночь Великого Снегопада, я ехал из аэропорта на такси по Аминьевскому шоссе через Москву.
Мы оставили за собой на сотни метров растянувшиеся ленты фур на въезде в город. Они не в состоянии были подняться в горку и, похоже, перестали даже сопротивляться судьбе. Это бывает каждый год в начале зимы, и каждый раз эта картина вызывает у меня какой-то священный трепет оттого, какими, оказывается, жалкими могут быть эти чудовища.
И вот на Аминьевском шоссе я увидел еще одно такое же чудовище. Оно еще не поняло, что надо экономить силы на холоде и сопротивлялось даже активно. Но два огромных прицепа… Нет, оно было обречено.
А потом я увидел нечто невероятное. Откуда-то из-за носа фуры вынырнул мини-трактор со скребком. Удел такого мини-трактора – потратить всего себя на чистку тротуаров и улочек во двориках. Понятно, что весь свой амортизационный век они живут мечтой о чем-то большем (этот, наверное, хотел бы вырыть озеро или хотя бы пруд) и с ней стареют.
Но вот что произошло. Без лишних слов мини-трактор подкатился за спину фуры, подпер ее сзади скребком и начал тужиться, пытаясь сдвинуть ее с места. И она, воя, пыталась помочь ему. Зрелище это было удивительным потому, что они оба были как живые. Мини-трактор казался муравьем на фоне этого застрявшего в охотничьей западне лося. Они оба кряхтели, пыхтели, буксовали… Фура не двигалась с места ни на миллиметр.
– Ну и ну, – сказал таксист и даже остановился в нескольких метрах от них. – Чертовщина какая-то.
Не один я глядел на это с открытым ртом.
– А главное, – пробормотал он, – я не понимаю, как они нашли друг друга. И как давно? – задумчиво произнес водитель.
И тут уж он меня заинтересовал не меньше, чем этот трактор.
– Как вы думаете, – спросил я, – фура поедет?
– Не должна, – ответил таксист. – Теоретически – ни одного шанса. А практически – не знаю. Вы видите, как этот корячится?
Этот корячился. Он уже пристроился к фуре с другого края, он взял левее, рассчитывая, видимо, что тут не так скользко, и снова кряхтел, надсаживаясь. Мини-трактору не жалко было ни своего скребка, ни прицепа фуры. Дело тут было в чем-то большем.
Наконец из фуры вышел молодой парень. Он подошел к мини-трактору, махнул рукой и протянул человеку, сидящему в нем, деньги. Это были всего-навсего деньги, успел подумать я, прежде чем человек из трактора отмахнулся от них и сделал знак: давай попробуем еще.
– Ну что, поехали? – спросил я таксиста.
– Поехали, – вздохнул он.
И тут трактор решил сделать последнюю попытку. Он повернулся на 180 градусов, немножко дал назад и надавил на фуру теперь уже ковшом, да еще как-то с разбегу. Фура неистово зашуршала шинами – и подалась. Я не поверил своим глазам. И никто бы на моем месте не поверил. Они сделали это и вроде даже были целы.
Они поехали. Мини-трактор порхал вокруг фуры, как бабочка-капустница.
А наша машина осталась на месте. Нам не следовало останавливаться. У такси была летняя резина.
«Фигня, Прорвемся!»
Утром, в час пик, я ехал на такси в аэропорт. Проблема усугублялась тем, что это было 31 августа. Водители просто осатанели. Куда-то они рванули с раннего утра и отчаянно боялись опоздать. Скорее всего, за школьными тетрадками Вобщем, в половине восьмого утра ситуация была уже неуправляемой. То есть управлять машиной не было никакого смысла, потому что мы мертво стояли в пробке, впрочем, не так уж далеко от выезда из города. Дальше надо было по МКАД проехать пару километров и свернуть на прямую дорогу до аэропорта. И тут водитель говорит: —А может, через третье транспортное кольцо попробовать?
И я понимаю: он уже готов это сделать и хотя разговаривает как будто бы сам с собой, но на самом деле хочет просто поставить меня в известность. А надо понимать, что означают эти слова: нам придется развернуться и проехать по пробкам, которые гораздо хуже, потому что все едут в город на работу, километров 10, потом еще столько же по набитому машинами третьему кольцу, потом опять начать все сначала… Я посмотрел на водителя с жалостью и попробовал объяснить, что я еду в аэропорт не потому, что давно не видел самолетов, а потому, что лечу на одном из них в командировку.
Но тут он тоже посмотрел на меня с жалостью и сказал, что если я хочу успеть, то надо делать все, как он сказал. И я неожиданно осознал, что ведь он так и поедет.
– Нет, – говорю, – едем прямо.
– Не, – пробормотал он, – я на разворот.
– А я прямо, – пробормотал я.
Сложность моего положения заключалась в том, что за рулем сидел он. И он уже начал потихоньку, словно от нечего делать, перестраиваться из левого в правый ряд. Я столкнулся с настоящим русским характером. Но и он, я надеялся, тоже.
Я начал лихорадочно соображать. У меня в распоряжении было всего несколько секунд. И я успел подумать о том, что в конце концов наше противостояние сводится к вечному вопросу: за кем историческая перспектива – за роботом или за человеком? Этого упертого водителя следовало просто перепрограммировать. Надо было переключить его русский характер на какой-нибудь европейский.
И я сказал ему:
– Послушайте, давайте сделаем так. Сейчас мы едем прямо…
– Не получается, – вздохнул он, зная себя.
– Мы едем прямо, – продолжил я, – и, если мы приезжаем вовремя, я до конца жизни считаю, что встретился с лучшим водителем в этом городе.
Он задумался, и мы проехали разворот. Это уже была большая победа. И к тому же мы все-таки наконец-то двигались.
– Ну да, – неуверенно сказал он, – а то через третье кольцо каждый дурак доедет. Так?
И он испытующе посмотрел на меня.
– Разумеется, – подтвердил я.
– Понял! – обрадовался он. – Ну ладно…
Там, где был тротуар, мы ехали по тротуару. Там, где не было тротуара, по обочине. Где не было обочины, мы тоже по чему-то ехали. Иногда мне казалось, что мы едем по впереди идущим машинам.
Мне не удалось перепрограммировать его характер. Это оказался живой человек. И он просто продемонстрировал другую грань русского характера. Она называется «фигня, прорвемся!».
И мы прорвались. Я мог даже позволить себе не спеша достать из машины сумку. Он не помогал мне даже открыть багажник.
Четвертая передача
Часть 4
Попутчики
Осел довел Владимира Путина до монастыря и отошел в сторону. Когда часа через полтора кортеж поехал обратно, на дороге его снова ждал осел. Осел дождался, пока до него доедет машина президента России, и подошел к ней. Он на этот раз не хотел вставать в кортеж. Он хотел просто поговорить.
Президент остановился и открыл окно своей машины. Они и в самом деле перекинулись парой слов. Было хорошо слышно, как президент спросил осла:
– Ну как ты?
Бывает и такое
Эта история не даст мне успокоиться никогда.
Началось с того, что утром я отъехал от дома метров на шестьсот и у меня кончился бензин. Машина встала на узкой дороге. Тут же образовалась пробка. Ну, вы знаете, как это бывает. Чувство внезапного, всеочищающего бешенства при виде такой вставшей машины…
Ну а с кем не бывает? Я, конечно, обращал внимание на то, что бензина все меньше, и еще эта пародия на бортовой компьютер, установленная в салоне моего «Пежо», напоминала, что уровень топлива – low. Ну, и что толку? Все равно я встал в самое неподходящее время и самом неприятном месте.
Выйдя из машины, я увидел, что никого поблизости нет. Те, кто отчаянно сигналил мне из своих машин, застрелились бы, но не вышли помочь. Рядом, правда, щеточкой чистил «дворники» своего «Мерседеса» хорошо одетый господин. Волосы у него были схвачены в косичку. Это все, на что я успел обратить внимание, чтобы решить, что этот мне, конечно, тоже не помощник. Но все же крикнул ему, что у меня проблема.
Он был в эту секунду очень увлечен своим занятием. Но когда обернулся и оценил ситуацию, то тут же бросил свою щеточку на капот и побежал ко мне, не дослушав. Я даже не успел помочь ему – так он вдруг налег на «Пежо», вмиг измазавшись с ног до головы. Машина подалась и даже чуть не наехала на его «Мерседес». Я от души поблагодарил его.
Пока я, сидя в машине, звонил на работу, от которой был недалеко, и слушал, что свободных водителей нет, а канистр никогда и не было, он подошел ко мне, постучал в стекло и сам спросил, нет ли у меня канистры.
– А то бы я довез вас до ближайшей заправки. Это рядом.
Но у меня не было канистры. Тогда он открыл свой багажник и нашел там пустую пластмассовую флягу из-под незамерзающей жидкости. И очень обрадовался. Пожалуй, больше меня.
– Эта точно подойдет! Поехали.
Дорогой он извинялся, что не сможет отвезти меня обратно, потому что у него совершенно нет времени, страшно опаздывает на одну встречу. Я его убеждал, что ему нечего стыдиться, ведь он и так уже столько всего для меня сделал. Впрочем, когда мы подъехали к заправке, он сказал, что все-таки подождет меня, а то получается как-то нехорошо.
– А то как будто я вас бросил, что ли, – сказал он.
Я не смел возражать. Я видел, что это его расстроит.
Возле кассы выяснилась еще одна страшная подробность. Я забыл бумажник с деньгами. Хорошо, хоть бумажник с документами был при мне. Хотя в этой ситуации лучше бы было наоборот. Я вернулся к нему и сказал, что мы едем обратно.
– Что, не наливают по 5 литров? – с тревогой спросил он. – У них так бывает. Ну-ка, я выйду и поговорю с ними.
Я сказал, что дело не в этом. Когда он узнал, в чем же, то даже засмеялся:
– Ну, это ерунда! У меня же есть деньги! Сколько надо? Ста рублей хватит?
Хватало и пятидесяти. Мелочь у меня была. Я взял деньги, налил бензина, и мы поехали обратно. Дорогой я, чувствуя свою неизгладимую вину перед этим человеком, сказал, что голова который день забита этой чертовой войной в Ираке. А не тем, чтобы залить бензин.
– Да ладно, – успокоил он меня, – в конце концов, что нам этот Ирак? Мы там никогда не были и не будем.
Тут уж я возразил, что только что оттуда вернулся.
– А что вы там делали? – с интересом спросил он. Я признался, что я журналист.
– О, а я музыкант! – обрадовался он. – Будем знакомы.
Он сказал, что работает с певцом Алексеем Глызиным и опаздывает как раз в телецентр, к журналистам, на запись какой-то песни.
– А что, вам нравится Ирак? – с недоумением спросил он.
Я видел, что, если я скажу «да», он раскается, что посвятил мне столько своего времени. Да к тому же я бы и не сказал, что мне понравился Ирак. И я ему честно ответил, что нет, не нравится. Мне показалось, он кивнул с облегчением.
В это мгновение мы проезжали мимо моего дома, и я попросил его на минуту остановиться, чтобы я забежал и захватил денег. Я решил поделиться с ним какой-нибудь относительно крупной суммой, мне очень хотелось искренне отблагодарить его.
– Да я же опаздываю, – опять повторил он. – Господи, о чем речь-то? Какой-то полтинник…
Когда мы остановились, он сказал:
– Видите, все в порядке, стоит ваша машинка. А мою буквально с этого места, вон оттуда угнали на днях, пятерочку BMW… На минутку оставил.
На прощанье я попросил у него телефон.
– Я дам, – сказал он. – Только не для того, чтобы вы мне эти деньги вернули. А просто потрепаться – звоните!
Что в конце концов произошло? Этот человек измазался с ног до головы, потерял деньги и, главное, время. От меня он взамен не получил ничего. Вообще ничего. И не хотел получать с самого начала. Отказывался получать.
И никогда, слышите, никогда теперь не говорите мне и кому-нибудь еще про то, что за рулем автомобилей в нашем городе сидят люди без души и сердца.
Обиделся человек
Бензин закончился, когда до АЗС оставалось метров 300. Не дотянул я до посадочных огней. Я начал думать, что делать, и ничего особенного не придумал. Тут мне позвонила приятельница из Ниццы и спросила, где я.
Я с удовольствием рассказал.
– Жалко, я только через месяц в Москву возвращаюсь, – озабоченно сказала она. – А то бы я приехала к тебе, привезла бы канистру. У меня в машине есть. Я один раз в такую же ситуацию попала, так меня на бензоколонке заставили купить металлическую канистру за полторы тысячи рублей. Один раз я в нее 10 литров залила, с тех пор она у меня дома лежит на всякий случай.
Я уж не стал уточнять, почему она у нее дома лежит, если на всякий случай, а не в багажнике машины. Все равно это был беспредметный разговор, потому что она, повторяю, из Ниццы мне сочувствовала. Тут возле меня остановилась «девятка» с наглухо затонированными стеклами.
– Что случилось, брат? – спросил парень, вышедший из машины.
Я ему объяснил. В таких случаях всегда ждешь, что на лице человека, которому ты такие вещи рассказываешь, мелькнет или такая легкая полуулыбка, или просто зафиксируется чувство неглубокого удовлетворения. «Вот почему, – расскажет он на следующий день всем, кого встретит на своем жизненном пути, – я всегда заправляю машину, когда остается еще как минимум четверть бака». Мое несчастье – это оправдание его идиотизма.
Но тут ничего не отразилось на челе этого парня, грузина, судя по акценту, кроме сочувствия.
– Тут рядом мой брат живет, – сказал он. – Я тебя сейчас к нему отвезу. У него в гараже все есть. Поможем.
Я уже понял, что понятие «брат» в его устах не означает никакой родственной связи. В лучшем случае речь идет о духовном родстве. Я согласился, запер машину. Он, кстати, проверил, закрылась ли она.
– У нас, – пояснил он, – очень тяжелый район в этом смысле. Повезет, если найдем твою машину там, где оставили.
– А если не найдем? – спросил я.
– В любом случае найдем! Где-нибудь да найдем! Это же наш район.
Интересно, что я только потом подумал, что, может, не надо было с ним ехать. А так мы с ним доехали до гаражей, он вызвал брата. Вышел еще один парень, и они куда-то ушли на полчаса. Оказалось, что мириться, потому что они уже три, что ли, года не разговаривали из-за чего-то очень серьезного, и водитель «девятки» только из-за меня решил помириться, вернее, из-за этой канистры.
И он мне ее принес. И отвез на АЗС, а потом до машины. И сам залил бензин, потому что «у меня руки все равно грязные».
От денег наотрез отказался. Я ему дал 500 рублей. Когда он отказался, я добавил еще 500. Он опять отказался.
– Зря, кстати, – сказал я.
– Зря? – переспросил он. – Считаешь, надо было взять?
– Надо было.
Тогда он взял и уехал. Обиделся, поэтому и взял.
Не забуду холодную сварку
Я торопился в Калугу. Заднее колесо рвануло с такой силой, что машина, шедшая по Киевскому шоссе, прямо подпрыгнула. Я подумал, что опоздаю теперь наверняка.
Через десять минут я подумал, что не то что опоздаю, а вообще, может, не приеду в Калугу. Дело в том, что я не мог отвернуть секретный болт и поменять колесо. Секретка, с помощью которой это делается, фатально прокручивалась. У меня ни черта не получалось. Потом я по телефону у надежных людей выяснил, что секретный болт можно срубить с помощью зубила и молотка. У меня не было ни того, ни другого.
С поднятой рукой на дороге я стоял недолго. Парень в камуфляже на МАЗе хотел проехать мимо, но, увидев мой недоуменный взгляд, пожал плечами и встал как вкопанный. Он очень быстро вник в ситуацию и сказал, что у него всего пять минут, потому что его очень ждут в Толстопальцево. Он понял, что надо сделать.
– Всегда вози с собой холодную сварку, – сказал он и улыбнулся мне такой светлой улыбкой, что я понял: может, и не опоздаю в Калугу.
Так мне улыбалась моя мама, когда мне было очень плохо и жизнь казалась еще более бессмысленной, чем сейчас. Но тогда мне было семь лет.
Он выдавил из тюбика холодной сварки, похожей на обычную замазку, я размял ее, и мы намазали этим белым пластилином секретку и болт, чтобы они намертво схватились и можно было бы отвернуть этот несчастный болт.
– Я поеду, – сказал он, – а ты справишься. Я и так уже 20 минут здесь торчу.
Я кивнул. Он остался.
– Ну, минут 10 надо подождать, чтобы сварка схватилась, – сказал он. – Вот тебе, кстати, эта сварка. Незаменимая вещь. Ею автомобильные воры пользуются.
Через полчаса он проверил, схватилась ли сварка.
– Отлично, – сказал он, – давай крутить. Только осторожно.
Как только мы начали крутить секретку, вся конструкция рухнула.
Сварка не схватилась.
– Конечно, не меньше часа надо ждать. Ладно, давай по-другому попробуем.
И он принес зубило и молоток. Через пару минут металл вокруг секретного болта был изуродован.
– Сырой металл, кстати, тебе подсунули, – разочарованно сказал он. – Ладно, давай еще подумаем.
К этому времени застыли остатки холодной сварки, которые мы не выковыряли из секретки. Она стала вообще ни к чему не пригодна.
– Крутить надо, – сказал он. – Главное – не отчаиваться.
Мы крутили. Потом я попытался все-таки посадить его в МАЗ. Но он отказался уезжать. – Я не могу тебя здесь бросить, – сказал он. – Давай подумаем, чем я тебе еще могу помочь.
– Ни в коем случае! А как же Толстопальцево? – спросил я.
Он с трудом вспомнил, что это такое. Потом приехал эвакуатор, который я вызвал тайком от него еще час назад.
Он не обиделся.
Сон разума
Это было впечатляющее зрелище. «Пятерка» стояла на бензоколонке, заняв сразу четыре места, к тому же навстречу общему движению. Я просто не мог оторвать от нее глаз. Окна «пятерки» были затемнены.
Из автомобиля никто не выходил. Другие машины, увидев эту картину, мчались дальше на последних каплях бензина. Зрелище было на самом деле не из приятных. Кто знал, что внутри? Почему, например, она не могла взорваться? Время сейчас именно такое, когда только этого и не хватает. Представьте себе: BMW взрывается на бензоколонке в центре Москвы вместе, конечно, с самой бензоколонкой. И плюс весь квартал взрывается. Взрыв бензоколонки – это, судя по всему, очень страшно. Если даже думать об этом страшно; даже, так сказать, мечтать страшно. Но все-таки помечтаем: она взорвалась.
Наутро взорвались все газеты. Первые полосы посвящены только этому событию. Королевой бензоколонки кто-нибудь обязательно назовет женщину в черном, сидевшую в «пятерке». Ее никто не видел, но только потому, что и окна «пятерки» были черными. А так-то она там была, конечно. Днем будут приняты первые кадровые решения, уволят московского начальника ГИБДД. Российский начальник ГИБДД, подписавший приказ о его увольнении, подаст в отставку сам. ФСБ найдет связь между этой машиной и телом подводника Александра Пуманэ. Его самого к этому времени еще так толком и не опознают, но зато опознают его «пятерку». Выяснится, что это его третья машина. Все бросятся искать четвертую. Все согласятся, что военный на пенсии был не бедным человеком, если позволял себе держать такой автопарк, да еще и с полным боекомплектом.
Можно еще много чего предполагать, но об одном следует сказать уверенно: в результате обязательно подорожает бензин. Вот что было самым страшным.
И вот почему я не проехал мимо, увидев одиноко стоящую на АЗС «пятерку», а подошел к скучающей девушке, чье лицо белело где-то в глубине за потертым пластиковым окошечком кассы, и спросил, давно ли здесь стоит эта машина?
– Давно, – сказала она. – Полчаса уже.
– Так, может, подойти?
– Да мне как-то все равно, – вздохнула она. – А вам зачем?
– Вы серьезно?
Я понимал, что апокалиптический сценарий, который вихрем пронесся в моей голове, не смог бы задеть ее воображения. Но хотя бы дневная выручка ее интересовала же.
– Не знаю, – повторила она. – Я хотя бы отдыхаю сейчас от вас.
Я кивнул, подошел к машине и дернул за ручку водительской дверцы. За рулем сидел довольно молодой мужчина в костюме и пальто. Как и следовало ожидать, он спал. Я его разбудил. Проснувшись, он очень оживился.
– Бывает же! – воскликнул он, явно ища во мне сочувствия. – Как-то вдруг устал. Перенервничал, что ли. Мгновенно отключился! А где это мы? А, ну да! Надо, кстати, заправиться!
Он не очень уверенно расхохотался и пошел к кассе. Я терпеливо ждал его. Мне было интересно теперь только одно: как это он так встал на своей «пятерке»? Все-таки надо было очень постараться, чтобы занять сразу четыре места. – А-а! – беззаботно махнул он рукой, – я же первую неделю за рулем. А заправляюсь вообще первый раз.
Вы видите, где у нее крышка бензобака? Сразу видно: европейская машина! Умеют люди делать. Не для нас, конечно. Я был недавно в Германии…
Он подробно рассказал про это событие в его жизни. Я не прерывал его. Я даже забыл, куда опаздываю. А я ведь опаздывал, это точно. Я всегда опаздываю.
– Вы мне не поможете? – спросил он. – Не пойму, как она открывается.
И он показал на крышку бензобака. Мы заправили полный бак. Пока наливался бензин, я объяснил ему, как фиксировать «курок» на «пистолете». И еще что-то я ему объяснял. Я много говорил, он, наверное, удивился. Я говорил, что не обязательно разворачиваться, чтобы ставить «пистолет» в бензобак, и что можно без проблем дотянуть шланг с «пистолетом» до крышки, даже если она с другой стороны от колонки. Он слушал с огромным вниманием. Я видел, что он старается запомнить все, что я ему говорю. Этот человек располагался ко мне все больше и больше. Чудесный это был, без сомнения, человек.
Убивать таких надо.
Школа капитанов
Мой знакомый долго думал, что ему делать, и решил купить машину. Он купил новый «Ниссан Альмера». Ему больше ничего не оставалось. Он же хотел, чтобы у него был новый японский автомобиль. За те деньги, что у него были, он больше ничего не мог себе позволить. Но ничего меньше он тоже не хотел. В общем, вот так он выкрутился с помощью «Ниссан Альмера».
И он поехал в субботу на Кунцевский авторынок. Его там интересовала вполне конкретная вещь. Он должен был купить себе освежитель воздуха в виде короны. Все остальное у него уже было. Ему не хватало только освежителя воздуха. И он за ним поехал.
На улице Горбунова была пробка. Он-то специально поехал в субботу, потому что думал, что дорога будет пустая. А все ведь так думают, особенно те, кто едет на авторынок. Пробка двигалась очень медленно. И он ехал, пока не уперся в экскаватор. Оказывается, вся проблема была в этом экскаваторе. Экскаватор был шагающий, но очень медленно. Его все старательно объезжали. И мой товарищ, только две недели назад обманным путем получивший водительское удостоверение, тоже сделал все, чтобы его объехать. И он его объехал. Но нельзя требовать от него невозможного. Требовать от него, чтобы он еще и не заехал под шедший слева от него КамАЗ, язык ни у кого, я думаю, не повернется.
Все удивились, как глубоко он заехал под КамАЗ. Просто поразительно. Он практически весь под него ушел. Причем скорость-то была небольшая. Как он мог там поместиться, не очень понятно. Насилу его оттуда потом вытащили.
Он, конечно, долго решал возникшие у него проблемы с водителем КамАЗа. Он консультировался у него, что ему делать. Никак не пострадавший от его усилий водитель КамАЗа заявил, что претензий не имеет, посоветовал ехать, куда тот собирался, и дал ему только один дельный совет: стараться больше никогда под КамАЗ не заезжать.
Мой товарищ подумал и совету последовал. Он поехал, куда собирался, то есть все-таки за освежителем воздуха. Он мне даже звонил из магазина и советовался, не купить ли ему еще такой бумажный треугольничек с нарисованной на нем туфелькой. Я сказал, что надо брать обязательно.
– Да как-то неудобно, – с сомнением говорил он. – Ну, кто я буду после этого?
– Да ладно… – убеждал я его.
Он все-таки был не очень уверен, что надо это делать.
– Ты же меня много лет знаешь, – говорил он. – Я же не такой.
Я все-таки убедил его купить треугольничек. Оставалось еще убедить его приклеить треугольничек на заднее стекло. Но и тут я не пожалел времени. В конце концов, может, я для себя старался. Что если я его на дороге встречу?
Еще я ему посоветовал хороший автосервис там же, на Кунцевском рынке. Ему же надо было теперь машину ремонтировать. Но он сказал, что получит справку в ГАИ и отремонтирует машину как положено – по страховке.
Надо ли говорить, что, подъехав на стоянку отдела ДПС, он уткнулся носом в новенький ML 320. Рядом с ним было свободное место. Мой товарищ знал, кстати, что главное – никуда не отъезжать с места аварии, и поэтому крепко держал ногу на тормозе. Люди, которые стояли в очереди на разбор аварий сразу, конечно, пришли на стоянку. Они долго не могли успокоиться.
Когда им смеяться надоело, они ему сказали, чтобы он ногу-то с тормоза снял. А мой товарищ сидел и давил на тормоз. Он уже ни про какую справку не думал, а думал только о том, что стоит на подъеме. Он очень боялся, что как только ногу отпустит, будет еще хуже, чем сейчас.
Гаишников не было в этой ситуации, как обычно, полтора часа.
Только он разобрался с этой проблемой, как снова поехал на машине. Ему, конечно, не следовало этого делать ни в коем случае. Это уже было всем ясно. Только не ему.
На Митинской улице это случилось. Он только разогнался как следует, как увидел перед собой сразу несколько машин. Они стояли на светофоре друг за другом.
– Сколько метров-то до них было, когда ты их заметил? – расспрашивал я его.
– Пятнадцать, – быстро и четко отвечал он.
– Ты же успел? – уточнял я.
– Чего? – удивлялся он. – А, да. Не врезался.
– А сколько метров до машины осталось?
– Один метр, – так же четко ответил мой товарищ.
– И ты знаешь, я думал, что, конечно, не успею остановиться. Так втопил в пол педаль тормоза! Такой визг! Обернулся потом – за мной такие черные полосы! Это от шин, – пояснил он. – Горелым пахнет. Такой кайф! А мужик, который передо мной стоял, дал назад на метр и перестроился в другой ряд. Слабак оказался.
Счастье мое
Моему знакомому, который приехал в Запорожье из Москвы к друзьям, было как-то неспокойно. Они все сделали для того, чтобы его успокоить. На вертолете с ним полетали. Рыбы половили. Бизнесом позанимались. И все равно он маялся.
Он даже мне позвонил и спрашивал, почему так. Я ему объяснил, что это его мятежная русская душа дает о себе знать в самый неподходящий, как обычно, момент.
По-моему, он меня невнимательно слушал.
Потом он позвонил мне поздней ночью.
– Все тоскуешь? – спросил я его.
– Да нет, – сказал он. – Нормально. Только комары закусали.
Оказалось, он уже не в Запорожье. Оказалось, он в 250 км от Запорожья. Столько же ему осталось до Ялты. Они сидели вечером и прикидывали, что неплохо бы сейчас оказаться, например, в Крыму, и даже очень неплохо бы. Там бессознательные крымчане побеждают несознательных американцев, там «Крым без НАТО», а свято место пусто не бывает. И мой знакомый сказал, что можно же сесть в машину и через три часа быть в Ялте. Его друзья посчитали своим долгом усомниться в этом. Конечно, они поспорили.
Через четверть часа он уже сидел в раллийном «Порше Джумбало», который ему благородно выделил один из его временно безработных друзей, и ехал в Ялту.
Колесо он пробил ровно на середине пути. Была глубокая ночь. Он оказался один в сивашской степи.
Он открыл окно машины. Воздух оказался гуще, чем он думал, потому что состоял из комаров.
– Ну и как тебе там? Помощь идет? – спросил я его.
– Наверное. Говорят, могут вертолет прислать. Но знаешь, я никуда не спешу.
– Но ты же спор проиграл, – удивился я.
– Проиграл, – согласился он. – И комары закусали. И ночь. И бездорожье все-таки очень странное здесь. Есть уже хочется. Это, наверное, и есть мое счастье.